Сломанная Головоломка --------------------------------------------------------------- Редактор-составитель Х.З.Собачий. М., издательство "Мобиле", 1993; OCR и правка: Максим Ненашев (nenashev@surgu.wsnet.ru). --------------------------------------------------------------- ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ Сборник рассказов "Сломанная головоломка" имеет несколько существенных отличий от других подобных сборников. Во-первых, для этой книги не подходит само название "сборник" -- рассказы в ней не собраны, они специально для нее созданы авторами. Во-вторых: "составителями" (точнее -- в данном случае -- организаторами) руководило принципиально чуждое духу подлинной литературы желание -- попробовать с помощью литературных произведений (в данном случае -- рассказов) выразить нечто большее, чем то, на что обычно отваживается литература как таковая. Если говорить совсем просто -- рассказы заказывались и были написаны авторами "на тему". Этот самоубийственный для любого живого творчества подход -- подход к литературе, как к средству, а не как к цели -- в данной ситуации, тем не менее, полностью себя оправдал. Случилось это лишь по одной причине. Причина эта в том, ради чего сомнительное мероприятие по созданию сборника и было затеяно; в уникальной способности этого оживлять все, за чем оно скрывается, просвечивать сквозь любую свою внешнюю форму. Для обозначения этого таинственного нечто, скрытого в данном случае за полутора десятками небольших рассказов, существует, в общем-то, специальное название. Самое обычное, достаточно точное и -- в то же время -- совершенно не подходящее в данной ситуации. Это название -- неприятные по звучанию и смыслу слова "философская система". Гегель просто писал "Феноменологию духа". Ницше говорил -- афоризмами, притчами, устами Заратустры, Сартр, чтоб растолковать наболевшее, сочинял романы и пьесы, Хайдеггер дошел до философской Поэзии. Что-то из этой серии сейчас перед Вами. Однако предлагаемая Вам книга, в то же время, заметно отличается от "философской прозы" в традиционном ее понимании. Отличий несколько. Прежде всего, это отсутствие единого стиля и тональности (что, конечно, во многом обусловлено коллективным характером работы). Второе отличие -- принципиальная незавершенность этого сборника как философского произведения. Отказаться от подзаголовка "Том первый" составителей заставила лишь некоторая неуверенность в целесообразности скорого продолжения. Если продолжение все же последует, то это будет уже новая книга, а не "второй том" (пример -- хорошо известные сборники "Вехи" и "Из глубины"). Такая незавершенность -- прямое следствие третьей особенности сборника: он служит выражением философской системы, которой не существует в иной, отличной от этого сборника, форме. (Именно поэтому не очень и подходят для обозначения того, вокруг чего выросла книга, слова "философская система" -- эти слова предполагают как минимум существование того, к чему относятся.) Противоречие здесь лишь кажущееся. Принцип неопределенности в философии (подобный принципу неопределенности в квантовой механике) гласит, что чем более строга и лаконична форма изложения "философской системы", тем меньшее число людей принимает эту "систему"; и, наоборот, чем очевиднее, естественней, популярнее "система", тем более неопределенна, метафорична, двусмысленна ее словесная оболочка (примеры таких "размытых" текстов приводить, вероятно, излишне). При этом важно понимать, что указанное противоречие между "популярностью" и "строгостью" изложения "философской системы" не имеет никакого отношения к самому факту ее существования. Тем более -- к вопросу о ее истинности или ложности. Так же несомненно существование и той "философской системы", ради выражения которой написана эта книга -- и не важно, что ее максимально строгое выражение непонятно вообще никому и поэтому даже не написано, а выражение, понятное всем, настолько банально, что в записи вовсе не нуждается. Эта система, повторим, тем не менее, существует. И именно в той форме, которую Вы держите сейчас в руках. В свете этого огромным соблазном для "составителей" было и внешне оформить книгу в виде серьезного философского трактата ("Раздел первый: Очевидные истины. Часть первая: Особенности феноменологического подхода. Глава первая: К смыслу понятия "быть". Параграф первый: "Ограбление в подворотне"", и т.д. -- разбивка собранного в книге материала на главы существует на самом деле, даже в двух, немного отличающихся друг от друга, вариантах, но явно нигде не отражена). Помешала воплотить идею "псевдофилософского оформления", как Вы, вероятно, уже догадались, боязнь излишней строгости в ущерб популярности. Боязнь излишней популярности (в ущерб строгости) помешала, в свою очередь, издать книжку сколько-нибудь заметным тиражом. Но, несмотря на отказ от явной разбивки на главы, параграфы и т.п., особенностью книги все же остался особый характер составивших ее рассказов: каждый из них, как уже говорилось, есть нечто большее, чем просто рассказ. Представить себе это легче всего на примере: некий эротический рассказ, пересказанный кем-то "в двух словах", оказывается, вдруг, текстуально идентичным -- к примеру! -- знаменитому одиннадцатому тезису Маркса о Фейербахе. Настоящая книга в то же время не есть (отметим еще раз!) просто "популярной", доходчивой формой выражения каких-нибудь пятнадцати философских "тезисов". У того, о чем здесь говорится, иной формы выражения -- кроме той, которая перед Вами -- пока просто не существует. Если смотреть, все же, на эти рассказы как на комментарии или иллюстрации, то они -- комментарии, иллюстрации к несохранившимся текстам (а точнее -- к текстам, еще никогда не существовавшим). Другая возможная, в принципе, аналогия -- между текстами "сборника" и дзенскими коанами -- также искусственна. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть наугад несколько страниц из книги. Что же касается названия "СЛОМАННАЯ ГОЛОВОЛОМКА", то о нем можно сказать лишь одно -- книга действительно так называется. Почему, можно понять, прочитав ее. Наконец, само предисловие. Написано оно в большей мере из рекламных соображений. И без него -- по целому ряду заметных внимательному читателю признаков -- достаточно быстро улавливается существование некоторой под- или сверхструктуры, "скрытой" текстами сборника, их порождающей и организующей. Осторожно намекнуть читателю, что такая "сверхструктура" (то самое таинственное нечто, о котором говорилось выше) не есть что-то необыкновенное, что это, в действительности, всего лишь хорошо знакомое читателю его собственное отношение ко всему на свете (а так оно и есть!) -- в этом "составители" (организаторы) "сборника" видят основную задачу своей странной затеи. Они даже верят, что, в итоге, что-то подобное у них может и получиться. Большинство работавших над "Сломанной головоломкой" авторов -- все вместе и каждый в отдельности -- в этом, к сожалению, не настолько уверены... Еще двое из них наотрез отказались высказать свое мнение по этому поводу. В любом случае -- кто бы из членов авторского коллектива ни оказался прав в оценке "сборника" -- он у Вас в руках. Москва, ноябрь 1993. ОГРАБЛЕНИЕ В ПОДВОРОТНЕ В детском садике на вопрос: -- Ну, маленький, сколько нам годиков?.. -- отвечают, как известно, не задумываясь: -- Шесть лет и восемь месяцев!!! С возрастом эта удивительная способность -- помнить, сколько тебе сейчас лет -- почему-то исчезает. Чтобы вспомнить, приходится смущенно производить в уме выкладки с четырехзначными числами. Помнят, разве что, некоторое время после очередного по счету дня рождения. Лучше -- юбилея. Да и то совсем недолго. ...Бывший старший оперуполномоченный Московского угрозыска подполковник Семен Семенович Шукайло, опытный криминалист, уволенный совсем недавно из органов внутренних дел -- за дзен-буддизм -- и возглавлявший теперь собственное сыскное бюро "Феликс", как раз 13 марта праздновал свой день рождения. В тот же день (это была, кажется, среда), ровно в два часа дня, в пивной бар без названия, что на втором этаже, над овощным магазином в доме 194 по проспекту Мира (кстати -- такое уж совпадение -- тот самый, где годом позже Семен Семенович взял знаменитого Макеева) нагрянули с довольно необычным визитом народные депутаты. Самые настоящие, со значками. Ничего никому не объясняя, они втащили в зал несколько тяжелых коробок и, деловито разобрав у своего главного молотки и отвертки, полезли, не разуваясь, на столы. Бармен Сережа, огромный, толстый, метра под два ростом, мужик, брезгливо делал вид, что даже не смотрит, что они там по углам развешивают. А развешивали они большие жестяные, выкрашенные серой масляной краской громкоговорители. -- Дискжокеи говняные... -- проворчал Сережа, но вмешиваться не стал -- да и действительно, с какой стати?.. Дискжокеи оказались членами парламентской комиссии по связям с общественностью. Сделав дело, они выпили пива и торжественно включили колонки. Вместо музыки зазвучали хриплые голоса спорящих народных депутатов: передавали запись одного из старых съездов. Все присутствовавшие в пивбаре, не сговариваясь, схватились за головы и выругались, негромко, но, что довольно странно, почти в одних выражениях... Погода, как водится, тут же испортилась, повалил мокрый снег, завыл холодный ветер. С головы до ног облепленный снегом, Семен Семенович, пряча под полой купленный у метро самому себе в подарок букет чайных роз, поднялся по скользкой темной лестнице бара, остановился в дверях, пропуская уходящих депутатов, и, войдя в зал, осторожно осмотрелся. Осторожно -- скорее по привычке. Остаться незамеченным он сегодня, пожалуй, не смог бы, как бы ни старался. Роскошный длинный черный плащ, черный, лихо заломленный на бок берет с блестящим металлическим цвета чайной розы значком сыскного бюро, белоснежный шарф с золотистым восточным узором по самому краешку (непременная часть придуманной самим Семеном Семеновичем униформы сотрудников "Феликса") -- все это заметно контрастировало с общей обстановкой. Например, с той же лужей блевотины у самого входа, в которую Семен Семенович случайно наступил до блеска начищенным высоким черным ботинком армейского образца. Ослепительно белыми, белее шарфа и снега на берете, были пышные, красивые, ухоженные усы Семена Семеновича, ярким пятном выделявшиеся на его смуглом, иссеченном шрамами и морщинами лице. Лицом -- особенно своей знаменитой добродушной улыбкой -- Семен Семенович был необыкновенно, а сегодня, почему-то, особенно, похож на известного физика Альберта Эйнштейна; еще Семен Семенович, как и Эйнштейн, немного, для себя, играл на скрипке. И трубку тоже, разумеется, курил -- так уж сложилось. Семен Семенович пересек по диагонали шумный задымленный зал и осторожно подошел к столику в правом углу, у большого грязного окна... -- Ваши документы! -- тихо, но отчетливо произнес он, обращаясь к двум стоявшим к нему спиной мужчинам: долговязому молодому человеку в ватнике и в серой спортивной шапочке с надписью "СЛАЛОМ" и низенькому плешивому крепышу в полушубке из черного искусственного меха. -- Никак молодость ментовскую не забудет, -- недовольно проворчал, оборачиваясь, тот, что пониже. Звали его Михаилом Сергеевичем (тем, кто не верил, он показывал паспорт). -- Ты, Семен Семеныч, таперича никто. Ты даже документы у меня проверить права не имеешь! -- хмуро подмигнул он и сделал неприличный звук губами. -- Но пива, Семен Семенович, мы вам все равно дадим, -- приветливо улыбнулся тот, что повыше, в ватнике; звали его Шуриком. -- Здравствуйте. -- Здравствуй, Шура! Мое почтение, Михаил Сергеевич, -- засмеялся Семен Семенович. -- Как наша общая знакомая госпожа Тэтчер? Все не пишет? -- Достали вы уже меня своими тупыми шутками!.. -- вздохнул Михаил Сергеевич. Особой его приметой были обвислые казацкие усы, которые он каждый раз, отхлебнув пива, тщательно вытирал носовым платком. Шурик был без усов, но с двухдневной щетиной и вообще был очень похож на тезку из кинофильма "Приключения Шурика", только более мрачного и, как видно, сильно пьющего. Он тоже глубоко вздохнул в ответ на шутку Семена Семеновича, почему-то покосился на висевший неподалеку громкоговоритель и скорчил отвратительную рожу. -- Прости уж, Михаил Сергеевич, -- извинился обескураженный Семен Семенович. -- Все-таки милиционер я, или нет? Хоть и бывший. И шутки у меня соответствующие... Он выпил под нестройные аплодисменты депутатов на съезде кружку пива и, оттопырив мизинец, подцепил с бумажной тарелочки кусочек соленой скумбрии: -- Вот, шел мимо, вдруг думаю: "дай зайду! пивка выпью!.." Не ожидали небось? Что вы такие мрачные? -- Видишь, Семеныч, и тут уже -- сволочи -- мозги вправляют. Тоже -- педагоги... -- показал Михаил Сергеевич на дребезжащий громкоговоритель. -- А все, обрати внимание -- нет, ты посмотри, посмотри! -- на это кладут! И правильно! И Сережа -- колонки завтра же кому-нибудь продаст. Спорим? -- Если я сегодня провода не перегрызу... -- тихо вставил Шурик, косясь на потолок... Семен Семенович, разжевывая кусочек рыбки, с пониманием оглядел гомонящий зал, над которым, сотрясая табачный дым, висел рассерженный голос народного депутата. -- Да, так вот! Но мой-то! Мой, а? -- продолжил, грохнув по столу кружкой, Михаил Сергеевич. -- Я тут Шурику как раз жаловался... Тут -- ладно, все равно без толку, с этими педагогами давно все ясно... А у моего младшенького, спрашивается, что, а?! Семен Семенович никуда сегодня не спешил. Доев рыбку, он прислонился к стене и улыбнулся Михаилу Сергеевичу. -- ...дома его такому не учили! В этом году отдали в детский сад, и что ты думаешь? -- Михаил Сергеевич сделал театральную паузу и тоненьким голосом вывел: "-- Папа, -- говорит, -- давай в съезд поиграем!" -- и сплюнул на пол. -- Это они таким там занимаются! Игры, понимаешь, теперь новые... Новое поколение выбирает ПЕПСИ!.. Семен Семенович засмеялся и спросил: -- Твой-то у них... э... кто?.. А еще на мои шутки обижаешься!.. -- и совсем развеселился. Шурик тоже ухмыльнулся. Михаил Сергеевич в сердцах выругался и сказал, стукнув себя кулаком в грудь: -- Да бля буду! Я-то тут при чем? Вот так прямо приходит и говорит: "Давай, батя, в съезд играть!"... -- и опять с отвращением сплюнул на пол. -- Ох, выпори, Михаил Сергеевич, выпори засранца, тебе говорю! -- корчась от смеха, посоветовал Шурик. -- Это он скрытно над отцом издевается, намекает на твое имя-отчество! -- А как они в съезд-то играют? -- спросил Семен Семенович. -- Что-то не верится, Михаил Сергеевич, извини уж. У них что, регламент, повестка дня, у этой мелкоты, да? -- он опять засмеялся. -- И что они там... э... обсуждают? Дуришь ты нас, Сергеич. -- Да не дурю! -- рассердился Михаил Сергеевич. -- Сам ходил смотрел. Ни повестки, ни регламента у них нет. Они просто голосуют. Шурик и Семен Семенович посмотрели на Михаила Сергеевича. Тот объяснил: -- Садятся на детской площадке в кружок и голосуют, кто за что выдумает: кто за то, что Витька дурак? Кто за то, что ветер? Кто за то, что скамейка? -- и ржут, как ненормальные. Шурик и Семен Семенович удивленно смотрели на Михаила Сергеевича. -- Хоть голоса-то считают? -- спросил, наконец, Шурик. -- Откуда? -- удивился Михаил Сергеевич. -- Они и считать-то не умеют... Наверное. -- И все это называется "играть в съезд", да? -- засмеялся Семен Семенович. -- Ох, хорошо! И вправду, что в мире творится, а, Михаил Сергеевич? "Кто за то, что скамейка?.." -- говоришь?.. Философы, тудыть их! Нет, ну что в мире-то творится, а?.. -- он засмеялся. -- А я про что!.. -- мрачно согласился Михаил Сергеевич. Шурик, посмеиваясь, чистил рыбку. -- Детский сад!... -- задумчиво сказал Семен Семенович. -- Нет, детский сад это не хухры-мухры! -- и, вспомнив вдруг что-то, опять улыбнулся. -- А какое у меня было дело с детским садиком!.. Красивое, ух!.. Прямо в учебник по криминалистике вставляй. При слове "дело" Шурик внезапно -- будто вспомнив что-то очень важное! -- замер с недочищенной рыбкой в руках. -- Что, манку воровали? -- пошутил Михаил Сергеевич. -- Да нет, куда круче... -- Семен Семенович! -- сказал ставший вдруг очень серьезным Шурик. -- Вы сказали "дело", и я вспомнил... Очень давно хотел вас об одном одолжении попросить. Обгрызая рыбий хвост, Семен Семенович взглянул на Шурика и вопросительно поднял брови. Шурик нагнулся, быстро достал из-под стола полиэтиленовый пакет с надписью "Год Лошади", вынул из него обтрепанную общую тетрадь в сером переплете, перелистал ее, нашел какое-то место, внимательно прочел несколько строк и опять посмотрел на Семена Семеновича. -- Вы знаете, я работу одну пишу... -- сказал он. -- Как называется? -- поинтересовался Михаил Сергеевич. -- "Апология рационализма", -- внятно, по буквам, произнес Шурик. -- Понял, да? -- Михаил Сергеевич смутился. Семен Семенович, услышав название работы, подавился кусочком рыбки и закашлялся. -- Так вот. Как бы попонятнее сказать-то? Рассматривая в общем виде каркас произвольного эвристического рассуждения... это, впрочем, не важно... в общем, я вышел на одну проблему: проблему полноты пространства версий... -- Семен Семенович и Михаил Сергеевич переглянулись. -- Сейчас все объясню! -- заторопился Шурик, -- у меня здесь все на простых- простых примерах! Правда! Вы не бойтесь! Поясняю... -- Шурик быстро отхлебнул глоток пива. -- Кстати, пример из реальной жизни. У нас на заводе несколько лет назад дело было. Михаил Сергеевич и Семен Семенович кивнули. -- Дело очень простое. Поперли у нас из сейфа партвзносы, -- начал Шурик. -- Довольно большие деньги. Ясное дело -- шум, переполох, приехал следователь. Изучил обстановку и пошел копать -- составил список подозреваемых и начал их вызывать по очереди: всех, знавших о сейфе, сроках сдачи денег, тех, кто, так или иначе, имел доступ к ключам, тех, кто мог на своем оборудовании сделать копии по слепкам -- ясно было, что спер деньги кто-то свой, завод оборонный, пропускная система. Список был очень хороший -- наметил этот мужик, вроде бы, все возможные версии, например, не забыл даже электриков, которые в кабинете секретаря парткома лампочки два раза меняли. Заставил каждого подозреваемого расписать по минутам тот день, когда деньги пропали; особенно изматывал троих подозрительных ребят из четвертого цеха -- там станки стоят, на которых копию с ключа за минуту сделать можно... В общем, работал мужик, как зверь, на совесть. И стукачей к своим подозреваемым подсылал, ну все как положено. Измотался весь. И вдруг -- бабах! -- второй раз сейф вычистили! Новые взносы собрали, в сейф положили -- и как не бывало! Прежнего секретаря парткома, седенького такого, старого большевичка, сразу, тогда еще, после первой кражи, из партии поперли; теперь новый секретарь партбилет положил! Следователь похудел, осунулся, круги под глазами... Скандал колоссальный! В общем, долго рассказывать как все это раскручивалось. Сразу скажу, что следователь -- от умственного перенапряжения, наверное -- стал совершать безумные поступки... После того, как в сейф положили новые тыщи, он лично взял пистолет, спрятался за портьерой, простоял там часа четыре и -- не поверите! -- в дырочку увидел-таки того, кто опять, в третий раз, попытался спереть деньги! Клянусь, так и было! -- Здорово! -- сказал Михаил Сергеевич. -- Но что особенно важно, -- продолжил Шурик, -- так это то, что именно этот-то человек -- единственный, из тех, о ком точно было известно, что он имел доступ к сейфу, -- Шурик сделал многозначительную паузу, -- отсутствовал у следователя в списке подозреваемых. -- А почему? Потому, что следователю, настоящему коммунисту, не карьеристу, а действительно идейному... -- Бывали такие, -- кивнул, внимательно слушавший все это время, Семен Семенович... -- ... ему, -- продолжил Шурик, -- просто в голову не могла прийти, -- Шурик стукнул себя по лбу, -- такая чудовищная мысль, что партвзносы экспроприировал тот самый старичок-большевичок, о котором я уже говорил -- секретарь парткома. Он тогда вроде спутался с какими-то антикоммунистами- демократами, не помню уж, время, сами помните, тогда сложное было, -- Шурик отхлебнул пива. -- Впрочем, это сейчас совершенно не важно: для чего я, собственно, все рассказываю? Понимаете? Семен Семенович и Михаил Сергеевич смотрели на Шурика. -- Обратите внимание, какая ситуация: перебирает следователь все-все версии, просчитывает все-все варианты, да? И одну версию, одну-единственную -- причем, ту, которая совсем на поверхности! -- в упор не видит. Не вносит старичка-большевичка в свой список. Факт? Факт. Как объяснить?.. -- Ты же сам говорил, что спутался... -- нерешительно высказался Михаил Сергеевич. Шурик выругался: -- При чем тут это. Семен Семенович, понимаете, о чем я?.. Семен Семенович с интересом слушал. -- В чем моя проблема? Проблема в том, чтобы разобраться, как так вышло, что следователь -- вроде бы профессионал, -- все-таки, не все версии вначале подготовил. Пропустил одну. Семен Семенович понимающе закивал. -- Вот это я и имел в виду, -- сказал Шурик, -- под проблемой неполноты пространства версий, понимаете теперь?.. Так вот, Семен Семенович. Я по этому поводу кое-какие, так сказать, методологические рекомендации понапридумывал, а правильно, или нет -- не знаю. Поможете советом? -- улыбнулся Шурик. -- Экспертиза специалиста, так сказать... -- Интересно! Очень, очень интересно, Шурик! -- сказал Семен Семенович радостно. -- Ты сам, наверное, не понимаешь, как точно по адресу обратился! -- Шурик улыбался и моргал глазами. -- Методология -- мой конек, -- объяснил Семен Семенович, -- уже очень давно. Сколько мне из-за этого вытерпеть пришлось!.. И можно сказать, "Феликс" на этом держится. Давай, что там у тебя за метод? Ну! Порадовал ты Шурик меня! И проблему выделил -- действительно очень важную. Шурик даже замялся как-то. Открыл тетрадку, полистал, почитал что-то про себя, отложил, опять взял. Наконец, еще подумав, осторожно начал: -- Ну, общепризнанно, что феноменологический подход к логике, -- с каждым словом он, почему-то, все больше волновался, -- ...нет, не так... -- и опять замолчал. -- Да ты не волнуйся. И не стесняйся, попроще говори. Сразу давай, в чем суть твоего решения?.. Шурик, краснея, помолчал, пошевелил губами. Семен Семенович и Михаил Сергеевич внимательно слушали. -- Ну как вам это просто объяснить! -- не выдержал Шурик. -- Я целую книгу, можно сказать, написал об этом, а тут в двух словах... Сейчас, попробую... -- он опять задумался. -- Ну логику, самую элементарную, вы помните?.. -- спросил он через полминуты у Семена Семеновича. -- Рассмотрим множество всех небессмысленных малых посылок некоего силлогизма... Семен Семенович с Михаилом Сергеевичем испуганно переглянулись. -- А может -- как ты сам говорил -- на примере?.. -- осторожно посоветовал Семен Семенович. Шурик взглянул на него, поднял брови, потом вдруг закивал головой: -- Да! Именно!.. Спасибо. Сейчас! -- сказал он, закрыв глаза и сосредотачиваясь. -- Есть, -- сказал он, наконец, открыв глаза. -- В общем, э... как этот... как Шерлок Холмс. Да. Семен Семенович и Михаил Сергеевич удивленно замигали. Помолчав с полсекунды, они опять переглянулись и прыснули, потом захохотали. Михаил Сергеевич платком для вытирания усов принялся утирать слезы, Семен Семенович, повторяя тихонько, на разные лады: "Шерлок Холмс!.. Ватсон!..", сполз по стенке и, весь дергаясь от смеха, уткнулся в колени лицом. -- Я всегда знал, что вы идиоты, -- помолчав, сказал Шурик. Он зачем-то подвигал по столу кружку, бережно спрятал свою тетрадь обратно в пакет и уставился в лужу пива на столе. На съезде подводили итоги какого-то голосования. У соседнего столика подвыпившая девушка с растрепанными волосами хрипловатым голосом просила хмурого, налысо выбритого юношу поцеловать ее: -- Поцелуй, ну поцелуй, пожалуйста, ну пожалуйста... -- жалобно повторяла она и тянулась к нему пухлыми губами. Тот отворачивался, вяло отталкивал ее и жевал рыбу... Семен Семенович, почти перестав наконец смеяться, поднялся и, постанывая, принялся извиняться перед Шуриком. Михаил Сергеевич, всхлипывая, обнял Шурика и примирительно поцеловал его. -- Ты лучше не обижайся, просто у меня настроение сегодня очень веселое. Объясни нормальным человеческим языком, что имел в виду, -- сказал Семен Семенович, вытирая слезы. -- Тоже должен нас понять! Ну! -- и опять засмеялся. -- Я думал у тебя и вправду методология... -- Давай, давай, -- сказал Михаил Сергеевич. -- Все, больше не смеемся, -- и снова прыснул. -- Козел, -- сказал Шурик. И, обращаясь уже только к Семену Семеновичу, попросил: -- Вы действительно поймите, о чем я говорю. Пожалуйста! Это же... Это же просто!.. У меня не методология, у меня только постановка проблемы! Семен Семенович и Михаил Сергеевич на этот раз сдержались, оба сосредоточенно кивнули. -- Вот вы, Семен Семенович, выехав на место преступления и собрав какие-то данные садитесь и начинаете думать. В эти минуты ваша мысль... плывет, так сказать, по течению, или же вы осознанно -- подчеркиваю: осознанно! на основании каких-то логических норм! -- выделяете вначале все без исключения возможные версии, чтобы их -- потом уже -- проверять, логически сопоставлять друг с другом, все такое прочее? То, чего явно не сделал следователь в деле о взносах. Теперь понятно? И добавил рассерженно: -- Видите, не такой уж я и придурок. Семен Семенович и Михаил Сергеевич жестами выразили полное согласие. -- И спросить у вас, Семен Семенович, я только одно это и хотел! -- продолжил Шурик. -- Выписываете вы сначала -- в качестве особого этапа в расследовании -- все-все версии происшедшего? Но так, чтобы точно уж все без исключения версии перебрать, беспристрастно. Чтобы потом работать с этим полным набором версий. Или нет? -- Семен Семенович улыбнулся. -- Вот и все, -- Шурик стащил с головы шапочку, сунул ее в карман ватника и замолчал, почему-то уставившись в большую лужу пива на сером заплеванном столе. Семен Семенович не выдержал и взглянул в лужу. В ней он увидел перевернутое отражение Шурика, их взгляды встретились. Шурик попросил тихонько: -- Расскажите, как вы поступаете? Правда нужно... Михаил Сергеевич тоже, сбоку, удивленно уставился в лужу пива, пытаясь понять, что они там высматривают. Все трое молчали. На съезде тоже что-то притихли, похоже, опять затеяли голосование. -- Как я провожу расследование? Гм... -- переспросил, улыбнувшись, Семен Семенович. Задумавшись, он осторожно поднес к губам кружку с пивом цвета чайной розы на самом донышке. -- Что ж. Вот как раз и расскажу историю про детский сад! Ту, о которой только что вспоминал! Очень для тебя показательная в плане методологии выйдет история. Именно то, что тебе нужно. Отработка версий. -- Пригладив усы он спросил: -- Ты, я вижу, хоть трактатов и не пишешь, тоже не прочь байку послушать, а, Сергеич? -- О чем речь, Семеныч! -- Ну а тогда, Шурик, что надо сделать? -- сказал Семен Семенович. Он нахмурился, пристукнул кулаком по столу и, улыбнувшись, объяснил: -- Быстренько. За пивом! Испугавшийся было Шурик рассмеялся, сгреб шесть пустых кружек, ввинтился в толпу у прилавка продираясь поближе к Сереже. -- Пошел на подхват, -- молвил Михаил Сергеевич, собирая оставшиеся кружки. Семен Семенович, оперев подбородок о ладонь и посмеиваясь, разглядывал зал. Он посмотрел, как тихонько плачет растрепанная, все еще нецелованная девушка у соседнего столика; как Шурик, расплескивая пиво, передает через головы полные кружки Михаилу Сергеевичу, как носит их тот по четыре к столу, как, улыбаясь до ушей, возвращается Шурик с рыбкой на бумажных тарелочках. -- Суки! -- продолжая улыбаться, выругался Шурик. -- Толкаются, сволочи, как в... на вокзале!.. Улыбался и Михаил Сергеевич, улыбался, глядя на них обоих, и Семен Семенович. -- Ну? -- кивнул Шурик Семену Семеновичу. -- Начнем?.. Что это за дело? Семен Семенович кивнул в ответ, задумался, взял кружечку. -- Начнем, -- сказал он, громко отпив два глотка. -- Дело довольно необычное... За окном валил мокрый снег, налипавший на ветки деревьев и плечи людей. Над проспектом Мира зажглись вдруг желтые фонари -- как-то незаметно и неожиданно рано стемнело, наверное из-за плохой погоды. -- Рассказывать, Шурик, я буду, все-таки, не про то, как я сам раскручивал это очень непростое дело. Лучше, мне кажется, будет, если ты сам сможешь все сделать. А я буду в случае чего только помогать, говорить -- так я рассуждал, или нет. Сам все раскрутишь -- отлично поймешь и мой метод. Идет? -- Идет! -- удовлетворенно кивнул Шурик. -- Начну я, поэтому, к ак положено: с самого-самого начала, -- Семен Семенович достал из кармана длинную черную трубку с серебряным кольцом на мундштуке и не спеша набил ее табаком, поглядывая косо, как, размахивая у самого лица плачущей девушки руками, громко втолковывает ей что-то ее лысый возлюбленный, Михаил Сергеевич угостил Шурика "Беломором". Все закурили. -- Так вот. Темным зимним утром, -- начал свой странный рассказ Семен Семенович, -- родители, приведя детей в детский сад, обнаружили, что входная дверь заперта... -- говорил он негромко, отчетливо, лишь изредка замолкая и попыхивая трубкой... Шурик и Михаил Сергеевич внимательно слушали. -- На снегу, выпавшем в начале ночи, не было еще никаких следов, и, естественно, первой мыслью стоявших у дверей было: "Эти подлецы проспали начало рабочего дня!". Но нянечка тетя Катя, пришедшая вскоре, озадачила всех словами о том, что в садике на ночь оставалась другая нянечка -- Ниночка -- с четырьмя круглосуточниками. Все заволновались и принялись еще громче стучать в дверь "Не иначе, что-то там случилось", -- первой почувствовала недоброе тетя Катя. Пришла вторая воспитательница, у которой были свои ключи от двери, и все поняли, что дверь заперта изнутри. Еще примерно через полчаса, когда совсем рассвело, решили дверь ломать. Детишки, сидевшие на скамейках у ворот садика, очень обрадовались таким приключениям, мрачные родители при участии очень кстати подвернувшегося участкового принялись вышибать дверь, что им в конце концов и удалось: отскочила, разодрав в клочья дверной косяк, стальная петля, в которую изнутри была вставлена державшая дверь тяжелая задвижка, запертая, к тому же, на висячий замок. То есть (это я сразу тебе говорю, Шурик, чтобы ты не ломал голову), снаружи дверь так запереть было совершенно невозможно. Ну и, к тому же, свежий снег без единого следа. -- Угу... -- Шурик задумчиво закивал. -- Первыми в дом вошли участковый милиционер и еще двое мужчин, остальные остались у дверей. Вскоре эти двое вышли обратно и попросили всех расходиться по домам, ничего не объясняя, но очень волнуясь. Тут же подъехала вызванная участковым следственная бригада... -- Кошмар, -- тихо сказал Михаил Сергеевич. -- Что-то сделали с детьми?.. -- Нет, -- Семен Семенович как-то странно взглянул на него. -- Следующая порция информации, Шурик, -- Семен Семенович выпил одним глотком полкружки пива, сморщился, закрыл лицо руками. Отняв наконец руки от лица, он, уже совершенно спокойно, сказал: -- Ниночка висела на люстре в самой большой комнате, веревка, перекинутая через крюк люстры, была привязана к батарее так, что ноги Ниночки примерно метра не доставали до пола. Шурик напряженно думал. -- А дети? -- опять спросил Михаил Сергеевич, -- как они? Сколько их там было? -- Четверо. Два мальчика и две девочки, всем по пять лет. Они еще сладко спали. Их тут же унесли. -- Здание садика, конечно, обыскали? -- спросил Шурик. -- От подвала и до крыши, -- вздохнул Семен Семенович. -- Нигде никого не было. И никаких необычайных вещей, ничьих следов... Все выпили немножко пива. -- Если это было убийство, -- задумчиво сказал Шурик, -- то, очевидно, возможны только две версии: первое -- либо убийца, сделав свое дело, выбрался из садика... -- Я уже сказал: нет. Дверь. Снег. Здесь все, в плане версий, сложилось на редкость удачно. На всех окнах -- решетки, хорошие, крепкие решетки, люк на чердак закрыт изнутри на висячий замок. Заперта изнутри дверь запасного выхода на втором этаже, видно, что после недавнего ремонта ни ее, ни люк, ни окна не открывали. Форточки -- крошечные. И, опять же, решетки на окнах... -- Либо, -- продолжил Шурик, -- второе: убийца спрятался внутри и вышел потом. -- Нет. Внутри действительно никого не было. Выйти незаметно он не смог бы. Шурик почесал лоб, и, уткнувшись носом в кулак, задумался. -- А почему, -- резонно спросил Михаил Сергеевич, показав на Шурика. -- этот... Шерлок Холмс... так прицепился к убийству? Она ведь -- сама повесилась, верно?.. Шурик, и вправду, смутился и, вопросительно кивнув, взглянул на Семена Семеновича. Семен Семенович разжег гаснущую трубку: -- Здесь и началось все самое неприятное, -- сказал он и, вздохнув, объяснил: -- Нет, Шурик, нет Михаил Сергеич, это не было самоубийство... Шурик и Михаил Сергеевич, теперь уже оба, вопросительно смотрели на Семена Семеновича. Тот отпил еще немного пива, нахмурился на мгновение и продолжил, вставив трубку в угол рта: -- Версия о самоубийстве, действительно, сразу же после того, как оказалось, что обычными способами преступник выбраться вроде бы не мог, стала основной... -- Семен Семенович выпустил облако дыма. -- Но вот что было необычного в этой версии. Как обычно человек вешается?.. -- Семен Семенович посмотрел на Шурика. -- Давай, перебери, что ли, как ты говорил, все-все варианты... Шурик чуть подумал и сказал: -- вариант, собственно, один. Человек, пока он жив, надевает петлю на шею и затем использует свой вес: либо, я знаю, есть такие случаи -- поджимает ноги, но здесь это не проходит, нянечка висела высоко... -- Семен Семенович кивнул, -- ...либо самое распространенное -- прыгает с подставки или выталкивает подставку из-под себя. Семен Семенович несколько раз кивнул головой и сказал: -- Все дело в том, что никакой подставки рядом не было. Все замолчали. Стало слышно, как спорят о чем-то хриплыми голосами у соседнего столика растрепанная девушка и лысый юноша. -- А... -- начал Шурик, но Семен Семенович перебил его: -- Да. Эта идея тоже была на поверхности -- что подставку каким-то, неясным пока образом, -- Семен Семенович быстро взглянул на Михаила Сергеевича, -- каким-то образом убрали после того, как девушка повесилась. Ты это хотел сказать, Шурик? -- Шурик кивнул. -- Так вот, -- продолжил Семен Семенович, -- оказалось, что подставки не было вообще. Шурик и Михаил Сергеевич молчали. Семен Семенович пододвинул новую кружку пива, отпил из нее большой глоток и объяснил, как это определили. Нянечка, и в самом деле, ниоткуда не прыгала. Во-первых, на нянечке не было обуви, и нигде во всем садике, кроме недавно вымытого пола -- ни на столиках, ни на подставках для цветов, нигде -- не было, почему-то, отпечатков ее ног. Два очень четких отпечатка ступней, зато, были на линолеуме под тем местом, где она висела. И, во-вторых, самое главное: когда тело сняли, стало ясно, каким образом оно оказалось в том положении, в котором его нашли. Растяжение волокон веревки и потертости на крюке, через который веревка была переброшена, однозначно говорили, что тело было подтянуто кверху за привязанный к батарее конец веревки. Шурик молча выпил кружку пива, взял у мрачно замолчавшего Михаила Сергеевича еще одну папиросу, закурил. Его взгляд бессмысленно блуждал по столу, потом остановился на тарелочке с окурками. Все молчали. -- Значит, -- сказал, наконец, Шурик, -- ее повесили? Но как же тогда убийца смог выбраться?.. Семен Семенович!.. Семен Семенович молча глядел на Шурика, затем перевел взгляд на Михаила Сергеевича. -- Дверь заперта изнутри, -- сказал тот. -- Повторите, какие там еще были выходы? -- Шурик тоже кивнул. -- Дверь, окна, люк на чердак, дверь черного хода. Еще преступник мог проникнуть в здание через канализацию. В принципе, -- Семен Семенович смотрел на Шурика, -- и такая версия возможна, да? Шурик недовольно нахмурился, собрался что-то возразить, но передумал. Семен Семенович продолжал: -- Но единственный выход, которым в этом здании пользовались -- входная дверь. Другие варианты, вроде замаскированного подкопа или происков нечистой силы, мы, я думаю, можем отбросить, так, Шурик? Шурик рассеянно кивнул. -- Как, вы сказали, была закрыта дверь? -- спросил он. Семен Семенович подробно описал задвижку с висячим замком, дверные петли, сказал из какого материала дверь была сделана. Шурик внимательно слушал. -- Меня сейчас интересует прежде всего ключ, -- выслушав все, сказал он. -- Где был ключ? Михаил Сергеевич насторожился, Семен Семенович удовлетворенно кивнул головой и ответил: -- Его нашли в кармане халата нянечки. -- К чему это ты? -- спросил Шурика Михаил Сергеевич. -- Есть еще одна версия, -- ответил Шурик. -- Если дверь была заперта изнутри, то это не значит еще, что убийца не мог через нее выйти. Михаил Сергеевич недоуменно поднял брови. -- Ее могли закрыть после того, как убийца вышел, -- тихо сказал Шурик и сосредоточенно принялся раскуривать грозящую погаснуть папиросу. Все замолчали. -- Но кто? Сама нянечка ведь не могла! -- наконец спросил Михаил Сергеевич. -- Ты на кого намекаешь? -- Да, -- сказал Шурик и опять опустил глаза на папиросу. -- Это элементарная логика! Некто, назовем это так, остававшийся в доме помимо убитой. Семен Семенович кивнул: -- Эта версия, естественно, тоже была. -- Семен Семенович поднял палец: -- Но, во-первых, задвижка с замком была расположена в верхней части двери, более, чем в полутора метрах от пола. А детишки -- совсем маленькие, по пять лет. И карман воспитательницы, в котором найден ключ -- тоже метрах в полутора от земли. Но это -- только что касается фактической стороны дела. А ведь кроме этого, -- Семен Семенович разогнул второй палец и развел руками, -- есть еще психологическая сторона! -- Да нет, это же бред! Не проходит! -- сердито сказал Михаил Сергеевич. Шурик молчал. Михаил Сергеевич, подумав немного, спросил: -- Ее, все-таки, точно повесили? Может, все-таки, как-то сама?.. Семен Семенович пожал плечами, глядя в окно, снег все валил и валил. -- Или, может быть... этот наш... -- он поморщился, -- "кто-то, остававшийся в доме"... убрал подставку? -- опять принялся за свое Шурик. -- И стер с нее все отпечатки! -- брезгливо глядя на Шурика, добавил Михаил Сергеевич. -- Да и зачем им было двигать среди ночи мебель, сам посуди! Семен Семенович вздохнул и еще раз, очень подробно, объяснил, как по веревке, на которой висит груз, можно точно определить, повесили груз на уже висевшую веревку, или подняли этот груз на метр за свободный конец. Все замолчали, Михаил Сергеевич, а потом и Шурик с Семеном Семеновичем выпили пива. -- Значит, -- сказал Шурик, -- мы на данном этапе знаем следующее: дверь заперта изн