е не разберутся, а крепко приклеенная бородка свою роль сыграет. Кис погасил свет. Полвторого ночи. Пора. Он открыл ставни двух окон, пустив в комнату немного ночного света от луны и отдаленного фонаря: чтобы у бандитов не возникло соблазна зажечь верхний свет. "Ну что, мужики, все путем?" - спросил он в пространство. И, получив из пространства утвердительный ответ, сообщил: "Тогда я отправляюсь в койку". Лежать пришлось долго. Нахаленок сказал: в два. Но в два их все еще не было. Кис вспоминал услышанный от Антона рассказ и представлял себе Артиста, Федю Горика, "берущего партию"... В этом он наверняка поднаторел. Формирование банды - это опыт, после которого можно что хочешь сформировать - хоть политическую партию, хоть секту, хоть террористическую группировку. Главное - найти, против кого объединиться. В природе не существует более мощной объединяющей силы, чем ненависть. Придумай врага, вызови к нему ненависть, кинь, как кость, мало-мальски складное идеологическое обоснование - и пожалуйста, у тебя под рукой послушная армия, готовая броситься по в нужном направлении только потому, что ты, якобы, увидел там врага. А с идеологическим обоснованием у Феди все в порядке: немножко демагогии и бери дураков тепленькими... ... Они появились около трех, когда Кис уже изнемогал от бессмысленного лежания и философских размышлений. Сначала были слышны тихие, аккуратные шаги нескольких пар ног, сделавшие проверочный круг по саду. Кто-то сошел с дорожки и неосторожно чавкнул башмаком в оттаивающей земле. Затем легонько скрипнули ступени крыльца. Небольшая пауза, и замок тихо щелкнул. В прихожей снова зависла пауза: собирались, прислушивались, привыкали глазами к темноте. Спустя пару минут первый силуэт возник на пороге, за ним второй. Огляделись. И две черные тени одновременно и безмолвно заскользили в сторону дивана, на котором лежал, укрывшись по уши, Кис. Его сдернули резко, в две пары рук, и потащили на середину комнаты. Кис висел в крепких руках и бормотал что-то неразборчивое испуганно и сонно. Краем глаза увидел, как еще двое появились на пороге, прямо напротив Алексея и державших его людей. Он не ошибся: напротив него оказался Нахаленок в паре с еще одним, довольно высоким типом. Кис, как положено сонному Стасику, начал приходить в себя, задергался в чужих руках, забормотал хрипло: "Вы чего, мужики, вы чего?.." - Давай, - негромко скомандовал тот, что держал Алексея под правую руку. Высокий тип вытащил пистолет и Кис разглядел навинченный глушитель. Тот, кто был слева от него тоже полез в карман. - Падай! - крикнул Кис и его команда прозвучала громче, чем сухие щелчки двух выстрелов. Он рухнул на пол, успев заметить удивление на лице Нахаленка, - детское удивление, с которым смотрят на фокусника в цирке, вытащившего за уши кролика из совершенно пустой шляпы... Увлекая за собой обоих стоявших рядом мужчин, Кис столкнул их лбами по ходу падения. Вслед за ним и Нахаленок упал под ноги тому, кто стрелял в Киса, опрокидывая напарника на пол. В то же мгновение вспыхнул свет, и трое мужчин образовались в пространстве комнаты, словно материализовались из воздуха. Двое бросились к Кису, один к Нахаленку. Еще спустя минуту пистолеты были изъяты, трое бандитов смирно лежали на полу лицом вниз в наручниках, а мужчины удовлетворенно оглядывали картину. Один протянул руку Нахаленку, чтобы помочь ему встать. - Ну вот, - сказал Кис, стаскивая с себя теплый и толстый спортивный костюм, в котором он "спал" и под которым обнаружился пуленепробиваемый жилет, - а ты, Антон, мне не верил... Теперь убедился? Вставай, все уже кончилось! Но Антон не двигался. - Серега, что с ним? - спросил Кис, подходя. - Ранен в грудь. Без сознания. Срочно Скорую! ... Когда на даче появились врачи, Нахаленок был уже мертв. Кис стоял, качая головой и, не замечая этого, глядел, как застегивают мешок на бездыханном теле, как под молнией исчезает лицо Антона, такое молодое, такое удивленное и такое безнадежно неживое... И даже когда тело вынесли, он все еще стоял, уставившись на дверь, за которой исчезли носилки, и все еще качал головой, бормоча: "Я же тебя предупреждал, Антошка, сразу падай, сразу..." Новая мама у новой дочки. Кис впал в депрессию, как в спячку. Ничего не хотелось делать, никого не хотелось видеть. Конечно, дела делал, конечно, с людьми встречался - следствие шло полным ходом. Стасик был торжественно водворен в свою квартиру; Федя Горик и компания дружно сидели и значительно менее дружно давали показания; жены-заказчицы привлекались к уголовной ответственности, лгали и выкручивались; проводились очные ставки, - все шло своим чередом. А Кис все перебирал в уме детали разговора с Нахаленком, все винил себя, что не сумел как следует вдолбить мальчишке в голову, что дело нешуточное и дружки его, которым он так беспечно доверял, были всерьез намерены принести его в жертву... Все стояло перед глазами его удивленное лицо, когда Кис крикнул "падай!", словно Антон так и не поверил детективу до конца и запоздало изумился, убедившись, что тот рассказал ему не детскую страшилку, а страшную правду... Эх, Антошка, на мгновение бы раньше ты упал, всего лишь на мгновение... Вера Лучникова все звала в гости, Кис все не шел... Наконец, веселым апрельским днем, когда солнце брызнуло по газонам ярким золотом одуванчиков, Алексей встряхнулся, запретил себе бессмысленно прокручивать воспоминания и отправился к Вере в гости. Вера уже перебралась из коммуналки Виктора, где скрывалась от бандитов, обратно в свою квартиру, Виктор тоже был у нее, и атмосфера казалась вполне семейной. Впрочем, он, пожалуй, не был, а жил у Веры: мужские вещи появились то там, то сям. Раньше Кис их не замечал. Алексей позавидовал - что-то в последнее время он все чаще завидует чужому счастью... Конечно, это возраст. Чем дальше в лес, тем больше дров, а хотелось вовсе не дров, да и вообще не в лес... Иными словами, приближаясь к сорока пяти, Кис все отчетливее осознавал, что его семейное счастье вовсе не впереди. Все уже, кажется, позади: счастье или нет, но, похоже, единственное, что ему суждено... А как было бы славно вот так, вечерком, после собачьего дня, придти в теплый дом, видеть любимые глаза, встречать улыбку... И ужин тоже было бы неплохо, от пельменей у него уже скулы сводит, - думал он, усаживаясь за стол и уплетая сочную отбивную. Алексей, по правде говоря, пришел не просто в гости, он пришел по делу, причем довольно-таки деликатному. Строго говоря, даже не по его делу, а вполне чужому, в которое он взялся сунуть свой нос: так уж он был устроен, Кис. Требовалось только найти удачный момент, в который можно было бы о чужом деле поговорить. Вера и Виктор расспрашивали о подробностях его расследования, восхищались и живо одобряли его находчивость, вспоминали, как он спас Веру, благодарили... Кис таял от комплиментов и оттаивал потихоньку от депрессии, удовлетворяя одновременно их любопытство и свой аппетит. - Я вот что никак не возьму в толк, - говорил Виктор, - эти женщины шли на такое добровольно? Только чтобы остаться богатыми вдовами? Я, скорее, убийство пойму, но это?... - Ну... - искал слова Кис, - знаете, женщины тоже разные бывают... Выручила Вера. - Витюша, если бы ты иногда заглядывал не только в статьи по кардиологии, но и в книги, которыми завален мой дом, то ты бы понял, - они не только добровольно, но и охотно пошли на это: страха не было, условия и пределы "изнасилования" были обговорены заранее, и все представлялись, скорее, как сексуальная игра. А любительниц испытать острые ощущения намного больше, чем тебе кажется... Тем более, что в результате они должны были стать богатыми и независимыми, убийство было опосредствованным, сами женщины рук не марали и даже как бы "пострадали"... Меня другое занимает, - обратилась она к Алексею, - как они додумались до такого способа убийства и как на исполнителей вышли? - "Исполнители" сами додумались, сами же и подсуетились. Их, а точнее, Федора Горика, навел на эту мысль один из предыдущих случаев, в котором любовник изнасилованной женщины, узнав о произошедшем, умер от инфаркта. Об этом писала пресса, все о нем знали. Федя решил, что нашел "элегантный способ убийства", и понял, что такую "услугу" можно продать. Он запустил в оздоровительный комплекс, где паслись богатые дамы, Настю, сестру одного из своих подельников. И Настена принялась всячески "оздоровляться" в компании потенциальных клиенток. Послушав разговоры и войдя в доверие к некоторым из них, она начала подъезжать к дамочкам с примерно такими разговорами: вот повезло... осталась богатой и свободной... знаешь, если бы это не получилось случайно, такое стоило бы придумать... это же гениально! комар носа не подточит: ты - бедняжка жертва, а муж умер от инфаркта... чисто и красиво! сердце слабое - оно ведь такое, рано или поздно откажет... но лучше рано, верно? а что, я знаю кое-кого, кто мог бы такое дело организовать... если честно, между нами, то даже интересно, - групповой секс, - лично мне всегда хотелось попробовать... тем более, что муженек-сердечник вряд ли балует, а? решиться трудно, но для такого дела... свобода и деньги хороши, пока молода - стоит ли ждать, пока состаришься? На кой тогда будет богатство, - на лекарства? Заброшенная удочка рано или поздно начинала дергаться, подавая сигнал: рыбка ухватила наживку. Настена же следила за Стасиком по выходе из пивной в дни, когда были намечены "приключения Стасика", и даже, бывало, помогала ему дойти до дома, - заводила в его собственную квартиру, откуда банда, по завершении дел, вынимала теплое безвольное тело и переносила, как аксессуар, на сцену очередного спектакля... А наркотик исправно стирал в памяти Стасика все произошедшее. - А этот Горик действительно похож на Стасика? - Они относятся к одному типу внешности и немного похожи. Изобретательный Горик, увидев однажды случайно Стасика на улице, сразу сообразил, какую выгоду можно извлечь из этого сходства. Он уже начал играть в политику, но ему позарез нужны были деньги, в том числе и для новых игр, и он не мог устоять перед соблазном "элегантного способа убийства" за хорошую плату. Идея страховки при помощи двойника, тоже не лишенная элегантности, ему очень понравилась. Потому он сразу выследил Стасика, узнал, где живет; затем шайка принялась пасти бедолагу регулярно, - и план стал приобретать конкретные черты. Федя отрастил бородку "а ля Стасик", сменил прическу, придал нужный оттенок волосам... Когда шел "на дело", дополнительно гримировался: навыки у него есть, он самодеятельным театром увлекался в школе. Потом, когда Горик стал подбираться к вам, Вера, он подослал в роли "врача" и "коллеги Жени" третьего члена банды, Степана, недоучившегося "медбрата". А для Марины Кисловской в роли слесаря-взломщика выступил Виталий, - он действительно и слесарь, и взломщик. Этих двоих никто не видел и никто не мог узнать. Сам же Федя Горик снова изменил внешность: бороду сбрил, волосы перекрасил, линзы в глаза вставил. Вот вам и шофер, который завез вас в кафе, где в стакане сока вы получили первую дозу наркотика, - вторую уже внутривенно... Вот вам и романтический воздыхатель Марины... Все затихли на мгновенье, невеселые воспоминания тенями заскользили по комнате. Наступил очень подходящий момент, чтобы приступить к не своему делу, и Кис отважился, немного стесняясь: - Вы знаете, что бандиты только чудом не убили Марину Кисловскую... Она в очень тяжелом состоянии, не столько физическом, - она выкарабкалась, жизнь ее вне опасности, - сколько душевном. У девушки было очень сложное детство, а последние события ее добили окончательно: слишком много предательства свалилось на ее юную душу... И, боюсь, она окончательно сломалась. Вы психолог, Вера... Я хорошо понимаю, что это не то же самое, что психотерапевт или психоаналитик, но вы очень сильный и цельный человек, и... Он замялся. Вера пришла на выручку: "Хотите, чтобы я с ней встретилась?" - Да! - обрадовался Кис. - Я вас под каким-нибудь предлогом познакомлю, - в качестве спасителя души она вас не примет, девочка ужасно колючая, - и вы потихоньку... Знаете, у нее рано умерла мать, причем как страшно! Покончила с собой, отравилась газом, и нашла ее Марина на полу кухни... Можно сказать, у нее вообще не было родителей. Отец вел себя не как родитель, а, скорее, как приятель и даже поклонник, который вскоре ей изменил... В общем, ситуация сложная, наворотов много, ее душа больна. И у нее никого нет. Никого! Ей двадцать с небольшим, она могла бы быть вашей дочерью, Вера... Извините, - смутился вдруг Кис, - я знаю дату вашего рождения из дела... Просто я подумал... - Вы напрасно меня уговариваете, Алексей. Я уже давно согласна. Она посмотрела на Виктора. Тот кивнул: "конечно". - Разработаем план знакомства, - продолжала Вера, - а там я уже сориентируюсь на местности... Вы правы, она могла бы быть моей дочерью. Кис допил чай и начал откланиваться. В прихожей Вера произнесла, разглядывая его с улыбкой: "Вы удивительный человек, Алексей... Боюсь, что вы и сами не представляете, до чего вы удивительный, - нет, удивительно славный человек! - Да ладно вам, - застеснялся Кис, - это нормально... - Если бы это было нормой, Алексей Андреевич, - серьезно ответила Вера, - то моя профессия, - как, впрочем, и ваша, - уже давно бы никому не была нужна... Когда у вас найдется время, чтобы обсудить план моего знакомства с Мариной? - Прямо завтра! Можно? Вера рассмеялась. - Давайте. Я пока тоже подумаю. Тут надо действовать очень осторожно, вы правы, в роли "спасителя души" она никого не примет... Например, под предлогом уточнения каких-то деталей для следствия... А там уж я постараюсь наладить с ней контакт! - Будем надеяться, все сложится удачно! - произнес Кис, пожимая руки. - Иначе и быть не может, у вас получится, Вера! - Что ж, если все сложится удачно... Раз уж своих детей бог не дал... - Веронька, - Виктор обвил рукой ее плечи, - для детей бог совсем не нужен. Для них нужен мужчина! И у тебя он есть... - Несколько вопросительно закончил он. Вера молча потерлась щекой о его плечо. - Ух ты, - сказал Кис, уже стоя на лестничной площадке, - грандиозная программа! Раздразненный бьющей через край полнотой чужого счастья, Алексей - будь что будет! - решительно направился к Александре. Купил цветы, - да-да, цветы! - дорогой французский коньяк, а звонить не стал. Если он никогда не звонил заранее тем, с кем хотел встретиться по делу, предпочитая являться экспромтом, то Александре, напротив, он звонил всегда: с ее драгоценным временем он считался. Да и приходил он к ней в гости, а не по делам, элементарная вежливость обязывала. Но на этот раз не стал: если она занята, тем хуже для нее. Если ее нет дома, тем хуже для него... Дела поважнее. Александра была дома. Завидев Алексея с цветами, попыталась захлопнуть дверь, но предусмотрительный Кис заранее приготовил ногу в тяжелом высоком ботинке и быстро вставил ее в щель двери. Пожав плечами, Александра исчезла в глубине квартиры, игнорируя незваного гостя. Ему показалось, что она метнулась переодеться, но почти тут же до него донесся стук клавиш - она уже печатала, затем и картина открылась: Александра, в той самой белой с черным кантом косоворотке (все-таки успела переодеться?), сидела к нему спиной: глаза в экран компьютера, пальцы быстро бегают, спина прямая и к нему красноречиво безразличная. Он взял стул, поставил за гордой спиной, сел. Положил, как собака, голову на спинку ее стула, и сказал спине: "Я болван". Спина не утрудила себя ответом. - Я полный идиот. - Ты вломился в мою квартиру только ради того, чтобы сообщить эту протухшую новость? - холодно донеслось с обратной стороны, оттуда, где была не спина, а все остальное. - Я старый кретин. - Ты слишком мягок к себе. - Я... - Открой словарь синонимов, тебе будет легче. На нижней полке, темно-синий. - Стерва. - За что ты меня и любишь. - Спина не шелохнулась, пальцы не остановились. Ледяная вода за шиворот. - Я раскаиваюсь. - Я не поп, грехи не отпускаю. - Саша... - Для тебя - Александра Кирилловна! - Кириллна, ты меня доведешь! - Я не общество поддержки слепых и доводить тебя никуда не собираюсь. - Почему ты надо мной издеваешься? - Тебе это нравится. Мне - тоже. - Откуда ты знаешь, что я тебя люблю? - Выгляни в окошко: откуда ты знаешь, что погода плохая? Он начал заводиться. Что верно, - то верно, ему нравилась ее манера дерзить. Его рука легла на теплое шелковое плечо. Плечо ее сбросило. - Саша... я серьезно... прости меня, - все еще смирно проговорил Кис. - Бог простит. - А я тебе цветы принес... - Можешь подмести ими пол... - И коньяк... - Можешь помыть им посуду... - Саша... - Ты мне мешаешь. - Саша, я был не прав. - Ты о чем? - Ну, я был не прав, когда... - Когда что? - ...когда ушел, отказался... - Разве я тебе что-нибудь предлагала, кроме кофе? - Кончай, Александра! Перестань придуриваться! Я же тебе сказал: сдаюсь, признаю, что был не прав! Я... - Ты не "был не прав", - ты всегда не прав! - Я тебя люблю и... - Катись к черту! - Ну повернись... - К чертовой матери! - Повернись ко мне... - К чертовой бабушке! - Иначе я тебя сам поверну! Пауза. Тишина. Напряженная спина. Потом холодно-надменно-капризное: - У меня работы еще на сорок минут. За это время ты можешь, на выбор, убраться отсюда со своим веником и средством для мытья посуды или пойти на кухню и приготовить чего-нибудь поесть, там в холодильнике полно. Но только чтоб больше я тебя не слышала! - Не выйдет. Ни то, ни другое. - То есть? - Я не могу. Он не видел, но знал, что тонкие черные брови изогнулись в вопросе. - Я хочу тебя. Она не шелохнулась. Но вдруг одервенела нежная шея. - Я хочу тебя так, что не могу пошевелиться. - Ну и не шевелись... Останемся без ужина, будешь сидеть голодный, - буркнула Александра. Кис просунул руки вперед и сомкнул их у нее на груди. - Нет, прямо сейчас, - выдохнул он в ее щекочущие пряди. Он ощутил, как напряглось ее тело под его руками. Он разомкнул руки и положил их ладонями на ее живот. Он впервые прикасался к Александре так. И сейчас, прижав ладони к этой мягкой, незащищенной части тела, почувствовал, как его мгновенно подхватила черная спираль смерча, разметывая его плоть в клочья, пронизывая мозг электричеством, высосав из его легких воздух так, что, казалось, они схлопнулись в смертельном выдохе, после которого невозможно было сделать вдох... Александра сидела слишком прямо, пальцы ее все еще пытались терзать клавиатуру, но Кис видел на предательском экране череду бессмысленных букв, выползавших из-под потерявших контроль рук... Он чувствовал, как она сжалась, не желая сдаваться, но в этом жестком, напряженном теле он все же различил волну, словно оно сконцентрировало всю свою жизненную энергию там, под его руками, словно все соки этого растения ринулись ему навстречу, вовлеченные в круговерть поднявшегося в нем огненного смерча. Он развернул ладони пальцами вниз и медленно, крепко прижимаясь к шелковой рубашке, повел их книзу. - Уйди! Я работаю! - в голосе Александры послышались отчаянно-злые слезы. Кис опрокинул ее вместе со стулом себе на колени. Заглянул в лицо: слух не обманул его, в темных глазах стояли слезы, и она старалась отвернутся от него. Выгреб из стула, усадил к себе на колени. Сжал изо всех сил запястья, потому что Александра была явно намерена улизнуть. Она молча пыталась выбраться с Кисовых колен - он не пускал. Борьба закончилась в его пользу, она обмякла и затихла, ссутулившись у него на коленях. Слезы медленно ползли по побледневшим щекам. - Не надо, не злись, - тихо сказал он. - Просто я не сразу оценил твой жест... Ты же знаешь, мужчины - тугодумы и консерваторы... - Или тебе понравилось, что тебя упрашивали! - - Понравилось, - не стал отпираться Кис. - Тем более, что упрашивала ты! - Ломался, как девица! - Ну уж, не стоит преувеличивать! Я все-таки ломался, как мужчина! - Называл подачкой! - Я просто неправильно выразился, ты же знаешь, у меня лексикон бедный, не то что у некоторых журналисток, но я на самом деле хотел сказать "подарок"... Даже, пожалуй, хотел сказать "драгоценный дар"... - Я должна была умолять тебя о милости! - Это было так приятно... - Признайся, тебе доставило удовольствие меня унизить! - всхлипнула она. - Конечно... - Мерзавец! - Согласен. - Негодяй! - Видишь, и без словаря синонимов обошлись... - Я тебя ненавижу! - Разумеется. Я тебя тоже. Кулачок стукнул его в плечо. Кис кулачок поймал, прикоснулся губами, потом щекой... Ее губы задрожали в новом приступе плача. Но хитрый персидский глаз уже заблестел проказливо из-под нависших на лоб каштановых волос. Ах, плутовка! Он сгреб ее, отнес на диван, принес по молчаливому требованию носовой платок, на который Александра указала ухоженным ноготком, дружески подержал за плечи, ожидая, пока она успокоится... И не успел опомниться, как был опрокинут, а плутовка уже сидела верхом, нетерпеливо срывая с него рубашку; пуговицы отскакивали с хулиганским треском, и наконец, Александра, торжествуя, добралась до его волосатой груди. Припала; осыпала поцелуями; зарылась в шерсть. Пальчики, как паучки, проползли сквозь заросли, поскребывая коготками... Он умирал. Он не верил, что это правда. - Если бы я была блошкой, я бы поселилась здесь навсегда, на твоей коже, среди этих волосков, - простонала она, - и я бы пила твою кровь на завтрак, как апельсиновый сок.... - Кровопийца, - прохрипел в ответ Кис. Он думал, что "молния" все-таки взорвалась, - но нет, это Александра, изловчившись, высвободила рвавшуюся к ней плоть. Кис зарычал и, ухватив Александру, ринулся с ней с дивана на пол, на бледно-голубой китайский ковер. Не выпуская ее из объятий, он путался в пуговках ее косоворотки, пытаясь их расстегнуть, и Александра, извернувшись, сорвала с себя белый шелк, оставшись только в белом кружеве лифчика. Он напал, сдирая оставшуюся одежду. Он боялся разорвать Александру на части, он так давно хотел этого... - А я бы, - прошептал он ей в ухо, подминая ее под себя - я бы забрался в тебя целиком, и сидел бы там вечно, пожирая тебя изнутри: на завтрак, на обед и на ужин! - Как червяк яблоко, что ли? - хмыкнула под ним Александра, скосив хитрый глаз. За оное оскорбление Кис отомстил ей со сладострастной жестокостью. - О, нет... Это, скорее, удав... - еле выдохнула она. - Питон... коро... левский... На этом светская беседа закончилась. У них были дела поважнее. ... Когда Алексей, уже полностью обессиленный, перевернулся на спину, Александра все не унималась. Оседлав его, она гладила его грудь, живот, она терлась об него щекой, она елозила по нему всем телом, то прижимаясь, то скользя. - Не насытилась? - спросил Кис с некоторой опаской: вряд ли он способен в ближайшие два часа предложить ей что-либо еще. - Сама не понимаю, что со мной... Не могу оторваться, в тебе есть что-то такое, какая-то энергия, которую я готова пить бесконечно... - Пей, мне не жалко... И можешь продолжать массаж телом: буду представлять, что я в Таиланде... - Ах, мерзавец, значит, ты представляешь голых таиландок? - Ревнуешь? - Я? Вовсе нет! Это я так, для поддержания разговора... - Ладно, чего там, признавайся: я влюблена в тебя, Алеша, как кошка! - С чего ты взял?! - Да ни с чего. Это я так, для поддержания разговора! Александра вдруг сползла с него и вытянулась рядом. Кис повернул голову, разглядывая ее посерьезневший профиль, замершее рядом тело... Внутри что-то неприятно сжалось в предчувствии слов, которые он сейчас услышит, и он успел за короткую паузу сто раз пожалеть о своей шутке. - Прости, Алеша. Он молчал, ждал продолжения. Она снова заговорила. "Я не хочу, чтобы между нами оставались неясности. Я не влюблена в тебя. Я тебя очень люблю - как друга, как брата, как... не знаю, как хочешь; я тебя хочу и никогда еще не испытывала такого сильного физического влечения, это правда. Но я не влюблена. Я не знаю, меняет ли это что-то для тебя, и если да, то насколько серьезно; но я не хочу тебя обманывать. И я не знаю, к чему придут наши отношения, будем ли вместе счастливы или, удовлетворив желание, скоро разойдемся; но только я не хочу оставлять между нами никакой двусмысленности." - Ты всегда так откровенна? - приподнялся на локте Алексей, заглядывая в ее лицо. - Ты уверена, что я обязан проглотить эту пилюлю? Разве я мальчик, чтобы всего этого не понимать? И, если я хочу питать иллюзии, разве ты за это отвечаешь? Я сам с собой разберусь, Саша. Я не спрашиваю, кого ты любила до меня и как это было, но только скажи мне - они что, все были идиотами? Раз ты считаешь необходимым говорить глупости с умным видом и с дурацкой прямотой? Что ты торопишься очертить зону своей душевной неприкосновенности, в которую я вовсе не собираюсь залезать? Или у тебя есть основания меня подозревать в бестактности? И ты представляешь, что с сегодняшнего дня я заявлю на тебя права? Ты полагаешь, что я не знаю тебя, что до сих пор не разобрался в твоем характере и твоей душе? - с горечью и упреком произносил он. У Александры на глазах выступили слезы. - Прости, - снова пробормотала она, переворачиваясь на живот. Кис тоже перевернулся на живот и положил руку на ее душистые каштановые волосы. - Глупышка, - ласково произнес он, поглаживая ее по головке, как ребенка. - Ты сама не знаешь, что такое любовь. Ты думаешь, я в тебя влюблен? Нет, радость моя, я не влюблен. Я люблю. Это очень разные вещи... Алексей перевернул ее на спину, заглянул в глаза, полные слез. Наклонился и прошептал прямо в подрагивающие губы: - И ты, - ты любишь меня, только сама об этом не знаешь. Такое бывает в жизни, представь себе... Но - тсс! - об этом ни слова! Я подожду, когда ты сама мне скажешь однажды: "Я люблю тебя, Алеша"... Париж, 2001 Примечания * Австрийский поэт и философ, 1921-1988. Перевод В. Куприянова. * См. Роман "Шантаж от Версаче" " См. Роман "Шантаж от Версаче" * Известная марка авторучки * См. роман "Шантаж от Версаче" * См. романы "Шантаж от Версаче" и "Место смерти изменить нельзя" * Персонаж Льюса Кэролла