сказал низушек. - Но не горячись, Лютик. Похоже, этих денег вообще еще никто не видел и неизвестно, увидит ли. - Эй, Бибервельт! - изумился краснолюд. - Откуда такие грустные мысли? Сулимир заплатит наличными либо векселем, а вексели Сулимира - крепкие. Так в чем же дело? Боишься потерять на вонючем жире и воске? При таких доходах ты запросто перекроешь расходы... - Не в том дело. - А в чем же тогда? Даинти кашлянул, опустил курчавую голову. - Вимме, - сказал он, глядя в пол. - Ляшарель ходит за нами. - Скверно, - причмокнул банкир. - Впрочем, этого следовало ожидать. Видишь ли, Бибервельт, информация, которой ты воспользовался при сделках, имеет не только торговое, но и политическое значение. О происшедшем в Повиссе и Темерии не знал никто. Ляшарели тоже, а Ляшарель любит все узнавать первым. Поэтому сейчас, я так думаю, он ломает себе голову над вопросом: откуда узнал ты. И, скорее всего, уже догадался. Потому что догадался и я. - Интересно. Вивальди глянул на Лютика и Геральта, сморщил курносый нос. - Тебе интересно? А мне интересна твоя компания, Даинти, - сказал он. - Трубадур, ведьмак и купец. Чего уж лучше. Мэтр Лютик вхож всюду, даже в королевские дворцы, и, надо думать, у него неплохой слух. А ведьмак? Личная охрана? Выбивала? Деньги выколачивать? - Поспешные выводы, господин Вивальди, - холодно сказал Геральт. - Мы не в сговоре. - А я, - процедил Лютик, - никогда не прислуживаюсь. Я поэт, а не шпион! - Всякое говорят, - поморщился краснолюд. - Всякое, милсдарь Лютик. - Ложь! - взвизгнул трубадур. - Сплошная ложь! - Ну хорошо, верю, верю. Только не знаю, поверит ли Ляшарель. Как знать, может, все понемногу и заглохнет. Должен сказать, Ляшарель, после того как его в последний раз хватил удар, сильно изменился. Может, страх смерти глянул ему в задницу и заставил призадуматься? Словом, это уже не тот Ляшарель. Он сделался как-то вежливее, рассудительнее, спокойнее и... и как бы порядочнее. - Э-э-э, - протянул низушек, - Порядочнее? Ляшарель-то? - Говорю как есть, - возразил Вивальди, - А есть, как говорю. Вдобавок сейчас у церковников в голове другая проблема, имя которой - "Вечный Огонь". - Ну да? - Всюду должен гореть Вечный Огонь, как говорят. Всюду, где только можно, следует установить алтари, посвященные этому Огню. Множество алтарей. Не выспрашивай подробности, Даинти, я не очень разбираюсь в людских суевериях. Но знаю, что все священнослужители, а также Ляшарель, практически не занимаются ничем иным, как только этими алтарями и Огнем. Идет солидная подготовка. Налоги будут расти, это уж точно. - Ну, - сказал Даинти. - Невелика радость, но... Дверь конторы снова распахнулась, и влетело уже знакомое ведьмаку нечто в зеленой шапке и кроличьей шубейке. - Купец Бибервельт, - сообщило оно, - велит прикупить мисок, ежели их не хватит. Цена не влияет значения, то бишь не влияет роли. О черт, не играет значения... Э? - Прекрасно, - улыбнулся низушек, и улыбка его напоминала скривившуюся мордочку взбешенного дикого кота. - Мы купим массу мисок, воля господина Бибервельта для нас закон, а цена не играет роли. А чего еще надо прикупить? Капусты? Дегтя? Железных грабель? - Кроме того, купец Бибервельт, - прохрипело нечто в шубейке, - просит прислать тридцать крон наличными, потому как должен дать взятку, перекусить и выпить пива, а "Под Пикой" три каких-то проходимца сперли у него мешок с деньгами. - Ах вот оно что, - протянул Даинти. - Три проходимца! Так, похоже, этот город прямо-таки кишмя кишит проходимцами. А где, если дозволено будет спросить, находится сейчас уважаемый купец Бибервельт? - Где же, - сказало нечто, хлюпнув носом, - как не на Западном Базаре. - Вимме, - сказал Даинти зловеще. - Не задавай вопросов, но найди мне хорошую толстую палку. Я отправляюсь на Западный Базар, но без палки пойти не могу. Слишком там много проходимцев и ворюг. - Палку, говоришь? Найду. Но, Даинти, одно хотел бы знать, потому как это меня тяготит. Я не должен был задавать тебе вопросов, поэтому не задам, а попытаюсь угадать, а ты подтвердишь либо нет. А? - Отгадывай. - Тот прогорклый жир, масло, воск и миски, тот паршивый шпагат - все это тактические шаги, верно? Ты хотел отвлечь внимание конкурентов от кошенили и мимозы? Вызвать панику на рынке? А, Даинти? Дверь резко раскрылась, и в контору вбежало нечто без шапки. - Щаверий докладывает, что все готово! - пискнуло оно. - Спрашивает, наливать? - Наливать! - загремел низушек. - Немедленно наливать! - Клянусь рыжей бородой старого Рундурина, - взвыл Вивальди, как только за гномом закрылась дверь. - Ничего не понимаю! Что тут деется? Что наливать? Во что наливать? - Понятия не имею, - признался Даинти. - Но дело должно крутиться, Вимме.  4 С трудом пробиваясь сквозь толпу, Геральт вышел к ларьку, увешанному медными кастрюлями, котелками и сковородками, отливающими красным в лучах предвечернего солнца. За ларьком стоял рыжеволосый краснолюд в оливковой шапке и тяжелых башмаках из тюленьей кожи. На лице краснолюда рисовалось неудовольствие - коротко говоря, он выглядел так, словно через минуту намеревался оплевать копающуюся в товаре клиентку. Клиентка колыхала бюстом, трясла золотистыми кудряшками и поливала краснолюда бесконечным потоком слов, лишенных склада и лада. Клиентка была ни много ни мало Веспуля, известная Геральту в качестве метательницы горшков. Не ожидая, пока она его признает, он быстро слился с толпой. Западный Базар пульсировал жизнью, дорога сквозь скопище народа походила на продирание через кусты боярышника. То и дело что-то цеплялось за рукава и штанины - то дети, потерявшиеся у мам, пока те оттаскивали отцов от палатки с продажей в разлив, то шпики из кордегардии, то торгующие из-под полы продавцы шапок-невидимок, афродизий и похабных картинок, вырезанных на кедровых досочках. Геральт перестал улыбаться и перешел на ругань, одновременно с успехом пользуясь локтями. Вдруг он услышал звук лютни и знакомый жемчужный смех. Звуки шли со стороны сказочно разукрашенного ларька, снабженного вывеской: "Здесь чудеса, амулеты и наживка для рыбы". - Кто-нибудь уже говорил вам, что вы прелестны? - верещал Лютик, присев на прилавок и весело болтая ногами. - Нет? Не может быть! Это же город слепцов, ничего больше, просто город слепцов. Подходите, добрые люди! Кто желает услышать балладу о любви? Кто хочет воспылать и обогатиться духовно, пусть бросит монету в шляпу. Ты чего туда суешь, засранец? Медь придержи для нищенок, не обижай медью артиста. Я-то, возможно, прощу, но искусство - никогда! - Лютик, - сказал подходя Геральт. - Я думал, мы разделились, чтобы искать допплера. А ты устраиваешь концерты. И не стыдно петь на ярмарках, словно нищий дед? - Стыдно? - удивился бард. - Важно, что и как поешь, а не где поешь. Кроме того, я голоден, а хозяин ларька обещал накормить обедом. Что же касается допплера, то ищите его сами. Я для погонь, драк и самосудов не гожусь. Я - поэт. - Ты б лучше помалкивал, поэт. Здесь твоя невеста, могут быть неприятности. - Невеста? - Лютик нервно заморгал. - О ком ты? У меня их несколько. В этот момент сквозь толпу слушателей с силой нападающего тура пробилась Веспуля, держа в руке медную сковороду. Лютик соскочил с прилавка и кинулся бежать, ловко перепрыгивая через корзины с морковью. Веспуля повернулась к ведьмаку, раздувая ноздри. Геральт попятился и уперся спиной в стенку ларька. - Геральт! - крикнул Даинти Бибервельт, вырываясь из толпы и отталкивая Веспулю. - Быстрее, быстрее! Я его видел. Вон там он, убегает! - Я еще вас достану, распутники! - взвизгнула Веспуля, стараясь удержать равновесие. - Я еще сочтусь со всей вашей сворой! Хороша компашка! Стиляга, оборванец и карлик с волосатыми пятками! Вы меня попомните! - Туда, Геральт! - крикнул Даинти, на бегу расталкивая группку школяров, занятых игрой в "три ракушки". - Туда, туда, он между телегами крутится. Заходи слева! Быстрее! Они кинулись в погоню, сопровождаемые проклятиями перекупщиков и покупателей. Геральт только чудом избежал столкновения с бросившимся под ноги сопливым малышом. Перескочил через него, перевернув при этом два бочонка сельди, за что разъяренный рыбак хлестнул его по спине живым угрем, которого в тот момент демонстрировал клиентам. И тут он увидел допплера, пытающегося сбежать вдоль загона для овец. - С другой стороны! - крикнул Даинти. - Обходи его с другой стороны, Геральт! Допплер стрелой пронесся вдоль заграды, мелькая зеленым жилетом. Теперь было ясно, почему он не превратился ни в кого другого. Проворством никто не мог сравняться с низушком. Никто. Кроме другого низушка. И ведьмака. Геральт увидел, что допплер резко меняет направление, вздымая тучу пыли, и ловко ныряет в прогал в ограде, окружающей большую палатку, которая выполняла роль бойни и мясной лавки одновременно. Даинти это тоже заметил, перепрыгнул через жерди и стал пробиваться сквозь сбившуюся в ограде отару блеющих баранов. Было ясно, что он не успеет. Геральт свернул и кинулся вслед за допплером между досками заграды. Неожиданно почувствовал рывок, услышал треск рвущейся кожи, и куртка под другой подмышкой тоже сделалась вдруг очень свободной. Ведьмак остановился. Выругался. Плюнул. И еще раз выругался. Даинти влетел в палатку вслед за допплером. Изнутри понеслись крики, звуки ударов, ругань и чудовищный грохот. Ведьмак выругался в третий раз, особо яростно, заскрежетал зубами, поднял правую руку, сложил пальцы в Знак Аард, направив его прямо на палатку. Палатка вздулась, и изнутри послышался жуткий вой, гул и рев скотины. Палатка осела. Допплер, ползя на животе, выбрался из-под полотна и кинулся ко второй, меньшей, палатке, скорее всего - леднику. Геральт, не раздумывая, направил руку туда и ударил его в спину Знаком. Допплер повалился на землю как громом пораженный, перевернулся, но тут же вскочил и влетел в палатку-ледник. Ведьмак преследовал его по пятам. В палатке несло мясом. И было темно. Тельико Луннгревинк Леторт стоял там, тяжело дыша, обеими руками ухватившись за висящую на крюке половину свиной туши. Второго выхода из палатки не было, а полотно было крепко и жестко привязано к кольям, торчащим из земли. - Чистое удовольствие снова встретить тебя, мимик, - холодно произнес Геральт. Допплер тяжело и хрипло дышал. - Оставь меня в покое, - простонал он наконец. - Зачем ты меня преследуешь, ведьмак? - Ты задаешь глупые вопросы, Тельико, - сказал Геральт. - Чтобы завладеть лошадьми и внешностью Бибервельта, ты разбил ему голову и бросил на безлюдье. Ты продолжаешь пользоваться его личностью и плюешь на неприятности, которые тем самым ему доставляешь. Дьявол знает, что ты собираешься делать еще, но я порушу твои планы в любом случае. Я не намерен ни убивать тебя, ни выдавать властям, но из города ты должен убраться. Я прослежу за этим. - А если не захочу? - Тогда я вывезу тебя на тачке в мешке. Допплер вдруг раздулся, потом так же неожиданно похудел и начал расти, его кудрявые каштановые волосы побелели и выпрямились, упав на плечи. Зеленый жилет низушка масленно заблестел и превратился в черную кожу, на плечах и манжетах заискрились серебряные шипы. Пухлая, румяная физиономия удлинилась и побледнела. Над правым плечом выдвинулась рукоять меча. - Не подходи, - хрипло проговорил второй ведьмак и усмехнулся. - Не приближайся, Геральт. Я не позволю к себе прикоснуться. "Ну и паршивая же у меня ухмылка, - подумал Геральт, потянувшись за мечом. - Ну и паршивая же морда. Ну и паршиво же я щурю глаза! Так вот как я выгляжу! Зараза!" Руки допплера и ведьмака одновременно коснулись рукоятей, оба меча одновременно выскочили из ножен. Оба ведьмака одновременно проделали два быстрых мягких шага - один вперед, второй вбок. Оба одновременно подняли мечи и быстро завертели ими в воздухе. - Ты не можешь меня победить, - буркнул допплер. - Потому что я - это ты, Геральт. - Ошибаешься, Тельико, - тихо сказал ведьмак. - Брось меч и возвращайся в тело Бибервельта. Иначе пожалеешь, предупреждаю. - Я - это ты, - повторил мимик. - Ты меня не победишь. Не можешь победить, потому что я - это ты. - Ты даже понятия не имеешь, что значит быть мной, векслинг. Тельико опустил руку, стиснутую на рукояти меча. - Я - это ты, - снова сказал он. - Нет, - возразил ведьмак. - Нет. И знаешь, почему? Потому что ты - маленький, бедный, мягкосердечный допплер. Допплер, который, как ни говори, мог убить Бибервельта и зарыть его тело в зарослях, обретя тем самым абсолютную безопасность и абсолютную уверенность, что не будет раскрыт никогда, никем, включая и жену низушка, известную Гардению Бибервельт. Но ты не убил его, Тельико, потому что это было свыше твоих сил. Потому что ты маленький, бедный, великодушный допплер, которого друзья называют Дуду. И в кого бы ты ни превратился, ты всегда остаешься таким. Ты умеешь копировать только то, что в нас доброго, а того, что в нас злого, не понимаешь. Вот каков ты - допплер. Тельико попятился, упершись спиной о полотно палатки. - Поэтому, - продолжал Геральт, - сейчас ты превратишься в Бибервельта и спокойно подашь мне лапы, чтобы я мог тебя связать. Ты не можешь сопротивляться мне, потому что я есть то, что ты скопировать не в состоянии. Ты знаешь об этом прекрасно, Дуду. Ведь на несколько секунд ты перенял и мои мысли. Тельико неожиданно выпрямился, черты его лица, только что бывшего лицом ведьмака, расплылись и разлились, белые волосы заколебались и начали темнеть. - Ты прав, Геральт, - проговорил он невнятно, потому что в этот момент его губы изменяли форму. - Я перенял твои мысли. Ненадолго, но этого было достаточно. Знаешь, что я сейчас сделаю? Кожаная куртка ведьмака вдруг перекрасилась в блестящий васильковый цвет. Допплер улыбнулся, поправил шапочку цвета сливы с эгреткой, подтянул ремень лютни, закинутой за спину. Лютни, которая только что была мечом. - Я скажу тебе, ведьмак, что сделаю, - засмеялся он звучным и серебристым смехом Лютика. - Я пойду, сольюсь с толпой и потихоньку изменюсь в кого угодно, хоть бы в бродягу. Потому что уж лучше быть бродягой в Новиграде, чем допплером в пустыне. Новиград мне кое-чем обязан, Геральт. Возникновение города нарушило среду, в которой мы могли бы жить, жить в наших естественных телах. Нас уничтожали, охотясь словно на бешеных псов. Я - один из немногих выживших. Я хочу жить и выживу. Раньше, когда за мной в холода охотились волки, я превращался в одного из них и бегал вместе со стаей по нескольку недель. И выжил. Сейчас я тоже так поступлю, потому что не хочу больше шнырять по урочищам и зимовать в буреломах, не хочу быть вечно голодным, не хочу бесконечно быть мишенью для стрел. Здесь, в Новиграде, тепло, есть еда, можно заработать, и тут очень редко стреляют друг в друга из луков. Новиград - это стая волков. Я присоединюсь к ней и выживу. Понимаешь? Геральт медленно кивнул. - Вы предоставили, - продолжал допплер, кривя губы в наглой лютиковской улыбке, - скромную возможность ассимилироваться краснолюдам, низушкам, гномам, даже эльфам. А чем я хуже? Почему мне отказывают? Что надо сделать, чтобы получить возможность жить в этом городе? Превратиться в эльфку с глазами серны, шелковистыми волосами и длинными ногами? А? Но чем эльфка лучше меня? Тем, что при виде эльфки вы сучите лапками, а при виде меня вас тянет блевать? Подавитесь вы такими аргументами. Я все равно выживу. Знаю как. Будучи волком, я бегал, выл и грызся с другими за самку. Как житель Новиграда я буду торговать, плести ивовые корзины, попрошайничать или воровать, как один из вас, стану делать то, что обычно делает каждый из вас. Кто знает, может, даже женюсь. Ведьмак молчал. - Да, - спокойно продолжал Тельико. - Я ухожу. А ты, Геральт, не станешь меня задерживать, ты даже не пошевелишься. Потому что я несколько секунд знал твои мысли, Геральт. В том числе и те, в которых ты сам себе не хочешь признаваться, скрываешь даже от себя самого. Ведь чтобы меня задержать, тебе пришлось бы меня убить. А эта мысль тебе претит. Правда? Ведьмак молчал. Тельико снова поправил ремешок лютни и направился к выходу. Он шел смело, но Геральт видел, как он сутулится и горбится в ожидании свиста клинка. Он сунул нож в ножны. Допплер остановился на полушаге, оглянулся. - Бывай, Геральт, - сказал он. - Благодарю тебя. - Бывай, Дуду, - ответил ведьмак. - Желаю удачи. Допплер повернулся и двинулся в сторону многолюдного базара резвым, веселым, раскачивающимся шагом Лютика. Так же, как и Лютик, он размахивал левой рукой и так же, как и Лютик, щерил зубы, проходя мимо девушек. Геральт медленно двинулся следом. Медленно. Тельико на ходу перехватил лютню, замедлив шаг, взял два аккорда, потом ловко отбренчал на струнах знакомую Геральтову мелодию. Слегка повернувшись, пропел. Совсем как Лютик: Весна вернется и, как прежде, Дождем омоет скоротечным. Так есть и будет. Ведь надежда Всегда горит Огнем Извечным. - Повтори это Лютику, если запомнишь! - крикнул он. - И скажи, что "Зима" - неудачное название. Баллада должна называться "Вечный Огонь". Прощай, ведьмак! - Эй! - раздалось вдруг. - Эй, стиляга! Тельико удивленно обернулся. Из-за палатки вышла Веспуля, бурно раскачивая бюстом и осматривая поэта зловещим взглядом. - За девками бегаешь, изменщик? - прошипела она, все призывнее размахивая грудью. - Песенки распеваешь, сукин кот? Тельико снял шапочку и поклонился, широко улыбаясь характерной Лютиковой улыбкой. - Веспуля, дорогая, - сказал он ласково. - Как же счастлив вновь видеть тебя. Прости, сладенькая моя! Я должен тебе... - Должен, должен, - прервала Веспуля громко. - И все, что должен, сейчас заплатишь! Огромная медная сковорода блеснула на солнце и с глубоким звучным стоном опустилась на голову допплера. Тельико с неописуемо глупой гримасой, застывшей на лице, покачнулся и упал, раскинув руки, а его физиономия начала вдруг изменяться и расплываться, переставая походить на что-либо. Видя это, ведьмак прыгнул к нему, на бегу срывая с прилавка ларька огромный ковер. Бросив ковер на землю, он двумя пинками загнал на него допплера и быстро, но плотно завернул. Усевшись на упаковку, отер лоб рукавом. Веспуля, не отпуская сковороду, зловеще поглядывала на него. Толпа густела. - Он болен, - сказал ведьмак и вымученно улыбнулся. - Это ради его пользы. Не давите, добрые люди, бедняге нужен воздух. - Вы слышали? - спокойно, но звучно спросил, проталкиваясь сквозь толпу, Ляшарель. - Давайте не будем! Давайте разойдемся! Сборища запрещены. Караются штрафом! Толпа мгновенно рассредоточилась, но только для того, чтобы проявить Лютика, резвым шагом приближающегося под звуки лютни. Увидев его, Веспуля дико взвизгнула, упустила сковороду и помчалась через площадь. - Что с ней? - спросил Лютик. - Дьявола увидела? Геральт поднялся с ковра, который тут же начал слабо шевелиться. Ляшарель медленно подошел. Он был один, его личной охраны видно не было. - Я бы не стал подходить близко, - тихо проговорил Геральт. - Если б я был вами, милсдарь Ляшарель, я бы не подходил. - Серьезно? - Ляшарель сжал узкие губы, холодно глянул на него. - Если б я был вами, милсдарь Ляшарель, я прикинулся бы, будто ничего не видел. - Это уж точно, - произнес Ляшарель. - Но ты не я. Из-за палатки прибежал Даинти Бибервельт, запыхавшийся и вспотевший. Увидев Ляшареля, он, посвистывая и заложив руки за спину, остановился, сделав вид, будто рассматривает крышу амбара. Ляшарель подошел к Геральту. Очень близко. Ведьмак не пошевелился, только прищурился. Несколько мгновений они глядели друг на друга, потом Ляшарель наклонился к свернутому ковру. - Дуду, - сказал он, обращаясь к тисненным козловой кожей, странно деформированным башмакам Лютика, торчащим из свернутого ковра. - Копируй Бибервельта, живо. - Почему? - крикнул Даинти, отводя глаза от амбара. - Зачем? - Тихо, - сказал Ляшарель. - Ну, Дуду, как ты там? - Готово, - глухо донеслось из ковра. - Готово... Сейчас... Торчащие из ковра козловые башмаки разлились, размазались и превратились в покрытые шерстью босые ступни низушка. - Вылезай, Дуду, - сказал Ляшарель. - А ты, Даинти, помалкивай. Для людей все низушки на одно лицо. Правда? Даинти что-то невнятно пробормотал. Геральт, все еще щурясь, подозрительно глядел на Ляшареля. Наместник выпрямился и осмотрелся. К тому времени от зевак, которые еще удерживались поблизости, остался только утихающий вдали топот деревянных башмаков. Даинти Бибервельт-2 выбрался из рулона, чихнул, сел, протер глаза и нос. Лютик, присев на валяющийся рядом ящик, тренькал на лютне с выражением умеренного любопытства на лице. - Кто это, как ты думаешь, Даинти? - мягко спросил Ляшарель. - Он здорово похож на тебя, тебе не кажется? - Это мой троюродный брат со стороны отца, - выпалил низушек и осклабился. - Близкий родственник. Дуду Бибервельт из Почечуева Лога, крупный спец по торговым операциям. Я как раз решил... - Да, Даинти? - Я решил назначить его своим представителем в Новиграде. Как ты на это смотришь, братец? - Ах, благодарю, братец, - широко улыбнулся близкий родственник по отцовской линии, гордость клана Бибервельтов, крупный спец в торговле. Ляшарель тоже улыбнулся. - Ну как, исполнилась мечта? - буркнул Геральт. - О жизни в городе? И что только вы находите в этих городах, Дуду... и ты, Ляшарель? - Пожил бы в вересковых зарослях, - ответил Ляшарель, - поел бы корешков, вымок бы и перемерз, так знал бы. Нам тоже кое-что полагается от жизни, Геральт. Мы не хуже вас. - Нет, - кивнул Геральт. - Не хуже. Бывает даже, лучше. А что с настоящим Ляшарелем? - Удар его хватил, - шепнул Ляшарель-2. - Уж месяца два как. Апоплексический удар. Да будет земля ему пухом, да светит ему Вечный Огонь. Я как раз был поблизости... Никто не заметил... Геральт? Надеюсь, ты не станешь... - Чего никто не заметил? - спросил ведьмак с каменной физиономией. - Благодарю, - шепнул Ляшарель. - И много вас тут? - А это важно? - Нет, - согласился ведьмак. - Не важно. Из-за фургонов и палаток вылетела трусцой невысокая, локтя в два, фигурка в зеленой шапочке и кроличьей шубейке. - Господин Бибервельт, - засопел гном и замолчал, водя взглядом от одного низушка к другому. - Я думаю, малыш, - сказал Даинти, указывая на троюродного брата со стороны отца, - у тебя дело к моему кузену, Дуду Бибервельту. Говори. Вот он. - Щаверий сообщает, что пошло все, - сказал гном и широко улыбнулся, показав остренькие зубки. - По четыре кроны за штуку. - Похоже, я знаю, о чем речь, - сказал Даинти. - Жаль, нет здесь Вивальди, тот бы мигом подсчитал доход. - Позволь, братишка, - проговорил Тельико Луннгревинк Леторт, сокращенно Пенсток, для друзей Дуду, а для всего Новиграда - член многочисленной родни Бибервельтов. - Позволь, я подсчитаю. У меня идеальная память на цифры. Как и на многое другое. - Изволь, - поклонился Даинти. - Изволь, братишка. - Расходы, - наморщил лоб допплер, - были небольшие. Восемнадцать за масло, восемь пятьдесят за рыбий жир, хммм... Все вместе, включая шнурок, сорок пять крон. Выручка: шестьсот по четыре кроны, то есть две тысячи четыреста. Комиссионных никаких, потому как без посредников... - Будь добр, не забудь о налоге, - напомнил Ляшарель-2. - И учти: перед вами представитель городских властей и церкви, который серьезно и честно относится к своим обязанностям. - От налогов освобождено, - сообщил Дуду Бибервельт. - Потому что это продажа на святые цели. - То есть? - Смешанные в соответствующих пропорциях рыбий жир, воск, масло, подкрашенные каплей кошенили, - пояснил допплер, - достаточно налить в глиняные миски и в каждую сунуть кусочек шнурка. Зажженный шнурок дает отличное красное пламя, которое держится долго и почти не пахнет. Вечный Огонь. Богослужителям нужны были лампы для Вечного Огня. Теперь уже не нужны. - Черт возьми, - буркнул Ляшарель, - Верно... Не лампы, лампады были нужны... Дуду, ты гений. - В мать пошел, - скромно проговорил Тельико. - А как же, вылитая мать, - подтвердил Даинти. - Вы только взгляните на его умные глаза. Истинная Бегония Бибервельт, моя любимая двоюродная тетя. - Геральт, - простонал Лютик. - Он за три дня заработал больше, чем я пением за всю свою жизнь! - На твоем месте, - серьезно проговорил ведьмак, - я бы забросил пение и занялся торговлей. Попроси, может, возьмет тебя в ученики. - Ведьмак, - Тельико потянул его за рукав. - Скажи, чем можно тебя... отблагодарить... - Двадцать две кроны. - Что? - За новую куртку. Смотри, что осталось от моей. - Знаете что? - вдруг крикнул Лютик. - Пошли вместе в бордель! В "Пассифлору"! Бибервельты платят! - А низушков туда пускают? - забеспокоился Даинти. - Пусть попробуют не пустить. - Ляшарель состроил грозную мину. - Пусть только попробуют, и я обвиню весь их бордель в ереси. - Ну! - воскликнул Лютик. - Тогда все в порядке. Геральт? Идем? - А знаешь, Лютик, - тихо рассмеялся ведьмак, - с удовольствием. ____________________________________________________________________________ НЕМНОГО ЖЕРТВЕННОСТИ  1 Сирена вынырнула из воды до половины тела и бурно, резко захлопала ладонями по поверхности. Геральт отметил, что у нее красивая, прямо-таки идеальная грудь. Эффект портил лишь цвет - темно-зеленые соски, а ореолы вокруг них лишь чуточку светлее. Ловко подстраиваясь к набегающей волне, русалка изящно выгнулась, встряхнула мокрыми бледно-зелеными волосами и мелодично запела. - Что? - Князь перегнулся через борт когги. - Что она сказала? - Отказывается, - перевел Геральт. - Говорит - не хочу. - Ты объяснил, что я ее люблю? Что не представляю себе жизни без нее? Что хочу жениться на ней? Что только она и никакая другая? - Объяснил. - И что? - И ничего. - Ну так повтори. Ведьмак прижал к губам пальцы и издал вибрирующую трель. С трудом подбирая слова и мелодию, начал переводить любовные излияния князя. Сирена легла навзничь на воду и прервала его. - Не переводи, не мучайся, - пропела она. - Я поняла. Когда он говорит, что любит меня, у него всегда бывает такая глупая физиономия. Он сказал что-нибудь конкретное? - Не очень. - Жаль. - Сирена затрепыхалась и нырнула, сильно изогнув хвост и вспенив воду узким плавником, напоминающим плавник султанки. - Что? Что она сказала? - спросил князь. - Что ей жаль. - Чего жаль? Что значит - жаль? - Мне кажется, это был отказ. - Мне не отказывают! - крикнул князь, противореча очевидным фактам. - Ваша милость, - буркнул подходя капитан когги. - Сети готовы - закинем, и она ваша... - Я бы не советовал, - тихо проговорил Геральт. - Она не одна. Под водой их много, а в глубине может притаиться кракен. Капитан вздрогнул, побледнел и обеими руками почему-то схватился за ягодицы. - Кра... кракен? - Он самый, - подтвердил ведьмак. - Не советую играть с сетями. Ей достаточно крикнуть, и от вашей посудины останутся плавающие доски, а нас утопят, как котят. И вообще, Агловаль, реши, ты хочешь жениться или просто намерен поймать ее и держать в бочке? - Я ее люблю, - твердо сказал Агловаль. - Хочу взять в жены. Но надо, чтобы у нее были ноги, а не чешуйчатый хвост. И это можно сделать. За два фунта роскошных жемчужин я купил магический эликсир с полной гарантией. Выпьет - и ножки отрастут. Помучается недолго, дня три, не больше. Давай вызывай ее, ведьмак, скажи еще раз. - Я уже говорил дважды. Она ответила, что не согласна. Но добавила, что знает морскую волшебницу, которая с помощью заклинаний готова превратить твои ноги в элегантный хвост. Притом безболезненно. - Спятила, что ли? У меня - рыбий хвост? Ни за что. Вызывай ее, Геральт. Ведьмак сильно перегнулся через борт. В тени когги вода была зеленой и казалась густой, как желе. Звать не было нужды. Сирена взвилась над волнами в фонтане воды, какое-то мгновение стояла на хвосте, потом скатилась по волне, перевернулась, демонстрируя все свои прелести. Геральт сглотнул. - Эй вы! - пропела она. - Долго еще? У меня кожа скорбнет от солнца! Белоголовый, спроси его, он согласен или нет. - Он не согласен, - пропел в ответ ведьмак. - Шъееназ, пойми, он не может жить с хвостом и существовать под водой. Ты можешь дышать воздухом, а он водой не может вообще! - Так я и знала, - взвизгнула сирена. - Знала. Увертки. Глупые, наивные увертки, ни на грош жертвенности! Любящий жертвует! Я ради него жертвовала собой, ежедневно вылезала на скалы, все чешуйки на попе протерла, плавник растрепала, простыла. Насморк схватила! А он ради меня не хочет пожертвовать двумя своими паршивыми обрубками? Любить - значит не только брать, но и уметь отказываться от чего-то, жертвовать собою! Повтори ему это! - Шъееназ! - воскликнул Геральт. - Ты что, не понимаешь? Он не может жить в воде! - Я не принимаю глупых отговорок! Я тоже... Я тоже его люблю и хочу иметь от него мальков, но как это сделать, ежели он не хочет дать мне молок? Куда я ему икру положу? В шапку? - О чем это она? - крикнул князь. - Геральт! Я привез тебя не для того, чтобы ты с ней беседы беседовал, а... - Она стоит на своем. Она злится. - А ну давай сюда сети! - рявкнул Агловаль. - Подержу ее у себя в бассейне, так она... - А вот такого не хотите, ваша милость! - крикнул капитан, демонстрируя рукой, что он имеет в виду. - Под нами может быть кракен! Вы когда-нибудь видели кракена, господин? Прыгайте в воду, ежели на то ваша воля, ловите ее руками. Я мешать не стану. Я этой коггой живу! - Ты живешь моей милостью, паршивец! Давай сети, а то велю повесить! - Поцелуй...те пса под хвост! На когге - моя воля выше вашей! Я тут капитан! - Тихо вы оба! - зло крикнул Геральт. - Она что-то говорит, у них трудный диалект, мне надо сосредоточиться! - С меня довольно! - певуче воскликнула Шъееназ. - Я есть хочу. Ну, белоголовый, пусть он решает, и немедленно. Скажи ему одно: я больше не хочу быть посмешищем и не стану разговаривать с ним, с этой четырехрукой морской звездой. Повтори ему, что для забав, которые он предлагает мне на скалах, у меня есть подруги, которые делают все гораздо лучше! Но я считаю это играми для детишек, у которых еще не сменилась чешуя на хвостах. Я нормальная, здоровая сирена... - Шъееназ... - Не прерывай! Я еще не кончила! Я здоровая, нормальная и созревшая для нереста, а ему, если он действительно меня хочет, надо обзавестись хвостом, плавником и всем, что есть у нормального тритона. Иначе я знать его не знаю! Геральт переводил быстро, стараясь избегать вульгарностей. Не очень-то это получалось. Князь покраснел, выругался. - Бесстыжая девка! - рявкнул он. - Холодная макрель! Пусть найдет себе треску покрупнее с большим... ну что там у них есть... - Что он сказал? - заинтересовалась Шъееназ, подплывая. - Что не желает заводить хвоста! - Так скажи ему... Скажи ему, чтобы он высушился как следует! - Что она сказала? - Она сказала, - перевел ведьмак, - чтобы ты утопился!  2 - Эх, жаль, - сказал Лютик, - не мог я с вами поплавать. Что делать, я на море блюю так, что хуже не придумаешь. А знаешь, я ни разу в жизни не болтал с сиреной. Обидно, черт побери. - Насколько я тебя знаю, - проговорил Геральт, приторачивая вьюки, - балладу ты напишешь и без того. - Верно. Уже готовы первые строчки. В моей балладе сирена пожертвует собою ради князя, сменит рыбий хвост на шикарные ножки, но заплатит за это потерей голоса. Князь изменит ей, бросит, и тогда она умрет от тоски, обратится в пену морскую, когда первые лучи солнца... - Кто поверит в такую чушь? - Неважно, - фыркнул Лютик. - Баллады пишут не для того, чтобы в них верили. Их пишут, чтобы ими волновать. А, чего с тобой говорить! Что ты в этом смыслишь? Скажи лучше, сколько заплатил Агловаль? - Нисколько. Сказал, что я не справился с задачей. Что он ожидал другого, а он платит за дела, а не за добрые намерения. Лютик покачал головой, снял шапочку и сочувственно посмотрел на ведьмака. - Означает ли сие, что у нас по-прежнему нет денег? - Похоже на то. Лютик сделал еще более жалостливую мину. - Все из-за меня. Моя вина, Геральт, ты не в обиде? Нет, ведьмак не был на Лютика в обиде. Совершенно не был. Хотя то, что с ним случилось, несомненно, произошло по вине Лютика. Именно Лютик настаивал на том, чтобы отправиться на гулянье в Четыре Клена. Гулянья, доказывал он, удовлетворяют глубокие и естественные потребности людей. Время от времени, утверждал бард, человеку надобно встречаться с себе подобными там, где можно посмеяться и попеть, набить пузо шашлыками и пирогами, набраться пива, послушать музыку и потискать в танце потные округлости девушек. Если б каждый человек пожелал удовлетворять эти потребности, так сказать, в розницу, доказывал Лютик, спорадически и неорганизованно, возник бы неописуемый хаос. Поэтому придумали праздники и гулянья. А коли существуют праздники и гулянья, то на них следует бывать. Геральт не возражал, хотя в перечне его собственных естественных и глубоких потребностей участие в гуляньях занимало далеко не первое место. Однако он согласился сопровождать Лютика, поскольку рассчитывал в сборище людей добыть информацию о возможном задании или занятии - давно его никто не нанимал, и запас его наличных небезопасно уменьшился. Ведьмак не держал на Лютика зла за то, что тот прицепился к Леснякам. Он и сам был виноват - мог вмешаться и остановить барда. Не сделал этого, потому что тоже терпеть не мог пользующихся дурной славой Стражей Пущи, именуемых в народе Лесняками - добровольной организации, занимающейся истреблением нелюдей. Он сам еле сдерживался, слушая их похвальбы о том, как они нашпиговали стрелами, зарезали либо повесили эльфа, лешего или духобаба. Лютик же, который, путешествуя в обществе ведьмака, решил, что он в полной безопасности, превзошел самого себя. Сначала Стражи не отвечали на его задирки, ехидные замечания и наглые намеки, вызывающие хохот у наблюдавших за развитием событий крестьян. Однако, когда Лютик пропел заранее заготовленный хамский и оскорбительный куплет, оканчивающийся вообще-то совершенно нейтральными словами: "Я не знаю о таком, кто б хотел быть Лесняком", возник скандал, завершившийся всеобщей потасовкой, а сарай, игравший роль танцзала, сгорел дотла. Вмешалась дружина комеса Будибога по прозвищу Плешак, которому подчинялись Четыре Клена. Лесняков, Лютика, а заодно и Геральта признали сообща виновными во всем ущербе, уроне и преступлениях, включая и совращение некоей рыжей немой малолетки, которую после случившегося нашли в кустах за гумном порозовевшей и глуповато улыбающейся, в ночной рубашке, задранной аж до подмышек. К счастью, комес Плешак знал Лютика, поэтому все кончилось штрафом, который тем не менее поглотил всю их наличность. К тому же им пришлось со всех конских ног удирать из Четырех Кленов, потому что изгнанные из деревни Лесняки грозились отыграться на них, а в окружающих лесах на нимф охотился их отряд, насчитывавший свыше сорока голов. У Геральта не было ни малейшего желания стать мишенью для Лесняковых стрел - стрелы были зазубренные, как гарпуньи наконечники, и страшно калечили тех, в кого попадали. Пришлось отказаться от первоначального плана посетить расположенные неподалеку от Пущи деревни, в которых ведьмак рассчитывал получить работу. Вместо этого они поехали к морю, в Бремервоорд. К сожалению, кроме малообещающей любовной интриги князя Агловаля и сирены Шъееназ, ведьмак работы не нашел. Они уже проели золотой Геральтов перстень с печаткой и брошь с александритом, которую трубадур некогда получил на память от одной из многочисленных невест. Все было скверно. И все же нет, ведьмак не был зол на Лютика. - Нет, Лютик, - сказал он. - Я на тебя не сержусь. Лютик не поверил, что явно следовало из его молчания. Лютик молчал редко. Он похлопал коня по загривку, неведомо который раз покопался во вьюках. Геральт знал, что ничего такого, что можно было бы обратить в наличные, там не окажется. Запах еды, несомый бризом от ближайшего дома, становился невыносимым. - Мэтр! - крикнул кто-то. - Эй, мэтр! - Слушаю, - повернулся Геральт. Из остановившейся рядом двуколки, запряженной в пару онагров, выбрался брюхатый, солидный мужчина в войлочных башмаках и тяжелой шубе из волчьих шкур. - Э-э-э... ну, того... - растерялся брюхач, подходя. - Я не вас, господин... Я мэтра Лютика... - Это я, - гордо выпрямился поэт, поправляя шапочку с пером цапли. - Чего желаете, добрый человек? - Мое почтение, - сказал брюхач. - Я - Телери Дроухард по прозвищу Краснобай, бакалейщик, старшина здешней гильдии. Сын мой, Гаспар, обручается с Далией, дочерью Мествина, капитана когги. - Ха, - сказал Лютик, храня достойную трубадура серьезность. - Поздравляю и желаю счастья молодым. Чем могу служить? Или речь идет о праве первой ночи? От этого я никогда не отказываюсь. - Э? Не... того... Тут, значить, такое дело, праздник и выпивка по случаю обручения будут нонче вечером. Жена моя, как, значить, узнала, что вы, мэтр, в Бремервоорд заглянули, дырку мне в брюхе провертела... Ну баба есть баба. Слышь, говорит, Краснобай, покажем всем, что мы не хамы, значить, какие, мы за культуру и искусство головы, значить, положим. Что у нас ежели уж застолье, то, стало быть, это, как его, ну духовное, а не то что только надраться и облеваться. Я ей, бабе глупой, толкую: мы, дескать, уже наняли одного барда, тебе мало? А она, что один - это, значить, недостаточно, что, дескать, мэтр Лютик - другое дело. Какая слава и, опять же, соседям шпилька в задницу. Мэтр? Окажи нам, значить, такую честь... Двадцать пять талеров, значить, наличными, как символ, само собой... Только лишь бы искусству потрафить... - Уж не ослышался ли я? - протянул Лютик. - Я - второй бард? Довесок к какому-то другому музыканту? Да еще этот, как его, символ? Мне? Нет, так низко я еще не пал, милсдарь Краснобай Дроухард, чтобы кому-то подпевать! Дроухард стал пунцовым. - Прощения просим, мэтр, - пробормотал он еле слышно. - Не так я, значить, мыслил... Энто все жена... Прощения просим... Окажите честь... - Лютик, - тихо шепнул Геральт. - Не задирай носа. Нам необходимы эти несколько монет. - Не учи меня жить! - разорался поэт. - Я задираю нос? Глядите-ка на него! А что сказать о тебе, то и дело отвергающем выгодные предложения? Хирриков ты не убиваешь, потому что они вымирают, двусилов - потому как они безвредны, ночниц - потому что миленькие, дракона, вишь ты, кодекс запрещает. Я, представь себе, тоже себя уважаю! У меня тоже есть свой кодекс! - Лютик, прошу тебя, сделай это для меня. Немного жертвенности, парень, ничего больше. Обещаю, и я не стану заноситься при следующем задании, если попадется. Ну, Лютик... Трубадур, глядя в землю, почесал подбородок, покрытый светлым мягким пушком. Дроухард, раскрыв рот, придвинулся ближе. - Мэтр... Окажите честь. Жена меня, значить, не простит, ежели я вас не уломаю. Ну... Ну пусть будет тридцать. Как символ. - Тридцать пять, - тв