а все же исполнила свое намерение. -- Вы это мне? -- спросил Джордж, демонстрируя тем самым первую часть многословия. -- Да, тебе. Ты не хочешь отойти отсюда на пару шагов? -- Конечно, хочу, -- ответил Джордж, источая из себя уступчивость и слащавые улыбки. -- Но сначала вы должны мне кое-что сказать. Зачем вам нужна эта штука, которая снует как гидравлический молот? Блондинка с косичками и кепкой улыбнулась, уловив классически риторический и идиосинкразический намек, заложенный в предпосылку. Ее молот напрасно наносил удары, поскольку предпосылка не уступала в ловкости юркой ласке, а вы, наверное знаете, что лаской можно добиться всего, что угодно. Но давайте не будем перебрасываться засаленными и заезженными образами -- особенно там, где мы можем по хорошему договориться и тайком связать слово за слово, если они подходят друг к другу. А если при этом еще спрятать все концы в воду и сделать вид, будто ничего не произошло... Что? -- Я сказал, заткнись! -- закричал Джордж. -- Прости, я опять увлекся, -- смущенно ответил словесный мешок. -- Куда подевался гидравлический молот? -- С ним, кажется, что-то случилось, -- сказала блондинка в кепке. -- Лучше не начинайте этого со мной, -- предупредил ее Джордж. -- Всем стоять на месте, или я буду стрелять. -- Из чего? -- спросила одетая в кепку леди. Ее вопрос эхом повторили словесный мешок и черепахан, который неожиданно вернулся из своего небытия. -- Нельзя остановить то, чему суждено произойти, -- сказала мудрая черепаха. -- И тебя не избавит от этого даже твоя борьба. -- Знаешь, я давно хотела тебе кое-что рассказать, -- смущенно произнесла белокурая леди. -- Ты, конечно, меня не знаешь, но я о тебе достаточно наслышана. -- На самом деле? -- спросил Джордж, которому это показалось удивительным. -- Надеюсь, ты готов сделать кое-какую мелочь для всей нашей компании, -- сказала она. -- Эй, подождите минуту. Я для этого не готов. -- Джордж, тебя когда-нибудь учили принимать на себя ответственность? -- Нет, черт возьми! Меня этому никогда не учили! Из-под купола посыпались полчища объяснений. Они были одеты в красное трико и ловко сплетались друг с другом. Эти гибкие эквилибристы казались уверенными и непоколебимыми, но на самом деле выглядели бледно и неубедительно. Впрочем, ситуация зашла слишком далеко. Я даже не знаю, кто бы выдержал такое. Черт! Куда же подевался кончик этой мысли? Через какую дыру вытекал сюжет? Неужели Джордж действительно менялся, превращался и трансформировался во что-то другое? И что, в конце концов, означали его коробки? -- Полегче, приятель. Успокойся, -- шептал словесный мешок. Он поддерживал Джорджа обеими плечами. Твердо, но мягко. -- Да, полегче, ты, здоровый бугай, -- закричал он в конце концов. -- Я тебе что -- подушка? Джордж застонал и сжал ладонями голову. Она затрещала от боли. Он подозревал, что это была голова какого-то другого человека. Во всяком случае, раньше он таких головных болей не испытывал и, надо признаться, даже не знал, может ли их испытывать вообще. Все более испарявшееся равновесие перекосилось в сторону и грозно закачалось в предвестии дурных намерений. -- Да не склоняйся ты так! Не напирай! -- кряхтел, задыхаясь, словесный мешок. Джордж действительно нарушал все правила склонения на предметы сцены. Тем более, что они в этом месте были особенно хрупкими и чувствительными, поскольку, по закону братьев Гримм, помрачение возникает экспоненциально исчезающей ясности. В тот же миг огромный гидравлический молот начал подниматься вверх. Из-под приборной панели послышались приглушенные взрывы маниакального смеха. Динамики дрожали и захлебывались от неотвратимого рока. Блондинка в кепке -- или, судя по ее виду, девушка -- первой заметила опасность. -- Он сейчас взорвется! -- закричала она. -- Мне надо добраться до выпускного вентиля, который должен торчать где-то в этом месте! И тогда воздалось ей по речам ее. И изверглись из приборной панели голубые струи молний, и женщина сия с визгом и криками пала на спину свою. -- Этот факельщик кроет факсом по всей фактории! -- завопил словесный мешок, нанизывая слова в бессмысленную фразу. -- Факт! Факт! Факт! Тем временем Джордж, цепляясь за перила и пуговицы, понемногу приходил в себя. Ему удалось задержать предшествующее падение, но то ли из жалости, то ли по недомыслию он не удосужился посадить его в тюрьму. Эта оплошность тут же дала себя знать и начала истекать значительными событиями. Бросив быстрый взгляд в сторону, Джордж увидел на своем плече черепаху. По татуировке на панцире он едва не принял ее за шустрого черепахана, но потом вдруг понял, что такой треугольник могло нацарапать себе любое земноводное. А вы думали, что он какой-то простак? Вы думали, он будет потворствовать претензиям болтливых животных и выслушивать бред словесных мешков? Теплый дождь и холодный ветер хлестали в лицо и пытались вырывать опору из рук. Джордж вдвое усилил свою хватку. Вода начала выделывать мерзкие трюки -- она то низвергалась водопадом, то капала, то вновь сочилась тонкой струей. Остальные махали ему руками и кричали о каком-то конце. -- Конец! -- вопили они. -- Держи конец! Рядом с ним упала длинная веревка. Но ведь речь могла идти и о той штуке, за которую он держался. В отчаянии Джордж начал хвататься то за одно, то за другое. Конец... Что же они имели в виду? -- Принять швартовы! Услышав это, Джордж уловил движение судна. Через миг он понял, что ему необходимо попасть на корабль. Джордж еще раз подумал о конце. Он бросил на него последний взгляд, фиксируя в памяти и без того знакомые детали, а потом позволил воспоминанию о гейзере присоединиться к тому, что уже, в метафорическом смысле, истекло на седые гребни волн прекрасного моря. -- Принять... -- Да, да, -- раздраженно сказал Джордж и накинул петлю крепежного конца на причальную тумбу. В тот же миг движение корабля замедлилось. -- Прекрасно сделано, сэр! -- сказал представительный мужчина. Этот доселе незнакомый тип вышел из небольшой кабины, которая располагалась на верхней палубе чуть ниже белых парусов, надутых, извините за выражение, ветром. Лицо мужчины напоминало перезревшую грушу с густыми бакенбардами и множеством игривых смешинок, которые прятались за его высокомерным видом. Он был одет в голубой китель с золотой тесьмой и серебряными пуговицами и, представьте себе, носил на голове накладку или парик, а возможно и то и другое сразу. Наряд довершали треуголка и замшевые панталоны, которые показались Джорджу подозрительно чистыми и белыми. -- Кто вы? -- спросил он. -- Я Ролло -- веселый капитан со "Слюнявчика". Неужели не помните? "Привез груз из Йокохам, ничего тебе не дам. " Недавно отмечен в морских депешах за успешный перехват арбузов у двух французов. Конечно, теперь я покончил с этими глупостями и стал серьезным морским волком -- особенно после того, как Джулия начала травить меня своими претензиями, краснорожим попугаем и парочкой борзых. Но тише! Я слышу ее шаги! На самом деле этот капитан со "Слюнявчика" не мог слышать никаких шагов, потому что их звук возник только после того, как он закончил свою речь. Сначала скрипнула дверь, и судя по тому, как она скрипнула, кто-то открыл ее настежь. Затем в проеме появилась женщина, белокурая и полногрудая, не первой молодости, но еще и не тронутая плесенью. Ее притягательную фигуру облегало платье, с оттенками персика и апельсина. В шелковистые волосы были вплетены темно-синие ленты. -- Эй, парни, кто-нибудь хочет полюбезничать с дамой? -- спросила она, и Джордж мгновенно понял, что по какой-то необъяснимой причине судьба столкнула его лицом к лицу со знаменитой и незабвенной Мэй Уэст. -- Мисс Уэст! Как вы здесь оказались? -- Так же, как и ты, глупенький мой. Меня призвали на службу. Но к чему все эти сентиментальные вопросы? Нормальные люди действуют, а не болтают языком. Вопросы с "как" и "почему" -- это дурная привычка, от которой тебе пора избавляться, малыш. Капитан Ролло засмеялся. -- Она восхитительна, правда? Нам просто повезло, что мы взяли ее на борт в Японии. -- А что вы делали в Японии, мисс Уэст? -- спросил Джордж. -- Ты когда-нибудь слышал о Шанхайской Лилии? -- ответила она вопросом на вопрос. -- Не думаю, что нам надо касаться этой темы прямо сейчас, -- сказал капитан. -- Ах, ты так не думаешь? -- сердито вскричала мисс Уэст. -- А кто ты такой, черт тебя подери? -- Я капитан "Слюнявчика", -- ответил Ролло. -- И это с именем Ролло? Не смеши меня, дорогуша! -- Дорогие друзья, -- вмешался Джордж, -- я смотрю, тут недалеко и до потасовки. Может быть мы лучше попьем чайку? Его уловка была исполнена самых лучших побуждений, и все присутствовавшие восприняли ее с должным пониманием, в том числе и экипаж авианосца "Слюнявчик", образовавший вдоль бортов две длинные шеренги. Суровые лица лучились загаром южных широт; длинные косы по такому случаю были смазаны дегтем (а надо сказать, что парики в этом женском коллективе не носили из принципа). Джордж не поленился рассмотреть океан. Как он и подозревал, тот оказался картонным. Кто-то раскрасил его в цвета моря небрежными и неровными мазками. Так вот, значит, что они пытались всучить ему под шумок! Он потянулся рукой к тревожному звонку, но маленькая кнопка видоизменилась в клапан давления, а затем в какую-то трубку из мягкого металла. Джордж так и не узнал, во что же, наконец, превратилась эта штука, потому что капитан Ролло прихлопнул ее рукой, прежде чем она окончательно сформировалась. -- Зачем поднимать лишний шум? -- сказал капитан. -- Мы прекрасно можем разобраться между собой. Мисс Уэст, могу я узнать, в конце концов, что вы сделали с Джулией? -- Забудь о ней, -- ответила Мэй. -- Ее сбросили в прикуп на одной из предыдущих встреч. Неужели ты забыл, мой храбрый моряк? -- Вот так всегда! Не посоветуются со мной, натворят глупостей, а потом кричат, что у них не пошел сюжет. Как будто у меня нет других проблем! Я вам еще не говорил о своей подагре? И о своих язвах тоже? И о шпагах? Неужели я не рассказывал вам о ручных обезьянах и о том, как странно они выражают свою благодарность? Тогда, может быть, мне лучше объяснить вам главную линию нашей политики и тот неверный поворот, который мы сделали в Пиринеях? Внезапно раздался приглушенный выстрел, и моментом позже в нос "Слюнявчика" вонзилось пушечное ядро. -- Круто! -- похвалил капитан. -- Стоило нам взяться за дело, как кто-то уже пошел в атаку. Вы только посмотрите на моих парней у нок-реи! До них уже дошло! Четверка парней, известных как доходяги Ролло, ловко забрались на снасти и побежали вверх по веревкам, канатам и фалам, по шкотам, шнуркам и лентам печатной машинки, по голубиным перьям, тополиному пуху и прочей ерунде, которая порой почти не касалась рангоутов корабля. Шкоты еще не высохли после дождя, и поэтому парни какое-то время бездельничали у смотровой корзины. Для забавы они принялись окликать друг друга фальцетом, а затем их голоса перешли на пронзительный писк и достигли верхней точки. Но четверка дозорных не пожелала останавливаться на этом. Они продолжали карабкаться вверх, поднимаясь в воздух по невидимым вантам, пока, наконец, не исчезли в ближайшей куче кучевых облаков. -- Не слишком ли высоко для простых дозорных? -- язвительно поинтересовался Джордж. -- Может быть они спустятся теперь к народу и расскажут нам что к чему? -- Полагаю, вы хотите узнать, если ли у нас какой-нибудь шанс на спасение? -- спросил капитан. Джордж пока об этом не думал, но всему наступает свой черед; и он не желал упускать такую возможность -- возможность узнать что-нибудь похожее на то, о чем говорил капитан; вот почему он вытащил из портсигара сигарету, отхлебнул крепкий, но мягкий напиток из квадратной темной бутылки, которой довелось стать простодушным автором многих из его бед, а также бед его верного друга, словесного мешка, и, прочистив горло, хрипло сказал: -- Вам лучше найти для всего этого какое-то разумное объяснение. -- Мне нравится ваша глупость, Джордж, -- с веселым смехом призналась мисс Уэст. -- Упрям, как всегда, -- фыркнул ей в ответ капитан. -- Думаю, мы могли бы перекинуться в картишки, -- предложила их дама. -- У нас не хватает людей для партии, -- ответил Джордж, еще не решив, нравится ли ему такое предложение. Но, как обычно, он сказал не те слова, и в мгновение ока, в краткий миг между одним процентом вдоха и следующим, на юте появилась шумная компания людей из разных стран и далеких времен; между ними даже затесался мужичок, подозрительно похожий на Сократа, хотя и остальные выглядели такими историческими знаменитостями, как, например, Иван Грозный, Бела Лагоси, Зазу Питц и вплоть до того момента, когда у вас уже опускались руки, поскольку они понятия не имели о чувстве меры. -- Ты хочешь сказать, что они удрали? -- гневно спросил генерал Цефалио Вегас у своего помощника, симпатичного, но безответственного дона Хорхе де лас Аквиларс де Оро де Сан Висенте ие Сан Хуан, известного среди друзей, как Джордж, и это американское упрощение применялось лишь потому, что Хорхе два года обучался в Принстоне, в институте Продвинутых исследований, где он специализировался по темам, связанным с жестокостью интеллекта великого древнего ацтекского мыслителя Хулио Цифьюэнтеса -- древнего вождя, свергнутого в свои последние дни волной революционного мятежа и тем самым низринутого на ту свалку исторических отбросов, которая находится чуть дальше Метаморов. -- Я хочу сказать, Твое Превосходительство, что им удалось убежать. Такое обращение Хорхе или Джорджа объяснялось тем, что Цефалио был ему давним другом -- с тех самых дней, когда они мальчишками бегали по Санта-Флоре де лас Зверес; в те годы, когда посвящение в общество коробок казалось им высшей целью жизни. Ах, молодость, молодость! Тем не менее, он знал, что его длительное знакомство с Цефалио не имело теперь былой цены и, особенно, в данный момент, когда на карту было поставлено почти все -- ранчо, белокурая женщина с севера, маленькое английское судно, стоявшее на якоре в гавани, и, наконец, массивная строение Бастилии, перенесенное за большие деньги из самого Парижа -- вот что сейчас решало ход событий. -- Здесь нет ничьей вины, -- добавил Джордж. -- Думаю, ты понимаешь, что стечение обстоятельств, которые послужили причиной их бегства, возможно и вероятно никогда не стекались прежде и по-видимому, очевидно, никогда не стекутся вновь. -- Как же мне это узнать наверняка? -- спросил Цефалио, царственно опускаясь в тростниковое кресло, со своей неизменной черной сигарой в зубах -- красивый и гордый южанин в большой шляпе под летним солнцем в пыльном глинобитном городишке Мексики, которой еще лишь предстояло появиться на свет и помочь нам вырваться из оков реальности, если только у нас хватит для этого сил. -- Как ты думаешь, они далеко успели уйти? -- Я полагаю, они теперь уже на полпути к Гакаллиону. -- А ты учел бандитские нападения на железной дороге в провинциальном городе Сан Хуан де лас Фруктофрескас? -- Да, я принял это в расчет, когда делал свои вычисления, -- ответил Джордж. -- Но если они на полпути к Гакаллиону, то их отряд сейчас находится где-то в середине ущелья Сломанной спины в провинции Слерамио. -- Если только они не выбрали более нормальный путь через джунгли, -- резко ответил Цефалио. -- Они там не пойдут, Твое Превосходительство. Ты хочешь спросить, откуда я это знаю? Да потому что Стобридж, их предводитель, считает себя умнее меня. Эту иллюзию он питает с тех дней, когда мы оба учились в Итоне. Но поскольку я знаю об этом, мне не трудно понять, что он не воспринимает меня как соперника и не находит нужным придумывать планы, которые бы я действительно не мог разгадать. Вот почему теперь, после того как мы просчитали каждый его шаг, нам требуется лишь предпринять соответствующие действия. -- Соответствующие действия! -- задумчиво повторил Цефалио. -- Если бы мы только знали, что это такое! Долгое время генерал смотрел на верного друга немигающим взором. На мгновение он снова стал старым Цефалио, которого Джордж знал столько лет -- до того, как солнечный свет и ночная мгла раскололи между ними небесное царство, и когда в мире еще был мир. Но потом глаза Цефалио снова заморгали; маленькие шторки из угриной кожи задвигались вверх и вниз, сверкая чужеземным лаком; и генерал, смахнув скупую слезу, взмахнул недрогнувшей рукой. В тот же миг солдат, невидимо стоявший на страже, выпрыгнул перед ним, с усами и всем прочим. -- Да, мой генерал? -- сказал он, отдавая честь. Однако Джордж был сыт по горло этими извращениями. Он отмел Цефалио прочь, опознав в нем еще одно из тех ложных воспоминаний, которое ему имплантировали в голову, чтобы свести с ума. Но доктор Азов и его зловещие помощники с бледными лицами выполнили свою работу недостаточно умело. Тот, кто всматривался вглубь явлений, без труда замечал края внедрений в зоне психомоторных воспоминаний, а Джордж, как лучший из операторов Серого Корпуса, считался экспертом по психам и моторам. Только так можно было противостоять врагу, который, овладев нашими землями, женщинами и рабочими местами, пытался теперь аннулировать наши души и превратить цвет нации в недееспособных идиотов. Но, несмотря ни на что, человек все же мог обнаружить края искусственной памяти; он мог отодрать эту неровную заплатку, прижать свой глаз к маленькой щелочке и заглянуть в колдовской котел творения, в тот темный центр, из которого происходило все. Хотя многие от этого сходили с ума. Капитан, поймав его за таким недостойным занятием, тактично прочистил горло. Джордж быстро отпрянул от щелки и сделал вид, что ничего не случилось. -- Вы что-то хотели? -- Напомнить вам о правилах приличия. -- Продолжайте, -- сказал Джордж. -- Только не в присутствии дам, -- ответил капитан. -- Вы не можете сказать мне ничего такого, о чем бы я уже не знала, -- заявила мисс Уэст, и ее безмятежность превратила эти слова в легкую и светлую шутку. -- Продолжайте, если вы мужчина, -- настаивал Джордж. -- Почему вы вдруг остановились? -- Между прочим, мы вам не обещали, что поплывем дальше, -- огрызнулся капитан. -- Захотели, вот и остановились! Ясно? -- Конечно, нет. Но я не собираюсь вводить вас в затруднительное положение -- особенно, мисс Уэст. -- Вот видите, -- сказал капитан, обращаясь к Мэй, -- он не собирается вводить вас в положение. Однако он и пальцем не шевельнет для того, чтобы поддержать наш сюжет в такую Богом данную минуту, когда мы, наконец, собрались все вместе -- вы, я, Джордж и наша команда с косичками и ленточками. Опомнитесь, мой друг! Это здесь настоящая стрельба и тяжелая упорная работа! Это здесь вас ожидают подвиги и великие свершения! Мы могли бы поручить вам что-нибудь действительно серьезное -- например, сосчитать каждую заклепку в этом картоном море. Так нет же! Вы задумали сойти на сушу! Вы решили уйти от борьбы и опустить свои два цента в то место, которое вам не принадлежит! -- Капитан, я попросил бы вас держать себя в руках... Однако уговоры уже не помогали. Кожа на лице капитана покраснела. В его черных, как смоль, волосах появились перья; нос вырос и загнулся крючком. На бронзовой груди возник ритуальный рисунок Большой Коробки. Осмотрев себя с головы до пят, Ролло горько воскликнул: -- Что же вы с нами делаете, Джордж? Нет! Только не это! Глубоко вздохнув, он собрал всю силу свой воли и внезапно исчез. Он исчез, как луч света. Как крик "эй, бампа-бомпо", который замолкает, едва вы его услышите. И именно так пронеслась эта неделя для Джорджа. Хотя ему было, в принципе, все равно. -- Вы следующая, мисс, -- сказал Джордж. -- Да брось ты эти глупости, -- хихикнула Мэй. -- Давай лучше как следует повеселимся. -- Нет, -- ответил Джордж. -- Не время для веселья. Страх -- вот горький плод отчаяния. Волны не знают о том, что скрыто в глубинах. И в такое время, как это, нам следует забыть... Мэй сделала брезгливый жест -- вернее, брезгливенький жестик. Этого было достаточно. Она испарилась. Она исчезла, чтобы воссоединиться с капитаном, или, что более вероятно, уйти в ту огромную страну возможностей, куда удаляются герои пьес, когда мы расходимся от сцены. -- Наконец-то я от них отделался, -- сказал себе Джордж. -- Мог бы и нам кое-что объяснить, -- проворчал словесный мешок. -- Черт, ты по-прежнему здесь? -- спросил Джордж. -- Тебе лучше в это поверить, приятель, -- ответил словесный мешок. -- И я тоже по-прежнему здесь, -- добавил черепахан. -- Но где мы находимся? -- поинтересовался мешочек. -- Мне кажется, это авианосец "Слюнявчик", -- сказал Джордж. -- Неплохая попытка, Джордж, -- похвалил черепахан. -- Однако ты стартовал немного поздно. Лавина уже пронеслась. Я, конечно, извиняюсь, но прошлого не вернешь. И "Слюнявчик", во всей своей неисполненной славе, ушел в небытие. -- Тогда где же мы сейчас? -- спросил Джордж. -- Мне очень не хочется говорить ему это, но похоже, что мы нигде, -- шепнул черепахан словесному мешку, и тот повторил фразу вслух -- буквально, слово в слово. -- Нигде? -- изумленно переспросил Джордж. -- Нигде, -- подтвердил черепахан с тем самым невозмутимым видом, который так типичен для взрослых особей его вида; а ведь он, между прочим, уже подбирался к семи годам. В лесу наступал вечер -- один из тех чудесных тихих вечеров, когда хвойные деревья примеряют шляпки облаков, а маленькие кусты роняют алые слезинки ягод, сожалея о том, что такой прекрасный день уже не повторится. Шагая по едва заметной тропе, Джордж наслаждался красотами природы, однако его восторг все больше пригибался к земле под тяжестью черепахи, которая висела у него на спине. Словесный мешочек вел себя скромнее. Он уместился в одном из больших карманов куртки и спокойно дремал. Но черепахан, будучи криминальным авторитетом, обладал солидным весом. И когда он начал петь, Джорджу стало вообще невмоготу. "Мне надоело зависать в знакомой роще, И с болью в сердце вспоминать о доброй теще. А кореша метают харч, и душу рвет надсадный плач, Но за деревьями ждет суд и злой палач. " (Припев: ) "А песня летит прямо в небо, Как ласточка под небеса, Туда, где ни разу я не был, Где ангел творит чудеса... "* * "О, как приятно жить, один, два, три, в роще, иелалихо,: И повторять жалобную песню лугового жаворонка,: Когда он выблюет ее на пол,: А стоит ли? Историю Минос неясную и странную,: И никто не заметит ее, и не будет платы, кроме гнева,: В плавании по воспоминаниям, ведущим на лужайку,: Песню, которая летит и уходит навсегда,: А ласточки резвятся, и можно рассмотреть... ": -- Я бы просил, -- сказал Джордж. -- Что-что? Не понял? -- спросил черепахан. -- Вы не могли бы воздержаться от пения? -- Хочешь сказать, что тебе не нравится моя песня? -- Она меня тревожит, -- ответил Джордж. -- Хм-м, а я ведь выбрал самую задушевную, -- обиженно произнес черепахан. -- Эй, мешок? А ты что скажешь? Тебя тут тоже что-то тревожит? Словесный мешок осторожно выполз из кармана Джорджа и свесил вниз свои крохотные лексикографические ножки. -- Я не знаю, где мы сейчас находимся, -- сказал он. -- Поэтому какая-то доля тревоги, конечно же, есть. Но меня успокаивает окружающее нас великолепие, которое не скоро забудется усталому путнику. Как вам такой ответ? -- Неужели вас даже не интересует, где вы находитесь? -- возмутился Джордж. -- А что тут такого интересного? -- недоуменно спросил черепахан. -- Я сижу на твоей спине, а мешочек торчит в твоем кармане. Мешочек действительно торчал. От него немного попахивало таблетками и эфиром. -- Куда же нам в таком случае идти? -- Давай не будем тревожиться об этом, -- успокоил его черепахан. -- Просто шагай себе по этой дорожке и шагай. -- По какой дорожке? -- А ты сделай ее и тогда увидишь. Джордж не хотел подчиняться приказам какой-то черепахи -- тем более, что она могла оказаться панцирной и сухопутной. От такой мысли у него даже мурашки побежали по коже. На всякий случай он сошел с дороги, на которую его вывел черепахан, и, надо сказать, сошел вовремя. В тот же самый миг мимо него с ревом пронесся большой грузовик с огромными колесами, который выскочил из каких-то внутренних потаенных уголков леса и помчался к каким-то внешним потаенным уголкам. -- Это еще что такое? -- воскликнул Джордж. Грузовик с водителем в ковбойской шляпе лихо развернулся вокруг молоденькой сосны и вновь направился к Джорджу. Мотор взревел, к его грозному рыку прибавилось сиплое сопение, которое могло исходить только из камеры карбюратора, и Джордж понял, что все это не к добру. Особенно ему не понравился сам грузовик. Огромную квадратную кабину украшала психоделическая живопись, выполненная в манере дневного глюка -- а, между тем, мода на такие вещи прошла уже давным-давно. Он встал на дыбы или, лучше сказать, припарковался на поляне, порыкивая мотором, сморкаясь серым дымом из широких выхлопных труб и посвистывая клапаном радиатора. -- Я думаю, тебе стоило бы поговорить с ним, -- предложил словесный мешок. -- Во всяком случае, ты не развалишься, если скажешь ему пару ласковых слов. Сделай первый шаг, а мы посмотрим, что у тебя выйдет. -- Лично я больше не буду смотреть на то, что из него выйдет, -- сказал черепахан, брезгливо поморщившись. -- Мне уже надоели ваши детские забавы и всякие там неожиданности. Грузовик подъехал ближе, и Джордж заметил женщину, которая сидела рядом с водителем. Ее густые рыжие волосы ниспадали на плечи как заросли плюща; непослушные локоны завивались в маленькие кольца и спирали, сквозь которые тускло поблескивали проницательные глаза. Грузовик начал останавливаться, потом полностью остановился и, наконец, замер на месте. Джордж сжал зубы, сдерживая подступившую дрожь. Ситуация выглядела опасной -- особенно, когда мужчина вытащил из кобуры револьвер, сделанный из крепкого орешника и вороненой стали, а затем жестом велел женщине выйти из кабины. Джордж хотел выбежать из кустов и представиться этой милой паре, но что-то заставило его изменить свое решение. Очевидно, непоследнюю роль здесь сыграли бархатные тени леса, спокойствие дня, нежный ветерок и белки, участливо кивавшие с макушек деревьев. Вспомнив, что за показ денег не берут, Джордж решил немного понаблюдать. -- Я тоже хочу посмотреть, -- сказал словесный мешок и начал карабкаться на панцирь черепахи. А что ему еще оставалось делать, если остальные не додумались поддержать его маленькую подушечку, которая, в сущности, тоже была мешочком -- пусть для бобов, но зато расшитым цветными нитками. -- А сейчас я вот что тебе покажу, -- сказал похожий на ковбоя тип своей рыжеволосой подружке. -- Я покажу тебе, как надо защищаться. Ты же знаешь, как я тревожусь за тебя. Ты знаешь, как мне тяжело оставлять свою крошку в маленьком домике посреди дикой прерии, где на сотни миль лишь трава да унылый ветер, где за целый век не увидишь ни одной живой души, где ты остаешься одна, без оружия, с одним лишь зубчатым гребнем прекрасной старинной работы, и никто тебя не защитит, если что-нибудь произойдет, стрясется или смахнется. -- Ах, Люк, -- ответила женщина. -- Я даже понятия не имела, что ты обо мне так заботишься. Все это время я думала, что ты ценишь меня только за мои языковые навыки -- за то, что я стала моноглотом и заслужила среди обитателей наших мест почетную славу непревзойденного таланта. -- Ладно, смотри внимательно, -- сказал ковбой и расстегнул фуфайку, накинутую поверх патронташа, к которому крепились его джинсы, заправленные с другого конца в ботинки из сыромятной кожи, поскольку он ставил их на порядок выше той сухомятной обуви, которую носило большинство горожан. -- Сначала берешь эту штуку за кончик и нажимаешь ее вот сюда. А это называется предохраняющим средством. Ну-ка, попробуй. Девушка с кудряшками спустила предохранитель, револьвер бабахнул, и гулкое эхо выстрела понеслось по лесу. Шальная пуля, чиркнув по дюжине деревьев, отрикошетила от мостовой и влетела в узкий переулок, который вел к лагерю поселенцев. В тот же миг ребенок или, возможно, карлик -- о чем было трудно судить на таком большом расстоянии -- издал встревоженный крик и рухнул замертво, словно макрель, взлетевшая на луну. -- Для начала неплохо, -- похвалил свою подружку ковбой. -- А теперь нам надо выбрать какую-нибудь новую цель. Он обернулся, увидел Джорджа и начал наводить на него оружие. -- Эй! Подождите минуту! -- закричал Джордж. Он торопливо прыгнул за ствол дерева и ненароком вспугнул королевского аиста, который сидел там на корточках, разминая клочок газеты. -- Извините, -- сказал Джордж. -- Но этот безумец пытается меня пристрелить. -- В таком случае мы должны предпринять какие-то действия, -- - ответил аист. Он взлетел на толстую ветвь, отыскал в стволе потайное дупло и вытащил оттуда прекрасный тисовый лук и каленую стрелу. -- Вот, смотрите! Встав в позу, которая невероятно трудна для аистов, он натянул тетиву и выпустил стрелу. Та, наслаждаясь чувством полета, воспарила к небесам, затем накренилась и начала свой долгий спуск обратно на Землю. -- Осторожно! -- воскликнул Джордж. Но было слишком поздно. Стрела с бронебойной боевой головкой вонзилась в кабину и нанесла грузовику серьезное ранение. -- Святой броненосец! -- вскричал мужчина. Его привычка к присказкам свидетельствовала о том, что он происходил из племени апачей или трепачей, хотя никто из них больше не следовал обрядам и священным тропам своего народа. Разложив подбитый грузовик на газоне, мужчина осмотрел ужасную рану. -- Выглядит не так уж и плохо, -- сказал он сам себе и влил в мотор бутылку вальволиновой смазки. Двигатель издал протестующий вздох, дважды тренькнул и вырубился мертвым сном. -- Скажи, он поправится? -- спросила девушка с кудряшками и слезами на глазах. Ее рыжие волосы затрепетали в порыве ветерка, светлая юбка взмахнула широким подолом, и под тонкой блузой из дорогой первосортной материи проявились набухшие соски дерзкой и прекрасной девичьей груди. Еще не будучи понятой, она скромно дарила надежду на начало любовной сцены или даже, если повезет, на настоящий сексуальный роман. -- А что это вы тут подсматриваете? -- закричал словесный мешок. -- Тебе-то какое дело? -- ответил Джордж, инстинктивно съежившись и прикрыв руками покрасневшие уши. -- Ладно, забудь, -- сказал словесный мешок. -- Я ведь это только так -- для смеха. -- Твои шутки начинают плохо пахнуть, -- сердито проворчал Джордж. В тот же миг ковбой и рыжая леди, странно засопев, повернулись в его сторону. Узнав Джорджа, мужчина сдвинул на затылок большую шляпу и разочарованно сказал: -- Ну, вот! Это напоминает мне историю о том мужике, который увидел жабу и привязанную на веревке гваделупу. -- Если хочешь, я могу перевести тебе эту фразу, -- сказал Джорджу словесный мешок. -- Лучше заткнись, -- ответил Джордж. -- Я и сам понимаю, о чем он говорит. Повернувшись к ковбою и сделав широкий взмах рукой, Джордж дипломатично сказал: -- Вы куда-то направлялись? Не так ли? Может быть вы возьмете с собой меня, все мое движимое имущество и относящиеся ко мне вещи? -- И-у-я-се-е! -- произнес ковбой, а затем вытер с губы слюну, поскольку фраза оказалась слишком смачной. -- А вы разве едете туда же, куда и мы? -- Наверное, -- ответил Джордж. Что-то внутри него протестовало против такой манеры диалога, но менять ее было уже поздно. Словесный мешочек с перепугу прятался за костной оболочкой органа понимания, и Джорджу не оставалось ничего другого, как только подстраиваться под его костноязычие. Они забрались в грузовик и какое-то время ехали в полном молчании -- или, вернее, в неполном молчании, поскольку оно нарушалось ревом мотора и надоедливым чавканием черепахана, который объедал молодые побеги синтаксиса. Моноглоты не ожидали, что их будут описывать так скоро. Чтобы навести марафет, они разбежались по костюмерным. Многие остановили свой выбор на трех ногах и одной руке -- последнему писку парижской моды. Когда они вышли из вигвамов со своими стилистами и кутерье, среди них возникла небольшая давка. В принципе, Джордж видел индустриальные районы и похуже этого, но тогда было другое время. Теперь, после долгих лет, жизнь моноглотов казалась вынужденной поправкой. Если только из них не сделали исключение. Увидев рыжеволосую женщину, моноглоты закричали: -- О, спасительница и воспроизводительница нашего племени! Они говорили что-то еще, но качество света не удовлетворяло стандартам, и края кадров наползали на центр. -- Ну, что я скажу? Серость! Склеп! -- возмущался словесный мешок. -- Выглядит более чем отвратительно. Куда вы поставили этого идиота? А куда он направился сейчас? Ковбой щелкнул поводьями и развернул грузовик на объездную магистраль, которая замыкала в кольцо большое скопление городов. На пути к ближайшему из них стояло пять шлагбаумов, но водитель, оживший от быстрой езды, игнорировал предупредительные вспышки своей зажигалки. Он переключил передачу и помчался вперед на взятом в кредит транспортном средстве. Но камуфляж подвел; кабина, несмотря на раскраску, оказалась слишком заметной, и за ними увязалась погоня. В большой коробке, привязанной ремнями к багажному контейнеру, Джордж и черепахан обнаружили винтовки. Они сбыли их погоне без лишних слов, потому что на разговоры не осталось времени. Да и не было нужды о чем-то говорить. Вернее, нужда была и даже очень большая, но Джорджа опять никто не слушал. -- Что это за место? -- спросил он. -- По-моему, выглядит как Покомоко, -- сказала их спутница, и когда ей не удалось вытянуть из себя ни одного другого сравнения, она вытянула длинную шею. В ту же минуту к центральным воротам подскакал породистый жеребец. Наездник гарцевал и кичился раздвоенной плешью, которая в те дни входила в моду среди сумасшедших, бродяг и других сумасбродов. Потом через ворота проехали они. Костяшки ковбоя побелели на рулевом колесе, но створки ворот оказались не такими уж и крепкими. Грузовик промчался мимо длинного ряда абрикосовых деревьев и выехал с клумбы на городскую улицу. Кругом мелькали толпы статистов. Они явно преобладали в этом городе, и многие из них носили яркие костюмы. Очевидно, здесь намечался какой-то праздник. Музыканты настраивали инструменты, погодка была что надо, и машина причин и следствий уже заходила на посадочную полосу. Направление, выбранное ковбоем, оказалось не совсем случайным, но лишь наивные люди могли бы полагать, что Джордж не заметил этой детали. Наблюдатели стояли за каждым углом; они знали, что таким героям, как Джордж, иногда удавалось прорываться сквозь периметр. Они боялись этих гордых и отчаянных воинов, которые проходили через боль и наслаждение, через густые сети анализов и проб, к тому заветному и светлому, чем были одержимы. Джордж без труда узнавал наблюдателей по голым черепам -- от частых выводов у них выводились волосы. В целях конспирации им разрешали делать лишь по одному выводу на голову, и тех, кто нарушал это правило, подвергали дисциплинарным взысканиям. Во всяком случае, так происходило в недобрые старые деньки -- перед тем как возобладало благоразумие. Никто не хотел признавать себя побежденным. Но многие к этому быстро привыкли. Лишь некоторые скользили бесшумно во тьме, когда прожектора ощупывали землю, и запрещающие знаки, как огромные стрелы, указывали на стоянку в небесах. Но смельчаки отправлялись дальше, мимо пулеметных гнезд и автоматов с газированной водой, мимо старой пушки, снятой со "Слюнявчика" и установленной здесь -- в этом гиблом месте, где никто не придет спасти тебя, меня и Матильду. Но давайте не будем подрывать себе здоровье надуманными и затянутыми измышлениями. Короче говоря, уже через каких-то полчаса Джордж сидел на кушетке и читал газету, в то время как женщина в низком декольте пыталась стянуть с него брюки и ботинки. К счастью, ей это не удалось. Джордж заметил воровку и отбросил газету в сторону. Ее низкое декольте выходило за все допустимые границы, и он больше не мог притворяться безучастным. Поболтавшись немного вокруг, Джордж ушел на дальний конец города. К тому времени уже стемнело, и темнота была составлена не просто из кусочков тьмы, а из чего-то такого, в сравнении с чем концепция мрака могла показаться ярким светом. Или это ему действительно так казалось. -- Джордж! Вот ты где! Это был грубый голос, привыкший отдавать команды. В тот же миг Джордж испытал внезапный и скоротечный приступ психической глухоты, который усложнялся истерическими конвергенциями. Как вы понимаете, за ним началась погоня. Кто-то решил выяснить, сколько Джордж может пройти, ни о чем не думая. Но ведь и бизон не думает, спасая свою жизнь; он просто пытается вырваться на свободу, чтобы там, в укромном месте, посреди раздольной равнины, поднять свою темную голову, стряхнуть пену с пересохших губ и вернуться к более приятным размышлениям. Сюжет захлебывался в хаосе несвязанных частей и требовал аварийной остановки. Все начинало разваливаться на части. Джордж это предвидел давно, и он сожалел, что так получилось. Конечно, потеря мисс Уэст далась ему нелегко, но он должен был отбросить этот сырой и некачественный материал. Он должен был встать и сделать что-нибудь -- снять с печи горшок, как говорили в народе. Образы потекли быстрее; они замелькали перед глазами, как розовые летучие мыши, но Джордж не стал тратить время на их классификацию. Он жал на все тормоза; в счет шла каждая секунда. Какая-то сила мешала ему добраться до желанной тины. А зачем вам жабры, как не для того, чтобы вовремя лечь на дно? Джордж энергично дернулся и смело прополз еще немного, однако движение вдруг оборвалось, и он который раз осознал всю тщетность и суетность бытия. Ему захотелось сдаться, сложить с себя взятые обязательства и в смирении удалиться прочь. -- За что мне чаша сия? Почему я должен делать все это? -- Не волнуйся, -- ответил черепахан. -- Мы сделаем это за тебя. Верно, ветряной мешок? -- Во-первых, я словесный, а не ветряной, -- поправил его мешок. -- А во-вторых, ты просто абсолютный болван, если думаешь, что между нами могут существовать какие-то партнерские отношения. -- Я только пытался помочь этому парню, -- сказал черепахан, указывая короткопалой лапой на курчавую голову, которая торчала в трясине. И тут на белом коне появилась белокурая леди. На ней была умопомрачительная упряжь лихой наездницы -- вся из белой оленьей кожи вплоть до шляпы, которой она махала толпе. В руке она держала звездно-разлинованный флаг, трепетавший от страха на кончике длинного древка. Жеребец всхрапывал и рыл копытами землю, потому что следом за ним шагала группа мужчин, одетых в кричащие клетчатые костюмы и необычно молчаливые соломенные шляпы. Мужчины раздавали людям образцы новейших медикаментов фирмы "Пофиг", которые помогали адаптироваться ко всему, что происходило или могло произойти. Потребность в таком лекарстве ощущалась давно. Люди становились все более угрюмыми и злыми, доходя порой до открытой враждебности, когда рядом с их домами из а