тил сознание, все перед ним поплыло, задвигалось и остановилось, и от этого толчка остановки он сразу очнулся и стал трезв. Точно обрезало. И все прояснилось, и перед ним стало голо, как голое осеннее дерево: все было глупо и не­удачно. Сколько он думал, готовился, и Иван Никанорыч подвел... Он, значит, хотел все концы в узел и в воду. "Смот­ри у меня, не шали". Это он разъяснял, чтобы чисто. Умный он человек, а я, видно, дурак. Никандру стало обидно, он не хо­тел быть дураком. И как же с пустыми руками явиться? И какой дать ответ: И хлеба он взял на дорогу, а -- ничего. Никандр лежал в темноте, как в гробу, незачем было ни шевелиться, нечего даже желать. Но, однако же, он завозил­ся, круто двинул плечами, а руки, сами собою, судорожно сжались в кулак. И это движение, активностью своей, его развязало. Как в широко распахнутую в непогоду наружную дверь врывается разноголосый вихрь бури, так, в перебивку, но слитная такая же разноголосица дня ворвалась в его грудь, и он должен был устоять, не потеряться, найти свое место, что-то он должен был сделать, иначе нельзя. Тут был и матрос с разорванным ухом, условившийся о свидании, куда и Никандр хотел кое-что принести, и азор этих глаз, коляный и грубый, как рукавица, схватившая душу в кулак, эти глаза, которыми сразу поймал широкоплечий Маланьи сожитель, и все эти широкие спины людей, перед кото­рыми надо сворачивать, чтобы не задавили, и эти ныне зас­тывшие в камне гиганты, -- все они и в лесу пошли бы так точно, как идут между людей, напролом, целиной. Зависть и ненависть на две половины раздирали Никандрово сердце. А парни, бившие в морду бульварного идола, словно подхлесты­вали и подвывали в груди. Никандр был готов заплакать от злости, что Маланья, сестра, от него ускользнула. Вся эта сумятица чувств, весь их напор что-то ему диктовали опреде­ленное. Кровь от него была неотступна, это она давила на мозг; это она над ним колдовала. Никандр начал соображать. Он полупривстал и мысленно видел, так ясно, как днем, каждый угол подвала, и где стояла мука, и кое-какие вещицы, и как спит старуха, и только забыл о калачиком свернувшейся де­вочке да о коте, уткнувшем свою пушистую морду между теп­лых ее дремотных колен. Ленька в эту минуту как раз и проснулся. Он тронул, по­шарив, ноги Никандра, но Никандр промолчал, И все же было это как предупреждение, как остановка. Бог весть почему, вспомнил Никандр и о старушке, певшей про очи, и о художни­ке, и о своих стариках, и о девочках, продававших пирожные, и вот об этой лежавшей в ногах у своей старенькой бабушки. Руки Никандра обмякли, а в оба виска вступила глухая, давя­щая боль. Боль эта все возрастала, и чтобы унять ее, Ни­кандр охватил уши руками и закачался. Это был непонятный, досель ему незнакомый припадок тоски и мучительной жало­сти. Смертельно ему стало жалко и Леньку, и стариков, и себя, и всех деревенских... О городских он забыл. Ему показалось, что это не он, а за него вся деревня надумала послать их, ре­бят, ходоками за хлебом... А пока он так тихо покачивался и Ленька с ним рядом сно­ва сопел, Ниночка тоже проснулась. - Бабушка! бабушка! -- позвала она тихо, а потом и по­громче. -- Ты разве тут? Ты разве приехала? -- Спи... спи... -- отвечала Агафья Матвеевна, не просыпаясь. Ниночка слабо в ответ рассмеялась и завозилась, как ко­шечка. -- А мне без тебя как было страшно, -- сказала она, опять закрывая глаза. - А с тобой как ничего мне не страшно! Было тихо, мертво, когда Никандр снова прислушался. Он от висков провел руками к глазам. Пальцы его ощутили две капли, холодные, как ночная роса. Это его удивило. Он их растер по щекам, не раздумывая, что это было такое. Он уже знал, как теперь сделать. Надо было все тихо собрать, уло­жить в мешки, поднять Леньку, и с Богом. А если проснется? Тотчас же он встал и принялся за работу. С кошачьей лов­костью, вовсе бесшумно, не разбирая, он набивал один мешок за другим. Муку, привезенную с юга, не пересыпая, также он сунул в один из своих просторных мешков. Все уже было близ­ко к концу, когда он зацепил чайную чашку, забытую на краю стола. Она шумно упала и разлетелась в куски. Никандр зас­тыл, выжидая. Агафья Матвеевна приподнялась. -- Знать, кот, -- про себя, негромко сказала она, села, зев­нула; Никандр в темноте фигуры ее не различал. Но вот он расслышал, как она поднялась и пошла. Отойти он боялся, как бы она не услыхала. Все сжалось в нем и напряг­лось. Его раздражало, зачем она не легла, злоба его опять ох­ватила, он готов был па все. На пути его снова было препятствие. И когда Агафья Матвеевна, искавшая стол, чтобы ощупать его, натолкнулась внезапно на Никандрову грудь, ему показа­лось, как если б его схватили за горло. Ни раздумывать, ни выбирать было нечего -- надо было оборонять свое достояние, на которое город опять посягнул. Он даже не дал ей крикнуть и, наудачу, как свинцом налитыми руками, со страшною силой схва­тил ее шею и начал давить. Она захрипела, рванулась и увлекла его в угол. Там она спотыкнулась о лежавшее у печки полено и глухо упала. Никандр на секунду ее отпустил, но тотчас опять навалился. Колено его теперь упиралось в тощий старухин жи­вот, а рука, чего-то ища, судорожно цапала по полу рядом, и, как всегда в таких случаях, нужный предмет точно подсунут. Рука отгадала сразу колун, и, зачем-то зажмурившись, он под­нял его, круто взмахнул и с силой обрушил прямо перед собой, где должна была быть голова. XIV Ленькина слуха вся эта глухая возня досягала только от­части. В ногу с другими ребятами он шел и размахивал фла­гом. "Своего собственной рукой!" -- звенело в ушах и пело в груди. А Никандр, похожий сейчас на Иван Никанорыча, как бывает похоже только во сне, сидел на крылах поверженной птицы, грозил ему пальцем и говорил: "Смотри у меня, не шали!" А Ленька в ответ пел еще громче, сердце его будто летело, и он и во сне улыбался. Но вот голоса прорезал глу­хой, сдавленный крик, и Ленька проснулся. В самый, может быть, миг пробуждения мелькнуло ему еще будто бы платьи­це Ниночки; до сей поры он ее не видал. От того же самого крика проснулась и девочка. Оба они ничего не понимали. Но вдруг, темным каким-то инстинктом, ощутив возле себя пустоту, незаполнимую, она поняла и испу­стила крик, от которого сразу Ленька вскочил. -- Не кричи! Я убью тебя! -- крикнул Никандр, но крик его вышел хриплый и сдавленный. Он разогнулся и потянул, не выпуская, колун, за колуном приподнялось и рухнуло на пол что-то тяжелое. Никандр опять наклонился и тронул рукой. Пальцы его, через расщелину, окунулись в податливую, невязкую массу. Он непроизвольно, с жадною судорогой, стал ее мять. В эту минуту для него ни­чего иного не существовало. Зубы дробно стучали во рту, но остальной механизм работал, как и обычно, строго-налаженно, глаза были полуприщурены, сужены, а скулы ровно и мерно ползли к мочкам ушей. -- Оставь меня! -- крикнула девочка. Это Ленька, искавший убежища от охватившего страха, на­щупал кровать и схватил девочку за руку. Никандр расслышал, и через стену темного своего упоения, этот острый и режущий вскрик. "Ленька работает. Правильно", -- нелепо мотнулось в его распаленном мозгу. " Разбудит весь дом. Надо девчонку скру­тить". Один из мешков, неполный еще, не был завязан, и, сооб­ражая не столько сам, как за него соображали дрожавшие липкие руки, он прихватил с. собою веревку и, грубо окинув ею голову девочки, туго на шее ее затянул мертвым узлом; обе косички, между собой внизу перевязанные, так же легли под веревку, как со спутанными ногами барашки ложатся под нож. -- Держи и крути, а я подберу мешки. Ленька спросил: -- А бабушка где? -- Солонина в углу, -- ответил Никандр, а впрочем тотчас же поправился: -- Просвирка в углу. Только не стоит. Сухая. Ленька его не понимал и понимал, как и сам Никандр едва ль отдавал себе полный отчет в том, что говорил, но говорил и делал теперь ровно, спокойно, как очередную работу, только что спешную. - А зачем же ее? -- спросил Ленька. Губы его и руки, в которые сунул Никандр грубый, в ладо­ни едва помещавшийся узел веревки, дрожали и путались, звенело в ушах. -- Крути, говорят. Если докажет, и матери тебе не видать. - Не...не докажет, мы с ней даве играли. Доказывать грех, нехорошо. Слабый свет утра падал теперь поверх занавески, да и ее, будто как ветер, дующий в парус, светло надувал в темноту. -- А я говорю, что докажет. Ты матери хлеба хотел при­везти: Эх, ты, сухоручка! На вот лучину, возьми и подкрути. Девочка слабо дышала под дохлою Ленькиной, слабой и страшной рукой, от сонной еще шейки ее дышало теплом. Так, действительно, было удобнее. Ленька подсунул лучину и на­чал крутить. И снова стало похоже на сон, уже бывший ко­гда-то и от которого, как от судьбы, не убежишь. На секунду почудилось Леньке, что под руками его котиная теплая шей­ка, и в ту же минуту почувствовал он острую боль, схватил и отшвырнул обеими лапами вонзившегося в больную его, усер­дно работавшую руку, кота. Когда все было кончено, Никандр вместе связал два мешка и перекинул их за плечи, больший на спину, поменьше, с мукою, на грудь. Третий, заполненный наполовину, дал Леньке. Они отворили дверь и вышли, никем не замеченные. И один только жалобный, странный, получеловеческий писк сопутствовал им. Это был Ниночкин кот; едва ли он не сошел с ума. После жаркого дня ночь им показалась прохладной. На углу переулка серела невысокая церковь. Никого на улицах не было. Идти на базар еще рано и не безопасно. Никандр уста­вил мешки у ограды, и они сели ждать, пока совсем рассветет. Ни слова они между собой не произнесли и так просидели час или два в странном оцепенении. Ни сторож на них внимания не обратил, ни они не заметили, как он, покрестившись на Тро­ицу, открыл перед собою железную дверь. Но вдруг, как змеею ужаленный, Ленька вскочил и закричал. Ему показалось, что у него быстро-быстро, в мозгу, стала раскручиваться тугая пружина. Вскочил и Никандр. Он, словно в припадке, кинул­ся и, навалившись на Ленькин мешок, стал его мять и ду­шить. Но все это было напрасно. Из мешка, металлически ясно звенел и звенел, вырастая в ушах в неумолимый набат, звонкий будильник покойницы. Он ею поставлен был точно, и еще не успел отзвучать, как гулко упал с колокольни первый удар воскресного благовеста. А на ребят из мистической Тро­ицы сбоку глядел сам Бог Саваоф, знать снова, как встарь, над землею поднявший грозный свой скипетр. Церковь была небольшая, Благовещенья пресвятой Бого­родицы, что на Бережках. У ранней обедни прихожан было немного, и когда расходились, друг другу передавали, что ут­ром, у самой ограды, были задержаны два мальчугана с мешка­ми, как видно, воришки. XV Никандра, после суда, отправили в колонию для малолет­них преступников, Леньку сначала в приют, после в больницу для душевнобольных. Обоих их видела мать. До деревни дошли сначала одни темные слухи, но она собралась тотчас и поехала. Никандр был угрюм, неразговорчив. С ним ничего, казалось, не про­изошло. В работах он был исполнителен, как настоящий му­жик, и вообще на хорошем счету. Ленька на вид также почти не переменился, только еще исхудал. Одной из его странностей было то, что он почти ни­чего не ел. Также не выносил он котят и боя часов. Он заты­кал себе уши и убегал. Во всем остальном он был тих и спокоен. Иногда на него находило блаженное самозабвение. Он махал тогда в воздухе своею иссохшей рукой, и губы его что-то беззвучно шептали. Когда вошла к нему мать, он ее сразу узнал, но вместо того, чтобы кинуться к ней, полез рукою в карман и начал там шарить. Недоумение и как бы обида отразились на лице его. - Что поздно пришла? -- сказал он с укором. -- Все время берег для тебя, а вот куда-то девалась. Врачи Катерине сказали, что долго он не проживет, и она осталась в Москве. Они были правы. Узнавши от матери о Ленькиной смерти, Никандр и тут ничем себя не проявил. Наказав поклониться отцу, он вышел с ней за ворота. Был жаркий и облачный день. Облака гро­моздились по небу огромными кучами. Парило. Никандр по­глядел и сказал: -- Земля-то, чай, сохнет у нас. Хорошо бы дождя. А когда Катерина ушла, он долго еще глядел ей вослед. И никто не видал, а если б и видел, не разгадал бы необычного странного выражения его остановившихся глаз. В обратный путь Катерина не села на поезд, а вышла пеш­ком. Город был позади, а по бокам и впереди лежали поля, родная страна. Шла она не спеша, некуда было ей торопиться, как торопилась когда-то к Алеше. Сын ее с ней был теперь неразлучен, как неразлучна была та земля, на которую Кате­рина ступала и в которой лежал ее Ленька. Через четверо суток пути дошла она до родных краев. Опять ее обступил знакомый тот лес, где когда-то билась крылами, как залетевшая птица, тревожная ее и больная душа. Тут бы ей и осесть. Может быть, только хотелось бы ей одного человека. И это не муж, а Алеша. Открывшийся ей шалаш не дымил. По-прежнему травы цвели, но ярче и строже, молитвенней. И когда переступила Катерина порог, она не удивилась. Поодаль от толстого дубового пня был поставлен другой толстый обрубок, между ними постланы были три свежих доски, и на них тихо лежал отошедший Алеша. Рядом, в углу, приготовленная, стояла лопата. Постояв и простившись, Ка­терина взяла ее в руки, вышла на волю и принялась за работу. Лесная земля копалась легко. Перепадали дожди, хлеба колосились и наливались. Точно бы кто умолил жестокое небо жестокою жертвой. Мужицкое сердце забытою радостью радовалось. С другими, пожалуй, повеселел бы и Болдырев, но Катерина сильно его озадачила. Предавши земле Алешино бренное тело, она так и осталась в лесу. Степан ее звал, грозил и стыдил, уговаривал, но Кате­рина ему отвечала: -- Куда мне из дому идти? Со мною тут Ленька; и нам хорошо. Отец Михаил, как и Алешу, Катерину не одобрял. Кое-кто из старух на селе также считали ее чародейкой, волховавшей ночами над человеческим телом, без отпевания и само­чинно преданным ею земле. Другие, напротив того, считали ее тихой молитвенницей. Иван Никанорыч был зол на Никандра. Он говорил му­жикам: -- Жалко мне Болдыревых. Ну, а только Никандр не глу­по устроился. Свой срок отсидит на казенных хлебах, а потом и назад, на готовенькое. Такие-то, брат, и выживают. Что го­ворить, молодая Россия! Но Катерина молилась и за Никандра. Ей вспоминалось про Иван Никанорыча Алешино слово: "Лукавый он есть и маловер. И правды не скажет". И в молитвах своих Катерина, как только умела, заступа­ла детей, не отдавала их. Для ее материнского сердца были они, равно и свои, и чужие, -- как жертва неведомая. 8 октября 1921 г, Москва СОДЕРЖАНИЕ М.В. Михайлова. Слова любви и прощенья от Алексея Христофорова................... ..... 5 Золотые кресты. Роман............... ...... 24 Во имя Господне................................ 195 Петух................................................. 207 Пчелы-причастницы........................ 224 Троицкая кукушка.......................... 241 Повесть о коричневом яблоке ............252 Гарахвена.................................... 290 Жертва.......... ............................ 315 Иван Алексеевич НОВИКОВ ЗОЛОТЫЕ КРЕСТЫ Ответственные за выпуск И.А. Александрова, Редакторы Технический редактор .Художник Корректоры А.В. Конопля Л.В. Дмитрюхина, О.В. Вологина Г.В. Скорикова С.И. Прокопов, член Союза художников России, заслуженный работник культуры М.С. Корчагина, преподаватели мценской гимназии Подписано в печать 28.04.2004 г. Формат 84х108/з;. Печать Офсетная. Бумага офсетная. Усл. п. л. 23,31. Тираж 500 экз. Заказ No 1902 Отпечатано и ОГУП Орловская областная типография "Труд". 302028, Орел, ул. Ленина, 1. [1] См. Волков Я. Светлый талант // Новиков И. Калина в палисаднике. Тула, 1982. С. 311. 308. [2] Козловский Ю. О творчестве И.А. Новикова // Новиков И.А. Повести "рассказы. М, 1981. С. 10. 1 Новиков И.Л. Собр. соч. в 4-х тонах. 1967. Т. 1. С. 32. 2 Правда. 1922. 2 апреля. Труд. 1922. 10 апреля. Труд. 1922. 10 апреля. 1 И.А.Новиков в кругу писателей современников. Орел-Мценск, 2003, С. 141, 2 Жирмунский В. Современная литература о немецком романтизме // Рус­ская мысль. 1913. No 11. 3-я паг. С. 31. 1 Новиков Ив. К возрождению. Рассказы. Изд. С. Скирмунта. М., б.г. С. 287. 2 М.З. // Утро, России. 1916. No 190. 9 июля. 1 Вяткин Г. Из новинок беллетристики. Рассказы Ив. Новикова // Сибир­ская жизнь. 1912. No 277. 14 дек 2 Maйгyp. Литература и жизнь // Утро России. 1916. No 281. 8 апр. 1 См. анализ этой пьесы в рец. Е. Колтоновской ( Речь. 1917. No 9. 11 янв.) 1 Новиков Ив. К возрождению. С. 287. 1 См. Крайний Антон. Предмет десятой необходимости // Утро России. 1916, No 259. 17 сент. 2 Петровская Н. И. Новиков. Золотые кресты // Весы. 1908. No 1. С. 99. 3 Там же. С.99 1 Биржевые ведомости. 1916. No 15819. 23 сент. 2 Раннее утро. 1908. No 98. 15 марта. 3 Майгур. Литература и жизнь // Утро России. 1916. No 281 1 Известия. 1924. 12 сентября. 2 Труд. 1922. 10 апреля. 3 Вечерняя Москва. 1926. 25 мая. 1 Труд. 1922.10 апреля. 2 См. Правда. 1922. 2 апреля. 1 Семен Р. Рассказы И.Новикова // День. 1913. No 6. 7 янв. 2 Петровская Н. Указ соч. С.100. 3 Сполохи. 1917. No И. С. 209, 204. 4 М.З. // Утро России. 9 июля. 1916. No 190. 1 Б.Э. (Эйхенбаум Б.) Иван Новиков. Рассказы // Запросы жизни. 1912. No 52. С. 3013 .