безусловно, не была распущенной. Люди называли ее благоразумной. У нее была привычка нервно втягивать голову в плечи, когда ее неожиданно окликали, -- что-то связанное с неприятным происшествием, которое случилось с ней в Шотландии в возрасте одиннадцати лет. Довольно странная история. Впрочем, это не имеет отношения к нашему рассказу, потому что Хоб ехал не к Эмили, а к Джорджу. Джордж копался в саду. На его участке мало что росло, отчасти из-за густых деревьев, срубить которые было нельзя, потому что все липы в городке были наперечет, отчасти из-за того, что солнце, и без того редко появляющееся в тех краях, по каким-то известным лишь ему самому причинам предпочитало нырять за облака всякий раз, когда его лучи могли осветить "Сонгвейз", как окрестил усадьбу Джорджа последний приходской священник Малого Кенмора, деревеньки, расположенной в четырех милях от Фридмер-Бертона. Маленький коттедж был выстроен по старинным обычаям тех краев: с высокой крышей, крытой снопами тростника, перевитыми соломенными жгутами. Ныне искусство делать тростниковые крыши почти забылось в Англии -- любой деревенский парень предпочтет скорее смыться в Лондон и сделаться рок-музыкантом, чем обучаться безумно скучному и плохо оплачиваемому старинному ремеслу. Так что лет через десять тростниковые крыши должны остаться лишь в памяти местных жителей -- последнему мастеру этого дела, Руфусу Блекхину, уже восемьдесят пять, и он давно не вставал с постели, помилуй Бог этого старого чудака. Джорджа огорчала утрата этого традиционного искусства. Он вообще был человеком чувствительным, но при этом слишком закомплексованным, чтобы позволить себе проявлять свои чувства внешне. И, однако, несмотря на то, что Джордж изо всех сил старался сохранять внешнюю невозмутимость, временами болезненная гримаса выдавала его чувства, когда происходило нечто, глубоко его задевавшее. Именно из-за того, что обычно лицо у Джорджа бывало абсолютно каменным, эти слабые проявления чувств особенно бросались в глаза, показывая, насколько сильно волнует его происходящее. Джордж, очевидно, сознавал это -- об этом говорила нервная напряженность, с которой он встретил Хоба у дверей своего домика. -- Э-э... хм... Здравствуйте, как поживаете? Вы, должно быть, Хоб, друг Найджела? Помнится, мы как-то раз встречались на дне рождения нашей матушки лет пять тому назад.-- Было дело, -- согласился Хоб. -- Я был очень рад познакомиться как с вами, так и с вашей мамой. Классная старушка -- вы уж простите меня за американское словечко, но она действительно классная. -- Ничего, ничего. Проходите, пожалуйста. Чаю хотите? А может, вам пива? Или чего-нибудь покрепче? Джину? -- Я бы с удовольствием выпил чаю, -- сказал Хоб. Хотя он предпочел бы кофе. Правда, во многих английских частных домах кофе водится. И, разумеется, кофе подают в большинстве ресторанов. В ресторане тебе что угодно подадут, лишь бы это приносило прибыль. Но этот "кофе" чаще всего оказывается растворимым. Англичане на удивление быстро пристрастились к растворимому кофе -- что несколько противоречит распространенному мнению об их уме и хорошем вкусе. Впрочем, оставим это. Джордж провел Хоба в дом. Они очутились в маленькой и темной гостиной, загроможденной столиками с фарфоровыми кошечками и прочим антиквариатом, притворяющимся стульями, кушетками, шезлонгами и иными предметами мебели. Короче, это была славная, типично английская комнатка. Это первое, о чем подумал Хоб, войдя. Особенно английской она выглядела сейчас, когда впереди шагал Джордж, высокий, худой, несколько сутулящийся, в окно заглядывал хитрым глазом-бусинкой скворец -- непременный обитатель любого английского садика, -- и в камине пылало искусственное пламя -- а может, и настоящее, поди отличи. Джордж провел Хоба на кухоньку с полосатыми занавесочками, пивными кружками в виде жизнерадостного толстячка и прочей типично английской утварью, поставил чайник и сделал другие приготовления, необходимые для того, чтобы заварить чашку -- точнее, две чашки -- чаю на английский манер. Джордж был неплохим человеком, но не было в нем той искры, что в Найджеле. И все же фамильное сходство бросалось в глаза. Как и большинство из нас, оба брата были слегка чокнутые на общий, семейный манер. Миссис Уитон, их матушка, тоже была чокнутая, но иначе: она отличалась такой властностью, что ее вечно просили выступать на собраниях женских клубов или в библиотеках с речами на тему о "важности стойких убеждений в наш век, когда теряются все нравственные ценности". -- Я как раз хотел связаться с вами, Хоб. Я собирался узнать у Найджела ваш адрес, но довольно долго не мог его разыскать. -- Знаю, -- сказал Хоб. -- Я надеялся, что вы мне подскажете, где его найти. -- О Господи! А я-то надеялся узнать это от вас! Сливок или лимон? -- И того, и другого, -- ответил Хоб. -- Нет-нет, погодите! Это я просто задумался. -- Я так и понял, -- сказал Джордж с вежливой улыбкой. Он заварил чай -- чайник закипел на удивление быстро благодаря усовершенствованию, придуманному самим Джорджем. Он на досуге баловался изобретательством, но из-за глубокой застенчивости никак не мог решиться запатентовать свои изобретения. Хоб положил себе сахару и взял лимон -- чай со сливками он не очень любил. > Поскольку Джордж проявил интерес к происходящему, и к тому же волновался за брата, Хоб рассказал ему о последнем расследовании, которое вело детективное агентство "Альтернатива". Об убийстве Стенли Бауэра в Париже, о человеке с изумрудным перстнем, о том, как сам он разыскивал на Ибице того, кто мог последним видеть Бауэра, о "предупреждении", полученном от латиноамериканских "мордоворотов, о крупном чеке, присланном Жан-Клодом без каких-либо объяснений, о том, как с тех пор он пытался связаться с Жан-Клодом либо Найджелом, но не мог разыскать ни того, ни другого, о своем приезде в Лондон и о намерении встретиться с Аннабель. Джордж в последний раз виделся с братом месяца полтора назад. Найджел в то время пребывал в унынии. Это понятно, поскольку и Джорджу, и Хобу было известно, что Найджела сильно расстроила потеря денег, которые он вложил в мавританское оружие. Кроме того, Джорджу, как и половине Лондона, было известно, что Найджел недавно удачно сплавил партию средненьких, но вполне себе подлинных европейских картин, не отличающихся ни особым мастерством исполнения, ни красотой, ни громкими именами авторов, невежественному, но толковому торговцу наркотиками из Венесуэлы, которому в данном случае его деловое чутье явно изменило. Что произошло после -- оставалось неясным. Найджел вернулся на Ибицу, это точно, поскольку несколько дней назад он звонил брату из Брюсселя. "Извини, старик, сейчас мне разговаривать некогда. Передай мамочке, что на ее день рождения я непременно приеду и что у меня есть для нее замечательный подарок. Скоро буду! -- А потом? -- спросил Хоб. -- Потом -- ничего, -- ответил Джордж. Он немного поколебался, но все же решился: -- Хоб, не сочтите за грубость, если я дам вам один совет. Я знаю, что это не мое дело и большая наглость с моей стороны, но я работаю в правительстве, и в моем секторе, как он ни незначителен, все же время от времени становится известно о том, что происходит. Хоб, судя по тому, что вы рассказываете, вы забрались чересчур высоко. Это дело с "сомой", видимо, серьезное и чрезвычайно опасное. Умоляю вас, будьте осторожны! -- Стараюсь! -- усмехнулся Хоб. -- Главное, что меня сейчас тревожит, -- роль Найджела в этом деле. Похоже, он работает на того самого человека, которого я подозреваю в убийстве Стенли Бауэра. И, похоже, понятия не имеет, что, собственно, происходит. -- Это и меня тревожит, -- сказал Джордж. -- Пожалуй, я приложу удвоенные усилия, чтобы разыскать Найджела. Когда вы свяжетесь с ним или он с вами, пожалуйста, дайте мне знать, хорошо? И если получите какие-то известия от Жан-Клода, тоже сообщите мне. Хоб пообещал Джорджу держать его в курсе событий и ушел. После ухода Хоба Джордж позвонил своему руководителю по специальному телефону, зарезервированному для срочных звонков. Телефон, для разнообразия, работал, и Джордж дозвонился сразу. Он представил себе длинное помещение с низким потолком, освещенное лампами дневного света, разделенное на множество кабинетиков и закутков. Начальство сидело на балконе. Там должен был находиться и его шеф. -- Ну, кто там еще? -- раздался недовольный голос шефа. -- Это я, -- ответил Джордж, как всегда, осторожный. -- А-а. Это тот, кто я думаю? -- Видимо, да. -- Джордж? -- Я попросил бы вас не называть моего имени по телефону. -- Эта линия абсолютно надежна. -- Надежных линий не бывает. -- Ну, может быть, -- проворчал шеф. -- Ладно, если вы не хотите со мной разговаривать, тогда зачем звоните? -- Нет-нет, хочу, -- сказал Джордж. -- Наверно, я, как всегда, перестраховываюсь. -- Он прокашлялся. -- Сэр, я звоню по поводу этой "сомы", которой занимается наш Отдел Перспектив. Вы получили последние данные, что я высылал вам из Нью-Йорка и Парижа? -- Да, конечно. Чертовски интересно. Принято к сведению. А что, какие-то новости? -- На самом деле да. Торговцы "сомой" готовят полномасштабную операцию в ближайшем будущем. В дело оказалось замешано еще несколько людей, хотя только косвенно. -- Ну, и зачем вы мне это рассказываете? Могли бы сообщить в своем еженедельном докладе. -- Знаю, сэр. Но в данном случае я считаю необходимым предпринять немедленные действия. -- Джордж, да что вы такое говорите? Вам же прекрасно известно, что наш Отдел Перспектив занимается исключительно сбором информации и консультациями. Инструкции категорически запрещают нам какое бы то ни было вмешательство в события. -- Понимаю, сэр. Если помните, я сам помогал составлять основные положения инструкции. Иначе бы правительство вообще запретило нам действовать. -- Ну, так и что же? -- В данный момент ситуация несколько иная. Торговля "сомой" начинает раскручиваться всерьез. -- Ну что ж, полагаю, вы можете анонимно сообщить об этом заинтересованным полицейским инстанциям. -- Нет, сэр. Я хочу действовать напрямую. -- Напрямую? Джордж, вы с ума сошли! -- Надеюсь, что нет, сэр. Понимаете ли, в это дело замешан мой родственник. Точнее, мой брат, Найджел. Сам он об этом и не подозревает, но тем не менее. Фирма, в которой он работает, детективное агентство "Альтернатива", готова ввязаться в серьезные неприятности, и Найджела это тоже затронет. Я хочу принять меры -- Понимаю ваши чувства, -- сказал шеф. Найджела он знал и, в общем, любил. -- Но, боюсь, я не могу дать на это своей санкции. -- Сэр, речь идет о совсем небольшом вмешательстве. Практически незаметном.-- Джордж, я могу сказать вам только то, что вы и сами прекрасно знаете. Отдел Перспектив действует исключительно на условиях полного невмешательства. Мы следим. Даем рекомендации. И больше ничего. Иногда сердце жаждет действий. Особенно когда в дело замешан кто-то, кто нам особенно близок и дорог. Но это невозможно. Вы поняли? -- Да, сэр. -- Вы все поняли? -- Да, сэр. Извините за беспокойство. Повесив трубку, Джордж отпер нижний ящик стола и достал записную книжку, исписанную совершенно непонятными закорючками и цифрами. Шифр Джордж выучил давным-давно, так что теперь без труда отыскал нужный телефон и набрал его. Ожидая ответа, он тихонько мурлыкал себе под нос. Приятно иметь такое взаимопонимание с шефом. Фраза "вы все поняли?", следующая за фразой "вы поняли?", была условным знаком, означающим разрешение действовать самостоятельно. И, что самое приятное, никто не догадается, что шеф только что дал ему добро, даже в том маловероятном случае, если эта насквозь проверенная линия была все же проверена хуже, чем следовало. Поговорив по телефону, Джордж немного побродил по комнате, потом налил себе еще чашку чаю. И только тут вспомнил, вскочил и побежал отпирать дверь на чердак. Эмили спустилась вниз. Она была в клетчатом джемпере, черной юбке, белой блузке и темно-красных туфлях крокодиловой кожи. -- Извини, -- сказал Джордж. -- Но я подумал, что будет лучше, если он тебя не увидит. -- А кто это был? -- А, один приятель Найджела! У него не было особых причин скрывать имя Хоба. Однако привычка к секретности взяла верх. ГЛАВА 6 Поезд из Бертона привез Хоба на Паддингтонский вокзал. Хоб позвонил Аннабель. Она была дома. Он сразу узнал ее неуверенный голос с легким придыханием. -- А, Хоб! Я так рада тебя слышать! Откуда ты звонишь? -- Я в Лондоне. -- Замечательно! Я очень надеялась, что ты приедешь, но в записке об этом написать не решилась. -- Ну вот, я приехал. Так в чем дело? Зачем тебя понесло в Лондон? -- Хоб, мне надо очень многое тебе объяснить, но это не телефонный разговор. Ты свободен? - Да. -- Прекрасно! У тебя есть где встретиться? -- Знаешь, где живет Лорне? -- Я у него была, но адреса не помню. Продиктуй, пожалуйста. Хоб продиктовал адрес Лорне. -- О'кей. Слушай, у меня тут еще одно дело есть. Я приеду где-то через час. Хоб согласился и повесил трубку. Пожалуй, у него еще есть время перекусить у Ло-Цу-Хунга на Квинсвей. В Лондон стоило приехать ради одной его утки по-пекински. x x x Он возвращался к Лорне пешком. Сейчас, вечером, Вест-борн-Гроув выглядела еще более зловещей. В подъездах прятались темные фигуры, скорчившиеся, словно при игре на низком барабанчике. Небо над Лондоном отливало оранжевым. В ветвях чахлых вязов беспокойно шуршали крыльями вездесущие лондонские скворцы, словно с угрюмым терпением ожидали чего-то. По тротуару шел слепой, его белая тросточка с красной полосой поблескивала в сгущающемся тумане. Так что Хобу доставил немало радости раздавшийся впереди звук саксофона Лорне. Лондонские власти давно боролись с туманом, был даже принят специальный закон о борьбе за чистоту воздуха, но туман все равно наползал на пустынные тротуары и спускался в сточные канавы, заполненные грязной водой, шелухой от кукурузных початков и размокшими булочками, брошенными небрежными школярами. Хоб взбежал на крыльцо, отпер дверь подъезда, поднялся на пятый этаж, достал другой ключ и вошел в квартиру. В квартире горел свет. Лорне в гостиной играл на саксофоне. Напротив сидели двое мужчин и внимательно слушали. Совершенно обыкновенные мужики лет тридцати с небольшим, один в светлом плаще, другой в темном. Плащи у обоих были расстегнуты, под ними виднелись темные костюмы. Молодые люди были при шляпах. Один положил шляпу рядом с собой на диван, другой, сидевший в продавленном кресле, пристроил ее на колено. Чисто выбритые, приятные молодые люди. -- Добрый вечер, сэр, -- сказал тот, что в светлом плаще. -- Вы случайно не мистер Дракониан? Хоб признался, что это так. -- Мы -- Эймс и Фильбин из Особого Отдела. Нам звонил мистер Джордж Уитон. Похоже, вам нужна наша помощь. Вы ведь ищете мистера Найджела Уитона? -- Да, ищу. Но при чем тут Особый Отдел? -- Мы просто оказываем услугу мистеру Уитону. Он время от времени помогает нам в работе, и мы стараемся отплатить чем можем. Он сообщил нам, что вы ищете мистера Найджела, и мы собираемся отвезти вас к нему. -- Он во что-то влип? -- Нет, сэр. Просто мистер Найджел сейчас работает на нас. Он хотел связаться с вами в конце недели, но, поскольку вы сказали мистеру Джорджу, что дело срочное, он готов встретиться с вами сейчас. -- Ну, прекрасно, -- сказал Хоб. Он с трудом слышал, что говорил человек в светлом плаще, из-за того, что Лорне играл довольно громко. Честно говоря, не похоже это на Лорне. Обычно он деликатнее... -- А когда он зайдет? -- А вот с этим небольшие проблемы, -- сказал светлый плащ. -- У мистера Найджела остались еще кое-какие неотложные дела. Когда вы увидитесь, он все объяснит. Но он просил, чтобы вы приехали с нами. Мы вас к нему отвезем. -- Что, прямо сейчас? -- Да, сэр. Мистер Найджел говорил, что ему надо срочно повидаться с вами. Что-то произошло, сэр, но что именно, мы не знаем. Внизу стоит наша машина, так что мы можем немедленно отправиться к нему. Хоб кивнул, еле разбирая слова из-за воя саксофона. Лорне буквально надрывался. Странно. Обычно Лорне предпочитал рок. А сейчас он играл какой-то старый блюз. Хоб его знал, только названия не помнил. Мужчины встали. Темный плащ раскачивался на каблуках, поглаживая усики. Светлый поправлял галстук. Саксофон Лорне ревел, точно труба архангела, возвещающая второе пришествие. И тут Хоб вспомнил, что это за блюз. Чей он? Фэтса Уоллера? Или Луи Армстронга? Ну да, старая любимая песня "Покинь град сей, пока не поздно". Хоб взглянул на Лорне. Тот выпучил глаза, беря особенно высокую ноту. Хоб покосился на мужчин в плащах. Лица у них были каменные. -- Ну что, идем? -- спросил светлый плащ, вежливо беря Хоба под локоток. Хоб почуял неладное. На лбу у него выступил пот. -- Сейчас, только куртку возьму, -- сказал он и двинулся к двери. -- Я с вами, -- сказал светлый плащ. -- Ну ладно. Внутренняя лестница была совсем рядом с входной дверью. Хоб направился к двери. Светлый плащ следовал за ним по пятам. Хоб резко остановился, светлый плащ едва не налетел на него, но тут же отступил на шаг. Хоб метнулся к двери, повернул ручку, дернул на себя. Рывок был хорошо рассчитан и заслуживал успеха. Черт бы побрал этот английский замок! Рукоятка повернулась, однако дверь осталась закрытой. Хоб услышал позади недовольное ворчание, протянул руку к замку, но тут в голове у него что-то взорвалось... ГЛАВА 7 Мы не помним начала, мы не помним конца. Сознание -- дурной сон, который мы видим, ненадолго пробуждаясь от прекрасных видений и того, что лежит за ними, великого, всеобъемлющего Небытия. Это было первое, о чем подумал Хоб, придя в себя. Его мысли все еще блуждали где-то вдали от происходящего. Ему казалось, что он спал и видел во сне лесную поляну, девушку в белом платье и какую-то серую зверушку. Кажется, это был барсук, хотя Хоб никогда не видел барсуков. Но видение померкло, и Хоб ощутил пульсирующую боль в затылке и запах, резкий и отчетливый, смутно знакомый. Что это? Керосин? Нет, скипидар. Хоб открыл глаза. Он был в тесной, загроможденной комнатке. Воняло краской и скипидаром. Над головой на черном шнуре с красными прожилками висела лампочка без абажура. Он лежал на темно-синей раскладушке. В глазах все плыло. Через некоторое время зрение прояснилось, и Хоб понял, что находится в чем-то вроде кладовки. Вдоль стен стояли грубо сколоченные полки, забитые банками с краской и бутылками скипидара. В углу лежала куча всякого мелкого барахла, в другом углу стояли стертый веник и швабра. Хоб скатился с раскладушки и не без труда поднялся на ноги. Постоял, пошатываясь, выжидая, когда к нему вернется равновесие. Комнатка была футов семь в длину. Дверь. Окон нет. Никаких других выходов тоже. И телефона тоже нет, так что на помощь позвать невозможно. Хоб был предоставлен самому себе. Он немного походил по комнате, чтобы убедиться, что ноги его слушаются. Да, вроде все цело. Он подошел к двери и подергал за ручку. Дверь заперта. Впрочем, этого следовало ожидать. Что можно сделать с запертой дверью? Он потряс дверь за ручку. Раздался громкий стук. Хоб попробовал еще раз. Дверь тряслась, но не открывалась. Он прижался плечом к двери и толкнул. Толчок был не слишком сильный, но дверь затрещала. Вот, это уже лучше! По крайней мере, ему не попалась одна из тех непреодолимых дверей, которые встречаются в детективах более экзотического сорта. Хоб утвердился на одной ноге и пнул дверь в середину. Она вздрогнула и застонала. Хоб уже собрался пнуть ее еще раз -- на этот раз хорошенько, так, чтобы эта чертова фанера разлетелась в щепки, -- но тут из-за двери послышался голос: -- Эй, там, потише! Вы мне всю дверь разнесете! И в замке послышался скрежет ключа. Потом ручка повернулась, и дверь открылась. На пороге, покачиваясь на каблуках и глядя на Хоба, стоял невысокий, похожий на грушу человек в вышитом жилете, без пиджака, в серых камвольных брюках с остро заутюженной стрелкой, с прилизанными маслянисто-черными волосами. Мужчина курил маленькую сигару "Виллем-II": Хобу показалось, что он различает пряный аромат голландского табака, его ни с чем не спутаешь. На указательном пальце правой руки мужчины сверкал крупный изумруд. --- Я имею удовольствие беседовать с сеньором Арранке? -- осведомился Хоб. -- Верно, -- сказал Арранке. -- Ну что, пришли в себя? Проходите, познакомьтесь с ребятками. Хоб осторожно вышел из кладовки и оказался в чем-то вроде гостиной какого-нибудь деревенского дома. Комната была довольно большой. Кое-как расставленная мебель: потертые мягкие диваны, словно прибывшие из второсортного отельчика на Гебридских островах, вперемешку с парой кресел, лучшие времена которых явно давно миновали. "Ребятки", о ком говорил Арранке, сидели в дальнем углу комнаты за карточным столом на стульях с деревянной спинкой. Похоже, играли в двойной пасьянс. Один из них поднял голову и небрежно махнул Хобу рукой. Второй продолжал созерцать свои карты. Хоб не сразу сообразил, что это за парни. Потом он узнал их. Это были те самые мнимые работники Особого Отдела, которых он встретил у Лорне. Видимо, они скрутили его и привезли сюда. Куда "сюда" -- неизвестно. -- Проходите, присаживайтесь, -- предложил Арранке. Его голос был не особенно дружелюбным, но и враждебным его назвать было нельзя. -- Чайку не хотите? А аспиринчику? Вот увидите, сразу все как рукой снимет! Хоб проковылял по комнате. Почти рядом с дверью кладовки стояло мягкое кресло. В него-то Хоб и плюхнулся. Сиденье было продавленное, но Хоб был рад занять сидячее положение. -- Вид у вас ужасный, -- заметил Арранке. Его тон сделался слегка озабоченным. Он обернулся к "ребяткам". Те, кстати, были без плащей. -- Эй, что вы сделали с этим мужиком? Мешком с кирпичами огрели, что ли? -- Да нет, -- виновато сказал тот, что был в светлом плаще. -- Я его всего разок стукнул по затылку. -- Черт возьми, я же говорил, что с ним надо обращаться бережно! -- Ну, так ведь надо же мне было его остановить, верно? Что бы вы сказали, если бы я не воспрепятствовал его отчаянному порыву к свободе? А? -- Ладно, -- сказал Арранке. И обернулся к Хобу. -- Извините, что так вышло. Я рассчитывал, что обойдется без рукоприкладства. Если бы вы просто пошли с ребятами, как нормальный человек, то и проблем бы не было. -- Я не хотел, правда, шеф, -- обратился светлый плащ к Хобу. -- Я ведь не костолом какой-нибудь. Но вы же так рванули, что мне надо было немедленно вас остановить, а то я бы вас уже никогда не увидел. А Джо бы этого не одобрил. -- Что вы сделали с Лорне? -- спросил Хоб. -- С этим черномазым? Да ничего. Небось до сих пор сидит, дудит на своем саксофоне и трясется. Мы ведь не убийцы какие-нибудь. Темный плащ поднял голову и хмыкнул. Светлый плащ пожал плечами и уточнил: -- Ну, то есть обычно мы никого не убиваем. Без необходимости. -- О'кей, ребята, спасибо вам большое, -- сказал Арранке. -- А теперь подождите в передней, ладно? Оба встали, вопросительно посмотрев на Арранке. -- Насчет него не беспокойтесь, -- сказал Арранке. -- С ним больше хлопот не будет. Верно ведь, радость моя? Хобу, сидящему в перекошенном кресле с продавленным сиденьем, ничего не оставалось, как кивнуть. Поддельные работники Особого Отдела вышли, предварительно надев свои плащи. Когда они открыли дверь, Хоб увидел, что на улице действительно моросит. -- Извините за беспокойство, -- повторил Арранке, -- но мне действительно надо было срочно вас повидать. -- Могли бы позвонить и назначить встречу, -- буркнул Хоб. -- Кстати, а как вы узнали, где меня искать? -- Знать такие вещи -- моя работа, -- уклончиво ответил Арранке. -- Мистер Хоб, знаете ли вы, что ваше поведение стало для меня проблемой? -- И не подозревал об этом, -- сказал Хоб. -- Ну, по счастью, я могу этому воспрепятствовать. Но об этом позднее. А сейчас тут есть один человек, который хочет вас видеть. Арранке открыл дверь и позвал: -- Входи, радость моя! И вошла Аннабель. ГЛАВА 8 На ней был новый костюм -- цвета, среднего между красным и оранжевым, с блестящим поясом, подчеркивающим тонкую талию. На плечи наброшен черно-белый клетчатый шарф -- Ах, Хоб! -- сказала она с упреком, точно Хоб был сам виноват, что оказался здесь. Потом обернулась к Арранке, стоявшему в дверях позади нее: -- Вы его не ранили, надеюсь? -- С ним все в порядке, -- сказал Арранке. -- Весел и бьет хвостом, как говорят американцы. -- Дайте мне поговорить с ним наедине, -- попросила Аннабель. Арранке вышел, закрыв за собой дверь. Аннабель огляделась. -- Боже, какая тут грязища! Она обмахнула одно из кресел крохотным надушенным платочком и осторожно села. -- Как бы затяжек на чулках не наставить! Ах, Хоб, ну зачем ты приехал в Лондон! Хоб уже сидел. А то бы упал. -- Так ведь ты же сама этого хотела, разве нет? -- Да, конечно. Но в глубине души я надеялась, что ты разгадаешь мой план и постараешься держаться отсюда подальше. Хоб, ты ведь такой умный! Я всегда восхищалась твоим умом и сообразительностью, ты знаешь. Ну как же ты не догадался, что Арранке держит меня в руках, раз он не убил меня после того, как убил Стенли? Как же ты не понял? Хобу не в первый раз приходилось сталкиваться с тем, что женщина всегда считает себя правой. Кейт была такой же. Она бросила Хоба, и он же оказался виноват. Вот и Аннабель: сама же заманила Хоба в ловушку и теперь обвиняет его в том, что он попался. -- Ну, если бы начать все сначала, теперь, когда мне известно больше, чем раньше, я бы, конечно, вел себя совсем иначе. Для начала я бы сразу тебя раскусил. -- Я с самого начала на это и рассчитывала! -- сказала Аннабель. -- Мне тебя ужасно жалко, но на самом деле я ни в чем не виновата. Нет, Хоб, моей вины в этом нет. - В чем? -- В этой ситуации, которая возникла из-за того, что ты поперся за мной в Лондон. И не моя вина, если тебя убьют. Ты уже большой мальчик и сам должен позаботиться о себе. Хоб решил сделать вид, что не слышал ее последних слов. Может, она просто ломает комедию. -- Ну да, тебе незачем винить себя за то, что ты заманила меня сюда, -- успокаивающе сказал он. Однако Аннабель поняла его неправильно -- Ах вот как? Теперь, значит, ты самый умный? Ошибаешься, Хоб! Ты не можешь винить в этом меня. Я не могла поступить иначе! -- Почему? -- спросил Хоб. -- Ну, во-первых, под угрозой была моя собственная жизнь. Но дело даже не в этом. У меня есть свои обязанности! Я не такая, как ты. Это ты можешь позволить себе мотаться по свету и рисковать собой ради собственного удовольствия. А у меня дочка в школе в Швейцарии. Совсем ребенок, ей еще и пятнадцати нет! И мужа у меня тоже нет! Так что, кроме меня, о ней позаботиться некому. Я должна жить -- ради нее! -- Ну да, -- заметил Хоб, -- когда речь идет о благополучии дочери, дозволено все. -- Издеваешься? О, этот самодовольный мужской шовинизм! -- обиделась Аннабель. Хоб не понял, при чем тут мужской шовинизм, но счел за лучшее промолчать. -- Настоящая мать пойдет на все ради своего ребенка! -- Это очень трогательно, Аннабель, -- сказал Хоб. -- Твоя любовь к дочери делает тебе честь. Ты мать, и, разумеется, это все оправдывает. Ну а теперь, если ты уже исчерпала свои шпильки, может, все-таки объяснишь, что, черт возьми, происходит? Вместо ответа Аннабель взглянула на Хоба. В глазах у нее блестели слезы. -- Ах, Хоб! Тебя же предупреждали! Ну почему ты не бросил это дело? -- Я -- частный детектив, -- пожал плечами Хоб. -- Меня наняли, чтобы найти убийцу Стенли -- Но ведь твое детективное агентство -- просто игра! Это все знают! Зачем же ты зашел так далеко? -- Игра? То есть как -- игра? -- Ну, ты ведь занимался этим для самоутверждения. Все равно как половина народу на Ибице говорит, что они пишут картины, романы или музыку. Однако это все не всерьез. Просто тема для болтовни на вечеринках. Я думала, что для тебя это то же самое. Я и понятия не имела, что ты действительно попытаешься разыскать того, кто убил Стенли! -- Но ведь он был твоим другом, -- заметил Хоб. -- Разве тебе не интересно, кто это сделал? Аннабель раздраженно замотала головой. -- Да знаю я, кто его убил. И за что -- тоже знаю. -- Вот как? А мне не расскажешь? -- Стенли пытался загнать "сому", которую дала ему я. Это было до того, как я поняла, какую глупость сваляла. Даже до того, как я познакомилась с Арранке и прочими. Все, что я знала, -- это что Этьену привалила удача, а со мной он поделиться не желает. -- Так "сома" пришла от Этьена? -- Конечно! Я думала, ты знаешь. -- Наверно, я мог бы догадаться об этом, если бы подумал хорошенько. А где ее взял Этьен? -- На сборе в Гаване. Это была его доля. -- На каком сборе? Какая доля? Чего? Аннабель попыталась устроиться поудобнее на перекошенном кресле. Юбка у нее задралась, выставив на обозрение великолепные колени. Она одернула юбку, но та снова задралась. Аннабель не обратила на это внимания -- Это было пару месяцев назад. Мы с Этьеном некоторое время жили вместе -- ну, ты знаешь Он очень красивый мужик, действительно классный. И сначала мне казалось, что у него денег куры не клюют. Я думала, он богатый. Он вел себя так, словно очень богат. Я тогда не знала, что его отец содержит. И дает ему не так уж много. Но у Этьена был постоянный абонемент на самолет, в любую точку мира На двоих. Он мог брать с собой меня или кого угодно. У него есть знакомые по всему свету. Мы могли останавливаться у его богатых друзей и обходиться вообще без денег. Так мы оказались в Гаване. Этьен узнал, что там что-то готовится. И захотел узнать что. Аннабель расстегнула свою сумочку, порылась и достала мятую, почти пустую сигаретную пачку. Вытащила смятую сигарету, расправила ее и прикурила от зажигалки "Данхилл", на вид -- литого золота. -- Ну вот, и оказалось, что это сборище в Гаване было чем-то вроде подпольного конгресса, собравшегося с целью разделения рынка. -- Рынка? -- переспросил Хоб. -- Ну да, рынка сбыта нового наркотика. Этой самой "сомы". Понимаешь, она появилась буквально только что. Этьен услышал об этом сборище от людей, которые работают на его отца. Ну, на Сильверио Варгаса. У него просто сказочная вилла на острове, и он очень богат. Но Этьена держит на коротком поводке. Вот Этьен и решил организовать свое дело. Она сделала паузу и театрально затянулась. -- Я-то на это особого внимания не обращала. Для меня Гавана была просто еще одним приятным местечком. Большую часть времени я проводила на пляже Варадеро. Ну а потом Этьен получил свою партию -- или как оно там называется, -- и мы вернулись на Ибицу. -- И на Ибице ты стащила у него наркотик? -- спросил Хоб. -- Ну мне же были нужны деньги! Причем срочно. Я же тебе говорю, у меня ребенок учится в частной школе в Швейцарии. И мне, хоть тресни, надо вовремя оплачивать счета, иначе ее просто выставят. А я хочу, чтобы ее жизнь была лучше, чем у ее мамочки, понимаешь? И Этьен это понял с самого начала. Он знал, что я не могу жить с ним ради одного удовольствия. Я не могу себе этого позволить, когда у меня ребенок в частной школе. Он понимал, что мне нужны деньги. Не слишком много, но достаточно, чтобы оплачивать счета и заботиться о дочери. Этьен сказал: "Не тревожься, не суетись, все у тебя будет. Я организую". А сам и пальцем не шевельнул! Но тут мы возвращаемся из Гаваны, кругом все эти разговоры, а у него с собой партия наркотика, Однако ни цента наличными. А у меня счета просроченные. Мне надо было что-то предпринять. Этьен сел в свою "Монтессу" и укатил на другой конец острова к кому-то на день рождения. На два дня. И пока его не было, я взяла эту партию и заключила сделку со Стенли. -- А почему со Стенли? -- спросил Хоб. -- Ты, наверно, не знал его по-настоящему. Стенли был мужик правильный. Надежный. Он сказал, что у него в Париже куча знакомых, которые наверняка заинтересуются новым наркотиком. Мы договорились, что он загонит дурь, а выручку мы поделим пополам. Это была не первая наша сделка. Я знала, что Стенли можно доверять. Ну вот, а потом вернулся Этьен, увидел, что наркотиков нет, и устроил жуткий скандал Я думала просто подождать, пока все уляжется, -- я ведь не в первый раз уводила у мужика из-под носа лакомый кусочек, и обычно они потом всегда успокаиваются. Но на этот раз все оказалось сложнее. Из-за того, что "сома" -- наркотик новый, все рынки сбыта уже поделены между торговцами, и они договорились не пускать его в продажу раньше уговоренного срока. -- А когда же его должны были пустить в продажу? -- спросил Хоб. -- После открытия отеля. Ну и вот, Этьен ужасно разозлился и был к тому же здорово напуган, но я уже ничего не могла поделать. Стенли был в Париже, а я даже его телефона не знала. Этьен сказал, что между нами все кончено, и ушел от меня. И рассказал про все Арранке. Наверно, не мог не рассказать. Ну а тот явился ко мне. -- Когда это было? -- спросил Хоб. -- На третий день после того, как мы вернулись из Гаваны. Не очень приятная встреча. Сперва я думала обвести Арранке вокруг пальца. Но он меня избил. Однако постарался, чтобы на лице следов не осталось. Я ему сразу приглянулась, но он сделал то, что и должен был. Мне было очень больно, Хоб, и я рассказала ему все, что знала про Стенли и про его знакомых в Париже. И, что самое странное, я не рассердилась на него за это, хотя больно было ужасно. Я понимала, что он прав, со своей точки зрения. Он ведь отвечает за всю торговлю "сомой", а я испортила ему сделку. Он в ответе перед людьми, а я в ответе перед ним. Удивительно, как это сближает! Когда он меня избил, он сам потом плакал -- правда плакал, Хоб! Я показалась ему такой красивой, что у него просто сердце разрывалось из-за того, что ему пришлось меня ударить. И он очень старался не оставить следов там, где это было бы заметно. Ну вот, одно за другим, мы занялись любовью, и это было прекрасно! А потом он мне сказал, чтобы я держала язык за зубами, пока он не вернется, и уехал, а следующее, что я узнала, -- это что они с Этьеном улетели в Париж, чтобы найти Стенли и вернуть наркотики. А потом я узнала, что Стенли убили. Думаю, он уже успел загнать наркотики, и Арранке старался хоть как-то загладить это недоразумение. К концу рассказа Аннабель Хоб сидел совершенно ошеломленный и просто не знал, что сказать. Через некоторое время он выдавил: -- Слушай, а мне-то ты зачем все это рассказала? -- Ну, надо же мне с кем-то поговорить! Мне ужасно неловко, Хоб. Из-за того, что ты попал сюда. -- И что теперь будет? -- А это уже не мое дело, Хоб. Это забота Эрнесто. -- Аннабель, ты не могла бы кому-то сообщить? -- Хоб, ну как ты не понимаешь! У тебя был шанс. Ты видел, как это все опасно. Ты мог бы это бросить, и тогда бы тебя никто и пальцем не тронул. Но ты не воспользовался своим шансом. И теперь тебе остается только смириться с тем, что будет. -- А ты, Аннабель? -- Ну, у меня своя жизнь, свои проблемы. Поверь, мне есть о чем позаботиться. И я делаю куда больше, чем ты. -- Так это и есть твое представление об идеальной жизни? Сделаться подружкой гангстера? -- Нет, Хоб, я рассчитываю на большее! Теперь у меня есть шанс проникнуть в действительно высокие сферы. Я не стану тебе говорить, что это за шанс. Я думала, ты настоящий друг, но от тебя сочувствия не дождешься. И я не позволю ни тебе, ни кому-то еще встать у меня на пути. Довольно меня пинали. С меня хватит. Теперь этому конец! -- Во блядь! -- только и вымолвил Хоб. -- О! Ты не джентльмен! -- воскликнула Аннабель и бросилась вон из комнаты. Эффект был слегка подпорчен: дверь оказалась заперта, и ей пришлось несколько раз постучать, прежде чем Арранке ее выпустил. ГЛАВА 9 -- Вот это девочка, а? -- сказал Арранке, войдя в комнату и бросив восхищенный взгляд вслед Аннабель. -- Да, это уж точно! -- согласился Хоб. -- Я скажу вам одну вещь, -- продолжал Арранке. -- Я вас, конечно, убью, но хочу, чтобы вы знали: я сделаю это не из личной неприязни. -- Очень рад слышать, -- заявил Хоб. -- Это меня сильно утешает. -- Я на это надеялся. -- А может, сделаем еще проще? -- Как? -- спросил Арранке. -- Вы покончите жизнь самоубийством? -- Нет, избавлю вас от необходимости меня убивать. -- И как вы это себе представляете? -- Я дам вам слово, что, если вы меня отпустите, я забуду об этом деле. Аннабель права. Я откусил больше, чем могу прожевать. -- Вы что, серьезно? -- Совершенно серьезно. -- Я бы очень хотел вам верить, -- вздохнул Арранке. -- Но я вам не верю. Боюсь, мне придется закрыть ваш счет. -- Простите? -- "Закрыть счет" -- это американское выражение, означающее "прикончить кого-то". -- А-а! Да, давненько я не бывал в Штатах. -- Попытайтесь встать на мое место. Предположим даже, я вам поверю. Но оставить вас в живых я все равно не смогу. Ваша смерть послужит примером. Я должен показать, что бывает с теми, кто встает на пути у торговцев "сомой". Это не какая-нибудь мелкая торговая сделка. Мы играем по-крупному. Нам нужно с самого начала заслужить авторитет. Как итальянской мафии. Понимаете? Хоб кивнул. Какой смысл валять дурака теперь? -- С вами надо сделать что-то впечатляющее, -- продолжал Арранке. -- Что-то, что привлечет всеобщее внимание. Что-нибудь зрелищное или, по крайней мере, интересное. -- И что вы придумали? -- поинтересовался Хоб. -- Да есть у меня тут парочка идей, -- уклончиво ответил Арранке. -- Но обсуждать их пока рано. Постарайтесь не дергаться, фарамун. Я скоро вернусь. Хоб хотел сообщить Арранке, что полицейских обычно называют "фараонами", а не "фарамунами", но решил, что сейчас не время. Как бы то ни было, лишний раз раздражать его не стоит. Арранке вернулся где-то через час. -- Отлично, -- сказал он. -- Свяжите его и отнесите на место. Фальшивые работники Особого Отдела обмотали Хобу руки за спиной прозрачной пластиковой веревкой. Потом сделали то же с ногами. Один из них взял зажигалку и слегка подпалил узлы, так, чтобы веревка оплавилась, но не загорелась, а узлы спаялись намертво. -- Ну вот, теперь фиг развяжешь, -- сказал парень. Другой кивнул. -- Хорош. Понесли. Они выволокли Хоба из комнаты, спустились по лестнице вслед за Арранке и оказались в заводском цехе. Под потолком на цепях висели лампы дневного света, а пол был загроможден останками некогда шумных машин. Цех выглядел ужасно старым. Хоб решил, что большая часть оборудования изготовлена где-то в начале века. Хотя наш детектив слабо разбирался в таких вещах. -- Положите его на транспортер, -- распорядился Арранке. Транспортер представлял собой металлический желоб на уровне пояса, со стенками где-то в два фута высотой. Он шел с наклоном через все помещение от отверстия в стене цеха где-то под самым потолком к большому металлическому кожуху размером с гараж. Что находится в кожухе -- Хоб не знал, но боялся худшего. Фальшивые работники Особого Отдела положили Хоба на конвейер. Он почувствовал под спиной ролики. Арранке подошел к стене и сделал что-то, чего Хоб не видел. Раз да лея-вой моторов. Он исходил от ремней, приводящ