ет, чтобы где-то что-то изменить, особенно в наше неспокойное время. Джордж и не подозревал, что пересечение улицы может вызвать такую пропасть проблем. Он смело заглянул в эту пропасть, и его тут же стошнило. Женщина дернула его за рукав; тот развернулся как пожарный шланг, и случилось непоправимое. В связи с внезапным ростом облачного покрова потемневшие небеса излились дождем, и Джордж испытал то, о чем он до сих пор слышал лишь от своих товарищей. Он обмочился с ног до головы. Хотя давайте не будем преувеличивать и остановимся только на ногах. С одной стороны, в этом ничего такого и не было. Но с другой стороны уже начинало появляться пятно. Теперь вы знаете, каково было Джорджу стоять посреди улицы на буксире у женщины, которая буквально взрывалась от нетерпения шепнуть ему свое имя и намекнуть на то, что ей хотелось, когда вокруг ревели и неслись тридцать тысяч ханаанцев, многим из которых, не считая, конечно, блондинов, нравился Виктор Сладенький с кудрявой бородой, и когда над ним слетались, то есть сплетались факторы, векторы и корректоры, мелькавшие с такой быстротой, что у него даже не оставалось времени пронумеровать их по порядку, более менее придерживаясь соответствующих форм информационного сравнения. Короче, он попал в цейтнот. Джордж отчаянно взмахнул руками, вытащил ногу из цейтнота, но вытереть ее было нечем. Огромной силой воли Джордж протолкался через улицу, зная, что как только она кончится, он получит свою синюю птицу, своего верного друга, свою любимую звезду -- одним словом, то, что он сможет съесть. Однако женщина тоже оказалась себе на уме. Она пообещала ему еду, а сама, как теперь стало ясно, и не думала кормить голодного Джорджа. К тому времени он уже понял, что пищи в ее повестке дня не значилось. Женщина подвела его к маленькой деревянной двери, которая располагалась в дальнем углу высокой каменной стены. Джордж переступил через порог и полез было в карман за удачной шуткой, но, осмотревшись и увидев, куда он попал, парень решил придержать свои остроты. Еще бы! Он опять промахнулся мимо кармана. Прямо впереди на небольшой возвышенности раскинулся старый монастырь. На ближайших полях трудились монахи. Их капюшоны были отброшены назад, а сутаны подтянуты вверх, что не только демонстрировало великолепную игру их сильных мышц, но и позволяло им передвигаться в этой невообразимой грязи. Чуть дальше виднелись фруктовые деревья, рассаженные в приятном беспорядке. В очаровательной смеси хаоса и красоты чувствовалась либо рука мастера, либо нога его ученика. Внезапно Джордж заметил подошедшего к ним человека, чья респектабельная тучность, большие выбритые щеки и двойной подбородок выдавали в нем брата-управляющего, а возможно даже и дядю-преподобие. -- Приветствую вас и кланяюсь вам, дорогие гости, -- сказал аббат, выполняя все, о чем он говорил. -- Смиренно преподаю к ногам вашей милости, -- ответил Джордж, понимая, что вежливость и грубая лесть никогда не выходят из моды. -- Ладно, заваливайте и пойдемте жрать, -- произнес аббат. Джордж удивленно поднял брови -- все до одной, сколько у него их было. -- Довольно крепко сказано, отче. -- Прямая речь без всяких притязаний -- это торговая марка нашего дзен, -- ответил аббат. -- Так это дзен-буддистский монастырь? -- Я этого не говорил, -- сказал аббат. -- Но все равно заходите. Уже внутри Джордж встретил Вольтера и Чингиз Хана, еще одного Вольтера и Ларрап Садри. Все они носили сутаны монахов. Между прочим, монахов здесь было много, и некоторых он знал. Джордж уже где-то видел этих людей, хотя и не помнил точных имен. Монахи чинно прогуливались по аллеям. Джордж и аббат присоединились к их длинной колонне. Женщина, которая привела его сюда, потерялась при чистке кадров. Такое часто случается внутри нелояльных партий, и просто уму непостижимо, как быстро может пачкаться всякая мелочь. Они прошли мимо цветочных клумб, каждая из которых наводила на мудрые и немного наивные мысли. Аббат задумчиво улыбался. А вокруг догорал один из тех кротких дней, которые напоминают нам, что нет ничего невозможного. В момент прозрения Джордж увидел впереди высокую арку каменного портала. И пошел он к нему стопами босыми и стал тем, кто вел, а остальные, и аббат иже с ними, стали теми, кто следовал ему. -- Если увидите бардак, не обращайте внимания, -- сказал аббат. -- Тут у нас трапезная. Пора перекусить и принять таблетки. И вновь эта фраза напомнила Джорджу о других временах и былых событиях. Преодолев тревогу, он вошел в огромный зал. Помещение было заполнено монахами, некоторые из которых, в ответ на ожившее в них глубинное желание, нацепили оленьи рога. А ведь именно об этом и писалось в священных книгах. Более того, многие из них носили маски. Они маскировались под капуцинов из поселкового аббатства и представляли собой ту особую породу людей, которая нам кажется несколько неприличной. Среди них не меньше дюжины носили накладные ресницы и подкрашивали глаза. -- Будьте любезны занять это место, -- сказал аббат. -- Прямо вот это? -- спросил Джордж. -- Да. Думаю, эта луза вам подойдет. -- Тогда я в нее и западаю, -- ответил Джордж. Ответствовав так, сел он на краешек стула и сим замкнул собой длинную цепь монахов, собравшихся здесь. В зале витал аромат овощей. Пар из кухни возносился к высоким стропилам трапезной, на которых висели помятые синие береты, навек отыгравшие в своих отважных и отчаянных битвах. А собрались они тут не зря. Сегодня, как и в каждый из постных дней, здесь подавали постное мясо. В непостные дни они ели сало, жир и грудинку, но в постные -- только окорока и ребрышки, хотя и довольно много. Так было от начала времени и быть сему до самого конца света. Заметив гостя -- а это произошло между супом и орехами -- капуцины затянули хором песню, которой они приветствовали всех посетителей. "Когда морда кирпичом, тут молитвы ни при чем", тянули они в ликсианской манере, чье многоголосье ласкало слух и несло в себе нотки тонкой иронии. Его угостили коричневым соусом с посеревшими кусочками бекона. Они посерели из-за лошадиной гнили -- паучьего лишайника, который в этом царстве встречался где-угодно. Хотя, конечно, монастырь не мог считаться частью царства, ибо здесь служили другому Царю, но бекон, вернее, лишайник глумился даже над такой святыню. После соуса принесли бисквиты. По размерам и форме они выглядели как трехфунтовые ядра. Монахи в шутку называли их пушечным хлебом, и дюжие слуги, шатаясь от двойных порций, вносили печенье на особых носилках. Группа прислуживающих девственниц разливала напитки -- по бокалам, по полу и стенам. Им помогало несколько ручных обезьян -- больших надувных игрушек, которые они прятали в своих кельях рядом с вибромассажерами и другими ручными приспособлениями. А почему бы и нет, раз никто не жаловался? После соуса и бисквитов над головой послышался шелест крыльев. Джордж взглянул вверх и у самых стропил увидел странное зрелище. Там, наверху, где атмосфера казалась более возвышенной и чистой, чем спертый воздух, наполнявший нижнюю часть, парило два крылатых существа. За ними, откуда-то выше и левее, доносился чарующий щебет, напоминавший ссору в стае маленьких приматов. Аббат улыбнулся и спросил, обращаясь к Джорджу: -- Как вам понравилось наше скромное бытие? Его толстые пальцы ловко проковыривали дыры в пушечных ядрах печенья. -- Все очень мило, -- ответил Джордж. -- Признаться и не помню, сколько я не был уже где-нибудь еще в какое-то другое время. -- Это хорошо, что вы не помните, -- сказал аббат. -- Тем не менее, мне бы хотелось пояснить вам некоторые вещи. В том числе, и возможный вопрос о двух крылатых существах. Видите ли, одним из правил нашего братства является отрицание всего того, что нам не нравится. Джордж молча кивнул. Он тоже жил по такому правилу. Рука Джорджа потянулась за соусом, и он даже глазом не моргнул, когда на подлете, у самого рта, ложка дрогнула, легла на правое крыло, и часть груза, сорвавшись с такелажных ремней, опустилась прямо на его галстук. А он предчувствовал, что впереди его ждет настоящая игра, и по такому случаю надел свой лучший костюм. Внезапно трапеза прервалась. Дверь со скрипом отворилась, и в зал вошло несколько марьяжей, бренчавших на своих гитарах и сверкавших белозубыми улыбками из-под широких сомбреро. Джорджа удивило, что на пять марьяжей приходилась только одна дама. Она была среднего роста, но тонкие высокие каблучки делали ее более выдающейся особой. Губная помада карминного цвета тонко оттеняла ее черную масть. Дама топнула ногой и заплясала под мелодию марьяжей -- совсем немелодичную мелодию, которую подхватили два трубача, пришедших позже. Однако в женщине чувствовался какой-то изъян -- что-то странное, зловещее и необычное. Ах, да, у нее не хватало левой кисти. Ампутированная конечность была завернута в дорогую вельветовую ткань, сверху донизу расшитую золотыми нитками. Эта деталь не понравилась монахам. Они зашумели, и аббат сердито вскочил на ноги. -- Чем вызвано ваше вторжение? -- закричал он. -- Почему бы вам не пойти куда-нибудь еще с этими своими, так сказать, мелодиями? -- Мы пришли туда, куда позвало нас сердце, -- ответила женщина. -- И где же нам еще быть, как не в лучах прожекторов на этой сцене? Только здесь нет боли и слез! Только здесь свободная душа обретает надежду! Монахи снова тревожно зашептались. Они уже слышали подобные доктрины, и эта ересь исходила из мира, который двигался, пульсировал и прорастал за стенами, окружавшими их фруктовые сады. -- Боюсь, мы не можем принять вас прямо сейчас, -- сказал аббат. -- Поэтому выбирайте: или отсюда уходим мы, или уходит эта калека! -- Ты еще не видел, на что я гожусь, -- с усмешкой ответила женщина. Она сделала властный жест, и двое марьяжей, положив на пол гитары, подбежали к ней с большой плетеной корзиной. Они открыли крышку и отступили назад. Все замерли в молчании. Да, иногда такие моменты случаются. Женщина склонилась над корзинкой и, ловко согнув культю, вытащила оттуда ребенка. Она подняла его вверх под гром аплодисментов, а затем вернула малыша обратно в корзину. Все были потрясены до глубины души. Оркестр грянул туш. Джордж почувствовал легкий укол тревоги. Они делали все это нарочно -- с какой-то им одной известной целью. Каждый из них знал что-то такое, чего не знал он. Но Джордж решил не поддаваться. Он вспомнил разговор с инструктором базы, где их готовили для подобных экстремальных случаев. "Присматривайся ко всему непрошенному, парень. " Жаль, что он не расспросил тогда о таких конструкциях. Сказать по правде, он их никогда не понимал. Что-то должно было произойти -- возможно, то самое, чего так боялся Джордж. Кто эта женщина? Она буквально ампутировала его своей ампутированной рукой. Он решил, что с него достаточно. И прежде всего, с него достаточно этого соуса. Он встал и пошел к двери. Оркестр грянул зажигательную польку. Стены монастыря тут же охватило пламенем, и аббат, заметив опасность, схватился за свое кадрило. Но он опоздал. На потолке зазмеились трещины, два крылатых создания упорхнуло прочь, ребенок заплакал, а полька, выбросив спички, трусливо сбежала с места преступления. Джордж захотел уйти, не прощаясь. Да и зачем ему было с кем-то прощаться? Внезапно пламя погасло. Когда дым рассеялся, аббат и монастырь исчезли. Рядом с Джорджем стояли женщина, марьяжный оркестр и ребенок. Хотя нет, ребенок лежал в корзине, а вместо монастырских стен вокруг них чернели зазубренные горы. Небольшую равнину покрывала желтая зачахшая трава, на которой то тут то там белели бычьи черепа. Свист ветра казался горькой и жалобной песней. А потом земля содрогнулась, потому что на холмы упала ночь. Позже, когда Джордж немного отдохнул, к нему в палату пришел аббат. Толстый и елейный, но с тонким намеком на озабоченность, он осторожно втиснул живот в дверной проем, а затем вошел сам, поддерживая ниспадавшие кружева своих круглых боков. -- Я заполнил их огнеупорным материалом, -- объяснил он. -- А как ваши дела? Во время обеда вы показались мне немного вялым. -- Теперь уже все хорошо, -- успокоил его Джордж. -- Где мы сейчас находимся? -- Чуть в стороне от того места, где были раньше, -- ответил аббат. -- А что случилось с той женщиной, которая привела меня к вам? И с теми марьяжными игроками? -- У них оказалось несколько срочных дел, которые им потребовалось исполнить. А может быть они просто не захотели приветствовать героя. -- Что? О ком вы говорите? -- О вас! -- ответил аббат. -- Вставайте! Нам пора уходить! Вы должны стать известным человеком! О вас должны узнать люди! -- Видите ли, я очень подозрительный, -- начал возражать Джордж. -- Людям это, конечно, понравится, но вот как быть со мной? Я не хочу становиться героем. -- Вы будете героем по неволе! -- воскликнул аббат. -- Но я и этого не хочу. -- Неужели вы так и будете болтаться без дела? -- настаивал аббат. -- Вам, между прочим, давно пора определиться! -- А можно я стану Сторонним Наблюдателем? -- спросил Джордж. -- Боюсь, что эта роль больше никому недоступна. Мир делается скучным, и чтобы оживить его, требуется участие каждого человека. -- А какой герой вам нужен? -- спросил Джордж. -- К сожалению, мы этого пока не знаем, -- ответил аббат. -- Но нам может пригодиться ваше мастерство в обращении с оружием. -- Мое мастерство? Вы, наверное, меня с кем-то спутали. -- Соглашайтесь, -- тихо шепнул аббат. -- Мы обещаем вам минимальное наказание. -- Я вас не понимаю. -- Извините. Эта старая песенка, которую мы обычно пели в семинарии. Не обращайте внимания. Беседа сама собой подошла к концу, оставив на душе осадок неудовлетворенности. Аббат сказал, что ему пора возвращаться на поля. Страда поджимала -- наступало время вязать узлы на пшенице, и он не мог доверить такое важное дело кому-нибудь другому. Джордж немного вздремнул, а затем отправился на прогулку. Как он и ожидал, марьяжный табор никуда не делся. Фактически, они прятались за небольшой разрушенной стеной. И женщина с культей тоже была вместе с ними. -- Вот мы и снова встретились, -- сказала она. -- Меня зовут Эсмеральда. Я должна многое рассказать тебе, прежде чем найдется что-нибудь другое, а потом мы начнем с конца, который станет началом чего-то нового. -- Должен признаться, -- признался Джордж, -- что мне нравится прогуливаться в этих местах и делиться с вами неуловимыми окольностями. Как жаль, что меня отзывают отсюда. Я должен получить новое назначение. А теперь, милая дама, позвольте откланяться. Он начал кланяться, но тут один из марьяжей сунул руку в гитару, вытащил оттуда три шара и принялся ими жонглировать. Вращение шаров захватило внимание Джорджа. Они были зеркальными, и поэтому, глядя в них, он видел себя то влетавшим в воздух, то падавшим вниз. А потом они показали ему и другие вещи. Высокие накренившиеся башни. Городские улицы без единого человека. Далекие огни маяков и дорожные знаки на незнакомых языках. Меню, написанное рунами. Трудно сказать, как далеко это могло бы зайти, если бы вновь не появился аббат. Схватив Джорджа за руку, он выдернул его из транса. -- Эти люди опасны, -- сказал аббат авторитетным тоном. -- Тогда почему с ними ничего не делают? -- Потому что они находятся под защитой Серого Ордена. -- Какого еще Серого Ордена? -- Вот о нем мы сейчас и поговорим, -- сказал аббат. -- Мне кажется, вам многое о нем известно. -- Нет, -- возразил Джордж. -- Я о нем вообще впервые слышу. -- То есть вы хотите сказать, что ничего не знаете о Сером Ордене? -- Конечно, ничего. Это вы о нем заговорили. -- Да, но только для того, чтобы увлечь ваше воображение и заставить вас рассказать нам что-нибудь интересное. Странно, как быстро темнело вокруг. Живот аббата едва мерцал во мгле, а сам он оставался почти невидимым. Джордж почувствовал зов далеких стран. Он понял, что ему пора уходить. Однако Джордж знал, к каким фатальным последствиям могла привести поспешность. Он замер на месте, стараясь не закрывать глаза, так как эту людскую слабость часто использовали для обмана. Переведя дух, он тихо отступил в сторону, и в тот же миг на его ладонь легла чья-то рука. Когтистая лапа критика -- именно то, чего он так и боялся. -- Что вам от меня надо? -- спросил Джордж. -- Не разыгрывай из себя невинного. -- Нет, вы только посмотрите, куда нас заводят все эти глупые вопросы! Скажите, а я не могу ненадолго выйти? -- Сначала посмотри сюда, -- рявкнул голос, и по его властному тону Джордж понял, что он нежданно-негаданно встретился с одним из членов Серого Ордена. Тем вечером Джордж как следует вымылся, побрился и спустился к ужину. За столом собралась пристойная публика -- незнакомые друзья и забытые знакомые. Беседа велась приглушенными голосами, и никто не упоминал о том, где так долго носило Джорджа. В конце концов, он захотел узнать о себе, но карты этого не показали. Во всяком случае, там о нем пока ничего не говорилось. Вернее -- еще не говорилось. Когда Лаура подала десерт, Джорджа охватило почти неудержимое желание совершить неторопливую и долгую прогулку вокруг квартала. Иногда именно этого и не хватает мужчине -- вот так собраться, оставить ненадолго семью, в которой просто души не чаешь, и немного побродить по собственным извилистым дорожкам. После ужина он помог Лауре убрать стол и даже вызвался вымыть посуду. -- Может быть тебе лучше прогуляться? -- спросила она. Джордж этого не ожидал. Как мило с ее стороны, подумал он. Хотя она вела себя несколько непоследовательно. Но, возможно, Лаура тоже устала притворяться. Ведь они не были по-настоящему близки друг другу. И может быть поэтому дети так спешили выйти из-за стола и взяться за работу по дому. Решив немного расслабиться, Джордж сел в свое большое кресло, которое он почему-то счел своим, и начал читать газету двухдневной давности. Газета показалась ему суховатой и бессмысленной. Он понятия не имел, что такое грифизная продажа. А кто такой этот Гельмдилио, который вдруг пообещал выставить вон Ренстека? -- Лучше я действительно немного пройдусь, -- сказал он Лауре. -- Ты просто обязан сделать это, -- ответила она. Хорошо, что все так уладилось, подумал Джордж. Никаких забот и тревог; просто приятная прогулка вокруг квартала. Он встал, обошел пару раз комнату, потом вернулся и, наконец, направился к передней двери. Однако на ней была одна из тех овальных дверных ручек, которые ему не нравились. Проворчав проклятие, Джордж повернул обратно и побрел к задней двери. Кивнув жене, он вышел во двор, перешел на усыпанную гравием дорожку, обогнул дом и, в конце концов, выбрался на улицу. Улица оказалась длинной и прямой. Два ее конца, начинавшиеся от середины, почти ничем не отличались друг от друга и не оставляли никакой зацепки для правильного выбора. Джорджу вспомнились слова, произнесенные кем-то по такому поводу. "Ничего не оставляй на волю случая, даже если не знаешь, что случится потом. Каждый раз принимай свое решение, стараясь сделать лучший выбор. " Все это звучало как какая-то чепуха -- то есть слишком умно и непонятно. Решив пойти, куда глаза глядят, Джордж повернул налево, навстречу новым приключениям. Эта красивая кухня выглядела очень чистой и ухоженной. Здесь имелось множество устройств, позволявших экономить силы и время. Сделанные из безупречной стали и стекла, в ореоле каких-то странных креплений и изгибов, механизмы казались воплощением тайны, которая окутывала все, что могло бы раскрыть их назначение. Джордж знал, что если он выйдет на какое-то время из комнаты, эти приспособления изменят свою форму, и, возможно, тогда ему удастся с ними разобраться. Но сначала он должен был отдохнуть, побродить немного вокруг -- подождать, когда к нему вернется память о прошлом. -- Ты же понимаешь, что дети могут прийти домой в любое время, -- сказала женщина. -- Я думаю, нам лучше им все рассказать. -- Ты так считаешь? Хорошо, давай попробуем, -- ответил Джордж. Женщина улыбалась, но в ее взгляде читалось ожидание. -- А что ты предлагаешь им сказать? -- спросил Джордж. Она восприняла вопрос довольно серьезно. -- Давай скажем им, что ты приехал в отпуск. -- Да, я согласен, -- ответил Джордж. -- Кроме того, это может действительно оказаться правдой. -- Да, думаю, что может, -- подтвердил Джордж. -- Впрочем, какая разница! Мы все равно им об этом скажем. Что же касается остальных вопросов, то постараемся разобраться с ними, когда они появятся. -- Да, полагаю, это самое лучшее решение. Она встала со своего кресла и подошла к нему. Приложив ладони к его щекам, женщина склонилась вперед и поцеловала Джорджа. От ее поцелуя веяло холодом и безразличием. Но зачем она тогда это делала? Джордж начинал теряться в догадках. Неужели женщина была его женой? Или она приходилась женой кому-то другому? Ему хотелось спросить ее об их отношениях, но интуиция подсказывала, что такой вопрос будет не очень тактичным. В каких бы отношениях они ни состояли, Джордж о них ничего не помнил, а значит близости между ними могло и вовсе не существовать. -- Мне надо сказать тебе одну вещь, -- прошептала она. В тот же миг передняя дверь с грохотом открылась, и дом наполнился голосами детей -- мальчика и девочки. Они о чем-то весело болтали, но говорили так быстро, что Джордж не понимал ни слова. Дети вбежали на кухню -- долговязый мальчик лет двенадцати и симпатичная девочка годиков семи-восьми. Увидев нежданного гостя, они замолчали и замерли на месте. Джордж замер в ответ, затем откашлялся и хрипло сказал: -- Привет, ребята. -- Ты пропустил мой день рождения, -- сердито ответила девочка. Мальчик что-то шепнул ей на ухо, и малышка захихикала. -- Он говорит, что ты мой папочка, -- сказала она. -- Разве это правда? Джордж не знал, что ему ответить на такой вопрос. В принципе, он допускал, что эти дети могли оказаться его детьми. Во всяком случае, Джорджа тут считали отцом этой девочки. И, вероятно, мальчика тоже. Хотя относительно последнего -- как и всего прочего -- у Джорджа имелись большие сомнения. Он не испытывал к детям никаких особых чувств, которые обычно показывали в фильмах. Более того, он даже не помнил, где ему показывали эти фильмы. -- Ступайте в ванную и помойтесь к ужину, -- сказала женщина детям, после чего, повернувшись к Джорджу, тихо добавила: -- Я, между прочим, Лаура. -- Привет, Лаура. Меня зовут Джордж. -- Это я уже знаю. Они улыбнулись друг другу, и Джордж подумал, что все будет хорошо. Он уже начинал догадываться о том, что здесь происходило. Очевидно, он и несколько других смельчаков вернулись недавно с тяжелого задания. Они сделали все, что от них требовалось, несмотря на огромные потери и невообразимую опасность. Вот почему люди считали нормальным, что Джордж ничего не помнил. Последствия шока и амнезии. Каким-то образом ему удалось найти свой дом. Хотя это оказалось не таким уж и трудным делом. Сказать по правде, он о нем даже не вспоминал. Но ведь так оно в жизни и бывает--проходишь мимо, глазея по сторонам, и вдруг понимаешь, что это твое. Испытав неописуемое чувство облегчения, Джордж с восторгом осмотрелся вокруг. Боже, как славно все устроилось! Он беззаботно открыл деревянную калитку и поднялся по трем ступенькам к передней двери. Его правая рука потянулась к дверной ручке, но на полпути повисла в воздухе. Рукоятка выглядела не так, как он ее себе представлял. Она не была круглой, как большинство дверных ручек, и не имела курка, который он мог бы нажать указательным пальцем. Дверная ручка имела странную грушевидную форму с небольшой выпуклостью в средней части. В сгущавшихся сумерках ее матовая поверхность сверкала, словно подсвеченная изнутри. Более того, рукоятка явно не соответствовала его руке. Стоило Джорджу положить на нее ладонь, как он уже не знал, что ему делать дальше. Ей полагалось иметь какую-нибудь кнопку, спусковой крючок или наборную панель, если в доме использовался кодовый замок. Во всяком случае, ручка должна была иметь хоть что-то. Иначе как бы она могла функционировать? Немного подумав, Джордж понял, что тянуть ее на себя бессмысленно. Он нажал на нее пару раз, но ничего не случилось. Дверь не поддавалась. Не найдя даже скважины для ключа, Джордж раздраженно пнул дверь ногой, и у него появилось ощущение, что он упустил какую-то важную деталь. Он спустился с крыльца и еще раз осмотрелся. В переднем дворике росло небольшое деревце, чьи крепкие ветви тянулись в стороны под прямыми углами. С веток свисали бледно-желтые плоды, покрытые пурпурными полосками. Рядом с деревом проходила аллея. Она огибала здание, и сразу же за ней начинался высокий забор соседнего участка. Неужели это его дом? Джордж больше не хотел никаких ошибок. Он знал, к чему обычно приводила такая внутренняя неопределенность. Он прекрасно помнил ее внезапные внешние проявления... Джордж медленно прошел по аллее на задний двор. Забор рядом с соседским домом казался очень знакомым или, по крайней мере, напоминал что-то родное и близкое. Хотя здесь явно чего-то не хватало -- возможно, колючей проволоки. Аллея заканчивалась пятью ступеньками, которые вели к задней двери. Сквозь толстое стекло он заметил женщину, которая деловито передвигалась по кухне. Она что-то напевала, но стекло не позволяло разобрать мотива. Однако у Джорджа сложилось впечатление, что мотив был довольно веселым. Решив постучать, он поднялся по ступеням, и в этот момент женщина обернулась. Джордж отшатнулся, увидев ее изменившееся лицо. Такой холодный и насмешливый взгляд мог означать что-угодно. Однако уже через миг Джордж заметил в ее глазах искорку узнавания, и у него немного отлегло на сердце. Тем менее, он честно признался себе в том, что абсолютно ее не помнит. -- Джордж! Почему же ты не сообщил нам, что вернулся! Она открыла дверь, и он как следует рассмотрел эту маленькую женщину с пушистыми белокурыми волосами. Несмотря на былую красоту ее лицо уже подернулось пеленой отцветшей молодости, и тут не могла помочь даже косметика. Схватив Джорджа за руку, она затащила его в прихожую. -- Что же ты стоишь? Это твой дом! Входи, Джордж. Входи! Джордж прошел в гостиную. Он ненавязчиво и осторожно следил за каждым движением хозяйки, пытаясь собрать из крошева впечатлений какую-нибудь понятную и законченную картину. Он был абсолютно уверен, что пришел по месту назначения. Именно тут ему и полагалось быть. Он вернулся домой. В этом Джордж не сомневался ни секунды. Но его сердце замирало от страха и смутного предчувствия неотвратимой беды. Он понял, что ему предстоял разговор с эмиссаром Серого Ордена. А значит еще одно задание подходило к концу. Наладив канал связи, он выполнил свою миссию, и теперь ему следовало подумать о возвращении в Главупр. Впереди его ожидали новые опасности, дальняя дорога и казенный дом. Приятно было вернуться в Главное управление, где посреди большого цветника и кустов роз стоял обелиск, служивший напоминанием о мучениках Девятой звездной экспедиции. В его основании под лепестками цветов угадывалась вязь иероглифов. Отдав салют погибшим героям, Джордж зашагал по усыпанной гравием дорожке, которая петляла между домов. Денек начинался, каких не бывает, но даже при всей своей нереальности, он выглядел довольно неплохо. Охранник, которого Джордж встретил в центральном бассейне, направил его в первый приемный покой. Там Джорджа проводили в кабинет, и молодая женщина в униформе Звездного Братства попросила его сесть в кресло, стоявшее рядом со столом. -- Вы только что вернулись, верно? -- Да, только что, -- ответил Джордж. -- Вы находились в секторе ФПК, верно? -- Так точно. Мне было поручено проникнуть в Сомнительный квартал. -- И вам это удалось? -- В какой-то мере, да. Я выяснил, что состояние замешательства действительно существует. Наши догадки оказались верными. -- Это все, что вы обнаружили? -- Нет, не совсем. Мне удалось внедриться... -- Прошу вас, больше ни слова, -- прервала его женщина, властно взмахнув рукой. -- Остальное меня не касается. Поберегите свою информацию для Подробного Дебрифинга. Джордж кивнул, хотя он никогда не слышал ни о чем подобном. Но тревожиться по таким пустякам не стоило. Он снова вернулся в Главное управление -- к знакомому цветнику и обелиску среди роз. Разве можно выразить словами, как приятно вернуться домой? Джордж таких слов не находил, и вообще, попав сюда, он еще раз убедился в истине, что по-настоящему хорошо только там, где нас нет. Все это время он отчаянно пытался вспомнить какие-нибудь подробности о Главном управлении, но в голову, как назло, ничего не приходило. Возможно, они вернули его назад слишком быстро; да-да, теперь он вспомнил, что подобные провалы памяти считались обычными среди тех, кто выполнял задания в секторе ФПК. Или он это просто выдумал? Трудно говорить о чем-то наверняка, когда приходиться убеждать самого себя. -- На этом мы пока закончим нашу встречу, -- сказала женщина в униформе. -- Вы можете идти. Отдохните немного, восстановите силы. Ваши апартаменты уже готовы, и мы постарались сохранить там все в неизменном виде. О выполнении задания вы отчитаетесь на дебрифинге, который намечено провести в самое ближайшее время. -- Могу ли я узнать точную дату его проведения? -- спросил Джордж. -- Мне о ней, к сожалению, ничего не известно. В данный момент мы перегружены работой. Слишком много важного случилось за последние дни. -- А что именно? -- С этим вопросом вам лучше обратиться в библиотеку. Советую прочитать отчет Службы Информации -- там все написано. А теперь я должна проститься с вами. Благодарю за сотрудничество. Джордж понял, что пора уходить. Он встал и вышел из Главного управления. Несколько раз мимо него проходили люди, но ему почему-то не хотелось спрашивать у них дорогу в библиотеку. Джордж снова поковырялся в памяти, но, очевидно, все, что касалось Службы Информации, исчезло в одном из провалов. Более того, он не мог вспомнить, где находились его апартаменты. А ведь они где-то были, и сотрудница в униформе сказала, что там ничего не изменилось. Хорошо, что хоть погода не подвела. День выдался прекрасный -- не слишком жаркий и не слишком холодный. Мягкий теплый денек, с ярким солнцем за грудой облаков и нежным ветерком, который с воем проносился сквозь арки Главного управления, валя деревья и в без того прилегающем парке. Джордж шагал мимо больших стволов с широкими кронами и быстро размножавшейся листвой. Интересно, что вначале у него сложилось впечатление, будто листья были зелеными -- как всегда. Но потом он понял, что листва лишь казалась зеленой, а на самом деле она самодовольно и крикливо сияла оттенками голубого, оранжевого и сиреневого цветов. Наверное, они сделали какие-то особые посадки, подумал Джордж. Однако он недоумевал, зачем им потребовалось сажать такие лицемерные и крикливые деревья. Джордж знал, как важны для воспоминаний какие-нибудь зацепки или, говоря по-научному, якоря восприятия. К сожалению, он не знал как следует берегов этой реки и не помнил тех мест, где рыбаки оставляли якоря и лодки. Хотя о таких местах здесь ходило много сплетен и легенд, и он смутно вспоминал об этом, разгребая листву перед глазами и торопливо обшаривая берег в поисках зацепок. Каждый раз, когда он пытался подойти к воде, рядом что-нибудь происходило. Это начинало раздражать, поскольку Джордж действительно хотел войти в воду. И тогда, впервые за долгое время, его кольнула шальная мысль. Он постарался забыть о ней, но она не уходила. Джорджу начало казаться, что им управляет какая-то сила, и именно она осматривала берег, используя его как обычную ищейку. Конечно, он понимал, что подобное невозможно. Это абсолютно не соответствовало логике и доктрине разума. Как и те цветы у реки, явно вышитые на вельвете золотыми нитками. Причем, заметьте, на измятом вельвете, который я специально для вас помял. А впереди простирался берег. И Джордж пошел туда, не сворачивая ни влево, ни вправо. Прямо вперед! И действительно прямо! Он скользнул в воду, стараясь не поднимать ряби, но одна из них все же встала. Тем не менее, приходилось учитывать даже эту маленькую сонную рябь, поскольку именно с таких незначительных и изогнутых сегментов возникали огромные волны, сметавшие с лика земли зеленые леса, большие серые города и задремавшие вулканы. Конечно, для Джорджа такая рябь была простым журчанием, и она не производила на него никакого эффекта. Но на других журчание Джорджа действовало всегда и, что примечательно, всюду. Однако теперь он мог об этом не думать. Джордж находился в воде. А вы, наверное, знаете, как это здорово плыть на спине и щуриться от отблесков солнечного света. И то был действительно прекрасный момент. Жаль только, что Джорджа в это время мучили колики в животе. Впрочем, такое бывало и не с ним одним. Поэтому он плыл на спине и ждал, когда эта неприятность пройдет сама по себе -- или, точнее сказать, выйдет. Водоем, в котором плавал Джордж, был продолжением узкого и глубокого канала. Между прочим, вода там текла несколько быстрее. Вы когда-нибудь видели, чтобы вода текла насколько быстрее? Но именно так Джордж описывал то, что могло быть выражено другими словами. Он просто не мог ничего с собой поделать. Это рвалось из него наружу. Более того, Джордж лишь следовал той изящной линии, которую описывал сам канал. И все бы кончилось хорошо, если бы кто-то не дышал ему в затылок. -- Кто здесь? Джордж выгнул шею, пытаясь рассмотреть существо, задавшее этот вопрос. В воде рядом с ним плыла небольшая черепаха -- коробчатая черепаха обычного черепашьего вида, самая непримечательная из всех черепах, хотя наверняка нашлись бы люди, которые назвали бы ее панцирной сухопутной черепахой. Джордж выбросил все это из ума, но мысли прилипли к его пальцам, как осенняя паутина -- не совсем бессмысленное легкомысленное осмысление смысла. -- Попридержи коней, приятель, -- сказала черепаха. -- Ты даже представить себе не можешь, на что похожи твои поганые мысли. -- Откуда вам знать, о чем я думаю? -- возмутился Джордж. -- И с каких это пор черепахам позволено говорить по-человечески? Здесь вам не легенда о животных и даже не аллегория! -- Забавный ты паренек, Джордж, -- сказала черепаха. -- Если бы не склонность к монологам, тебе бы не было цены. Неужели ты еще не разглядел наколки на моей спине? x x x Черепаха развернулась, показывая ему спину. Джордж увидел равносторонний треугольник, составленный из трех тонких линий. Возможно, для черепахи это что-то и означало, но Джордж не собирался принимать на веру мнение какого-то подозрительного земноводного. -- Не валяй дурака, -- сказал черепахан. -- Тебе от меня так просто не отделаться. Я нарочно показал наколку, чтобы привязать тебя к себе. Потому что теперь, когда ты узнал мою примету, я не позволю тебе уйти. Я не позволю тебе описывать меня! -- А куда вы направляетесь? -- спросил Джордж. Он заметил, что крутые берега как-то уж очень быстро исчезли из виду, и вода, которая минуту назад стремительно мчала его вперед, закружилась теперь в агонии неопределенности. -- Иногда я двигаюсь вперед, -- ответил черепахан, -- а иногда в сторону. Поплыв рядом с ним, Джордж убедился в том, что черепахан сказал правду. Узкие протоки пересекали и перекрывали друг друга сложным запутанным узором -- причем, не просто по разу или по два, но по двенадцать, а то и по четырнадцать раз. Вот почему это длилось так долго. Однако солнечный свет успокаивал. Джордж пока не был готов к переменам или, по крайней мере, к тем переменам, которые набрасываются на вас, когда погода становится решающим фактором. Между тем, проблема вышла в фокус. Фокус у нее не удался -- Джордж это понял сразу. Каналы оказались не такими уж и прочными. Более того, тщательный осмотр принес неутешительную оценку, которая, кроме всего прочего, могла стать еще и иллюзорной. От него требовалось только одно -- следовать за ходом событий. А кому из нас не хотелось порою того же? Особенно, когда рядом бубнил голос зеленой черепахи безумия, и мы предпринимали обходной маневр, отмечавший лобовую атаку проблемы. Это ужасное путешествие начинало затягиваться; ресурсы подходили к концу; рядом плавал наглый черепахан, и Джордж все чаще задумывался о жестокой судьбе, которая увела его от водоема в большом городском сквере, где он работал с сотней других людей под жарким солнцем Вавилона. Ситуация казалась безвыходной. И даже внезапно возникший мешочек с диалогом почти ничем не помог. Наоборот, в его появлении было что-то ужасное и зловещее, поскольку он приплыл к Джорджу в яркой полосатой коробке. По прошлому опыту, который он не собирался увековечивать, Джордж относился к коробкам очень настороженно. -- Все это туфта! -- сказал мешочек с диалогом, выбираясь из коробки и стряхивая с себя капельки непристойных слов. -- Вот уж чего не знал, того не знал, -- признался Джордж. -- Ты в этом уверен? -- подозрительно спросил словесный мешочек. -- Я уверен только в том, что вы появились здесь слишком внезапно, -- сказал Джордж. -- Стоило нам подумать о решительных действиях, как тут же возникаете вы и начинаете, извините за выражение, возникать. -- Смотрите, кто заговорил о выражениях! -- воскликнул словесный мешок. -- Парень, тебе нужна помощь. Ты в это врубаешься или нет? -- Кстати, по поводу вашего вопроса... Что тут происходит? -- спросил Джордж. -- Я рад, что ты интересуешься такими вещами, -- сказал мешочек с диалогом, и его маленький рот, похожий на бутон розы, изогнулся вверх по уголкам. -- Фактически, это мы и должны узнать. А ну тихо, парень! Ты ничего не слышишь? Джордж прислушался и уловил какой-то шлепающий звук, как из той метафоры, которую второпях отлили в кузнице лексикографа. Звук дождя. Вот же черт! В довершение всего ему опять предстояло обмочиться. -- И именно в такой момент, -- добавил словесный мешок, пытаясь скрыть отвращение, которое он питал к происходившему. Прямо перед ними возвышалось кирпичное шестиэтажное строение внушительных форм и размеров. Такой внушительной и шестиэтажной могла быть только библиотека; в этом Джордж не сомневался. Все окна на ее фасаде были заколочены фанерой -- вернее, чем-то похожим на фанеру, но более низкого качества. Тем не менее этот прозрачный и хрупкий материал защищал зевак и таких случайных проплывавших, как Джордж, от летевших во все стороны булыжников и осколков породы. Там, внутри здания, выступая над крышей и выпирая с боков, располагался колоссальный остов молота, к которому тянулись стальные тросы. Подобные хитроумные приспособления обычно назывались гидравлическими -- не потому что ими двигала вода (хотя в каком-то глубоком смысле так оно и было), но потому что из кессонов этой чудовищной машины, мерцавшей клапанами поршней и долбившей гранит науки, исходил лишь пар и запах сгоревшей смазки. Так и не разгадав назначения молота, Джордж мысленно покачал головой. Головка массивного пробойника медленно поднималась вверх, затем стремительно опускалась вниз, скрываясь в глубинах скважины. Молодая женщина в кепке, из-под краев которой вились волосы, заплетенные в белокурые косички, сделала паузу и вознамерилась обратиться к нему. -- Эй, ты! Он