бивым мыслям человеколюбивого человека Тяптяпыча. Да, да, да, говорил мне мой человеческий ум, да, да, да, именно так, только так можно покончить с несправедливостью. Только человек безголовый будет раз и навсегда лишен возможности даже мечтать о проклятой короне. Вот только человека Принцессу я никак не, мог представить себе без головы. Постоянно думая о человеке Принцессе, как-то я напомнил человеку Тяптяпычу об его обещании навести справки о человеке Принцессе. -- Не волнуйся... -- ответил человек Тяптяпыч, ласково оглаживая своей гениальной ладонью мою человечеЬкую голову. -- Не волнуйся, человек Принцесса сейчас находится в своем шикарном дворце, его стерегут братцы ревизоры из Ордена Великой Ревизии, которые настоящие сумасшедшие. -- Можно мне передать ему записку? -- Всему свое время. Сейчас мы разрабатываем свободолюбивый план, в котором вы оба примете самое непосредственное человеческое участие. Как только план утвердят, вы неминуемо встретитесь. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ В тот день, от самого утра и до самого вечера, мне было как-то особенно грустно, а вечером в нашу палату номер ноль пришла делегированная из палаты для людей, несколько от меня физиологически отличающихся, человек... непорядочная шлюха Инфанта. -- Инфанта! -- воскликнул я. -- Ты? Ты тоже здесь?! Мы вышли в коридор и остановились возле радиатора центрального отопления. -- Почему ты тогда не пришел? А говорил, что любишь... Я пожал плечами клетчатого человеческого фрака. -- Ах да, ну конечно! Ты не мог, тебя упрятали в Стационар! Как я рада, человек мой любимый! Прижавшись к моей человеческой груди, он подставила под человеческий поцелуй свои человеческие губы. -- А ты, человек Инфанта, ты-то как здесь очутилась? -- Зови меня человек шлюха Инфанта, меня тут все так зовут, я привыкла. Но без бесчеловечного слова "непорядочная". С непорядочностью я навсегда покончила... -- Хорошо, -- согласился я по-человечески просто. -- После того, как ты ушел, -- зашептала в меня человек шлюха Инфанта, -- я все думала и думала, представляешь? И однажды, в один прекрасный и светлый день, перестала брать с людей деньги. Меня били и крикливые клиенты, и эксплуататорская администрация, и мерзкие святые экзекуторы, которых всех я теперь очень люблю. Как ты меня учил, человек мой любимый. Меня заставляли, а я не брала... -- Почему? -- Потому что я должна любить всех людей, но не так, как несколько отличающихся, а совсем по-другому. Всех, без исключения. А они решили, что с моим умом происходит что-то неладное... -- Извини, я не хотел, чтобы у тебя были неприятности. -- Нет-нет, человек мой любимый, я тебе бесконечно благодарна! Без тебя я никогда бы не узнала, в чем заключается истина!.. Человек шлюха Инфанта побежала на очередное историческое собрание, а мой желуддк долго еще не мог переварить эту неожиданную человеческую встречу. Когда наконец я вернулся в палату, очередное историческое собрание уже подходило к концу. Я подошел к столу и остановился возле стола. Человек Тяптяпыч докончил начатую еще до моего возвращения очередную свободолюбивую фразу, замолчал, потрогал бородку и, вроде бы ни к кому из людей конкретно не обращаясь, заметил: -- Люди Движения Сопротивления обязаны посещать все исторические свободолюбивые человеческие собрания. Взгляды всех людей сосредоточились на мне. -- Только железная свободолюбивая дисциплина, -- продолжал человек Тяптяпыч, -- помноженная на нашу свободолюбивую монолитность, поможет нам, основываясь на принципах демократического человеководства, добиться намеченной чело-веководами свободолюбивой цели. На этом очередном историческом собрании присутствовал и самый старший человек из двадцать первой палаты, откуда я так стремительно переместился в нулевую. Он сказал: -- Дисциплина каждого отдельно взятого нами человека определяется его внутренними качествами способности человеководствоваться человеколюбивыми человеководческими распоряжениями наших свободолюбивых человеководов. Если человек человеческое дерьмо, то и дисциплина у него сильно прихрамывает на обе человеческие ноги. Мы должны рьяно бороться с разболтанностью прихрамывания. А нашего любимого человека Тяптяпыча мы любим за железную человеческую стойкость, как и за все остальное. Все люди посмотрели на человека Тяптяпыча, который от этих слов и взглядов кивнул головой и моргнул глазами. Все люди тоже закивали головами и заморгали глазами с выступившими на них от любви к человеку Тяптяпычу слезами. -- Свободолюбивая дисциплина, -- сказал человек Тяптяпыч, -- это беспрекословное подчинение человека человеку, выбранному в человеководы. А самый старший человек из двадцать первой палаты добавил: -- Ты, наш дорогой человек Тяптяпыч, самый-самый из нас. Мы тебе беспрекословно подчиняемся. Мы готовы идти прочерченной твоей гениальной мыслью дорогой к нашему светлому безголовому будущему. И мы не позволим разваливать наши монолитные человеческие ряды гнилому душку разлагающей человеческие души анархии. Мы за свободу, но за свободу демократического человеководства! Все люди закричали: -- Ура! Ура! Ура! А потом я спросил: -- Человек Тяптяпыч, ответь мне, пожалуйста, что наше Движение Сопротивления будет делать с теми, кто не захочет, чтобы им оттяпали голову? Все люди перестали дышать. Человек Тяптяпыч ласково погладил людей по человеческим головам и ответил: -- Ты самый неопытный из нас, твое научное человеководческое свободолюбивое мировоззрение еще не до конца сформировано. Именно поэтому ты задаешь нам подобные глупые вопросы. Если человек не хочет жить по-человечески, значит -- он не человек, значит -- придется его вычеловечи-вать... Он хотел еще что-то сказать, но тут взревели человеконенавистные громкоговорители. Человека Тяптяпыча бережно перенесли на койку. Я было собрался, как и всегда, опуститься на колени, чтобы снять с него ботинки, но он, отстранив меня, пригласил выполнить эту почетную миссию самого старшего человека из двадцать первой палаты. Меня же люди схватили за руки и ноги и понесли в вычеловечиватель. В вычеловечивателе было нечеловечески холодно. Железный Бастион там скрипел нечеловечески скрипуче, а громкоговорители ревели нечеловечески громко. Хлебных же человеколюбивых катышков у меня не было. В одной из голых каменных стен вычеловечивателя было забранное толстой решеткой крохотное окощечко, которое выходило прямо на улицу. Я подошел к окошечку и выглянул из окошечка. На девятом ярусе все было обычным: кто-то куда-то спешил; какой-то толстый братец, приткнувшись плечом к фонарю, читал газету; вот из-за угла вышел трамвай, и толпа кинулась штурмовать его двери; потом из подъезда шикарного дворца детского дома на улицу вышла колонна маленьких братцев, которую возглавлял сердитый вожатый-девятизубочник; маленькие братцы расправили короны, затрубили в горны и забили в барабаны... Когда громкоговорители замолкли, в вычелове-чиватель, лязгнув железными засовами, вошли два братца настоящих сумасшедших ревизора, которые стали бить меня руками и ногами. Когда они ушли, оставив меня лежать на полу, в вычеловечиватель, лязгнув железными засовами, вошли два человеколюбивых человека -- они били меня до тех пор, пока опять не заревели человеконенавистные громкоговорители... Выпустили меня из вычеловечивателя ровно через сутки, минута в минуту. Я не пошел в палату, а пошел в ординаторскую. Дежурный настоящий сумасшедший ревизор, братец, несколько от меня физиологически отличающийся, заткнув уши хлебными катышками, сидела за ординаторским столом и, шевеля губами, читала записанные в толстую тетрадь высказывания человека Тяптяпыча. Я коснулся плеча братца настоящего сумасшедшего ревизора. Он вздрогнула, а вздрогнув, сказала: -- Мудрая мудрость самого мудрого мудреца -- вот что это такое. Я показал пальцем на уши, свои человеческие и его сумасшедшие. Она вытащила из своих сумасшедших ушей хлебные катышки. Я спросил: -- Братец человек ревизор, у тебя случайно не найдется немного пыльцы или божественного нектара? Очень хочется снова стать идиотом. Он покачала семизубой короной. Тогда я сказал: -- Сделай мне, пожалуйста, психоинъекцию! -- Братец человек, одна инъекция стоит десять девятизубовиков. И на это мне нужно письменное разрешение мудрого человека Тяптяпыча. Ни денег, ни разрешения у меня не было. Я вышел из ординаторской и принялся бесцельно бродить по коридорам, которых в Стационаре было еще больше, чем палат, перешел на половину для людей, несколько от меня физиологически отличающихся, и остановился у двери в палату номер ноль пять, где проживала любящая меня человек шлюха Инфанта, несколько от меня физиологически отличающийся. Я остановился у двери в палату номер ноль пять и стал ждать, когда закончится сеанс психотерапии. Громкоговорители громко говорили, хлебных катышков у меня не было, и я заткнул уши пальцами, которые у меня были. Когда я вытащил из своих ушей свои пальцы, которые у меня были, я услышал ушами за дверью палаты номер ноль пять голос человека шлюхи Инфанты: -- Взявшись за руки, мы разрушим Железный Бастион! Переполняющая наши души любовь сделает нас птицами! Мы будем любить друг друга так, как до сих пор любили только себя... Открыв дверь, я крикнул: -- Человек шлюха Инфанта! -- Человек мой любимый! -- воскликнула он и выбежала в коридор. -- Я так соскучилась, так соскучилась... И ты соскучился? Соскучился и пришел меня посмотреть? -- Да. -- Человек мой любимый! Я так рада, так рада нашей человеческой встрече! Любовь моя к тебе переполняет мою человеческую душу! Но ты пришел не вовремя... -- Но... -- Человек мой любимый, сейчас у нас проходит историческое собрание номер две тысячи сто шесть, а я -- человековод нашей палаты и обязана человеководствовать на всех исторических собраниях... Иди, иди! И человек шлюха Инфанта, послав в мою сторону человеколюбивый воздушный поцелуй, скрылась за дверью. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ В палате номер ноль люди сидели вокруг круглого стола и проводили собравшее всех за круглым столом очередное главное свободолюбивое человеческое собрание. Когда я вошел, самый старший человек из двадцать первой палаты громко сказал: -- Позор ренегатам! Я молча собрал в клетчатое полотенце клетчатую зубную щетку, клетчатую бритву, клетчатое мыло и обратился к человеку Тяптяпычу: -- Наш самый славный, самый незабвенный, самый мудрый, человеко самый любивый человек Тяптяпыч! Разреши мне, пожалуйста, поменяться местами с самым старшим человеком из двадцать первой палаты, я тебя умоляю, наш людской избранник. -- Это хорошо, человек ренегат, что ты сам осознаешь свои глубинные человеческие ошибки и ошибочные заблуждения. Тебе, человек ренегат, придется весь свободолюбивый путь нашего Движения пройти еще раз, от палаты к палате. За долгое время этого трудного человеческого пути твои шатающиеся недочеловеческие убеждения перестанут шататься, и ты до самого своего конца осознаешь, что значит для всех для нас внутридвиженческая свободолюбивая дисциплина. Мы ошиблись, призвав тебя сюда, в эту историческую палату, но мы привыкли осознавать свои ошибки. За это нам вечная человеческая слава! Мое возвращение в палату номер двадцать один в обмен на самого старшего человека, перешедшего к человеку Тяптяпычу, если и удивило ее людей, то не очень, они лишь на минуту прервали собрание, чтобы заклеймить меня страшным клеймом ренегата. Сложив вещи в тумбочку, я лег на кровать и попытался забыться воспоминаниями о Принцессе. Но голоса сидевших за столом отвлекли мое внимание. Тогда я заткнул свои уши пальцами. Вокруг стало тихо-тихо. Я закрыл глаза -- стало темно. Тишина и мрак, меня в себя вобравшие, породили во мне ощущение того, что я вдруг очутился в мире полного одиночества. Мой разум будто бы отделился от своей телесной оболочки человека Пилата III и переместился в синее небо, расположенное за Железным Бастионом. Кто-то тронул меня за плечо Я открыл не хотевшие открываться глаза. Надо мной стояли мои со-палатники и наперебой широко открывали зубастые рты. Мне стало скучно, я отвернулся к стене. Меня схватили, поставили на ноги, выдернули из моих ушей мои пальцы, и я услышал: -- Нам не нужны ренегаты!.. -- Сам человек Тяптяпыч дал нам свободолюбивое поручение сделать из тебя человека!.. -- И мы сделаем из тебя человека! Мы тебя вычеловечим!.. -- Ты обязан сидеть за столом и принимать активное участие в наших свободолюбивых собраниях, когда мы проводим собрания!.. Мне стало совсем скучно. Я посмотрел каждому из них в глаза, снова засунул пальцы в уши и спокойно направился вон из палаты. Бронированную дверь передо мной закрыли. Меня схватили, вытащили из моих ушей мои пальцы, избили и усадили за стол. Я перевернул сначала стол, потом -- нескольких наседавших на меня человеколюбивых людей, собрался было перевернуть и бронированную дверь, но меня связали и положили на пол. Начался сеанс психотерапии. Мои руки были связаны, и мне пришлось выслушать все то, о чем громко говорили человеконенавистные громкоговорители, от самого начала человеконенавистного громкоговорения и до самого громкоговорения конца. Когда через два часа сеанс психотерапии закончился, начался сеанс психособрания. Через два часа психособрание закончилось, так как начался следующий сеанс психотерапии. Эта пытка продолжалась до самого утра. Утром меня развязали. В ординаторской братец настоящий сумасшедший ревизор с медалью "За экономию экономики" не сделала мне инъекцию даже воды, и я понял, что Движение Сопротивления взялось за меня основательно. Во время сеанса трудотерапии я сидел на табуретке в стороне от всех остальных, так как никто из трудящихся людей не пожелал расположиться рядом с человеком ренегатом. Мою норму вдвое повысили: вместо обычных пяти корзиночек заставили плести десять. Не выполнившим норму обед не полагался. Выполнить норму я все же как-то сумел, но на обед опоздал, за что был лишен человеческого обеда. Это, в первую очередь, огорчило меня тем, что, не получив пайки хлеба, я не мог скатать себе хлебные катышки... Впрочем, хлеб мне не дали и на человеческий ужин. Сеансы психотерапии сменялись сеансами психособраний. За круглый стол я по своей воле никогда не садился, на обращенные ко мне вопросы не отвечал, если мне позволяли лежать -- лежал, если меня сажали на табурет -- сидел, но ни на кого не смотрел и ничего не слушал. Каждую ночь мне устраивали "светлую" -- накинув одеяло, человеколюбиво избивали. Изредка меня навещала человек шлюха Инфанта, скороговоркой сообщала мне о любви ко мне и о любви вообще и убегала. А потом меня вторично посадили в вычеловечи-ватель, на этот раз -- на месяц. Однако вычеловечиватель из меня человека не сделал. Тогда очередное главное историческое психособрание постановило, что я нечеловек, и все человеколюбивые люди от меня отвязались. Я тут же добровольно пошел в вычеловечива-тель и просидел там до самого отбоя. С тех самых пор в вычеловечивателе я стал добровольно бывать ежедневно. В конце концов даже перенес туда свое клетчатое одеяло. Спать на цементном полу было не очень удобно, но там меня никто не трогал: громкоговоритель я заткнул большим хлебным катышком, а психособраний в вычеловечивателе никто не проводил, разве что мыши. Казалось, все обо мне позабыли, меня не вызывали ни на сеансы трудотерапии, ни на сеансы психоинъекций. Если человек шлюха Инфанта приносила мне что-нибудь поесть, я ел, если, занятая своими постоянными собраниями, не приносила -- оставался голодным. Но вот однажды в вычеловечиватель явился сам человеколюбивый человек Тяптяпыч. Он сказал: -- Сейчас сюда войдет человек Принцесса. Я вскочил с лежавшего на полу клетчатого одеяла. Человек Тяптяпыч, погладив меня ладонью по голове, спокойно продолжил: -- В вашем человеческом распоряжении пять минут. Ты сделаешь все от тебя зависящее, чтобы человек Принцесса пригласила тебя в шикарный дворец Самого Братца Президента. -- Зачем? -- Для успешного проведения намеченной чело-веководами человеколюбивой акции. -- Какой акции? -- Акции человеческой свободы, человеческого равенства и человеческой справедливости. Ты выстрелишь из револьвера сначала в левую половину головы Самого Братца Президента, потом -- в правую. Когда главный настоящий сумасшедший Нашего Дома умрет, мы приступим к строительству нового человеколюбивого безголового общества. Ты же займешь должность самого свободолюбивого главного заместителя. Сказав эти человеколюбивые слова, человек Тяптяпыч хлопнул три раза в ладоши, и в вычелове-чиватель вошла Принцесса. Он бросилась мне на шею. -- Я уже думала, что мы никогда не увидимся!.. -- Я тоже так думал. Думал, что они упрятали тебя в спецсумасшедший дом. -- Нет, просто заперли во дворце. -- Как птичку в клетке? Наконец он улыбнулась. -- Да, как птичку в клетке. А вчера один из охранников сообщил мне, что я могу тебя увидеть, если только помогу Движению Сопротивления уговорить тебя что-то такое сделать. Я не знаю, что они от тебя требуют, но ты должен согласиться, ведь Движение ставит своей целью свержение существующего сумасшедшего порядка... -- Да, конечно, -- ответил я. -- Принцесса, как-то ты обещала пригласить меня в свой дворец... -- В любое время, Пилатик. Тут человек Тяптяпыч крикнул: -- Все, свидание кончилось. Принцесса поцеловала меня в пересохшие губы, потом прошептала в ухо: -- Я скоро за тобой приду, совсем скоро. Он ушла, человек Тяптяпыч, человеколюбиво придвинувшись ко мне вплотную и положив мне на голову руку, сказал: -- Наше человеководство -- человеководство демократическое, и ты имеешь право свободного выбора. Выбирай: или акция, которую ты проведешь на следующей неделе, или мы ликвидируем голову на человеке Принцессе. -- Акция, -- свободно выбрал я. Вечером, после того, как закончились все исторические психособрания и мои сопалатники, позатыкав уши хлебными катышками, заснули, я поднялся с кровати и осторожно, чтобы меня никто не заметил, пробрался в вычеловечиватель. В вычеловечивателе было темно и тихо. Я подошел к окошечку, забранному толстыми прутьями, и выглянул наружу. Девятый ярус спал. Взобравшись на табуретку, я привязал один конец веревки к громкоговорителю, а из другого сделал петлю. Петлю намылил мылом, взмахнул руками, словно иллюзия птицы крыльями, и скользнул вниз... -- Дезертируешь, нечеловек ренегат?! С трудом открыв глаза, я сквозь туман увидел стоявшего надо мной, лежавшим на полу, человека Тяптяпыча. -- Ну-ка, вставай! -- приказал мне человек Тяптяпыч. Чувствуя, как по всему моему жалкому телу расплываются волны отчаяния, я продолжал лежать на полу. Меня схватили за клетчатый фрак самые человечные руки самого человечного человека и поставили на мои нечеловеческие ноги. Склонив голову перед строителем новой жизни, я уже было собрался идти туда, куда мне подскажут, однако тут в вычеловечиватель вбежала, сопрово- ждаемая пятью шестнадцатизубочниками, Принцесса. Шестнадцатизубочники связали и уложили на пол человека Тяптяпыча. Когда мы с Принцессой направились к выходу из вычеловечивателя, в. мою нечеловеческую ногу впился зубами связанный самый человечный человек. Я ударил его другой ногой в живот -- вскрикнув, он сбросил с себя личину и превратился в братца Цезаря X. Личина свернулась в мячик и запрыгала по цементному полу вычеловечивателя. Я ударил братца Цезаря X ногой в пах -- братец Цезарь X превратился в братца Белого -- или все-таки Черного? -- Полковника. Я хотел ударить братца Бело-Черного Полковника ногой в лицо, но Принцесса сказала: -- Идем, у нас мало времени. Сопровождаемые шестнадцатизубочниками, взявшими нас с Принцессой в кольцо, мы беспрепятственно вышли из сумасшедшего дома. Возле подъезда нас поджидал огромный белый автомобиль с номерными знаками двадцать первого яруса. Принцесса села за руль, я сел рядом, шестнадцатизубочники сели на заднее сиденье. Послышалось легкое жужжание, и заднее сиденье отгородилось от переднего сиденья пуленепробиваемым стеклом. -- Я знаю, что они хотели заставить тебя сделать, -- сказала Принцесса. -- И я знаю, что ты хотел сделать с собой. Но теперь все позади, теперь все будет хорошо. -- Нас выпустят за Железный Бастион? -- обрадовался я. -- Нет... Знаешь, когда умирает какой-нибудь братец из Кабинета Избранных, его тело не сжигают, а помещают в специальную камеру и замораживают, чтобы потом, через много лет, оживить. Я отдала все свои деньги, чтобы нас с тобой поместили в капсулу с жидким азотом. Когда мы проснемся, мир будет совсем другим... -- А когда мы проснемся? -- прервал я Принцессу. -- Как скажем. Давай лет через сто? -- Нет! Этого слишком мало! Через тысячу можно? -- Можно. Автомобиль подкатил к спецлифту. Спецлифт спустил нас на двадцать первый ярус. Когда Принцесса остановила автомобиль возле какого-то дворца, шестнадцатизубочники снова взяли нас в кольцо и провели лабиринтами длинных коридоров в большую с кафельными стенами комнату, уставленную аппаратурой. Посреди комнаты стояла каталка с длинным металлическим ящиком. Возле каталки нас поджидал одетый в черный научный фрак восемнадцатизубочник. Приветствуя Принцессу, он громко щелкнул каблуками. Шестнадцатизубочники покинули комнату. -- Мы должны проснуться через тысячу лет! -- приказала восемнадцатизубочнику Принцесса. Тот еще раз щелкнул каблуками и рявкнул: -- Так точно! Раздевайтесь и ложитесь. Обняв друг друга, мы улеглись с Принцессой на холодное металлическое дно. Крышка захлопнулась, ящик тряхнуло, и на нас обрушилась холодная вечность. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ Я проснулся. Над моей головой был очень высокий и вовсе не полосатый и вовсе не клетчатый потолок, на котором я не приметил ни одного пузыря отслоившейся штукатурки. Несколько секунд я лежал неподвижно, боясь шелохнуться, потом повернул голову. Рядом со мной на просторной кровати лежала Принцесса, он еще спала. Я коснулся рукой его щеки, он открыла глаза. Улыбнувшись, засмеявшись, он вскочила с кровати и подбежала к огромному, во всю стену, окну, за которым можно было спокойно увидеть все то, что тысячу лет назад располагалось за Железным Бастионом: деревья, небо, солнце... Я подхватил Принцессу на руки и закружил по комнате. Все в этой комнате было необычным, но все-таки главным необычным в этой необычной комнате был цвет. Цвет в этой комнате был не бело-черным, а таким же разноцветным, как разноцветное за окном. -- Здравствуйте! Поздравляем с успешным завершением вашего путешествия во времени! Свободный мир всеобщей любви приветствует вас! -- вдруг зазвенел где-то над нами певучий голос. -- Вы находитесь в послереанимационном отделении сектора вновь прибывших. Адаптация к прошедшим в мире за последнюю тысячу лет изменениям пройдет успешнее, если вы сами откроете для себя свободный мир всеобщей любви. Смотрите, слушайте, старайтесь понять. Ваша одежда висит в шкафу, там же вы найдете и две пары крыльев. Чтобы вылететь из Нашего Дома, достаточно надеть крылья и подойти к окну. Счастливых полетов! Мы посмотрели друг другу в глаза. Глаза Принцессы были голубыми. -- Ну что, наденем крылья? --- предложила Принцесса. -- Конечно. Одевшись в красивые легкие белые платья (фрака в шкафу я не нашел), мы пристегнули к рукам белые крылья. -- Летим? -- Летим! Стекло окна отъехало в сторону. В лицо нам ударил ветер. -- Я люблю тебя, -- сказала Принцесса и бросилась вниз. Я разбежался, подпрыгнул, взмахнул крыльями, и меня подхватил и понес, вслед за Принцессой, пахнущий свободой ветер... Я оглянулся. Там, где кончались деревья, на краю безбрежной равнины, стоял Наш Общий Дом. Может быть, за дальностью расстояния или потому, что теперь на мне не было скафандра, а рядом со мной не было ни одного охранника, он не показался мне таким громадным, как тогда, когда я выходил за Железный Бастион. Большой, но вовсе не громадный и совсем не страшный сумасшедший дом, в котором я родился. Я подумал, что, если теперь у меня есть крылья, я уже никогда туда не вернусь. Было радостно, но и немного грустно расставаться с ним навсегда. Мы летели вперед и вперед, поднимались выше и выше. Деревья под нами стали спичками, реки превратились в ленты, озера -- в блюдечки... -- Давай поднимемся выше облаков! -- крикнула мне Принцесса. -- Давай! И мы понеслись к облакам. На одном из них я заметил какую-то надпись. "Шлюхаинфантизм -- наши крылья!" -- прочитал я, приблизившись. Не успел я сообразить, что это значит, как из-за облака вылетел птицечеловек в зеленых крыльях и сердито спросил: -- Сестрицы, почему не подрыгиваете крыльями перед старшей по любвеобилию? -- Подрыгивать крыльями... -- повторила мгновенно изменившаяся в лице Принцесса. -- Как это?.. Мы не понимаем, мы -- вновь прибывшие... -- Не пудрите мне пятки! Почему тогда на вас белые крылья? -- Не знаем, -- ответил я, -- нам дали такие. -- Вечно они там что-нибудь да напутают! Запомните хорошенько, сестрицы: все вновь прибывшие обязаны носить исключительно желтые крылья. Вам придется вернуться, сестрицы! -- Но мы летим куда хотим! Мы хотим подняться за облака! -- воскликнула Принцесса. -- За облака? За облаками находится Невидимый Бастион, который я, сестрица спецохранник, бдительно и торжественно охраняю. За него просто так, без скафандра и спецразрешения, не вылетишь, конечно, если вы не являетесь достопочтимыми сестрицами седьмого любвеобилия и не носите на своих достопочтимых руках достопочтимые голубые крылья. -- Мы только что завершили наше путешествие из несвободного прошлого в свободное настоящее и собирались сегодня летать до самого утра! -- как можно убедительней сказал я. -- До самого утра? Запомните хорошенько, сестрицы: с восьми вечера и до шести утра полеты строго ограничены, а с двенадцати дня третье, четвертое, пятое, шестое и седьмое поднебесье закрываются на спецобслуживание. -- Но... -- И никаких "но"! Больше мы спорить не стали --- дрыгнули на прощанье крыльями и полетели назад. Когда мы приблизились к громаде Нашего Общего Дома, ко мне подлетела спустившаяся с небес большая черная птица. Сев на мое плечо, она хрипло прокаркала: -- Голос узнаешь? -- Так точно! -- непроизвольно рявкнул я, и тут же поразился той готовности, с которой я это рявкнул. ВЕНЕЦ -- ДЕЛУ КОНЕЦ ДЕЛУ -- КОНЕЦ ВЕНЦА ДВА КОНЦА, ДВА ВЕНЦА, ПОСРЕДИНЕ -- ДЕЛО ДЕЛУ -- ДВА КОНЦА КОНЕЦ -- ДЕЛУ ВЕНЕЦ КОНЕЦ КОНЕЦ КОНЦА 1987--1990