Это было как теплая утренняя нега, как расторопный поднос в постель, и кофе с горько-терпкой, будоражащей ноздри поземкой седого парка на черной обжигающей поверхности, и - обещанием удачи - сдобный, чуть сладкий дух горячих круассанов... Это было, как вечерний бокал красного вина, в котором плещет, разбивая рубиновые грани, свеча, и капля сползает по тонкой ножке, и, бледнея, медленно впитывается в розовую скатерть, и ты перекатываешь и греешь во рту терпкий глоток, вчувствываясь в весь его букет, во все оттенки вкуса и запаха, и потом проглатываешь, слушая, как он медленно втекает в тебя, оживляя и снимая усталость... Так Париж втекал в вены чистой энергией стройных архитектурных линий, всегда праздничной палитрой витрин, кафе, цветов, налетающей с ветром старой песенкой Ива Монтана, которую играет на аккордеоне мальчик, обходя кафе... Максим не много путешествовал: видел Германию и Штаты; но уже знал, уже чувствовал, что Париж - это пространство, на редкость успешно гармонизированное человеком, и не имеющее себе равных на земле. До свидания, Париж. Надеюсь, мы с тобой еще встретимся. В других, лучших обстоятельствах... На автоответчике Максим нашел послание. Он нажал кнопку. Ровный Сонин голос говорил: похороны должны состояться в понедельник, время и место уточню позже... У Максима было такое чувство, что он получил оплеуху. Он покраснел - хорошо, никто не видит! - и сел на стул. Как же он не подумал? Как он мог забыть, не сообразить, не учесть, не понять - что должны еще быть похороны и что он не может на них не присутствовать?! Как он мог, эгоист несчастный, приготовиться сбежать, словно прыщавый мальчишка с комплексами неполноценности? Не любят его здесь, видите ли! Стыд какой. Еще остался последний долг перед дядей. Как жаль, что последний. Он снова шел по Елисейским Полям - на этот раз, чтобы переоформить билет. Париж потерял свое обаяние, померк, закрылся. Это был просто шумный и праздный столичный город, полный туристов и бездельников; город, в котором жил его дядя; город, в котором убили его дядю. Следовало ответить на Сонин звонок. Максим долго делал круги вокруг телефона, проговаривая вслух фразы, которые он собирался сказать Соне. Почему-то это было чудовищно сложно - сказать простые слова сочувствия, предложить помощь... Она была с ним намеренно холодна, подчеркнуто холодна, и он не знал, как ему теперь себя вести. Бесплодно промучавшись минут двадцать, он положился на судьбу и набрал ее номер. Телефон трясся в его руке так сильно, что ему даже стало смешно. Все мучения, однако, были напрасны: то ли Сони не было дома, то ли она не желала подходить к телефону, но у нее включился автоответчик. "Спасибо за звонок, - говорил Максим магнитофону таким же ровным голосом, как Соня ему, - я непременно буду. Если тебе нужна моя помощь, позвони мне, я буду рад быть полезным." Он все еще сидел у телефона, задумавшись, когда раздался звонок. Максим вздрогнул и сердце его ухнуло: Соня! Но это был Реми. - Я лучше придумал, - сказал детектив. - Я вас приглашаю поужинать со мной. - Да что вы... - начал было Максим, но детектив перебил его. - Во-первых, вы уезжаете, во-вторых, я у вас в долгу. А я не люблю быть... На этот раз его перебил Максим. - Я перенес отъезд на вторник. В понедельник будут похороны. - Это ничего не меняет, - сказал Реми. - В семь часов - вас устроит? - я за вами заеду. Третий раз за этот день он оказался на Елисейских Полях. В немецком ресторанчике, хитро расположившемся в одной из многочисленных торговых галерей, выходящих на Елисейские Поля, они ели "шукрут" - тушеную капусту с различными сосисками и копченостями - запивая темным густым сладковатым пивом. Глянув на Максима, Реми спросил, прожевав: - Вы не заболели? - Нет... Скорее так, настроение... - Понимаю. Реми сочувствовал. Это бывало с ним не всегда. Сталкиваясь со смертями и с близкими родственниками умерших, он зачастую ограничивался сочувствием к умершим, но далеко не всегда к их близким. Он умел отличать взгляды, застывшие от горя, от взглядов с застывшей пустотой. Он чувствовал, когда слезы уже выплаканы, и когда слезу не выдавишь. Он чувствовал меру, в которой горе не фальшиво, и фальшь, которая перехлестывает через меру. Максим был ему симпатичен ненаигранностью своего переживания, которое, может быть, не было слишком глубоким (да и не могло быть, он ведь практически не знал своего дядю!) - но и не показным. И Реми приступил к отвлекающему маневру, - а именно, к отчету о своих расследованиях. - Вы даже не можете представить, какую информацию я раскопал о Мадлен! - интриговал он. - Да что вы? - вяло спросил Максим. - Представьте себе, у Мадлен имеется в распоряжении заявление, заверенное нотариально, в котором Арно признает свое отцовство! - И что это дает? Реми видел, что Максиму все это стало достаточно безразлично, и понимал состояние подавленности, в котором находился этот симпатичный русский. Приехать в чужую страну и сразу же вляпаться в такую историю! Совсем как он сам, Реми, недавно в Москве..." - А дает нам это вот что: Мадлен, судя по всему, собирается поучаствовать в дележе наследства. - Столика? Максим только сейчас понял, что он совершенно забыл о столике. Напомнив ему об этом, Реми, сам того не желая, сгустил и без того мрачные краски. В самом деле, ничего у Максима не получилось в Париже. Ни сценарий, ни любовь, ни наследство... - Да. Я, право, вам сочувствую, что так получилось с вашей семейной реликвией... - Не стоит терять на это время. - Зато наследникам есть, что делить. Правда, пока мне до конца не ясно, как именно Мадлен собирается воспользоваться этой бумагой: она не очень-то действительна. Теоретически, чтобы признание отцовства Арно вступило в силу, нужно еще, чтобы Ксавье официально признал чужое отцовство и отказался от своего. - Может, именно поэтому Мадлен ему все и выложила? Ага, заинтересовался, наконец! - Хорошая мысль, Максим, очень хорошая! Только как Мадлен могла знать, что Арно будет убит? Она ведь сказала это Ксавье до убийства. Не слишком ли преждевременные хлопоты о наследстве? - Кто ее знает... Может, просто подсуетилась, на всякий случай - узаконить заявление Арно, а там пусть лежит, ждет своего часа... А может быть, просчитала все заранее? - Включая реакцию Ксавье? Предполагая, что он может убить Арно? - Вы такой мысли не допускаете? - Кто знает, кто знает... Она, между прочим, достаточно богата, Мадлен. Я еще кое-что припас для вас: рекламное бюро, которым она руководит, принадлежит ей! Правда, мне не удалось узнать, на какие средства она его купила. - Тогда зачем ей наследство? - Максим, ну вы же не будете мне снова рассказывать жалостливые истории про бескорыстных наследников! Я вам уже говорил, мимо наследства никто равнодушно не проходит. - Да, конечно, - поспешно согласился Максим. - У вас фильмы в жанре мелодрамы? - Нет, - обиделся Максим, - вовсе нет. - А, понимаю: в вашей стране до последнего времени было равенство бедных, и нечего было ни делить, ни наследовать! И вы просто не имеете опыта... - Ерунда! Убивают и из-за пары серебряных ложек... - А, согласны, все-таки? - Да я и не спорил... Просто... Я, пожалуй, не люблю думать о людях плохо. - Я бы тоже рад, да не выходит при моей профессии... Теперь о Ксавье: полиция прижала его к стенке. Он, якобы, провел полсубботы с одной дамой, у которой он находился еще с вечера пятницы... - Алиби? - Формально да. Но свидетельство этой дамы вызывает сомнения. Она действительно состоит с Ксавье в интимных отношениях, включая совместное распитие алкогольных напитков. Очень возможно, что она просто оказывает Ксавье услугу своими показаниями. Но поймать их на разногласиях пока не удалось. С другой стороны, обыски полиции тоже ничего не дали: ни дома, ни в машине Ксавье нет никаких следов, которые могли бы указать на то, что там был Арно. На шинах нет грязи с той поляны. - Так что он неуязвим. - Пока да. В его пользу и тот факт, что Арно, как установила экспертиза, был заколот кинжалом из коллекции Пьера. - А! Я этого не знал. - Извините, надо было с этого начать. Так вот, на кинжале нашли следы крови Арно. Он был тщательно вымыт, но все-таки удалось найти следы в под рукоятью. Отпечатков нет никаких, кроме отпечатков Пьера. - В наше время только последний дурак работает без перчаток - все образованные. - Верно, - кивнул Реми. - Но, тем не менее, это бросает подозрение на Пьера. Кинжал висел у него дома на стенке, на нем отпечатки хозяина... - А что Пьер говорит, вам известно? - Известно. Он утверждает, что кто-то воспользовался его оружием. - Угу, и он не заметил отсутствие кинжала? - Нет. Ни он, ни Соня. Это не так уж удивительно, если вдуматься - они привыкли к своим вещам и перестали их замечать. - Между прочим, в воскресенье, когда обнаружилось исчезновение Арно, я был у них в доме в первый раз. Пьер мне показывал коллекцию - все было на месте. - Разумеется. Тот, кто воспользовался кинжалом, должен был его вернуть на место как можно скорее. - Похоже, вы не думаете, что это Пьер... - Строго говоря, это мог быть любой другой человек. - Тогда надо искать среди друзей дома! Ксавье ведь не вхож к Мишле. - А дверь на террасу? Вы забыли, что дни стояли теплые, двери были практически постоянно открыты. Любой мог пробраться в сад через соседний участок и войти в гостиную... - Допустим. Но пробраться в гостиную и снять кинжал со стенки, а потом поместить его обратно - это одно. Но закопать тело в саду? - Вы видели какого-то человека в саду? Видели. Соня тоже видела. Кто может утверждать, что это был Пьер? Ни вы, ни его собственная жена не можете. - Стало быть, вы не думаете, что убийца - Пьер. - Не припирайте меня к стенке, господин режиссер. Я ничего такого не говорил. - Не говорили. Но, похоже, так думаете... У него есть алиби? - Нету. Вы не знаете, что такое французские ярмарки? Кончена ярмарка - все разъехались. Ищи-свищи теперь свидетелей. Торговцы, конечно, зарегистрированы в мэриях, можно их разыскать, но это дело долгое. Полиции недосуг этим заниматься. Если он действительно искал подарок своей жене в часы, когда было совершено преступление - то ему не позавидуешь. Остается надеяться, что у него хороший адвокат, который сам подсуетится на предмет алиби господина Мишле. - Ну признайтесь, Реми, вы ведь не верите в то, что Пьер - убийца? - Между прочим, в его машине тоже никаких следов нет. - Вы не ответили на мой вопрос. Признавайтесь! - Ладно, вы меня достали. Не верю. - Почему? Ведь все против него! Вся эта ночная история... - Все это хорошо для полиции. Они там исходят из того, что чужая душа - потемки, и всякий и каждый способен на все. Я придерживаюсь несколько иного мнения. Для меня психология и логика не последнее дело. Заметьте, кстати, что в моем подходе есть свои недостатки, мне случалось сильно промахнуться с моим "психологическим" подходом. Я, сказать вам честно, не силен в тех случаях, где логика вместе с психологией помещаются на кончике полового члена. И, знаете ли, занятная закономерность: чем меньше член, тем меньше психологии... - А Пьер тут - причем? У него тоже проблема маленького члена? - Не могу вам сказать, как у него обстоят дела в этой области. Во всяком случае, особых комплексов я не приметил... Не у всех же, согласитесь, менталитет определяется размером детородных органов. - Так почему вы думаете, что это не он был? - Я же вам говорю: логика с психологией. Начнем с последней: Пьер - человек "правильный", негибкий, слишком хорошо воспитанный, склонный делать все как надо. Выпускник НЕС. - Это еще что такое? - Это очень привилегированная и очень дорогая высшая школа, из которой выходит наша элита... Если ее выпускники и балуются играми с законом, то на уровне финансовых или политических махинаций. Причем так умно и профессионально - образование-то не зря получили! - что у следствия уходят десятки лет на сбор доказательств. - А разве наш случай - не умно и не профессионально? Вся эта история дьявольски закручена! - То-то и оно, что закручена. Тут видна рука большого фантазера, бессонными ночами вынашивающего планы... А Пьер - человек, лишенный воображения. - Насчет воображения - согласен. - К тому же, если он и любит страстно антиквариат, то он не менее страстно любит свою жену... - Вы мне это уже говорили. - Я просто рассуждаю вслух, - сделал невинные глаза Реми. - Свою роль мужа он видит в обеспечении легкой и спокойной жизни для Сони... И столик, какой бы он ни был замечательный, вряд ли стоит в его глазах того, чтобы разрушить созданную им хрустальную башню для Сонечки. А умение взвешивать последствия своих поступков - это и есть логика. И Пьер ей владеет. Остатки шукрута шипели на блюде, под которым синел огонек спиртовки. Реми накрыл огонек металлической шапочкой и довольно откинулся на стуле. - Кофе? Десерт? - спросил он Максима. - Кофе. Музыканты исполняли тирольскую песенку. Пышнобюстая певица глубоким голосом выводила рулады. Зал шумел, подпевал и веселился, на белых скатертях трепетали синие огоньки под блюдами с дымящимся шукрутом, пенилось темное пиво в огромных кружках. "Алари-ри-ха-ха", - громко и не в такт подпевал оркестру за соседним столом пьяный краснощекий немец, размахивая своей салфеткой. - И все-таки я не понимаю, - сказал Максим, размешивая кофе. - Если это не Пьер, то кто же? Реми пожал плечами. - Никто не укладывается в схему преступления лучше, чем он! - настаивал Максим. - Отчего же? Ксавье тоже не плохо вписывается. - Хорошо. Смотрите: Пьер знал о предстоящих съемках, Арно рассказывал в подробностях. Так? - Так. Ксавье тоже знал, от Мадлен. - Допустим, что Пьер хотел непременно заполучить столик любой ценой, даже ценой убийства... И он задумал это хитроумное преступление. - Или, допустим, Ксавье, узнав правду от Мадлен, решил исполнить, наконец, свою угрозу убить Арно, которого он уже и так давно ненавидел, а тут еще и такой удар: его дочь, - а что у него, собственно, есть, кроме дочери? - оказалась не его дочь, а Арно! И он задумал это хитроумное преступление. - Ксавье, на мой взгляд, слишком много пьет, чтобы хорошо соображать. - Ксавье последнее время не пил - помните, что Мадлен сказала? А для осуществления такого плана нужно не столько соображение, сколько воображение: у кого его больше? Кто мог задумать убийство на съемочной площадке - финансовый деятель или актер? - Ну, это достаточно спорно... - Спорить не будем. Что там у вас дальше? - Пьер съездил на место будущих съемок и нашел подвал. План моментально сложился в его уме. - Или в уме Ксавье. - В день съемок Пьер приехал туда заранее и просидел в подвале до тех пор, пока не услышал "Снято!". Тут он выбрался и встретил Арно с кинжалом. Затащил тело в подвал, переоделся и ушел в дядиной куртке. Уехал на его машине и оставил ее недалеко от дома Ксавье, чтобы бросить на него подозрение. Кинжал ему не составило труда вернуть на место. - А почему он отпечатки не вытер? - с хитрым видом спросил Реми. - Почему не вытер? А зачем? Ведь он хозяин, он прикасается к своему оружию, это нормально, что там его отпечатки! - Убийца кинжал мыл, причем очень тщательно. Отпечатки Пьера должны были тоже смыться! Другое дело, если убийца нарочно позаботился о том, чтобы они остались на рукояти. - Может, Пьер просто держал его за рукоять, когда мыл? - Допустим. Но ведь мог и Ксавье войти в гостиную через сад, в тот момент, когда там никого не было, и повесить кинжал на место. - Потом Пьер разыграл нас всех по телефону - не он сам, а нанял кого-то, чтобы выиграть время, чтобы никто не бросился искать Арно в тот же вечер - ему нужно было еще вывезти тело с места преступления. Что он и сделал в одну из последующих ночей. Правда, не понятно, на какой машине, раз в его машине следов нет. Но ведь и в машине Ксавье следов тоже нет. - Машину полиция ищет. Я вот думаю, не та ли это самая, которая вас пыталась сбить... - Хм, надеюсь, что ее скоро найдут. На чем я остановился? Итак, Пьер забрал в одну из ночей тело и закопал его в саду. И очень может быть, именно его я видел ночью у Сони в саду в четверг. - Может быть, его. А может быть - Ксавье. - Кто-нибудь проверил, был ли Пьер в клубе в ту ночь? - Пока еще не успели. Но проверят, конечно. - Дальше Пьер решил, что тело надо перепрятать... - А зачем ему было вообще закапывать тело в собственном саду? - перебил его Реми. - А зачем Ксавье нужно было закапывать тело в саду у Пьера? - С той же целью, с которой он мог воспользоваться кинжалом из коллекции Пьера: чтобы бросить на него подозрение. - Зачем ему бросать подозрение на Пьера? - Отчасти из мстительности, чтобы досадить всей семье Арно, включая Соню; отчасти, чтобы просто отвести подозрение от себя. - Для этого хватило бы кинжала. Зачем ему было так рисковать? Он мог спокойно, без помех и свидетелей, закопать тело в том же леске возле съемочной площадки. - А почему Пьер этого не сделал? - Потому что... Например... Например, он торопился вернуться домой: боялся, что Соня проснется и увидит, что его нет. К тому же в саду - проще всего, яма уже готовая стояла. Погода сейчас мерзкая, он был уверен, что никто по саду разгуливать не станет. И он думал - потом перепрячет. В ту ночь, в понедельник, когда он решил перепрятать тело, он сказал, что едет в клуб. Может, он там и был, но ушел оттуда раньше, чем обычно... Он не мог предполагать, что Соня уже вернулась домой - ведь она должна была быть у меня, у постели больного, так сказать... И в доме было темно, она не зажгла свет. Он просто думал, что ее еще нет дома. Однако же Соня заметила его в саду. Он испугался, что она его узнает, и ей не ответил, - но она испугалась еще больше. И когда Пьер вошел в дом, она кинулась бежать. - Пьер, конечно, вошел в дом, это точно. Но в саду мог быть Ксавье. Он спрятался в кустах, а Соня подумала, что это ее муж, потому что она знала, что он уже приехал и прочее. - И вот такое совпадение? - спросил недоверчиво Максим. - К дверям идет Ксавье, а входит муж? - А почему бы и нет? - усмехаясь, спросил Реми, глядя, как Максим увлекся построением версий. - Тот, кто был в саду, шел не к дверям дома, а просто хотел исчезнуть из поля зрения Сони. Скорей всего, он пробирался к выходу из сада, к воротам.. - У меня такое чувство, что вы играете со мной в какую-то игру, - проницательно посмотрел на детектива Максим. Вы ведь не верите, что это мог быть Ксавье? - Не то чтобы в игру... - вздохнул последний. - Мне интересно вас слушать. Мне это помогает привести в порядок собственные мысли. - И как, привели? - Отчасти, - уклончиво ответил детектив. - От какой части? Детектив не ответил, расплачиваясь по счету. - У меня из головы не выходит та пометка в еженедельнике Арно: "письмо Максиму", - вместо ответа сообщил он. - Что бы это значило, а? Глава 25 Максим решил взять себя в руки и наладить свой обычный образ жизни - деловой и творческий. Он встал пораньше, сделал гимнастику, принял прохладный душ. Позвонил Вадиму, сообщил об отмене отъезда. Разговор был недолгим, Вадим убегал на студию, где должна была решаться судьба незаконченного фильма. Максим сделал над собой усилие, чтобы не позвонить Соне. Поспешно позавтракав, он вышел из квартиры - подальше от телефона, от соблазна набрать ее номер. В программе были не сделанные до сих пор дела: библиотека и покупки. На улице его вновь поджидали журналисты, среди которых на этот раз оказалось парочка русскоговорящих. Максим заявил по-французски: "Комментариев не будет", и грубо раздвинув плечом микрофоны, двинулся по улице. Журналисты ринулись за ним, но он не обращал на них внимания, и они вскоре отстали. Максим шел не спеша, рассматривая витрины. Он заходил в лавочки, отвечал на музыкальное "Бон-жур!", улыбался, примерял, приценивался. После первой же покупки (он обзавелся парой туфель) он понял, что было бы неразумно нагружаться пакетами до похода в библиотеку, и, сверяясь с планом Парижа, направился к Парижской библиотеке. В библиотеке ему любезно сообщили, что "Воспоминания..." давно находятся на руках, и должник книгу до сих пор не вернул. "Уж не Арно ли?.."- подумал Максим, но спросить имя должника не посмел. Вот не везет... Конечно, надо было сделать по-другому: обзвонить библиотеки, вместо того, чтобы шляться по Парижу из конца в конец! В ближайшем же кафе Максим, выпив свой кофе, спустился к телефону. Толстенный справочник, плотно испещренный мельчайшим шрифтом, лежал на полочке возле аппарата. Максим стал изучать список, пропуская муниципальные библиотеки, в которых вряд ли могла быть достаточно эта старая и весьма специфическая книга. Наткнувшись на название "Русская библиотека имени Тургенева" он даже расстроился. Вот идиот! Он ведь еще в Москве от кого-то слышал, что в Париже есть русская библиотека! Только время зря потерял! Максим набрал номер. Телефон долго не отвечал. Наконец, ему ответила женщина на чистейшем русском языке. Это было приятно - услышать русскую речь, от которой он немного отвык за эти дни. И на чистейшем русском языке любезная женщина сообщила ему, что по средам библиотека закрыта. Нет, но это просто невозможно! Такого же просто не может быть! Чтобы так не везло! Оставалось последнее средство. Максим представился: "Это Максим Дорин, кинорежиссер, может быть вам мое имя о чем-то говорит..."- скокетничал он. Женщина заохала: "Боже мой, конечно, конечно, я ваша поклонница"... Через полчаса он был в библиотеке. Поняв из телефонного разговора, что именно ищет Максим, любезная хозяйка заранее подготовила для него целую стопку книг, включая искомые "Воспоминания". Она было завела разговор об убийстве Арно Дор, но Максим вежливо уклонился, зато терпеливо ответил на вопросы о его творческих планах и о стремительно изменяющейся жизни в России, оставил несколько автографов на память для библиотеки и для ее хозяйки и покинул ее, унося книги. Устроившись на диване, Максим обложился книгами, приготовил карандаш и блокнот, чтобы делать пометки, и начал перелистывать обветшавшие хрупкие страницы. Воспоминания незнакомых ему людей странным образом касались его тоже, его жизни, его судьбы. Эти пожелтевшие страницы должны были излить свое содержимое на чистые страницы его личной биографии, заполнить их смыслом и сюжетом... Звонок. Телефон. Реми. - Я богатею с каждым днем, - сообщил жизнерадостно детектив. - Можете меня поздравить. - Поздравляю. Поделитесь секретом, как вам это удается. - Теперь Соня решила прибегнуть к моим услугам: она хочет, чтобы я доказал невиновность Пьера. Максиму стало неприятно до горечи во рту. - А это возможно? - сдержанно осведомился он. - Соня полагает, что да. - У него появилось алиби? - Нет. Но она не верит, что это он. - "Блажен, кто верует"... Чего еще новенького? - сменил тему Максим. - Знаете, на какие деньги Мадлен купила фирму? На деньги Арно! - Да... Любопытно. Реми почувствовал, что Максим снова замкнулся. - А вы чем занимаетесь? - поинтересовался он. - Я? Работаю, - Максим постарался придать голосу убедительность. - Над сценарием, - и, словно в доказательство, потрепал рукой стопку книжек, развалившихся возле него на диване. - Что ж, не буду вас отвлекать. До скорого! Максим взялся за книги. Пробежав невидящими глазами несколько абзацев, отложил их в сторону. Соня. Соня, Соня, Соня! Бог ты мой, как же от тебя избавиться? Он гипнотизировал глазами телефон. Телефон молчал. Видно, Соня занята сбором доказательств невиновности своего мужа. Позвонить. Позвонить? А почему бы и не позвонить... Благие намерения сегодняшнего утра улетучивались на глазах. Он потянулся к аппарату. Кнопки мелодично пропели десять раз. - Алло? Это был голос Жерара. Максим так растерялся, что не знал, что сказать. - Алло? - повторил Жерар. "Кто там?"- раздался где-то в глубине голос Этьена. - Кто-то дурью мучается, - ответил ему Жерар. Максим швырнул трубку. Черт с ней, с Соней. Там у нее этот Карлсон ошивается со своим сыночком. Есть кому утешить. Всех их к черту. Как жаль, что нельзя уехать в Москву прямо сейчас. Собрать бы чемодан - и... А может, это Жерар убийца? Почему нет? Убить Арно - Соня получает в наследство столик; убрать Пьера путем обвинения в убийстве; жениться на Соне, на наследнице, и, тем самым, поправить свои финансовые дела... А на кой хрен ему нужен столик? Если бы он мог действительно жениться на Соне, то ее богатства ему и без столика бы хватило... С другой стороны, он ведь коллекционер... Мстительный поток его размышлений был нарушен телефонным звонком. Нежный Сонин голос зажурчал на том конце провода. "Как дела... Спасибо за предложение помощи... Ты не хочешь приехать ко мне... Мне так одиноко..." Одиноко? Как бы не так! Так два этих мудака вертятся вокруг нее. Она меня за мальчишку держит, который по шевелению ее мизинца должен к ней примчаться? Максим набрал воздуха в легкие и... - Прямо сейчас? - спросил он. - Конечно. Еще ведь не поздно. - Хорошо. Он положил трубку. Он был зол. Он себя презирал. Он был потрясен собственным слабоволием. Он пошел приводить себя в порядок. Процесс бритья был прерван новым звонком. Вадим закричал ему в ухо так, что он был вынужден отстранить трубку. - Фильм выйдет! Решили выпустить как есть, незаконченным! Будет проведена грандиозная акция в память Арно, и фильм пойдет в рамках этой акции! Критика просмотрела куски, еще не смонтированные, - все в восторге! А потом он пройдет на телевидении! - Поздравляю. - Ты извини, я на тебя налетел со своими восторгами... - утих Вадим. - Что ты, я за тебя и за фильм очень рад. За дядю тоже... - Да... Что и говорить... Ты что делаешь? Может, ко мне приедешь? - Я к Соне собираюсь. Она попросила приехать. - Надо бы мне ее тоже навестить. Нехорошо оставлять ее одну в такой момент... "Не сказать, чтобы она была одна", - подумал Максим. - Подожди, я за тобой заеду. Я быстро, через полчаса часа буду у тебя. Соня встретила их так, словно она действительно сходила с ума от одиночества. Обвив их обоих руками - мужчины были вынуждены пригнуть шеи - она расплакалась, уткнувшись лицом куда-то между двух плеч. Максим и Вадим в две свободных руки поглаживали и похлопывали ее по худеньким плечам. Однако Жерар и Этьен были все еще там. Вырисовавшись в глубине гостиной, они не слишком приветливо смотрели на вновь прибывших. Соня провела режиссеров в гостиную, возбужденно повторяя "как хорошо, что вы приехали, как хорошо! молодец, что ты подумал обо мне, Вадим, это так мило с твоей стороны, и ты Максим, спасибо, что не оставил меня в такую минуту..." Она возбужденно ходила по гостиной, выбирая напитки, наполняя стаканы и постоянно приобнимая то одного, то другого, как ребенок, соскучившийся по родителям. Жерар неприкаянно и угрюмо перелистывал журналы, а его сын следил черными глазами за отцом и за Соней. - Я не верю, что это мог быть Пьер, - сказала она, подавая Максиму стакан с виски. Конечно, вот за этим она его и пригласила: услышать подтверждение своим мыслям! Наверное, проверила их уже на Жераре с Этьеном, и теперь ей занадобились новые лица, новые слушатели. - И знаете, почему? Она подождала реакции. Вадим спросил заинтересованно: - Почему? - Я бы его узнала в саду. Если бы это был он - узнала бы непременно! Ну что ей на это сказать? Ей так хотелось поверить в то, что ее муж не может быть убийцей ее отца! - Если это не он, Сонечка, полиция это обязательно выяснит - рассудительно ответил ей Вадим. - Конечно не он, - убежденно сказала Соня. - Полиция это выяснит. И Реми Деллье ей поможет. Я знаю своего мужа - Соня всех обвела глазами, проверяя убедительность своих слов, - он на это не способен! "Она очень перевозбуждена", - шепнул Вадим Максиму. Соне никто не ответил. Максим чувствовал неловкость и судорожно искал слова. - Возможно, что ты права... - ничего лучшего он не нашел. - Не возможно, а точно! Соня встала и прошлась по гостиной. - Жерар, у тебя стакан пустой, тебе добавить? - уделила она, наконец, внимание Жерару. Тот чуть не кинулся к ней, обласканный этой фразой. Этьен легонько и презрительно улыбнулся и отвернулся. Соня подошла к юноше и тронула его за рукав: - Не грусти, мой мальчик. Это жизнь. Этьен ответил ей холодным взглядом. Что, впрочем, нисколько не заинтересовало Соню, если она вообще его заметила. - Реми, между прочим, тоже считает, что это не Пьер... - настаивала Соня. Звонок в дверь прозвенел с таким напором, что сорвался в хрипоту. Соня пошла открывать. На пороге стояла Мадлен. "Так, - сказал себе Максим. - Это становится интересно." Соня не сумела скрыть своего удивления. - Здравствуй, сестричка, - сказала Мадлен, шагнув в дом. Соня, конечно, не поняла. Она со светским видом предложила Мадлен пройти, представила остальным, спросила что она будет пить. - Сок, - ответила та. - Какой-нибудь, все равно. Реми был прав насчет красивых кузин. Мадлен, с ее южным золотистым загаром, выгоревшими светлыми прядями, продуманно-небрежно выбившимися из прически, в белом костюме оказалась потрясающе эффектна. Мадлен уселась на софу, закинув ногу на ногу. Белая короткая юбка поползла вверх по ноге, открывая загорелые стройные ляжки - должно быть, она проводит не меньше часа в день в спортзале. От нее все ждали продолжения, не понимая, что самое главное она уже сказала. В конце концов, слово "сестра" могло показаться неловким намерением быть ласковой, все люди - братья, и разумеется, сестры тоже, ну и так далее. Один Максим понимал происходящее и внутренне оживился, словно при читке интересного сценария. Напряжение усиливалось. Мадлен молчала, ожидая, пока Соня принесет ей ее стакан. Получив свой сок, она повертела стакан в руках и подняла: - За папу. Взгляды, и так сосредоточенные на Мадлен, буквально впились в нее. - Я твоя сестра, Соня. Какое-то мгновение Соня смотрела на нее, очевидно не совсем улавливая смысл сказанного, потом всплеснула руками и обхватила ими свою голову. - Ты хочешь сказать... Я, кажется, поняла... - Садись, - распорядилась Мадлен. - Слушай. Слушайте все, раз уж вы тут. Мадлен закончила свою историю, уже знакомую Максиму. Все молчали какое-то время, переваривая услышанное. - Вот! Я же говорила, что Пьер не виновен! - торжествующе нарушила тишину Соня. Бог мой, это все, что ее интересует! - У Ксавье алиби - осадила ее Мадлен. - А у Пьера его нет. - Будет! - убежденно сказала Соня. - Вот увидишь! - Ладно - примирительно сказала Мадлен. - Это сейчас не имеет значения. Главное - что раз у нас с тобой нет теперь отца, то хотя бы мы есть друг у друга. И она порывисто обняла Соню, которая утонула, как ребенок, в руках крупной и статной Мадлен. Казалось, что из них двоих старшей сестрой была Мадлен, хотя Соня на самом деле была старше нее на четыре года. "Вот тебе сценарий" - повернулся к Максиму потрясенный Вадим. Жерар недружелюбно следил за разворачивающейся сценой, Этьен не выдавал своих эмоций, если они у него и были. - Боже мой, Боже мой, и все это время я даже подумать не могла... - Я обещала матери не говорить... - Ты совсем на папу не похожа... - Ты тоже! - Теперь я понимаю, почему он так тебя опекал... - Ты меня упрекаешь? - Нет, что ты! - Признайся, ты меня недолюбливала? Женщины возбужденно разговаривали между собой, не замечая присутствующих, предоставив им права зрителей. Максим не был уверен, что желанных. Надо было бы уйти, оставив сестер наедине. - Если честно, да... я не понимала, что вас связывает... - А я понимала, что ты не понимаешь, но я ничего тебе не могла объяснить... - Почему ты решила вдруг сейчас сказать? - Ведь папа умер... - Разве ты не догадалась, Соня, - раздался неожиданно напористый голос Жерара. - Ведь теперь она тоже наследница! Соня недоуменно повернулась в сторону Карлсона. Мадлен поискала глазами источник произнесенных слов, нашла, холодно окинула взглядом с ног до головы, и вновь обратилась к Соне, не удостоив Жерара ответом. - Теперь скрывать нет смысла. Полиции все равно это станет известно. А наследство мне не нужно, - Мадлен развернулась в сторону присутствующих. - Я от него отказываюсь. Вот те на! Максим подумал, что следовало бы звякнуть Реми. - Чтобы от него отказываться, нужно на него еще право иметь, - так же напористо произнес Жерар, будто речь шла о его собственном наследстве. - Это кто? - спросила Мадлен у Сони. - Ох, извини, я тебе своих гостей не представила: это Жерар, мой друг... - Это он на правах друга твои интересы защищает? Или у него свои интересы есть? Соня улыбнулась, словно Мадлен пошутила. "Вот-вот, - подумал Максим, - этот же вопрос себе задаю я..." - Это его сын Этьен, тоже наш друг. Ага, значит Этьен - это наш друг, а Жерар - это мой. Занятно. - Это Максим Дорин, кинорежиссер из России, лауреат Каннского... - Знаю, - кивнула Мадлен головой. - Племянник. Тоже родственник. Ну, здравствуй тогда. Она поднялась и расцеловалась с Максимом четыре раза. От нее пахло какими-то потрясающими духами. - Как я понимаю, ты своего столика лишился? - обратилась Мадлен к Максиму. - Ну, Соня тебе его, наверное, отдаст? Он ведь по праву принадлежит тебе. При этих словах Жерар открыл было рот, но тут же и закрыл его, явно проглотив какое-то восклицание; Этьен с удивлением вскинул черные глаза. Соня улыбнулась и легонько пожала плечами, словно хотела сказать: все возможно... - Ну, а с Вадимом вы знакомы... - продолжала она представлять. - Знакомы. - Мадлен с некоторой прохладцей пожала его руку. Выполнив долг вежливости, сестры тут же забыли обо всех, снова полностью погрузившись в свой диалог. - Удивительно, что папа удержался и не рассказал этот секрет! Как он, с его характером, сумел промолчать столько лет? - Соня не отрывала глаз от Мадлен, изучая ее с некоторой долей восхищения. - Это было слишком серьезно, чтобы болтать об этом. Дело не только в моей матери. Папа не мог нанести такой удар Ксавье - ведь он был когда-то его лучшим другом. Папа чувствовал себя перед ним виноватым за меня... - Да, конечно, папа... - я понимаю, он человек... он был очень щепетильным... Соня снова расплакалась. Мадлен гладила ее по волосам, как маленькую, но у нее у самой покраснел нос. "Надо мне уходить. Реми позвонить, рассказать ему о Мадлен и эту мысль насчет Жерара. В ней что-то есть." "Мы тут лишние"- шепнул он Вадиму и поднялся. Вадим встал за ним. - Не будем вам мешать, вам есть о чем поговорить. Соня благодарно глянула на него и перевела глаза на Жерара. Тот понял намек и тоже встал, нехотя. За ним потянулся Этьен. Все наскоро попрощались и оставили сестер одних. - Мы с тобой поработаем завтра, если хочешь, - предложил Вадим, высаживая Максима у подъезда. - Давай, - обрадовался Максим. Следовало занять голову чем-нибудь более плодотворным, чем несостоявшимся романом с Соней. Глава 26 Максим не жалел, что съездил к Соне. Между ними ничего не произошло личного, но он уже, кажется, с этим смирился и больше ничего не ждал. Максим не умел желать недостижимого, и постепенно жажда обладания, желание сделать Соню своей потихоньку стало утихать, как боль. Она ему нравилась по-прежнему и его все еще тянуло к ней, и он бы даже назвал это словом любовь, но любовь эта стала другой: магия отпустила его, приворотное зелье больше не действовало. Глаза ее больше не были ни медовыми, ни янтарными, а просто карими, красивыми карими глазами... Впрочем, от этого было немного грустно. Реми откликнулся на телефонный звонок сразу, будто только и ждал его. - У меня есть мысль, - сообщил ему Максим. - А что, если это Жерар? - Вы решили переквалифицироваться в детективы? - А вы что-нибудь имеете против? - Имею. - Думаете, не получится? - Боюсь конкуренции. - Польщен. Так что насчет Жерара? - Бросить подозрение на Пьера, убрать его таким образом, и открыть себе подступы к Соне? Я о нем не раз думал, но мне в этой версии чего-то не хватает... - Я вам сейчас добавлю информацию к размышлению. Максим описал детективу сцену у Сони. - Тем лучше, - подытожил Реми. - Мадлен отпадает. - А Жерар? - Это у вас давно такая манера - прижимать детективов к стенке? - С детства. Мне еще мама говорила: как увидишь частного детектива - так его сразу к стенке и прижимай. Особенно, если учесть, что у нас такого овоща, как частный детектив, сроду не водилось при советской власти. - Я всегда говорил, что в социалистической системе много недостатков. - Ну, а Жерар? - Я это обдумываю. - У него была возможность снять кинжал и повесить на место, он знал о предстоящих съемках, он влюблен в Соню... - Я еще не закончил обдумывать. - Ладно, - сдался Максим, - чего у вас новенького? - Не много, но есть, - охотно сменил тему Реми. - Пьер действительно был в клубе в четверг, когда вы видели человека в саду. Но никто не может утверждать, что он оттуда не отлучался... У них там разные залы, ресторан, теннис, бридж, специально за ним никто не следил, так что, сами понимаете, восстановить поминутно его присутствие в тот вечер невозможно. - Тем не менее, как я понимаю, вы по-прежнему уверены, несмотря ни на что, что это не он? - Я думаю, что это не он. - Ксавье? - Откровенно говоря - вряд ли. - Это что-то новенькое! Ведь вы меня пытались уверить, что подозреваете его! - Не то, чтобы очень. - А чего вы тогда мне лапшу на уши вешали? Еще только вчера вы мне доказывали... - Так просто. Вроде игры. Было интересно слушать ваши соображения. - Миленькие у вас игры. Так почему это вдруг не Ксавье? Из-за алиби? - Нет. То есть да, разумеется, это добавляет уверенности, но... Понимаете, Максим, все дело в том, как считать. Если считать, что это разные дела - убийство Арно, попытки устранить вас, ночные визиты, телефонные звонки, несостоявшаяся кража столика - то можно вполне подозревать Ксавье. Исходя из того, что мы о нем знаем - он подходящая фигура. Если же исходить из предположения, что здесь один и тот же автор, то Ксавье сразу отпадает по простой причине: его не интересует столик, он не смог бы им воспользоваться никоим образом. Следовательно, ни попытка кражи, ни попытки убрать вас - все это ему ни к чему. - А Пьера интересует столик, но, по-вашему, это не он "автор". - По-моему, не он. - Следовательно, кто-то третий. - Кто-то третий. - Так, может, я прав насчет Жерара? - Я это обдумываю. - Ладно, когда закончите обдумывать - держите меня в курсе. - Договорились. Максим соорудил себе чай с бутербродом и притащил на кухню "Воспоминания...", которые устроил перед собой. Открыв наугад книгу, он, жуя, пробегал глазами страницы, осторожно переворачи