с ней, с порнухой. Этот придурок при посторонних не посмеет! Что не посмеет? Бред. Пьяные шутки. Ни к чему впутывать мать в чисто мужской разговор, пусть выспится, на ней и так весь дом держится..." Андрей ощупал осторожным взглядом широкую спину гостя, стянутую унылой серой тканью. Под пиджаком дремала скрытая мощь. Одноклассник. Неужели убийца? Наверняка - служба ведь у него такая, никуда не денешься. Схватить пистолет? Саша гораздо сильнее, к тому же он обучен, натаскан ведомственными инструкторами. И вообще, ему достаточно развернуться, махнуть мясистым кулаком, и ослабленная бронхитом жертва грохнется на пол. Потом он поднимет упавшее оружие, злым коротким движением вгонит обойму в рукоять, прицелится жертве в голову... В голову? Словно выключатель щелкнет - раз, и темно. Абсолютная, космическая темнота, вакуум мыслей, ничто... А может, что-то сохранится? Темнота понесется навстречу, как в кино про "звездные войны", вокруг будут шорохи и скрипы, сзади останется линолеумный пол, а впереди... Нет, только не в голову! "Что со мной?" - тоскливо подумал Андрей. Мир опять был призрачным, пластилиновым, искусственным. И мысли его были искусственными, сделанными. Всего этого НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!! "Саша сидит на кухне, дочка спит в спальне, мать - в гостиной, а где тогда я?" - беспомощно трепыхался страх в его груди. Человек расползся по всей квартире, присутствовал одновременно в каждой комнате. Однако прочь из кухни, прочь! Кухня расползалась вместе с ним, не выпускала его из своего кокона. Плоская картинка сплошь состояла из цветных клякс, никаких линий. Андрей тщетно фокусировал зрение, пытаясь собрать кляксы воедино. "Щелкнет выключатель - и все. Настанет утро... - Он попытался сосредоточиться. - Утро - да, настанет. Мы проснемся. Но сейчас-то, сколько сейчас времени?.." Время не двигалось, ночь застыла в позе аиста. Веселые нудистки на экране, прервав ненадолго гимнастику ног и задниц, цепляли мускулистому красавцу очки-пенсне... отнюдь не на нос. На другую (хи-хи!) деталь мужского тела, название которой в романах не пишут. Получившийся портрет показали крупным планом. То ли Буратино в очках, то ли старый чудак-профессор из комиксов. Срамота... "Интересно, работает милиция ночью или тоже спит?" - вяло подумал Андрей, сражаясь со звоном во лбу. Вскочить бы и набрать "02". "Дежурный, спасите!" Нет, не успеть, потому что сначала нужно включить телефон в розетку. Не для того ли Саша потребовал отсечь линию связи, чтобы у жертвы не было искушения позвать государство на помощь? И не опасался он, вероятно, никакого подслушивания... Короткометражка, созданная кинематографистами Гамбурга, завершилась, тут же уступая место следующей. Саша зашевелился, потянулся. "О, Господи, но ведь ему скоро надоест..." Конечно, надоест. Во-первых, он уже видел эту кассету, а во-вторых, торопится. Волшебная сила искусства не может бесконечно сдерживать стихию. Он поднимется с табурета, шумно вздохнув, и в глаза его вернется стеклянная пустота. Привыкший к работе палец привычно взведет курок... СОСТОЯНИЕ накатывало и отступало. Море, волны, соленый привкус во рту. Накатывало и отступало, гонимое шквальным воображением. Разум плавал на поверхности, то окунаясь в воду, то всплывая - сотрясаемый толчками тектонических мыслей. Все мысли были с восклицательными знаками. Андрей собрал силы и прыгнул к берегу: - У тебя неприятности, Саша? Звук собственного голоса показался ему глухим, незнакомым. Александр поднялся с табурета, шумно вздохнув, а в глазах его была... Нет, Андрей не смотрел ему в глаза. - Почему ты спрашиваешь? - Ты меня в чем-то подозреваешь, да? Гость выдержал паузу, решая в уме некую задачку. Затем решительно подвинул табурет и уселся напротив собеседника. - Сними очки, - последовала команда. Когда снимаешь очки, беспомощность возрастает до максимальной точки. Этого ли добивался Саша или просто хотел видеть зрачки жертвы? Но, как ни странно, ощущение доведенной до абсолюта беспомощности успокоило Андрея. "Да кому я нужен! - понял он, наконец. - Полное ничтожество, вытереть об меня ноги, переступить и идти дальше, не оглядываясь..." И никакого вам унижения! О каком унижении речь? Каждой эмоции - свое время и свое место... Он рефлекторно щурился, стараясь сделать изображение более резким. Саша повернул его голову - так, чтобы свет от лампы падал в слепые, близорукие глаза. - Ты обо мне кому-нибудь что-нибудь говорил? - Кому? - Кому угодно, Андрюха. Только не делай вид, что напрягаешь память. - Да ничего я не делаю! Я, вообще, что о тебе знаю? Ну, неприятности у тебя какие-то, так ведь ты всю жизнь про неприятности твердишь, но хрен что рассказываешь! Саша издал горлом звук - то ли смешок, то ли всхлип. А может, просто офицерская отрыжка помешала допросу. - Неприятности... - с отвращением передразнил он. - Ладно, замнем. А про что-нибудь другое, ну там, про Верку, например? - Про Верку? Я твою Верку всего раз видел! - С кем-нибудь из класса встречаешься? - С Серегой, с Витькой Кривулиным. Только не встречаюсь, а созваниваемся иногда. С тобой встречаюсь чаще всего. - А на улице с кем-нибудь, случайно? - Я по улицам мало хожу, на работу и обратно. Болею. - Хвастался, что есть знакомый "оттуда"? - Кому? - На работе, соседям, родственникам, бабам. - Я не помню. В семье о тебе, естественно, все знают, и мать, и жена... А чем тут, кстати, хвастаться? - Л-ладно, - сквозь зубы подытожил Саша. - Можешь надеть очки. Андрей торопливо воспользовался любезным разрешением и сквозь захватанные стекла посмотрел на одноклассника. Тот дружески стукнул его в плечо - вялым, расслабленным кулаком: - Живи пока, - и усмехнулся. Искренне усмехнулся! Допрос закончился, причем, судя по всему, в пользу подозреваемого. Саша ненадолго отвлекся, обратил внимание на работающее видео. Он шагнул туда-обратно, чтобы по-хозяйски обесточить плеер с телевизором, после чего сказал: - Спасибо, Андрюха, доставил другу радость. Вроде бы тоже искренне, хоть и с нелепым пафосом. Оставшись без яркого пятна, отнимавшего часть мужского внимания, а также без источника посторонних звуков, кухня как-то сразу поблекла, притихла, окружила собеседников атмосферой особой доверительности, какая бывает только ночью. - Уходишь? - Да. - Может, переночуешь? - предложил хозяин, вставая вслед за гостем. - Куда ты - в два часа? - предложил и ужаснулся, вообразив, что гость согласится. Тот молча поиграл желваками на скулах. - Нельзя мне, Андрюха. Живи спокойно, я сам управлюсь со всем этим. - На улице, наверное, холод собачий. - Спасибо, ты настоящий друг... "А ведь он тоже боится!" - неожиданно сообразил Андрей. От этой догадки почему-то вновь ослабли ноги, и голову повело в стороны, к стенам. Саша боится, значит, есть чего бояться, значит, чертов пистолет действительно может быть пущен в дело каждую секунду. Против кого?.. Андрей устоял, оперевшись рукой о стол. - Поесть хочешь? - спросил он, как бы вспомнив. - Тут на сковородке жареная картошка осталась... - Он напряженно надеялся, что его сочувствие и забота будут замечены, зачтены. Саша не ответил. Потому что был занят: сосредоточенно взял свое оружие в руки, сосредоточенно вытащил из кармана магазин, поставил недостающую часть на место... Андрей, обмирая, следил за этими манипуляциями. Искоса, краем глаза. Только чтобы не привлечь к себе внимание. Несколько мгновений кошмара, и пистолет исчез под серым пиджаком - исчез! "Что, если он все-таки придуривается? - счастливо расслабился Андрей. - Не боится он, а якобы боится и развлекает публику? Хотя зачем ему придуриваться?" Нет, наоборот, он прячет страх, корчит из себя крутого, и в глазах его не скука, не привычка, а замкнутость. Его глаза повернуты внутрь - на те неведомые картинки, которые показывает ему услужливое воображение. Или все не так? Или Андрей был не прав, перенеся свой опыт страха на совершенно другого человека? - Как супруга? - поинтересовался Саша, потягиваясь. Этакий дежурный поворот разговора, предвестник сцены прощания. - Зоя? Нормально, в Пскове сейчас. Одноклассник искренне удивился: - Ее что, до сих пор нет дома? - Чего? - тупо переспросил собеседник. - Ну, почему до сих пор не вернулась-то? Вот так поворот разговора, вот так смена темы! Андрей растерялся, не зная, как отвечать на нелепые вопросы. "До сих пор". При чем здесь "до сих пор"? Саша бесхитростно добавил, чтобы заполнить паузу: - Гуляет где-то, сучка? Все они такие... - Его удивление сменилось столь же искренним сочувствием. - Да перестань! - возмутился супруг, мгновенно забыв прочие обстоятельства сегодняшней встречи. - Она у меня не "такая", ты же ее видел. Иди ты со своими шутками! - Да пойду, пойду... - смутился гость. - Прости, Андрюха, не мое это дело, правильно ты меня послал. Приняв решение, он нырнул в коридорчик, свернул в прихожую, бессмысленно бормоча: "Иду, иду...", - и уже там, возле вешалки, обернувшись к семенившему сзади хозяину, возобновил разговор - громким шепотом: - Имей в виду, я знаю про кражу. Андрей вздрогнул, словно на колючку наскочил. Произнесенное слово было слишком острым: - Какая к-к-к... - Кража, кража, - подмигнул Саша. - Тс-с, только тихо. И про монету вашу знаменитую тоже знаю, отказное дело специально нашел. Помни это, если захочешь с кем-нибудь посекретничать про меня. И пока Андрей качался, бессильно двигая губами, он снял с деревянного крючка свою широкую пуховую куртку. Он оделся, сунул руки в карманы, постоял некоторое время в нерешительности. Затем продолжил шептаться: - Шучу, Андрюха, шучу, я тебе верю. Вообще-то, я пришел попросить кое о чем. Если со мной что-нибудь случится... - Он помолчал, наморщив лоб. - Договоримся так, если я тебе завтра не позвоню, значит, со мной, это... ну, значит, со мной - все. Понял? Ты тогда, будь другом, позвони по одному телефончику... - снова замолчал. - Твоим родителям? - еле слышно спросил Андрей. - Нет, не родителям и не Верке. Девушка одна есть, Марина. Я тебе, кажется, рассказывал? "Там" о ней не знают. - Где? - Не задавай идиотских вопросов. Позвонишь? Андрей мелко кивнул: - Да. Саша расстегнулся и полез куда-то вовнутрь, под куртку. Очевидно, за авторучкой. - У тебя есть бумажка? Я номер оставлю... - и вдруг замер. - Нет, мужики, отбой. Не будем рисковать. Все, все, все... - Он закрутил головой, прикрыв на мгновение глаза. Вместо авторучки, Саша вытащил пистолет. Зло передернул затвор, досылая патрон. Андрей в который раз обмер, решив, что это - для него. НЕТ, НЕ СЕЙЧАС... Оружие благополучно скользнуло в боковой карман куртки - ага, обманули дурака! - Будь здоров, - сурово попрощался гость и сам себе открыл дверь. Одной рукой. Вторую он прочно держал в кармане - в том, где скрывалось его "удостоверение". С лестничной площадки донеслась последняя реплика: - А невесту послали за водкой... 3. ОН Он учился с тобой в одном классе, в одной школе. Ваша школа стала потом гимназией, но это к делу не относится. Когда вы учились, не существовало ни гимназий, ни лицеев, ни даже просто детей. Все дети были либо октябрятами, либо пионерами, либо комсомольцами - исключения если и случались, то лишь в качестве патологий, с большим риском принудительного лечения. Вы, к счастью, росли нормальными. Хотя всепроникающая атмосфера Великой Любви, любви к партии и правительству, не отвлекала вас и от собственных мелких страстишек. Как вы врали друг другу, когда были октябрятами! Главной темой вранья, разумеется, становились разнообразные взрослые тетеньки: мамы и старшие сестры, их подруги и соседки. "...А я вчера та-акое подсмотрел... А я взял и дотронулся... А я завтра вообще потрогаю!.." Вы упоительно перешептывались и сами верили, что эти поражающие воображение рассказы имели место, и слюнки капали на школьные парты. Он врал хуже тебя, поэтому глухо завидовал твоим удачам. Наверное, по той же причине он не замыкался в своем хвастовстве на женщинах, а находил нечто иное. Например, будто у его папы-врача есть специальное лекарство, от которого человек может летать и проходить сквозь стены, или будто у мамы на работе лежит этакий маленький приборчик, с помощью которого подслушивают чужие мысли. (В подобных мечтах, вероятно, уже тогда проявлялись его особые склонности.) Ты, кстати, втайне верил этим россказням, хоть и выражал вместе со всеми свой скепсис. Он каждый день обещал принести чудесные штучки в школу, чтобы все сомневающиеся могли убедиться, но назавтра почему-то либо забывал обещанное, либо ссылался на объективные трудности. И общий скепсис принимал постепенно оскорбительные формы, перерастая в дружные издевательства... А как над ним смеялись, когда вы стали пионерами! Все нормальные школьники из вашего класса постепенно прекратили врать ради интереса, только из практических соображений (поняв, что самоутверждаться лучше другими способами) - кроме твоего друга-приятеля. Поэтому класс отторгал его. Тем более, что учился он плохо, вечно изворачивался и попадал в глупейшие ситуации, вечно был каким-то неопрятным, комичным, жалким. Он старался быть гордым, но характер давал сбои. Старался быть хитрым, но опять не получалось, то ли ума не хватало, то ли возраста. Иначе говоря, с авторитетом у него было напряженно, тяжело было. Более сильные товарищи, чуть что - распускали кулаки, все прочие унижали другими доступными средствами. Пожалуй, единственным, кто принимал его всерьез, кто держал его в кругу своего постоянного общения, оставался ты. Чем же он тебе приглянулся? Будь честен - рядом с ним нравилось чувствовать себя человеком. Хотя внешне это "опекунство" никак не проявлялось, вы были на равных. И еще, если уж честно. Ведь ты изредка тоже насмехался над ним, когда хотелось развлечься. Разве не так? Вероятно, кое-что он понимал уже в пионерском возрасте. Во всяком случае, вряд ли он сохранил о вашей дружбе только теплые воспоминания. Вы часто и с азартом боролись - буквально. Мерялись силами, кто кого повалит. На переменках - либо где-нибудь под лестницей, либо прямо в коридоре. Как правило, побеждал ты, потому что был психологически опытнее, а он утверждал - с видом знатока, вполне серьезно, - что ты побеждаешь, потому что злой. Вряд ли он забыл и эти твои победы, вряд ли он простил их тебе. Несомненно: с какого-то момента его жизнью стал двигать инстинкт соревновательности, жгучее желание доказать - им всем. Нет, не так. Вам всем, включая тебя - не нужно иллюзий. Что доказать? Очень просто: что он тоже человек, что он скоро вырастет и вот тогда - о! - тогда вы все поймете... Не пришло ли это время? Однако вернемся в прошлое. Кроме увлечения "коридорной борьбой", вас продолжал интересовать (как и всех нормальных пионеров) женский вопрос. Правда, уже на новом уровне: фотографии специального содержания, купленные у старших товарищей, выдержки из литературы, героические операции по проникновению на те редкие кинофильмы, возбуждающие юную фантазию, что несли клеймо "только для взрослых". Таким образом, ваш интерес приобрел некоторый академизм. Впрочем, практика тоже не отставала, только объектами для подсматриваний и ощупываний становились теперь не какие-то там мифические взрослые женщины, а вполне доступные сверстницы. И уже без всякого вранья! Единственное, что омрачало эти игры - если компания принимала вас обоих, то тебя брали в качестве равноправного партнера, тогда как твоего "опекаемого" держали за клоуна и ни за кого больше. Что еще? Плевались - точнее, "стреляли" из трубочек, сделанных из шариковых ручек. Причем, не комками жеваной бумаги, как все, а рисовой крупой (вероятно, опять проявились его особые склонности, скрытые до времени). Рис - настоящая пуля, далеко летит и бьет всерьез. Однажды ты попал ему в глаз, после чего он, обезумев от страха, бегал между медпунктом и дамским туалетом, искал медсестру. Забыл ли он эту боль и этот страх? Пионерские воспоминания можно продолжать до утра, пора остановиться. С достижением комсомольского возраста ваши пути постепенно разошлись. Десять лет - огромный срок знакомства. За десять лет вы сходились и расходились, как это обычно бывает у детей и подростков, но к выпускному классу разбрелись в разные стороны окончательно. Отнюдь не в результате ссоры, а естественным образом, эволюционно. Как бы само собой. Очевидно, просто надоели друг другу, потеряли что-то общее. Ты увлекся точными науками, он ушел в спорт. Он занимался борьбой, что объяснимо, и почему-то греблей, где добился действительных успехов - кандидат в мастера спорта, участие в юношеской сборной страны, призовые места на всесоюзных соревнованиях. Другим несомненным успехом являлось то, что он сильно, просто фантастически раздался в плечах. В конце концов, ты обнаружил, что твой бывший друг сильно изменился и внутренне. Первое ощущение было такое: "Поумнел". На самом деле, он никогда и не был глупым, так что умнеть в привычном смысле слова ему не требовалось, ему требовалось возмужать. Что он и сделал. Линия его поведения резко изменилась: немногословие, суровость, неулыбчивость. Ясно, что это была всего лишь маска, но очень удачно найденная маска, единственно верная. Спорт дал ему силу, а сила дала уверенность в себе, все просто. Казалось бы, после школы вы должны были распрощаться навсегда... 4. ТЫ И НОЧЬ Заснуть Андрей так и не смог. Несмотря на то, что принял седуксен. Транквилизатор прогнал из груди эту поганую дрожь, снизил артериальное давление до приемлемых цифр, иначе говоря, помог вегетативной нервной системе справится со стрессом. Однако обещанное в аннотации к лекарству "анксиолитическое действие", т. е. способность подавлять тревогу, почему-то запаздывало. Очевидно потому, что воспоминания были сильнее лекарств. Воспоминания хозяйничали в голове, как женщины в тесной коммунальной кухне, не уступая друг другу ни дюйма - а мест на всех явно не хватало. Те, что были поновее, вытесняли прочий хлам наружу, в черный вакуум спальни. Конечно, зачем копаться в прахе давно умершего детства, зачем рассматривать блеклые старомодные открытки? Теперь, когда советские школы по мановению волшебной палочки превратились в гимназии без октябрят и пионеров, когда видеомагнитофон, нашпигованный порнухой, стал доступен любому из новоиспеченных "гимназистов", жизнь несколько изменилась. Но дело не в этом. Чем слюнявое прошлое могло помочь настоящему, чем могло успокоить кипящий мозг? Разве только тем, что прикрыть на секунду завораживающий огонь состоявшихся час назад дружеских посиделок? Унять жар, остудить страх пережитого, отвлечь память от навязчивого сюжета... Нет, бесполезно. Остужать что-либо - бесполезно. Страх постепенно трансформируется в стыд, ничуть не менее жгучий. И вообще, плохо Андрею, температура скакнула, а ведь была нормальной, ведь на поправку дело шло, так за что же ему все это? Никак не заснуть! Несмотря даже на то, что навалившаяся на организм вялость сделала руки и ноги неподъемным грузом, несмотря даже на то, что свинцовой тяжести голова продавила постель чуть ли не до пола. Андрей встал. Оказалось, он все еще способен стоять. Он дошаркал до кухни, преодолевая головокружение, имея целью попить чаю, но воспоминания прокрались за ним следом, и тогда он сказал им: брысь! Хватит соплей! Сейчас нужны ответы - ясные конкретные ответы на четко сформулированные вопросы. Логика и порядок в мыслях. Анализ и синтез. Дедукция плюс индукция... Андрей поставил чайник на газ. "Итак, зачем Саша вломился в спящую квартиру?" - четко сформулировал он вопрос, чтобы начать. Этот вопрос он ставил перед собой с интервалом в пять минут в течении всего минувшего часа. И каждый раз, вместо ответа, разум рождал картинки: пистолет лежит на столе, пистолет выщелкивает патрон из ствола, пистолет появляется из широкого кармана куртки... Однако возобновлять размышления с чего-то надо, и он начал с этого. Затем продолжил серию вопросов, решившись, наконец, на самый главный: неужели Саша приходил, чтобы убить? Он принялся медленно, нарочно неторопливо готовить бутерброд - с копченым сыром, вытащенным из холодильника, с импортным маргарином, имитирующим масло, - лишь бы отвлечься. Он решил что-нибудь съесть, прежде чем принять жаропонижающее. Не стоило глотать аспирин на пустой желудок. Желудок - это полюс мироздания, с ним поосторожнее надо. Есть и второй полюс мироздания - половые железы. Увы, для большинства людей какой-либо из полюсов становится центром - вот прекрасная тема для размышлений. Однако отвлечься не удалось. Подробности недавнего визита уже ворвались на охраняемую территорию, уже весело скакали в голове, не считаясь с правом частной собственности. Теорема доказывалась легко. Друг Саша предъявил пистолет еще в коридоре, едва вошел - раз. Напился, чтобы легче было совершить задуманное, чтобы подавить жалость и стыд - два. Заставил вымыть бутылку, не желал оставлять следов своего присутствия - три. Правда, его видела полусонная мать, но ведь это не проблема для нетрезвого бойца с пистолетом в кулаке! Итоговая формулировка теоремы складывалась с очевидностью, достойной математического справочника, заставляя ослабленную болезнью душу снова и снова содрогаться... "Стоп, стоп, стоп! - приказал себе Андрей. - А что, собственно, с тобой произошло? Почему ты испугался, каких слов или действий? Все случившееся было слишком иррациональным, чтобы терять из-за этого остатки гордости. То ли так понимай, то ли этак. Кто поможет разобраться? Сашу, что ли, пригласить в гости - ха, ха! - поведать ему о своих проблемах?.. - Андрей непроизвольно улыбнулся и расправил плечи. - Грустная получилась шутка, но - шутка. Рано сходить с ума, господа, рано: пока я жив, как говорят англичане, здравый смысл со мной". Он выключил газ, снял чайник с плиты и сделал себе чай. В самом деле, какой мотив мог быть у Саши для убийства своего товарища по детским играм? Месть - непонятно за что? Посчитал Андрея предателем, который тайно помогал врагам? Тогда это недоразумение должно быстро и безболезненно разъясниться. Или его привело желание убрать свидетеля? Опять же - свидетеля чего? Ошибка! Кстати, действительно ли у Саши неприятности? Может, он придумал себе свой страх, заразив этим вирусом бывшего одноклассника, может, он убегает от того, чего в реальности не существует? Тогда вообще нечего было психовать. Ну, съехал человек с катушек... Впрочем, наоборот, в этом случае опасность возрастала многократно. Параноик, у которого под мышкой в кобуре болтается... даже не под мышкой, а в кармане, с досланным патроном... Нет, знаете ли, лучше пусть будут неприятности! Что-нибудь простое и понятное, вроде порочащих связей с украинской разведкой. Пусть главной версией происшедшего останется недоразумение, ошибка... "Что я знаю о нем? - задался Андрей новым вопросом, вытягивая логическую цепочку звено за звеном. - Что я, в принципе, мог бы про параноика Сашу разболтать его великим и ужасным врагам?" Вопрос вернул воспоминания... -------- ...Казалось бы, после школы они должны были распрощаться навсегда. Один поступил в Политехнический институт, на физико-математический факультет, другой - в Военно-медицинскую академию. Поступить в престижный медицинский ВУЗ Саше помогли не только спорт и характеристика из военкомата, но и связи его родителей-врачей. Учились оба нормально, без падений и без взлетов. Как ни странно, Саша не был среди отстающих, становился врачом наравне со всеми, хоть в школе, мягко говоря, и не отличался тягой к знаниям. Честно работал, не злоупотребляя своим положением местной спортивной звезды. Детский невротический комплекс "быть не хуже других" тащил его по жизни, как катер водного лыжника. Что касается гребли, то Саша вообще вскоре бросил ею заниматься - радикулит замучил, по научному "остеохондроз", профессиональное заболевание всех гребцов. Он мудро решил плюнуть на подачки спорткомитета, зато сберечь позвоночник. И добрался, в конце концов, до интернатуры. Ему благополучно удалось избежать распределения на авианесущий корабль с ядерным реактором на борту, мало того, папины связи сулили ему богатые перспективы - остаться на кафедре, поступить в аспирантуру, и катиться по накатанному желобу скромных советских карьеристов, тем более, в партию он уже успел вступить. Однако случилось нечто непредвиденное. Непредвиденное прежде всего для родителей будущего доцента или профессора, точнее, для его матери. С матерью, кстати, у Саши всегда были несколько странные отношения (примерно, как и у Андрея), которые со временем осложнялись и осложнялись, поскольку оба они, и мать, и сын, были несколько странными людьми. Итак, сын врачей решил с получением диплома и звания завершить на этом свою военно- медицинскую карьеру. Его нашли и ему предложили - словно точно знали, что он согласится. Он согласился. Конечно, в те годы мало кто отказался бы от столь заманчивого предложения, исходящего от столь могущественного ведомства, но ведь в данном случае на другой чаше весов лежала аспирантура... Откуда Андрей знал все эти подробности? Очень просто: не смогли бывшие друзья расстаться навсегда, не дала им Судьба такой возможности. Во-первых, квартиры родителей располагались в одном районе, который тогда назывался Октябрьским (самый центр, романтика трущоб), во-вторых, вели свободный образ жизни, не связанный необходимостью целый день торчать на работе (все-таки студенты) и, в-третьих, любой из их возможных маршрутов вел через один и тот же транспортный узел (большая красивая площадь с красивым старинным названием). Волей-неволей, но они регулярно сталкивались на улицах - до смешного доходило, будто заранее договаривались о встречах. Встречались - и разговаривали, обменивались последними новостями, хвастались редкими успехами. Вот и получилось так, что один вынужденно следил за жизненным путем другого. Итак, Комитет Государственной Безопасности предложил выпускнику-медику карьеру в своих структурах. И тут же устроил ему проверку на искренность - насколько сильно его желание приобщиться к тайной власти. Проверка была в форме медкомиссии. И не проверка, собственно, а нормальный советский кретинизм. Один из врачей нашел, что у товарища младшего лейтенанта якобы плохие гланды. Плохие - значит, удалять. Ах, у вас за двадцать четыре года было всего две ангины? Вырезать, и никаких споров - это вам не поликлиника, молодой человек! Не хотите - так и запишем. И до свидания, вернее, прощайте навсегда... С другим врачом разговор получился куда напряженнее. В старой медицинской карточке, которую на Сашу завели еще в детской районной поликлинике (надо же, выкопали откуда-то из архива!) обнаружилось, что у будущего бойца невидимого фронта был когда-то "хронический баланопостит". Это из области урологии, чуть-чуть стыдное заболевание, хоть и самое обычное, распространенное. Говоря по-русски - воспаление головки полового члена. "Да, - согласился Саша, - имел место такой диагноз". Который быстро сошел на нет, стоило мальчику потерять девственность. А в чем проблема? А в том проблема, что необходимо немедленное лечение. Причем, в виде легкой неопасной операции. Обрезание - вот лучшее лечение. Саша возмутился: если у сексуально озабоченного пионера действительно скапливалась кое-где смегма, вызывая время от времени воспаление кое-чего, то у него, взрослого мужика, нет подобной "проблемы" давным-давно! Он попросту забыл, что такое "баланопостит" - спасибо, напомнили. Но ему объяснили: мол, сейчас забыли, а как попадете в жаркий климат, да еще в места, где нет женщин, так сразу и вспомните. Существует, мол, такая опасность, если есть предрасположенность. Не спорьте, убедитесь сами - отверстие крайней плоти несколько сужено. "А ведь вам в жарком климате работать, товарищ..." Впрочем, обрезание оказалось необязательно делать, молодого человека прекрасно понимали. Достаточно сделать подрезание, т. е. удалить уздечку крайней плоти. И вообще, ясно же было сказано - каждый вправе отказаться от предложенного лечения, но тогда комиссия, разумеется, даст отвод... Тот, кто хоть что-нибудь понимает в медицине, поймет и комизм требований, выставленных ведомственными врачами. Веселенький выбор стоял перед Сашей: с одной стороны - широкая и надежная академическая лестница, с другой - обрезание... ах, простите, ПОДрезание... Он рассказал Андрею эту историю в одну из случайных встреч на трамвайной остановке. Без стеснения, как в октябрятско-пионерском возрасте. Очевидно, опять стал считать бывшего одноклассника всецело своим - тем, от кого можно не ждать насмешек. Ехидное предположение по ходу рассказа: "Наверное, ты этому педику из комиссии очень понравился, если он твой срам так разглядывал", отнюдь не обидело его, наоборот, рассмешило: "Для кого срам, Андрюха, а для кого и гордость..." Что касается истории с поступлением в компетентные органы на службу, то она завершилась благополучно. Саша сделал выбор. Все-таки сработали в нем детские комплексы, всколыхнулись нереализованные детские мечты, потребовав не упустить шанс. Он послушно удалил и гланды, и частичку кожи на своей обожаемой "гордости". Он сумел забраться в большую банку с доблестными советскими чекистами, которая громоздилась в начале Литейного проспекта. Делился Саша и другими подробностями резко крутанувшейся биографии - не специально, нет, так получалось. В оговорках, в ухмылках, в паузах между разговорами о бабах. Или когда у него было скверно на душе, или когда он был нетрезв. Например, Андрей знал, что новоиспеченный лейтенант (Саше сразу присвоили лейтенанта - вероятно, за мужество, проявленное на медкомиссии), так вот, что он не поехал ни в какой "жаркий климат", отвертевшись при помощи малопонятной интриги, знал также, что он попал в отдел, который следил за непростыми членами партии (а конкретно - контролировал Смольный) и что это важное для страны дело ему понравилось, правда, наполнило его душу едким презрением ко всему святому, которое он не боялся демонстрировать. Затем Сашу уже в качестве старшего лейтенанта, бросили на какое-то другое дело - Андрей, естественно, не расспрашивал, на какое. Вполне хватало рассказов о зарплате, о спецмагазинах, о прелестях работы со "стукачами". Судя по всему, вошедшему во вкус офицеру общение со "спецконтингентом" особенно понравилось, в частности, такого рода: "...Ты ему говоришь "сволочь", ты ему в морду харкнешь, а он тебя по имени-отчеству..." Или, например: "...Такой весь согнутый войдет, улыбающийся, мелкими шажками к столу, и блок "Мальборо" на уголок положит - вот, Александр Витальевич, на склад вчера завезли..." Конечно, разве может не понравиться, когда тебя, сопляка, взрослые дяди (и тети! тети тоже!) по имени-отчеству называют. Когда тебя боятся - разве может это не вызвать чувство глубокого удовлетворения работой и жизнью? Так что поначалу Сашины комментарии содержали гораздо больше смешков и подмигиваний, чем мата. Лишь позже пропорции поменялись. От звания к званию, с превращением работы в службу, его мат наполнялся тяжелым, едким безразличием... Впрочем, он никогда не откровенничал всерьез, хоть и доверял слушателю. Интригующие реплики были не больше чем огрызками, семечками то ли сладких, то ли горьких яблок. Одно не вызывало сомнений: система КГБ приняла Сашу в качестве оперативника, и не больше. Какой символ времени - из врача по образованию сделать оперативника! Бывшие одноклассники продолжали сталкиваться на улицах ненормально часто, даже прекратив быть студентами. Потому что оба так и остались жить на свободном расписании - ходили на работу в неожиданное время, и днем, и поздним утром, и ранним вечером. Андрей был ассистентом на кафедре прикладной математики того же Политеха, переименованного честолюбивым ректоратом в Технический университет. "Ассистент" - это должность так смешно называется. Вроде лейтенанта, если считать, что заведующий кафедрой - полковник. Короче, Саша безнадежно обогнал своего товарища в служебном росте, потому что был уже майором, но это явно к делу не относится... -------- "А что относится к делу?" - тоскливо подумал Андрей. Он вспоминал и одновременно ел. Два этих занятия совмещались с трудом, но не только оттого, что стыд пропитывал слюну горькой желчью. И не оттого, что хлеб, на который был уложен кусок сыра, оказался черствоватым. Сильно мешался зубной протез - десну натирает, гад, с каждым днем все сложнее и сложнее терпеть эту пытку! Халтура. А ведь как рекламировали, как советовали... "Может, пресловутое Сашино майорство как раз и важно?" - продолжил Андрей прерванную бутербродом мысль. Похоже, именно с Киева началась его паранойя, именно оттуда он привез свои "неприятности". Вместе с новым званием - внеочередным, кстати. За что ему кинули "майора"? Саша не стал ничего рассказывать, хвастаться очередной победой. Почему? Отношения между двумя одноклассниками к тому времени были абсолютно прочными, доверительными, ведь Саша нисколько не сомневался, что он окончательно и навсегда уложил на лопатки бывшего соперника по "коридорной" борьбе, ведь роли поменялись, и отнюдь не Андрей был теперь самым умным и самым главным. Почему Саша вернулся мрачным, если не сказать, злым? И пить-то после этого начал по особенному - регулярно, целенаправленно. Странно... А бабы его бесчисленные, сексуальная составляющая его жизни - относится ли это к делу? Андрей отложил недоеденный кусок и принялся полоскать рот чаем. Искусственные зубы раздражали, мешали сосредоточиться. Инородное тело. Гадость. Мало того, что натирает, так еще и прикус теперь неправильный - плохо подогнанным оказался "мост". Некий мужик из Института информатики заглянул однажды на кафедру, где Андрей обретается, рассказал кому-то - просто так, к слову, - что у него есть знакомый зубной техник, который за полцены керамические зубы вставляет. Продемонстрировал всем женщинам свою улыбку - белоснежную, ослепительную. Андрей не мог не заинтересоваться этим известием, вернее, загореться, поскольку, во-первых, давно мечтал вставить два отсутствующих верхних зуба, рядышком четвертый и пятый слева, обязательно белые, керамические, но денег вечно не было, дорогое это удовольствие - зубы. Во-вторых, в-третьих и в-четвертых - за полцены. Протезист оказался из местной районной поликлиники, строил "мосты" частным образом, обманывая таким образом государство, но только по рекомендации. Коллега из родственного учреждения дал необходимую рекомендацию. Как раз перед очередным обострением бронхита, дней десять назад, мечта оказалась реализована... Что теперь делать? Андрей потрогал ненавистный протез пальцем: еще одна проблема, пропади все пропадом. Воистину, скупой платит дважды... Итак, Сашины бабы. Личная жизнь офицера спецслужб. В рамках этой темы он был предельно откровенен, не упускал ни единой подробности, просто купался в лучах славы, предавая свои похождения гласности. Не беда, что слушатель был всего один, ему хватало. Он, случалось, признавался Андрею в таких вещах, которые под действием психотропных препаратов и то постыдишься рассказывать! Например, что обожает трахаться, когда у партнерши месячные - кровь его возбуждает. Или как бегал в четыре часа ночи в венерологический диспансер, обнаружив у возлюбленной подозрительную болячку. Без стеснения показывал любительские фотографии, где его дамы сердца представали в предельно откровенных ракурсах. Преспокойно глотал трихопол - на глазах у изумленного зрителя. Вот такой вырос мальчик, лихой гусар. И смешно, и завидно, правда? Но все-таки лихость его была во многом внешней, показной. Просто детские комплексы настойчиво искали свое - и получали. На самом же деле, как всякий нормальный мужчина, он ждал от женщин не только распутство. Чистоты и преданности хотелось ему не меньше, вот в чем причина его постоянной неудовлетворенности - в проклятой раздвоенности. Саше нравились бляди, что же тут поделаешь, но едва отношения завязывались по серьезному, как он начинал требовать от несчастных женщин, чтобы они перестали быть блядьми. Было в этом что-то мальчишеское. Наверное, он даже страдал, мучался. Впрочем, одна постоянная женщина у него имелась, по имени Вера. Очень яркая, можно сказать, красивая. И одновременно неглупая, что на наших уровнях мироздания встречается нечасто. И беспредельно развратная - Андрею хватило десяти минут в ее обществе, чтобы понять это. Да и в рассказах Саши его возлюбленная представала личностью незаурядной в сексуальном смысле (ведь он ничего не скрывал от своего вечного зрителя-слушателя). Именно развратная, очень точное слово. Уже несколько лет тянулись отношения Саши и Веры, то они сходились, то расходились, то жениться собирались, то телесные повреждения друг другу наносили. Наверное, их отношения можно назвать "любовью". В общем, бурно жили. Эта парочка однажды была в гостях у Андрея, совершила визит вежливости - Саша захотел показать умному человеку свою возможную жену с целью спросить мнение. Андрей так и сказал: развратная - не стал уклоняться от ответа. Саша, конечно, и сам все знал про Верку. Зачем ему понадобилось в очередной раз себя травмировать? (А может, наоборот, он хвастаться приходил - вот, мол, какую красотку я приручил!) Жена Андрея, кстати, с Веркой тогда болтала без умолку, птички спелись, телефончиками обменялись, но так и не продолжили знакомство. Наверное, потому, что Андрей был против. И слава Богу, что не продолжили. Еще не хватало, чтобы Зоя насмотрелась и наслушалась всяких мерзостей. Незачем было подвергать правильные взгляды жены такому испытанию - вот чем руководствовался Андрей, высказывая после ухода гостей своей "ф-ф-ф!" по поводу Сашиной спутницы. Хотя если уж быть честным до конца, то Вера ему на самом деле понравилась. О, даже очень. Склонность к блядству - это ведь в некоторых ситуациях отнюдь не недостаток... В общем, хорошо в тот вечер посидели. Позже выяснилась одна подробность - Саша признался. Покинув гостеприимный дом Андрея, им с Веркой так приспичило, так захотелось, так загорелось, будто они годик-другой воздерживались. Скорее всего, градус в голову ударил. Дойти гости смогли только до автобусной остановки, а там, найдя какой-то дворик с раздолбанной скамейкой, получили друг от друга желаемое. Разумеется, время было уже позднее, темно было в городе, а в тесном пространстве, окружавшем скамейку - просто черно (да и много времени на это не надо), однако каждую секунду кто-нибудь мог пройти мимо. "Дворик-то наш проходной", - разъяснил Андрей самодовольно ржущему Саше. Вот такая подробность. Вот такие воспоминания... "Почему он посчитал меня предателем? - вернулся Андрей к нач