гребли и погрузочно-разгрузочных работ. Они там разбили лагерь. Закатное солнце светит вдоль Прорвы - сейчас проходить порог себе дороже, река в слепящих бликах. Мое дело маленькое - наковырять из трухлявого бурелома охапку дров, заодно посматривая под ноги, чтобы не наступить на гадюку в ее естественном обиталище, а я почему-то опять возле Прорвы. Притягивает она меня, что ли? Стою на краешке. Вода перед тесниной вспучена стеклянным горбом, а что творится дальше, тому нет описания в человеческом языке. Харибда местного значения ревет и плюется, как стадо бактрианов. От пенного котла, где завтра поутру забарахтается "рафт", невозможно оторвать глаз. Не дай бог вылететь за борт - тут и конец, несмотря на спасжилет. В нем, кстати, даже хуже: ушедший камнем на дно будет, пожалуй, вышвырнут из котла придонными струями и, если не расшибется о камни, имеет призрачный шанс спастись. Если же имеешь плавучесть, то как влетишь в котел, так в нем и останешься, пока не истреплются в мочало лямки спасжилета. Чистая смерть. Хочется шагнуть, ощутить кожей... Боль... Отскакиваю, в ужасе ловя ртом дрожащую водяную пыль. Сердце нестерпимо колотится. Стоило мне сделать полшага вперед, и... нетрудно представить это "и". Что со мной, господи?! Ощупываю себя. Придется надавать себе по щекам, чтобы не юлить, а честно признаться: я _хотел_ сделать эти полшага! И не только хотел, но и сделал бы, не шарахни меня "демоний" вовремя по мозгам! Бежать отсюда! Что есть духу. Пусть мои попрыгунчики вышучивают меня как хотят, но завтра я пойду берегом и возле Прорвы сделаю здоровенный крюк. Иначе мне опять захочется... Да что со мною такое творится, а? Нервы - никуда. Опять укол в затылке - серьезный... Почему? С каждым моим шагом раскаленная игла погружается глубже. Что случилось в лагере, пока я болтался по тайге и любовался Прорвой? Боль исчезает, а значит, догадка верна. Пригнувшись, кустами к самому берегу и, раздвинув кусты... Вот оно что. Вертолет. Стоит на поплавках под самым берегом, заякоренный за лиственничную корягу. Прорва заглушила рев двигателя при подлете и посадке - она и не то заглушит, если торчать поблизости. Цветовой код, кажется, инспекции рыбнадзора. Очень может быть, что это и вправду всего лишь рыбнадзор... Кой дьявол, мне-то что! Невозможно предположить, будто у всех, кто имеет отношение к любой из четырех Служб, по сию пору нет подробнейшей ориентировки на Малахова Эм Эн. Не говоря уже о нацбезе, МВД и малопонятных структурах, подчиняющихся только Кардиналу. Нет, за мной охотятся всерьез. Облава. В воде становится тесно от блесен... Лежу в кустах, подставив себя клещам, наблюдаю за попыткой одной такой блесны меня зацепить. На берегу то мирно беседуют, то начинают махать руками, и как раз в ту сторону, куда я ушел... Ага. Мною уже интересуются. Откуда я взялся, как выгляжу, не напоминаю ли вот этого типа на фото... Умел бы я водить вертолет - угнал бы. Ей-богу. Главное у меня в рюкзачке: одежда, мозгокрут, кое-какие мелочи. Скверно, что нет палатки. Совсем скверно, что остатков репеллента хватит от силы на два дня. Да что репеллент - еды нет ни крошки! А надо уходить, и быстро. Через полчаса они забеспокоятся, через час прочешут местность своими силами, а через два в тайге станет людно. И собачно. Ну, где есть какая-никакая вода, там уйти от собак не проблема. Даже от барражирующего над тайгой "шавкиного носа", пока он в тебя не вцепился, при большом желании можно уйти, если знать как. Куда иду, еще не знаю, но, пока есть время, надо успеть уйти подальше. В штольни нельзя - мышеловка. Топография лабиринта мне неизвестна, а они разыщут документацию в два счета, даже если она сдана в архив тридцать лет назад и там утеряна. Кардинал своего добьется. Загонят меня в нору без выхода и возьмут тепленьким, ополоумевшим, кричащим от адской бо... x x x К. (лично, конфиденциально) Докладная записка (фрагмент) Павел Фомич! Не по поручению наблюдательного совета, но от себя лично повторно прошу Вас обратить внимание на судьбу кандидата Малахова М.Н. Не считая возможным позволить себе хотя бы тень сомнения относительно того, что Ваше решение допустить указанного кандидата к продолжению специального образования в рамках базисной программы вопреки решению наблюдательного совета имеет под собой чрезвычайно веские основания, я вынужден заявить, что таковые основания наблюдательному совету неизвестны. Тем более было бы желательно ознакомиться с ними. Решением наблюдательного совета от 24.06.2020 кандидат Малахов М.Н. был выпущен из Школы по группе "Б" как не набравший 2/3 голосов членов квалификационной комиссии. По совокупности данных, известных нам о кандидате Малахове М.Н., не раз высказывались серьезные сомнения относительно целесообразности его использования в любой из Служб, в особенности в качестве функционера. Мало того, резкая полярность оценок данного кандидата специалистами прямо указывает на его непригодность вследствие непрозрачности личности. Считаю своим долгом напомнить Вам о чрезвычайной опасности субъективного подхода к селекции кандидатов. Павел Фомич, я не могу молчать... Секретарь НС Школы, В.С. Культя 11.07.2020 1 - Откройте, нам надо поговорить. Ответа опять не последовало. Я стоял на лестничной площадке уже минут пять, время от времени произнося сакраментальную фразу из мыльной оперы, и уговаривал себя не злиться. Очень уговаривал. Звонок свистел жаворонком. Всякого другого человека, кроме того, что стоял по ту сторону двери, давно бы вывели из себя безостановочные рулады, а этому хоть бы хны. Палец, до упора вдавивший кнопку звонка, начал неметь. - Откройте. За дверью точно кто-то был. Если бы он даже не заглянул дважды в глазок, я бы не усомнился - не так уж трудно ощутить присутствие человека в метре от себя. Труднее не ощутить. С третьего этажа спускалась тетка с тощим хозяйственным баулом, в модной нелепой шапочке а-ля хан Кончак над краснолицым блином. Этого я не учел. Не шапочки, а того, что квартира Кручковича окажется в четырехэтажке без лифта. Памятник исторической застройки, что поделаешь. Тола на него пожалели. Непривередлив в жилье этот Эраст Христофорович, ничего не скажешь. Тетка с настороженным любопытством обшарила меня взглядом. - И чего звонить зазря? Нету человека дома, не видишь разве? Нет, звонит... Оторвав палец от кнопки, я улыбнулся как можно обаятельнее. - Да дома Растик, это точно. Спит, должно быть. Мы с ним вчера... - И я выразительно щелкнул по горлу. - А-а, - сказала она. - Ну звони, звони. Дождавшись, когда внизу хлопнет дверь, я побарабанил костяшками пальцев. - Может, все-таки откроете, Эраст Христофорович? У меня к вам дело. Теперь я услышал дыхание - тип, что стоял за дверью, даже не очень старался вести себя тихо. - Мне очень жаль, но если вы не откроете, я буду вынужден выбить дверь. - Я не был уверен, что у меня это получится. Пауза - и первый приглушенный ответ: - Попробуйте... Наконец-то. - Может, лучше добром, Эраст Христофорович? Я не отниму у вас много времени. - Что вы знаете о добре такого, чего не знаю я? Вы кто? Я распахнул куртку и показал "пайцзу". Несколько секунд длилось молчание - он смотрел в глазок. - Мне с вами не о чем разговаривать. - Сказано было ровно, но мне почудилось, что он едва заметно подчеркнул "с вами". - А я думаю, мы с вами найдем общую тему. Не так ли? Зачем вам шум, гам и выломанная дверь? Вы ведь не мальчик, понимаете, что разговор все равно состоится, а вот где и как - зависит только от вас. Отоприте по-хорошему, и к вам войду только я... - Вы не один? Я ухмыльнулся так, чтобы сквозь стекляшку глазка он мог видеть мою ухмылку в наиболее выгодном ракурсе. - Разве функционер бывает когда-нибудь один? Я нагло врал. Час назад, чтобы оторваться от охраны, мне пришлось применить совершенно новый трюк, специально сберегаемый на черный день. Так хотел "демоний", а охрана тоже умеет учиться. Тяжелое дыхание за дверью. - Все равно. Я буду стрелять. Ого. Он смотрел в глазок. Я остался на месте, решив не суетиться - "демоний" предупредит, когда станет по-настоящему опасно. - Не будьте ребенком, Эраст Христофорович, зачем тревожить соседей и полицию? Кстати, включите переговорник, я вас плохо слышу. - Зато я вас хорошо. - Напрасно вы так. Я не причиню вам вреда, обещаю вам. За дверью послышались странные звуки - как будто ухала лесная сова. Я понял: Кручкович смеялся. Резко, с оттяжкой щелкнули дверные запоры. - Входите. Он был мал и плотен, с ежиком седеющих волос, низким лбом и далеко выступающими надбровными дугами, заросшими кустистыми бровями. Типичный неандерталоид, связующее звено. Что скажут антропологи, уверяющие, что кроманьонцы не брачились с неандертальцами, а питались ими по праздникам? Я захлопнул за собой дверь, демонстративно показывая: я один, слово держу. Куртку снимать не стал. - Вон там ручка. Поверните. Я повернул. Лязгнуло, толстые стальные полосы вошли в пазы. Да, выбить такую дверь плечом с разбега не удалось бы и слону. - Можно пройти в комнату? - Можно. - Тогда позвольте. Вы загораживаете проход. Он потоптался в недоумении, как бы пытаясь понять, что тут вообще происходит, и косолапо вышел из прихожей. Что-то в нем было любопытное, и я терялся в догадках, что бы это могло быть, пока - уже в комнате - не рассмотрел его внимательно. Он был _отмеченный_. Сомнений быть не могло. Третья стадия. Последняя. К такому повороту я не был готов. - Вы не удивлены, что к вам пришел функционер? - спросил я, чтобы как-то начать. - Не удивлен. О чем вы хотите со мной говорить? - О Филине. Матвее Вениаминовиче. - Ах, о Моте? В первый раз слышу. - Простите? - Не знаю никакого Матвея, говорю вам. Я вздохнул. - Во-первых, можно сесть? Спасибо. - Я сел, не дожидаясь приглашения. - А во-вторых, зачем вы пытаетесь упорствовать? Установлено, что вы имели с Филиным регулярные контакты в течение длительного времени. Может быть, вам это безразлично, Эраст Христофорович, зато далеко не безразлично мне. Он молчал. Стоял, ссутулившись, и смотрел в никуда. Отсвечивала белая склера над радужкой глаз. - Да вы присядьте, в ногах правды нет. Если у вас какие-то проблемы, я помогу вам, обещаю. Само собой, при условии, что вы поможете мне. Правую руку он держал в кармане, и чувствовалось, что там не просто кукиш. Не нравилось мне это. - Выпить хотите? - спросил он. Бутылка водки была весьма початая. И никаких признаков закуски, вообще ничего постороннего не было на этом столе по правую руку от меня, кроме глубоко въевшихся в полировку следов от стакана. - Нет, не хочу. - Я уже тоже. - Он все-таки сел. - Что ж, рано или поздно... А лучше бы никогда. Право слово, лучше. Вы откуда - из Духовного здоровья? - Из Санитарной службы. - Один черт. - Но тон его несколько изменился. Как видно, сильно его допекла СДЗН. - Все вы из одного инкубатора. Дети малые в "живом уголке", один ежика принесет, другой птенчика - живите, мол, зверюшки... А если зверюшки не хотят? Птенчик подбитый, чахленький, из естественного отхода, а ему червяка силой в клюв пихают - кушай, пушистик, не огорчай деточек... Кручкович помотал головой и опять надолго замолчал. Мои надежды на то, что мне удастся разговорить его, таяли. - Когда вы в последний раз видели Филина? - Вчера. - Не мелите чепухи. - Каков вопрос, таков ответ. Я сосчитал про себя до десяти. - Напрасно вы не желаете сотрудничать, Эраст Христофорович. Только зря теряем время, а времени у меня мало. Бели вы думаете, что вас оставят в покое, то очень сильно заблуждаетесь. Я хочу вам помочь. Никто, кроме вас, не будет виноват, если мне придется сейчас уйти. - Что ж, уходите. _Вы_ хотите мне помочь?! _Вы?!!_ - Он снова заухал. - Глупо. Мне ничто не поможет. - Почему? - Поздно. И не хочу. Можно было не сомневаться, что он вполне адекватно оценивает свое состояние. Одной ногой он был уже _там_. По ту сторону. - Пить точно не будете? - спросил он. - Тогда я вылью. Вместо ответа я налил себе полный стакан с мениском и ухитрился донести его до рта не расплескав. Водка была плебейская, с резким вкусом - как раз то, что мне сейчас было нужно. Можно и без закуски, с одного стакана не развезет. - А вы храбрый, - заметил он. - Нервы в порядке, как будто и не функционер. Странно, что о совести еще не заговорили, проникновенным таким голосом, из чрева... Только зря вы старались, никакого разговора у нас с вами не будет. - Какие дела у вас были с Филиным? - спросил я. - Не знаю ни филина, ни сыча. Уходите. Уйти действительно хотелось страшно - пусть сюда придут люди Штейна и займутся тем, что они лучше всего умеют. Команда взломщиков человеческих душ. А я рвану в Коломну. Никто не обещал, что сын придет в сознание раньше чем через несколько дней, но я хоть посмотрю на него, постою на пороге палаты... Затылок кольнуло: сиди, не рыпайся. А кроме того, Кручкович мог покончить с собой до появления опергруппы. - Постарайтесь меня понять, прошу вас. Кстати, меня интересуют не столько ваши воспоминания о работе с Филиным, сколько задокументированные материалы. Может быть, у вас что-то отыщется, Эраст Христофорович? Если поискать? Внезапный рев показал, что я попал в точку. Такая удача мне даже не снилась. - Убирайся вон, подонок! Застрелю. Пистолет оказался неуклюжим "ТТ" - излюбленное оружие комсостава в середине прошлого века и бандитов - в конце его. Я такие штуки только в музее видел, в одном зале с седельными пистолетами. Теперешние мокрушники предпочитают бронебойную "гюрзу" или новомодный "тарантул". - У вас и патроны к нему имеются? - спросил я. - Не беспокойся. Вынь руки из карманов. Медленно. Пришлось чуть помешкать, изобразив, будто рука зацепилась за подкладку, - поисковая головка мозгокрута не сразу взяла моего собеседника. Режим воздействия я настроил заранее. - Положите пистолет на пол, - сказал я. Он положил. - Подтолкните его ногой ко мне. Он повиновался, словно заводной болванчик. Оружие оказалось в приличном состоянии. Тусклая табличка на рукоятке гласила: "Батальонному комиссару В.В. Кручковичу от командования. 1941 г". Трижды передернул затвор - два желтых бочоночка покатились по давно не чищенному ковру. В третий раз затвор щелкнул вхолостую. Не пугал, отметил я с мрачным удовлетворением. Будь патрон последним - другое дело. Последний он хотел оставить для себя, или я уже совсем ничего не понимаю, зато предпоследним запросто - нечего терять! - мог уложить любителя соваться в чужие дела. В чужие?.. Ну-ну. - Где комп? Он молчал, как "болван" для битья в камере психоразгрузки. Хорошо еще, что дышал. Неслышно обругав себя кретином, я изменил режим с полного подавления на частичное. - Где комп? Говорить он все еще не мог - после шоковой дозы редко кому удается это сразу. Показал глазами. Дрожали бескровные губы. Комп карманного формата отыскался в шкафу между книгами. Самый обыкновенный ширпотребовский комп для невзыскательных пользователей. Наверное, у меня здорово горели глаза, когда я раскрыл его и включил. Мозгокрут аккуратненько лежал на стуле, где я только что сидел, и я старался держаться подальше от прямой линии между ним и Кручковичем, чтобы не произошло перехвата объекта. Такие казусы иногда случаются. Пусто. Ничего, кроме операционной системы и довольно убогого набора оболочек. Не страшно. Нашелся подсолнух - найдутся и семечки. - Где остальное? Он по-прежнему молчал. Я осторожно уменьшил интенсивность до минимальной. - Теперь вы можете говорить? - Могу, - сказал он деревянно. - Да. Говорить. - Где то, что вы от меня прячете? Он молчал. Я знал, что с ним происходит: мучительная, отчаянно безнадежная борьба человека, неумолимо затягиваемого в зыбучий песок. Отменно ясное сознание и понимание невозможности изменить хоть что-то. Наверное, нечто похожее должны чувствовать летаргически спящие, слыша, как безутешные родственники заказывают похоронной конторе кремацию мертвого, по их мнению, тела... Под мозгокрутом некоторые седеют в пять минут. Но он виноват сам, подумал я с ожесточением. Он, а не я. Это я выполняю свой долг, а он просто трус. Подонок. Дерьмо. Отрыжка человечества. И подумать только, я, именно я, лично, занимаюсь разговорами с этой подлой, выжившей из ума мокрицей, вместо того чтобы быть сейчас с моим сыном!.. Не сдержи я себя - и его зубы врачам пришлось бы выковыривать из гланд. Все-таки было немного не по себе... - Зря вы не согласились помочь мне добровольно, а ведь я вас предупреждал... Простите, мне некогда делать у вас обыск. - Я выразительно указал на мозгокрут. - Это мультирежимный прибор, видели такие? Ну не видели, так слышали. Если я снова включу полное подавление, минуты через полторы вы умрете от спонтанной остановки сердца. Не страшно вам умирать по чужой воле, не по своей? Он молчал. Я и не собирался выполнять свою угрозу - просто увеличил интенсивность воздействия на одно деление. Теперь он был готов отвечать, но опять утратил дар речи. - Вон там? Оторвать плинтус руками мне не удалось, пришлось поискать инструмент. Гвоздодер сделал дело в минуту. Разгибаясь и сдувая с находки пыль, я подумал, что Кручкович не был так уж неосторожен, храня дискетку дома. Понимал, сколь малы шансы попасть под качественное следствие после самоубийства. На общем фоне. А может быть, рассчитывал уничтожить запись позднее. Не успел... А возможно - не захотел. Хорошо, что психика самоубийц устроена иррационально! Дискеточка-монетка при ближайшем рассмотрении оказалась занятная - с явно и грубо сцарапанным "ахтунгом". Разрушающаяся при попытке копирования спецдискета! Наверняка из хозяйства Филина, больше неоткуда... Я жадно затолкнул ее в дисковод. В затылке внятно укололо. - Ах ты!.. Кручкович полз. Черт знает, как это ему удавалось, но он полз к мозгокруту - медленнее, чем ленивец, мучительно оскалившись - десны на виду, - со страшным трудом отвоевывая каждый сантиметр. Он был похож на погибающего в пустыне, стремящегося на грани потери разума во что бы то ни стало выбраться к людям, забывшего все, кроме одного-единственного: ползти, ползти, ползти... Я даже не ударил его - настолько был поражен. Сильный враг. Обыкновенно даже минимального воздействия мозгокрута в режиме подавления воли хватает, чтобы объект не посмел и моргнуть без приказа. Все-таки люди очень различны. Как любил говорить один мой знакомый патологоанатом с призванием инженера, человеческий организм являет собой классический пример не доведенной до ума конструкции, впопыхах пущенной в серию на кое-как отлаженном конвейере. Разброс по параметрам прочности колоссальный. Одному для остановки сердца достаточно резкого чиха над ухом - другого пуля в висок всего лишь укладывает на больничную койку сроком месяца на два. Но никогда еще я не видел человека, пытающегося по собственной воле ползти даже при минимальной интенсивности подавления. Этот - полз... Пришлось слегка форсировать режим. - Встать. Кругом. Шагом - арш! Стоп. Сесть. Он выполнил требуемое. Я выждал секунд двадцать и вновь перевел прибор на минимум. Второй попытки неповиновения можно было не опасаться, ни у какого супермена на такое пороху не хватит. И в этот момент на меня нашло затмение: я решил не умыкать дискетку у Кручковича, а переписать ее содержимое, осознав свою ошибку мгновением после того, как, дрожа от понятного возбуждения, выбрал соответствующую команду... Вот примерно так и случаются мировые катастрофы - иногда оттого только, что какому-то идиоту взбрело на ум шевельнуть не вовремя пальцем. Самым удивительным было то, что, услышав шипение потревоженной гадюки, я не кинулся ничком на пол, как подсказывали мне здоровые инстинкты. Я ударил по кнопке, вышвырнув дискетку из дисковода, и лишь тогда упал, группируясь в прыжке, когда в этом уже не было никакой необходимости. Подлый "демоний" не подсказал вообще ничего. Подобрав дискетку, я понял причину и перевел дух. Верил бы в чудеса - дал бы себе зарок поставить свечку. Дискетка была горячей на ощупь - я заплясал, дуя на пальцы, - но быстро остывала, меняя цвет; можно было только поражаться тому, как мне повезло. Дискеточке этой было сто лет в обед, явно изделие первых выпусков, иначе не скисла бы от времени. Тесно и шумно стало бы в комнате. Визжали бы рикошетирующие осколки, меняя тональность визга по мере превращения их в облачка пыли... Кручкович сидел смирно, хотя мне показалось, что на его лице мелькнуло сначала злорадство, а затем горькое разочарование. Но мало ли что может показаться в такую минуту! Того, чего я опасался, не произошло - остывшая дискетка оказалась работоспособной. Экран высветил куцый список файлов, явно взаимозавязанных. Запустить?.. Нет, после. - Как этим пользоваться? - спросил я. - Смотреть. Играть. Вот как. Игрушка. - Как часто? - Один раз в месяц по пять-семь минут. - Это и есть лекарство? - решил я уточнить на всякий случай. - Лекарство. Да. - Принцип действия? - Мерцание. Резонансная последовательность на основе тэта-ритма. Ноу-хау. - Ловушки для чрезмерно любопытных есть? - Нет. - Это ваше средство в самом деле дает какой-то полезный эффект? - Да. Я прошелся по комнате, обдумывая. - Почему вы скрывали это? Он молчал. Я повторил вопрос, но и тогда не услышал ответа. Кручкович страшно мучился, лицо его дергалось гримасами, струйка слюны стекала из угла рта - он пытался сказать мне что-то и не мог. Я и забыл, что человек, находящийся под подавлением, способен только на самые простые ответы. - Филин участвовал в вашем заговоре молчания? - Да. - Почему он покончил с собой? Молчание. Новая серия гримас. Черт с ним, с Филиным. Покончил с собой - и покончил. В сущности, сапожник всегда без сапог. Вот и Кручкович тоже - отмеченный. Поделом. - Счастливо оставаться, - пожелал ему я. - К сожалению, я обещал вам помочь, и мне придется сдержать слово. Своим бездействием вы совершили преступление против человечества и, следовательно, попадаете под статью Уголовного уложения. Но я избавлю вас от знакомства с Трибуналом по делам государственной важности. Вы умрете сами. Тихо. Он казался маленьким и жалким, как перебитая мышеловкой мышь. Я положил дискетку в карман. - Копию я вам не оставлю, уж не взыщите. Да вам она и не нужна, коли вы решились. Пистолет, простите, тоже не отдам - я не уверен, что вы не выстрелите мне в спину. Лечить вас принудительно мы не имеем права. Сказать по правде, у меня нет никакого желания спасать такого подлеца, как вы. Как врач врачу дам совет: когда приспичит, лучше всего используйте веревку, узел сделайте побольше и поместите под ухом. Перелом шейных позвонков - это безболезненный уход, гарантирую. Еще могу посоветовать предварительно зайти в туалет, если вас интересует эстетика. Видите ли, при повешении кишечник и мочевой пузырь, как правило, опорожняются... - Он не отвечал, и я, забрав мозгокрут, направился к двери. - Всего хорошего пожелать вам не могу и не хочу. Прощайте. У бордюра набережной я остановился и, размахнувшись, запустил пистолет на самую середину. В феврале в черте города река никогда не замерзает. Черная вода тяжело всколыхнулась. Затылок не болел. Только на полпути к дому я вспомнил, что совет, данный объекту, находящемуся под подавлением, после снятия воздействия обычно воспринимается объектом как приказ. Но это уже не имело никакого значения. 2 Сегодня его, как никогда, тянуло поехать домой, сдав дискетку Воронину или Штейну, - нате, мол, разбирайтесь, я свое дело сделал, вынул из шляпы белого кролика, утер носы почитай всей Конторе - полдня сопли с пальцев счищать... Малахов остался. Чуть заметно кольнуло - и этого хватило, вот только вид дивана, на котором он спал последние шесть ночей, исключая вчерашнюю, заставил его пробормотать краткое ругательство. Ничего, потерпим... Вывез савраска, с несколько отстраненным злорадством подумал он, падая в рабочее кресло. Поднатужился битюг, изогнул в муке шею, напружинил готовые лопнуть жилы, налил глаза кровью, как бычара, раскачал, стронул, повез... И вывез. Пусть не сам и не по девственной глине, пусть по костям Филина и Кручковича, но вывез же! Дело сделано, и плевать на издержки. И не такие издержки бывают. Вот шуруп снова сидит в башке - это плохо. В чем дело? Приоритет?.. Не нуждаюсь. Обойдусь как-нибудь без приоритета, никогда я всерьез не мечтал стать спасителем человечества, пусть благодарные потомки ставят монументы Филину и Кручковичу, я еще этому посодействую... Мелочь. Главное, если только эти два гаврика не облажались, "Надежда" сделала решительный рывок к финишу, осталась в общем-то рутина, а справляться с рутиной мы умеем. Ай да Малахов!.. Радости от хорошо сделанного дела почему-то не было никакой. Мелькнула только мысль о том, что Кручкович, какой бы скотиной он ни был, пожалуй, может еще пригодиться, и было бы естественно сдать его Штейну прямо сейчас, не дожидаясь, пока он наложит на себя руки... Шуруп в мозгу опять провернулся на пол-оборота, и Малахов выругался вслух. Вот что занятно: доведет ли когда-нибудь ЧПП до болевого шока? То-то был бы правильный во всех отношениях путь! Ладно, что снова не так? Помалкивать? Штейну - ни полслова? И вообще никому?.. Так я и думал. Малахов скрипнул зубами. Подтверждая догадку, ушла боль. Он еще раз просмотрел дискетку и, подумав, запустил проверку на наличие стертых файлов. Таковых оказалось всего два, оба текстовые, и Малахов, теряя терпение, потратив впятеро больше времени, чем потребовалось бы мало-мальски грамотному специалисту, восстановил оба. Филин даже не позаботился уничтожить их как следует. Начав читать без особого интереса, Малахов очень скоро поймал себя на том, что сидит с раскрытым ртом и не верит собственным глазам. Такого он никак не мог ожидать. Первый текст, по-видимому, вообще не имел отношения к "Надежде". Это был подробно расписанный проект программы глобального генетического контроля населения страны и одновременно своего рода евгенический план. Предлагалось ввести всеобщее тестирование генокода новорожденных, повторное тестирование по достижении возраста, условно принимаемого за момент наступления половой зрелости, непременное выявление дефектных генов у вступающих в брак и выдача документа на право произвести на свет определенное количество детей - от "без ограничений" до категорического запрета. Прогноз на улучшение генофонда страны спустя три-четыре поколения был более чем благоприятным. Особое внимание уделялось тщательности контроля и правовым вопросам, в частности разработке системы наказаний, для чего предлагалось ввести соответствующие статьи (примерные тексты прилагались) в Уголовное уложение. Логично было предположить, что проект в своей исполнительной части некогда попал к Филину на анализ реализуемости вообще и возможных социальных последствий в частности. Какими методами анализа пользовался математик, к каким выводам он пришел и какие дал рекомендации, осталось неизвестным. Ну и ну, подумал Малахов в восхищении. Ай да Нетленный! Проект, естественно, несвоевременный, раньше чем через полвека о нем и думать нечего, но - черт возьми, масштабно... Любопытные, оказывается, дела делаются в СДЗН. Вот тебе и Ибикус юродствующий, вот тебе и Мощи!.. Второй текст удалось восстановить лишь частично. Зато его автором, без сомнения, был сам Филин, и являлся этот документ, по сути, отчетом или, вернее, черновиком отчета Филина руководству СДЗН, датированным июнем прошлого года. Файл почему-то назывался kiss.me - "поцелуй меня", в чем Малахов усмотрел некий смысл. Сколько можно было судить о юморе людей, оказавшихся в положении Филина и Кручковича, имя файла вполне могло подразумевать "лейкен зи мир арш" или что-нибудь в этом роде. Малахов прочел документ дважды и трижды - пока не заболели глаза. Тогда он встал, прошелся по кабинету, напрягая и расслабляя отсиженные ягодицы, шуганул с подоконника голубя, не поленившегося залететь на восьмой этаж, и без всякого удовольствия подумал о том, что, возможно, бог дал человеку разум не в целях эксперимента, а ради мести. Чем-то приматы ему не угодили. Ничтоже сумняшеся Филин постулировал существование единого психополя человечества, некоей сверхауры как проекции более глобального информационно-эмоционального поля. Принцип генерации поля его не беспокоил: поле есть поле, внечувствительная данность, и точка. Отстаньте, мол, от меня с физикой процесса, занимайтесь ею сами, коли вас со страшной силой донимает научный зуд, а я пас, и прошу на меня не ссылаться - такой примерно вывод сам собой напрашивался из вступления к отчету Филина. Сам же он ссылался на ряд малозаметных статей (некоторые - прошлого века), посвященных этой еретической теме, притом решительно никак их не комментируя. Его вовсе не интересовало, _как_ происходит явление, тем более его не интересовало, _почему_ оно происходит - в сущности, весь его научный интерес к явлению ограничивался описательной частью и некоторыми приложениями. Что Филин внес от себя, так это понятие критической численности вида. Ниже критической численности, писал он, существование общего для вида поля невозможно доказать, его как бы не существует вообще, как не существует психической деятельности вируса, например. Первые сдвиги, писал он, наступают, по-видимому, при достижении видом численности порядка нескольких процентов от критической величины, и проявляться они могут по-разному, в частности, в виде паранормальных явлений, спонтанно проявляющихся в непредсказуемое время в непредсказуемом месте и спонтанно же исчезающих, как-то: аномальное поведение отдельных особей и целых групп, необъяснимые миграции популяций, случаи ясновидения и точного предсказания будущего, а также временного группового помешательства (у человека), групповые галлюцинации (у него же; в качестве примеров приводились наблюдения НЛО), нечастые случаи группового - но не массового и тем более не тотального - суицида (у высших животных) и так далее, и тому подобное. Единое поле вида, писал Филин, здесь уже существует и проявляется, однако о каком-либо прогнозировании и тем более об управлении полем не может быть и речи. По сути, взаимодействие вида с собственным полем на данном этапе можно сравнить с нервной деятельностью амебы - поле уже как-то _ведет_ себя, но проявляется это чаще всего через разнообразные флюктуации, внешне выглядящие абсолютно случайными. На этом этапе ни о какой угрозе виду со стороны им же созданного поля говорить не приходится. Наконец, при достижении процветающим видом критической численности, утверждал Филин, картина меняется резко, скачком. И вот тут-то, скромно сообщал он, виду предстоит пережить очень непростые времена. Адаптивное поведение особей, уже целиком определяемое полем, резко меняется, и изменение это лишь случайно может оказаться благоприятным для вида; на случайности же, как известно, лучше не рассчитывать. В худшем случае вид погибнет от адаптивной катастрофы, и кто знает, не было ли обусловлено вымирание некоторых видов именно этим обстоятельством, а вовсе не вульгарным поражением в борьбе за пищу. Во всяком случае, кладбища ящеров мелового периода наводят на определенные мысли... Любопытно, думал Малахов, в четвертый раз читая документ, попал ли этот отчетец к адресату? Скорее всего нет, а жаль. Он фыркнул от удовольствия, представив себе выражение лица Нетленных Мощей, получившего вместо толкового анализа сомнительную байку о меловых динозаврах. Ей-ей, стоило бы посмотреть! К счастью, писал Филин (и "к счастью" было выделено цветом и написано с тремя восклицательными знаками в скобочках), в большинстве случаев, по-видимому, срабатывает специфический механизм сохранения вида, проявляющийся в самоуничтожении той или иной части особей, как то явно наблюдается, например, у леммингов, пускающихся в свои безнадежные марши задолго до иссякания пищевых ресурсов данной территории... Ай да Филин, отметил Малахов с завистью. Ведь и я о том же думал, и как думал - мозги трещали!.. Думал-то я, а объяснил - он. Хорошо, пусть не объяснил, пусть всего только предложил новую гипотезу, но поди ее опровергни! Дудки. Что толку трещать мозгами, коли трещишь впустую: рабочие наброски - в лапшерезку, пар - в свисток... Вспышка зависти прошла, и он дочитал документ уже спокойно. Критическая численность, утверждал Филин, не есть величина постоянная для каждого вида - она зависит от целого комплекса причин, или факторов, и чем вид сложнее организован, тем больше факторов в комплексе и тем сложнее и тоньше их взаимодействие, тем непредсказуемее последствия привнесения любого, самого незначительного, на первый взгляд, нового фактора - от взаимоподавления до кумулятивных эффектов. Высчитать критическую численность такого сложно организованного вида, как Homo Sapiens, писал Филин, в настоящий момент представляется категорически невозможным; эмпирически же (при настоящем положении дел в мире) мы должны принять критическую численность человечества равной нынешней, то есть порядка двенадцати миллиардов единиц... Как это ни фантастично звучит, можно предположить, что единое информационно-эмоциональное поле, или аура, есть первый робкий шаг на пути превращения человечества в единый суперорганизм, еще не обладающий сознанием и тем более разумом (если это вообще возможно, то произойдет естественным путем не раньше, чем через миллионы лет), но уже способный воспринимать действия раздражителей и отвечать на них приспособительными реакциями, чисто рефлекторно. Можно сказать, писал далее Филин, что суперорганизм-человечество не так далеко ушел от уже упомянутой амебы, как хотелось бы, - но важно то, что он уже _ведет_ себя, он уже _живой_... На этом восстановленный фрагмент обрывался. Дальше шли несколько абзацев сущей бессмыслицы, восстановленных условно, и запущенный Малаховым логический анализ выдал на-гора пятнадцать вариантов их прочтения, противоречащих один другому, так что, пожалуй, рассматривать эти абзацы не имело большого смысла. Он снова вскочил, забегал по кабинету. Звякнул вызов "шухера" - Малахов не обратил на него внимания. То, что писал Филин, скверно адаптируя формальный язык науки к восприятию Нетленными Мощами, начало понемногу откладываться в голове. Возмущенная аура человечества, бурлящее информационно-эмоциональное поле... Единое психополе человечества, регулирующее самое себя. И - заодно уж - численность человечества... Возможно, и у жалких леммингов существует подобное поле. Почему бы ему не существовать? Перегрузка недопустима. Вид должен жить. Не особи и даже не популяция. Вид целиком. Где коренится механизм процесса - вопрос не сиюминутный, на дальнюю перспективу. Геном человека изучен вдоль и поперек, но ближе ли мы стали к пониманию явления под названием "человек"? Не смешите меня. Как насчет "пассивной" части генома, вроде бы не несущей никакой информации, но отчего-то вчетверо большей, чем "активная"? Кто-нибудь когда-нибудь ею всерьез занимался? Сомнительно... Значит, принимаем гипотезу как рабочую? Многострадальный издерганный затылок молчал - "демоний" не пожелал воткнуть иглу. Мало того - опять, второй раз в жизни! - что-то похожее на теплую ладонь коснулось головы - и краткое, в чем-то схожее с оргазмом ощущение блаженства... Ясно. Гипотеза могла быть сугубо неверна. Но если даже это было так, все равно выводы, следующие из нее, неизбежно и неудержимо оформляющиеся в поручения, распоряжения, приказы, во все то, что, подобно цепной реакции, приводит в движение сначала сотни, тысячи, затем и миллионы людей, а потом почему-то называется государственной политикой, - эти выводы все же могли оказаться спасительными! Несмотря на возможную ошибочность исходных постулатов. Несмотря на управленческий бардак. Несмотря ни на что. Так бывает. "Демонию" наплевать на человечество - он заботится лишь о хозяине. Функционер, чтобы выжить, должен не щадить себя в служении людям. В этом странном мире все взаимосвязано. Благо функционера есть общее благо, и никуда ты от этого не денешься, хоть тресни. А кто, собственно, возражает? Снова вякнул "шухер". Малахов, выругавшись, дал связь. Звонил Гузь. - Михаил Николаевич, опять "Периферия". Кажется, у них еще один воздушный нарушитель из чумного района... - Ну и что? Они не знают, что надо делать? Гузь помялся. - Простите, Михаил Николаевич, дело вот в чем... Там ведь могут быть беженцы. Я бы хотел уточнить: какие будут распоряжения? Малахов неслышно выматерился. На мгновение перед глазами встало лицо полковника... как его... Юрченко, кажется. - Без меня и в ерунде не можете? - спросил он желчно. - Ну вот что: нарушителя посадить и сжечь. Проследите. Нет там беженцев. А если есть, то я за это отвечу, а не вы. Понятно?.. Игрушка на дискетке оказалась до тошноты простой - обыкновенная головоломка для тех, кому голова не дорога, причем головоломка тупая. Нужно было сложить из фигурных деталей заданную конструкцию, в то время как лениво парящий вокруг конструкции птеродактиль то и дело норовил вытащить из нее своими зубастыми щипцами какую-нибудь несущую деталь, грозя обрушением всего сооружения, и подбить летучего гада было нечем. Упражнение на скорость, кто быстрее. На глаз никакого мерцания заметно не было. Малахов отметил про себя, что Филин, если он писал эту программу (а кто еще, кроме?!), вряд ли особенно напрягал мозги, - средний человек должен был справиться с задачей минут за пять. Очевидно, как раз такого времени хватало с лихвой для полноценного сеанса лечения. Зато сквозь текст программы ему пришлось продираться, как через поглощенную джунглями свалку старых автомобилей, и яснее ясного было видно, что Филин как слепил свою поделку "на коленке", так и не пожелал к ней больше возвращаться, нимало не озаботившись вопросами эстетики или хотя бы удобочитаемости. Малахов весь взмок, прежде чем ему удалось вычислить в этом кошмаре нужную подпрограмму и отыскать в ней параметры мерцания. Он выписал на лист бумаги колонки цифр: частота, длительность и количество импульсов в пакетах, длительность пауз, порядок чередования пакетов. Как он и подозревал, найденные параметры имели к тэта-ритму весьма отдаленное отношение, последовательность была совершенно оригинальная. Запоминая, он прочел цифры несколько раз. Затем сунул лист в лапшерезку. Затылок не болел. Один из файлов игровой программы оказался текстовым. Малахов вывел его на экран и, не удержавшись, прыснул. Вместо ожидаемой инструкции по пользованию там оказался след чьей-то любви к афоризмам - то ли Кручковича, то ли Филина: "Природу человека победить нельзя. Но можно ее обмануть". И рамочка. Спорить с данным утверждением Малахов не пожелал. Вместо этого он занялся обдумыванием ближайших шагов. Во-первых, скопировать спецдискету, но это задача для людей Штейна, притом чисто техническая и сравнительно несложная. Во-вторых, выявить - и как можно с