Александр Плонский. Тропик Рака в созвездии Близнецов
_____________________________
C книжной полки Вадима Ершова
http://www.chat.ru/~vgershov-------------------------------------------------
Рассказ
Клипер "Гром" под белым с диагональным голубым крестом Андреевским
флагом шел в бакштаг, узлов до десяти, гонимый свежим пассатом -
северо-восточным тропическим ветром, столь любимым моряками.
На фок-, грот- и бизань-мачтах, сверху донизу, плотными рядами
солнечно-белых трапеций вздулись и басовито гудели пять с половиной
тысяч квадратных аршинов тугой корабельной парусины: "Гром" нес все
свое парусное вооружение, включая косые треугольники двух топселей и
бом-кливера.
Пели на высокой ноте талрепы стоячего такелажа, поскрипывали
блоки. Царапали небо острые, точно шпаги, клотики мачт. Ни единого
облачка не было в его бирюзовой глуби.
Никита Анненков, девятнадцатилетний мичман флота российского, стоя
на баке, жадно всматривался в сверкающую металлическим расплавом даль
океана, словно хотел проникнуть взглядом за выпукло очерченный
горизонт.
Атлантический океан, отдыхая от штормов, лениво вздымал невысокие
волны, и "Гром" скользил по ним с тем неповторимым изяществом, которое
свойственно самым быстрым парусным кораблям-клиперам.
Был август 1863 года. Вечерело. Они только что пересекли северный
тропик - тропик Рака, - следуя курсом зюйд-зюйд-вест. Пассат дул
ровно, и марсовым не надо было карабкаться по выбленкам вант на марсы
и салинги, перебрасывать топселя, травить шкоты, брать рифы, чтобы
уменьшить парусность. Барометр стоял высоко, и капитан Глеб Сергеевич
Ханевский дал команде отдых.
Только рулевой нес вахту у штурвала, да сам капитан стоял на
мостике, изредка переговариваясь с вахтенным офицером.
Клипер шел с легким креном, водяная пыль обдавала бак, но Никита
лишь иногда непроизвольно поводил плечами. Его внимание не привлекали
ни стайки летучих рыб, то и дело взмывавшие над поверхностью океана,
ни неуклюжие с виду, но ловкие в полете, белые с черными маховыми
перьями, красными лапами и желтым клювом альбатросы - наиболее
крупные, до полутора аршинов, морские птицы. За время тропического
плаванья мичман успел насмотреться на них и перестал замечать. Не смог
он привыкнуть лишь к самому океану, бесконечно разнообразному в широте
и величии, властвующему над человеческими душами, вселяющему в них то
чувство собственного ничтожества, то гордую, несгибаемую силу, которая
под стать богу, а не рабу божьему...
Вперив взгляд в океан, Анненков тем не менее размышлял о вещах
отнюдь не отвлеченных. Он думал о грядущих переменах на флоте, началу
чего был свидетелем. Паровая машина, отбросив медлительные и
громоздкие колеса со шлицами, вооружилась гребным винтом и сразу же
принялась теснить парус. Пароходы все громче заявляли о себе
воинствующим прагматизмом. Никита сознавал, что парусные корабли -
красавцы-клиперы, барки, бриги, корветы, шхуны - отходят в прошлое,
как отошли фрегаты петровской поры - с наклоненными внутрь бортами,
громоздкими кормовыми надстройками, разукрашенными балконами-гальюнами
в носовой части, уступчатыми палубами. Эти медлительные, но плавучие и
остойчивые корабли-мастодонты были украшены богатой, вызолоченной
резьбой - пышным барочным орнаментом, фигурными рельефами,
изображавшими дельфинов, нереид и драконов, гербом на корме и
традиционной фигурой стоящего в грозном рычании льва на носу. Столь
пышное убранство кораблей "зело первейшим монархам приличествовало" и
должно было олицетворять могущество державы.
"Каким ничтожным и жалким в бедности своей показался бы "Гром"
рядом с патриархами флота российского, - подумал Никита. - Но сколь
совершенен он в сравнении с ними высшей красотой целесообразности..."
И его пронзила мысль, что и железные чудовища-пароходы, вызывающие
у настоящих моряков близкую к отвращению неприязнь, кажущиеся такими
неказистыми, даже уродливыми, на самом деле красивы еще более высокой,
не понятной пока красотой. А что будет за ними? Какими монстрами
покажутся поначалу корабли будущего?
- Никита Андреевич! - услышал он оклик капитана и вздрогнул,
возвращаясь из мира мыслей и чувств в мир действий.
- Никита Андреевич, - повторил капитан. - Вы меня слышите,
господин мичман?
Анненков быстрым шагом поднялся на мостик.
- Виноват, Глеб Сергеевич!
Капитан "Грома", бравый седой офицер в белоснежном кителе, был
человеком доброй души, настоящим отцом-командиром, любимым и уважаемым
матросами, что на флоте встречалось не так уж часто. Правда, с тех
пор, как два года назад царь Александр II подписал манифест об отмене
крепостного права, корабельные нравы смягчились, увы, ненамного...
- Задумались, батенька?
- Самую малость, господин капитан, - смутился Никита.
- И о чем же, разрешите полюбопытствовать?
- Затрудняюсь сказать в двух словах...
- А вы не в двух, - благожелательно проговорил Ханевский. -
Погодка редкостная, самое время побеседовать. Уж не откажите в
любезности, потешьте мечтами своими.
- О славе флота думал, - признался Анненков. - Былой славе и той,
которая еще грядет. Вот вы, Глеб Сергеевич, участвовали в Синопском
сражении...
- Десять лет тому... - голос капитана дрогнул. - Покойный Павел
Степанович Нахимов, царство ему небесное, запер тогда турок в
Синопе... Представьте только, батенька: в кильватерном строю, под
огнем турецких береговых батарей мы прорываемся в Синопскую бухту,
становимся на якорь и бьем по кораблям и батареям противника нашего из
семисот двадцати орудий! Через четыре часа все его корабли были
уничтожены. Вру, батенька... Пароход "Таиф" с английским советником на
борту сумел удрать.
- Представляю... - с восторгом воскликнул Никита.
- Англичане и французы не смирились с нашим господством на Черном
море. У них было пятьдесят паровых фрегатов, у нас же только шесть.
Вот и повоюй с ними! Я тогда служил на 120-пушечном линейном корабле
"Три святителя". Через год после Синопа мы собственными руками
затопили его поперек Севастопольской бухты, чтобы не пропустить в нее
корабли вражеские. Вот этими своими руками затопил... В жизни не
забуду! А еще год спустя смертельно ранило нашего незабвенного
адмирала Павла Степановича на Малаховом кургане. Пулей в голову, вот
сюда...
- А мне и не довелось повоевать, - огорченно проронил Анненков.
- Ну и слава богу! На ваш век войн достанет, - утешил Ханевский. -
Хотя, по мне, не воевать бы вовсе. Только не получится так.
Россия-матушка точно бельмо на глазу у господ иных. Потому и мощь
Отчизны нашей крепить должно, дабы достойно потчевать любого гостя, с
миром либо с войной пришедшего. Пароходов бы нам побольше, броненосцев
этих самых...
- Я, Глеб Сергеевич, - признался мичман, - размышлял о том, что
конец приходит парусному флоту. Вот наш клипер с машиной, а все ж она
парусами лишь в подспорье.
- Правильно мыслите, батенька. Не уживутся машина с деревом, а
паруса с железом. Может, когда и вспомнят о них, а пока... Отплавал
свое "Гром". Вернемся из кругосветного, и придется вам, Никитушка,
переучиваться. Вы уж не серчайте за фамильярность... А мне поздно,
спишусь на берег, буду в Ялте розы разводить!
- Глеб Сергеевич, голубчик! - Не выдержал молчавший до этого
вахтенный офицер. - Побойтесь бога! Грешно вам говорить такое. С
вашим-то опытом...
- И то верно, Петр Петрович, - не стал возражать Ханевский. -
Старый конь борозды не испортит, обо мне сказано, так ведь? Ну,
спасибо на добром слове! Вот что, мичман, сходим-ка мы с лейтенантом
чайку попить, в тропиках чай - первейшее дело. Покомандуйте без нас,
вам привыкать нужно: и не таким красавцем командовать придется!
- Ну, что вы, Глеб Сергеевич... - смущенно выдавил Анненков.
- Будет вам, батенька! Ни пуха ни пера! А в случае чего кликните!
- Слушаюсь, господин капитан! - уже тверже ответил Никита.
Он понимал, что никаких команд скорее всего не понадобится: курс
прежний, небо чистое, ветер ровный, под килем невообразимая глубина,
со всех сторон безбрежный океан... Но молодой мичман и не преуменьшал
ответственности, потому что на море может случиться всякое...
Отсюда, с мостика, все виделось иначе - полнее, острее, глубже. И
горизонт отодвинулся, и даль стала еще неогляднее.
- Так держать! - крикнул он без особой надобности, просто не мог
оставаться в бездеятельности.
Рулевой тотчас отозвался:
- Есть, так держать!
Начало быстро темнеть. Сумерки в тропиках коротки. Миг, и высыпали
звезды, крупные, яркие, зыбко мерцающие на плотном, матово-черном
небе. Вода вокруг клипера фосфорически засияла, словно сам Нептун
подсвечивал ее из глубины.
- Чудно-то как, господи! - прошептал юноша, охваченный
благоговейным восторгом.
Ему захотелось то ли петь, то ли молиться. Он даже попробовал
прочитать молитву, но ее слова, бездумно произносимые с детства,
показались ему неискренними и невыразительными. Никита ужаснулся этой
мысли, но ничего не мог с собой поделать. "Боже святый, боже
бессмертный, помилуй нас..." - повторял он, насилуя себя, но
сдвинуться с мертвой точки так и не удалось.
Очарование тропической ночи было каким-то греховным, сродни
соблазну. И уж, во всяком случае, колдовским - не от того ли не шла на
ум молитва?
Окружающее утратило для Никиты черты реальности. Он как бы
перенесся в мир волшебной сказки, где не следовало поражаться чудесам.
Ночь, океан и звездное небо - это ли не сказка? И еще слезы на глазах,
гулкие и частые удары сердца...
"Чудно-то как..."
Неожиданно Никиту охватило оцепенение: он не мог ни пошевелить
рукой, ни вскрикнуть. Даже сердце, казалось ему, перестало биться, а
дыхание остановилось. Сознание же не только не померкло, но, напротив,
странным образом возвысилось над ним силой абстракции, несвойственной
ему ранее. То, что увидел он, в иное время потрясло бы его, а
возможно, лишило рассудка. Теперь же воспринималось как должное.
Океан, а вместе с ним и "Гром" растворились в сгустившемся небе.
Оно было всюду, а звезды - мозг Никиты машинально отметил эту
особенность - уже не мерцали, а светили остро и холодно, омертвели, их
россыпь не имела ничего общего с хорошо знакомой картой звездного
неба. И на фоне чужих созвездий проступили контуры невиданного
корабля. В том, что это корабль, Анненков не усомнился ни на
мгновение, хотя ничто не напоминало в нем известные мичману корабли:
конический, с тусклым металлическим корпусом и множеством разновеликих
надстроек, он выглядел как средоточие уродства. И только похожие на
крылья гигантской бабочки серебряные паруса перекликались изящными
очертаниями с парусами "Грома".
Корабль величественно проплыл мимо, и Никита смотрел ему вслед с
грустью и недоумением, словно провожал ушедшего, не обернувшись,
друга. Силуэт корабля становился все меньше, пока не затерялся среди
звезд...
И вот уже звезды ожили, замерцали. Заплескались за бортом волны,
вода вновь зажглась фосфорическим блеском, загудели умолкнувшие было
снасти...
Никиту охватил ужас. Что это: кошмарный сон, наваждение,
дьявольский соблазн? Он размашисто перекрестился и, как заклинание,
пробормотал фразу, много раз слышанную в детстве от бабушки:
- Страшен сон, да милостив бог!
Сразу же полегчало. Он встряхнулся и успокоенно крикнул звонким
мальчишечьим голосом:
- Так держать!
Разве мог предположить мичман флота российского, что триста лет
спустя его потомок-близнец Никита Анненков, младший штурман гравилета
"Гром", с таким же немым изумлением будет взирать на обзорный экран,
где в океанских волнах под звездным небом Атлантики восстанет из давно
минувших времен красавец-клипер с гордо реющим Андреевским флагом.
Но и этот Никита Анненков воспримет увиденное как наваждение.
Однако мнемокристаллы зарегистрируют видение, и синклит ученых
объяснит его реликтовой космической аберрацией, сдвинутым во времени
миражем. Откуда знать им, что еще через тысячу лет второй
потомок-близнец и третий по счету Никита Анненков - выдающийся молодой
мыслелетчик - осуществит свою давнюю мечту: совместит в одной точке
две разные проекции пространства-времени...
______________________________________________________________________
Сканиpовал: Еpшов В.Г. 06/01/99.
Дата последней редакции: 10/01/99.
Last-modified: Fri, 16 Aug 2002 08:45:50 GMT