о, - одобрил дядюшка Ван Фу. - А  барыня  превратилась  бы  в
кошку и весь день лежала бы на окне.
   Сун захлопал в ладоши.
   - Вот здорово!  А  я  все  думал,  на  кого  она  похожа?  Ну,  а  Джоу
превратился бы в дождевого червя и жил бы себе в земле.
   Сун и дядюшка Ван Фу долго смеялись над своей выдумкой.
   Беседы с  дядюшкой  Ван  Фу  многому  научили  Суна.  Повар  помог  ему
разобраться в очень большом и  важном.  Сун  понял,  что  везде,  куда  ни
заносила его судьба - и в Китае, и в Японии, и в Америке, и  в  России,  -
существует один главный порядок, такой же, как и в сером особняке: бедняки
работают, а богатые ведут праздную жизнь. Сун также  узнал,  что  есть  на
земле люди, вроде дядюшки Ван Фу, которые  хотят  изменить  этот  порядок.
Понял он, что есть и другие люди, вроде  барыни  и  конюха  Джоу,  которые
живут как студенистые моллюски в своих двустворчатых раковинах и заботятся
только о себе.
   В первый же день, как Суна взяли на службу, повар сказал:
   - Ничего, брат, ты, я вижу, парень  шустрый!  Работа  тебя  боится!  Ты
вырастешь человеком! И запомни мое слово: придет время, и мы  с  тобой  не
будем работать на хозяев.
   - А как же мы будем жить? Где возьмем деньги на хлеб?
   - Мы сами будем хозяевами!
   Сун недоверчиво улыбнулся.
   - Да, будем! Все, кто работает, отберут у богатых и дома, и  деньги,  и
землю.
   - Что же будут делать богатые?
   - Работать, как все. Не смейся, ты еще будешь ходить в школу. И станешь
ученым человеком.
   Сун, вздохнув, потянулся. Он не мог поверить в такое чудо.  Но  ему  не
хотелось обижать старшего,  к  тому  же  такого  доброго  человека,  и  он
постарался перевести разговор на другую тему, спросив, бывают  ли  в  этом
доме праздники.
   - Конечно, только не для нас. Зато, - подмигнув, обнадежил Ван Фу, - мы
отдохнем с тобой летом, когда хозяева разъедутся: хозяин  -  на  Камчатку,
там у него рыбалка, Игорь - в скаутский лагерь, а барыня - лечиться водой.
Тогда поживем!
   - Это правда, дядюшка Ван Фу? - спросил Сун, счастливый  уже  тем,  что
когда-то и у него будет отдых.
   Повар засмеялся:
   - Дядюшка, говоришь? Это  хорошо!  У  меня  где-то  остался  племянник,
может, это ты и есть? Хотя в тот год, когда я  уехал  с  родины,  в  наших
местах был страшный голод... - Ван Фу печально умолк.


   ...Прошел год. Настала весна. С  океана  потянулись  бесконечные  волны
туманов, но вот и туманы кончились, уже жарко грело солнце,  а  отдых  все
еще не наступал. Хозяин и не собирался на свои промыслы, хозяйка  тоже  не
уезжала на курорт, а Игорь - в скаутский лагерь. Мало  того,  в  доме  еще
прибавилось работы. Сун с  дядюшкой  Ван  Фу  сбились  с  ног,  обслуживая
гостей, которые собирались у хозяина и за полночь засиживались в кабинете.
   Сегодня Сун проспал. Гости разошлись только на  рассвете.  И  уже  было
далеко за семь, когда его разбудил дядюшка Ван Фу.
   - Ну как, выспался? - спросил повар.
   Сун сладко зевнул, плескаясь над раковиной.
   -  Ничего,  скоро  и  ты  сможешь  спать,  как  настоящий  человек,   -
многозначительно сказал повар.
   Сун пропустил мимо ушей многообещающее замечание повара: дядюшка Ван Фу
всегда говорил то, что никогда не сбывалось.
   - Что это за люди ходят к нам? - спросил он дядюшку  Ван  Фу.  -  Вчера
бешеный жираф приводил к нам каких-то японцев!  Сегодня  были  американцы,
потом пришли еще какие-то русские. И все почему-то только и  разговаривают
про рыбу и уголь.
   Дядюшка Ван Фу повернулся от плиты:
   - Когда я приносил им чай, они еще разговаривали про лес и золото.
   - Ну, про золото - это понятно: из золота деньги делают.
   - Богатые из всего делают деньги. Даже из нас с тобой.
   Сун засмеялся:
   - Выходит, что мы с тобой тоже золотые?
   - Наши руки золотые, мой мальчик...
   Сун помотал головой: опять дядюшка Ван Фу говорит загадками. И  тут  он
вспомнил  смешной  случай,  который  произошел  при  разъезде  гостей,   и
засмеялся.
   - Что тут смешного? - строго спросил повар.
   - Я про  бешеного  жирафа  вспомнил.  Когда  гости  стали  выходить  из
кабинета,  бешеный  жираф  стоял  в  дверях  и  все  кланялся  и  до  того
докланялся, что стукнулся головой о дверь и у него на лбу шишка  вскочила.
Этот жираф все бегает, бегает, что-то пишет,  за  все  задевает  ногами  и
длинным ножиком, который висит у него на поясе.
   - Его неправильно жирафом зовут, - сказал повар. -  Я  видел  жирафа  в
Шанхае, там есть такой сад, где живут всякие звери. Жираф смирный. Он  ест
листья, как буйвол. А этот - шакал, или нет, лучше - рыба-лоцман.
   Сун взял  кружку  с  молоком,  кусок  хлеба,  заботливо  приготовленные
поваром,  и  присел  на  подоконник,  предвкушая  удовольствие   выслушать
интересную историю.
   - Ну да, рыба-лоцман! Есть такая рыба.  Мне  один  матрос  рассказывал,
когда я плавал коком на "Зеленом драконе". Понимаешь, в  чем  дело:  акула
самая прожорливая тварь на свете. Она ест весь день и всегда голодна.  Так
вот, ей помогает кормиться маленькая рыбешка: лоцман. У этой рыбешки такой
же нос, как у тебя. Ты правильно смотришь на кастрюлю, там ждет тебя  пара
котлет. Да, так вот, этот лоцман ведет  акулу  то  сюда,  то  туда.  Акула
только рот разевает и глотает что попадается, а крошки лоцман доедает.
   Сун, уплетая котлету, кивал головой. Действительно,  дядя  Игоря  очень
похож на лоцмана, который приводит в дом целую стаю акул.
   - Лоцман не богатый человек, а хочет стать богачом, - продолжал дядюшка
Ван Фу, с изумительной быстротой нарезая на дольки морковь.  -  Вот  он  и
показывает акулам, где что можно слопать, да и себя при этом не  забывает.
Я видел, как он прятал в карман американские деньги...
   Рассказ дядюшки Ван Фу прервал пронзительный звонок.
   Сун бросился к подносу, на  котором  стоял  завтрак  для  Игоря  и  его
матери.
   - Неси в столовую, хозяина я уже накормил. Ругался, что не  ты  принес.
Сегодня Игорь вместе с матерью завтракают.
   В коридоре Сун встретил хозяина уже в шляпе и с тростью в  руке.  Злой,
тоже, видно, невыспавшийся, он, по своему обыкновению, прошел  мимо  Суна,
словно не видя его.
   В столовой сидели Игорь и его  мать,  еще  молодая  женщина  с  бледным
лицом.
   Поставив на стол масло, булочки, кофе и  яйца,  Сун  остановился  возле
буфета, чтобы прислуживать во время завтрака.
   - Проспал? - спросил Игорь  с  полным  ртом.  -  Что  молчишь?  Барином
заделался! Ждать тебя по часу. Погоди, вот  выгоним,  тогда  выспишься  на
улице.
   На лице матери Игоря появилось брезгливое выражение:
   - Игорь!
   - Ну что еще?
   - Сколько раз я просила тебя...
   - Но я же не виноват, он сам вынуждает меня!
   - Я понимаю, но делай это не в моем присутствии...
   - Ах, мама, как ты не понимаешь, что откладывать нельзя!  Мы  не  можем
терпеть расхлябанности в нашем доме. - Игорь вскинул брови, упиваясь своим
красноречием. -  Особенно  сейчас,  когда  мы  должны  показать  черни  ее
настоящее место. А Сун зазнался!..
   - О боже! Все это так, но избавьте меня от этих грубых сцен...
   - Вечно эти телячьи  нежности,  -  проворчал  Игорь,  намазывая  маслом
сдобную булочку.
   Когда Сун вернулся на кухню, дядюшка Ван Фу спросил его:
   - Что нос повесил, опять попало?
   А когда Сун рассказал, что его хотят прогнать,  то  повар  засмеялся  и
хлопнул его по плечу:
   - Не бойся, брат! Теперь не такое время, чтобы рабочий человек  остался
без  работы,  -  и  Ван  Фу  произнес  торжественным  шепотом,  с   трудом
выговаривая непривычное слово: - ре-во-лю-ция теперь! Помнишь, когда-то  я
тебе говорил об этом, а ты еще не верил. Вот пришли эти дни!  Все  рабочие
теперь будут хозяевами, а буржуи станут работать!  Что,  не  веришь?  -  И
дядюшка засмеялся и прищелкнул даже языком, представив  себе,  как  хозяин
возится на кухне и приносит ему, дядюшке Ван Фу, чашку чаю.
   Сун недоверчиво улыбнулся, он очень плохо верил словам дядюшки Ван  Фу.
Сун уже слышал о  том,  что  произошла  революция,  видел,  как  проходили
демонстранты со знаменами, с красными полотнищами, протянутыми  через  всю
улицу. Не раз он уже слышал от дядюшки Ван Фу самые невероятные рассказы о
недалеком будущем, когда он и Сун заживут настоящими господами.  Проходили
месяцы, а в сером особняке ничего не менялось.
   - Э-эх! - Сун махнул рукой. - Все, что вы говорите, как сказка о нищем,
который видит хорошие сны.
   Дядюшка Ван Фу с грохотом опустил  кастрюлю  на  плиту.  Ему  очень  не
нравились возражения мальчика.
   - Ты слушай, что говорят старшие! Я же тебе говорю, что мы  с  тобой  и
все рабочие люди будем жить так, как еще никому не снилось!
   Сун больше не стал возражать  и  отправился  убирать  комнаты.  И  хотя
дядюшка Ван Фу ни в чем не убедил его, Сун,  протирая  коллекцию  японских
статуэток из слоновой кости, стал мечтать о том времени, когда  он  станет
ходить в школу, научится разбирать иероглифы и читать по-русски, а вечером
сможет играть с ребятами. Как ни ломал он голову, ничего  лучшего,  ничего
более несбыточного не мог еще придумать.
   Мечты улетучились, как только в гостиной появился Игорь. Он вошел  и  в
нерешительности остановился у  дверей  кабинета  отца.  Заметив,  что  Сун
наблюдает за ним, он раздраженно сказал:
   - И чего ты все время торчишь здесь? Пошел бы куда-нибудь.
   - Куда?
   - Ну, из дому, что ли. Вон двор еще не подметен... Хочешь,  даже  и  не
подметай его, просто погуляй, я разрешаю...
   Сун уловил в  тоне  Игоря  незнакомые  просительные  нотки  и  подумал:
"Видно, правду говорил дядюшка Ван Фу, что скоро все станет по-другому", -
а вслух сказал:
   - Никуда я не пойду!
   - Я приказываю тебе! Слышишь?
   - Ничего я не слышу, ты мне не хозяин, я служу у твоего отца.
   - Ах так, ну ладно! Я с тобой разделаюсь за это!
   Игорь пнул ногой тяжелую дверь отцовского кабинета, вошел туда и плотно
прикрыл ее за собой.
   Сун снова  занялся  статуэтками.  Из  кабинета  донеслось  позвякивание
ключей. Сун насторожился и вдруг, осененный внезапной догадкой, подбежал к
двери кабинета и заглянул в замочную скважину.
   У стола стоял Игорь и перебирал связку ключей. Вот он нашел нужный ключ
и, с опаской посмотрев на дверь, стал отпирать стол. И тут Сун,  распахнув
дверь, крикнул:
   - Ты что делаешь, а?
   Игорь с такой стремительностью отпрянул в  сторону,  что  сбил  высокий
столик, на котором стояла одна из драгоценных японских ваз. Ваза  упала  и
разбилась.
   Сун всплеснул руками, вбежал в кабинет и  поднял  черепок,  на  котором
пестрел яркий, словно живой, цветок.
   Сун был потрясен случившимся. Ему было очень жаль прекрасной  вазы.  Он
присел на корточки и стал перебирать черепки.
   - Что, достукался? Из-за тебя разбилась ваза! Ты и отвечать  будешь!  -
раздался над ним голос Игоря.
   - Как из-за меня? Ты разбил! Я всем скажу! Скажу, что ты в  стол  хотел
залезть. Деньги украсть!
   Игорь принужденно захохотал:
   - Так тебе и поверят! А впрочем, я не возражаю, чтобы ты сам  обо  всем
рассказал отцу! - Игорь быстро выскочил из кабинета и  со  звоном  щелкнул
ключом.
   - Счастливо оставаться! - донеслось до Суна из гостиной.
   Сун, плача от бессильного гнева, стал бить в дверь кулаками. Вскоре  за
дверью раздались тяжелые шаги и голос Игоря:
   - Папа, ты не волнуйся! У нас несчастье... Сун...
   - Что Сун, говори толком!
   - Сун разбил твою любимую японскую вазу. Понимаешь, захожу, а он...
   Щелкнул замок, распахнулась дверь, и хозяин в шляпе и с тростью в руках
вошел  в  кабинет.  Увидев  у  ног  Суна  черепки  драгоценной  вазы,   он
остановился посреди кабинета и, взявшись за голову, застонал.
   - Боже мой, боже мой! Какой уникум погиб! Все гибнет,  все  рушится!  -
запричитал он. - Ну? - обратился он, наконец, к Суну. - Ну?
   - Это не я, это Игорь.
   - Игорь?
   - Врет, папа, честное слово, не я. Клянусь! - без  тени  смущения  лгал
Игорь.
   - Как не ты? Ты хотел открыть стол...
   - Папа, это наглая ложь, как он смеет! -  в  голосе  Игоря  послышались
слезы обиды.
   Сун растерялся. Он с надеждой посмотрел вокруг, ища кого-нибудь, кто бы
поверил в его невиновность. В дверях  белел  колпак  дядюшки  Ван  Фу.  И,
обратившись к этому единственному человеку на свете,  который  любил  его,
Сун сказал:
   - Вот самое честное слово, это не я...
   Ван Фу перебил:
   - Хозяин, Игорь врет. Я знаю, что Игорь ворует деньги...
   Хозяин побледнел.
   - Молчать! Марш на кухню. Я не звал тебя!
   Ван Фу сорвал с головы колпак и, потрясая им, в дверях крикнул:
   - Почему на кухню? Теперь другое время!
   - Что? В моем доме!.. У меня в доме красные? - произнес хозяин и шагнул
к повару.
   Почувствовав поддержку, Сун воспрянул духом:
   - Теперь революция! Нельзя обижать рабочих! - сказал он хозяину.
   - Папа, они устраивают бунт! - закричал Игорь.
   - Я покажу вам революцию!  -  Корецкий  взмахнул  сучковатой  палкой  и
ударил дядюшку Ван Фу.
   Сун вскрикнул. Повар схватился за голову, между его  пальцами  сочилась
кровь. Подбежав к дядюшке  Ван  Фу  и  обняв  его,  Сун,  не  помня  себя,
выкрикнул:
   - Вы не люди, вы сумасшедшие собаки!.. Мы не  будем  на  вас  работать,
давайте расчет!
   - Вон! - захрипел Корецкий.
   В кабинет вошли два приятеля Игоря. Один из  них  -  щуплый,  в  очках,
второй - широкоплечий, круглоголовый, с оттопыренными ушами.
   Игорь что-то  сказал  им,  и  они  втроем  стали  выталкивать  Суна  из
кабинета. Сун отчаянно сопротивлялся,  крича,  что  он  сам  уйдет,  пусть
только ему заплатят заработанные деньги. Но силы были  неравные.  Игорь  и
его два приятеля выволокли Суна через черный ход  на  двор,  а  оттуда  на
улицу.
   В кабинете также шла борьба. Как только дядюшка Ван Фу пришел немного в
себя от удара, он бросил в лицо хозяину свой  поварской  колпак.  Корецкий
снова взмахнул было палкой, но дядюшка Ван Фу вырвал ее у него, и хозяин с
поваром, схватившись, упали на ковер, осыпая друг друга ударами.  Вот  они
покатились по ковру ко второму столику из  полированного  черного  дерева.
Прижатые к стене, хрупкие ножки столика подломились,  и  на  пол  упала  и
разбилась на мелкие куски вторая драгоценная японская ваза.



        СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ

   Никогда Левке так не везло, как сегодня. Утром он  поймал  больше  всех
бычков и такую огромную камбалу, что она не умещалась в ведре.  К  зависти
всех мальчишек с Голубиной пади, Левка нес камбалу за жабры так, что хвост
ее волочился по  мостовой.  Отдав  матери  рыбу,  Левка  побежал  в  бухту
купаться, и тут его ждала новая удача. Когда стали "доставать дно",  Левка
нырнул с открытыми глазами и заметил, как на желтом песке что-то блеснуло.
Нырнув во второй раз, он достал складной  ножик  с  перламутровой  ручкой.
Ножик Левка отдал Коле Воробьеву в обмен на книгу рассказов Горького.
   С книгой за поясом Левка понес обед отцу. Левка любил ходить к  отцу  в
порт, где к причалам швартовались  торговые  суда  всех  стран  мира.  При
случае он вместе с артелью мальчишек  насыпал  в  глубоких,  как  колодцы,
трюмах соль  в  большие  джутовые  мешки  или  выгружал  фрукты.  И  тогда
рассказывал своим друзьям все, что узнал в гимназии и из книг о стране, из
которой пришел корабль.  Все  мальчишки  из  Левкиной  артели  знали,  что
ананасы растут на Цейлоне, ваниль и перец  -  в  Индонезии,  круглые,  как
мячик, груши - в Японии и Китае, а хрупкие рожки - в Аравии.
   Еще в городе Левка увидел знакомый хобот  крана,  высоко  поднимавшийся
над  крышами  портовых  зданий  и  мачтами  кораблей.   Мальчик   уверенно
пробирался к десятому причалу, где стоял французский пароход,  с  которого
краном снимали  паровые  котлы.  Один  котел  висел  над  водой,  медленно
покачиваясь на тоненькой паутинке троса.
   "Баржу, наверное,  ждут",  -  решил  Левка,  останавливаясь  у  плотной
людской стены: это были грузчики.
   Левка увидел впереди себя непомерно широкую спину.  Это  был  известный
всему городу грузчик-силач Гриша Полторы бродяги.  Левка  схватил  его  за
руку:
   - Гриша, по какому случаю митинг?
   - Погоди, Остряков говорит.
   Левка прислушался и с трудом узнал отца.
   "Дома у папки голос совсем другой", - подумал он.
   Голос оратора захлестнула волна криков и рукоплесканий,  Гриша  Полторы
бродяги так оглушительно бил в ладоши, что у Левки закололо в ушах.  Когда
аплодисменты утихли, грузчик нагнул к Левке бородатое  лицо  и  добродушно
стал рассказывать:
   - Стало быть, сначала выступал француз через переводчика.  Он  говорил,
что на вас, на нас, стало  быть,  все  буржуи  поднимаются.  Но,  дескать,
рабочий класс сильней и что французские рабочие не  будут  воевать  против
Советов. Ну, а потом Остряков стал отвечать. У всех рабочих, говорит, один
путь...
   Левка, не дослушав, юркнул под руку грузчика и побежал к сходням крана.
   Иван Лукич, взволнованный выступлением на митинге, едва  притронулся  к
обеду.
   - Для кого я рыбу сегодня ловил?  -  сказал  Левка,  по-отцовски  хмуря
брови.
   - А много поймал? - улыбнулся отец.
   Левка рассказал, какой удачной была у него сегодня "рыбалка", и показал
книжку Горького.
   - Хорошая книга, - похвалил отец и, погладив сына  по  голове,  ушел  в
машинное отделение.
   Левка отправился домой. У портовых мастерских он заметил группу  ребят.
Это были ученики  слесарей,  чистильщики  котлов,  масленщики  с  портовых
буксиров. Среди них стоял паренек в полосатой тельняшке. В руках он держал
толстую конторскую книгу.
   - Кто это? О чем он? - спросил Левка  мальчика  в  лохмотьях,  покрытых
жирной котельной сажей.
   -  Соловьев  из  комитета.  Про  Союз  молодежи  рассказывает.   Сейчас
записывать будет.
   - Теперь вам, ребята, понятно, для  чего  наш  союз?  -  громко  сказал
Соловьев.
   - Понятно: чтобы на смену большевикам расти и против буржуев! - крикнул
Левкин сосед.
   - Правильно парень понимает! - поддакнул кто-то.
   Соловьев раскрыл толстую конторскую книгу и сказал:
   - Ну, ребята, подходи по очереди.
   - И мне можно записаться? - спросил Левка у мальчика в лохмотьях.
   - А ты не буржуй? - мальчик подозрительно поглядел  на  Левкину  чистую
рубаху и штаны с аккуратной заплаткой на левом колене.
   - Что ты! Мой отец механиком на кране работает.
   - А чего ж ты как в праздник нарядился? Ну уж ладно, только без очереди
не лезь. Тебе шляться, а мне котел надо сегодня закончить.
   Левка присоединился к очереди и стал  наблюдать,  как  Соловьев,  часто
слюнявя карандаш, с большими усилиями выводил крупные буквы.
   - Так он нас к вечеру не запишет, - сказал Левка соседу.
   - А если ты такой грамотный, пойди и подсоби.
   Левка подошел к Соловьеву.
   - Давайте я буду писать.
   - Можешь? - обрадовался Соловьев.
   - Могу.
   - Ну, бери карандаш. Да смотри, фамилию, имя и отчество пиши  там,  где
"кому и за что уплачено", а год рождения там, где "сумма".
   Очередь  начала  быстро  сокращаться.  Последним  подошел   мальчик   в
лохмотьях - чистильщик котлов.
   - Пиши: Иннокентий Пушкарев.
   Левка записал, захлопнул книгу и протянул ее Соловьеву:
   - Вот и все!
   -  Передай  ребятам,  чтобы  своего  старшего  выбрали,  а  как  насчет
остальной работы, я потом все расскажу, - сказал Соловьев Кешке Пушкареву.
   - Будьте спокойны, выберем, - важно ответил тот.
   Левка пошел провожать Соловьева.
   Соловьев очень спешил. Он чуть не бегом поднимался к Светланской  улице
и с видимым удовольствием делился своими успехами:
   - У меня, братец мой, вот здесь, - он похлопал ладонью по книге, - чуть
не целая дивизия. Это, братец, сила! Хватит вам собак гонять по улицам!
   - А что мы будем делать?
   - Что делать? Дел, братишка, у нас целый воз  и  маленькая  тележка.  -
Соловьев шагов десять прошел молча, а затем откровенно признался:  -  Я  и
сам еще не знаю, что вы на первых порах делать будете. Но знаю,  что  ваша
ребячья организация почище, чем у скаутов, будет. Думаю я, нужно вам будет
помогать большевикам революцию закруглять, а потом коммунизм строить! Как,
подходяще?
   Левка с восторгом глядел на Соловьева.
   Они вышли на Светланскую улицу. К остановке подходил трамвай.
   - Такие, брат, дела. Ну, бывай здоров!  -  Соловьев  хлопнул  Левку  по
плечу и помчался к трамваю.
   Когда Соловьев вскочил на подножку, Левка  вдруг  вспомнил,  что  забыл
главное.
   - Постойте! Постойте! Товарищ  Соловьев!  -  закричал  Левка,  бросаясь
вслед за трамваем. - Забыл себя записать! Запишите!..
   Трамвай набирал скорость. Звон  и  грохот  заглушили  ответ  Соловьева.
Левка разобрал только одно слово: "порт".
   "Придется завтра опять в порт идти", - решил Левка и направился к дому,
размахивая узелком с дребезжащей посудой.
   Левка свернул на Невельскую. Впереди пара  монгольских  лошадок  тянула
арбу с бочкой, из которой плескалась  вода.  Улица  была  так  крута,  что
лошади не могли прямо подняться по ней и шли зигзагами  от  одной  стороны
тротуара к другой. Китаец-водовоз шел позади, изредка пощелкивая кнутом.
   Перегнав лошадок, Левка раскрыл  книгу  и  стал  читать  о  бесстрашном
Данко. Рассказ настолько захватил его, что он чуть  было  не  наскочил  на
мальчиков, стоявших посреди дороги. Левка хотел обойти их, но  его  взгляд
встретился с глазами, полными гнева и  слез.  Левка  узнал  Суна,  который
ежедневно привозил в экипаже в гимназию Игоря Корецкого.
   Здесь же стоял Игорь Корецкий и  еще  два  скаута:  один  -  незнакомый
Левке, щуплый, в очках, другой - лопоухий  Гольденштедт.  Корецкий  держал
Суна за ворот рубахи.
   - Проходи, что стал! - сказал Корецкий Левке и так рванул Суна к  себе,
что у того затрещал ворот рубахи.
   Левка спрятал книгу за пояс и усмехнулся:
   - Трое на одного, сразу видно, что скауты.
   - Ты еще поговори! И тебе  то  же  будет!  -  сказал  Гольденштедт,  не
поворачивая головы.
   Левка презрительно посмотрел на его толстую шею и  оттопыренные  уши  и
решительно оттолкнул скаута от Суна.
   Гольденштедт чуть не упал, запнувшись за булыжник.
   - Тебя, наверное, давно не  били?  -  сказал  он,  подходя  к  Левке  и
подмигивая Корецкому. - Дай ему, Игорь, а не то я за него возьмусь.
   - Сейчас я его отшлифую, - сказал Игорь, - у меня с ним старые счеты. -
Состроив свирепую гримасу, пригнувшись, Корецкий занес руку.  -  Я  сейчас
разделаюсь с тобой, как повар с картошкой.
   Левка молчал, оценивая силы врага.
   Корецкого Левка знал как труса. Скаут в  очках,  по  его  мнению,  тоже
немногого стоил. Всех сильнее и опасней был лопоухий. Сун следил за  своим
спасителем, готовый кинуться ему на помощь.
   Левка применил хитрый маневр. Он  сделал  вид,  что  хочет  напасть  на
лопоухого, а когда тот подался назад, быстро обернулся и ударил Корецкого.
Затем он бросился на лопоухого и нанес ему головой в живот такой удар, что
тот упал на мостовую. Сун обезвредил третьего противника, ловко сбив с его
носа очки. Скаут опустился на четвереньки и в поисках очков стал шарить по
пыльной мостовой.
   Левка опять было кинулся на Корецкого, но Сун крикнул:
   - Еще бегут!
   От Светланской к скаутам шла подмога.
   - За мной! - Левка увернулся от удара лопоухого и припустился бежать.
   Сун не отставал. Сердце Левки наполнилось  радостью  победы.  Левку  не
огорчало  отступление:  ведь  врагу  в  этом  коротком  бою  был   нанесен
сокрушительный удар, да и теперь противник  терпел  поражение  в  беге  на
длинную дистанцию.
   ...Погоня осталась далеко позади.
   Возбужденные,  запыхавшиеся,  Левка  и  Сун  сидели  на  крутом  склоне
Орлиного гнезда. Сопка господствовала над городом.  Аккуратные  квадратики
кварталов, опушенные зеленью, сбегали по склонам  сопок  к  берегам  бухты
Золотой Рог и Амурскому заливу.
   Левка показал вниз на бухту, похожую на кусок голубого неба. Там  среди
маленьких, как мошки,  китайских  лодок  -  юли-юли,  громоздких  торговых
судов, хищно вытянутых эсминцев, что застыли  на  рейде  рядом  с  большим
серым утюгом - тяжелым японским крейсером, двигался за маленьким  челноком
квадрат с длинным хоботом.
   - На этом кране мой отец работает. Его "Орел" на буксире  тянет.  А  на
"Орле" мой дедушка ходит, - с гордостью сказал Суну Левка и спросил:  -  А
твой отец где работает?
   Сун покачал головой:
   - У меня нет отца.
   - Умер?
   - Да.
   - А мама?
   Сун опустил голову.
   - Дела... - сказал Левка. - Что же ты, один живешь?
   - У Корецких я живу... Худо живу... - Сун  побледнел  и,  покачнувшись,
чуть не скатился вниз.
   Левка поддержал его:
   - Ты что, заболел?
   - Нет. Устал...
   Левка  стал  торопливо  развязывать  узелок.  В  узелке  была  чашка  с
остатками жареной рыбы и кусок черного хлеба.
   - Ешь! Сам ловил. Это, наверное, у тебя от голода голова кружится.
   - Я, правда, есть не хочу. У  меня  голова  болит,  они  меня  били  по
голове.
   - Поешь, и пройдет. Ну, пожалуйста!
   - Тебя как звать? - спросил Сун, принимая чашку.
   - Левка.
   - Спасибо, Левка! Только ты тоже кушай.
   - Я-то? Я, брат, сыт. Смотреть даже не могу на  нее,  -  соврал  Левка,
хотя сильно проголодался. - Ну, разве за  компанию.  -  Левка  взял  самую
маленькую жареную рыбку, отщипнул от  ломтя  немного  хлеба,  а  остальное
отдал Суну.
   Сун съел все до капельки и начисто вытер мякишем чашку.
   - Ты, что же, опять к ним пойдешь? - спросил Левка, завязывая  чашку  в
платок.
   Глаза Суна сверкнули.
   - Нет! Я никогда больше не пойду  к  ним.  Они  шибко  плохие  люди,  -
взволнованно заговорил он, дополняя слова быстрыми жестами. - Я год у  них
работал. Все делал. Солнца еще нет - Сун встает. Солнце давно спит  -  Сун
еще работает. А сегодня этот хунхуз...
   - Игорь, что ли?
   - Да. Он хотел украсть деньги у своего отца и разбил  вазу,  а  сказал:
"Сун разбил". Я сказал: "Это он разбил!"  Дядюшка  Ван  Фу  тоже  говорит:
"Неправда, Сун не бил вазу!" Хозяин ударил дядюшку. Игорь и эти  еще  двое
стали меня выгонять... Бить... Мы бы и так ушли с дядюшкой Ван Фу, если бы
они отдали наши деньги. Мы совсем ничего не получали.
   - Где же твой дядюшка?
   - Нет, он не мой дядюшка! Я просто его так зову. Он очень хороший.  Это
его хозяин палкой ударил.
   - Ну, а он стерпел?
   - Нет! Я видел, как они с хозяином дрались...
   - Жалко, мало мы им дали! Но ничего, мы еще с ними встретимся! А теперь
пошли к нам домой! А завтра пойдем в порт. Я там знаю одного  товарища  из
молодежного союза, он тебе поможет  рассчитаться  с  этими  буржуями.  Про
дядюшку тоже разузнаем. Это им так не  пройдет.  Сейчас  не  такое  время,
чтобы рабочих палками бить! - Левка встал. - Пошли, Сун, что ли!
   По дороге Сун рассказал Левке о своей короткой, но полной горя  и  обид
жизни. Он не помнил родных. Мать и отец умерли, когда ему было  два  года.
Воспитывался он до шести лет у дяди, а потом попал  к  бродячим  артистам.
Через год хозяин цирка разорился и продал Суна ресторатору на пассажирский
пароход. Этот пароход ходил в Нью-Йорк, Токио, потом стал совершать  рейсы
между Шанхаем и Владивостоком. Во  Владивостоке  Сун  заболел  и  попал  в
портовую больницу, а потом к Корецким.
   - Ты и в цирке был? - удивился Левка, выслушав рассказ Суна.
   В подтверждение своих слов Сун прыгнул на выступ скалы и сделал  стойку
на руках над самым обрывом.
   - Ой, упадешь! - Левка схватил гимнаста и поставил его на ноги.
   Мальчики пошли в Голубиную падь. Здесь, у станции почтовых голубей,  от
которой получил свое название поселок, они встретили ватагу ребят во главе
с Колей Воробьевым.
   Левка познакомил  ребят  с  Суном,  коротко  рассказал  его  историю  и
красочно описал бой со скаутами.
   Коля расправил плечи:
   - Эх, жалко, нас не было!..
   - И еще, ребята, кого я сегодня встретил! - Левка стал  рассказывать  о
Соловьеве, о Союзе молодежи, о своей неудаче  с  записью  и  предложил:  -
Пошли завтра все!
   - Им завтра нельзя, - ответил Коля за всю ватагу и объяснил: - Они идут
в порт насыпать в мешки соль.
   - А ты почему отстаешь?
   Коля показал на свои босые ноги:
   - Отец ботинки не дает: не в чем, говорит, зимой будет в школу  ходить.
А без ботинок ноги не терпят. Соль разъест. Помнишь, в прошлый раз  неделю
ходить не мог.
   - Тогда пошли с нами: запишемся  в  Союз  молодежи,  а  потом  и  ребят
запишем.
   - Есть! - лихо ответил Коля.
   - Теперь ты никого не бойся! Вся Голубинка  за  тебя,  -  сказал  Левка
Суну, когда они, простившись с ребятами, пошли дальше.
   - А вот и наш дом! - Левка открыл калитку,  служившую  когда-то  дверью
корабельной каюты.
   - Мама, это Сун, - проговорил Левка, входя на  кухню.  -  Его  Корецкие
чуть до смерти не замучили.
   - Господи боже ты мой, за что же это они тебя?
   Сун прочитал такое участие  в  глазах  женщины,  что  невольно  подался
вперед.
   - Бедный ты мой! Есть, поди, хочешь?
   - Спасибо. Я уже ел.
   - Без разговоров. Умывайтесь - и за стол.
   После обеда Левка читал вслух матери и Суну рассказы Горького.
   Первый раз за  всю  свою  жизнь  Сун  находился  среди  людей,  которые
смотрели на него с участием и любовью. Мальчику казалось, что все это  ему
снится, и он сидел, боясь пошевелиться и прогнать этот сон.
   В маленькую столовую, где  проходило  чтение,  неслышно  ступая  босыми
ногами, вошла девочка и села возле Левкиной матери.  Сун  уловил  на  себе
любопытный взгляд больших серых глаз. Девочка встала  из-за  стола,  когда
Левка закрыл книгу.
   - Ну, до свидания, - сказала она  и,  как  старому  знакомому,  кивнула
Суну.
   - Это Наташа, Колькина сестра, - сказал Левка, когда  девочка  ушла.  -
Она у нас всеми девчонками верховодит и даже  вместе  с  нами  на  скаутов
ходит. Ух, и молодчина! А как задачки решает! Всего  два  года  училась  в
школе, а за Кольку уроки делает.
   - Хорошая девочка, - похвалила и мать.
   Мальчики легли спать  на  одной  кровати.  Ночью  чутко  спавший  Левка
услышал легкие шаги матери, грузную поступь отца и деда.  Шаги  замерли  у
постели мальчиков. Почувствовав на лице свет от лампы,  Левка  только  еще
плотней закрыл глаза.
   - Видно, не сладко жилось парню у  господ!  -  взволнованно  проговорил
отец.
   - Да уж! - глубоко вздохнула мать.
   - Вызволять надо парня из беды. А пока пусть поживет у нас. Не  объест,
- прогудел дедушка, и все трое отошли, стараясь не скрипеть половицами.
   Левка улыбнулся, подложил руку под щеку и крепко уснул.



        В ДРУГОМ МИРЕ

   Утром, по обыкновению, Сун проснулся очень рано. Вскочив с постели,  он
с испугом оглядел незнакомую Комнату и, вспомнив все, снова прилег рядом с
Левкой. Но заснуть он больше не  мог.  С  каким  трудом  каждое  утро  Сун
поднимался со своего жесткого  тюфяка  у  Корецких  на  кухне!  Тогда  ему
казалось необыкновенным и несбыточным счастьем поспать лишний часок, а вот
сейчас, когда он мог, наконец, вволю выспаться, сна  как  не  бывало.  Сун
прислушивался к мерному дыханию Левки, тиканью  ходиков  и  думал,  думал,
стараясь представить себе, как он будет жить, что он будет делать у  своих
новых друзей.
   Из щелей оконных ставен юркнули на одеяло солнечные лучи. В них  весело
заплясали пылинки. Левка зажмурился, засопел и рывком  натянул  на  голову
одеяло. В кухне зашумел примус, раздались осторожные шаги  и  приглушенные
голоса. Потом было слышно, как на веранде пили чай  и  как  несколько  раз
звякнула щеколда калитки. Сун снова чуть было не заснул, но кто-то с силой
начал бить в стену. Сун вскочил, пошел на веранду. Удары прекратились.  На
веранде на столе, застланном голубой клеенкой,  стоял  чайник,  тарелка  с
хлебом, яйца, масло, накрытые от мух марлей, и лежала записка.
   Сун с волнением глядел на записку: нет ли в ней чего-нибудь  и  о  нем?
Может быть, ему опять придется идти с поклоном к Корецкому? Но Сун отогнал
эту мысль: если даже придется умереть с голоду, он не пойдет больше к этим
ненавистным ему людям. Пораздумав, Сун  сделал  такой  вывод:  если  бы  в
записке решалась его судьба, то записку не оставили бы открытой на  столе:
ведь взрослые не знают, что он не умеет читать... "Наверное, мужчины  ушли
в порт на работу, а мама - на базар. А в записке написали,  что  мальчикам
делать. Что мне делать", - поправился Сун.
   Все стало ясно для Суна. Надо, не дожидаясь пробуждения Левки, поскорее
приняться за  работу.  Подмести  двор,  наколоть  дров.  Сун  на  цыпочках
вернулся в комнату, надел свои стоптанные туфли и хотел было уже  уходить,
как увидел, что из-под табуретки выглядывают пыльные  ботинки  Левки.  Сун
взял ботинки и вышел из комнаты.
   Сун работал с необыкновенным усердием: вычистил Левке  ботинки,  подмел
небольшой дворик, наколол дров и уже взял ведра, чтобы  наносить  в  кадку
воды, как в дверях появился Левка с ярко начищенными ботинками в руках.
   - С добрым утром! - Левка зевнул. - Кто это мне так ботинки надраил?
   - Это я, Левка.
   - Я так и подумал. У нас, брат, так не полагается. Мы ведь не Корецкие.
У нас лакеев нет! А потом, что у меня, руки  отсохли,  что  ли?  Сам  могу
почистить! Вот двор там подмести и насчет  воды,  дров  -  это  правильно.
Только давай, брат, все вместе делать. Ну, а теперь пошли умываться, а  то
чай остынет. Ох, и здорово я проспал! Что ж ты меня не  разбудил?  У  нас,
брат, с тобой сегодня дел, о-е-ей, сколько! Надо в  порт  идти,  Соловьева
разыскивать.
   За верандой снова послышались глухие удары о дощатую стену.
   Сун спросил:
   - Кто это? Все время стучит и стучит. Я думал, дом разломает.
   Левка засмеялся.
   - Да это Пепа. Мама написала в записке, чтобы я не забыл его  выпустить
вовремя. Не знаешь, кто Пепа?  Пошли  -  увидишь.  Только  ты  не  подходи
близко, он теперь злой-презлой, мы его в шесть часов выпускаем,  а  сейчас
уже восемь часов, вот он и сердится.
   Левка подошел к пристройке позади дома и открыл на  двери  задвижку.  И
тотчас же  дверь  отлетела  и  во  двор  выскочил  огромный  серый  козел.
Посмотрев на Левку янтарными глазами, Пепа нагнул голову.
   - Ну, ну, не бодаться, иди к своему войску.
   Левка открыл калитку, и Пепа помчался по склону  сопки  туда,  где  уже
паслось целое стадо коз.
   - Знаешь, это какой козел! Когда он идет  по  улице,  даже  все  собаки
прячутся! - сказал Левка.
   Во двор вошла Левкина мать с корзиной продуктов.
   - Ух, мама, и проспали мы! Скорей умываться - и за дело!  -  проговорил
Левка, помогая матери внести на крыльцо корзину.
   - Какие это у тебя дела сегодня? - спросила мать.
   - Во-первых, мама, надо насчет Суна поговорить.
   - Это не твоя печаль: отец с дедушкой поговорят.
   - Знаю. Они в свой союз пойдут, а я в свой.
   - Час от часу не легче! И у тебя союз?
   - Да, мама. Союз молодежи. Ты еще не знаешь, что это  такое  и  кого  я
вчера  встретил...  -  И  Левка  рассказал  все,  что  слышал  у  портовых
мастерских и от Соловьева.
   - Хорошее дело, Левушка, раз  учиться  и  помогать  старшим...  И  отец
одобрит... Ну, ребята, ешьте да бегите по вашим делам.
   Пришел Коля Воробьев, и все трое направились в порт.
   - А ты не знаешь, форму дадут в союзе? - спросил по дороге Левку Коля.
   - Не знаю. Да ведь мы не из-за формы вступаем!
   - Конечно, - разочарованно протянул Коля. - Но все-таки хорошо  бы  нос
утереть скаутам. Знаешь, - Коля даже закрыл глаза, представив себя в новой
форме, - какую-нибудь красную или голубую, а?
   - Красиво, - отозвался Сун, шедший сзади.
   - Еще как! - оживился Коля. - Идем по улице, все смотрят. Здорово!
   - Может, и форма будет, - неуверенно проговорил Левка.
   Мальчики стали спускаться к центру города. Солнце сильно нагрело крутые
склоны сопок. От них веяло сухим жаром.
   - Искупаться бы сначала, - заметил Коля, поглядывая на голубую  полоску
залива.
   - После выкупаемся, - отрезал Левка. - Сначала надо дело сделать.
   - Если не изжаримся до твоего дела...
   Левка пропустил мимо ушей Колины слова и, заметив, что Сун хочет что-то
сказать, но не решается, спросил:
   - Ты чего, Сун?
   - Так, Левка...
   - Нет, ты что-то хочешь спросить.
   - Ладно, спрошу. - Сун облизал сухие губы и робко произнес:  -  Меня...
тоже... запишут?
   - Конечно. Затем и идем.
   - Нет, Левка... Ведь я... - Сун протянул свою коричневую руку.
   - Что такое? Рука как рука.
   - Я китаец... У меня кожа, видишь, какая?
   - Ну и что же? Это тебе Корецкие говорили, что ты хуже их. Ты такой же,
как Колька, как я, как все ребята... Все люди одинаковые.
   - И всех будут записывать?
   - Конечно! - уверенно ответил Левка. - Пошли побыстрее.
   Сун повеселел.
   В городе, несмотря на сильную жару,  царило  большое  оживление.  Левка
заметил, что опять появилось много нарядно одетых  людей,  которые  долгое
время где-то скрывались. Встретилось  несколько  скаутов.  На  Светланской
мелькали яркие платья и маленькие разноцветные зонтики, похожие на  медуз.
Возле магазина "Кунста и Альбертса" посреди дороги пробежал взвод японских
солдат. Впереди взвода трусили два солдата и трубили  в  длинные  трубы  с
красными кистями.
   Поминутно встречались чужеземные солдаты.
   Американские и английские офицеры шли, никому не  уступая  дороги.  Они
громко смеялись, рассматривали здания, трамваи, бухту с лесом мачт, словно
все это они только что выгодно купили.
   - Просили их к нам! - ворчал Левка.
   При входе в порт Левка встретил Соловьева. Он шел  с  группой  рабочих.
Соловьев сразу узнал Левку и протянул ему руку.
   - Здорово, писарь!
   - Я к вам, товарищ, насчет вчерашнего и  вот  ребят  привел.  Они  тоже
хотят записаться в Союз молодежи.
   - Как же ты не записался вчера? Теперь не знаю, что с вами делать! Меня
уже  на  другую  работу  перевели.  Агитацией  занимаюсь.  Газеты  в  порт
доставляю и насчет текущего момента рассказываю морякам.
   - А если мы в самое главное управление молодежи  пойдем?  -  спросил  с
надеждой Левка.
   Соловьев сделал озабоченное лицо, посмотрел вокруг  и,  взяв  Левку  за
руку, отвел в сторону.
   - Ты, я вижу, парень  свой.  И  я  тебе  скажу  по  секрету:  повремени
немножко, сейчас весь комитет, все ребята по заданию  работают.  Разве  не
видишь, какой сейчас серьезный момент? Буржуи  поднимают  головы,  с  моря
гады лезут. Японцы, американцы, англичане десант  высадили.  Чехословацкий
корпус прибывает, и там тоже  почти  одна  контра!  Вот  какой  момент,  -
повторяя, по-видимому, чьи-то слова, говорил Соловьев. - Как только момент
уладится, так прямо меня разыскивай.
   Тельняшка Соловьева мелькнула несколько раз в пестрой толпе и скрылась.
   - Не выгорело наше дело, - огорченно произнес Левка, подходя к  Коле  и
Суну.
   - Может, пойдем пока искуп...  -  начал  было  Коля  и  остановился  на
полуслове. Из ворот порта, возвышаясь над толпой, вышел матрос-негр. - Вот
это дядя! - воскликнул Коля.
   Навстречу матросу-негру шел американский офицер.  Матрос  посторонился,
но американец преградил ему дорогу.
   - Негры и лошади должны ходить  только  по  мостовой,  -  с  презрением
сказал американец.
   Левка учил в гимназии английский язык и все понял.
   - Я не в Америке, сэр. В стране Ленина все люди равны, - ответил  негр,
не двигаясь с места.
   Вокруг негра и американца стала собираться толпа.
   - Ты сейчас же сойдешь  на  дорогу,  не  то...  -  американец  взмахнул
стеком, но... его рука застыла в воздухе.
   Русский матрос с военного корабля схватил американца за руку.
   - Не горячитесь, мистер. Вам правильно говорят, а  это  дайте  сюда.  -
Вырвав стек, матрос бросил его на  дорогу.  -  А  теперь,  мистер,  идите.
Идите, пока...
   Американец, шепча проклятия, быстро пошел к портовым воротам.
   - Уноси ноги! - крикнул кто-то из толпы.
   Негр, благодарно улыбаясь, протянул русскому матросу руку.  Тот  крепко
пожал ее.
   - Вот как у нас! - сказал Суну Коля. - А теперь пошли  полным  ходом  в
Амурский залив купаться!
   - Пожалуй, пойдем искупаемся, - согласился Левка.
   И трое друзей побежали по дороге,  перегоняя  китайцев  -  носильщиков,
продавцов фруктов и овощей. От вокзала они поднялись к  подножию  Тигровой
горы, и в лицо им пахнул свежий морской ветер.



        ОБЪЯВЛЕНИЕ ВОЙНЫ

   Вечером, когда после купанья  ребята  возвращались  домой  с  Амурского
залива, Левка вспомнил свой разговор с Соловьевым. В городе  действительно
творилось что-то неладное. По улицам расхаживали американские, японские  и
английские патрули.  На  Тигровой  улице  дорогу  перегораживали  рогатки,
опутанные  колючей  проволокой.  По  ту  сторону  заграждения   расхаживал
японский солдат-часовой. По дороге к старому форту виднелись конусы  щебня
и желтой глины: японцы рыли окопы.
   - Ишь, как суслики, зарываются, - съязвил Коля.
   Все это не особенно тревожило мальчиков.  В  городе  давно  привыкли  к
иноземным мундирам. Многие считали, что не сегодня-завтра чужеземные гости
сядут на свои суда и поплывут восвояси.
   Гораздо большее впечатление произвело на мальчиков  появление  скаутов.
Последнее время многие из них сняли форму и ходили в обыкновенной  одежде.
Сегодня же от скаутов, как  заметил  Коля,  "прямо  нет  прохода".  Скауты
группами  в  пять-шесть  человек  в  своей   ненавистной   ребятам   форме
расхаживали по городу как хозяева.
   Возле гостиницы "Золотой Рог" скауты преградили ребятам путь.
   - В чем дело? - спросил Левка.
   - Вход запрещен! - ответил один из скаутов с  необыкновенно  длинным  и
тонким носом.
   - Что? Да ты, наверно, совсем рехнулся? - выступил вперед Коля.
   - Нечего мне рехаться. Сказано, нельзя!
   - А ты знаешь, кто мы?
   - Знаю!