сущные вопросы. Он спохватился, досадуя и еще более теряясь, решив, что Махатма иронически улыбнется, но тот взглянул одобрительно и, как обычно, мягко. - Вы имеете в виду передачу и прием мыслей на расстоянии, ясновидение, телекинез и подобное... Все это не чудеса, они основываются на определенных возможностях, существующих в Природе, но объяснение механизмов этих явлений при вашем уровне знаний будет непонятно. Евтеев мельком невольно подумал о том, что Махатма говорит странно замедленно, словно с некоторым усилием подбирает слова. - Это не от незнания вашего языка, Борис Иванович, - чуть улыбнулся Махатма (Евтеев покраснел, словно застигнутый на месте преступления). - Вы мыслите словами, мы же словами не мыслим, обходимся без них, но при общении с вами нам приходится втискивать свои мысли в слова вашего языка. - ...И все-таки мне совершенно непонятно, почему Шамбала - это не Путь Человечества? - наконец ухватил Евтеев главный вопрос. - То есть я хочу сказать: почему на всей Земле нельзя создать Общину, подобную Шамбале? - Если немного подумаете, Вы сами сможете найти ответ, - рассеянно улыбнулся Махатма, словно думал о другом. - Шамбала, в силу исторических и некоторых других обстоятельств, возникла как замкнутая и, в известном смысле, тайная Община. У изолированной Общины есть свои проблемы, но суть не в этом. Суть в том, что, остановившись на определенной социальной структуре, то есть _остановив_ Социальную эволюцию в Шамбале, мы в качестве _неизбежной альтернативы_ пошли по пути совершенствования _самих себя_; иного пути _нет_ у замкнутой, социально не прогрессирующей Общины; вы видите, насколько мы даже внешне отличаемся от вас. Путь Человечества - в совершенствовании структур социальных систем и, в конце концов, в совершенствовании структуры единой, в которую неизбежно объединятся все государства Земли, социальной системы. Этот путь заложен в самой _природе_ Жизни, именно это - _магистральный путь_, наш же - лишь только _возможность_. Евтеев был весь - напряженное внимание, но Махатма знал, что он понимает еще далеко не все: Евтеев внутренне не подготовлен к знанию, ему сообщаемому; но открыто было достаточно, чтобы со временем он понял главное. Беседа заканчивалась тем, с чего началась, Махатме подходила пора прощаться. - Но каков он - Путь Человечества? Каким он будет дальше и к чему приведет? - К знанию этого пришел человек, который был вам знаком. Я говорю о Сюняеве, - пояснил Махатма. - Вы найдете ответ в его бумагах. Мы хотим, чтобы мысли Сюняева стали известны: они уже своевременны. Можете, Борис Иванович, считать это нашим вмешательством в вашу жизнь, в жизнь вашей цивилизации. И снова Евтеев потерялся в удивленном и оторопелом замешательстве. Махатма легко поднялся на ноги. - Мне надо возвращаться. Евтеев лишь молча смотрел на него. - Видите ту гряду холмов вдали? - Махатма показал рукой на запад, и гряда на несколько секунд очертилась голубым сиянием. - Идите утром к ней и, когда подниметесь на холм с раздвоенной вершиной, внизу, в долине, увидите стоянку аратов. Махатма чуть помедлил и, видимо, вспомнив про жест прощания, принятый там, откуда Евтеев, - протянул ладонь; Евтеев поспешно и горячо ее пожал. Махатма сделал шаг, и машинально сделал шаг Евтеев. - Не провожайте меня, - мягко улыбнулся Махатма и неторопливыми легкими шагами пошел к тому, что Евтеев не замечал до этого мгновения: серебрящейся в отдалении под призрачным лунным светом сфере. Он скрылся за ней, и этот аппарат, беззвучно и плавно поднявшись на несколько метров, стремительно исчез в звездном небе... 22 Махатма исчез, прошло странное оцепенение Евтеева, и первым его побуждением, когда оно прошло, было броситься вдогонку, хотя он понимал нелепость этого, а чувством - острое, безнадежное сожаление, что Махатма уже исчез для него _навсегда_, глубокое - до тоски - сожаление, что такой короткой была встреча и он, Евтеев, не сумел задать и сотой доли вопросов, которые готовил многие дни. Под светлым и чуть печальным взглядом Махатмы эти вопросы, так занимавшие раньше, казались Евтееву наивными и даже пустыми, недостойными его собеседника, а теперь охватило сожаление, что он - жизнь коротка - наверно, уже никогда не узнает на них ответа. Много было вопросов: о той же Шамбале и о них - Махатмах, о инопланетных цивилизациях, о времени и пространстве, о шаровых молниях и о Тунгусском метеорите... Махатма исчез, но все еще не проходило ощущение его яви. И вдруг Евтеев ощутил глубокую - до каждой клетки тела - захлестывающую радость. Какой же он олух! Ему невероятно повезло, а он стоит и жалеет, что осталась без ответа куча его вопросов, словно пацаненок в детском садике, которому воспитательница не успела объяснить, почему не падает с потолка муха... Евтееву захотелось разбежаться и полететь, разбудить Швартина, радостно заорать во всю глотку, поднять и перебросить через всю Гоби изъеденный ветром камень, на котором сидел Махатма. Он задыхался от счастья, которым была эта встреча, знания, что не умрет Швартин, они с ним выберутся из Гоби. С удивлением Евтеев заметил, что не чувствует холода. И вдруг словно обдало ледяной волной - Евтеев понял: и встречей с Махатмой, и своим скорым опасением они обязаны лишь тому странному человеку, чью гибель он случайно видел апрельским утром, - Игорю Ивановичу. "Откуда я зная имя и отчество Сюняева?.." - испуганно подумал он... 23 ИЗ ЗАПИСЕЙ СЮНЯЕВА "...Ученый, дорожащий своей репутацией, и теперь не возьмется предсказать, как будет выглядеть наша цивилизация хотя бы через сто лет, в лучшем случае - выскажет несколько предположений, которые ему "представляются вероятными". В том, что прогностика и футурология быстро столкнулись здесь с _принципиальной_ трудностью - сомнений нет, но в чем именно она заключается? Ответ есть и, на первый взгляд очень простой: "Отдаленное будущее цивилизации невозможно предвидеть без знания _общих_, совершенно определенных закономерностей, которым социальная эволюция _вынуждена_ подчиняться на всем протяжении своего развития". Очевидность этого ответа, когда он произнесен, несомненна, но в действительности все не так просто. Чтобы сказать: мешает незнание неких Общих закономерностей развития социальной эволюции, надо сначала _допустить_ саму возможность их существования... Еще Сирано де Бержерак пришел к выводу, что думать, будто Природа любит человека больше, чем капусту, - значит тешить наше воображение забавными представлениями. И все-таки получилось, что в нашем сознании социальная эволюция оказалась словно бы свободной от законов и закономерностей, определявших всю предыдущую эволюцию жизни..." 24 От своего неожиданного выздоровления Швартин погрузился во что-то подобное шоку. Со всеми предубежденностью и упрямством здравомыслящего человека он не мог поверить, что его нога не только не болит, но он может идти самостоятельно, без помощи Евтеева. - Ну, как же это так?.. - и радостно, и в то же время недоверчиво, растерянно повторял он. - Как же так? Неужели и не было перелома? Ничего не понимаю... - А что тут понимать? - пожимал плечами Евтеев. - Главное - нога в порядке; вот это главное. - Ну, как же так? - Слыхал про чудесные исцеления? - Ну?.. - недоверчиво смотрел на него Швартин. - Мы еще, Степа, слишком мало знаем свои собственные внутренние возможности, - многозначительно и невнятно подытоживал Евтеев. Швартин был так обрадован и потрясен, что долго не спрашивал даже, почему они круто изменили направление и идут теперь на запад, а когда спросил, то удовлетворился ответом Евтеева, что именно туда идти лучше всего. Он начал вспоминать про чудесные исцеления, о которых когда-то читал и слышал, высказывать свои соображения по этому поводу, и разговор, невнимательно поддерживаемый Евтеевым, затянулся часа на два, несмотря на зной и трудную дорогу. Наконец, выговорившись и освоившись со своим положением самостоятельного человека, надолго замолчал, продолжая ощущать подступное мучительное недоумение. "Неужели прошлой ночью Борис встречался с этими... Махатмами?.." - неожиданно подумал Швартин, но возможность этого показалась такой чудовищно невероятной, а сама мысль - глупой, что он лишь недовольно фыркнул и вздохнул. "К черту эти Шамбалы, - подумал он. - И Шамбалы, и инопланетные цивилизации. Я люблю Землю... Даже вот эти богом забытые, бесплодные холмы, этот источенный ветрами песчаник, эти оплавленные солнцем камни под ногами... Надо сначала научиться радоваться тому, что уже есть вокруг нас, что - вот оно, вокруг... Те, которым этого мало, - просто глупы..." Под вечер с раздвоенной вершины холма они увидели свое спасение: белую юрту в долине. А через час, сидя на низеньких скамеечках, стоящих на кошме, устилавшей пол, стараясь скрыть жадность, пили из фарфоровых пиал холодный ароматный айраг... 25 "Трудно назвать гением человека, работающего где-то завхозом и снимающего угол у сердобольной старушки..." - хмуро думал Евтеев, возвращаясь от Марфы Лукьяновны Панько. Стоял поздний субботний вечер. Медленно шагая, Евтеев проходил одну за другой троллейбусные остановки, но, несмотря на мелкий дождь, продолжал идти пешком. "Циолковский как-то написал, что в России каждый год умирало две тысячи гениев, но все считали их сумасшедшими и чудаками... Бесполезно доискиваться, откуда он взял эту цифру: калужский учитель сам был _странным гением_... Странным гением, которому повезло... Для таких натур, как Сюняев, не существует традиционных, общепринятых путей и в жизни... К нашему громадному сожалению, идя по своему, кажущемуся им более разумным и кратким, пути, они почти неизбежно запутываются и становятся завхозами, хотя по уму академики, и оказываются на краю, где совсем рядом отчаянье, но так далеко до редакций даже научно-популярных изданий, и так недоступны печатные страницы для их идей..." - с угрюмой печалью думал Евтеев. Он невольно взглянул на тяжелый портфель в своей руке, в котором лежали те из бумаг Сюняева, что привлекли его внимание в первую очередь; за остальными он договорился с Марфой Лукьяновной заехать завтра. О Марфе Лукьяновне подумал с грустной теплотой и глубокой благодарностью: Игорю Ивановичу в свое время повезло на квартирную хозяйку... Сестер и братьев у него не было, отец и мать погибли в автомобильной катастрофе, когда ему было двенадцать лет, воспитывала его бабушка, мать отца, тоже давно умершая. После гибели Сюняева отыскались какие-то дальние родственники, но к бумагам не проявили ни малейшего интереса, а кроме них наследовать было, в общем-то, нечего... А Марфа Лукьяновна даже не подумала пустить бумаги на хозяйственные надобности или отдать тем книголюбам, которые рыщут в поисках макулатуры; Евтеев обнаружил их не только в целости, но даже в том порядке, в каком в то апрельское утро оставил Сюняев. Найти бывшее место жительства Игоря Ивановича в миллионном городе оказалось гораздо сложнее, чем Евтеев предполагал, потому что прописан тот был под Киевом, но все-таки наступил день, когда он, напрасно пытаясь унять волнение, переступил порог квартиры Марфы Лукьяновны Панько, где Сюняев снимал комнату. Есть старые женщины, лица которых время избороздило морщинами, но стерло с них все мелкое, недостойное, суетное, оставив доброту и мудрую светлую печаль. - А кем вы будете Игорю? - настороженно спросила она, когда Евтеев представился и сказал о цели своего визита. - Другом, - чуть замявшись, твердо ответил он. - ...Одно время, когда он у меня поселился, у него было много друзей, просто знакомых, - помолчав, горько сказала Марфа Лукьяновна. - Часто приходили к нему, спорили, пили чай... Я любила слушать их споры... Потом приходили все реже... да и он сам становился все замкнутее, отчужденнее к другим... Вас я не помню... - Я действительно его друг, - твердо повторил Евтеев. 26 Не один день ушел у Евтеева на предварительные разборы и систематизацию записей, заметок и статей Сюняева, и это была захватывающе интересная работа: он открывал для себя мир мыслей, духовный мир необычного человека. Идей и суждений, основывавшихся часто на интуитивных прозрениях, у Сюняева было множество, и они касались разнообразнейших тайн природы, касались нашей жизни, искусства и нас самих, но Евтеева в первую очередь интересовало все относящееся к вопросу, от ответа на который уклонился Махатма. Путь к постижению этого начался у Сюняева еще в юности: в один прекрасный день его поразило, что, несмотря на многочисленные печатные рассуждения и даже целые книги, специально этому посвященные, никто толком не может ответить на вопрос: "Каким именно будет будущее нашей цивилизации?" Даже ближайшее: через сто или триста лет. Все это, в конечном итоге, лишь пространные, односторонние и наукообразные рассуждения; одни предрекают человечеству неминуемую гибель, другие - невероятное могущество, но никто не может рассказать, как именно, век за веком будет развиваться цивилизация. Говорят, что все гениальное просто. Просто оно (и Порой даже банально) только на вид. Просто надо кому-то потратить громадные, ему одному известные усилия, чтобы мы смогли сказать так. То, к чему, в конце концов, пришел Сюняев, тоже на вид было просто. Он пришел к выводу, что эволюцию жизни нельзя рассматривать отдельными кусками, как это принято, она - единый процесс. То, что якобы "позволяет" нам разграничивать ее, является всего лишь _специфическим_ выражением качественно иного _уровня_ эволюционирующих систем, но _все_ они в своем развитии _вынуждены_ неизменно придерживаться общих принципов и закономерностей, диктуемых им природой. Еще в шестидесятых годах известный кибернетик У.Р.Эшби высказал убеждение, что жизнь может быть и кремневой, и электронной, и какой угодно по материалу, но законы ее возникновения _одинаковы_. Что дело не в том, как образовались белки из аминокислот, не в конкретных "кирпичиках" жизни и даже не в проблемах изменчивости естественного отбора, а в _общих законах самоорганизации_. Сюняев задал себе вопрос: "Не может ли быть так, что хоть системы (на каждом этапе эволюции жизни) качественно иные, но путь, порядок, в котором происходит их создание и усложнение - _последовательность_ развития, _закономерности его - едины для них всех_ и только маскируются неизбежными специфическими, но не по _сути_ своей различиями?" 27 Автор вынужден вмешаться и сказать, что - при всей заманчивости - прослеживание путей мысленных поисков, рассуждении И.И.Сюняева, его прозрений и т.п. - дело для краткого повествования безнадежное; приходится ограничиться самым лаконичным изложением некоторых наиболее важных его выводов, по возможности избегая даже скромных попыток их пояснить, потому что они неизбежно увлекут в бездонную трясину комментариев, примечаний и ссылок. Скажу, что Сюняеву удалось положительно ответить на вопрос, поставленный в конце предыдущей главы. Он открыл, что на каждом качественно новом этапе развития Эволюция Жизни _неуклонно_ стремится следовать одной и той же закономерности: создав более сложные системы из качественно более простых, она в конце концов начинает уже их _самих_ использовать, _как элементы_ для создания новых систем. Далеко не все вновь созданные "элементарные кирпичики", способные к объединению в самоорганизующиеся системы, годятся для дальнейшей _полноценной_ эволюции. Полноценной, пришел к выводу Сюняев, является такая эволюция, когда общий _путь развития пройден до конца_, то есть системы, возникшие в его итоге, _сами становятся_ "элементарными кирпичиками" для новых самоорганизующихся систем. Когда из протобионтов была создана "готовая" клетка, Эволюция Жизни начала использовать в качестве следующих "элементарных кирпичиков" уже клетки. Так называемые "сообщества" термитов, муравьев, медоносных пчел - это уже первые попытки использовать как "элементарные кирпичики" сами _многоклеточные организмы_. Однако _возможности_ этих "кирпичиков" оказались слишком ограниченными, чтобы эволюция смогла уже в дальнейшем пойти магистральным путем. Это стало возможным только с появлением человека. Известно, что Эволюция Жизни никогда не разбрасывается удачными решениями тех или иных встающих перед ней проблем. Естественен вопрос: "Не являются ли в таком случае если не тождественными, то хотя бы сходными и основные принципы, последовательность построения систем, несмотря на то, что элементы их на каждом новом этапе качественно различны?" Один и тот же уровень сложности структурной организации систем в зависимости от исходных "элементарных кирпичиков" находит - не _может не находить_ - различные внешние проявления, выражения. Структурное усложнение, как таковое, последовательность и закономерности его в биологических системах (организмах), с удивлением понял в свое время Сюняев, обычно серьезно не рассматриваются в рамках традиционного взгляда на Эволюцию Жизни, отмечаются лишь внешние признаки этого. Сюняев укрепился и в не менее удивительном, если вдуматься, выводе, что мы рассматриваем _неизбежные_ специфические отличия и выражения социальной эволюции, не замечая под ними _глубинных, общих_ для всей эволюции жизни _закономерностей_. Вот это все и явилось тем изменением взгляда на давно известные вещи, которое и позволило Сюняеву обрести путеводную нить в тумане противоречивых и односторонних предположений о Будущем Человечества и увидеть за их туманом ясные дали и четкие контуры... 28 - Я поначалу не понял, зачем ты меня приглашаешь, - проговорил Швартин, постукивая ногтем по ножке бокала. - По телефону было трудно объяснить... Но теперь, думаю, тебе ясно... - День рождения Сюняева... - Швартин рассеянно смотрел на талисман, привезенный Евтеевым из Гоби: небольшой камешек, светло-серый внизу, сверху покрытый глянцево-черным солнечным загаром. - ...И все же ты нашел в его бумагах ответ на вопрос, от которого уклонился Махатма? - Имеешь в виду подробное, десятилетие за десятилетием, век за веком описание будущего пути земной цивилизации? - с горькой иронией усмехнулся Евтеев. - Свою работу Сюняев сделал с лихвой. То, что осталось, по силам уже просто хорошим специалистам... Кто-то один, - пояснил он, - может, например, выполнить проект грандиозного моста, но глупо ждать, что он один его и построит. Лишь чтобы выявить все необходимые _общие_ закономерности, нужны усилия профессионалов из многочисленнейших разделов, на которые расчленена сейчас биология, а так же кибернетиков, историков, социологов, экономистов, математиков... долго перечислять. Сюняев не только еще раз показал, что все науки изучают, в сущности, одну проблему, разбив ее на аспекты, а то и аспекты аспектов, но и дал возможность объединить их знания и силы. Швартин задумчиво и, как показалось Евтееву, несколько разочарованно молчал, продолжая чуть постукивать ногтем по ножке бокала. - Даже незавершенная работа Сюняева уже дает ответы на многие вопросы. Многое, в частности, проясняется в проблеме контактов между цивилизациями... Кофе? - Потом... - отказался Швартин. - Получается, что если бы инопланетяне прилетали еще в те времена, когда по Земле ковыляли ящеры, вроде того, чей скелет мы нашли в Гоби, то, зная открытое Сюняевым, они смогли бы предвидеть не только время _неизбежного_ возникновения Социальной эволюции, но и достаточно полно, _всесторонне_ представить ее ход до самого отдаленного будущего. Другими словами, посетив Землю еще в мезозойскую эру, им ни к чему было бы потом наведываться через каждые тысячу или сто тысяч лет, чтобы посмотреть, как идет эволюция жизни... Швартин взглянул удивленно и скептически. - Или вот: обмен знаниями между цивилизациями. Мы ждем "манны небесной" от контакта с инопланетянами. Это дурацкое заблуждение. Научно-техническое развитие не может как угодно далеко опережать развитие социальное: это не только не ускорит общего продвижения вперед, но неизбежно приведет к дисгармонии, относительный прогресс в каких-то областях выльется в дестабилизацию системы в целом. Чтобы цивилизация смогла _воспользоваться_ некой суммой знаний - уровень ее развития должен им примерно соответствовать. Но вот информация о достигнутом уровне знаний передается наверняка. И это для менее развитой цивилизации куда важнее: она может оценить длину пути, который предстоит одолеть, чтобы достичь хотя бы того уровня, на который уже вышла ее соседка по Вселенной. Это даст ей возможность взглянуть на себя со стороны. А такие встряски очень способствуют прогрессу. Они избавляют от периодически возникающих иллюзий, что еще полвека, от силы - век, и все тайны Мироздания будут разгаданы, дело остается за уточнением мелочей. - И тут мы снова возвращаемся к Шамбале! - пристукнул ладонью по столу Евтеев и поднялся, начал, сунув руки в карманы брюк, медленно ходить по комнате. - Ведь почему она возникла тысячелетия тому назад? Какие соображения двигали ее "отцами-основателями"? Швартин с интересом, но молча смотрел на него. - Они были идеалистами в том смысле, что не только мечтали уже тогда, среди суеверий, религий, невежества, жестокости и социальных несовершенств, сделать Человечество счастливым, но не сомневались, что это возможно с помощью знаний. Надо только добыть необходимые знания - и все будет в порядке, так они полагали... Идея Шамбалы, как тайной общины людей, посвятивших жизни добыванию знаний во имя счастья Человечества, вытекала отсюда _неизбежно_. Ведь если бы Шамбала не была тайной и труднодоступной - она бы не смогла просуществовать, а если бы не была _общиной_, с равенством и без частной собственности - она бы не смогла справиться с целью, ради которой создавалась. В истории Человечества Шамбала не была единственной попыткой объединения мудрецов: они предпринимались и раньше, и позднее, но или не соблюдались условия, о которых только что сказал, или губили амбиции идейных руководителей, если тех оказывалось несколько. Пифагор ведь внушал же своим ученикам, что в мире есть три типа разумных существ: боги, люди и - он, Пифагор... Шамбала была, очевидно, основана не группой выдающихся ученых своего времени, а неким одним - _истинно_ мудрецом и его учениками-единомышленниками... Евтеев видел, что Швартин внутренне отошел от того, что было смыслом и целью их недавней странной экспедиции, но считал своим долгом вместе с ним подвести ее предварительные итоги. - Главная цель - сделать Человечество счастливым уже тогда - была нереальной; это, в принципе, то же, что предоставить какой-то цивилизации знания, до уровня которых она еще не доросла. Прошло немало времени, прежде чем мудрецы из Шамбалы поняли, что для счастья Человечеству мало одних знаний; еще больше времени ушло на понимание, что насаждение общин "а-ля Шамбала" - тоже не выход из положения. Это стало кризисом, который Махатмам пришлось преодолеть: знание, при помощи которого они намеревались уже тогда сделать счастливым Человечество, привело их к пониманию неосуществимости этой цели... Кризис преодолевался мучительно. Часть Махатм в этот период покинула Шамбалу, пошла, как говорили у нас в конце прошлого века, "в народ": раз, мол, нельзя пока, по объективным причинам, сделать Человечество счастливым - надо попытаться хотя бы избавить людей от страдания; если нельзя сделать совершенными тогдашние человеческие общества - надо попытаться сделать совершенными самих людей. Отголоски первых учений подготовили почву для религий типа буддизма, ставящих такие же цели; отголоски вторых известны теперь, как йога во всех ее разновидностях... - Интересно... - протянул Швартин. - Но в еще большей степени - поучительно. "Романтиков" вряд ли приведет в восторг то, о чем я сейчас говорю. Я имею в виду живущих в постоянной неопределенной надежде, что вот вмешаются какие-то высшие существа или произойдет некое чудесное чудо, и все вокруг нас чудесным образом изменится, - грустно усмехнувшись, пояснил Евтеев. - Но ты ведь и сам был таким "романтиком", - не без иронии заметил Швартин. - В некоторой степени... до встречи в Гоби с Махатмой... И еще немного после, пока не начал _понимать_ то, что он мне сказал. - Ты-то, может быть, и понял, - терпеливо вздохнул Швартин, - но вот я никак не могу понять, в чем же ущербность пути Шамбалы, почему они не только не стали, но, как ты утверждаешь, и _не могут_ стать творческой силой в масштабах Вселенной? - Если в двух словах, то уже только потому, что с самого начала остановили у себя социальную эволюцию. На какое-то время это дало им возможность совершить рывок в познании, но давно уже они чувствуют себя _жертвами_ этого, когда-то избранного пути - _одностороннего развития_. - Хороши жертвы, - недоверчиво и насмешливо усмехнулся Швартин. - Ты глядишь на Шамбалу и Махатм из _сегодня_, сопоставляешь сегодняшние знания Человечества с достигнутыми на сегодня Шамбалой - вот в чем все дело! Но есть более существенные критерии. Их и имел в виду Махатма во время того, ночного, разговора со мной. - Какие же? - спросил Швартин. - Чтобы понять суть, достаточно даже одного, назову его "_потенциал развития_". Кому-то это надо было бы объяснять долго, но ты работаешь с электронно-вычислительной техникой... - Я все понял, - задумчиво потер лоб Швартин. - Действительно... - проговорил он через полминуты. - Они пошли по пути совершенствования самих себя, но каким бы глубоким это качественное улучшение ни было - оно далеко не безгранично. Не надо быть большим специалистом в той же кибернетике, чтобы понять, насколько ограничены возможности этой системы по сравнению с такой, как Человечество. Что же ее ждет? - спросил Швартин. - Форы, которую века назад обеспечила себе Шамбала в _темпах_ познания, уже не существует. Стоит лишь мельком оглянуться на историю Человечества, чтобы увидеть, с какой стремительностью ускоряется с течением времени ход социальной эволюции и неотделимое от него, _диктуемое_ им познание Мира. Нашей цивилизации нужны уже всего годы на постижение того, на что у Махатм уходили десятилетия. Уровень знаний Шамбалы пока еще выше уровня знаний нашей цивилизации, но Шамбала давно уже не может состязаться с ней в темпах познания и обречена остаться далеко позади. Но, уверен, прежде, чем это случится, между Человечеством и Шамбалой возникнет сотрудничество. Мудрецы, столетия назад сделавшие шаг в сторону из потока социальной эволюции в надежде принести Человечеству счастье и затем вынужденно стоящие в стороне, снова сделают шаг, но на этот раз, чтобы влиться в поток, вновь стать членами человеческого сообщества. Так это будет... Как ты называл нашу экспедицию? - вдруг спросил Евтеев. - ..."Путешествие за призраками", - неловко усмехнулся Швартин. 29 ИЗ ЗАПИСЕЙ СЮНЯЕВА "В конце каждого этапа Эволюции обязательно появляется нечто качественно новое. Чем ознаменуется Социальная эволюция? Я, пожалуй, уже могу ответить на этот вопрос. То, что начнется в ее конце, будет эрой Сверхразума. Структурное усложнение общества (социального организма) приведет, а достижения науки сделают возможным объединение всех интеллектов людей цивилизации Земли в некоем поле; мы сетуем, что нами используется лишь малая доля громадных потенциальных возможностей нашего мозга - _тогда_ они будут использованы _все_. Человечеству не угрожает превращение в киборгов - это кибернетике угрожает биологизация. Гигантские всепланетные системы компьютеров будут необходимым, но промежуточным этапом перед началом эры Сверхразума. Являясь им в своей _совокупности_, люди будут своеобразными "нейронами" - информаторами и орудиями Сверхинтеллекта. Возможности отдельного человека той эпохи нам, глядящим с уровня сегодняшних представлений, трудно назвать иначе как сверхъестественными..."