арировал Макс. -- Кидавший... Я-то уже вышел из детсадовского возраста, а ты вот, видать, только входишь в оный возраст... -- и Жека показал язык. Макс бегал быстрее. И когда он уже собрался макнуть "этого клятого бруксу" в болотную жижу -- из болота поднялись ОНИ. Размером с хорошую лошадь, твари передвигались на полусогнутых лапах. Их завершенные гребнем головы скалились множеством острых зубов, а со шкуры капала болотная грязь и едкая, дымящаяся слизь. Твари били хвостами по жухлой траве. -- Ребята, а вот теперь -- атас! -- выкрикнул Макс. -- Брысь! -- отмахнулся Женька, и даже балрог то ли рассмеялся, то ли сморщился... -- На этот раз не надуешь! -- А я и не собираюсь! Кому охота -- могут идти на корм этим... этим... Блин, да бежим же! Одна из тварей звонко взвыла, оскалившись и громко щелкнув челюстями. Остальные вторили своей товарке. Осторожно обернувшийся Женька переменился в лице. И вся четверка кинулась наутек. Город был уже недалеко, но твари не отставали. Похоже -- они даже не устали, а только-только разогрелись. -- Ой, нагуляют они аппетит, так им нас и на легкую закусь не хватит... Глубокий обрыв окружал город. То ли проточенный когда-то рекой, то ли вырытый жителями специально для защиты от всяких ползучих и бегающих... И лишь одинокий мостик, растянутый на трех толстенных ржавых цепях, соединял берега. Доски гулко гремели под ногами, сырые и шершавые. Путники проскочили мост и обернулись, готовясь дать отпор: это было единственное узкое место, где преследователи не смогут обойти со всех сторон. Макс выхватил меч, готовясь рубануть первого же монстрика из тех, что пробегут по мосту. И тут светлая мысль стукнула его в голову. Цепи! Удар, еще удар... Увы -- они лишь пружинили и теряли чешуйки ржавчины, и не собираясь разрубаться. Взвизгнул Женька, отбросив с моста первую зверюгу. Она упала на остальных, и они заботливо поставили ее на ноги, вправив вывихнутую конечность. Они не торопились и двигались по мосту медленно, но уверенно, цепляясь за выступы и поручни, чтоб не быть сброшенными вновь. Женька вскрикнул еще пару раз, но на этот раз это их не остановило. Только замедлило. И тут балроги, не сговариваясь, взялись за две крайних цепи. Старое железо затрещало окалиной и начало раскаляться. Еще немного -- и оно поплывет под собственной тяжестью. И тогда... -- Эх, жаль, третья цепь будет цела! -- простонал Макс. Балрог переглянулся с балрогессой, и та запульсировала, словно гаснущая на ветру свеча, а затем засияла ярче, чем обычно, и начала раздвигаться в стороны, помахивая четырьмя крыльями. Еще мгновение -- и балрогесс стало двое. Вторая взмыла на своей паре огненных крыльев и вцепилась в последнюю цепь. Твари уже почти добрались до берега, несмотря на крики бруксы, когда цепи дружно лопнули, и мост устремился в бездну, увлекая чужих хищников за собой. Только тогда Макс поглядел на обеих балрогесс, похожих, как близняшки-двойняшки, и истерично хохотнул: -- Двое! А вроде бы не пил! Сегодня, по крайней мере... -- Нам еще лодку добыть надобно, -- вмешался Женька. -- Ну, за этим проблем не станет, -- отмахнулся Макс... Как выяснилось -- это было проблемой не меньшей, чем отбиться от чужих тварей. Городок еще не сознакомился с Нашествием, и поэтому рыбаки были в своем уме и полном здравии. И в этом самом уме они дружно заявляли, что с охотой перевезут юного воителя, более-менее согласны перевезти духов огня, но вот вампира не повезут ни за какие коврижки, пусть и не рассчитывает. Так что или пусть брукса остается на берегу, или не поедет никто! Не помогли ни уговоры, ни угрозы, ни золото. И только к утру какой-то неудачник согласился продать им свою дырявую лодку, давно рассыхающуюся на берегу... Макс вломился в лавку и, кинув мешочек с золотом на прилавок, выкрикнул: -- Шелка на все! Живо! Недоумевающие швеи по выкройкам "юного господина" шили странные паруса, один из которых напоминал здоровенный бурдюк. Они ничего толком не понимали, но готовы были честно отработать преподнесенное им золото. А в полдень все сшитое было закреплено к купленной лодке. И балроги взмахнули крылами, нагоняя горячий воздух в пестрый воздушный шар. Шар устремился в небо, увлекая с собой и лодку, и пассажиров. Хлопнули, ловя попутный ветер, паруса, и воздушный кораблик устремился к каменистому островку, скрытому за горизонтом и далекими бушующими штормами... Глава 28 Шторм опрокидывал яхту, меняя местами море и небо, и холодная вода с ревом заливала каюту, гигантской ладонью била по мачте, пытаясь сломать и швырнуть за борт деревянные щепки. Грохот и вой. Избитое тело саднит, соленые брызги жгут раскаленные легкие. Нет ни сил, ни желания сопротивляться. Пусть ударит Волна, настоящая и страшная. Пусть унесет на дно и принесет забвение. Зато не надо кричать от одиночества, проснувшись в пустой каюте, не надо бояться звона крепежных колечек, принимая его за Нашествие, не надо раз за разом падать в воду от осточертевшего уже Роя... Тишину и забвение несет смерть. Шторм... И вдруг -- сквозь завывания ветра: -- МИШЕЛЬ! ДЕРЖИСЬ! Я ИДУ, МИШЕЛЬ!!! И предсмертным бредом -- фигурка велосипедиста в свинцовом суровом небе. Невероятный полет. Ветер рвет сиреневую майку, багровым глазом горят в темноте бури шортики. -- Илюшка... Что так бьется в груди? Сердце. Что так плещет вокруг? Море. Что качает меня? Волны. Что так греет меня? Солнце. Мишель медленно разлепил непослушные глаза, дрогнув отяжелевшими веками. Прямо перед носом -- макушка Ильи. Мальчик уткнулся носом в плечо мореплавателю и мирно сопит. Сквозь распахнутую дверь в каюту врывается сноп горячих солнечных лучей. Блеск солнца и ласковое покачивание яхты не вяжутся с ревом шторма, доносящимся извне. Майкл улыбнулся: сон. И какой приятный сон! Как не хочется просыпаться и вновь оказываться в пустоте и одиночестве посреди бесконечного равнодушного океана. Илья зашевелился во сне и, закинув руку, угодил Майклу по уху. Сон был так похож на реальность, и, похоже, обещал быть долгим. Мишель понимал, что неоткуда появиться в открытом море мальчишке, который остался в далеком полузабытом городе. Да и нет его скорее всего в живых, ведь нашествие Роя лишило разума не только Илюшку, но и всех обитателей теплого города под Чистой Звездой... Осторожно выбравшись на палубу, мореплаватель удивленно огляделся. И было отчего... Вокруг по-летнему жаркого солнца синел круг чистого неба, а вокруг него клубились и метались штормовые тучи, клочьями прорезая друг друга и поднимая в бешеной пляске волны, словно умываясь в них. Лишь крохотный, метров сто в диаметре, кусочек моря был тих и ласков. И он дрейфовал вместе с солнечным светом и безветрием среди безумия волн. Сон... Теперь Мишель был уверен, что это сон, ведь "по-правде" так не бывает! Но если -- сон, то почему нельзя взлететь? А стоит ли? Вдруг именно от этого проснешься?.. И лишь споткнувшись о брошенный среди палубы велосипед и ушибив коленку, мальчишка понял, что все это происходит на самом деле... Кинулся в каюту. Коснулся плеча Ильки. В тот же миг яхту качнуло, холодный штормовой порыв обдал ознобом, свет стал рассеянным и блеклым, сумеречным. Илюшка поднял голову. -- Привет... -- оторопело сказал Майкл. -- Привет... Ты зачем меня разбудил? Мне снилось солнце и штиль... -- Так это ты держал погоду... -- начал было Мишель, но вдруг согнулся от кашля -- многодневное нервное истощение и холод сделали свое. Он упал у ног Илюшки, почти мгновенно потеряв сознание... На третий день после шторма их прибило к какому-то островку, где малыш и бросил якорь, ожидая выздоровления друга. Сознание никак не возвращалось к Мишелю. Илька почти не отходил от него, лишь бегал на остров, чтобы собрать фрукты или наловить раков на обед. Здешние раки были крупные и неповоротливые, и из них Илька готовил "раковый суп", приправляя его водорослями и ароматными травами. Болеющий друг пил отвар, не открывая глаз и не узнавая ничего вокруг... Так прошла неделя. А в бреду Майкл все бежал и бежал от Роя по пыльному проселку. И вновь, и вновь вспоминался мальчишка-ветерок, ставший человеком лишь на миг, чтобы успеть столкнуть своего друга с пути золотых пчел. Постепенно это воспоминание стало покрываться словами, пока они не обрели завершенность песни. Над городом ливневых туч разворот, На улицах стало темно, И ветер у парковых старых ворот Рвет с досок афиши кино. А в фильме герои идут сквозь буран И штормы гудят в парусах. Но рвется кино -- и слепящий экран Бьет белою вспышкой в глаза. Рвется кино -- И вспышка в глаза... А если однажды порвался не фильм И вспышка у глаз -- наяву? И ветер над маленьким следом твоим Качнул молодую траву... А может быть, даже следа не найти, Где ты, как от выстрела, лег... Как мало порой удается пройти, Хоть путь и казался далек! Мало пройти, Хоть путь и далек!.. От битвы с бедой нам нельзя убегать: Ты плакал, но сделал, что мог. Спасибо тебе за твои два шага По трудной дороге дорог... Когда кораблям на пути нелегко И звезд не видать среди туч, В медлительном свете больших маяков И твой загорается луч. Средь маяков -- Ясный твой луч... Выздоровел Мишель мгновенно, словно кто выключателем щелкнул. Взглянул на радостно засиявшего Ильку. -- Привет! Ну что -- плывем? И от острова яхта пошла дальше, унося с собою друзей. Илюшке было интересно абсолютно все. Как управлять парусами. Можно ли "порулить", где компас, чем грот отличается от стакселя... А порой -- странное: "Жести не найдется?" В спешке он забыл прихватить вторую жестяную корону, и теперь пытался собрать ее аналог из проволочек и обрывков меди. А когда корона водружена на Тимми (медное плетение, правда, больше напоминало ажурную сетку, чем венец королей, но от Роя спасало надежно!) -- новый вопрос: -- А это что за фигня? Коробочку Мишель уволок из сна самого Мельтора, и очень гордился таким трофеем. Там, во сне, Князь говорил, что на Арде от такой машинки было бы много толку, и в старину польза этого лакированного деревянного ящичка с двумя рядами красных световых цифровых индикаторов была несомненна. Однако теперь это была простая безделица, никому не нужный сувенир. "Валарометр", как назвал свое изобретение Мельтор. Нехитрое устройство улавливало энергетику валар и отображало на шкалах удаление валара от прибора в метрах и километрах. Верхняя шкала -- север-юг, нижняя -- запад-восток... Тут же, в ином мире, на Риадане, этот приборчик был совершенно бесполезен. Если бы он был помощнее и его радиус действия превышал сотню километров -- то он вполне подошел бы в качестве компаса, указуя на крошечный городок в Западном Риадане. Но, увы, такой мощной сделать машинку не получилось... Так что посреди океана приборчик стал навеки глухим и слепым. И Мишель, убедившись в этом, вынул из него батарейку, просто чтобы не утомлять ни микросхемы, ни батарею... Но теперь, желая показать действие аппаратика (ну и что, что загорятся только нули, зато полюбуется Илюшка!), Майкл воткнул батарейку на место. К величайшему удивлению, шкалы ожили мгновенно. Цифры сменялись в бешеном ритме, словно в пьяном калейдоскопе, и один за другим загорались нижние сегменты от единичек: кто-то сигналил: "Внимание! Я приближаюсь!" Неопознанный валар двигался из-за кормы. И скорость его пугала. И тогда вдруг понял Майкл, что только Вала Мельтор может лететь с такой скоростью над гребнями волн, и возрадовался. Но вместо печального валы вдруг вынырнул из-за сереющего горизонта проклятый всеми Рой. И стремителен был бег его, и цифры на шкатулке говорили о нем!.. Серебряными саванами одело мальчишек Нашествие, мешая дышать, пригибая к палубе неимоверной своей тяжестью. И отяжелевшие паруса грузно заполоскали и обвисли, потеряв ветер. И старые раны, исчезнувшие без следа, заболели вновь. И промчался Рой дальше, и сползли в море ртутью следы Нашествия, и вновь наполнился ветром освободившийся из металлического плена грот и стремительный летящий кливер, вздувшийся узким серпиком над белым треугольничком стакселя. Яхта вновь набирала ход, направляемая уверенной уже рукой Илюшки-морехода, старавшегося ни в чем не уступать своему другу... ...Остров оказался обитаемым. Правда, все его население составляла одна единственная женщина чуть моложе средних лет, но зато умом и манерами речи она могла заменить целую компанию очень даже приятных собеседников... Греческой пифией назвали бы ее в привычном нашем мире, но здесь она предпочитала носить свое имя, которое, впрочем, не очень охотно раскрывала перед другими... Не торопилась раскрывать... Она давно изучала Рой. И, как истинный теоретик, вывела гору формул, объясняющих миграции и маневры Роя естественными причинами. Она вывела химические формулы его жидкого металла и гармонические составляющие вероятностного распределения составляющих частей Роя, параметры его излучений и филологическую подоплеку Сказаний О Рое. И, как истинный теоретик, она ни разу не видела в глаза объекта своих исследований. Иначе чем же теоретик будет отличаться от практика? Она выслушала рассказ Мишеля -- и дополнила коллекцию формул. Она выслушала рассказ Илюши -- и отнесла его к Сказаниям. Хотя по ходу и разъяснила, что называющий себя Единым и Рой -- суть одно и то же, и что если Единый излучает, словно Айнур, то не Эру ли это? Какой из этого вывод? Разумеется, никакого: это лишь новая теоретическая предпосылка в ее гипотезу. Она же сказала разумное: надо не бежать от Роя, а попробовать найти его и уничтожить бесследно. И Мишка с Ильей устыдились, что эта простая по сути мысль ни разу не проложила дороги в их светлые головы. И она же не поверила прибору Мельтора, когда тот бешено завращал цифрами. И спокойно глядела, как сменяются нижними огрызочками единичек показания на шкале. И увидела она Рой. Впервые в жизни. И бежать уже было поздно. И ушла она затем деревянной походкой вглубь зеленых джунглей острова, словно в том лишь и заключалась ее миссия жизни, чтобы направить на путь борьбы этих ребят, и, выполнив предначертание жизни своей, сокрылась она в недоступном. Они так и не узнали, как ее зовут... Волны бились в острые скулы яхты. Пенилась струя за кормой... Илька посмотрел на кильватерный след и вдруг вздохнул: -- Пропадет она там, на острове... -- Не успеет, -- чуть легкомысленно пожал плечами Мишель. -- Ухлопаем Единого -- заберем ее на обратном пути... -- Заберем... А жаль, что она ошиблась, и наша жизнь -- не сказание. -- Почему, Илька? -- Потому что в сказке со смертью колдуна расколдовываются все, кого он заколдовал... Увы -- в жизни так не бывает... А еще -- потому что в сказке можно кинуться на негодяя с голыми руками и победить... А в жизни... И вообще, у нас даже пистолета нет, не говоря о чем-то посерьезнее... Миш, ты говорил, что можешь из снов вещи вытаскивать... Постарайся, а? Мишель присел, прислонившись к мачте и ощущая спиной звон такелажа. Расслабился и нырнул в глубины изменчивого мира чужих сновидений. Проскочил мимо солнца, входящего в Знак Близнецов, спугнул Ивика, опять сунувшегося в межгранные странствия без подготовки и экипировки, проскочил какую-то станцию, висящую на расстоянии светового года от Земли... Промчался мимо сидящего на астероиде роденовского Мыслителя, почему-то одетого в рваный скафандр. И обнаружил висящий в пустоте корабль, напоминающий то ли бутон, то ли соцветие... У принцессы, голову которой венчает пестрая птица, такое удобное оружие... -- Вот, я принес! -- рядом с Мишелем возникли два боевых десинтора. -- С ума сойти! -- восторженно взвизгнул Илька. -- На склад военный пробрался, что ли? -- Нет, в сон Ольги Ларионовой, когда она "Чакру Кентавра" писала! Эти десинторы побезотказней военных будут: все же не Земная, а Джасперская технология... -- Есть предложение по прибытии на остров сперва поупражняться в стрельбе... -- серьезно сказал Илька. -- А то как бы не опростоволоситься в битве... Глава 29 Администраторша куталась в халатик, читая книгу в засаленной обложке, когда Славик осторожно коснулся ее плеча. -- Что случилось? -- девушка подняла глаза. -- Случилось, -- Славик старался говорить спокойнее, чтоб не выдать своих истинных чувств. -- Я прихожу -- а там тело. На кровати. На моей кровати!.. -- Тело? Пьяный постоялец? Так я его счас мигом!!! -- праведный гнев у всех администраторов в крови... -- Не пьяный. Труп. Задушенный... -- как описать, когда, войдя в комнату, застаешь на собственной койке труп стражника в сером плюше, по прежнему дразнящий тебя посиневшим языком, торчащим точно так же, как тогда, пару-тройку часов назад, на улице! Крыса! Крысо-человек! Серый!.. -- Боже! Только этого мне и не хватало! Прийдется вызывать полицию! А пока... Минуточку! Кажется, я знаю, где Вы можете пока переночевать. Сегодня, пока с утра не приедут полицейские. Прошу Вас! И девушка провела Славика прямиком в закуток, к комнате номер три. В тот самый момент, когда они шли коридором, из четвертой комнаты вышел постоялец. Вышел и отправился на лестничную площадку, покурить. Славик машинально запомнил увиденную комнату, почувствовав какое-то несоответствие, но переходить с подсознательного уровня на сознательный пока не стал: из головы не выходил мертвый Стражник. Как ни странно, комната номер три оказалась незаперта. И не кладовка была за дверью, а помещение более обширное, нежели предыдущие. Целых пять кроватей размещалось здесь, но только две из них были, похоже, обжиты. -- Ложитесь здесь! -- девушка показала на среднюю кровать и, уходя добавила: -- Сегодня поспите тут, а завтра переберетесь на свое место. Вы уж извините за такое!.. Честное слово, тут это впервые... И не волнуйтесь -- эту комнату снимают два постояльца, кажется -- отец и сын. Они платят за все помещение, но я им расскажу, что случилось у Вас, и они возражать не будут, я уверена... Не стесняйтесь, располагайтесь, они будут ближе к полуночи... Оставшись один, Славик тут же зримо представил себе вид-план этажа. Теперь картина приняла завершенный вид, и он настораживал. Получалось, что в здании с одним парадным на этаже есть огромное пространство, недоступное с этажа! Есть ли вход туда с соседних этажей? Какие лестницы ведут туда?.. Или этот кусок этажа просто замурован? Интересно тогда -- КЕМ и ЗАЧЕМ?! Что скрывается там?.. Впрочем, поверх настороженности и тревоги ложился смежающий веки сон, смешанный с обидой на Кошака, и, упав на кровать, Славик то ли вспомнил, то ли услышал слова молодого Крысолова: -- И самое обидное -- это то, что вся эта война, вся борьба для вас -- просто игра! Посреди крови и грязи вы играете в прекрасную сказку. Придумали даже свои языки, алфавиты, грамматику, руны... "Героические Руны для кровавых имен!" -- так пелось в одной старой песне. Умный был человек, сочинивший ее. По крайней мере -- он вовремя прекратил Игру. Свою Игру. Хотя и не мешал остальным играть! -- Играть... -- сквозь сон повторил Славик. -- Кстати, ты не заметил одну странность? До Нашествия говорили -- "милиция", после -- "полиция". Интересно, что-нибудь кроме названия изменилось? -- Странность, пожалуй, в другом, -- подумалось Славику: -- Кошак же ничего не может знать о Нашествии! Он пришел позже, а местные о Нашествии ничегошеньки не помнят! Откуда ж узнал Крысолов? Впрочем, стоит ли удивляться: это же сон! А если не сон? Ведь описал же зануда-флейтист в точности Славиковы мечты о встрече вечером в гостиничном номере! Кто его теперь разберет!.. Или не описывал? Может, и тот разговор тоже приснился? И Стражник. И Тихие Города! А может, скорее всего, приснился и весь этот мир, Мир Арты?.. Земли? Риадана? И козни Единого -- приснились. Ну конечно же: разве может быть злым -- Бог?! Риторически вопрос... А скорее всего -- и то, что ты родился -- тоже приснилось. Ты спишь. Тебя нет. Ты просто сон дремлющего Космического, Вселенского Разума. Его самый страшный ночной кошмар. А скорей всего -- и Вселенский Разум -- тоже сон. Вот только вопрос -- чей? -- Мой, -- послышалось с соседней кровати. -- Отдай, он мой! Остатки сна-забытья мигом слетели с Славика. Он прислушался. На соседней койке, той, что справа от двери, слышались приглушенные голоса. -- У тебя опыт большой, ты и на бумаге напишешь! Отдай диктофон! -- настаивал мальчишечий голос. -- У меня опыт, а потому я быстрее надиктую и тогда тебе отдам! -- возразил другой голос, повзрослее, показавшийся Славику знакомым. -- И вообще -- потише, а то гостя разбудишь... -- Ладно, на твой... мой диктофон и диктуй, только в коридоре, а то точно гостя разбудишь... -- в шепоте паренька послышалось плохо скрываемое злорадство... Хлопнула дверь. Минуту спустя послышалась возня. Кто-то кидал свои шмотки, методично набрасывая их на спинку стула. Когда очередная вещь пронеслась над Славиком и вместо скрипа стула послышался звон чайной ложечки об пол, юный контрабандист довольно прокомментировал: -- Промазал! -- и открыл глаза. Глаза Славика уже привыкли к сумраку, да и вышедшая на небо полная луна щедро дарила свой свет. И в синеватых лучах ночного светила Славик внимательно разглядел пацана. На вид -- лет четырнадцать, стройный до худобы, медноволосый, он был по всему телу покрыт крупными и светлыми веснушками. Причем на груди эти веснушки были более густы, идя от плеч и шеи и сходясь к "солнечному сплетению" ярко выраженным треугольником. Из одежды на нем были лишь узкие плавочки да наручные часы на широком браслете. Все же остальное тело просто лучилось от обилия веснушек! Паренек присмотрелся и хмыкнул: -- Ну и промазал! Утром подберу. Все равно в чашке чая не было... -- Ага, я его выпил... -- зачем-то признался Славик. -- А ты тут живешь? -- Живу пока. Вместе с другом. Ладно, потом поговорим... А то я таки забуду все мысли и впечатления... С этими словами веснушчатый достал из выдвижного ящичка под кроватью лаптоп и, положив его на подушку, плюхнулся на постель. Волной залопотали, зашелестели под умелыми пальцами клавиши. Славик завистливо вздохнул: несмотря на все тренировки, он набирал тексты куда медленнее, раза в три-четыре... Взять, что ли, уроки скорописания у этого конопатого пацана? А ведь мальчишка печатает вслепую: подсветка экрана не работает, так что на клавишах -- сплошная темень!.. За дверью слышались невнятные бормотания второго обитателя этой комнаты -- видимо, по-прежнему мучил диктофон. Интересно, кто их двоих быстрее завершит?.. Мальчишка оторвался от клавиш и повернулся к Славику: -- Ты недавно тут? -- Час, два, не больше... -- Я не об этой кровати, -- улыбнулся пухлыми губами мальчишка, -- Я о Городе. -- Городе? -- Ты не похож на местных. Мне кажется, что ты пришел откуда-то, Странник. -- Тимка разбирается в чужаках! -- донесся из-за двери знакомый, но по-прежнему нераспознаваемый голос. -- У кого-то диктофон освободился? -- тут же обрадовано вопросил мальчик. В ответ за дверью вновь неразборчиво забормотало. -- И вот так всегда... -- улыбнулся паренек и вновь зашелестел клавишами. -- Тебя, как я понял, Тимофей зовут. Пожалуй, стоит представиться в ответ: Славик. -- Приятно познакомиться, -- мальчишка вновь оторвался от истязания лаптопа. -- Только меня, вообще-то, не Тимофей, а Тим зовут. Как и моего отца. Кстати, Славик -- это более десятка имен. Какое из них у тебя? -- Не понял, какое "более десятка"? -- в голосе Славика скользнуло недоумение. Тим перевернулся на спину и, глядя в потолок, принялся перечислять: -- Болеслав, Бронеслав, Брячислав, Буреслав, Владислав, Вячеслав, Гореслав, Горислав, Зореслав, Изяслав, Лучеслав, Мечеслав, Мирослав, Мстислав, Родослав, Ростислав, Святослав и, наконец, Ярослав! -- Восемнадцать. Пять, -- равнодушно зевнул контрабандист. -- Что "восемнадцать, пять"? -- на этот раз настал черед недоумевать Тиму. -- Восемнадцать имен ты назвал... -- поучительно начал Славик. -- А мое -- пятое: Владислав. -- Счетная машинка... -- донеслось из-за двери и тут же возобновилось бормотание. -- А мне он говорил об одном твоем тезке... -- при слове "Он" Тим кивнул на дверь. -- Смешно: администраторша считает, что вы -- отец и сын. Что -- так похожи? -- Есть сыновья, более похожие на матерей... Так что смотрят тут не на сходство физиономий, а на характеры... А вот в этом мы чем-то похожи, видать, раз принимают... -- А как вы встретились? -- осторожно спросил Славик. -- И еще -- твои родители не возражают, что ты тут с кем-то... не родственником... обитаешь где-то на задворках Вселенной? -- Мои родители далеко... -- он вздохнул... -- Не в "Где", а в "Когда"... Они жили лет пятьсот назад... А я, сбегая от Инквизиторов, смотался в какую-то дырку, лишь бы Инспектор-Инквизитор не нашел, и провалился вот во времени. В будущее. И теперь уже два года странствую вместе с тем, к кому прямо в особняк вывалился... Назад мне, похоже, уже не вернуться... Хотя и сейчас нас мотает взад и вперед по временам и весям... А тут... Тут странное ощущение. Вроде никто и не гонит, все относятся дружелюбно или по крайней мере корректно, и все же -- чужой среди своих... -- Так изменился бы. Попробовал бы, хотя бы... -- Легко сказать -- попробовал бы! А если я просто -- другой? И не только в мыслях, в мировоззрении дело! А то, что при Нашествии на меня ничто не повлияло? Все вокруг поразмагничивались, а мне хоть бы что?! Ваши, и те от Нашествия пострадали практически все. Ну, почти все!.. -- Наши? -- Ага. Я и про землян, и про Воинов, что повадились в этот мир... Да еще после одного случая стал я чувствовать людей немного иначе... Словно вижу в них что-то хорошо скрытое от других... Сущность и что-то еще... Кстати, вот еще одно: на днях столкнулся на улице с этаким тысячелетним пацаном, ну, Томом, так он сперва за катану свою ухватился, когда почувствовал меня, а затем тщательно так присмотрелся и говорит мне: "Нет, ты не из наших... Фонишь -- не спорю. Излучаешь -- да. Имеешь Силу -- согласен. Но ты -- смертный. Кто ты, чужанин?" Чужак... -- Не "чужак", -- машинально поправил его Славик. -- "Чужанин" -- значит "пришлый", родившийся не здесь... СТОП! -- Славик аж подскочил: -- Ты видел Тома?! Где он? -- Не в Городе. Когда я его встретил -- он уходил с Лассарой. И знаешь, что странное? Лассара не показался мне чужаком! А вот Том -- он явно чувствовался... Как бы это определить?.. Понимаешь -- дико: простой мальчишка вдруг кажется чужеродным, а крылатый парень, которого в средневековье сожгли б на костре как демона -- кажется своим, словно родился и вырос в нашем Городе, среди нас... А я вот -- чужой. Чужак... Прямо хоть бери свой мозг и размагничивай его, как дискету, чтобы снова стал чистеньким, "своим" для Города. Размагнитить -- а затем записать: пошлости -- двадцать процентов, хитрости -- пятьдесят два процента, умения предавать и использовать других -- пятнадцать, цинизма -- десять, если что осталось -- вписать немного ума. Разума, в смысле. И -- ни в коем случае не вписывать совесть: неходовой это нынче товар... -- Проще расформатить дискету, чем память человека, -- возразил Славик, -- Дискета пустеет, а вот в памяти хоть что-нибудь, но остается. И тогда рано или поздно все отрастет вновь, восстановится, формать -- не формать... -- Вот-вот, расформатить. Совсем как у Семенова. Помнишь? И Тим задумчиво процитировал: -- "...Вот и сейчас он сидел у дальнего терминала, который был заставлен компьютерами на семерых, а принтерами на восьмерых. Штирлиц был один и никого не ждал. Иногда ему становилось скучно, он вытаскивал из кармана дисковод с дарственной надписью "Программисту Исаеву за освобождение Дальнего Востока от Феликса Эдмундовича Дзержинского" и с меткостью истинного системного программиста форматировал затаившихся по углам тараканов. -- Развели тут! -- орал он. -- Бардак! И действительно, в ВЦ был бардак. Пол был залит дешевым тонером, заплеван и завален дискетами. Создавалось впечатление, что каждый считал своим долгом если не одарить пол BAD BLOCK'ами, то хотя бы плюнуть или что-нибудь пролить." Ну, и так далее... -- По-моему, это был не Семенов. -- Какая разница, все равно про Штирлица!.. Впрочем, желающих "расформатить" людей и без этого было предостаточно... Повинуясь внезапной ассоциации, Славик вдруг спросил: -- Что ты помнишь о Нашествии? -- Помню Железных Пчел. Помню Пожар Памяти: горели не дома, не люди, а их мысли... Помню выгоревшие тела, бездумно шагающие по улицам. Они шли, и пепел мыслей пересыпался у них в голове. А затем, недавно, пришли те, кто оживил. Пусть немногих, но все же... Я не могу сказать, Зло они свершили или Добро: они оживили души -- удобренные пеплом, посевы хорошо растут, но семена были те, что сейчас пожинает весь Город. Конечно, если стоит выбор -- зомби или подобные существа, то пусть уж лучше эти полумрачники... Но разве не нашлось ничего другого, чтобы посеять? Неужели создание новых гопников -- единственно разумное решение?!... -- А другое прорастало? -- вопросом на вопрос ответил Славик. -- Извини. Я не подумал об этом... И все же -- зачем пришли? Чтобы спасти от Нашествия? -- Мы пришли раньше. Разные... Феникс говорил -- он гнался за тем, кто повинен во всем этом. Он как-то говорил мне: "Если б мы так долго не откладывали Поход. На завтра, послезавтра, послепослезавтра... Если б не колебались и ударили первыми -- кто знает: может, Нашествия не было б вовсе..." Но тогда мы не знали, что золоторожий решится на такое... -- Этот "золоторожий" именует себя Единым... Его мысли просто понять. Нет, это не значит -- простить, просто понять: он привык повелевать безраздельно, и когда увидел, что все больше и больше людей не признают его не только Богом и Создателем, но и вообще -- не признают, то решил, что лучше стать Повелителем Зомби, чем вообще не повелевать никем... Вот и началось -- Нашествие. Вот и бесится он... Так что вашей вины в промедлении нет. Просто вы никогда не сражались с фюрерами. Мы, впрочем, тоже... -- Зато теперь... -- И теперь -- никакого хэппи-энда не намечается... Даже если те, кто сейчас отправился к заброшеному храму в горах, добьются своего и Единый уйдет из жизни -- придут Его дети. Собственно -- они уже пришли... Я не о тех, что созданы им, я о тех, что дети ему по духу: Крысы. Город полон Крыс!.. И скоро они завоюют нас, пока мы будем мирно нежиться в своих постельках... Славик хотел было ответить Тиму, рассказав о теле Серого на своей кровати в соседней комнате, но не успел. Ответом на эти слова прозвучала флейта. Она пела за окном, и при полной луне ее голос рассыпался парашютиками одуванчиков, серебряными капельками, разливался горными звонкими ручьями... Славик метнулся к окну. Опережая его, на подоконник уселся Тим. В лунном мареве было прекрасно видно, как идет по Городу высокий, стройный черный силуэт: Крысолов. Идет, играя на флейте, и за ним, как послушное стадо, топают сгорбленные силуэты, даже в сумраке ночи не черные, а серые -- Крысы... Их все больше и больше, они идут отовсюду, а у ног Серых топают их меньшие собратья: пацюки и прочие крысы с помоек и канализаций. Невиданная колонна направляется дальше, и в какой-то миг Крысолов ступил на тонкий лунный лучик. И лучик затвердел хрустальным мостиком под его ногою. Колонна уходила в Небо. Подальше отсюда. Из Города, с Планеты, из жизни... Оцепенение. И -- прекрасная песня. -- А ты мелодию узнаешь? -- спросил вдруг Тим. -- Не-а. -- Ты прислушайся. Это же песня. Ну, та самая, что Юрик из "Лиссэ Лотэссэ" поет! -- Отстань от человека! -- прозвучало из-за спины. Очевидно, в комнату вернулся старший друг Тима. И сейчас он стоял за спиной Славика и тоже глядел в окно. На Крысолова и его обильную жатву. -- Ты не учел, что для него эта песня еще не вернулась, она станет модной где-то через год, на следующий День Весеннего Равноденствия. А пока она хорошо забыта, с тех самых пор, как Ник ушел из "Лиссэ Лотэссэ" и создал группу "Мама"... Человек за спиной замолчал, но Славик не спешил повернуть к нему голову. Ну и что, что голос знаком? Успеется посмотреть, никуда он из комнаты не денется. А вот такое зрелище, как за окном -- раз в жизни увидать можно... И только с последними словами песни, с последними нотами мелодии, когда растаял лунный хрусталь, до Славика дошло: "Лиссэ Лотэссэ" -- на Арде, в Мегаполисе. А здесь -- не Арда!.. Да и на Арде сейчас никто не упомнит эту группу и ее настоящего создателя, это только в отчетах по "Истории-Хронос" сохранилось... Откуда эти сведения у этих двоих? Он обернулся на мгновение позже, чем хлопнула дверь и из-за нее вновь донеслось бормотание. Тим вскинул глаза на Славика: -- Э, а что, собственно, случилось? У тебя такой вид, будто ты увидел привидение! -- Не увидел. В том-то и дело, что не увидел. Уж очень твой друг шустер, словно нарочно скрывается сейчас за дверью... -- Да брось, он и не думает об этом... Он просто спешит записать все увиденное только что. Это ж ведь и читателям интересно будет... -- Допустим... -- Славик оставался серьезным. -- А вот откуда ты да он знаете, что будет через год? И что было триста лет назад? А в мозгу бьется: -- "Не понятно: на пророков и провидцев не похож, а говорит о будущем столь же уверенно, сколь и о веках, в которых началась эта музыкальная история... Уж не родственник ли Зрячей?" -- "Не важно, сколько времени прошло с начала этой истории: можно жить в трех-четырех временных срезах сразу..." -- мысль в ответ. Голос знакомый: то ли Кошак, то ли Тим... Но Кошак -- далеко. В небесах он теперь. Только что ушел. А Тим -- вот он стоит, чуть улыбается, но рта не раскрыл ни на миг... Телепатия? Какая разница! Главное -- ответ: "можно жить в трех-четырех временных срезах сразу..." -- ...В трех-четырех временных потоках одновременно. Как Шут, например. Боже, опять Шут! Неугомонная память!.. Пепел листьев... -- Тише-тише, едет крыша... -- это уже Тим произнес вслух. Тот же голос... -- А под крышей -- чердак, -- съехидничал Славик. Просто так, чтобы заглушить горькие мысли... -- Это все не так просто, -- Тим вдруг стал серьезен. -- Помнишь, я говорил о путях спасения Города? Теперь я точно знаю: Вы, пришедшие, своей возней и стараниями смогли на этот раз очнуть Город от спячки. Не знаю, что ждет впереди, но... Каждый должен сам убираться в доме, чтобы не было бардака. А наш мир -- это наш дом. Впрочем, подобные реплики набили всем оскомину, кажутся банальщиной... Так не лучше ли сказать -- Дом. Именно так, с большой буквы... Наш Дом, который мы бережно обживаем, бережем, украшаем... Наш Дом -- Город. Наш Дом -- Планета. Наш Дом -- Вселенная. Наш Дом -- Мироздание... Наш Дом -- Мир... Наш мир -- это Дом... -- Ты даже не знаешь, как здорово ты сказал, Тим! -- А, может быть, как раз знаю? Но -- где-то там, на уровне подсознания... Просто -- пришло время -- и подвелся итог... Вот только -- Крысы... Как они вписываются сюда? -- Наш мир -- Дом, но и Подвал -- часть реального бытия. Дом... Он вполне реален. И так же вполне реален мир, где весь наш мир -- тоже просто чей-то подвал, такой же неубранный и грязный, -- Славик печально улыбнулся, затем продолжил: -- И, как говорил один мой знакомый Кошак -- на то и живем мы все, чтобы не расплодились по всему Подвалу и Чердаку Крысы Сознания, этот легион Серого Войска. -- Он, впрочем, кажется, считал, что Крысолов справится с этой задачей лучше Воинов и Контрабандистов... -- невинно прозвучало из глубины комнаты. Славик обернулся. В проеме, прислонившись к косяку двери, стоял Артагорт с диктофоном в руке. -- Арт?! -- Он самый. А что удивительного? Привет, Славик... Ну, видишь, Тимка, все не так-то и плохо... Сподручные Единого покинули Город и всю эту планету. Навсегда ли -- не знаю, но хоть сейчас не будут мешать... Так что пришла пора и Единым заняться. С утра отправляемся в путь. -- Куда? -- выпалил Славик. -- Тебе лучше не идти, -- Артагорт был серьезен. -- Это мы с Тимом отправимся на охоту. -- Но почему? -- Опасно... В такой бой обычно только Хранители и суются... Вот мы и идем... -- Вдвоем на Единого? -- сколько скепсиса в одной фразе... -- Почему вдвоем? Туда же отправились уже Макс Второй и балроги, туда же придут Воины, которых таки отыскали на Дороге Том и Лассара, туда же нацелил свои стопы Мельтор, да и Ирлан со своим воинством не дремлет... -- Но зачем это тебе, Арт? "Сводки с полей сражений" покоя не дают? -- Нет... Не тяну я на фронтового корреспондента... Просто понимаешь -- я столько раз проигрывал Ему в своем мире, что пришла пора взять реванш. Тут. В этом мире. Здесь он -- чужак, хоть и выдает себя за Бога, и потому не может менять законы по своему усмотрению. А я... Мне есть за что мстить ему... -- Никуда ты не пойдешь... -- уверенно сказал контрабандист. -- Арт, ты мне живой больше нравишься, чем в виде зомби или трупа. Честное слово!.. Так что обламывайся с этим походом!.. -- Не могу. -- Тогда хоть монетку кинь... -- А это мысль... -- Артагорт достал из кармана никелированный кружочек размером с пятнадцатикопейку. -- Если упадет портретом вверх -- иду вместе с Тимом. Если колосками -- иду сам, чтобы Тим не рисковал... С этими словами он подбросил монетку повыше, и она завертелась, падая... И зависла в полуметре от пола, став точно на ребро! -- Вот так! -- довольно сказал Славик. -- Никто никуда не идет. Тим и Арт переглянулись, и мальчишка вкрадчиво сказал: -- А Макс Первый, тот, что киношник, уже и место себе присмотрел в укрытии возле Храма, снимать битву будет... -- Мою идею юзать! -- выкрикнул в показной ярости контрабандист и, крутнувшись на месте, исчез. Из пустоты донеслось: -- Передайте хозяйке гостиницы, что моя койка за мною! Я еще вернусь!.. Глава 30 Нестерпимо болела голова. Малдер открыл глаза. Какое-то странное чувство, будто бы все тело пронизано сотнями тонюсеньких ниточек, натянутых от пола до потолка. Под самым потолком в пустоте висели три ярких светящихся сферы. Дэвиду захотелось встать. Он попытался опереться о кровать и только тут осознал, что висит в воздухе. Словно почувствовав его желание, неведомая сила перевернула его и поставила на ноги. Он находился в столбе света. Многочисленные лучики струились то ли снизу вверх, то ли сверху вниз. Малдер огляделся. Вокруг стояли существа. Иначе не скажешь, потому что на людей они не очень-то походили. Все, за исключением одного: Яромира Загорского. Но и он теперь похож на человека не до конца. Вместо прежнего его левого глаза было какое-то лиловое сияние. А может -- это не Яромир, а кто-то очень похожий? Принял вид, так сказать, чтобы не испугать? М-да, он бы еще это и этим, остальным посоветовал бы... А то слишком уж... Мысль оборвалась, едва начавшись. Мыслям было просторно, но текли они вяло и криво, мелкими рывками... Сонно