а,  на  месте", Светлов бросил
трубку на рычаг аппарата.
     - А  не  забудет  он до завтра по  пьяни о всех обещаниях?  - усомнился
Олег.
     - Ты  плохо  знаешь нашего  заместителя!  -  торжественно  провозгласил
Вовчик, разливая по солдатским кружкам  великолепный армянский  коньяк -  из
складских запасов. - Он может забыть переспать с  женой, но дела батальона -
никогда! За это и держится  до сих пор на должности, иначе бы давно пополнил
ряды алкашей-безработных. Ну, давай  помянем Нину, да заодно выпьем за успех
проведенной операции!
     - А что они грузили в эти машины?
     -  Много будешь  знать -  мало проживешь!  - скаламбурил Светлов.  - До
хрена там чего дефицитного накопилось у Аро - очень  запасливый и жадный был
мужик! Может, и удалось бы ему сохранить все
     это в тайне, а затем продать  выгодно, да сгубила еще одна жадность - к
молоденьким  женщинам.  Тайком  от жены оборудовал  в  складе целый офис - с
коврами, видаком и выпивкой, там и прикармливал, там же и использовал. Вот и
накрылась тайна его  одним женским местом!  Много  поимеют  ребята  на  этом
"деле",  если, конечно, не попадутся.  Тогда им лучше  самим застрелиться  -
ислам воровства не прощает!
     Ну, а перед нашим Богом мы свои грехи как-нибудь при случае отмолим!
     Светлов широко вдруг зевнул, зашипев невольно от боли в разбитых губах:
     -  Слушай,  Грунский,  тебе  не кажется,  что  после  таких  трудов  мы
заслужили праведный сон?


        Глава 6

        ПЕРЕД БОЙНЕЙ...

     На  следующий  день   комиссия  "по  разборкам"  все  же  прибыла,   но
расследование проводилось как-то вяло. По всей вероятности, кому-то в верхах
не терпелось "замять"  это, едва начатое, дело по  ограблению продсклада: то
ли напряженная обстановка была  тому  причиной, то ли  грабители "поделились
побратски" кое с  кем... К тому  же  началось формирование  боевых частей из
добровольцев и "военкоматских" - призывников, для отправки их на позиции.
     Светлов же успел по своим каналам втихаря "загнать" продукты из ямы под
дежуркой, а вырученные
     баксы  закопал где-то на территории  части, пообещав Олегу разделить их
"фифти-фифти" сразу по
     возвращении из первой  же  операции,  как только  утихнет шумиха  после
разборок.
     Прибывшая в  Ереван  группа Ленинаканского  батальона насчитывала шесть
добровольцев, включая
     Грунского, и тринадцать резервистов,  отловленных  военной  полицией на
улицах разрушенного города
     для  прохождения   "переподготовки"  в  боях.  На   Аштаракском   шоссе
находилась сборная база батальонов
     пятой бригады,  командовал которой, по  слухам,  полковник (правда, без
военного  образования)  Мамвел Григорян - национальный  герой, фидаин. Всего
насчитывалось  восемь батальонов, каждый  из  какого-нибудь района Армении -
Эчмиадзинского, Масисского, Веди, Горис... Но группы отъезжающего пополнения
укомплектованы  были все одинаково - основная масса - "военкоматовцы". И  по
характеру их проводов родственниками - как на тот свет, навсегда, чуть ли не
в  трауре,  да  еще  c  заунывными  песнями,  поразительно  смахивающими  на
отпевание - Олег сделал  еще один невеселый вывод: с той главной  задачей, о
которой твердил Светлов - вернуться, справляются немногие.
     Загрузка в  автобусы  была  долгой -  под звуки национальных  маршей  и
песен. Многих защитников
     Родины  парням из комендатуры приходилось  вносить в салоны  на  руках,
потому что  от  безысходности  и выпитого  ходить  самостоятельно те уже  не
могли. Мероприятие по дегустации спиртного продолжалось всю дорогу по горным
перевалам  до самой  столицы НКР - Степанакерта. В ход шло  все, что горело:
водка пшеничная и тутовая,
     спирт,  коньяк,  одеколон...  За  окнами  автобуса  проносились  горные
весенне-зимние  пейзажи: разбитые  трассы,  руины сел  -  результаты  работы
"Града"*,  а на обочинах  -  сожжеенная бронетехника и  таблички с фамилиями
русских солдат времен "особого комитета" Вольского, еще при существовании
     Советского Союза, погибших как от ножей армян, так и от пуль азеров. Но
кого  они  интересовали  сейчас,  эти  "пейзажи"?  Даже  вариант  слететь  с
обледенелой дороги серпантина в пропасть - всем был "фиолетово". Может быть,
кроме  одного пассажира, зажавшегося в самом углу  и тоскливо поглядывавшего
то в окно автобуса, то на зрелище в салоне.
     "Куда я попал и где мои вещи? Добегался... Где ты,  Гарик, "авторитет",
со своим сказочным бассейном и ласковыми наядами? Поздно, поздно уже  что-то
менять, сейчас осталась одна цель - выжить! Любыми  путями!" - думал Олег, в
очередной раз укладывая спать в  кресло Светлова, находившегося в постоянном
"переборе" и норовившего отоспаться на заплеванном полу автобуса.
     На одной  из остановок "по малой  нужде"  в  автобусе неизвестно откуда
появились  три девахи.  Впоследствии  оказалось  -  pycские,  добираются  до
Степанакерта,  чтобы пересесть  там  на  поезд в  Россию.  По тому,  что  их
нисколько не смутило присутствие в салоне одних мужиков, все поняли - эти из
тех,  "дающих".  Теория  подтвердилась  при  первых  же  попытках  уговоров,
"плечевые"** заявили, что  трахаться будут лишь  при  наличии бабок. А  кому
нужны деньги на войне? Немедленно вытрясли карманы и  вскоре вручили путанам
внушительную пачку денег разного достоинства и
     производства. После  этого завесили  салон  поперек  вмиг  появившимися
двумя шерстяными  одеялами,  отгородив  заднее сиденье  и пару рядов кресел.
Получился салон в салоне.

     * Град - система залпового огня "Катюша"
     ** "Плечевые" - дорожные проститутки

     Пришлось  Олегу перебираться  из своего  закутка  в  "общий  зал",  а в
"кабинет" тут же нырнули девицы.  Через некоторое время в стыке одеял жадным
похотливым  взорам явилась  оголенная  женская  ручка и  кокетливо  поманила
пальчиком желающих. Их  оказалось очень  много: почти  половина  новобранцев
ломанулась за одеяла - "облегчиться".
     -  Стоп! -  на  их  пути  встали  двое сопровождающих  из  комендатуры.
Внушительного  вида,  на поясе у каждого  -  ПМ  в кобуре, а на  руке  висит
милицейская дубинка.
     - Сначала  надо  пробу снять! - осклабился один их них, держа ладонь на
рукояти "Макарова". - Может они специально подосланы - заразить призывников!
     - У  вас что -  спецприборы для этого имеются?  - попытался  срезать их
кто-то из желающих.
     - А как же!  -  здоровила  похлопал себя  по  ширинке,  отметая  всякие
возражения,  и заявил:  -  Давайте  еще  одного проверяющего из  своих -  за
свидетеля!
     Таковой нашелся быстро  - общий заводила и анекдотчик. Все трое исчезли
за  ширмой,  остальные с нездоровым интересом стали прислушиваться к звукам,
доносившимся "оттуда", а четверо наиболее
     любопытных сунули носы между одеялами.  Девицы стонали настолько громко
и натурально, что  можно  было подумать  - насилуют девственниц. Минут через
двадцать  вышли  "проверяющие"  и,  плотно  заняв  первые четыре  кресла  от
"салона", весело подмигнули остальным.
     - Все в порядке! Становись в очередь  по трое! Зашипев тормозами, встал
автобус, и в салоне появился водитель.
     - Ребята, по  всем законам я должен быть следующим!  - заявил  он. - Не
дай Бог дрожащими руками рулить по таким дорогам!
     Все дружно загоготав, единодушно согласились ним. Далее поехали веселее
и дружнее, общая "любовь", наверное, сплотила.
     В  Степанакерте,  во время перегрузки пополнения в грузовики, произвели
"дозаправку топливом" страждущих организмов  - на  соседнем  карвине* кто-то
умудрился  "увести" ведрами литров пятьдесят  коньячного спирта. Здесь  же и
отметили "прощание славянок"  - трое путан уходили на железнодорожный вокзал
с сознанием честно выполненного долга  и тугим  "прессом" за пазухами. После
этого "готовое" к выполнению любых  приказов командования пополнение бригады
Григоряна прибыло, наконец-то, на  полевую базу подразделения -  село Мечен.
Для  Грунского  это  был  новый  этап  наблюдений и  знакомств  с  армянским
вариантом явно советской, по уставам, армии.
     Поздно ночью вернулись с постов руссаки.
     - Мать  моя,  какая  встреча! - проспавшийся  Вовчик бросился  обнимать
двоих. После этого представил их Олегу.
     - Это Петр-хохол, а это Рашидка!
     За  разговорами просидели  до утра. Петро, так  же, как и Олег, бежал в
Карабах от возмездия, но - за убийство.
     - Жена, понимаешь, такая тварь  попалась!  Однажды отпросился  с работы
пораньше - зуб заболел, Прихожу домой,  отпираю  дверь своим ключом, а она с
соседом аэротикой  занимается. Пока  за  топором в  прихожую сбегал, сосед в
окно  сиганул со  второго этажа, а под горячую руку жена попалась... Оттяпал
ей башку и рванул сюда, в Карабах. Слышал потом: оправдали меня по состоянию
аффекта.   Оказывается,  соседи  пошли  в  свидетели   и  заявили,  что  моя
благоверная уже третий  год с соседом  кувыркается. Вот  падлы, весь подъезд
знал об этом блядстве, а мне никто даже словечком не обмолвился!
     Такая у нас Россия -  страна "доброжелателей"! - с  горечью рассказывал
Петро Олегу, не забывая прикладываться к стакану сконьячным спиртом.

     * Карвин - винзавод (арм.)

     У  Рашида  жизненная история  был  намного  проще,  Честный каменщик из
Татарии,  он  приехал  в  Леинакан подшабашить  на  дом  своей  строительной
специальностью и...  остался у разбитого корыта,  Обижен он был до крайности
на своих единоверцев-мусульман, армян и азербайджанцев,  оставивших  его,  в
конце  концов, без любимой работы.  Но  больше всего злился на супруга своей
дальней родственницы  -  Раисы Горбачевой  -  "доведшего  страну  до  такого
бардака". Счеты с обидчиками он сводил при помощи любимого РПК* с оптикой, а
ненавистный правитель был недосягаем в Москве,
     После некоторого обмена опытом  в этой компании  Грунскому  стало ясно,
что сам  он покуда ничего  путного  из  себя не представляет -  все  покажут
служба и бои,а не ля-ля!
     А боев пока не было:  он попал на позиции как раз в очередное перемирие
-  временное  прекращение  огня для  отправки раненых  в  тыл и  захоронения
убитых.
     На следующий день Олег познакомился с командиром  батальона -  Вартаном
Маляном, в  свое  время воевавшим  в далеком Афгане.  Он  вызвал Грунского и
начал прощупывать его; где проходил срочную службу, кем, что  изучал...  Сам
бывший кадровый офицер, Малян объяснял Олегу стратегию армян:
     -  Задача  по   освобождению  административной   территории  НКР  почти
выполнена. Осталось освободить от азеров лишь несколько сел  в Мардакертском
районе.  Но противник жестко продолжает удерживать  почти  весь Шауменовский
район. А там - труднопроходимые горы, а в  них - отлично укрепившиеся турки.
Они, в принципе, виноваты,  что из-за этого нам пришлось взять другие, более
"легкие" районы, уже чисто азеровские: Физули,  Горадиз, Агдам, Киль-боджар,
Кубатлы... Ну, а насчет Лагинского коридора пусть не особо разоряются -  это
же  прямая связь с Арменией! И вообще  -  в штабе  поговаривают, что  к  маю
азербайджанцы  могут созреть, в  смысле -  И  живой силой  и вооружением,  и
атаковать. Чтобы этого не произошло, мы, наверное, в апреле сами рванем!

     * РПК - ручной пулемет Калашникова, калибр 5,45.

     Окончив  эту  долгую  речь. Малян  "забил  косяк"  с "планом" и,  после
пятиминутного раздумья, издал приказ:
     - Грунский отвечает за физподготовку батальона и тактические  занятия с
"военкоматом"  -  стариками,   учителями,  бомжами!..   Это  была  уже  хоть
маленькая, но командная должность.
     В  один  из  теплых  апрельских  дней  в  батальоне объявили,  что все,
свободные от дежурства на  постах, к середине дня должны собраться на поле у
разбитой школы.  Тут же объяснялась и причина  сборов -  состоится финальный
матч первенства бригады по футболу; встреча команды офицеров-
     земляков   и   любимцев   комбрига   Григоряна,   из    Эчмиадзина,   и
новобранцев-ереванцев. Матч, по задумке командира, должен был отвлечь личный
состав от дурных мыслей перед  наступлением и служил своеобразным праздником
спорта и веселья, А так как питание и обеспечение всех подразделений
     соединения, кроме "родного" Григоряну, было на том же  уровне,  который
успел оценить Олег еще в Ленинакане - "безнадега", то действительно - смешно
было противопоставлять  откормленным офицерам-эчмиадзинцам  еле волочащих от
голода ноги ереванцев. Азарт от игры, конечно, был, но, в
     основном, у болельщиков  из  офицерья: игра,  по  сути дела, шла в одни
ворота.
     Эчмиадзинцы вкатывали в  ворота противника  мяч за мячом. Итоговый счет
был  разгромным - 7 : 2, не в пользу ереванского батальона. Как, собственно,
и предполагалось с самого начала.
     И   вручение  призов  победителям  также  произвело   очень   "веселое"
впечатление на  триста пятьдесят голодных  рядовых  постовиков.  Сам  Мамвел
Григорян вручил счастливчикам двух  баранов, несколько  ящиков с консервами,
по  десять бутылок коньяка  и шампанского  для торжественного  обеда,  а его
"девочка"   -  боевая   подруга,   она   же  заместитель   по  тылу   и  ППЖ
(походно-полевая жена),  вручила  каждому "крутому" футболисту  полушубок на
овчине и чисто "фирмовый" спортивный костюм "Адидас".
     "Да, очень "веселенькое" мероприятие,  что там ни говори! - думал Олег,
возвращаясь после торжественной церемонии в казарму. - А попробуй обратиться
с  жалобой  на  плохое питание  и рваное обмундирование, тут  же чуть ли  не
стонут офицеры-кормильцы: снабжение, мол, ни к черту - на складах мыши голые
и голодные  бегают!". Олег  вспомнил одну из  таких ленинаканских "мышей"  -
кладовщика  Аро, и  тут  же  действительно  не  мог  удержаться  от  хохота:
сравнение было не в пользу серых тварей.
     А поздно вечером, ворочаясь на жесткой солдатской постели, он понял еще
одну простую истину:
     жизнь офицерского  и рядового составов в  этой  "освободительной" армии
разительно похожа  на жизнь "новых русских" и, сравнительно с ними - простых
колхозников там, в покинутой им России. У  офицеров - свои порядки, жратва и
одежда, а у рядовых - полуголодное существование, основной
     радостью  которого являлся сбитый на лету  воробей или  скворец (обычно
птицы в тех  краях в  пределах видимости  человеческого  глаза  на землю  не
садятся), или найденная где-нибудь в скалах полянка с киндзой, а то и чей-то
заброшенный огород с луком. Некоторые не  брезговали "шакалить" по вечерам в
помойных ящиках  у офицерских  столовых,  и,  видимо,  не были "в пролете" -
вечно ходили со сравнительно довольными рожами.
     Да не  только в питании  было  дело: особые порядки касались и  вещевой
службы (кому че, кому- ниче), и девочек старших, "больших" офицеров, а также
женского  пола из состава  медперсонала и  кухни. И  рядовых солдат  в  этих
вопросах  ставили  в жесткие  рамки, не  вызывающие  сомнения  в  их  полной
беспомощности перед офицерской элитой...
     С пятого  апреля начались  усиленные  занятия  сформированных  накануне
штурмовых групп, в которые  входили солдаты, крепкие еще, здоровые  в общем,
по командирским понятиям - не совсем сдыхающие от недоедания.
     Занятия проходили  с впечатляющим эффектом: по небу  туда-сюда носились
штурмовики,  по  полю,  маневрируя,  ползали  танки  Т-72,  а  пехота  орала
"ур-р-ря!"   и   вовсю   палила   холостыми  из   АКМ-ов,   норовя   попасть
гранатой-болванкой по танковой решетке радиатора. Понять, конечно, кто  кого
лупит,   было   трудновато,   но   само  обращение   с  оружием,   полнейшая
безнаказанность  от пуль и  осколков - относительная, конечно, ибо  холостым
выстрелом  иногда  запросто вышибали  глаз,  а  безобидным  на первый взгляд
взрывпакетом  отрывало  руку,  ногу,  а  то  и  чего  похлеще  при  ползании
по-пластунски, - возбуждали солдатиков-добровольцев не хуже хорошей наркоты.
     В  этот же день любовница комбрига - Назик, семнадцатилетняя симпатюля,
шастала  по  полю с  видеокамерой, снимая  "для памяти" наиболее  интересные
моменты учебной штурмовки.  Позы она, конечно,  изображая  великого Федерико
Феллини, принимала такие, что у штурмующих оружие из
     рук вываливалось при виде ее различных оголенностей, но и сама при этом
увлеклась  настолько,  что  имела  неосторожность  приблизиться  на  опасное
расстояние к маневрирующему  Т-72.  А молодой,  неопытный  механик-водитель,
естественно, не мог видеть, что сзади танка совершает променад такая
     "драгоценность".  Ну и  зацепил правым бортом  ее плечо. Слегка, порвав
бортовым крюком лямку  вязаного то  ли  платья,  то ли  полупальто. Но этого
оказалось  достаточно,  чтобы комбриговская ППЖ  взвыла в  полный  голос  не
столько от боли, сколько  от страха и злости за испорченный  наряд.  А через
пять  минут эчмиадзинские офицеры затаптывали в грязь ничего не понимающего,
перепуганного  танкиста.  Шлюшка  Назик  тоже старалась внести  свою лепту в
избиение,  норовя  пнуть  его в лицо,  да побольнее, подкованными каблучками
замшевых сапожек. Это "дело", которое Олег наблюдал издали,
     называлось здесь  "обычным". А  к  утру  следующего  дня  Рашид  принес
новость:
     - Слышь,  руссаки!  А  танкист-пацан "дуба  секанул"  - забили  его  до
смерти!  Еще  один  "павший  в  боях  за  свободу  и  независимость  НКР"  -
посмотрите, домой так и напишут!
     Понятное  дело:  по бригаде поползли  нехорошие слухи и кривотолки. Это
перед  наступлением-то! И  начальство решило  преподнести  рядовому  составу
"большой сюрприз"...
     В  десять часов утра на запасные  пути местной железнодорожной  станции
загнали необычный состав:
     наглухо  закрытые пульмановские вагоны, на тамбурных  площадках которых
примостились по  паре солдат с овчаркой. На ярко-красных погонах у них  были
две  золотистые  буквы  "ВВ"   -  внутренние  войска.   На  станции  солдаты
сноровисто, по  одному, спрыгнули  с подножек и,  понатужившись,  налегли на
двери-ворота. Те, постукивая роликами, поехали  в сторону,  открывая проемы,
забранные решетками,  сваренными  из толстой арматуры. И тотчас  встречающих
состав добровольцев оглушило... женским гомоном, выкриками и крепким, совсем
не женским матом.
     Оказывается,  местное  начальство,  договорившись  с кем-то  из  высших
кругов, завернуло "на  денек" следовавший транзитом, из одной ИТК  в другую,
плановый конвой с осужденными  женщинами. Причем  подобрали  умно: следующих
этапом  по  одной лишь статье - за растрату.  Почему  умно? Да потому что за
растрату  у нас  в  России  ни  один уважающий себя  работник  или работница
прилавка никогда  не сядет. Особенно те,  у кого солидный стаж работы в этой
профессии. Для отсидки существует особая  категория "мальчиков" и "девочек",
только что  окончивших торгово-учебное заведение и поступивших на практику в
тот или иной магазин или на базу. При очередной ревизии их "подставляют", и,
таким  образом,  недостающая на данный момент в кассе  предприятия розничной
торговли выручка или партия дефицитного товара на складе списывается за счет
этих стажеров.  Большая часть  из них  - те,  которых  не  в  силах выкупить
родители,    родственники,   или    "добрые    дяди-спонсоры",   оседает   в
исправительно-трудовых   колониях  различных  режимов  -  в  зависимости  от
"размера   хищений".  Довольны  почти  все:  ОБХСС  или,  по-новому  ОБЭП  -
отсутствием "висяка", члены ревизионной комиссии -
     сознанием выполненного долга, а матерые работники прилавка - отведенной
в очередной раз бедой. Горе родителей и искалеченная юная жизнь - а  что это
такое перед ощущением  тугой, хрустящей  пачки  "крупнокалиберных  купюр"  в
чьем-нибудь потном, жирном кулаке?...
     Потому-то этот состав  из трех  вагонов и содержал, в основном, молодой
контингент растратчиц, определенных этапом в НТК строго режима на  одном  из
берегов Южного Буга в Западной Украине.
     Грунский, оказавшийся волею ротного в толпе "встречающих", с изумлением
вглядывался в  женские тела,  прилипшие  к  прутьям  решетки, отгораживающей
свежий воздух от испарений вагонной параши.
     Одетые  в одинаковые темно-синие платья-халаты, арестантки, однако,  не
были  похожи одна  на другую  - юные, симпатичные,  но какие-то блекло-серые
лица сменились  у решеток пожилыми, одутловатыми. За порцией свежего воздуха
выползли  из темных углов  на свет  божий  "мамы":  те,  кто учил неопытных,
впервые  попавших на  зону, удовлетворять самих себя - "толочься" кукурузным
початком, огурцом или просто кашей, плотно набитой в капроновый чулок...
     А из-за решетки в сторону охранников полетели куски.., конской колбасы,
недавно, в пути выданной им на завтрак.
     - Забери жратву, малахольный! Она у вас вонючая!
     - Врешь, стерва,  свежая!  - не  выдержав, взорвался совсем молодой еще
солдатик, по всей видимости - первогодок. - Прямо с завода намедни получили!
- запальчиво принялся он  было доказывать кому-то, и тут же умолк, сраженный
раздавшимся   вокруг   хохотом.    Смеялись   все;   девахи   за   решеткой,
конвоиры-"старички"  и даже добровольцы - те, кто  понял,  на чем подловился
"салага",
     -  Эх,  детвора! -  оказавшийся  рядом Вовчик  снисходительно  потрепал
молодого бойца  по  стриженому ежику неотросшей  шевелюры. - Правы  бабенки:
конечно, припахивать  стала  колбаска,  коль в деле  побывала,  в вернее - в
теле! Кто ж вас учил сухпай раздавать целыми кольцами? Резать надо
     было на кусочки, тогда бабы были бы не удовлетворены, зато сыты!
     Между  тем одна  из  зэчек,  молодая привлекательная блондинка,  стоя у
решетки,  окликнула  проходящего мимо  сержанта  из сопровождающего  состава
взвода охраны, который тащил куда-то полный пакет жирной селедки.
     - Эй, долдон, моя детка рыбки, хочет!
     - Какая еще детка? - огрызнулся сержант.
     - А вот эта!
     И  блондинка  задрала спереди  полу халата  до  пояса, обнажив  длинные
стройные ноги и  курчавые  завитки волос в промежности - под халатом не было
трусиков. Сержант вспыхнул то ли от смущения, то ли от возмущения, а женщины
в вагоне уже корчились от хохота: молодость и здоровье искали
     выхода  даже в такой вот  пошловатой шутке. К  тому  же рядом - мужики,
самцы, а это много значит для изголодавшихся в СИЗО за время следствия...
     Командир отделения, затравленно оглянувшись, наткнулся на поощрительные
взгляды добровольцев.
     - Дай ты ей рыбки, жалко, что ли? Тогда он сунул руку в пакет, захватил
пару увесистых рыбин и,
     размахнувшись, запулил их между прутьев.
     - Нате, подавитесь, сучки! - и повернул было в сторону от вагона.
     - Погоди ты, чебурек!  Теперь  рыбка водички хочет!  - повторный  оклик
заставил его обернуться.
     Блондинка уже стояла, распахнув халат и  поводя обнаженными  бедрами из
стороны  в  сторону.   Тело  и  хвост  селедки,  торчащих  "оттуда",  плавно
волнообразно повторяли движения бедер, создавая  впечатление  плывущей рыбы.
Зрелище было настолько необычным и захватывающим, что кто-то из
     "встречающих",  не  выдержав,  присвистнул. Сержант  с минуту  постоял,
переваривая раздававшийся вокруг  хохот, затем сорвался  с места и  исчез за
одним из станционных пакгаузов.
     Некоторое время  народ внутри  вагонов и  вне  их  веселился  на полную
катушку,  сопровождая  смех  репликами в адрес  сбежавшего армянина типа "не
выдержал, сердешный", или "вручную злость пошел сгонять", как  вдруг сержант
вновь появился перед вагоном с полным ведром воды.
     - Кто, говоришь, воды просит?
     -  Да  ты  что,  ослеп,  телок  недоделанный?  -  блондиночка  все  еще
красовалась в той  же позе. - Вот, погляди поближе - детка моя и рыбка! Дашь
им напиться?
     - На!
     Сержант,  подойдя  ближе,  окатил  из   ведра  ее  и  стоявших   вокруг
"подельниц". Истошный вой боли и злости раздался изнутри вагона; в ведре был
крутой кипяток из вокзального титана.  Сначала все рванули от решетки прочь,
затем злоба взяла верх над разумом. Во всех трех вагонах женские тела
     швырнуло  вновь  к  решеткам,  и  десятки  рук  ухватились  за  прутья.
Проклятия и  нелестные пожелания в  адрес  всех  стоящих на перроне мужиков,
перемежаемые отборнейшим площадным матом, слились в сплошной гам. Но если бы
Бог  услышал  мольбы,  пожелания,  захотел тут  же  исполнить их,  у  бедных
представителей мужского пола поотваливалось бы все их мужское достоинство, а
у некоторых оно застряло бы в совсем нежелательных местах.
     И  вдруг  общий  вопль  внезапно,  как  по  команде   стих.  Продолжали
раздаваться  лишь  отдельные не то выкрики, не то стоны: - 0-о-ой! 0-о-ой! -
которые постепенно подхватили все находящиеся в
     вагонах женщины. "Встречающие"  не врубались сперва - что к чему, затем
раздался чей-то выкрик:
     -  Мужики,  они же вагоны раскачивают! Действительно, зэчки, вцепившись
руками в переплеты решетки, под эти выкрики ритмично дергали ее на себя.
     Последствия начали сказываться уже через несколько таких рывков: вагоны
плавно  качались, пока еще  на  рессорах,  но амплитуда колебаний  с  каждым
качком увеличивалась. Еще несколько рывков...
     Первыми  очухались  сопровождающие  состав  конвоиры. Привязав  длинные
поводки словно взбесившихся овчарок к подножкам, они по  команде все того же
сержанта сорвали с плеч автоматы и защелкали затворами.
     - Предупреждаю ... - начал было армянин, но, видя, что через минуту уже
будет поздно кого-либо предупреждать, махнул рукой - давай, мол!
     Плотный автоматный огонь по крышам  вагонов сделал свое дело: женщины с
визгом ломанулись  от решеток к противоположной стене. Но получилось  хуже -
бросок совпал с очередным наклоном вагонов  в ту же сторону. Состав качнулся
еще сильнее, на какую-то долю  секунды замер  с  оторванными от левой рельсы
колесами и - с треском и скрежетом рухнул на тупиковую  насыпь по ту сторону
перрона.  Вой  перепуганных  и  искалеченных  овчарок  смешался с отчаянными
воплями там - внутри вагонов, -  Дошутились, падлы! - Олег  и сам не знал, к
кому отнести свое высказывание. Но секундный шок от  увиденного  уже прошел,
он рванулся к сержанту, как к старшему надзора.
     - Где ключи от дверей?
     Тот трясущимися руками безропотно протянул связку...
     Через'пять  минут  открыли  решетки на  вагонах. А  через пятнадцать  -
сгоняли  всех  заключенных  общей  кучей,  как  стадо баранов,  в  пустующий
контейнерный  склад. Сюда же принесли раненых, которых, к счастью, оказалось
всего  двое:  пожилая зэчка  до отключки треснулась головой о  металлическую
стойку, а одна из молодых умудрилась сломать руку. Синяки и ссадины в расчет
не принимались.
     В  темном помещении  склада  разобраться  -  кто,  где  и  что из  себя
представляет,  можно  было  лишь  с  помощью  фонарика,  а  пока  кто-то  из
начальства  посвечивал  у  входа,   проверяя  списочный  и  наличный  состав
заключенных, залетевший в горячке дальше  всех  на территорию  пакгауза Олег
почувствовал чьи-то  руки на своем  теле.  Они уверенно,  в  полной темноте,
скользнули сверху вниз по пуговицам  гимнастерки, и она распалась спереди на
две полы.
     - Эй,  эй,  кончай  ночевать!  - попробовал  отбрыкнуться Грунский.  Не
следовало ему,  наверное, вообще  вякать. Ибо,  услышав мужской голос рядом,
женщины рванули со всех сторон, как  осы на  свежеразрезанный  арбуз. В один
миг гимнастерка слетела с него, и нашел он ее собственной голой
     задницей  уже  на полу  -  руки  опрокинули  его,  разложили,  не забыв
сдернуть по пути штаны и трусы.
     "Да  что они,  кошки  -  в темноте  так ориентироваться?" -  успел  еще
удивиться, и  тут же сверху низ его живота придавило упругой округлостью,  а
жадные пальцы захватили его сразу же восставшую плоть и принялись запихивать
ее в плотную горячую щель, "Не  дай Бог, старуху какую  подсунули!" - он уже
решил отдаться во власть женщин и получать удовольствие, но хотелось бы кого
помоложе,
     Олег  протянул  над собой  руки, и... они наткнулись на остро  торчащие
груди и каменные, затвердевшие от желания шишечки сосков.
     - Не волнуйся, специально для тебя берегла! - раздался сверху свистящий
жаркий  шепот,  затем  -  полувскрик-полустон,   от  которого  он  задрожал,
закаменел,  готовый  взорваться,  и  вдруг почувствовал,  как  девичье  тело
соскользнуло с него, а чьи-то руки,  зажав  мертвой хваткой  естество, ловко
перевязывают его тонкой нитью.
     "Эге" про это мы уже слышали!" - быть изнасилованным группой женщин ему
совсем не хотелось:
     знал  по  рассказам  "братвы",  что потом  месяц  в  раскорячку  ходить
придется, если  импотентом еще не сделают. Олег  рванулся, но  руки его были
зажаты, как в тиски, ноги тоже. Хотел заорать,  выматериться - в  рот сунули
тряпку с резким, знакомым запахом пота.
     "Да это же мои носки!"  - догадался враз, и,  наверное, нежелание жрать
грязь со своих же ног  добавило злости и силы. Вырвав,  наконец, ноги, резко
двинул их махом вперед, не придавая уже значения тому, что лупит по "слабому
полу",  затем еще раз.  Охнули, вскрикнули  - освободились руки. Ну,  теперь
полегче будет! Сорвав нитку  с интимного места, он рванулся к далеко впереди
светлеющему  выходу,  колотя  направо  и  налево  кулаками  с зажатыми в них
носками. Уже было совсем вырвался из плотно обжимавшего кольца разгоряченных
женских  тел,  когда  услышал откуда-то  сбоку  жалобно-негодующий  полукрик
Светлова: - Что вы делаете, шалавы, без наследства оставить  хотите? Я же не
бык-производитель, в конце концов!
     "Ого. землячок в беде!" - и начал кулаками и ногами прокладывать дорогу
вбок - к Вовчику. И вскоре, пнув ногой очередную упругую плоть, наступил еще
на одну.
     - Вот сволочи, под конец слонов ко  мне припустить решили! -  Светлов в
любой ситуации способен был на шутку.
     -  Вставай,  осеменатор!  - Олег помог  ему подняться.  Вдвоем они  без
особого   труда  пробились  на  свет  Божий.  Здесь  их   встретили  хохотом
собравшиеся закрывать ворота "встречающие". Светлов с Грунским оглядели друг
друга  при  дневном  свете  и... от  души присоединились  к  веселившимся  -
посмотреть и "побалдеть" было на что  и с чего; оба  голещенькие, заляпанные
чем-то белесым и...
     кровью.
     - Это еще откуда? - изумился Олег.
     - У  них тактика такая!  - объяснил  ему  бывший  бомж. - Чтобы завести
мужика  до  беспредела,  подсовывают  ему  свеженькую, нетронутую,  из вновь
поступивших, хоть и очень редко, но попадаются такие "изюминки", А потом  уж
пользуются "стояком" все  по  очереди. Так что считай, -  звонко  хлопнул он
земляка по голому плечу, - сегодня ты прошел свое первое боевое крещение!  И
с честью выдержал его!
     - А ты что, тоже проходил такие? - не удержался от вопроса Олег.
     - Бывало  и  похуже! - скромно  не стал распространяться  бомж. Им  уже
несли "отвоеванное"  с помощью  фонариков  обмундирование. Электрики  спешно
чинили  вечно  бездействующее освещение склада, на  запасных путях с помощью
козлового крана ставили на  рельсы опрокинутые вагоны, а женщин-заключенных,
партиями по двадцать  человек, под усиленным конвоем  разводили по  казармам
новобранцев. Вызывались из склада только желающие. Впрочем, недостатка в них
не было  - забеременевших переводили  на  общий,  более  "мягкий"  режим,  а
некоторых затем даже амнистировали... Жизнь катилась по накатанной колее.


        Глава 7

        БОЙНЯ

     Истинную  цель  готовящегося  наступления,  разумеется,  свой  вариант,
Грунскому постарался разъяснить Сурен - командир  штурмовой роты, ереванский
боевик,  отец  четверых  детей:  -   Какой  там,  на  хрен,  Карабах,  какие
территории? И что  это  за  бред  -  якобы  это интересы далекой Москвы? Все
объясняется  намного   банальнее:   просто   у  "больших"  командиров  после
Физулинской битвы кончились
     трофеи, а  если так- вперед  штурмовку,  батальоны,  технику! Вперед на
талан  - это  у  нас  уже в  законе!  Чтобы  хорошо  жить  -  надо  воевать.
захватывать, рисковать собой. Если бы  мытолько знали, до  чего доведет  это
движение  за свободу Арцаха,  -  да гори оно  все  огнем -  ничего бы  и  не
начинали в свое время!  Впрочем, сам все увидишь, дай  лишь Бог,  чтобы живы
остались! - так  закончил свое объяснение фидаин с пятилетним военным стажем
и двумя ранениями в боях с азербайджанцами.
     А  через пару дней "влетел" Светлов: дежурил на постах  и, не  выдержав
отсутствия  соли  в  куркуре, решил  сбегать за ней к  соседям по  позиции -
карабахским партизанам-ерникам, у которых, по слухам, было все. Соль  Вовчик
принес к вечеру, а ночью его под конвоем увели в эчмиадзинскую
     комендатуру...  Руссаки  увидели  рязанца  только   через  двое  суток:
шепелявившего, с разбитыми губами и без двух передних зубов.
     - Какая-то шука штуканула, што я не жа шолью ходил, а долбиться планом!
Вот и огреб по шамые "помидоры"...
     А  еще  через  три дня,  на бригадном построении  было  объявлено сразу
несколько интересных овостей: наступление на "проклятых агрессоров-азеров" -
со  дня  на  день;  полки  карабахцев   и  части  ерников  (за  исключением,
естественно,  бригады Григоряна) - все  трусы, засранцы, исоединение Мамвеля
без их паскудной помощи войдет к девятому мая  в богатый трофеями Мир-Баши -
основную цель наступления в этом районе; ближайшее мощное соединение соседей
-  шушинский  полк Ишханяна, но его командир  для боевых  действий - слишком
молод и неопытен!..
     Короче, вся суть выступления начальника штаба бригады сводилась к тому,
что "мы, мол, сами с усами, а опыт Мамвела - решающий в предстоящем сражении
- потерь почти не будет".
     Стоявший в одном  строю с руссаками Светлов тихонько, чтобы не услышало
начальство, шепелявил

        текст обрывается

. . .