н жил в единственной комнате в подвальном этаже, потому что остальную часть дома приходилось сдавать: две квартиры, которые он устроил на первом, и три комнаты на втором и третьем этажах. Славный домик; но особой любви к нему Найджел не испытывал. Его сердце принадлежало камню, живому камню Шотландии и Ибицы, древнему камню, помнящему старые времена и традиции. Быть может, именно любовь к древностям и заморским диковинкам и заставляла Найджела мотаться по свету. Это чертово шило в заднице, интерес к новым лицам и чужим странам гнал его все дальше и дальше, и из-за этого-то Найджел вечно пропускал важные события, вроде маминого дня рождения. Чем больше Найджел думал об этом, тем больше он злился. Что за наглец этот Сантос! Он, должно быть, думает, что Найджел -- что-то вроде бродячего коробейника! И на хрена Найджелу сдалась его чертова сделка и эти чертовы пять сотен баксов задатка! А ведь наверняка придется заночевать на этом чертовом острове. В Лондон он вернется в лучшем случае послезавтра. И снова пропустит мамин день рождения! Это ужасно. А может, ну его к черту? Может, стоит вернуться домой, побыть с семьей? Вот и сестре, Элис, требуется его поддержка -- хотя, если поразмыслить над тем, что она рассказывает, пожалеть стоит скорее ее мужа, Кайла. Но у Кайла своя семья есть, пусть они его жалеют -- все эти Джо, Бобы и Мэри-Джи, с которыми Найджел виделся на свадьбе Элис в Далласе два с половиной года тому назад. Конечно, надо признать, Элис несколько сварлива, а единственное преступление ее мужа, похоже, состояло в том, что он надолго оставлял ее одну, уезжая по делам, -- он занимался разными рискованными предприятиями, что позволяло Элис вести роскошную жизнь в большой деревенской усадьбе в ста восьмидесяти милях к югу от Амарильо. И теперь Элис чувствовала, что она этого больше не выдержит, -- а ведь ей следовало бы знать, во что она ввязывается, когда выходила замуж за Кайла. К тому же они с Найджелом никогда особенно не уживались. И все-таки она его сестра, часть его семьи. И, опять же, мама... -- Не желаете ли освежиться, сэр? Найджел вздрогнул и поднял глаза. Из-за своих размышлений он совершенно забыл, где находится. А теперь вспомнил, что он -- в на три четверти пустом самолете, летящем через Атлантику. К нему обращалась стюардесса -- стройная, подтянутая, с красивым бюстом, довольно хорошенькая, на вид -- лет около тридцати. Золотистая кожа -- похоже, евроазиатка, любимый тип Найджела. -- Освежиться? -- переспросил Найджел. -- А спиртные напитки у вас подают? -- Да, сэр. Что вам угодно? -- Шотландское виски. Неразбавленного, пожалуйста. "Гленливет", если есть. И еще, милочка, мне нужен совет. -- Совет, сэр? Какой? -- Что можно подарить на день рождения восьмидесятитрехлетней леди, у которой есть все? -- Дайте подумать, -- сказала стюардесса. Она сходила в буфет и принесла Найджелу виски. Они разговорились. Сама она с Барбадоса, сейчас живет в Лондоне. И ей, похоже, не меньше нравились крупные, яркие англичане средних лет с рыжей бородой и ярко-голубыми глазами, чем Найджелу -- хорошенькие евроазиатки с золотистой кожей и ясным взглядом. Они обсудили, что подарить на день рождения матушке Найджела, потом поболтали о том о сем -- самолет был почти пуст, и работы у девушки было не слишком много. Ко времени прибытия в Сан-Исидро они уже Договорились, что встретятся на рынке сегодня вечером. Эстер видела очень приятные примитивистские акварели в хорошеньких рамочках, принадлежащие кисти художника с Сан-Исидро, довольно известного на острове. Должно быть, это подойдет в качестве подарка. Самолет зашел на посадку в Сан-Исидро вскоре после полудня. Посмотрев вниз, Найджел увидел плоский, каменистый, заросший пальмами островок. Вдали виднелся берег Венесуэлы. Над горизонтом висели пухлые облачка, солнце сияло ярко, как и положено в тропиках. Найджел уже совершенно оправился от приступа угрызений совести и теперь предвкушал встречу с Эстер, а потом с Сантосом. ГЛАВА 3 На следующее утро Найджел поднялся рано, в самом радужном настроении. Стюардесса, стройненькая и подтянутая в своей униформе, как раз собиралась уходить. Ее самолет летел обратно в Лондон. Она послала Найджелу воздушный поцелуй от дверей номера. Примитивистские акварели Найджелу не понравились. Но они с Эстер славно побродили по городу и пообедали в "Синей бороде", лучшем ресторане Сан-Исидро. Затем выпили и потанцевали в "Сумеречном гроте", баре отеля "Конгресс". А потом хорошо поразвлекались в номере. Теперь Найджел заказал себе кофе с круассанами и полез в душ. Надо будет позвонить Сантосу, сказать, что он здесь. Жалко, что Эстер сегодня улетает. Впрочем, они договорились увидеться в Лондоне. Приняв душ и позавтракав, Найджел вышел из "Конгресса" на главную улицу Пуэрто-Сан-Исидро. Вдоль гудроновой мостовой росли высокие пальмы. С лотков торговали фруктами и консервами. Улица была, как обычно, забита двух-, трех- и четырехколесным транспортом. Обычная карибская смесь нищеты, ярких красок и хорошего настроения. На самом деле, если отмести в сторону местный колорит, Сан-Исидро производил угнетающее впечатление. Этот островок явно создавался как тропический рай и ничем другим быть не мог. А поскольку в современном мире потребность в тропическом рае сильно ограничена, Сан-Исидро пребывал в запустении. В городке было всего несколько приличных зданий с жестяными крышами. Одно -- с черепичной крышей, голландское, судя по пропорциям. -- Ето банк, сер, -- сообщил ему лысый таксист с акцентом, характерным для таксистов стран Карибского моря. -- А вон там -- Рамерия, там пират Морган жиль, когда его сделали губернатором. -- Замечательно! -- сказал Найджел. -- А это что такое? -- спросил он, заметив дальше по улице довольно приличный образчик карибской архитектуры эпохи короля Георга: здание с двумя крыльями, центральным входом, колоннадой вдоль первого этажа и балконом вдоль второго. Перед домом был ухоженный газон с несколькими старыми деревьями. -- А ето Дом Правительства, сер. -- А-а! -- обрадовался Найджел. -- Подвезите меня к центральному входу. Найджела, похоже, ждали. Улыбающийся дворецкий признал его, как только он представился, и провел внутрь, наверх по шикарной двойной лестнице в расположенный на втором этаже аудиенц-зал, завешанный алыми портьерами и уставленный мягкой мебелью. Большие окна до пола были очень хороши, но часть из них заколочена досками. Комната смотрелась впечатляюще, однако, похоже, там давненько не подметали. Возможно, Сантос был разочарован, когда вместо Хоба появился Найджел Уитон, но вида не подал. Он выбежал из кабинета -- невысокий смуглый мужчина с заостренной бородкой, сильно похожий на Роберта де Ниро в роли мистера Кифра из "Сердца ангела". На Сантосе был безупречно пошитый белый тропический костюм и коричневые туфли с заостренными носами. На пальцах -- несколько колец. Он сердечно пожал протянутую руку Найджела обеими руками. -- Рад вас видеть, майор Уитон! Жаль, что мистер Дракониан не сумел приехать вместе с вами. -- Хоб просил передать вам свои извинения. Он хотел бы принять ваше любезное приглашение, но, к сожалению, завален работой. Он шлет вам свои наилучшие пожелания. -- Я так рад, что он направил ко мне вас, майор! -- Увы, всего на пару дней. У нас в агентстве работы невпроворот. -- Ну что ж, на пару дней, так на пару дней, -- согласился Сантос. -- Тогда, раз время у нас ограничено, пожалуй, стоит сразу взяться за дело. Для начала, пожалуйста, возьмите это, -- он сунул Найджелу в руку сложенный чек. -- И, разумеется, я распорядился, чтобы ваш счет из отеля переслали прямо ко мне. -- Вы очень любезны, -- сказал Найджел, припомнив очень славный серебряный сервиз, который видел в торговых рядах. Пожалуй, он как раз подойдет в качестве подарка на день рождения восьмидесятитрехлетней леди. Сантос повел Найджела показывать дом, демонстрируя многочисленные objets d'art <Произведения искусства (фр.)>, которые в нем хранились. Мебельные гарнитуры эпохи разных Людовиков, портьеры и гобелены замечательных периодов европейской истории и бесконечные стеклянные шкафы, набитые тем, что Сантос называл "сокровищами искусства". -- Славная вещица, -- заметил Найджел, указывая на изящную бронзовую фигурку мальчика на дельфине. -- Да, -- согласился Сантос. -- Идемте, я покажу вам еще. Он провел Найджела по длинному мрачному коридору. Под потолком висели портреты, каждый из которых освещался отдельной лампочкой, льющей желтоватый свет на потемневшие масляные краски. Коридор был длинный, не меньше сотни футов. А вдоль него, под портретами, стояли шкафы со стеклянными дверцами, наполненные разными вещицами с аккуратными ярлычками. Коллекция яиц Фаберже, которую Найджел на глаз оценил в пятьдесят тысяч фунтов. Уйма драгоценностей, определить стоимость которых Найджел затруднился, но которые, очевидно, обладали по меньшей мере немалой исторической ценностью. Один шкаф был целиком заполнен карфагенскими монетами, похоже, золотыми. Оценить их стоимость было непросто, но явно не меньше сотни тысяч фунтов. Гуляя по дому, Найджел производил в уме подсчеты. Когда сумма перевалила за миллион фунтов по самым скромным прикидкам, Найджел остановился. -- Сеньор Сантос, ваша коллекция действительно замечательна. Полагаю, вам должно быть известно, что она к тому же обладает огромной стоимостью. -- Я не специалист в таких вещах, -- ответил Сантос. -- Но я всегда полагал, что это так и есть. -- Скажите, Бога ради, как вам удалось собрать под одной крышей столько уникальных предметов? -- О, эта коллекция не моя, -- сообщил Сантос. -- То есть не моя личная. Вы видите перед собой официальные национальные сокровища Сан-Исидро, и они доверены мне от имени нации. Все, что вы видите на этих стенах и в этих шкафах. А в запасниках хранится значительно больше -- немалая часть сокровищ еще не распакована. -- Кто же все это собрал? -- поинтересовался Найджел. -- О, это скопилось за последние двести лет, -- объяснил Сантос. -- На Сан-Исидро перебывало немало правителей, и большинство из них вносили свою лепту. Не говоря уже о пиратах. Некоторые становились губернаторами острова. И тоже добавляли к этой сокровищнице немало предметов, которые в то время не представляли особой ценности, а теперь сделались антиквариатом. -- Блестящая коллекция! -- сказал Найджел. -- Насколько я понял, вы заинтересованы в том, чтобы кое-что продать? -- Вы совершенно правы. -- Именно для этого вам и понадобилось наше детективное агентство? -- Именно так, -- согласился Сантос. -- Надо сразу добавить, чтобы между нами не возникло недоразумений, что я продаю эти предметы не с целью личного обогащения. Я сам достаточно богат, на жизнь мне хватает. Я думаю о своей несчастной стране. -- Да, конечно, -- Найджел постарался, чтобы в его голосе не было заметно иронии. Но Сантос, похоже, говорил серьезно. Он продолжал: -- Нам нечем торговать с зарубежными странами. У нас нет ни нефти, ни минералов, ни даже развитой туристской индустрии, поскольку наш остров, хотя и довольно красив, все же не сравнится с Ямайкой или Багамами. На деньги, которые я рассчитываю выручить от продажи этих сокровищ, я намереваюсь открыть училища и колледжи для населения. -- А нельзя ли спросить, что именно вы собираетесь продать? -- Ну, что до этого, я намерен распорядиться большей частью того, что вы видите, -- ответил Сантос, небрежно махнув рукой. -- По крайней мере, наиболее ценными предметами. Найджел прикинул, сколько может стоить вся коллекция. Если то, ч го в других комнатах, не хуже того, что он уже видел, и если внизу сложено вдвое, а то и втрое больше того, что находится наверху, то это будет... Сколько? Десять миллионов фунтов? Двадцать миллионов? Найджел внезапно почувствовал себя ребенком, который забрел в пряничный домик. "Бери все, что хочешь! -- говорит ему старая ведьма. -- Это все для тебя!" И он наедается до отвала. Но когда он хочет уйти... Нет, все это слишком хорошо, s чтобы быть правдой. -- Вы были очень любезны, -- сказал Найджел. -- Видимо, мне следует объяснить вам, как это обычно делается. Свяжитесь с одной из крупных галерей, скажем, "Кристи" в Лондоне или "Парк-Вернет" в Нью-Йорке. Отправьте им каталог того, что у вас хранится, -- с кратким описанием и, по возможности, с фотографиями. Попросите прислать оценщика. Это общепринятая процедура. -- А не могли бы вы оценить их для меня? -- спросил Сантос. -- Я могу определить примерную стоимость, но вообще-то я не эксперт. -- Однако вы работаете на группу дельцов, торгующих произведениями искусства? -- Да, мне приходится время от времени иметь дела в этой области. Но, повторяю, я не эксперт. -- Эти эксперты от "Кристи"... Полагаю, что их приезд сюда наделает много шума? -- Оценка может быть проведена без лишнего шума, -- возразил Найджел. -- Но специалисты от "Кристи" потребуют точно установить происхождение этих произведений. Понимаете, им это требуется для каталога. -- Да, я так и думал, -- сказал Сантос. -- Видите ли, все сделки, связанные с продажей этих вещей, должны производиться в тайне. -- Все крупные торговые дома помешаны на тайне сделок. -- Но если я укажу им, с какой сложной процедурой придется столкнуться при продаже этих сокровищ, они могут начать возражать. Видите ли, мистер Уитон, никто не должен знать о том, что я их продаю. Они ведь, в сущности, мне не принадлежат. Это достояние нации. Я всего лишь хранитель, а не владелец. -- Но вы ведь имеете право их продать? -- О, давайте о правах не будем! С правами пусть разбираются юристы. Скажем так: я имею возможность продать их, чтобы взамен приобрести для моего народа что-нибудь получше. Новые рыбацкие лодки им нужнее, чем старые европейские мастера. Обучение современным технологиям земледелия для них важнее, чем вазы венецианского стекла. Казино, которое привлечет сюда туристов, требуется больше, чем яйца Фаберже в стеклянном шкафу. -- Я вас понимаю, -- кивнул Найджел. -- Если бы я попросил вас продать кое-что из этих вещей, -- продолжал Сантос, -- что бы вы предприняли? -- С документами или без? -- Ну, скажем, без документов. Это что-то из ряда вон выходящее? -- Ну что вы! К торговцам каждый день являются люди с различными более или менее ценными предметами: Откуда они их берут -- никто не знает. Некоторые дельцы от искусства не слишком щепетильны насчет происхождения. Конечно, к крупным фирмам, таким, как "Кристи", это не относится. -- А вам известны подходящие фирмы? -- Вообще-то да, -- сказал Найджел. -- Но должен вас заверить, мистер Сантос, что, если вы выставите на продажу предметы с законным образом оформленными документами, вы выручите куда больше. -- На этот счет могут возникнуть сложности, -- вздохнул Сантос. -- Я так и думал, -- заметил Найджел. -- Понимаете, эти вещи -- часть национального достояния Сан-Исидро. Они копились веками на радость народу Сан-Исидро. Правда, за весь год на эти сокровища приходит поглядеть не больше пяти-десяти человек. Так что нашему народу было бы куда больше пользы, если бы эти вещи удалось продать и на вырученные деньги провести в жизнь какие-то программы, направленные на благо нации, создать новые рабочие места... -- Несомненно, -- согласился Найджел. -- Я вижу, вы преследуете благородные цели, мистер Сантос. Нельзя ли спросить -- вы что, намерены попросту похитить эти предметы? Я ничего не хочу сказать, но образ действий, который вы предлагаете, кажется весьма двусмысленным... -- Нет, воровством это назвать нельзя, -- возразил Сантос. -- Хотя я согласен, что подобная сделка может показаться двусмысленной. -- И вы всерьез думаете, что детективное агентство "Альтернатива" заинтересуется таким предложением? -- Всерьез, -- кивнул Сантос. -- За время общения с мистером Драконианом у меня сложилось впечатление, что вы -- люди, которым стоит доверять, но при этом не слишком придерживающиеся буквы закона. -- А вам не кажется, что одно другому противоречит? -- поинтересовался Найджел. -- Истинная мораль строится на противоречиях, -- ответил Сантос. -- Интересно... -- сказал Найджел. -- Позвольте мне немного расширить вопрос. Вот мы с вами в Доме Правительства, и вот эти сокровища. На дверях стоит охрана. Сокровища, как вы сами признаете, не ваши. -- Не мои, -- согласился Сантос. -- Но я могу брать отсюда все, что захочу. -- Так это же и есть воровство! Сантос криво улыбнулся. -- Эти произведения искусства -- достояние народа Сан-Исидро. А я -- его президент. Найджел взглянул на Сантоса в упор. Не шутит ли он? Да нет, Сантос не шутил. -- Вы что, правда президент? -- переспросил Найджел. -- Заверяю вас, что это так и есть. -- Интересно, а почему вы не упомянули об этом в своем письме? -- Я хотел, чтобы вы сперва увидели то, что у нас есть. И еще я хотел оценить вас, пока вы оцениваете сокровища. Я доволен вами -- надеюсь, взаимно. Может, нам стоит продолжить обсуждение в аудиенц-зале за стаканчиком шерри? Найджел согласился. Он лихорадочно соображал. Возможно, что Сантос просто вешает ему лапшу на уши и что он попросту намерен обокрасть собственный народ. Но, с другой стороны, насколько Найджел мог судить, Сантос говорил искренне. А потом, сама эта идея "национального достояния" выглядела дурной шуткой. Это же все равно что подарить человеку роскошное поместье, в котором он будет подыхать с голоду, или заставить его любоваться шикарным пейзажем и одновременно умирать от жажды. -- Насчет этих вещей, -- сказал Найджел. -- Если я правильно понял, вы хотите взять отсюда отдельные предметы так, чтобы люди об этом не знали, и продать их на международном рынке. -- Примерно так, -- подтвердил Сантос. -- Вы же понимаете, я это делаю ради блага нации. Мы очень маленький народ, майор Уитон. Наш остров славится самым худшим климатом во всем Карибском море. Согласитесь, слава эта сомнительна. У нас нет ни индустрии, ни природных ресурсов. Вы можете счесть мой замысел циничным, майор Уитон. Но я заверяю вас, что девяносто центов с каждого доллара пойдут на помощь моему народу. -- А кто это проверит? -- спросил Найджел. Ему начинало становиться не по себе. -- Майор Уитон, -- сказал Сантос, -- я взял на себя труд разузнать кое-что о вашем прошлом. Мне кажется, у вас были какие-то проблемы в Стамбуле... Найджел уставился на Сантоса. -- Черт возьми, откуда вы знаете?! -- Что-то связанное с контрабандой, не так ли? Найджел понял, что влип. Он спокойно выпрямился в кресле, готовясь защищаться. Он никогда не терял уверенности в себе, но на этот раз дело действительно пахло жареным. Черт возьми, как неуютно оказаться на краю света, в этой Богом забытой стране, в мрачном старом доме, во власти этого мелкого латиноамериканца! Найджел снова, уже в который раз, почувствовал, как все-таки тесен мир. И как все повторяется! Нет, идея бесконечности все же ошибочна. Жизнь -- это пьеса, в которой актеры делают вид, что не знают друг друга. А на самом-то деле они всю жизнь знакомы! И никуда от них не денешься. "Я бродил по улицам Города Невежества, ища хоть одно незнакомое лицо". Найджел вычитал эту-фразу в рассказе американского писателя О'Генри, и она запала ему в душу. -- А мои записи посещаемости колледжа вы, случаем, не добыли? -- осведомился Найджел. -- Полагаю, вам известно даже то, что я изучал историю? -- Но так и не защитились, -- закончил Сантос. -- А не хотите ли выслушать историю вашей семейной жизни? -- Нет, спасибо, -- поспешно отказался Найджел. -- Я ее и так неплохо помню. Должно быть, вы обратились в чрезвычайно толковое агентство, раз сумели раздобыть эти сведения за столь короткий срок. -- Вам виднее, насколько оно толковое, -- сказал Сантос. -- Мы сотрудничали с детективным агентством "Альтернатива". Вы ведь когда-то там работали, майор Уитон? -- Я уже вышел в отставку, -- буркнул Найджел. Он был потрясен. -- Так что с меня хватит и "мистера". Они что, прислали вам мое досье? -- Ну что вы, майор! Эти факты раскопать не так сложно. Это он так говорит. Но... В Найджеле вновь пробудилось старое подозрение, что любовь всегда кончается смертью. Стамбул... Черт, надо же, как не повезло! Или -- как его подставили... если Хоб действительно продал его капитану Кермаку, как предполагал Жан-Клод. Арест, допрос, его с Жан-Клодом сунули в кутузку и выпустили только через девять дней. Девять дней -- не так уж долго. Но хватило, чтобы их имена занесли в банк данных Интерпола. И чтобы его потом задерживали и шерстили при каждом удобном случае. В конце концов Джорджу пришлось употребить все свое влияние, чтобы Найджела убрали из компьютерных списков, потому что его только арестовали, но не предъявили никаких обвинений, и под судом он не был. Так что официально к банку данных о контрабандистах он не принадлежал. Однако тем не менее его имя каким-то образом там застряло. А с таким пятном в биографии ему никогда не получить визы в США, никогда не жить в Нью-Йорке. В Нью-Йорке Найджел никогда не бывал, но этот город всегда казался ему воплощением современного мира в миниатюре, городом двадцать первого века. Конечно, в Америку можно проехать и незаконным образом, но ведь всегда есть опасность, что в один прекрасный день его заметут и выпрут, и тогда весь Нью-Йорк к черту... И все это из-за Хоба! Если, конечно, это Хоб его заложил. Хотя кто говорит, что это Хоб? -- Я просто хотел разобраться, что к чему, -- сказал Сантос. -- Ну так что, согласитесь вы взяться за эту работу? Разумеется, на том условии, что мистер Дракониан тоже будет участвовать. Если многоуважаемый мистер Дракониан окажется в стороне, в наших планах появится серьезная брешь. -- Ну, это не проблема, -- напряженно сказал Найджел. Он улыбался, но мысли у него были самые непечатные. "Какая тварь вывела их на агентство? С кем таким знаком этот Сантос, кто может знать и Хоба, и меня? Неужели Хоб действительно прислал ему мое досье? Да что ж это за чертовщина?" Сантос предоставил ему комнату. Найджел позвонил в Париж Жан-Клоду и обсудил, как можно ввезти во Францию крупную партию произведений искусства, минуя таможенную и иммиграционную службы. Жан-Клод посоветовал отправить их через Шербур: у него там есть друзья, которые за соответствующее вознаграждение закроют глаза на что угодно. -- Мне нужно будет только отобрать то, что пойдет на продажу, -- сказал Найджел Сантосу. -- Упаковкой и перевозкой займутся ваши люди. -- Замечательно! -- А ваши инсинуации меня мало волнуют, -- заметил Найджел. -- В этом не было никакой необходимости. Я перешлю ваш товар в Париж и пришлю деньги, за вычетом десяти процентов, которые пойдут на уплату посредникам. То есть агентству. -- Меня это вполне устраивает, -- сказал Сантос. -- И у меня есть еще кое-что, что может вас заинтересовать. Работа. Речь идет о том, чтобы помочь некой организации приобрести произведения искусства. Европейскую живопись. Так что вам придется немедленно вернуться в Лондон. -- Без проблем, -- согласился Найджел. -- Рассказывайте. ГЛАВА 4 Хоб ушел от Лорне, доехал на метро до Бермингемских торговых рядов в Вест-Энде и разыскал там галерею Посонби. Галерея была шикарная. Полированное дерево, рассеянный мягкий свет и картины, не обязательно хорошие, но, безусловно, дорогие. Повсюду расставлены огромные хрустальные пепельницы, но они так сверкали, что Хоб нипочем бы не решился осквернять их низменными окурками. Дерек Посонби был мужчиной среднего роста, пухлым, круглолицым, в круглых очках в золотой оправе. Он был одет в костюм, сшитый по моде времен короля Эдуарда, -- серый в скромную полоску, на ногах красовались начищенные до блеска черные кожаные ботинки. Редеющие волосы зачесаны так, чтобы прикрыть макушку. Возможно, в качестве компенсации за лысину Дерек отрастил себе пышные бачки. Из-за этого его круглая, рыхловатая физиономия была похожа на яйцо, лежащее в гнездышке из волос. Вид у Дерека был самый простодушный. Он смахивал на воробушка, отыскивающего крошки. Мягкий, безобидный джентльмен. Такой облик весьма полезен в торговле искусством, где невинная внешность и мягкое обращение могут принести существенную прибыль. -- А зачем вам Найджел? -- переспросил Дерек в ответ на вопрос Хоба. -- У меня есть для него работа, -- сказал Хоб. -- Нашему агентству нужны его таланты. -- Он может за нее и не взяться, -- предупредил Дерек. -- Вы же знаете Найджела: заведется у него в кармане двадцать фунтов -- он и слышать не хочет ни про какую работу, пока деньги не кончатся. Дитя цветов, последний из хиппи! -- В последнее время он работал на вас? -- осведомился Хоб. -- Ну да, сбывал кое-что от нашего имени, -- небрежно согласился Дерек. -- Похоже, в последнее время он провернул для вас несколько крупных сделок, -- не отставал Хоб. -- Да, было дело. Но эта информация строго конфиденциальна. Секреты бизнеса, знаете ли. -- Послушайте, -- сказал Хоб, -- мне действительно нужно знать, что произошло. Боюсь, Найджел встрял в неприятную историю. Ею интересуется парижская полиция. Я провожу расследование от их имени. Дереку это не понравилось. Он, конечно, бахвалился своим профессионализмом, однако на самом деле был таким же простофилей, как и половина его лондонских коллег. Неприятный народ, с точки зрения Хоба, не Дерек был одним из лучших. Он действительно хорошо разбирался в искусстве, особенно в голландских и французских мастерах четырнадцатого века. Хотя не сказать, чтобы он их так много видел. Дерек был не менее честен, чем любой из его собратьев. В конце концов, ценность произведения искусства во Многом субъективна, и, в конечном счете, картина оценивается во столько, сколько торговец намерен за нее выручить. Дерек не хотел рассказывать о своих делах, но, с другой стороны, поговорить о них ему безусловно хотелось. Ведь между собой эти торговцы только об этом и толкуют: собираются в кофейной "Эсквайр" на Кингс-Роуд и хвастаются друг перед другом удачными сделками. Не будет большим преувеличением сказать, что любая сделка в лондонском мире искусств очень недолго остается тайной. Толпа болтливых кумушек. Так что Хобу не пришлось особенно долго уговаривать Дерека поведать ему всю историю. А начав рассказывать, делец так разошелся, что даже вызвал к себе в кабинет юного Кристофера, который присутствовал при том, как Найджел совершил эту сделку века. И вот, под комментарии Дерека и шум вентиляторов, юный Кристофер начал свое повествование. -- Я хочу купить картины, -- сказал темноволосый латиноамериканец. -- Меня зовут Арранке. Это был смуглый, черноволосый, коренастый мужчина среднего роста, в верблюжьей спортивной куртке американского покроя. Куртка стоила, должно быть, больше, чем его авиабилет первого класса из Каракаса. Служащие галереи Посонби даже не сразу разглядели самого сеньора Арранке, потому что все их взоры обратились на куртку. Куртка сия была тем более примечательна, что ее можно считать одним из первых образцов мужской одежды, исполненных в сиреневато-розовато-желтовато-коричневых тонах. На самом деле такого сочетания цветов в Лондоне не видывали со времен Томаса-Портняжки, о котором говорится в недавно обнаруженном отрывке из "Кентерберийских рассказов" Чосера. А между тем сам сеньор Арранке заслуживал не менее пристального внимания, чем его куртка. Ну, во-первых, куртка все же принадлежала ему, а значит, он имел доступ к образцам высокой моды. К тому же у Арранке была широкая и угрюмая физиономия, украшенная тонкими усиками. Ботинки его были пошиты из кожи вымирающего вида рептилий. На руке, поверх расплющенных костяшек, сверкал изумруд. И вообще, сеньор Арранке привнес в темную и чопорную картинную галерею свежее дыхание вульгарности. Первые слова посетителя, адресованные нервному юному клерку, который осведомился, что ему угодно, были опять же: -- Я хочу купить картины. -- Пожалуйста, сэр, -- сказал Кристофер. -- Какие картины, сэр? -- Это не принципиально. Мне нужно пятьдесят пять ярдов картин. Кристофер уронил челюсть так, что ему позавидовал бы любой театральный комик. -- Я боюсь, сэр, у нас, в галерее Посонби, картины на ярды не продаются. -- В смысле? -- удивился Арранке. -- Видите ли, сэр, картины -- это произведения искусства, и поэтому... Вот тут-то и появился Найджел. Он только что вернулся с Сан-Исидро и прямо с аэродрома приехал сюда. Бросил свой легкий чемоданчик у дверей и величественно вошел внутрь. -- Ступайте, Кристофер, -- распорядился Найджел. -- С сеньором Арранке я поговорю лично. -- Хорошо, сэр, -- поспешно согласился Кристофер. -- Спасибо, сэр! -- добавил он, только теперь сообразив, что чуть было не погубил сделку, за что его свободно могли выгнать с работы. -- Сеньор Арранке? -- осведомился Найджел. -- Простите, что задержался. Мой самолет только что прибыл. Кофе не желаете? Найджел препроводил Арранке в кабинет Дерека. Усадил гостя поудобнее. По счастью, Дереков портвейн тридцатилетней выдержки оказался на обычном месте и коробка гаванских сигар лежала там, где положено. Найджел отправил Кристофера за кофе и пододвинул гостю большую итальянскую керамическую пепельницу. -- А теперь, сэр, -- сказал Найджел, -- давайте разберемся, что к чему. Мистер Сантос сказал мне только, что вам срочно надо приобрести большую партию живописи. В подробности он не вдавался. Нельзя ли узнать, что именно вам требуется? -- Хорошо, что вы вот так сразу берете быка за рога, -- сказал Арранке. -- Мне нужно ровно пятьдесят пять ярдов картин для моего нового отеля, и притом срочно. И он повелительно взмахнул рукой. -- Замечательно! -- порадовался Найджел. -- Позвольте уточнить. Вам нужно пятьдесят пять погонных ярдов картин или же вы хотите приобрести картины, общая площадь которых составляет пятьдесят пять ярдов? -- Да нет, погонных ярдов, -- сказал Арранке. -- Понимаете, у меня там коридор длиной в пятьдесят пять ярдов, и мне нужно повесить в нем картины. Не вплотную одна к другой, а так, чтобы от одной до другой была где-то пара дюймов. Сколько картин мне понадобится, чтобы заполнить пятьдесят пять ярдов коридора? -- Ну, это смотря как вешать, -- рассудительно заметил Найджел. -- Вам, разумеется, нужны картины в рамах? -- Конечно. Найджел нарисовал какую-то бессмысленную закорючку в блокноте, валявшемся на столе у Дерека. -- И не впритык, а на некотором расстоянии? -- Ну да, на расстоянии нескольких дюймов, -- согласился Арранке. -- Думаю, так будет лучше. Хотя вам виднее, я не специалист. -- Зато у вас здоровая интуиция, -- заметил Найджел. -- Ну, давайте прикинем. Он взял блокнот и карандаш и углубился в расчеты. -- Ну, скажем, на каждом ярде будет висеть по одной картине маслом шириной не более двух футов. Это позволит развесить их на некотором расстоянии друг от друга. Всего, значит, приблизительно пятьдесят пять картин. Хотя, возможно, вам стоит взять несколько штук сверху, чтобы хватило наверняка. -- Пятьдесят пять картин на пятьдесят пять ярдов... Да, звучит разумно, -- согласился Арранке. Найджел записал результаты расчетов. -- Вы уверены, что в коридоре ровно пятьдесят пять ярдов? А то обидно будет, если вы привезете картины в Латинскую Америку, а их вдруг не хватит! -- Ровно пятьдесят пять, -- заверил его Арранке. -- Я его сам шагами мерил. И повезу я их не в Америку, а в свой новый отель на Ибице. Найджел вскинул бровь, но ничего не сказал. -- А вы берете в расчет обе стороны коридора? Арранке хлопнул себя по лбу и произнес испанское ругательство, устаревшее еще в те времена, когда Симон Боливар только пачкал пеленки. -- Черт, а ведь и правда! Я забыл, что картины надо развесить по обеим стенам! А вы неплохо соображаете, сеньор. Найджел поблагодарил его по-испански в самых изысканных выражениях. Потом вернулся к делу. -- А входят ли в это число картины в отдельных номерах? -- Carrambola! Про это я тоже забыл. В отеле двести двенадцать номеров. В каждый номер надо по две картины, одну в спальню, вторую в гостиную. -- Да, это как минимум, -- сказал Найджел. -- Ладно, значит, это будет еще четыреста двадцать четыре картины в номера. Верно? Арранке кивнул. -- Значит, всего выходит пятьсот тридцать четыре картины. Если, конечно, они будут не шире двух футов. -- И во сколько мне это обойдется? -- Ну, сеньор Арранке, смотря какие картины. Полагаю, вам известно, что цены на картины могут быть очень разными. -- Знаю, знаю, -- сказал Арранке. -- И еще я знаю, что за десять-двадцать долларов можно купить копию в раме, такую, что и не отличишь. Я такие штуки видел в офисах в Каракасе. Но этого мне не надо. Я не собираюсь изображать из себя крутого спеца, но у меня свои требования. Я хочу, чтобы все эти картины были подлинниками европейских мастеров, упомянутых по меньшей мере в двух серьезных книгах по искусству. Не обязательно знаменитых, но тех, кто признан достойными -- или как там у вас называются художники второго эшелона? В моем новом отеле все должно быть как полагается. И еще мне нужны на них документы, чтобы можно было ткнуть носом любого, кто засомневается. -- Разумный путь. Экспертам ведь платят именно за то, что они всегда правы. -- Я готов уплатить за все это пятьдесят тысяч долларов, при условии, что картины меня устроят. Найджел кивнул и решил рискнуть. -- Откровенно говоря, боюсь, этого будет мало. Арранке нахмурился.-- Ну, я не собираюсь сидеть тут и торговаться, как фермер на ярмарке! Я согласен дойти до ста тысяч, но ни центом больше! И картины должны быть переправлены в мой отель на Ибице немедленно. Там я их осмотрю. Если мне покажется, что они подходят, я за них сразу расплачусь. -- А если нет? -- Ну, увезете их обратно в Локтон. Найджел покачал головой. -- Понимаете, если вы откажетесь их приобрести, то наши картины будут на длительный срок сняты с продажи, а ведь в это время их мог бы купить кто-нибудь другой. К тому же нам придется потратиться на страховку, перевозку и так далее. -- Хорошо, -- согласился Арранке. -- Я положу на депозит две тысячи долларов. Если, хотите, могу две тысячи фунтов. Если я откажусь купить картины, эти деньги пойдут на покрытие ваших расходов. -- Ну, тогда все в порядке, -- сказал Найджел. В Европе вообще, и в Англии в частности, полным-полно масляных полотен художников, чьи имена встречаются по меньшей мере в двух справочниках или каталогах, имеющихся в распоряжении Посонби. Жуткую мазню этих "художников" можно приобрести по цене от десяти фунтов и выше -- но, как правило, выше ненамного. Так что галерея Посонби должна была выручить на этом кругленькую сумму. Арранке встал. -- Мистер Уитон, в вас есть нечто, что выдает военного человека. Найджел снисходительно улыбнулся. -- Что, неужели все еще заметно? Впрочем, это ничего не значит, старина. Я уже давным-давно вышел в отставку. -- И все-таки я чувствую в вас родственную душу. Не могли бы вы лично отобрать для меня картины?.. -- С удовольствием! -- сказал Найджел. У него как раз было на примете несколько Глюков, которые шли по пятнадцать фунтов за квадратный ярд, и парочка Меерберов -- еще дешевле. Правда, настоящие Глюк и Меербер были не художниками, а композиторами, но это не так уж важно. --...И лично привезти их на Ибицу и развесить? Я вам доверяю. Найджелу такое говорили не в первый раз. Люди ему доверяли. И, надо сказать, он почти никогда не обманывал их доверия. Он ведь заработает для агентства и для Хоба кучу денег на этой сделке с Сантосом -- ну чего плохого в том, что он и для себя урвет кусочек? -- А потом? -- спросил Хоб. -- А потом он отправился с картинами на Ибицу, -- сказал Дерек. -- Мы их упаковали в ящики, и он поехал с грузом в Саутгемптон и сел на теплоход, который идет в Бильбао и к Гибралтару, а оттуда на Ибицу. Полагаю, к этому времени они должны уже прибыть на место. Разумеется, все совершенно законно. Мы положились на удачу. Неизвестно, о чем думал Арранке, когда заключал эту сделку. Найджелу следовало бы взять деньги вперед. Если бы это было возможно. А то мы едва не отменили сделку. Слишком уж она рискованная. Но Найджел нас заверил, что управится, и мы отослали его с картинами. Верно, Кристофер? -- Именно так, сэр, -- подтвердил Кристофер, откидывая со лба прядь белобрысых волос. -- Он даже настоял на новом гардеробе! -- На случай, если он вдруг объявится, где ему вас искать? -- спросил Дерек. Хоб вновь ощутил отчаяние, которое столь часто вселял в него Найджел. Впрочем, агентству, кажется, светит крупная прибыль -- это хорошо. Хоб надеялся только, что Найджел соображает, что делает. Может ведь и не соображать -- с ним такое часто бывает. Хоб дал Дереку адрес и телефон своего приятеля Лорне и ушел. Время около трех. К Джорджу ехать еще рано. Что делает детектив, ведущий расследование, когда ему нечего делать? Хоб пошел на Пикадилли, смотреть американский детектив. В нем была уйма действия: погонь, драк и стрельбы, а игравшие в фильме актеры показались Хобу вроде бы знакомыми, хотя он никак не мог вспомнить, где их видел. У детектива, героя фильма, была уйма неприятностей из-за того, что каждый раз, как он бывал близок к разгадке тайны, ему на шею вешалась очередная женщина. У Хоба проблем с женщинами не бывало -- по крайней мере, такого рода. Ну, зато в него и стреляли значительно реже, чем в героя фильма. А в остальном фильм был довольно близок к действительности. Когда кино закончилось, Хобу как раз пришло время ехать к Джорджу. ГЛАВА 5 Городок Фридмер-Бертон находился в Бекингемшире, в сорока милях к северу от Лондона. Ничего себе городок, живописный. Но Хоб приехал туда не достопримечательностями любоваться. Ему надо было поговорить с Джорджем Уитоном. Джордж Уитон был младшим братом Найджела, работал где-то в разведке. Найджел про Джорджа почти ничего не рассказывал, только жаловался, что тот не в состоянии завязать приличный роман, что, с точки зрения Найджела, было главной целью человеческой жизни, хотя его собственные успехи на этом поприще оказались по меньшей мере сомнительны. Последние семь лет Джордж поддерживал связь с Эмили Варне, своей соседкой по Фридмер-Бертону. Эмили жила со своей прикованной к постели матерью в соседнем доме на две семьи по Ланкашир-Роу. Дом, где жил Джордж, был не таким уж удобным. Джордж получил его в наследство и поселился там потому, что оттуда было удобно ездить в министерство обороны, которое недавно переехало в новое здание в северной части Лондона. Эмили была красива несколько поблекшей красотой, одевалась дорого, но по большей части безвкусно, была хохотушкой, но отнюдь не дурочкой, и обладала хорошим чувством юмора. Работала она на какой-то технической должности в министерстве воздушного транспорта. Мужчины ухаживали за ней -- не особенно навязчиво, но, во всяком случае, ее часто приглашали на свидания. Выдался один месяц, когда Эмили четырежды обедала в американском салуне "Последний шанс" на Глостер-Роуд близ Старого Бромптона, каждый раз с новым молодым человеком. Неизвестно какого мнения она осталась о довольно сомнительных мексиканских блинчиках, которые подавали в этой напыщенной забегаловке, разрекламированной на американский манер. Эмили,