Оцените этот текст:



     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: Ян Бжехва. "Академия пана Кляксы"
     Перевод с польского
     Р.Пуришинской и Л.Хайкиной под редакцией М.Ландмона
     Издательство "Helios", Кишинев, 1993
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 24 ноября 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------


     Эта книга познакомит вас,  ребята,  с  творчеством известного польского
писателя Яна Бжехвы. Его уже нет в живых, но продолжают жить его талантливые
книги.  Бжехва писал для  детей и  для взрослых,  в  стихах и  в  прозе.  Но
особенно любил он  сочинять сказки,  и,  пожалуй,  самые интересные из них -
сказки про пана Кляксу.  Две из них -  "Академия пана Кляксы" и "Путешествия
пана Кляксы" - напечатаны в этой книге.
     Пан Клякса совершенно необычный человек.  Никто не знает,  волшебник он
или фокусник, толстый он или тонкий, взрослый или ребенок. Он бывает всяким:
мудрым  и   ребячливым,   изобретательным  и   недогадливым,   всемогущим  и
беспомощным.  Но всегда он остается самим собой -  загадочным и непостижимым
паном Кляксой.
     Таинственность - вот главная черта его характера.
     Пан  Клякса очень  знаменит.  Его  знают во  всех  сказках и  волшебных
странах.
     Надеемся, что и вы, ребята, прочитав эту книгу, полюбите пана Кляксу.


                                 Оглавление

                            Сказандия
                            Штиль на море
                            Абеция
                            К острову Изобретателей
                            Патентония
                            Гроссмеханик
                            Битва с саранчой
                            Главмакарон
                            Чудесные бороды
                            Путешествие в бочке
                            Аптечный полуостров
                            Катастрофа
                            Невзаправдия




     Эта история произошла еще в  те времена,  когда чернила были совершенно
белыми,  а мел - черным. Да, да, друзья мои, абсолютно черным. Представляете
себе,  какая из-за этого царила путаница и  неразбериха!  Приходилось писать
белыми чернилами на белой бумаге и  черным мелом -  на черной доске.  И  вы,
конечно,  догадываетесь,  друзья мои,  что такие буквы были совсем-совсем не
видны.  Ученик,  бывало, напишет сочинение, а учитель не знает, написано оно
или нет.  И  ученики писали всякую чепуху,  а  проверить их никто не мог.  И
писем нельзя было прочесть,  оттого-то  мало кто и  писал их  в  те времена.
Правда,  чиновники в канцеляриях вели толстые книги, но там тоже нельзя было
найти ни одной буквы,  ни одной цифры.  Их просто не было видно. И, наверно,
от этой кропотливой и ненужной работы отказались бы давным-давно, если бы не
старая канцелярская привычка вести книги.
     Люди  подписывали всякие бумаги и  документы,  хотя отлично знали,  что
никому и  даже им  самим не  удастся разглядеть эти  подписи.  Они прекрасно
понимали,  что даже самые замысловатые завитушки все равно пропадут зря.  Но
еще с  незапамятных времен им очень нравилось подписываться,  поэтому они не
обращали внимания на  то,  что  белые чернила не  видны на  белой бумаге.  И
неизвестно,  как  долго продолжалось бы  все  это,  если бы  не  пан Амброжи
Клякса.
     Как-то раз этот прославленный мудрец,  чудак и  путешественник,  ученик
великого  доктора  Пай  Хи-во,  основатель знаменитой академии,  высадился в
одном из портов Сказарского полуострова.
     После  долгих странствий пан  Клякса добрался до  Сказандии,  большой и
богатой  страны,  лежащей  на  западном побережье полуострова.  Добродушие и
гостеприимство жителей,  мужество юношей  и  красота девушек,  их  любовь  к
сказкам покорили сердце пана Кляксы,  и  он  захотел поближе познакомиться с
жизнью и обычаями этого народа.
     И  вот  пан  Клякса  поселился в  столице Сказандии,  городе Исто-Рико,
расположенном  у  подножия  горы  Сказувий.  Большинство  жителей  Исто-Рико
занималось разведением цветов.  В  парках,  оранжереях и скверах росли цветы
самых редких сортов. Утопающий в зелени город казался волшебным садом.
     Воздух Исто-Рико,  напоенный ароматом роз,  левкоев,  жасмина и резеды,
одурманивал жителей,  и,  наверно,  поэтому они больше всего на свете любили
сочинять сказки.  В аллеях парков сказочники, увенчанные цветами, в нарядных
одеждах рассказывали сказки.  И  сказки эти были так необычны,  что ни  один
человек в мире не смог бы их повторить.
     Язык сказандцев был очень похож на другие языки,  только в  нем не было
буквы "у".  Да,  да,  друзья мои,  буква "у" была им  совершенно неизвестна.
Поэтому вместо "угол" сказандцы говорили "гол",  вместо "ухо" - "хо", вместо
"сурок" -  "срок", а вместо "упряжка" - "пряжка". Пан Клякса быстро освоился
с  особенностями сказандского языка и  уже через несколько дней владел им  в
совершенстве.
     Сказандцы жили  в  небольших двухэтажных домиках,  окруженных зеленью и
цветами,  над  которыми порхали тысячи пестрых бабочек,  и  от  этого  город
казался еще краше.  Почти круглый год -  с раннего утра до позднего вечера -
здесь пели птицы: ведь осень и зима в Сказандии длились недолго - всего лишь
один месяц, пять дней и два часа.
     Раз в двадцать лет все сказочники страны собирались на съезд и выбирали
Великого Сказителя.  Как  вы  легко можете догадаться,  им  становился автор
самой интересной сказки.  Гости разбивали шатры в  Долине Тюльпанов,  аромат
которых необычайно нежен и дурманит меньше, чем запах других цветов. Один за
другим  сказочники поднимались на  башню,  возведенную посредине  долины,  и
рассказывали самую  лучшую из  своих  сказок.  Чтобы всем  было  слышно,  им
приходилось говорить очень громко,  поэтому для  укрепления голосовых связок
сказочники все время пили мед и тутовый сок.  Их слушали затаив дыхание, ибо
для сказандцев не было ничего прекраснее и интереснее сказок.
     Да,  да, друзья мои, больше всего на свете они любили сказки. А так как
в  стране было очень много сказочников,  то  и  рассказывали они свои сказки
два, а иногда даже три месяца подряд. С раннего утра и до позднего вечера.
     Но слушатели были на редкость терпеливы -  ведь съезд происходил только
раз в  двадцать лет.  Они сидели тихо-тихо,  а уж если кто-нибудь чихал,  то
лишь потому, что никак не мог удержаться.
     Каждый  слушатель получал маленький шарик  из  слоновой кости  и  потом
отдавал этот шарик автору самой лучшей,  по  его мнению,  сказки.  Тот,  кто
собирал больше всего  шариков,  становился Великим Сказителем.  Ему  вручали
огромное золотое перо - символ высшей власти в Сказандии, и под звуки музыки
торжественно провожали в  мраморный дворец,  возвышавшийся на  вершине  горы
Сказувий.
     Там   Великий  Сказитель  усаживался  на   прекрасный  резной  трон  из
благоуханного  сандалового  дерева  и   с   этой  минуты  становился  главой
сказандского  государства  на   целых  двадцать  лет.   Семь  других  лучших
сказочников,  которых  называли сказарями или  государственными советниками,
помогали ему управлять страной.
     Народ почитал Великого Сказителя и во всем повиновался ему.
     Знаменитые садовники посылали ему самые редкие цветы и  душистый мед со
своих пасек.  Юные сказандские танцовщицы,  похожие на  легкокрылых бабочек,
разыгрывали для  него  красочные  пантомимы  на  дворцовых лужайках.  Лучшие
музыканты,   укрывшись  в   тени  деревьев,   играли  ему  на  сказолинах  -
инструментах с одной серебряной струной.  Они подражали шуму ветра, журчанию
ручья, шороху птичьих крыльев, шелесту листьев, жужжанию пчел.
     Каждый старался как  мог  украсить жизнь  Великого Сказителя,  чтобы не
гасло его сказочное вдохновение.
     Но сказки,  величайшее богатство сказандского народа,  гибли без следа.
Их  не  могли  услышать не  только  другие  народы,  но  даже  потомки самих
сказандцев.  Никто не мог запомнить все новые и новые сказки, а как записать
их, не знали, потому что чернила были белыми.
     Да, да, друзья мои, в те времена еще не было черных чернил.
     Один  из  сказандских  ученых  предложил  завязывать  узелки,   которые
обозначали бы отдельные буквы, а то и целые слова.
     Таким  сложным  способом сказочники стали  переносить свой  творения на
клубки  веревок,  а  чтением  узелков  занимались обученные этому  искусству
девушки.  Сразу же появилось много библиотек, где хранились клубки веревок с
узелками,  так же как в наши дни хранятся книги. Так были увековечены тысячи
сказандских    сказок.    И    постепенно    искусство    вязания    узелков
совершенствовалось все больше и больше.
     Но случилось несчастье,  которого не могли предвидеть даже самые мудрые
люди  в  стране.  Однажды,  в  конце лета,  в  Сказандии появились узлоеды -
насекомые,  которые питались только  узелками.  Они  были  совсем крохотные,
меньше комара,  но размножались с необычайной быстротой. Уже через несколько
часов  тучи  малюсеньких,   почти  невидимых  вредителей  проникли  во   все
библиотеки, и не успели сказандцы опомниться, как узлоеды сожрали все узелки
- сокровище Сказандии.
     Когда охваченный ужасом Великий Сказитель прибыл вместе с советниками в
народную библиотеку Исто-Рико,  он  увидел  там  только клубы  пыли  и  тучи
малюсеньких мушек, распухших от обжорства.
     Великий  Сказитель уселся  в  свое  кресло,  глубоко задумался и  целую
неделю  не  занимался  государственными делами.  Тщетно  старались советники
вспомнить сказки своего повелителя.  Потом окна мраморного дворца закрылись,
и на долгие месяцы в стране был объявлен всенародный траур.
     Наконец   сказандцы  справились  со   своей   печалью  и   вернулись  к
повседневным  занятиям,  а  ученые  стали  опять  думать,  как  же  все-таки
сохранить сказки.
     Но  новые поиски ни  к  чему не привели.  Жизнь сказок по-прежнему была
коротка, как жизнь бабочек, порхающих над садами Исто-Рико.
     Происходило все  это  во  времена  царствования Великого Сказителя,  но
имени Аполлинарий Ворчн, что по-русски следует читать Аполлинарий Ворчун. Он
снискал  себе  славу  величайшего в  истории Сказандии сказочника,  и  народ
почитал его больше всех его предшественников.
     Это  был  толстячок лет пятидесяти,  с  коротенькими ножками:  когда он
сидел  на  своем резном троне из  благоуханного сандалового дерева,  они  не
доставали до земли.  Он отличался необыкновенной мягкостью и добродушием.  У
него  было  круглое  лицо,   лысина,  окруженная  венчиком  седеющих  волос,
маленькие смеющиеся глазки  и  нос,  напоминающий красную  редиску,  которая
осталась на тарелке только потому, что была последняя.
     Раз в неделю Великий Сказитель появлялся на балконе мраморного дворца и
рассказывал толпам,  собравшимся в  саду,  свою новую сказку.  Но сказки эти
были слишком волшебные,  чтобы кто-нибудь смог их запомнить.  Да, да, друзья
мои,  уж  очень это  были необыкновенные и  удивительные сказки.  Вот почему
народ Сказандии не мог примириться с  тем,  что их никогда не услышат жители
других городов и стран.
     И  вот однажды в мраморном дворце на горе Сказувий появился неизвестный
чужеземец и заявил, что желает говорить с Великим Сказителем.
     Его  провели  в  зал,  где  на  троне  из  сандалового  дерева,  болтая
коротенькими ножками,  сидел  Великий Сказитель Аполлинарий Ворчн.  Пришелец
низко склонился перед ним в знак глубокого уважения к его таланту и сказал:
     - Я  много путешествовал,  много видел,  но знаю еще больше.  Я  не раз
слышал  сказки  Вашего  Сказительского Величества и  вместе  со  всем  вашим
народом скорблю о  том,  что  вдохновенное творчество Вашего  Сказительского
Величества не  стало  достоянием жителей  всего  мира.  Но  если  мне  будет
позволено  предложить  свои  услуги  и  если  Ваше  Сказительское Величество
пожелает ими воспользоваться,  я берусь в течение года достать вещество,  от
которого чернила станут черными.
     Великий Сказитель вытаращил глаза и  широко раскрыл рот,  а  незнакомец
продолжал:
     - Я  знаю  дороги,  которые ведут к  богатейшим залежам черной и  белой
краски, и не позже чем через год я могу привезти в Сказандию столько краски,
что ее с избытком хватит всем сказочникам вашей страны.
     Великий Сказитель от  волнения покраснел,  потом  побледнел и  наконец,
овладев собою, спросил:
     - Какой награды ты потребуешь, любезный чужеземец?
     Но чужеземец снисходительно усмехнулся и ответил с достоинством:
     - Только скупердяи и  бездельники мечтают о  богатстве,  а мы,  ученые,
думаем о  благе человечества.  Пусть Ваше  Сказительское Величество отдаст в
мое  распоряжение один  из  своих  кораблей,  опытного  капитана и  тридцать
человек команды.  И все. Остальное предоставьте моей находчивости, знаниям и
опыту. Я уверен, что смогу выполнить свое обещание.
     Великий Сказитель еще  раз покраснел и  еще раз побледнел,  спрыгнул со
своего резного трона,  обнял  незнакомца и,  не  в  силах сдержать волнение,
воскликнул:
     - Черные  чернила!  Настоящие  черные  чернила!  Благородный чужеземец,
назови мне свое имя, я хочу, чтобы его узнал мой народ.
     Незнакомец одернул сюртук, пригладил волосы, откашлялся и сказал:
     - С  этого я  должен был начать.  Я  Амброжи Клякса,  доктор философии,
химии и медицины,  ученик и ассистент великого доктора Пай Хи-во,  профессор
математики и астрономии университета в Саламанке.
     Сказав это, он выпрямился и гордо поднял голову.
     - Я  сегодня же  отдам  распоряжения,  а  завтра сам  проверю,  как  их
выполнили, - промолвил Великий Сказитель со слезами на глазах.
     На  следующий  день,   в  первом  часу  пополудни,  от  порта  отчалила
новенькая, великолепно оснащенная бригантина "Аполлинарий Ворчн".
     На  берегу стоял  Великий Сказитель,  и  пятнадцать мортир троекратными
залпами  салютовали  пану  Кляксе,   отплывающему  в   далекое  удивительное
путешествие, навстречу неизвестным приключениям.
     Да,  да,  друзья мои.  Видите черную,  едва заветную фигуру на  вершине
мачты? Это и есть пан Амброжи Клякса.
     Пожелаем же  знаменитому путешественнику попутного ветра  и  спокойного
моря.




     Юго-восточный ветер  раздувал  паруса,  и  судно,  скользя  по  волнам,
мчалось к  неизвестным землям.  Пан  Клякса стоял  на  марсе  и  внимательно
всматривался в  даль.  На  носу  у  пана  Кляксы  торчали очки  собственного
изобретения.  Вместо обычных тонких стекол в  них  были вставлены стеклянные
шарики  с  многочисленными  сферическими  углублениями.   Внутри  стеклянные
шарики, словно пчелиные соты, были заполнены искусно отшлифованными ячейками
- конусами и шестигранниками. Благодаря своим очкам пан Клякса видел намного
дальше, чем в самую сильную подзорную трубу.
     Энергично размахивая руками,  пан  Клякса указывал направление и  то  и
дело выкрикивал названия мысов,  гаваней и  островов,  которые он  замечал в
безбрежной шири.  Да,  да, друзья мои, просто поразительно, как далеко видел
пан Клякса в своих очках!
     Чайки, удивленные его видом и манерами, старались держаться подальше от
корабля.
     Команда, спасаясь от изнурительного зноя, отсиживалась в трюме, матросы
были зверски голодны и  проклинали кока,  но ничего не могли с ним поделать.
Как  истый сказандец,  кок Телесфор был сказочником,  а  когда он  складывал
сказки,  то  забывал про все на  свете,  а  уж  про сковородки и  кастрюли -
подавно.  Если  кто-нибудь  из  поварят,  желая  спасти обед,  прерывал его,
Телесфор впадал в  страшный гнев  и  весь  обед выбрасывал в  море.  Правда,
вскоре он приходил в себя, извинялся перед капитаном за свою вспыльчивость и
начинал стряпать заново,  но, увы, обед или опять пригорал, или снова шел на
съедение морским рыбам и дельфинам.  Однако все терпеливо сносили чудачества
Телесфора,  потому что  в  своих сказках он  рассказывал про такие роскошные
пиршества, что даже самые обыкновенные сухари приобретали вкус превосходного
жаркого.
     Капитан корабля тоже сочинял сказки. Чаще всего это были сказки о таких
удивительных морских приключениях,  что  невозможно было разобрать,  куда он
вел корабль: к цели их путешествия или к несуществующим, вымышленным землям.
Порой  он  и   сам  не  мог  понять,   где  кончается  сказка  и  начинается
действительность.  Тогда  корабль блуждал в  безграничном морском просторе и
никак не мог добраться до цели.
     Один лишь рулевой не  был  сказочником.  Старый морской волк,  он  слыл
когда-то опытным мореплавателем,  но,  потеряв зрение в  битве с  корсарами,
управлял кораблем на авось.
     Пану Кляксе приходилось быть и  капитаном и  рулевым,  а часто во время
обеда заменять и  кока,  потому что в тонкостях гастрономии он разбирался не
хуже, чем в движении небесных светил.
     Вскоре  команда прониклась к  пану  Кляксе полным доверием,  и  матросы
целыми днями спали или резались в  карты и лишь изредка поглядывали на марс,
чтобы проверить, не заснул ли пан Клякса. В конце концов даже чайки привыкли
к  странной фигуре пана Кляксы,  садились ему на плечи,  дергали за бороду и
кричали, передразнивая его.
     В  свободное время пан Клякса прямо с марса ловил сачком летающих рыб и
потом готовил из них ужин всей команде.
     На девятнадцатый день путешествия у капитана испортился компас.
     Тогда пан Клякса нашел в одном из многочисленных карманов своего жилета
огромный магнит и потер им бороду.
     Теперь она указывала направление и  была обращена прямо на север,  хотя
чайки все время тянули ее в разные стороны: то на запад, то на восток, то на
юг.
     Иногда пан Клякса,  стоя на марсе, поджимал одну ногу, раскидывал руки,
как крылья,  и в такой позе дремал,  поскольку ночью ему было не до сна. Уже
через несколько минут он  просыпался совершенно бодрым,  надевал на нос свои
знаменитые очки и кричал:
     - Капитан,  мы  отклонились от  курса на полтора градуса!  Поверните на
северо-запад и ориентируйтесь по моей бороде.
     - Что вы там видите? - кричал в ответ капитан, задрав голову кверху.
     - Я  вижу ущелье Недобрых Предчувствий и  архипелаг Святой Пасхи.  Вижу
маяк на острове Конфитюр;  на маяке стоит смотритель, а на носу у смотрителя
четыре веснушки... Но до острова шестьсот сорок миль, и сомневаюсь, чтобы мы
добрались туда раньше чем через три месяца.
     - А нет ли где пиратского судна?
     - Есть одно, но опасаться нечего: у него изодранные паруса, а на палубе
ни души.
     Затем  пан  Клякса снимал свои  чудесные очки  и  орал  изо  всех  сил,
стараясь перекричать чаек:
     - Как с обедом?
     Тут капитан разводил руками и, сложив ладони рупором, кричал:
     - У  Телесфора  опять  все  пригорело!  Есть  невозможно.  Акула  и  та
выплюнула.
     Рулевой,  прислушиваясь к разговору,  давал кораблю нужное направление,
грыз сухари и сердито ворчал:
     - Пора  выкинуть Телесфора за  борт,  а  то  все  передохнем с  голоду!
Сегодня он сжег уже двадцать фунтов баранины, четыре цесарки и целый телячий
огузок. Сказки, сухари - разве это еда для моряка!
     Так шли неделя за неделей.  Но внезапно в  день святого Панкратия ветер
стих.  В  день святого Серватия на  море наступил полный штиль,  и  парусник
застыл на месте.
     А  в  день  святого Бонифация пан  Клякса покинул марс,  соскользнул по
мачте на палубу и объявил:
     - Мы  попали в  полосу мертвого штиля.  Теперь до конца мая можно спать
спокойно.
     И, поджав ногу, он тотчас же заснул.
     Капитана и матросов охватил ужас.
     Как известно,  мертвый штиль образуется из-за огромных трещин в морском
дне.  Такие  трещины засасывают находящийся над  ними  столб воды  вместе со
всем, что там находится.
     - Надо уходить с этого проклятого места,  иначе мы погибли!  -  крикнул
капитан и приказал спустить спасательные шлюпки.
     Но матросы,  верившие в  мудрость и опыт пана Кляксы,  взялись за руки,
окружили  его  и  хором  запели  песню,  которая  начиналась словами:  "Отец
Вергилий любил своих детишек..."
     Солнце  стало  багровым,   небо  как  будто  запылало.  Солнечные  лучи
окрашивали  пурпуром  крылья  чаек,  и  они,  напуганные  собственным видом,
кружили над головой пана Кляксы и тревожно кричали.
     Капитан отдавал все новые и новые приказания,  но никто их не выполнял.
В  конце  концов  он  охрип,  уселся на  бухту  каната и  застывшим взглядом
уставился на танцующих матросов.
     А пан Клякса, раскинув руки и поджав ногу, спал как ни в чем не бывало.
Борода его, как всегда, указывала на север.
     Пение обезумевших матросов становилось все  громче и  громче и  наконец
перешло  в  невообразимый рев.  Но  ничем  невозможно было  нарушить мертвое
спокойствие моря и глубокий сон пана Кляксы.
     Всеобщее внимание было сосредоточено на фигуре спящего, поэтому никто и
не заметил, что судно начало медленно опускаться вниз.
     Казалось, спасения нет.
     Но тут пан Клякса очнулся и, увидев, что им грозит катастрофа, закричал
изо всех сил:
     - Все в трюм!  Задраить двери и законопатить отверстия! Живо! Не робей!
Я с вами!
     Матросы, толпясь и толкаясь, бросились вниз.
     Последним сошел капитан и  захлопнул за  собой крышку люка.  Пан Клякса
отдавал приказы,  которые команда выполняла с  молниеносной быстротой.  Даже
кок забыл про свои сказки и  принялся за  работу наравне со всеми.  Никто не
произнес ни слова.  Спасая корабль,  матросы с кошачьей ловкостью перебегали
из  каюты  в  каюту.  Пан  Клякса  ухватился рукой  за  потолочную балку  и,
раскачиваясь над головами матросов, внимательно следил за четким выполнением
своих  приказов.  Только поваренок Петрик,  самый молодой из  всех,  не  мог
сдержать  любопытства.   Он  прильнул  к   иллюминатору  и   всматривался  в
фантастические картины, которые сменялись перед ним, как в калейдоскопе.
     Корабль вместе  со  столбом воды  медленно и  плавно опускался вниз,  и
Петрику казалось,  что  он  съезжает на  лифте.  Корабль как  бы  очутился в
колодце с водяными стенами.  Небо над колодцем стало совсем черным, и на нем
вспыхнули звезды.
     Петрик удивленно следил за происходящим: стены колодца не смыкались над
кораблем,  как будто они были из стекла,  а не из воды.  Впрочем,  не только
поваренок Петрик,  но и никто вообще, кроме пана Кляксы, не мог и никогда не
сможет этого понять.
     Тем  временем  корабль  опускался  все  ниже  и  ниже,   а  за  стеклом
иллюминатора проносились морские чудовища, о которых слышали только ученые и
сказочники.
     Сначала были  видны лишь  водоросли,  растения-животные и  разноцветные
рыбы самых причудливых форм, но чем глубже погружался корабль, тем необычнее
становилось зрелище.
     Толщу воды пронизывал зеленоватый свет морских звезд,  сцепившихся друг
с  другом в  длинные кружащиеся цели.  Ежи и морские коньки фосфоресцировали
голубовато-желтыми огнями.  В этих мерцающих отблесках возникали картины, от
которых захватывало дух.
     Огромные  крылатые рыбы  на  двух  слоновых ногах  яростно  сражались с
прожорливыми двухголовыми тритонами.  Рыбы-носороги, рыбы-пилы, рыбы-торпеды
бросались в вихрь схватки, нанося тритонам смертельные удары.
     Время от времени проплывали раковины,  внутри которых находился большой
глаз.  Раковины  раскрывались,  глаз  внимательно оглядывал  все  вокруг,  и
раковина быстро плыла дальше.
     Вскоре картина изменилась.  Появились косматые морские головы,  которых
пан Клякса назвал карбандами.
     Головы   скалили   зубы   и   высовывали  необыкновенно  длинный  язык,
заканчивающийся пятью  когтями.  Вытаращенные глаза карбандов были  окружены
ресницами из  рыбьих костей,  нос  напоминал львиный хвост,  а  уши,  словно
весла, быстро двигались в воде.
     Проплывавшие мимо кусты и цветы поражали своей величиной.  Чаши морских
лилий были так огромны,  что там свободно уместился бы  взрослый человек.  В
лилиях  обитали  морские  карлицы  -  зеленые  пузатые арбузы  с  маленькими
девичьими личиками.  Эти несчастные существа, полудевушки-полурастения, были
соединены с  лилиями длинными стеблями,  скрученными словно спираль,  и  они
могли отплывать от цветка лишь на небольшие расстояния.
     С   ветвей   коралловых  деревьев  свешивались  чудовища,   похожие  на
хамелеонов; они выплевывали из разноцветных пастей огненные снаряды, которые
разрывались с огромной силой, уничтожая все вокруг.
     Один  из  таких  снарядов угодил в  палубу корабля.  Начался пожар,  но
матросам удалось быстро погасить его.
     Когда работа была закончена,  пан Клякса подозвал всех к иллюминатору и
стал  объяснять непонятные явления  морских  глубин  и  перечислять названия
двигающихся растений и морских чудовищ.
     - Смотрите! - восклицал пан Клякса. - Эти осьминоги могли бы проглотить
слона, как муху. А вот эти бронированные шары называются термидолями. Из них
вылупляются жар-птицы.  Раз в три месяца термидоля всплывает на поверхность,
и  из  нее  появляется на  свет новая жар-птица.  А  там,  видите,  это  так
называемый накойкотутрон.  Он  питается собственным хвостом,  который  потом
отрастает  вновь.  Мы  приближаемся  к  морскому  дну.  А  сейчас  внимание!
Смотрите...  Эти странные создания -  чернилицы. Они выделяют черную краску,
из  которой можно сделать черные чернила.  Теперь вы догадываетесь,  зачем я
привез вас сюда? Мы раздобудем черные чернила и привезем их в Сказандию.
     Все  с  интересом разглядывали чернилиц  и  не  заметили,  как  корабль
неожиданно коснулся  морского дна.  Перед  путешественниками возникли улицы,
застроенные рядами янтарных куполов.  Эти странные жилища без окон и  дверей
напоминали гигантские кротовые норы.
     Вдруг,  точно  по  сигналу,  бесчисленные куполообразные колпаки начали
медленно подниматься вверх.  Но, прежде чем пан Клякса и его товарищи успели
что-либо рассмотреть,  корабль провалился в зияющую в морском дне расщелину.
Расщелина сомкнулась над  ними,  а  вода  с  оглушительным ревом и  грохотом
обрушилась вниз.
     Внутри корабля стало темно. Матросов охватил панический страх.
     Одни  звали  на  помощь,  другие ругали пана  Кляксу,  а  кок  Телесфор
проклинал всех  поварят на  свете,  потому что  никак не  мог  найти спички.
Началась паника.
     Но вот раздался зычный голос пана Кляксы:
     - Дорогие друзья!  Успокойтесь! Вы сейчас напоминаете мне стадо обезьян
во время лесного пожара.  Но думаю, что вы все-таки не обезьяны, если умеете
так хорошо ругаться.  Надеюсь,  вы заметили,  что на плечах у меня как-никак
голова,  а  не кочан капусты.  Я буду снисходителен и постараюсь забыть ваше
недостойное поведение.
     - Замолчите, дьяволы! - гневно крикнул капитан.
     Матросы утихомирились, и пан Клякса продолжал:
     - Сейчас мы поднимемся на палубу.  Вы увидите много диковинного. Ничего
не бойтесь,  выполняйте мои указания и  все делайте,  как я вам скажу.  Хочу
лишь предостеречь вас: не пейте никаких напитков, которыми вас будут угощать
жители этой неизвестной страны. Это самое важное. Поняли?
     - Поняли! - хором закричали матросы.
     - А теперь следуйте за мной,  - сказал пан Клякса и, перепрыгивая через
несколько ступенек, вышел на палубу.
     За ним поднялись капитан и матросы.
     То, что они увидели, напоминало скорее сказку, чем действительность.




     Корабль находился на огромной площади,  залитой голубоватым светом.  По
обеим  сторонам  тянулись  бесконечные  вереницы  судов  различной  формы  и
величины:  от  мощных военных галер с  пушками и  митральезами до  маленьких
рыбачьих лодок. Их подпирали янтарные брусья, и со стороны могло показаться,
что это ярмарка или выставка кораблей.
     Высоко наверху простирался свод,  выложенный раковинами, между которыми
виднелись круглые отверстия, закрытые янтарными крышками.
     Площадь,   границы   которой  исчезали  в   полумраке,   была   покрыта
малахитовыми плитами,  а  посредине в  громадном бассейне весело  плескались
чернилицы.
     Вокруг корабля сновали какие-то  странные существа,  не  похожие ни  на
людей, ни на зверей. Больше всего они напоминали огромных пауков. У них были
круглые  животики,  маленькая головка с  одним-единственным глазом  и  шесть
лапок с  человеческими ладонями.  Они двигались с  необыкновенной ловкостью,
все время приплясывая. Кроме того, прямо на туловище было два рта, по одному
с  каждой  стороны.  Один  рот  произносил звук  "а",  другой -  "б".  Звуки
произносились попеременно то одним, то другим ртом, и различные их сочетания
и составляли язык этих удивительных подводных жителей.
     Уже через несколько минут пан Клякса различал отдельные слова:  АА, БА,
АБАБ,  БААБ,  БААБАБ,  БАБААБ,  АБАБАБ, БАБА, АББА, ББАА и т.д., а через час
свободно разговаривал с абетами - так из-за особенностей их языка назывались
загадочные обитатели этой страны.
     Абеты  были  приветливым  народом  и  встречали  путешественников очень
радушно.  Беседуя с ними,  пан Клякса узнал много интересного об их жизни. У
некоторых абетов,  пользовавшихся особым уважением,  была еще и седьмая рука
со  стальными когтями.  Этим абетам разрешалось раз  в  день выплывать через
янтарные люки в  море на охоту.  Они плавали быстрее,  чем обитатели морских
глубин, а вооруженная когтями седьмая рука служила им и для нападения, и для
защиты.  Вся  их  добыча справедливо делилась между  жителями страны.  Абеты
питались рыбой,  медузами,  различными ракообразными,  а  пили черное молоко
чернилиц  и  коралловый сок.  Еду  они  готовили  на  янтарных электрических
плитках, а ток брали от электрических рыб.
     - А как сюда попадает воздух? - спросил пан Клякса, дыша полной грудью.
     - Страна наша, - ответил один из абетов, - соединяется длинным туннелем
с  островом Изобретателей.  Оттуда  и  поступает к  нам  необходимый воздух.
Жители острова знают дорогу в Абецию и часто приходят сюда.  Но никто из нас
не отважился подняться на поверхность. Свет солнца и луны смертелен для нас.
     Рассказав все это,  абеты вприпрыжку двинулись в зал,  приглашая гостей
следовать за ним. В зале лежали циновки из морской травы, а янтарные столики
были уставлены прекрасной посудой из китового уса, перламутра и малахита.
     Абетки в  ожерельях из кораллов и жемчуга и в фартучках,  сплетенных из
морской травы,  внесли подносы с яствами и янтарные кувшины с вином. Подносы
они держали двумя руками,  а  двигались на  остальных четырех,  которые были
одеты не то в башмачки, не то в рукавички из акульей кожи.
     Проголодавшиеся гости  с  аппетитом принялись за  еду.  Больше всего им
понравились жареные медузы в соусе из морской лилии, тушеные плавники кита и
салат из осьминога.
     Помня наказ пана  Кляксы,  никто не  притрагивался к  абецким напиткам,
хотя всех мучила жажда.  Коралловое вино заманчиво алело,  но капитан все же
послал поварят за водой и фруктами на корабль.
     Моряки и  абеты объяснялись жестами,  и  оказалось,  что  это совсем не
трудно,  особенно хозяевам:  ведь у каждого из них было по тридцать пальцев.
Иногда  все-таки  приходилось обращаться за  переводом к  пану  Кляксе.  Тут
выяснилось,  что  гигантскую западню,  в  которую попал  корабль сказандцев,
построили абецкие инженеры с помощью жителей острова Изобретателей.
     - Мы  не  желаем  зла  людям,   -   сказал  один  из  абетов,  улыбаясь
одновременно двумя ртами,  -  мы  только хотим перенять у  людей их знания и
опыт.  Они научили нас ремеслам, мы многое узнали о подводном мире, о солнце
и звездах,  об удивительных земных животных и растениях.  Но больше всего мы
благодарны  людям  за   то,   что   они  научили  нас  получать  энергию  от
электрических рыб.
     - И люди никогда не обижали вас? - спросил пан Клякса.
     - Никогда,  -  ответил абет,  -  они  ведь хорошо знали,  что без нашей
помощи не  смогут выбраться отсюда.  А  впрочем,  мы  никого не  задерживали
насильно.
     Внесли новые кушанья,  но  уже никто не мог есть.  Только кок Телесфор,
известный  обжора,   положил   себе   громадный  кусок   тритоньей  печенки,
нашпигованной салом морского ежа,  и  стал уплетать за  обе  щеки.  Еда была
очень острой и  возбуждала жажду.  Телесфор жадно схватил со  стола кувшин с
коралловым вином и залпом осушил его.  Он почувствовал, как ему обожгло рот,
и, прежде чем он сообразил, что случилось, его сразил сон. Абеты не скрывали
радости, а пан Клякса опечалился и грустно сказал своим спутникам:
     - Мы потеряли Телесфора. Теперь он останется здесь навсегда.
     И действительно, когда путешественники решили покинуть Абецию, Телесфор
не захотел ехать с ними. Он сказал, что чувствует себя настоящим абетом, что
никогда больше не  сможет вынести солнечных лучей и  лунного света.  Кстати,
когда он проснулся,  он отлично говорил по-абецки и плясал на четвереньках с
поразительной ловкостью.
     Таково было действие кораллового вина.
     После обеда пан  Клякса с  нескрываемым любопытством стал расспрашивать
абетов о чернилицах:  вы,  конечно, помните, что они-то и были главной целью
путешествия.  Он хотел изучить цвет и густоту молока и выяснить, можно ли из
него делать черные чернила.
     Наш ученый был непривычно оживлен.  Он бегал вокруг бассейна и  свистел
на разные лады,  приманивая чернилиц. Те скоро привыкли к нему, подплывали к
его рукам и ластились, словно кошки. При этом они издавали звуки, похожие на
скрип рассохшегося шкафа.
     Пан Клякса радовался,  как ребенок. Он снял с головы шляпу, наполнил ее
доверху густой черной жидкостью и  унес на  корабль.  Вскоре он  уже  мчался
обратно,  размахивая  листочком  бумаги,  испещренным словами,  рисунками  и
кляксами.
     Сомнений не  оставалось:  молоко  прекрасно подходило для  письма!  Пан
Клякса тут же  распорядился освободить все корабельные бочки и  наполнить их
черным  молоком.  Абеты  с  интересом наблюдали за  странными хлопотами пана
Кляксы и вежливо улыбались двумя ртами.
     - Вы только посмотрите, какое густое молоко! - захлебывался от восторга
пан Клякса.  - Из одного стакана такой жидкости выйдет сто бутылок настоящих
чернил.  Великий  Сказитель  сможет  увековечить  свои  изумительные сказки!
Каждый  сможет  писать черными чернилами!  Вы  заслужите благодарность всего
народа. Да здравствуют чернилицы!
     Сказандцы запрыгали от  радости.  А  капитан,  не теряя времени,  начал
писать новую  сказку.  Наполнив двенадцать бочек чернильным молоком,  моряки
спели сказандский национальный гимн, который начинался словами:

                Слава Великому Сказителю,
                Сказки его поразительны!

     Только  кок  Телесфор  сидел  в  сторонке и  разговаривал сам  с  собой
по-абецки:
     - Я  остаюсь здесь навсегда.  Я  хочу до  конца своих дней быть абетом.
Буду пить коралловое вино и черное молоко. Буду придумывать для абетов новые
кушанья из морских звезд и водорослей. Во как! Тра-ля-ля!
     Пан Клякса смотрел на него с глубоким состраданием:  он знал о пагубном
действии  кораллового  вина  и   понимал,   что  Телесфора  не   спасти.   И
действительно,  на глазах у  всех Телесфор становился все меньше и  меньше и
вечером, ко всеобщему удивлению, превратился в настоящего абета.
     - Мы потеряли товарища,  -  сказал пан Клякса, - но зато нашли чернила.
Теперь можно возвращаться в Сказандию.
     Затем он обратился к абетам:
     - Дорогие друзья,  мы  тронуты вашим великодушием и  надеемся,  что  вы
позволите  нам  сесть  на  корабль  и  отправиться  на  родину.  Спасибо  за
гостеприимство и чудесное чернильное молоко. АБАБА, АБААБ, АББАБ!
     Это восклицание на абецком языке означало: "Да здравствует Абеция!"
     - Вашу  судьбу решит королева Аба,  -  сказал один  из  абетов.  -  Нам
приказано привести вас к ней. Такова ее воля. Идемте.
     Пан  Клякса считал этот  визит пустой тратой времени,  но  вежливость и
любопытство взяли свое, и путешественники двинулись за проводником.
     Долго шли  путники по  извилистому коридору,  но  вдруг они  встали как
вкопанные, пораженные неожиданным зрелищем.
     Перед ними лежало озеро,  противоположный берег которого исчезал где-то
вдали. Лазурная вода была прозрачна, как стекло. На берегу, вокруг озера, на
равных  расстояниях друг  от  друга  возвышались янтарные  гробницы  умерших
королей Абеции.  На каждой сидела жар-птица,  сверкая огненным оперением.  У
подножия гробниц  среди  пунцовых карликовых кустов  деловито плели  паутину
серебряные и золотые пауки, преграждая путь к озеру.
     Вдали от  берега на  плавучем острове жила королева Аба.  Она  лежала в
огромной раковине, и прислуживали ей семь семируких абетов.
     Путешественники низко поклонились,  и остров подплыл к берегу. Королева
Аба  поднялась в  своей раковине.  При  виде  ее  даже  пан  Клякса ахнул от
удивления.  Все ожидали увидеть одноглазое шестирукое существо, а перед ними
предстала  молодая  прекрасная женщина.  Она  приветливо взмахнула  рукой  и
улыбнулась им.  Абеты пали ниц,  сказандцы склонили головы, а пан Клякса, не
растерявшись,  произнес  по-абецки  изысканнейший комплимент,  выразив  свое
восхищение и удивление необычайной красотой повелительницы Абеции.
     Отвечая пану Кляксе,  королева Аба  свободно заговорила на  его  родном
языке:
     - Я не принадлежу к династии великих королей Абеции.  Семь лет назад по
просьбе этого народа я стала править страной. Я была женой Палемона, владыки
веселой  и  солнечной Палемонии.  Однажды во  время  путешествия наше  судно
провалилось так же,  как и  ваше.  Выпив кораллового вина,  мой супруг и все
наши  придворные превратились в  семируких абетов и  были вынуждены навсегда
остаться в этой стране.  Я вместе со всеми пила волшебный напиток,  ко он не
подействовал  на  меня,  и  только  я  одна  сохранила  человеческий  облик.
Предыдущий король Абеции,  Бааб-Ба,  был так поражен этим, что замуровался в
своей гробнице,  а народ провозгласил меня королевой. Я приняла предложенный
мне сан,  потому что не хотела покидать своего супруга.  Я взяла абецкое имя
Аба   и   стала  жить  на   королевском  острове  в   окружении  палемонцев,
превратившихся в абетов.  Я покорилась судьбе и полюбила своих подданных.  А
теперь обещайте мне молчать о  том,  что вы здесь услышали,  и я разрешу вам
покинуть Абецию и вернуться на родину.
     - Обещаем! - торжественно воскликнул пан Клякса.
     - Обещаем! - повторили за ним сказандцы.
     А капитан,  зачарованный красотой королевы,  бросился к острову.  Но он
запутался в  паутине и барахтался там до тех пор,  пока абеты не помогли ему
выбраться.
     - Никому нельзя приближаться ко  мне,  таков  абецкий закон!  -  грозно
произнесла королева Аба и добавила:  -  А сейчас мои стражники отведут вас к
Китовой Грани и там передадут проводникам с острова Изобретателей.
     - А как же наш корабль?! - взмолился пан Клякса.
     - Корабль?  - удивилась королева. - Он останется здесь: мы еще не умеем
поднимать корабли на поверхность моря. Но вы не огорчайтесь. Вот вам жемчуг:
он вполне возместит вашу утрату.
     И  королева Аба бросила к  ногам пана Кляксы мешочек из  рыбьих чешуек,
набитый жемчугом.
     Не  успел  пан  Клякса  заглянуть в  него  и  поблагодарить королеву за
щедрость, как прекрасная властительница Абеции произнесла тоном, не терпящим
возражений:
     - Аудиенция окончена!
     В  ту же самую минуту разом погасли все жар-птицы,  и вокруг воцарилась
темнота.  Только королевский остров,  отплывая от берега, мерцал голубоватым
светом.
     Абеты  окружили путешественников и  по  широкому коридору,  выложенному
янтарными плитами, повели их к Китовой Грани.
     Грохот бочек с чернильной жидкостью отдавался многократным эхом,  мешая
разговору. Однако путники больше молчали, занятые своими мыслями.
     Но задумчивей всех был пан Клякса.
     Он нервно теребил бровь и  время от времени выкрикивал слова,  лишенные
всякой связи:
     - Абба-абаба-аба-бба!
     Абеты,  не желая прерывать его размышления,  семенили поодаль и шепотом
переговаривались между собой.  Так  они шли несколько часов.  Когда в  конце
коридора замерцал красный свет,  один  из  абетов выбежал вперед,  движением
руки остановил сказандцев и обратился к ним:
     - Здесь кончаются наши владения.  Сейчас вы  покинете Абецию.  От имени
всего народа я  прощаюсь с  вами и желаю интересного и удачного путешествия.
Мы были счастливы принять у себя такого знаменитого ученого, как пан Амброжи
Клякса.  Благодаря ему  вы  удостоились чести  видеть  великую королеву Абу.
Никто из чужеземцев ее еще не видел.  Но вы должны навсегда забыть королеву,
иначе вы  собьетесь с  пути  и  никогда не  вернетесь на  родину.  А  сейчас
следуйте за мной.
     Абет  подошел к  стене,  замыкавшей коридор,  оперся  на  две  руки,  а
остальными  четырьмя  отвинтил  четыре  янтарных  диска,  освещенных красным
светом.




     Стена  дрогнула  и  медленно раздвинулась.  Абеты  незаметно исчезли  в
мрачной пасти коридора.  За стеной начиналась широкая, висящая над пропастью
площадка,  сделанная из китовой кости.  Это и была Китовая Грань.  Сказандцы
неуверенно перешагнули порог  Абеции.  Когда  последний  из  них  ступил  на
площадку,  стена с треском захлопнулась, и все погрузилось в темноту. В этот
момент  сверху  донесся  звук  рожка  и  скрежет  вращающихся  колес.  Потом
послышались  гудки,  и  через  минуту  огромная  кабина  лифта,  похожая  на
просторный зал,  остановилась у  Китовой Грани.  Кабина была ярко освещена и
устлана пушистыми коврами, вдоль стен стояли глубокие мягкие кресла, и перед
каждым  -   красиво  сервированный  круглый  столик  с  дымящейся  едой.  Не
раздумывая,  путешественники вошли в  лифт,  вкатили бочки и  с любопытством
огляделись вокруг,  надеясь кого-нибудь увидеть.  Но,  кроме них,  в  кабине
никого  не  было.  Двери  сами  закрылись,  раздались сигналы,  заскрежетали
невидимые механизмы, и лифт начал легко подниматься вверх. Из репродукторов,
висящих под потолком, полилась приятная тихая музыка.
     На  стенах лифта,  в  рамках,  висели картины.  Но  это были совершенно
необычные картины: в них все жило и двигалось, как в кино.
     - Давайте пообедаем,  -  сказал пан Клякса,  -  а  потом займемся этими
чудесами.  Наконец-то подходящая еда!  Скажу вам откровенно -  абецкая кухня
мне совсем не понравилась.  Капитан,  не теряйте времени даром. Нас еще ждут
новые приключения... Что с вами? Вы похожи на аистов, испугавшихся лягушек.
     Пан Клякса пытался шутить,  но капитан упорно молчал. Наконец он сел за
стол и мрачно уставился в тарелку. Перед его глазами все еще стояла королева
Аба.  Матросы тоже  были  задумчивы и  печальны.  Многие  втайне  завидовали
Телесфору.  Образ прекрасной королевы преследовал сказандцев.  Казалось, они
были равнодушны ко  всему на  свете.  Капитан что-то  бормотал себе под нос,
складывал сказку в  честь повелительницы Абеции,  и  в  рассеянности пытался
поддеть вилкой пустую тарелку. Только пан Клякса, рулевой и поваренок Петрик
с  аппетитом уплетали вкусные  антрекоты,  запивая  их  золотистым ананасным
вином.
     - Ешьте,  друзья,  -  весело уговаривал матросов пан Клякса.  - Нас еще
ждет дальняя дорога.  Эй,  капитан,  выпьем!  Какое счастье,  что мы достали
черные чернила!  Настоящие черные чернила!  А  теперь мы  завернем на остров
Изобретателей. Я давно слышал о нем, но думал, что все это сказки. Ну что вы
нахмурились?  Почему молчите?  Петрик, выпей хоть ты со мной за компанию! За
здоровье королевы Абы, живущей в раковине, как устрица! Ха-ха-ха!
     Рулевой и  Петрик расхохотались,  и  их настроение передалось остальным
матросам. Многие наполнили бокалы.
     - За здоровье королевы-устрицы! - продолжал насмехаться пан Клякса и до
того развеселился, что даже не заметил, как его борода попала в тарелку.
     Пан  Клякса не  зря  старался.  Капитан пришел в  себя,  протер глаза и
огляделся  вокруг.   Вскоре  он  присоединился  к  друзьям  и  выпил  стакан
ананасного вина.  Чары  королевы Абы,  околдовавшей весь экипаж,  постепенно
слабели, а когда было выпито несколько кувшинов вина, развеялись совсем. Пан
Клякса встал и запел веселую песню. Такое с ним случалось не часто. Это была
песня его собственного сочинения. Матросы хором подхватили припев:

                Как-то наша курица,
                Тра-ля-ля,
                Снесла яйцо на улице,
                Тра-ля-ля.
                Мимо глупый Марек шел,
                Думал, что часы нашел.
                Выпьем-ка еще вина -
                Наше дело сторона!

     Плотно пообедав и спев несколько песен,  пан Клякса начал рассматривать
движущиеся картины.  На первой он увидел себя и своих товарищей в Сказандии,
садящихся на корабль,  а потом все,  что происходило с ними дальше.  Матросы
вместе  с  капитаном окружили пана  Кляксу  и  удивленно следили  за  своими
собственными приключениями.  Перед ними постепенно,  как в фильме, проходили
все события минувших дней, их жизнь на корабле, пребывание в стране абетов и
встреча с  королевой Абой.  Только королева Аба  оказалась дряхлой старухой,
похожей на бабу-ягу.
     - Вот как на самом деле выглядит королева Аба, - сказал пан Клякса, - а
то,  что  вы  видели в  Абеции,  было просто обманом зрения,  галлюцинацией.
Думаю, теперь кое-кто перестанет мечтать о возвращении в эту страну.
     Капитан покраснел до ушей,  а  матросы весело расхохотались,  тем более
что в  ту  же самую минуту на картине,  как продолжение этого живого фильма,
появилась красная физиономия капитана.  На  этом рассказ об  их  путешествии
закончился,  и  начался  другой,  не  менее  интересный фильм.  Они  увидели
Великого Сказителя, ожидающего в порту возвращения чернильной экспедиции. Он
был расстроен,  что-то говорил окружающей его свите и показывал на горизонт.
Все печально кивали головами, потом Великий Сказитель, поддерживаемый с двух
сторон советниками,  возвратился во дворец. Остальные картины рассказывали о
жизни какой-то  незнакомой страны.  Пан Клякса объяснил сказандцам,  что это
остров Изобретателей,  к  которому с  молниеносной скоростью приближается их
необыкновенный лифт.  Вдруг пан Клякса замолчал,  подбежал к окну и отдернул
портьеру.  В  кабину хлынул дневной свет,  и лифт,  словно поезд из мрачного
туннеля,  вырвался из  темноты.  Поднявшись на поверхность земли,  лифт,  не
останавливаясь,  изменил  направление и  со  скоростью торпеды  помчался  по
невидимым рельсам.
     От неожиданного толчка несколько матросов упали,  но тут же вскочили на
ноги и прильнули к окнам. Вокруг простирался огромный, бесконечный город, но
страшная скорость мешала что-либо различить.
     - Отойдите от окон, а то закружится голова, - предупредил пан Клякса. -
Мы несемся со скоростью четыреста миль в  час.  Наше счастье,  что на дороге
нет поворотов.
     Ошеломленные матросы послушались пана Кляксу и  уселись в кресла.  Было
странно,  что  при такой огромной скорости не  дребезжат стекла и  грохот не
заглушает слов.
     - Думаю, часа через два мы будем у цели, - сказал пан Клякса. - Я много
слышал об острове Изобретателей.  Там живут существа, чрезвычайно похожие на
нас,  только у них всего одна нога. Свою страну жители называют Патентонией,
по  имени  их  величайшего ученого Гаудента Патента.  Морем  к  ним  попасть
нельзя,  потому  что  они  ревностно  охраняют  свои  лаборатории и  заводы.
Единственная дорога в  Патентонию ведет  через Абецию,  оттого мы  так  мало
знаем об этой стране.  На острове Изобретателей были сделаны известные всему
миру открытия.  Патентонцы оповещают о них, транслируя движущиеся картины. К
сожалению,  мы  не  видели  многих  картин,  потому что  у  нас  нет  нужных
приемников.  Вы сможете познакомиться со многими изобретениями, о которых мы
даже и  не слыхали.  Но помните,  патентонцы очень подозрительны и не любят,
когда подглядывают их тайны.  Не суйте носа куда не надо, иначе навлечете на
себя  беду.  Не  забывайте об  этом.  Вы  можете спрашивать о  чем  угодно -
патентонцы дадут подробные объяснения и  даже покажут свои планы и  проекты.
Вам легко будет объясняться с патентонцами,  так как они знают тысячи языков
и наречий,  в том числе и сказандский язык.  Патентония страна богатая, люди
живут там по сто лет,  но,  кроме работы,  для них ничего не существует - ни
песен,  ни танцев,  ни развлечений.  А  о  сне они и  понятия не имеют.  Они
принимают специальные пилюли,  которые снимают сон и  усталость.  Вот и все,
что я могу пока рассказать вам о знаменитом острове Изобретателей, остальное
вы увидите сами.
     Слова  пана  Кляксы произвели на  сказандцев огромное впечатление.  Они
долго сидели задумавшись,  и  даже Петрик не  решался ничего спросить,  хотя
сгорал от любопытства.  Торпеда мчалась с прежней скоростью. Начало темнеть,
и  в  городах,  мимо  которых она  пролетала,  вспыхивали бесчисленные огни,
сливавшиеся в одну ослепительную ленту.  Вдруг в репродукторе стихла музыка,
и голос диктора произнес на сказандском языке:
     - Внимание!  Внимание!  Гроссмеханик Патентонии  приветствует подданных
Великого Сказителя. В столице нашей страны уже началась подготовка к встрече
знаменитого ученого пана Кляксы.  Торжества в  его  честь состоятся во  всех
городах.  Внимание! Внимание! Через час двадцать три минуты Стальная Стрела,
в  которой вы находитесь,  прибудет к  седьмой платформе Магнитного вокзала.
Просьба  до   полной  остановки  Стальной  Стрелы  оставаться  на  местах...
оставаться  на  местах.  Внимание,  внимание!  Нажмите  красную  кнопку  под
громкоговорителем.
     Капитан первым вскочил с  кресла и нажал кнопку,  которую вначале никто
не  заметил.  Все уставились на репродуктор,  ожидая оттуда нового сюрприза.
Но,   ко   всеобщему  удивлению,   кнопка   привела  в   движение  механизм,
вмонтированный в  столики.  Боковые  стенки  поднялись вверх,  а  когда  они
опустились,  прежняя  сервировка исчезла,  и  на  ее  месте  появились новые
приборы, кувшинчики с шоколадом и подносы с пирожными.
     В ту же минуту из репродуктора послышалось:
     - Внимание, внимание! Просим к столу!
     - Превосходная мысль! - воскликнул пан Клякса и первый принялся за еду.
     Остальные  последовали его  примеру.  Тем  временем  наступила дочь,  в
темном небе,  ярко освещая землю,  кружили самолеты-солнца.  Светло было как
днем,  но фонари продолжали гореть,  окутывая торпеду тусклым сиянием. После
полдника   путешественники  прослушали  последние  известия  из   Сказандии.
Удивленные матросы услышали голоса своих жен,  детей и близких,  узнали, что
происходит  у  них  дома.   Чаще  всего  упоминалось  имя  пана  Кляксы  как
руководителя экспедиции -  жители  Сказандии с  нетерпением ждали  обещанных
чернил.
     - Везем, везем, - буркнул пан Клякса. - Наших чернильных запасов хватит
лет на десять.
     Время шло. Приближался конец путешествия.
     Снова раздался голос:
     - Внимание, внимание! Не вставайте с кресел!
     Торпеда  стала  сбавлять  ход,  раздались сигналы,  закружились красные
огни,  и  Стальная Стрела с точностью до секунды подошла к седьмой платформе
Магнитного вокзала.
     Путешественники, оставаясь на местах, ждали дальнейших распоряжений.
     Магнитный вокзал  представлял собой  огромное помещение под  стеклянной
крышей,  выложенное металлическими плитами.  Плиты то  и  дело автоматически
передвигались,  открывая переходы,  коридоры и  туннели,  в которых мелькали
всевозможные причудливые поезда.
     Движение на  вокзале  регулировала сложная звуко-световая сигнализация.
Каждую  минуту  в  разных  местах  вспыхивали красные  и  зеленые  огни,  из
громкоговорителей доносились названия городов и железнодорожных станций. Все
это  делалось необычайно точно и,  казалось,  без  участия каких-либо  живых
существ. На серебряном экране, висевшем на одной из стен, вспыхивали цифры и
буквы,  извещавшие о прибытии очередного поезда.  Одновременно автоматически
раздвигались плиты,  загорались светофоры, и поезда на механических полозьях
въезжали под своды вокзала.




     Не  успели  сказандцы рассмотреть вокзал и  пассажиров,  как  потолок и
стены Стальной Стрелы неожиданно поднялись вверх, а нижняя площадка вместе с
креслами  рванулась  вперед.   Раздался  звонок,   плиты   раздвинулись,   и
открывшийся широкий туннель поглотил путешественников.  Но  почти  сразу  же
площадка  вынырнула  из  здания  вокзала  и  быстро  помчалась  по  какой-то
совершенно необычной улице.
     Над улицей,  в  переплетении стальных конструкций и  арок,  возвышались
дома  патентонцев,  а  внизу с  различной скоростью бежали восемь движущихся
дорожек-тротуаров.
     Внутренние тротуары предназначались для  пешеходов,  а  внешние,  более
широкие, - для транспорта. Площадка сказандцев шла по правой стороне дороги,
а  рядом  ехали  жители этого  механизированного города.  Площадка двигалась
почти с  той же скоростью,  что и соседний тротуар,  поэтому сказандцы могли
как следует рассмотреть местных жителей.
     Патентонцы были на  три головы выше сказандцев.  У  них была всего одна
огромная нога и длинный подвижный нос.  Казалось,  что запахи для них важней
всего на свете. Мужчины были совсем лысые, а у женщин на затылке росли рыжие
волосы,  заплетенные в три короткие косички. Дети внешне ничем не отличались
от взрослых.
     Одежда  у   патентонцев  была  одинаковая:   кожаная  куртка,   широкая
разноцветная пелерина,  длинный шерстяной чулок и резиновый башмак с двойной
пружинящей  подошвой.   Благодаря  этим   пружинам  патентонцы  прыгали  как
кузнечики, передвигаясь со скоростью до сорока миль в час.
     Тротуары никогда не останавливались,  а  когда нужно было сойти с  них,
патентонцы ловко перепрыгивали на перроны,  установленные вдоль мостовой, на
небольшом расстоянии друг от друга.  Точно так же патентонцы на ходу прыгали
с перрона на тротуар.
     Слева бежала самая быстрая дорога. Она была забита огромным количеством
машин,  напоминавших по форме шары, сигары и сплющенные огурцы. У всех машин
вместо колес были полозья, похожие на лыжи.
     Шаровидные машины из тонкого прозрачного металла назывались винтолетами
- в  центре  их  торчали  винтообразные  мачты.  Винты  с  помощью  атомного
двигателя вращались со  скоростью ста  тысяч  оборотов  в  секунду.  Плоская
резьба  винта   заменяла  пропеллер:   винтолеты  легко  поднимались  вверх,
застывали на  месте  и  летали  в  любом  направлении,  как  самолеты.  Тучи
винтолетов,   круживших  в  небе,   снизу  казались  разноцветными  мыльными
пузырями.
     Другие машины предназначались для путешествий по воде и по суше.
     Внизу,   под   основанием,   у   них  находились  полозья,   заменявшие
железнодорожные рельсы. Поэтому они могли передвигаться по любой поверхности
и,  легко  касаясь  полозьями земли,  на  огромной скорости преодолевали все
препятствия.
     Сказандцы глядели на все,  широко раскрыв рот,  и только вскрикивали от
изумления,  а  пан Клякса расспрашивал едущих рядом патентонцев о  различных
особенностях этих  машин.  Все  разговоры  велись  на  сказандском языке,  а
патентонского вообще не  было слышно,  потому что  местные жители обращались
между  собой  совершенно  по-другому.  Патентонцы носят  очки  с  маленькими
стеклами-экранами,  в которых отражаются все их мысли. Поэтому разговаривать
им совершенно незачем. Пан Клякса обещал своим товарищам достать такие очки.
     - Но учтите,  - предупредил пан Клякса, - что у патентонцев нет мыслей,
которые они хотели бы скрыть.  Боюсь,  что многие из вас скорее откажутся от
волшебных очков, чем согласятся выдать свои мысли. Мы из другого теста, и не
все здешние изобретения нам подходят.
     На  движущихся  тротуарах  появлялось все  больше  и  больше  одноногих
великанов.  Некоторые,  торопясь,  скакали на своих пружинящих подошвах, как
блохи,  и  мгновенно исчезали из  виду.  Дети ехали на  складных стульчиках.
Площадка  сказандцев  двигалась  вперед,   мимо   причудливых  металлических
конструкций. Самый город нельзя было разглядеть, потому что его дома и улицы
размещались очень высоко.
     Наконец путешественники остановились.  Площадка поднялась вверх. Четыре
стальных  когтя  одновременно схватили ее  и  втащили  на  крышу  громадного
здания.  Путешественники очутились на многолюдной площади, где им готовилась
торжественная встреча.
     Площадь была вымощена плитками из  матового стекла.  Из  этих же  самых
плиток   были   сложены  многоэтажные  дома,   которые  сужались  кверху   и
заканчивались вращающимися башнями.
     К башням были прикреплены вогнутые диски.  Они поглощали солнечные лучи
и вырабатывали тепло для обогревания жилищ и улиц.
     Благодаря солнечным дискам  и  электрическим холодильникам патентонцы в
любое время года  поддерживают в  своих городах одинаковую температуру.  Это
необычайно важно,  хотя бы  уже  потому,  что из-за  своих непомерно длинных
носов  патентонцы при  малейшем  ветерке  схватывают насморк  и  чихают  так
громко, словно играют на трубе.
     Площадь  пересекала  широкая  улица  с  многочисленными ответвлениями и
перекрестками,  которые  были  видны  издалека.  Над  площадью  висели  тучи
винтолетов,  прикрепленных к  балконам,  как  воздушные шары.  Жители города
высыпали  на   балконы.   У   каждого  из   них   был  небольшой  каучуковый
громкоговоритель.  Все  патентонцы были  одеты  в  праздничные остроконечные
капюшоны, увенчанные маленькими, как пуговички, антеннами.
     Один  из  патентонцев,  самый  длинноносый,  вышел из  толпы и  мелкими
скачками приблизился к пану Кляксе. Сначала он низко поклонился, а потом, по
патентонскому обычаю,  поцеловал пана Кляксу в  ухо.  Это  был  знак особого
уважения,  и  пан  Клякса ответил на  него точно так  же,  но  при  этом ему
пришлось подпрыгнуть очень высоко -  ведь  патентонец был  на  добрых четыре
головы выше его.
     Остальных   сказандцев   приветствовали   менее   торжественно:    дело
ограничилось только  взаимным дерганьем за  уши.  Петрику страшно понравился
этот обычай.  Первый раз в  жизни он  мог дергать за уши других.  До сих пор
дергали только его, и вовсе не для того, чтобы оказать ему честь.
     После церемонии,  во  время которой собравшиеся сыграли на  носах "Марш
Изобретателей",   самый  длинноносый  патентонец  поднес  ко  рту  сетку  из
стеклянной проволоки величиной с карманные часы и начал говорить.
     Удивительным изобретением была эта  сетка!  Она переводила патентонскую
речь на любой другой язык,  нужно было лишь установить стрелку.  Приветствие
патентонцев сказандцы услышали на своем родном языке.
     - Достопочтенный гость!  -  обратился оратор к пану Кляксе.  - Отважные
путешественники!  Прежде всего я  хочу сказать,  что в Патентонии существует
высокий сан  Гроссмеханика,  который соответствует сану Великого Сказителя в
вашей стране.  Три  года назад,  когда Патентное Бюро установило,  что самое
большое число  изобретений принадлежит мне,  я  принял власть из  рук  моего
предшественника,  Патентоника Двадцать Восьмого,  и правлю теперь под именем
Патентоника Двадцать Девятого. Тому, кто превзойдет меня числом изобретений,
я передам власть как моему наследнику. Таков закон нашей страны.
     Тут все хором закричали:
     - Элла  бэлла  Патентоник адурэлла!  -  что  по-патентонски должно было
означать: "Да здравствует Патентоник Двадцать Девятый!"
     Оратор продолжал:
     - Я  счастлив,  что могу приветствовать в  нашей стране такого великого
ученого,  как  пан  Амброжи Клякса,  которого я  хочу  поблагодарить за  его
гениальные  идеи.  Они  не  могли  быть  осуществлены на  его  родине  из-за
недостатка  материалов и  отсталой  техники.  Но  их  описания  и  наброски,
свидетельствующие о  гениальности этого ученого,  дошли до  нас и  позволили
сделать много важных изобретений.
     При  этих словах Гроссмеханик низко поклонился,  еще раз поцеловал пана
Кляксу в ухо и продолжал:
     - Позволь,  достопочтенный гость,  перечислить изобретения, которыми мы
тебе обязаны. Итак, на первом месте - увеличительный насос. Благодаря ему мы
смогли  увеличить  наш  естественный  рост  на  одну  треть.   Я   хотел  бы
продемонстрировать это изобретение.
     Патентонец вынул из  кармана насос,  похожий на  обыкновенную масленку,
приставил его к уху пана Кляксы и несколько раз надавил на донышко.  В то же
мгновение наш  ученый  начал  расти  и  через  несколько секунд  сровнялся с
патентонцем. Это было просто поразительно!
     Сказандцы с  завистью  смотрели на  пана  Кляксу,  который  стал  почти
великаном.
     Они  сразу окружили Гроссмеханика,  подставляли уши,  назойливо требуя,
чтобы с ними сделали то же самое.  Только рулевой стоял в стороне -  ведь он
не видел, что происходит вокруг.
     Гроссмеханик догадался,  что рулевой слеп,  и,  дотянувшись до  слепого
через головы матросов, нацепил ему на нос пенсне с призматическими стеклами.
Невозможно описать радость рулевого.
     Он  неожиданно  прозрел  и  с  изумлением  огляделся  вокруг.  А  когда
Гроссмеханик приложил к его уху насос и увеличил его рост,  счастью рулевого
не было границ!
     Остальных  сказандцев  Гроссмеханик вежливо,  но  решительно  отстранил
рукой, поднес сетку ко рту и продолжал прерванную речь:
     - А  вот еще изобретения,  основанные на идеях пана Кляксы,  -  ключик,
отпирающий все  замки,  шкатулки для  сохранения свечных огоньков,  играющие
мосты,  автоматы против насморка и много-много другого. Вот только нам никак
не  удается  наладить производство таблеток для  ращения волос.  У  нас  нет
подходящих   витаминных   красителей.    К   сожалению,    наша   химическая
промышленность не поспевает за развитием техники.
     - Таблетки для  ращения волос?  Пожалуйста!  -  воскликнул пан Клякса и
вынул из кармана серебряную шкатулку,  с  которой никогда не расставался.  -
Прошу вас! У меня их много!
     Он  тут  же  открыл  шкатулку и  угостил таблетками стоявших поблизости
патентонцев. Шкатулка мгновенно опустела.
     У  тех,  кому досталось угощение пана Кляксы,  сразу же  выросли буйные
кудри.
     Затем капелла сыграла на носах кантату, сложенную в честь пана Кляксы.
     Но патентонец, видимо, еще не окончил речь.
     Он сделал знак, чтобы все утихли, и продолжал:
     - Мы  никогда  не  развлекаемся,  не  веселимся -  все  свое  время  мы
посвящаем работе. Вы найдете у нас много интересного, а кое-что даже сможете
взять с  собой в  родную Сказандию.  Вы  наши гости,  но  дольше суток вы не
должны находиться у нас,  потому что мы не можем отрываться от работы. Таков
закон нашей страны.
     "Боятся, как бы мы чего-нибудь не подглядели", - подумал Петрик.
     Как только Гроссмеханик закончил речь, все его подданные поднесли сетки
ко рту и закричали хором:
     - Да здравствует Амброжи Клякса!
     - Да здравствует Патентоник Двадцать Девятый!
     Потом они еще раз сыграли на носах приветственную кантату.
     Когда утихли последние звуки песни,  слово взял пан Клякса и в короткой
речи поблагодарил за сердечный прием.
     Он  говорил по-сказандски,  но  патентонцы приложили к  ушам каучуковые
приемники, которые сразу же переводили его слова на патентонский язык.




     После окончания торжеств Гроссмеханик пригласил гостей в  свой  дворец,
где  для  них уже были приготовлены отдельные апартаменты.  Прежде всего пан
Клякса вспомнил о бочках с чернилами и попросил доставить их во дворец.
     - Уважаемый гость,  -  с грустью сказал ему Гроссмеханик, - я знаю, как
огорчит тебя известие,  которое ты сейчас услышишь:  все абецкое, оказавшись
за пределами своей страны, моментально гибнет под действием солнечных лучей.
Чернильное молоко тоже  сразу теряет свой  цвет и  становится белым.  Нас  с
Абецией давно  связывают добрососедские отношения,  и  мне  все  это  хорошо
известно. Сейчас ты сам убедишься в правоте моих слов.
     По  знаку  Гроссмеханика один  из  патентонцев  подкатил  две  бочки  с
чернильной жидкостью, поставил их перед паном Кляксой и сильным ударом вышиб
дно.  Из  бочки  хлынуло белое молоко.  Не  веря  своим глазам,  пан  Клякса
заглянул  внутрь.  Да,  сомнений  не  оставалось:  чернила  потеряли цвет  и
превратились в никому не нужную белую жидкость. Пан Клякса окунул в нее руки
и молча смотрел на белые капли, стекавшие с его пальцев на стеклянные плиты.
Молчание  великого  ученого  было  красноречивее слов,  и  никто  не  посмел
нарушить его.
     В этот момент взгляд пана Кляксы встретился с глазами Петрика,  полными
слез. Пан Клякса встряхнулся, присвистнул, как дрозд, и сказал:
     - Жаль,  конечно.  Но  наше путешествие еще не  окончено.  Мы  не можем
вернуться в Сказандию с пустыми руками. Пойдемте.
     Он взял под руку Патентоника XXIX, и они направились во дворец. За ними
последовали сказандцы, Придворный Совет и вся остальная свита.
     Да,  нужно признать,  что  пан  Клякса был  великим человеком -  только
великие люди никогда не теряют надежды.
     Они вошли в высокие ворота и очутились перед дворцом.  Несколько лифтов
стояло наготове,  ожидая гостей.  Как ни странно,  в  домах у патентонцев не
было лестниц. Нигде ни одной лестницы.
     Патентонцы прыгали на  верхние этажи  при  помощи пружинящих подошв,  а
тот, кто хотел, мог воспользоваться лифтами или кресло-планерами.
     Просторный зал, куда Гроссмеханик проводил гостей, был совершенно пуст.
Только несколько рядов разноцветных кнопок на  серебряной плите указывали на
существование скрытого механизма. Стоило нажать кнопку, и с потолка, из пола
и стен выдвигались различные предметы.
     Сначала нажали голубые кнопки,  и зал превратился в роскошную столовую:
откуда-то  появились столы  со  всякой  снедью и  кувшинами ананасного вина.
Гроссмеханик подал знак,  и  начался пир,  который продолжался всю ночь,  до
самого  утра.  К  еде  были  примешаны какие-то  приправы,  которые  снимали
усталость,  и сказандцы,  не говоря уж о пане Кляксе, были бодры и не хотели
спать.
     Когда  пир  окончился,  Гроссмеханик нажал красные кнопки,  и  столовая
превратилась в  механическую мастерскую.  Она  была  заставлена  аппаратами,
точными приборами и  инструментами,  при  помощи  которых он  разрабатывал и
совершенствовал свои изобретения.
     Гроссмеханик подарил всем  гостям по  металлической коробочке,  которая
одновременно  была  радиоприемником,  зажигалкой,  электрическим  фонариком,
мухоловкой и машинкой для стрижки волос. Сказандцы не могли прийти в себя от
изумления, увидев этот гениально задуманный сложнейший прибор.
     А пан Клякса, которому беспрестанно оказывали всяческие знаки внимания,
получил,  кроме того,  аппарат для угадывания мыслей, ларчик с семью тайнами
Патентонии и  пятнадцать винтолетов для себя и  своих товарищей.  Среди семи
тайн  Патентонии  был   способ  находить  эту   страну  на   карте,   модель
увеличительного насоса,  перечень изобретений Гроссмеханика и  еще четыре не
менее ценных секрета.
     Пан Клякса горячо поблагодарил за  щедрые дары,  но  при этом деликатно
намекнул,  что  среди  подарков он  не  видит  столь необходимых ему  черных
чернил.
     Гроссмеханик помрачнел,  пошептался  о  чем-то  с  Придворным  Советом,
приложил указательный палец к своему длинному носу и сказал:
     - Нам никогда не нужны были черные чернила,  мы и так запоминаем всякие
слова,  числа и идеи. Наша память нас никогда не подводит, поэтому мы ничего
не записываем:  ни сложнейшие чертежи,  ни математические формулы.  Хоть мне
сейчас девяносто девять лет,  но  я  отлично помню  все  сто  тысяч  правил,
которые выучил в детстве. Поэтому неудивительно, что мы не изобрели чернил и
никогда их  не изобретем.  К  тому же,  как я  уже говорил,  у  нас нет семи
основных красителей.  Но  я  удивлен,  почему такой великий ученый,  как пан
Амброжи Клякса, до сих пор не смог изобрести такую простую вещь. Повторяю: я
удивлен, а удивляться позволено каждому.
     Пан  Клякса  обошел  молчанием эту  колкость,  ведь  он  прекрасно умел
владеть собой, он только покраснел до самых ушей и нахмурил брови.
     А  Гроссмеханик как ни в  чем не бывало предложил гостям прогуляться по
городу,  еще раз напомнив им,  что,  к сожалению, их время истекает, он взял
пана Кляксу под руку и,  подпрыгивая рядом с ним на своей единственной ноге,
направился к выходу. За ними двинулись сказандцы и вся свита.
     Главная улица  проходила высоко над  движущимися тротуарами.  Она  была
похожа  на  широкий  мост,  мощенный стеклянными кубиками.  С  обеих  сторон
возвышались конусообразные здания.  А из окон выглядывали горожане,  похожие
друг на друга, как близнецы.
     На этой улице не было ни кафе,  ни магазинов, ни ресторанов. Вместо них
сплошным потоком тянулись автоматы. Гроссмеханик включал их длинной иглой, у
которой было сто семьдесят семь насечек.
     Гроссмеханик  демонстрировал всевозможные автоматы  и  раздавал  гостям
фрукты,  сладости,  одежду,  предметы первой необходимости,  всякие мелочи и
даже украшения и  драгоценности.  У одного автомата патентонцы задерживались
немножко дольше.  Каждый всовывал туда свой длинный нос,  потому что это был
знаменитый автомат против насморка.  Им  пользовались чаще  всего,  так  как
местные  жители  постоянно страдали  насморком и  по  нескольку раз  в  день
дезинфицировали носы.  Здесь были также автоматы для  измерения температуры,
для  пломбирования зубов,  для  штопания носков,  для  заплетания косичек  и
другие, не менее важные. Сказандцы не скрывали восхищения изобретательностью
патентонцев.  Однако город  без  магазинов казался им  серым,  неинтересным,
однообразным.  Насколько привлекательнее были  улицы  Исто-Рико  с  их  ярко
освещенными витринами, где каждый мог купить все, что душе угодно! А изделия
патентонцев,  как и  их  одежды,  выполненные по  единому образцу,  были все
одного фасона и  цвета,  и это производило угнетающее впечатление.  На улице
Автоматов Гроссмеханик внезапно остановился и сказал:
     - То, что вы увидите сейчас, безусловно очень огорчит вас, но ничего не
поделаешь - законы нашей страны обязательны для всех, даже для чужеземцев.
     Сказав   это,   Гроссмеханик  сделал   несколько  огромных  прыжков   и
остановился  перед  фигурой,  неподвижно  стоящей  среди  других  автоматов.
Сказандцы поспешили за ним.  Перед ними был... Петрик, который остекленевшим
взором бессмысленно уставился вдаль. Руки его были скрещены на груди, а ноги
прикованы к тротуару железными скобами.
     - Этот мальчик,  -  сказал Гроссмеханик,  -  вопреки запрету подсмотрел
одно из моих новейших изобретений: он привел в движение механизм и тем самым
выдал тайну. Он наказан за это. Он перестал быть человеком и стал автоматом,
автоматом для лизания почтовых марок. Я могу вам его продемонстрировать.
     Тут  Гроссмеханик воткнул свою  иглу в  отверстие под  мышкой Петрика и
трижды повернул ее.
     Петрик сразу же открыл рот и высунул язык.
     Патентонцы одни за другим подскакивали к новому автомату,  прикладывали
к  высунутому языку почтовые марки и  потом наклеивали их  на приготовленные
заранее конверты.
     Когда Гроссмеханик вынул иглу,  Петрик втянул язык,  закрыл рот и опять
застыл,  бессмысленно глядя вдаль.  Пан Клякса был потрясен до глубины души.
Он знал,  что для Петрика уже нет спасения.  Он долго стоял,  не проронив ни
слова,  потом приблизился к несчастному мальчику,  поцеловал его в холодный,
как металл, лоб и, повернувшись к Гроссмеханику, произнес дрожащим голосом:
     - Только бесчеловечный закон мог  допустить превращение любознательного
мальчика в автомат.  Его любопытство наказано слишком жестоко. Но раз ничего
изменить невозможно,  мы не хотим больше оставаться в  стране,  где у  людей
вместо  сердца  стальные пружины.  Выпустите нас  отсюда как  можно  скорее.
Таково наше требование.  -  Сказандцы, возмущенные до глубины души, окружили
пана  Кляксу и  тоже  стали требовать немедленного отъезда с  этого мрачного
острова. Только рулевой стоял в стороне и кричал:
     - Не хочу уезжать! Я не хочу быть слепым! Тут я, по крайней мере, вижу.
Разрешите мне остаться!
     - Я ничего не имею против,  -  сказал Гроссмеханик.  -  Я понимаю,  что
значит зрение для человека. Переливающиеся стекла быстро выходят из строя, и
их  приходится часто  менять,  а  это  можно  сделать только  в  Патентонии.
Позвольте вашему рулевому остаться у нас. Он будет работать, как мы, и жить,
как мы. Ведь у вас никто не вернет ему зрение.
     Наступило молчание.  Пан  Клякса старался подавить в  себе  неприязнь к
патентонцам,   которых  возненавидел  за  бесчеловечность.  Он  считал,  что
Гроссмеханик мог бы раскрыть тайну переливающихся стекол.  Но этот бездушный
и  надменный  властелин  счел  себя  оскорбленным,  и  переубедить его  было
невозможно.
     - Ладно,  -  сказал пан Клякса,  -  пусть рулевой остается. Правда, что
касается меня,  я  бы  предпочел быть  слепым  в  Сказандии,  чем  королем в
Патентонии. Вот так!
     И,  повернувшись,  он зашагал прочь. Сказандцы поспешили за ним. Над их
головами промелькнули скачущие патентонцы. На площади уже собралась огромная
толпа.  Все  молча  следили  за  работой механиков,  которые хлопотали около
новеньких сверкающих винтолетов,  стоявших  наготове.  Гроссмеханик подозвал
сказандцев и подробно объяснил им,  как обращаться с летающими шарами.  Надо
признать,  что механизм их был необычайно прост. Даже ребенок легко мог бы с
ними справиться. Пан Клякса сел в машину, завел мотор и провел испытательный
полет.  Опыт  прошел  удачно.  Когда  приготовления  к  отлету  закончились,
Гроссмеханик обратился к пану Кляксе:
     - Наша встреча останется у  меня в  памяти навсегда.  Пройдет время,  и
забудутся взаимные обиды,  но  никогда  не  забудется то  глубокое волнение,
которое  вызвало  во  мне  даже  столь  недолгое общение  с  великим ученым.
Памятник,  который мы  воздвигнем на  этой площади,  навсегда увековечит ваш
замечательный визит,  а площадь будет называться площадью Пана Кляксы. - Тут
Патентоник XXIX дернул пана Кляксу за ухо и продолжал:
     - Мы  дали  вам  в  дорогу большие запасы продовольствия;  кроме  того,
каждый получит теплую одежду,  потому что  наверху очень холодно.  Смотрите,
вот  пальто  моего  изобретения.  В  каждую  пуговицу вмонтирована маленькая
батарейка,  от нее по телу разливаются равномерные волны тепла.  Температуру
можно  регулировать,  включая одну,  две  или  три  пуговицы.  А  теперь мне
остается только попрощаться с вами и пожелать счастливого пути.
     Пока  сказандцам  раздавали  пальто,   пан   Клякса  произнес  короткую
прощальную речь и поблагодарил Гроссмеханика за гостеприимство.  Рулевой был
необычайно взволнован. Он подбежал к своим друзьям и, обнимая их по очереди,
громко рыдал.
     - Никогда я уже не услышу сказок Великого Сказителя! - всхлипывал он. -
Простите меня,  но  если бы  вы  знали,  как  горько быть слепым!  Может,  я
как-нибудь  пообвыкну,  буду  присматривать за  Петриком...  Простите  меня!
Счастливого пути!
     Пан  Клякса,  прослезившись,  поцеловал рулевого,  еще  раз  поклонился
Гроссмеханику и собравшимся патентонцам и отдал приказ садиться в винтолеты.
В  каждую машину село по два сказандца,  а  в  последнюю -  один пан Клякса.
Патентонцы  сыграли  на  носах  прощальный  марш,  и  пятнадцать  винтолетов
поднялись вверх. И чем выше они поднимались, тем меньше и меньше становились
люди  на  площади,  а  через несколько минут они  уже  казались копошащимися
муравьями.  Вскоре и  весь остров Изобретателей выглядел сверху как тарелка,
плавающая на поверхности моря.




     Пан Клякса даже не заметил, что снова стал нормального роста.
     "Может быть,  все изобретения этих бездушных умников сплошной обман?" -
подумал он с горечью.
     Но,  включив обогревающие пуговицы,  он почувствовал, как по всему телу
разливается приятное  тепло.  Потом  он  испробовал аппарат  для  угадывания
мыслей, и на маленьком экране появились однообразные серые картины.
     Это были мысли матросов,  озабоченных своими будничными делами.  Только
капитан никак не мог забыть Патентонию, думал о рулевом, вспоминал Петрика и
обрушивал громы и молнии на голову Гроссмеханика.
     Пан  Клякса надел свои  волшебные очки,  разложил автоматическую карту,
подарок Патентоника XXIX,  и  повернул на северо-запад.  Остальные винтолеты
журавлиной стаей устремились за ним.
     Небо было чистое,  но в кабину врывался пронизывающий холод. К счастью,
все обогревающие пуговицы работали исправно,  и  у  сказандцев мерзли только
уши и носы. Пан Клякса закутывался в свою бороду, как в теплый шарф.
     Он зорко всматривался в  даль и передавал приказы и краткие сообщения о
воздушной трассе:
     - Летим  на  высоте  восемнадцати  тысяч  футов.   Справа  -  архипелаг
Грамматических  островов.   Отсюда  по   всему   свету   расходятся  правила
правописания... Прямо по курсу - Бакланское море... Скорость двести двадцать
миль  в  час.  Приближаемся к  Земле Металлофагов.  Сейчас одиннадцать часов
сорок пять минут... Передача окончена.
     Сказандцы  подкрепились  питательными  пастилками,  которыми  их  щедро
снабдили патентонцы.  Пастилки эти  заменяли сразу  три  мясных  блюда,  три
овощных и  два  фруктовых,  а  кроме того,  в  них  был  добавлен концентрат
ананасного вина.
     Так летели долгое время.  С безоблачного неба струились яркие солнечные
лучи. Воздух был кристально чист, и море внизу напоминало сморщенную клеенку
на столе.
     Вдруг в приемниках раздался взволнованный голос пана Кляксы:
     - Внимание,  внимание!  С востока движется туча... Огромная туча... Она
закрыла весь горизонт... Я не знаю точно, но думаю, что это водяной смерч...
Снижаемся! Приготовить спасательные насосы! Без паники! Я с вами...
     Пан  Клякса протер усами  очки,  вылез  из  кабины и  повис в  воздухе,
держась одной рукой за руль винтолета.
     Сюртук его надулся парусом,  а борода, развевающаяся по ветру, казалась
метлой бабы-яги.
     Любой другой на месте пана Кляксы,  чтобы избежать опасности,  приказал
бы сменить курс. Да, любой другой.
     Но  не пан Клякса.  Этот великий человек считал недостойным для ученого
уклониться от курса и летел прямо навстречу туче.
     Вскоре  сказандцы увидели на  горизонте черное  пятно,  к  которому они
быстро приближались. Их охватил ужас.
     Один из винтолетов оторвался от остальных и повернул на юго-запад.
     В приемниках раздался спокойный голос пана Кляксы:
     - Выровнять строй! Повторяю: выровнять строй!..
     Пан Клякса никогда не сердился,  не повышал голоса, но тем не менее все
его слушались. Беглец тотчас же вернулся назад, и винтолеты журавлиной стаей
полетели дальше.
     - Капитан! - закричал пан Клякса. - Барометр упал?
     - Нет!
     - А сила ветра изменилась?
     - Нет!
     - Все ясно.  Так я  и  думал.  Это не  водяной смерч...  Это саранча...
Голодная субтропическая саранча. Мы должны пробиться сквозь нее. Внимание...
Полный вперед!
     Винтолеты рванулись вперед и  через  несколько минут клином врезались в
темную тучу насекомых, каждое из которых было величиной с воробья.
     Винты врезались в плотные ряды саранчи. Круглые корпуса машин били ее с
сокрушительной  силой,   но  все  новые  и  новые  тучи  вредителей  лавиной
захлестывали сказандцев.  Шелест  миллионов  стеклянных крыльев  сливался  в
непрерывный, оглушающий рев, похожий на весенний гром.
     Пан  Клякса свесился наружу и,  держась одной  рукой за  борт,  наносил
саранче смертельные удары.
     Сказандцы рвались  вперед,  пикировали и  орали  как  сумасшедшие,  сея
панику в рядах саранчи.  Вдруг кого-то осенила великолепная идея:  сказандцы
полными  горстями  стали  разбрасывать питательные пастилки.  Изголодавшиеся
насекомые набрасывались на  еду  и  за  каждую  крошку  дрались между  собой
насмерть.  А те, кому удавалось проглотить концентрированную пищу, мгновенно
распухали и с треском лопались, как воздушные шарики.
     Наконец после двух  часов упорной борьбы сквозь поредевшие ряды саранчи
начали  пробиваться лучи  солнца.  Снова  показалось чистое голубое небо,  и
только отставшие кучки насекомых поблескивали кое-где, как легкие облака.
     - Так держать! - весело крикнул пан Клякса.
     Но вдруг он заметил, что не хватает двух винтолетов.
     И тут же в наушниках раздался жалобный голос:
     - Алло!  Алло!  Мы попали в плен... Не можем вырваться! Винты завязли в
крыльях саранчи... О! О!
     Пан  Клякса протер очки  и  увидел вдали  тучу  саранчи;  она  медленно
опускалась на остров, выступавший из моря.
     Пан  Клякса  молниеносно повернул назад  и  стрелой бросился на  помощь
винтолетам, которым угрожала опасность. Верные сказандцы повернули за ним.
     - Нападайте снизу!  - кричал пан Клякса, и голос его раздавался во всех
приемниках.   -   Постараемся  их   окружить.   Но  ни  в   коем  случае  не
приземляться... Повторяю: не приземляться!
     Благодаря  энергичным мерам  пану  Кляксе  удалось  освободить один  из
захваченных  винтолетов.  Но  другой  медленно  снижался,  хотя  дорога  для
возвращения была открыта. Его подхватила волна саранчи.
     - Не приземляйтесь! - отчаянно кричал пан Клякса. - Ни в коем случае не
приземляйтесь!
     Но винтолет улетал все дальше и дальше, а из приемника неслись голоса:
     - Мы  видим  на  острове чудесный город...  Необыкновенный город...  Мы
решили здесь  остаться.  Хватит с  нас  чернильной экспедиции!  Алло,  алло!
Саранча полетела дальше. Снижаемся... Нас встречают флагами... Приземляемся!
Вы слышите нас? Приземляемся...
     Пан Клякса повернул руль и громко крикнул:
     - Выровнять строй! Держаться курса!
     Когда  отряд  точно  выполнил  приказ,  пан  Клякса  передал  очередное
сообщение:
     - Внимание,  внимание!  Мы оставили за собой Землю Металлофагов. Жители
этой страны питаются металлом.  Они не причинили бы нам зла, но съели бы все
металлические части машин.  Оттуда еще не  вернулась ни одна экспедиция.  Мы
потеряли  двух  товарищей.   Их  погубило  любопытство...  Я  ценю  в  людях
любопытство,  когда оно  помогает лучше узнать жизнь.  Теперь вы  понимаете,
почему я  не разрешал приземляться.  С вашими соотечественниками не случится
ничего  дурного,  но  они  уже  никогда не  вернутся в  солнечную Сказандию.
Внимание! Сейчас семнадцать часов двадцать пять минут. Включить обогревающие
пуговицы! Мы приближаемся к побережью Вермишелии.




     Быстро опустилась субтропическая ночь.
     Пан Клякса в последний раз взглянул на карту,  проверил положение звезд
и в уме высчитал расстояние между ними.
     - 67 254 386 257 100 356,  -  бормотал он. - Все верно. Разделим это на
расстояние от Земли. Получаем 21 375 162. Учитываем угол наклона и извлекаем
корень.  Получаем 8724. Теперь отнимаем количество пройденных миль. Остается
129. Сходится.
     И действительно,  скоро внизу появились огни.  Издали казалось,  что на
огромном пространстве разбросаны десятки пылающих костров.
     Пан   Клякса   пригладил  растрепавшуюся  бороду,   одернул  сюртук   и
торжественно произнес в микрофон:
     - Друзья,   ровно  через  семь  минут  мы  приземлимся.  После  посадки
держитесь возле меня... Конец передачи...
     В приемниках послышался треск. Потом что-то ответил капитан, но его уже
никто  не   слушал  -   винтолет  пана   Кляксы  начал  медленно  снижаться.
Одновременно  зажглись  четырнадцать красных  предупредительных сигналов,  и
четырнадцать винтолетов с интервалом в одну минуту коснулись земли.
     Кругом  было   темно,   лишь  кое-где   вспыхивали  догорающие  костры.
Путешественники окружили пана  Кляксу,  с  тревогой всматриваясь в  странные
жилища,  напоминавшие дупла.  Но  напрасно взгляд их искал хоть какое-нибудь
живое существо. Город как будто вымер.
     Пан Клякса,  стоя,  как обычно,  на одной ноге, сложил руки трубочкой и
сыграл "Марш оловянных солдатиков".
     Как  по  условленному  знаку,  из  дупел  стали  выскакивать  полуголые
бородатые атлеты в пестрых полотняных юбочках.
     Бородачи  бросились  разжигать  угасающие  костры,   а   семеро   самых
представительных приблизились к  пану Кляксе и  по очереди низко поклонились
ему. Потом они опустились на колени и трижды помели по земле бородами.
     Пан Клякса сделал то же самое -  из всех путешественников у него одного
была борода.
     После этих вступительных приветствий вермишельцы выстроились в  ряд,  и
один  из  них  произнес,   издавая  при  этом  носовые  и  гортанные  звуки,
напоминавшие бормотание индюка:
    - Глуп-глор-гли-глов-гле-глит-глус-глот-глев-глу-гле-глим-глов-гла-глус.
     Сказандцы, разумеется, не поняли ни словечка, но пан Клякса без запинки
ответил по-вермишельски:
     - Гли-глум-глы-глив-гла-глус-глат-гло-глиж-гле.
     И добавил, обращаясь к сказандцам:
     - Почему у  вас  такие удивленные лица?  Ведь каждый глупец знает,  что
вермишельский язык очень прост. Проявите каплю сообразительности, капитан, и
тогда все сразу станет понятно.  Просто-напросто в  каждом слоге учитывается
лишь последняя буква. Глип-гло-глун-гля-глет-глен-гло?
     Вермишельцы были первобытным народом.  Несмотря на  огромную физическую
силу,  они  отличались необыкновенным добродушием.  Свои дома они строили из
тесаных бревен в форме шахматной туры. В каждую туру вел круглый вход, а над
ним вместо окон находились два или три отверстия.  Улицы шли перпендикулярно
друг к другу, образуя правильную шахматную доску.
     Перед каждым домом на кирпичных очагах стояли низкие глиняные котлы.
     У всех вермишельцев были длинные бороды разного цвета, а у сановников -
с кремовым оттенком, удивительно похожие на лапшу.
     Сановники по очереди подходили к пану Кляксе, разглядывали его бороду и
со знанием дела, как торговцы сукном, мяли ее пальцами.
     Сановники  с  лапшовыми  бородами  составляли  Важную  Поварешку,   или
правительство Вермишелии.  Самый  старший из  них,  по  имени Глас-глу-глип,
носил титул Главмакарона, который в Сказандии соответствовал титулу Великого
Сказителя.
     Главмакарон взял  пана  Кляксу под  руку и  проводил путешественников в
Правительственное Дупло.  Это был большой зал с огромным столом посредине, а
вдоль стен висело множество гамаков,  сплетенных из цветных веревок.  В окна
падал неровный свет от пылающих на улице костров.
     Прекрасные вермишельки внесли на подносах тарелки с  дымящимся супом из
лапши  и  любезным "глип-глор-гло-глис-гли-глум" пригласили гостей к  столу.
Все сели за стол и  с  большим аппетитом съели по три тарелки вкусного супа.
Других блюд в этой стране не знали.
     После  ужина  пан  Клякса,  который уже  прекрасно владел вермишельским
языком, обратился к хозяевам:
     - Уважаемый Главмакарон,  и вы,  члены Важной Поварешки!  Мы необычайно
рады,  что прибыли в вашу страну, о которой много слышали. Благодарим вас за
оказанное нам гостеприимство.  Мы не станем злоупотреблять им.  Хотя мы и не
соседи,  но я надеюсь, что между Сказандией и Вермишелией сложатся наилучшие
добрососедские отношения. Глу-глир-гла! - что на нашем языке означает "ура".
     - Ура! - хором подхватили сказандцы.
     Главмакарон встал, пригладил бороду и сказал:
     - Может,  мы  и  правда  первобытные люди:  нам  неизвестны  достижения
современной техники.  И  все  же  мы  многое знаем.  Мы  слышали и  о  тебе,
почтенный доктор философии,  химии  и  медицины.  Имя  славного ученого пана
Кляксы  известно  нам  так  же  хорошо,   как  имя  незабвенного  основателя
Вермишелии  -   Супчика   Ворчуна,   прадеда  нынешнего  Великого  Сказителя
Сказандии.  Много-много  лет  назад  этот  отважный  мореплаватель  потерпел
кораблекрушение и высадился здесь со своим отрядом.  Мы - их потомки. Супчик
Ворчун создал наш язык,  научил нас строить и привил нам чудесные бороды,  о
которых      вы      узнаете      завтра.      А      сейчас      отдыхайте.
Глус-глуп-гло-глик-гло-глай-глен-гло-глай-глун-гло-глич-гли!
     - Спокойной ночи!  -  хором ответили сказандцы, уже начинавшие понимать
вермишельский язык.
     Гостеприимные  хозяева  ушли,  а  пан  Клякса  многозначительно почесал
голову и, стоя на одной ноге, сказал:
     - Многому учат  путешествия,  но  еще  большему учат  сказки.  Историю,
которую  сейчас   рассказал  Главмакарон,   давным-давно   придумал  Великий
Сказитель,  пятьдесят лет назад я  услышал ее  из  уст доктора Пай Хи-во.  А
теперь пора спать! Спокойной ночи, капитан! Спокойной ночи, друзья!
     Пан Клякса снял сюртук,  вытянулся в  гамаке и заснул,  мурлыча во сне,
как кот.
     Сказандцы последовали его примеру.




     На следующее утро пана Кляксу разбудила тихая музыка.
     Это один из сказандцев,  по имени Амбо,  вытянувшись в гамаке, играл на
своей неразлучной сказолине старую матросскую песенку:

                Ты веди нас в океан
                По волне зыбкой.
                Угости нас, капитан,
                Золотой рыбкой.

     Пан Клякса стал посредине зала на одной ноге,  сунул два пальца в рот и
просвистел сигнал  побудки.  Спустя  некоторое время  вермишельки внесли  на
подносах чашки с томатным супом и рогалики из лапши.
     После  завтрака путешественники вышли на  улицу,  при  свете дня  город
показался им гораздо красивее.
     Возле домов,  похожих на огромные пни,  суетились вермишельки, одетые в
разноцветные брюки и плетеные соломенные жилетки. На площадках дети играли в
пятнашки и "классы".
     Улицы утопали в зелени и цветах, а яркие колибри и попугаи, ручные, как
курицы, клевали зерна, которые кидали им из окон девушки.
     Но особенно пана Кляксу заинтересовало то, что делали мужчины.
     Они сидели возле костров,  опустив бороды в  котлы,  и из каждой бороды
варился какой-нибудь суп.  Женщины поддерживали огонь  в  очагах,  время  от
времени деревянными поварешками помешивали суп и пробовали его на вкус.
     Здесь были бороды томатные, свекольные, фасолевые, луковые, щавелевые.
     Такими супами и питались вермишельцы. Но это еще не все.
     Когда в суп нужно было добавить какую-нибудь приправу, мужчины натирали
свои бороды особыми помадами -  специями. Пан Клякса сразу узнал хрен, соль,
перец,  майоран,  но были и такие, которые великий ученый не смог назвать, а
уж он-то знал толк в кухне.
     - Гениально!  Фантастично!  - то и дело восклицал он и бегал от котла к
котлу, пробуя разные супы.
     Но  удивление его перешло все границы,  когда на  улице появились члены
Важной Поварешки:  обходя котлы,  они опускали в них свои бороды, добавляя в
суп нужную порцию лапши.
     Окончив стряпню,  вермишельцы вытащили из  котлов свои чудесные бороды,
насухо вытерли их полотенцами.
     Девушки принесли тарелки и разлили суп, потчуя гостей и домочадцев.
     Тут появился Главмакарон, и все почтительно приветствовали его.
     В  беседе с  паном  Кляксой глава  Вермишелии рассказал,  что  лапшовые
бороды выращиваются труднее всего.
     - Простите, ваше величество, - явно смущаясь, сказал пан Клякса. - Хоть
я и профессор химии университета в Саламанке,  но все-таки я хотел бы задать
вам один вопрос:  можно ли  дважды варить одну и  ту  же  лапшу,  вермишель,
макароны?
     - Сколько угодно,  - снисходительно улыбнулся Главмакарон. - В том-то и
штука,  что  питательные свойства наших бород неиссякаемы -  варите ее  хоть
трижды в день. А чтобы меню всегда было разнообразным, вермишельцы с разными
бородами объединяются в семьи.  Семь семей составляют общину. Мы, обладатели
лапшовых бород,  обслуживаем только  общины:  кормить  каждого вермишельца в
отдельности мы просто не в состоянии.
     Сказандцы слушали  рассказ  Главмакарона внимательно,  но  без  особого
восторга.
     Пан Клякса потихоньку вынул из  кармана аппарат для угадывания мыслей и
ехидно сказал своим товарищам:
     - Если  я  не  ошибаюсь,  друзья мои,  вы  уже  мечтаете о  бифштексе и
говяжьей печенке.  А  вы посмотрите,  какие великолепные богатыри выросли на
здешних супах.  Правда,  жители  этой  страны  не  сочиняют сказок,  но  они
прекрасны телом и душой.
     После обеда члены Важной Поварешки вместе с Главмакароном повели гостей
знакомиться с городом.
     В   историческом  музее   висел   огромный  портрет   Супчика  Ворчуна,
поразительно похожего на Великого Сказителя.  На постаментах стояли глиняные
статуи  предыдущих Главмакаронов,  а  под  стеклянным колпаком лежало что-то
напоминавшее железо.
     Это действительно было железо - единственный кусок металла, который, по
словам хозяев, уцелел в Вермишелии.
     - Тридцать лет назад,  - с грустью поведал Главмакарон, - на нас напали
орды  металлофагов.  Они  разорили нашу  страну,  сожрав  все  металлические
предметы,  которые  с  риском  для  жизни  привезли  из  дальних  странствий
вермишельские мореплаватели.  С тех пор мы решили обходиться без металла. Мы
пользуемся только глиной,  деревом и  стеклом.  Так  мы  обезопасили себя от
нового вторжения варваров.
     Знакомство с городом подтвердило слова Главмакарона.
     И  в  ткацких,  и  в столярных мастерских все инструменты и машины были
сделаны из полированного стекла, обожженной глины и твердого дерева.
     Ближе к вечеру Важная Поварешка устроила прием в честь гостей.
     Под  пальмами на  длинных столах  были  расставлены кувшины с  душистым
цветочным нектаром всевозможных сортов,  лакомства из  эвкалипта,  фиников и
орехов.
     А вермишельцы уже хлопотали у костров, готовя ужин.
     Вдруг пан Клякса сорвался с места и закричал,  показывая на вермишельца
с черной бородой:
     - Есть!
     Главмакарон, ничего не понимая, спокойно сказал:
     - Красивая борода, правда? В нашем городе таких только пять. Мы готовим
из них черную краску.
     Пан Клякса подскочил к  чернобородому,  схватил его за бороду и опустил
ее в котел.
     - Есть!  -  закричал он  в  восторге.  -  Смотрите,  капитан!  Ведь это
настоящие черные чернила!
     Пан Клякса вытащил из кармана ручку,  обмакнул перо в черную жидкость и
стал что-то быстро черкать в блокноте.
     - Смотрите!  -  кричал он  сказандцам.  -  Что за  чернила!  Гениально!
Фантастично!  Мы  должны  любой  ценой  достать  эту  бороду!  Возьмем ее  в
Сказандию! У нас будут чернила! Да здравствует черная борода!
     Главмакарон только теперь понял,  в  чем дело.  Он взял пана Кляксу под
руку и торжественно произнес:
     - Я  и  мой  народ были бы  безмерно счастливы выполнить желание такого
великого человека и  ученого.  Мы  были  бы  рады  подарить потомкам Супчика
Ворчуна не одну,  а целых сто таких бород.  Но,  увы, они не принесли бы вам
пользы, дорогие друзья. Если бороды отрезать, они увянут, как трава.
     - Ты огорчил меня,  почтенный друг,  -  тихо сказал пан Клякса. - Очень
огорчил.  Но,  может быть,  ты  хотя бы  позволишь одному из твоих подданных
покинуть вашу  страну и  отправиться с  нами в  Сказандию?  Мы  засыплем его
цветами и сказками,  а он будет варить нам из своей бороды прекрасные черные
чернила...
     - К сожалению, это невозможно! - ответил Главмакарон. - Наш организм не
приспособлен ни к какой другой пище,  кроме нашей.  Не будем больше говорить
об этом.  - И, повернувшись к сказандцам, он радушно сказал: - Друзья, прошу
к столу!
     Но у пана Кляксы пропал аппетит. Он держался поодаль, долго раздумывал,
стоя на одной ноге, и наконец объявил своим товарищам:
     - Завтра чуть свет мы отправимся дальше. А теперь - спать.
     Над городом опустилась ночь.
     Догорали костры.  У вермишельцев не было искусственного освещения,  его
заменяла фосфорная приправа к супу,  она помогала им видеть в темноте.  Пану
Кляксе и сказандцам пришлось на ощупь добираться до своих гамаков.




     На рассвете капитан построил матросов в  две шеренги и  доложил об этом
пану Кляксе.
     - Вот теперь,  капитан,  ваши мысли мне нравятся,  - сказал пан Клякса,
взглянув на свой чудесный аппарат.
     Когда путешественники вышли из  Правительственного Дупла,  их встретили
дети и  преподнесли каждому по  букету цветов.  Вся  дорога до  площади,  на
которой стояли винтолеты, была усыпана цветами.
     Главмакарон и Важная Поварешка приветствовали гостей,  метя бородами по
земле.
     Но каков был ужас пана Кляксы,  когда он увидел вместо винтолетов груду
жалких  обломков,  разбросанных в  траве.  Казалось,  здесь  прошел  ураган,
который смял кабины, переломал моторы, превратил все в пыль и прах.
     - Что все это значит? - воскликнул пан Клякса, весь дрожа от гнева.
     - Прости,  -  пробормотал Главмакарон,  -  это сделали наши дети. У них
ведь нет никаких игрушек,  а в машинах столько шариков, колечек, пружинок...
Бедные малыши не смогли удержаться и разобрали все по частям.  Не сердись на
них  за  эту  невинную шалость.  Они  ведь не  знали,  что винтолеты вам еще
понадобятся.
     Тут  пан  Клякса вспомнил,  что  еще  вчера  заметил в  руках  у  детей
различные  металлические предметы,  после  чего  стал  сомневаться в  набеге
металлофагов на  Вермишелию.  Теперь он в  ужасе смотрел на погнутые поршни,
поломанные трубы,  искривленные винты и рычаги, на перекрученные алюминиевые
листы, из которых ребятишки строили себе домики в скверах.
     - Мы погибли! - простонал капитан.
     Сказандцы подняли отчаянный крик.
     Матрос Амбо бросился к  ребятишкам и хотел было уже поколотить их своей
сказолиной, но его остановил свист пана Кляксы.
     - Соблюдать спокойствие!  -  твердо сказал пан  Клякса.  -  Слушать мою
команду! Я знаю, что нужно делать!
     Матросы затихли.
     Главмакарон стоял, опустив правую руку, а левой медленно перебирал свою
лапшовую бороду.
     Пан Клякса обратился к нему:
     - Нас постигло страшное несчастье -  мы потеряли винтолеты. Мы не виним
ваших детей,  ведь они не желали нам зла. Но тем не менее нам надо двигаться
дальше, и мы рассчитываем на вашу помощь. Дайте нам корабль или какое-нибудь
суденышко, и мы сегодня же отправимся в путь.
     Члены  Важной  Поварешки покивали  головами и  удалились на  совещание.
Главмакарон размышлял,  почесывая нос.  Потом  он  призвал к  себе  лапшовых
сановников и  вполголоса долго в  чем-то убеждал их.  Наконец он обратился к
пану Кляксе:
     - Достопочтенные гости!  Мы  решили отдать вам наше самое замечательное
сооружение -  Правительственное Дупло.  Правда,  оно больше похоже на бочку,
чем на корабль,  но зато крепко и  надежно.  В  нем можно плыть хоть на край
света. Через час мы доставим его на берег. Ступайте к морю и ждите нас там.
     Пан Клякса, с трудом сдерживая волнение, обнял Главмакарона и произнес:
     - Вы  действительно благородные  и  великодушные  люди!  Мы  рады,  что
доставили  удовольствие вашим  детям.  Пусть  наши  винтолеты пойдут  им  на
пользу.
     - Да здравствует пан Клякса! - в волнении закричал Главмакарон.
     А дети начали хором скандировать:
     - Глук-глил-гля-глук-глес-гла!    -   и   толпой   побежали   провожать
путешественников до самого берега.
     Вскоре  послышался  нарастающий  гул,  и  на  вершине  заросшего  холма
показалась огромная бочка.  Ее катили сорок четыре дюжих вермишельца,  а  за
ними шли вермишельские девушки, неся подносы с тарелками щавелевого супа.
     Соблюдая все  меры предосторожности,  бочку медленно опустили на  воду,
поели щавелевого супа, и капитан отдал команду:
     - Все по местам!
     Тут на  холме появились Главмакарон и  Важная Поварешка.  За ними,  еле
поспевая, грузчики везли на тачках густо просмоленные канаты.
     Взобравшись на бочку,  они сбросили канаты в  воду.  Моментально оттуда
вынырнула стая  акул.  Акулы жадно впились зубами в  канаты и  уже  никак не
могли от них освободиться,  потому что густая смола, как тянучки, склеила им
зубы.
     - Это моя идея,  -  гордо сказал Главмакарон. - Акулы будут тянуть вас,
как на буксире. А вот шест, который заменит вам руль.
     Пан  Клякса  сердечно  попрощался с  вермишельцами,  влез  на  бочку  и
выдвинул шест вперед,  под самый нос акул.  Один конец шеста матросы надежно
прикрепили к  бочке,  к  другому концу  привязали Амбо.  Он  раскачивался на
веревках, как на качелях.
     При  виде  такого  лакомого  кусочка  акулы  рванулись вперед,  натянув
канаты,  и бочка тронулась с места.  И чем больше манила их желанная добыча,
тем быстрее скользил по волнам необыкновенный корабль.  Матросы спустились в
трюм. Только пан Клякса стоял наверху, с грустью глядя на материк.
     "Снова я отправляюсь в путь без чернил,  -  подумал он печально. - Но я
не теряю надежды. О нет!"
     Да, да, друзья мои, великие люди никогда не теряют надежды.
     Яростно шлепая  хвостами,  акулы  неслись вперед.  Судно  все  дальше и
дальше удалялось от  берегов Вермишелии.  На берегу еще долго маячила фигура
Главмакарона, но вот и он скрылся из виду, а узкая полоска земли потонула во
мгле.
     Первые   два   дня   все   шло   хорошо.    Погода   благоприятствовала
путешественникам,  а попутный ветер гнал корабль по намеченному курсу. Амбо,
раскачиваясь на  конце шеста,  приманивал акул,  и  они,  не щадя своих сил,
рассекали волны и несли корабль со скоростью двенадцать узлов.
     Пан  Клякса,  стоя  на  руках,  изучал автоматическую карту.  Время  от
времени он ногами указывал нужное направление. Тогда капитан передвигал шест
то вправо, то влево и таким образом управлял судном.
     Но матросы ходили с кислыми физиономиями.  Вермишельцы дали им в дорогу
два бака щавелевого супа, и от этой однообразной пищи команду уже мутило. То
и  дело  пану  Кляксе  приходилось отрываться от  карты,  чтобы  приободрить
упавших духом товарищей.
     - Что за суп!  -  восклицал он,  поглаживая себя по животу.  - Пальчики
оближешь!  В  жизни не  ел  ничего вкуснее!  -  Говоря это,  он облизывался,
высовывая язык  чуть  не  до  середины бороды,  а  потом для  убедительности
уплетал еще полную тарелку супа.
     Тем  временем изголодавшиеся акулы  начали понемногу слабеть.  К  концу
второго дня  они  лишь  изредка,  хищно скаля пасть,  выскакивали из  воды в
надежде схватить Амбо, но тут же с шумом шлепались обратно.
     На  рассвете третьего дня,  когда  пан  Клякса  еще  дремал  в  гамаке,
насвистывая во  сне  "Марш  гномов",  к  нему  ворвался испуганный капитан и
закричал:
     - Судно в опасности!
     Пан Клякса, все еще бормоча и посвистывая, оттолкнулся ногами от гамака
и  одним  прыжком очутился на  палубе.  Его  сразу же  обступили растерянные
матросы.  Дул  страшный ветер.  Борода  пана  Кляксы  билась на  ветру,  как
разорванный парус.
     Обезумевшие от голода акулы кружились в погоне за собственными хвостами
и тянули за собой корабль.  В грохоте шторма бочка,  как карусель, крутилась
на бушующих волнах.
     Началась паника.  Какой-то матрос снял башмаки и  запустил ими в  акул.
Это  привело акул  в  такую ярость,  что  они  уперлись лбами в  левый борт,
пытаясь перевернуть судно.
     Положение становилось угрожающим.
     И вот тогда, заглушая все, прозвучал голос пана Кляксы:
     - Прекратить панику!  Кто не выполнит моего приказа,  того за борт! Я с
вами и спасу вас! Все по местам!
     Матросы сразу же пришли в себя. Даже Амбо перестал лязгать зубами.
     - Капитан,  - гремел голос пана Кляксы, - приказываю вылить в море весь
запас щавелевого супа!
     Немедля по  приказу капитана восемь рослых сказандцев прыгнули в  трюм.
Через  минуту суп  из  обоих  баков  был  вылит  за  борт  в  бушующее море.
Отяжелевшие  волны   опали.   Акулы,   почувствовав  наконец  вкусную  пищу,
успокоились.  Сытный щавелевый суп  просачивался сквозь стиснутые зубы в  их
пустые желудки.
     Пан Клякса,  ухватившись одной рукой за шест,  в надутом ветром сюртуке
болтался над водой,  как воздушный шар,  и рассматривал акул.  Вернувшись на
палубу, он сказал капитану:
     - Мы  больше не  можем рассчитывать на акул.  Они все больны.  У  одних
больше не разжимаются челюсти,  у других - язва желудка, у третьих - атрофия
почек и водянка.  Они долго не протянут.  Когда у них начнутся судороги, они
потопят корабль. Суп не вернет им ни сил, ни здоровья.
     - Что же нам делать? - побледнев, спросил капитан.
     - Рубить канаты, - ответил пан Клякса, обеими руками выжимая бороду.
     Капитан достал из  ножен  кортик,  наточил его  о  подошву и  перерезал
канаты. Освободившиеся морские хищники перевернулись вверх брюхом и скрылись
в волнах.  Судно,  избавившись от их тяжести, запрыгало, как поплавок. Шторм
стих. Измученные матросы почувствовали острый голод.
     - Вам же  не  нравился щавелевый суп,  -  ехидно заметил пан Клякса.  -
Теперь, по крайней мере, вы не будете капризничать.
     - Есть хочу! - закричал Амбо.
     - Есть хотим! - подхватили сказандцы.
     Пан  Клякса  вытащил  из  своих  бездонных карманов  горсть  оставшихся
питательных таблеток,  которые он  получил на  дорогу  от  Патентоника XXIX.
Капитан установил ежедневную норму по четверти таблетки на каждого.
     - У нас кончается вода, - озабоченно сказал капитан. - Не знаю, дотянем
ли до конца недели.
     Но  пан Клякса не  слышал его слов.  Он не хотел ни есть,  ни пить.  Он
по-прежнему стоял на одной ноге и думал.  Когда он рассматривал акул, из его
сюртука выпали подарки Великого Изобретателя.  Волшебные очки и  аппарат для
чтения мыслей пошли на дно.  Автоматическая карта плавала где-то неподалеку.
На  ней  можно  было  разглядеть только  кусочек  Бакланского моря  и  часть
острова, до половины объеденного рыбами и напоминавшего теперь полуостров.
     Любой другой на месте пана Кляксы сразу растерялся бы.  Да,  да,  любой
другой.  Но не пан Клякса. Этот великий человек стоял на одной ноге и думал.
А борода его указывала на юг.  Он созвал матросов, приказал им поднять шест,
к  которому  раньше  был  привязан  Амбо,   и  крепко  держать  его.   Потом
вскарабкался наверх и,  уцепившись одной рукой, повис в воздухе. Ветер надул
его широкий сюртук,  карманы и жилет,  и судно под парусом устремилось туда,
куда показывала борода пана Кляксы. Матросы, судорожно сжимая шест, с трудом
удерживали его в вертикальном положении, а капитан запел гимн Сказандии:

                Эту песню подхватите,
                Пусть услышит нас весь свет!
                Правь, Великий наш Сказитель,
                Много, много, много лет.

     Все  с  радостью подхватили эту  великолепную песню  в  честь  Великого
Сказителя,  потом наступила тишина. Каждый принялся сочинять свою ежедневную
сказку.
     С  наступлением ночи  пан  Клякса по  шесту спустился вниз,  а  команда
удалилась на отдых.
     - Я остаюсь на вахте,  -  заявил пан Клякса, - я умею спать с открытыми
глазами,  к тому же я очень люблю смотреть на луну.  Мой учитель в Саламанке
научил меня использовать силу лунного притяжения в дальних плаваниях.
     Вскоре из  трюма донесся храп  двадцати пяти  матросов.  Только капитан
бормотал во сне сказку о  том,  как у акулы заболел зуб и она запломбировала
его золотой рыбкой.
     А  пан Клякса бодрствовал на палубе,  вглядываясь в луну.  В полночь он
заметил на  ней отражение шхуны,  паруса которой были похожи на три облачка.
Быстро прикинув в  уме,  пан Клякса определил курс шхуны,  ее  расстояние от
вермишельской бочки и среднюю скорость.
     "В пять пятнадцать мы увидим ее с правого борта, - подумал он. - В пять
сорок пять  мы  будем от  нее  на  расстоянии голоса.  В  пять  нужно будить
команду!"
     Приняв такое решение,  пан Клякса расстелил на палубе сюртук и  буркнул
под нос:
     - А теперь Амброжи спать ложится тоже.
     Великий ученый любил иногда поговорить сам с собой в рифму.
     Тучи  закрыли луну.  В  ночной тишине слышался только храп  сказандцев,
бормотание капитана и  плеск волн.  На поверхности моря кое-где поблескивали
электрические рыбы.  Пан Клякса растянулся на  сюртуке и  уснул с  открытыми
глазами.




     Ровно в пять часов матросов разбудила команда:
     - Подъем! Вставайте!
     Экипаж  выстроился  на  палубе,   и  пан  Клякса,   поглаживая  бороду,
торжественно произнес:
     - Капитан!  Матросы!  Сказандцы!  Через  минуту на  горизонте покажется
корабль.  Я  еще не  установил,  под каким флагом он плывет.  Я  знаю многих
капитанов дальнего плавания.  Корабль,  вероятно,  примет нас на борт,  и мы
благополучно продолжим нашу экспедицию. Чернила прежде всего! Вольно!
     Затем матросы получили по  порции питательных таблеток,  допили остатки
воды и принялись за свои обычные занятия.
     Море  было спокойное и  гладкое,  как  озеро.  По  временам поющие рыбы
высовывали из  воды  овальные мордочки,  и  тогда  раздавались тихие  звуки,
словно где-то рядом пищал комар или играла музыкальная шкатулка.
     Как и предсказывал пан Клякса,  в назначенное время на фоне восходящего
солнца показались три серебристых,  надутых ветром паруса. Матросы сбежались
на нос корабля и, размахивая руками, заорали что есть мочи:
     - Эй! На помощь! О-го-го! Цып-цып-цып!
     Пан Клякса приказал матросам замолчать и  собрал команду.  Он  построил
матросов пирамидой,  сам  вскарабкался наверх и  молча стал  всматриваться в
даль. Нам уже известна необыкновенная изобретательность великого ученого. На
этот раз он скосил зрачки к  носу,  слил два взгляда в  один,  и сила зрения
удвоилась.
     Через минуту сказандцы услышали отрывистые слова:
     - Вижу...  На палубе люди в белом... Флаг... Не могу разглядеть... Ага!
Теперь вижу...  Так оно и есть...  Череп...  Понятно... Корабль пиратский...
Пираты возьмут нас в плен и потребуют выкупа... Не тряситесь, черт побери!..
Не я первый стану пленником пиратов. Много лет назад то же самое случилось с
Юлием Цезарем...  Кто там дрожит?  Не бойтесь! Амброжи Клякса с вами!.. Что?
Вы не знаете, кто такой Юлий Це...?
     К  сожалению,  эту фразу пан Клякса не успел закончить.  Матросов вдруг
охватил такой страх,  что пирамида зашаталась,  наш ученый рухнул за  борт и
исчез в  пучине.  Однако он  тут же выплыл на поверхность,  выпуская изо рта
фонтаны воды, как кит. Вдруг рядом с ним появились две рыбы-пилы.
     - Они его перепилят! - отчаянно завопил боцман Терно.
     - Человек за бортом! - как полагается в таких случаях, крикнул капитан.
     Но,  прежде  чем  кто-либо  успел  броситься на  помощь,  пан  Клякса с
ловкостью заправского наездника вскочил верхом на одну из рыб и  заставил ее
перепилить другую.  Затем он  подплыл к  кораблю,  приказал спустить шест  и
взобрался по нему на палубу.
     - Нет ничего полезнее морского купания, - весело сообщил он.
     Тем  временем шхуна приблизилась уже настолько,  что на  ней можно было
разглядеть людей в белых халатах.
     - Они похожи на врачей или санитаров, - заметил капитан.
     - Ясно вижу название корабля! - закричал Амбо.
     - Не  кричи,  у  меня  барабанные перепонки лопнут!  -  осадил его  пан
Клякса. - Я уже давно вижу надпись на борту. Шхуна называется "Пилюля".
     Когда корабль подошел поближе, капитан, размахивая руками, просигналил:
     "Нуждаемся в помощи. Вы пираты?"
     С "Пилюли" человек в белом халате ответил двумя флажками:
     "Мы   флагманский  корабль  всемилостивейшего  Магистра  Микстурия  II,
Удельного Провизора Аптечного полуострова и обеих Рецептурий.  Принимаем вас
на  борт  "Пилюли".  Держитесь наветренной стороны.  Начинаем маневрировать.
Подходим".
     - Слава Микстурию Второму! - закричал капитан.
     - Слава! - подхватили сказандцы.
     - Понятно,  -  поразмыслив,  сказал пан Клякса.  -  Череп -  это просто
символ ядовитых лекарств в  аптеках.  С пиратами было бы легче договориться.
Но ничего не поделаешь, у нас нет выбора.
     "Пилюля",   воспользовавшись  легким  бризом,   приблизилась  к   судну
сказандцев и встала с ним борт о борт.
     - Пересаживаемся!  -  крикнул пан  Клякса  и  первым прыгнул на  палубу
шхуны.
     Вслед за  ним  гуськом двинулся экипаж бочки.  Последним сошел капитан.
Через  минуту  Правительственное  Дупло  вермишельцев  одиноко  качалось  на
волнах.
     На "Пилюле" наших путешественников встретили весьма радушно.
     Обе  команды выстроились на  палубе,  и  капитаны кораблей оказали друг
другу  положенные почести.  Пан  Клякса стоял  в  стороне и  с  любопытством
наблюдал за церемонией.  Все подданные Микстурия II были одеты в белоснежные
халаты.  Лица их  украшали узкие короткие бородки,  постриженные клином.  От
людей исходил резкий запах лекарственных трав.
     По  окончании торжественной церемонии на  палубу  парадным шагом  вышел
Первый Адмирал Флота в халате,  расшитом золотыми галунами,  и с султаном на
голове. Он поклонился пану Кляксе и сказал по-латыни:
     - Я Алойзи Волдырь, воспитанник знаменитой академии пана Кляксы.
     Запели фанфары.  Зазвучали гимны Сказандии и  Аптечного полуострова,  а
также личный гимн  нашего ученого.  Он  стоял,  гордо выпрямившись,  выпятив
живот. Когда отгремели последние звуки, он взволнованно сказал:
     - Я Амброжи Клякса.
     Первый Адмирал сердечно обнял его и поцеловал в обе щеки.
     - Я  тебя помню,  -  растрогался пан Клякса.  -  Когда-то в наказание я
открутил тебе руки, ноги и голову и запер в чемодан. Давненько это было, мой
милый Волдырь!
     - Друзья,  -  воскликнул  Первый  Адмирал  Флота,  -  займитесь  нашими
гостями! Дорогой профессор, прошу оказать мне честь пообедать со мной.
     Он взял пана Кляксу под руку и проводил его в адмиральскую каюту.
     Им было что рассказать друг другу - ведь они не виделись около тридцати
лет.
     Пан  Клякса узнал о  том,  как  полвека назад было основано государство
фармацевтов, куда съехались аптекари из разных стран.
     Теперь под руководством Микстурия II здесь разрабатываются всевозможные
новейшие лекарства -  таблетки,  капли,  мази и  микстуры -  и  посылаются в
аптеки всего мира.
     - Но мы,  кажется,  заболтались,  а наш обед стынет,  -  сказал наконец
Первый Адмирал Флота. - Стюард, можно подавать!
     Их  обед  состоял из  весьма  оригинальных блюд.  На  первое -  суп  из
подорожника,  на второе -  битки из столетника в ромашковом соусе и салат из
липовых цветов,  а на третье -  оладьи из льняных семян,  политые ментоловым
соком. Под конец подали напиток из хвоща и шалфея.
     После  обеда  Первый Адмирал Флота  закурил оздоровительную папиросу и,
затянувшись несколько раз, сказал:
     - Мы  возвращаемся  из  кругосветного путешествия.  Мы  продали  партию
лекарств  и  закупили  лечебные  травы,  которыми  питается  население нашей
страны. Это полезно и очень вкусно. Вы согласны, дорогой профессор?
     - Гм...  да,  конечно...  - любезно ответил пан Клякса, запивая терпким
напитком горечь, оставшуюся во рту.
     Как полагается хорошо воспитанному человеку,  он  похвалил адмиральскую
кухню,  но с тоской подумал о сказандцах. Надоевший им щавелевый суп мог тут
сойти за королевское лакомство.
     Дружескую беседу старых знакомых прервал капитан "Пилюли",  доложивший,
что уже показались берега Аптечного полуострова.
     - Может, выйдем на палубу? - предложил пан Клякса, который задыхался от
папиросного дыма.
     Шхуна  быстро  приближалась  к   гавани.   Издалека  был  виден  город,
раскинувшийся  на  холме.   Его  стеклянные  здания  поблескивали  в   лучах
заходящего солнца.
     Наконец оркестр заиграл туш, и корабль величественно вошел в порт.
     Столица  государства была  застроена длинными  стеклянными павильонами,
сходившимися наподобие звезды к  центральной площади.  Здесь  стоял памятник
Магистру Микстурию II,  основателю города  и  первооткрывателю витаминов.  В
павильонах изготовлялись лекарства, а жилые помещения находились под землей.
Впрочем,   население  Аптечного  полуострова  насчитывало  всего  лишь  5555
человек,  из них 555 женщин.  Остальные были мужчины.  Детей вообще не было.
Магистр  Микстурий II  изобрел  омолаживающие таблетки,  и  население страны
оставалось неизменно в  одном и  том  же  возрасте.  Поэтому смена поколений
стала ненужной, а дети - лишними. Народу не убывало и не прибывало.
     Омолаживающие таблетки находились под  строгой  охраной,  а  секрет  их
производства был известен только правителю страны.
     - Почему вы не хотите осчастливить своим открытием все человечество?  -
спросил пан Клякса у одного из сановников.
     - Но это же понятно,  -  ответил тот.  -  Мы не хотим,  чтобы в  других
странах перевелись дети.  Мир  без  детей был  бы  так  же  скучен,  как наш
полуостров.
     Сказав это, сановник полой халата утер слезы и тяжело вздохнул.
     Но вернемся к Первому Адмиралу Флота.
     По  прибытии в  столицу он  немедленно проводил пана  Кляксу во  дворец
Магистра Микстурия II.  Это был скучный и серьезный правитель. На его голове
покоился лавровый венок, а халат украшал вышитый золотом аптекарский герб. В
руках вместо жезла он держал большой градусник.
     - Я рад видеть у себя столь знаменитого ученого, - сказал Микстурий II.
- Позволь,  высокочтимый гость,  я лично в знак особого уважения измерю тебе
температуру.
     И он сунул градусник под мышку пану Кляксе.
     - Тридцать семь и одна...  Дворецкий, угостите нашего гостя аспирином и
дайте нам отвар из медвежьих ушек.
     Осушив традиционную чашу  дружбы,  Микстурий II  в  сопровождении свиты
отправился показывать пану  Кляксе город.  На  улице  к  ним  присоединились
остальные сказандцы.
     Вскоре они очутились на центральной площади.
     Указывая градусником на стеклянные павильоны, Удельный Провизор сказал:
     - В каждом павильоне производится определенный вид лекарств. Вот в этом
мы делаем капли,  от валерьяновых до глазных. В следующем павильоне - масла:
касторовое,  льняное,  камфарное и другие.  Дальше -  мази и притирания. Еще
дальше -  отвары из трав.  А вон в том,  самом высоком павильоне, похожем на
мельницу,  мы  изготовляем порошки.  А  вот  в  этом  -  пилюли,  пастилки и
таблетки.  А в том - мальвовые и эвкалиптовые конфеты от кашля. И так далее,
и так далее. Но войдемте внутрь.
     Застекленные  двери  павильона  распахнулись  настежь,  и  весь  кортеж
оказался  в  огромном  зале,  где  несколько  десятков  женщин  разливали  в
бутылочки разноцветные снадобья, микстуры и капли.
     Все эти женщины в белых халатах были одного возраста и выглядели совсем
как мужчины. Только бород у них не было.
     Пока  гости осматривали новое оборудование,  младшие служащие разносили
на подносах прохладительные напитки из трав.
     При  виде  этих  напитков  сказандцы неприлично кривились.  Только  пан
Клякса, чтобы спасти положение, осушал один бокал за другим и делал вид, что
ему напитки нравятся. Вдруг глаза его ярко заблестели. Растолкав сказандцев,
пан Клякса подбежал к одному из подносов и схватил стоявший на нем стакан.
     - Есть!.. Вот то, что я искал! - воскликнул пан Клякса.
     Стакан был до краев наполнен иссиня-черной жидкостью.
     - Чернила!  - не унимался пан Клякса. - Настоящие чернила! Дайте перо и
бумагу!
     - Увы!  - воскликнул Первый Адмирал Флота. - Это отвар корня семицвета.
Он похож на чернила, но очень неустойчив и при охлаждении испаряется.
     Алойзи взял стакан из  рук пана Кляксы и  выплеснул горячую жидкость на
каменный пол.  Она растеклась черными струйками,  но сразу же синим облачком
поднялась вверх и исчезла, не оставив ни малейшего следа.
     - Черт бы побрал все эти семицветы!  -  простонал пан Клякса.  - Чем же
вы, аптечные головы, пишете? Молоком? Или, может быть, водой?
     Никто не ожидал от него такой вспышки гнева.  Не пан Клякса взял себя в
руки,  встал на  одной ноге  и  в  такой смиренной позе  попросил прощения у
хозяев.
     - Скажи, Алойзи, мой старый ученик, чем вы пишете? - спросил он, совсем
успокоившись.
     - Мы вообще не пишем,  -  ответил Первый Адмирал Флота.  -  Это занятие
пристало канцелярским крысам,  но не нам,  фармацевтам. Просто каждый из нас
знает в  своей области на  память тысячу двести рецептов.  Этого нам  вполне
достаточно.
     Пан Клякса моментально помножил 5555 на 1200.
     - Шесть  миллионов шестьсот шестьдесят шесть  тысяч!  -  объявил  он  с
восхищением. - Да, этого наверняка должно хватить.
     - Дворецкий,  - сказал Микстурий II, - подайте гостям хинина и настойку
агавы.
     Пока разносили подносы, Первый Адмирал Флота наклонился к пану Кляксе и
доверительно прошептал на ухо:
     - Уважаемый профессор...  Мы  гениальные фармацевты,  но нам не хватает
опытных моряков.  Я хотел бы завербовать пятерых сказандцев для моего флота.
Помогите мне.
     - Ты сошел с ума,  Алойзи!  -  возмутился пан Клякса.  - Посмотри на их
кислые физиономии и ввалившиеся животы...  Они перемрут,  как мухи, от ваших
травок.  К  такой кухне нужно привыкать с  детства.  Выкинь это  из  головы,
Алойзи.
     И,  гневно фыркнув,  он повернулся спиной к  своему воспитаннику в знак
того,  что не  намерен разговаривать на  эту тему.  И  поэтому пан Клякса не
заметил на лице Первого Адмирала выражения злобы и  коварства,  иначе с этой
минуты он вел бы себя осторожнее.
     Да, трудно поверить в то, что случилось потом.
     Под  вечер пан Клякса решил покинуть Аптечный полуостров и  пуститься в
дальнейший путь. Но тут оказалось, что нет пятерых сказандцев - они исчезли,
испарились, как камфора. Длительные поиски не дали никаких результатов.
     - Проводите  меня  к  Удельному  Провизору,  -  потребовал наконец  пан
Клякса.
     - Удельный  Провизор  Микстурий  II  не  желает  больше  иметь  дела  с
чужеземцами,  которые не сумели оценить его гостеприимство,  - заявил Первый
Адмирал со злорадной усмешкой.
     - Что  все  это  значит?  -  грозно  крикнул пан  Клякса.  -  Я  требую
немедленных объяснений! Опять ты принимаешься за старые фокусы?
     - Да,  да!  Опять!  -  нагло ответил Алойзи. - Хотите увидеть пропавших
сказандцев? Сейчас я их вам покажу.
     Он  резко  ухватил пана  Кляксу за  полу  сюртука и,  давясь от  смеха,
потянул его в подземелье. Из глубины коридора доносился детский плач.
     Первый Адмирал открыл какую-то  дверь,  и  глазам пана Кляксы предстала
необычная для  этой  страны картина.  На  широкой кровати в  пеленках лежало
пятеро младенцев. Четверо сосали соски, а пятый орал во все горло.
     - Вот ваши сказандцы,  - злорадно захохотал Первый Адмирал. - Они будут
с  детских лет  привыкать к  нашей  кухне...  Кажется,  так  вы  советовали,
ха-ха-ха!  Они  получили солидную порцию  омолаживающих таблеток.  Уж  я  не
поскупился! Неплохо я омолодил их, а? Ха-ха-ха!
     Оцепенев, пан Клякса смотрел на младенцев. Их лица были ему знакомы: он
понял, что это его товарищи. Вон тот, плакса, это... капитан! Рядом - боцман
Терно, дальше - Амбо и еще двое матросов.
     - Слушай,  Алойзи...  -  тихо сказал пан Клякса сдавленным голосом,  от
которого мороз пошел по коже.  -  Слушай, Алойзи, ты всегда был позором моей
академии.  А  сейчас ты стал позором человечества!  На этот раз тебе удалось
провести меня,  но  запомни:  я  еще придумаю такое,  что от  тебя останется
мокрое место.  Понимаешь? Мо-кро-е мес-то! Запомни это, Алойзи Волдырь! - И,
резко повернувшись, пан Клякса вышел из комнаты.
     Вдогонку ему по коридору несся хохот Алойзи и отрывистые выкрики:
     - Старый мухомор! Надутая жаба! Ха-ха-ха!
     На город опустилась ночь. Стеклянные павильоны озарились огнями.
     Пан Клякса побежал на площадь,  где,  сбившись в  кучу и  сидя на голой
земле, ожидали его сказандцы. Кроме них, на площади не было ни души.
     - Не падайте духом!  - сказал пан Клякса. - Мы покидаем эту сумасшедшую
страну.  Будем продвигаться в глубь материка. У нас еще все впереди! Правда,
мы потеряли пятерых товарищей, но нас еще осталось двадцать два. За мной!
     Этот великий человек никогда не терял надежды.  Он выставил вперед свою
пышную бороду и уверенно двинулся в непроглядную тьму. Ведь он отлично видел
в темноте. За ним на ощупь потянулись голодные и измученные матросы.
     При свете мерцающих звезд фигура пана Кляксы казалась огромной.
     Да, друзья мои, это был действительно необыкновенный человек!




     Путешественники шли  всю  ночь.  Стараясь  развеселить сказандцев,  пан
Клякса  без  умолку  рассказывал им  о  разных  приключениях,  выдуманных  и
настоящих,  вспоминал Алойзи, доктора Пай Хи-во и даже принца, превращенного
в скворца Матеуша. Но рассказами пустой желудок не наполнишь.
     С трудом пробирались путники в глубь материка. От горячего тропического
ветра у них растрескались губы и страшно хотелось пить.
     Пан Клякса легко ориентировался без карты. Он полагался на удивительные
особенности своей  бороды,  которая не  только указывала направление,  но  и
определяла, где находится вода и пища.
     - Выше  голову!   -  время  от  времени  восклицал  пан  Клякса.  -  Мы
приближаемся к  реке...  Я  уже чувствую запах ананасов и фиников...  Я вижу
даже кокосовые орехи... Скоро будет обед!
     При мысли о сочных фруктах матросы повеселели и ускорили шаг.
     Рассвет наступил быстро  и  незаметно.  Перед  глазами путешественников
предстал диковинный пейзаж:  среди буйной зелени мелькал" разноцветные птицы
и порхали огромные бабочки. В густой траве, как серебряные монеты, звенели и
гудели бесчисленные насекомые. Невдалеке виднелся бамбуковый лес.
     Неиссякаемая изобретательность подсказала пану Кляксе прекрасную идею.
     - Достаньте топоры и ножи!  -  крикнул он сказандцам. - Мы сделаем себе
из бамбука быстроходные ходули.
     Матросы с энтузиазмом принялись за работу.
     Через полчаса каждый из  них держал в  руках по  два длинных бамбуковых
шеста. Из ремней сказандцы сделали петли для ног, наподобие стремян.
     - Вперед!  -  скомандовал пан Клякса. - Смелей! Не бойтесь! Используйте
гибкость бамбука! Отталкивайтесь посильнее!
     Действительно,  высокие  ходули  оказались  необычайно эластичными,  и,
отталкиваясь от земли,  путешественники скакали легко, как кузнечики. У пана
Кляксы был всего лишь один шест,  но и с ним он совершал гигантские прыжки и
все время обгонял матросов.  Поверьте мне, друзья мои, что легкость, с какой
великий ученый взлетал вверх и приземлялся через полмили,  вызывала всеобщее
восхищение.  Он  словно  превратился в  кенгуру,  а  некоторым матросам даже
казалось,  что полы сюртука заменяют ему крылья.  Путешественники так быстро
скакали на  ходулях-скороходах,  что  пан  Клякса едва успевал выкрикивать с
высоты своего шеста:
     - Прошли десять миль!  Гоп!..  Еще десять миль! Гоп!.. Еще сто миль - и
мы у цели! Летим дальше! Прыгайте! Гоп!
     Через  час  вдали  показались пальмы.  Проголодавшиеся сказандцы  жадно
набросились на плоды,  свисавшие с деревьев.  Они уплетали ананасы, топорами
рассекали кокосовые орехи и залпом выпивали освежающее молоко.
     - Остановитесь!  -  кричал пан Клякса. - Остановитесь, или вы заболеете
от обжорства!  А  может быть,  вам захотелось вернуться к  этим аптекарям за
касторкой?
     При одном лишь упоминании об аптекарях сказандцы сразу же образумились:
пыхтя,  они слезли с  ходуль и легли на землю.  Только тогда пан Клякса сбил
шестом ветку фиников и  скромно позавтракал:  ведь он  вообще ел очень мало,
предпочитая питаться той едой, которая ему снилась.
     Хорошенько отдохнув,  путешественники тронулись дальше.  Они изнемогали
от  зноя и  изо  всех сил  спешили к  реке,  которую пан  Клякса высмотрел в
пятидесяти милях к югу.
     - Я ее вижу!  -  кричал великий ученый, прыгая полумильными скачками. -
Мы  великолепно искупаемся,  если только нас не слопают крокодилы.  Я  очень
уважаю этих  почтенных животных.  Они  просто не  подозревают,  что  люди не
любят,  когда их  едят.  Придется им это объяснить.  Я  умею разговаривать с
животными.  Я  окончил в Саламанке Институт Звериных Языков.  Кроме того,  я
знаю  несколько  наречий  птиц  и   насекомых.   А  доктор  Пай  Хи-во  умел
разговаривать даже  с  рыбами.  Но  для  этого  нужно  иметь  третье  ухо...
Смотрите! Вот мы и на месте.
     Путешественники оказались на берегу необычайно широкой реки. Медленно и
величественно катились ленивые волны  цвета пива,  кое-где  образуя пенистые
водовороты.  От реки веяло свежестью и прохладой. В прибрежной пойме грелись
на солнце крокодилы.
     Пан Клякса снял башмаки и носки, засучил до колен брюки и вошел в воду.
Крокодилы  беспокойно  зашевелились.  Пан  Клякса  смело  направился к  ним.
Крокодилы разинули пасти,  а  один из них громко щелкнул зубами и  угрожающе
ударил хвостом по воде. Но пан Клякса бесстрашно шел дальше. Приблизившись к
крокодилам,  он  о  чем-то  долго  говорил с  ними,  оживленно жестикулируя.
Сказандцы не  слышали ничего,  они  только увидели,  как крокодилы,  покорно
кивая головой,  попятились, потом нырнули в воду и поплыли восвояси. Да, да,
друзья мои, пан Клякса действительно был необыкновенным человеком.
     Когда  он  вернулся к  своим товарищам,  казалось,  что  он  продолжает
разговор  с  крокодилами.  Он  бормотал какие-то  непонятные слова,  которые
звучали примерно так:
     - Kpa-ба-ба... кру... кру... бу-кра... бу-кру-кру...
     Трудно,  однако,  поверить,  чтобы  именно так  звучал крокодилий язык.
Путешественники вмиг разделись и попрыгали в воду.  Они плескались,  ныряли,
плавали и  визжали от  восторга,  как  дикари.  А  пан  Клякса купался возле
берега,  держась в  стороне от всех.  Дело в  том,  что у него на груди была
магическая татуировка,  которую он хранил в тайне. Кто знает, может, там был
словарь звериного языка? А может, премудрости доктора Пай Хи-во?
     Искупавшись, путешественники еще раз подкрепились и по приказу великого
ученого  принялись сооружать плот.  Они  связали  ремнями  бамбуковые шесты,
покрыли их  слоем пальмовых листьев и  со всех сторон прикрепили поплавки из
пробкового дерева.  Пан Клякса со знанием дела руководил строительством. Да,
да, друзья мои, изобретательность пана Кляксы была поистине неисчерпаемой. В
пять часов он построил всех сказандцев и обратился к ним:
     - Не  будем  забывать главной цели  нашего путешествия.  Сказандия ждет
чернил, и мы должны эти чернила достать. Пусть меня назовут Алойзи Волдырем,
если я не выполню обещания, данного Великому Сказителю. Боцман Кватерно! Шаг
вперед! Назначаю тебя капитаном! Команде занять свои места! Вольно!
     Вскоре плот отошел от берега. Пан Клякса стоял впереди на одной ноге и,
поглаживая свою  окладистую бороду,  смотрел  вдаль.  На  плечо  ему  уселся
пестрый попугай и  стал клевать его  в  ухо.  Но  пан  Клякса не  обращал на
попугая никакого внимания.  Он  высчитывал расстояние до  неведомой страны и
вскоре установил,  что  она  лежит  на  правом берегу,  за  двадцать седьмым
поворотом реки.
     - Не надо терять надежды,  - наконец прошептал он. - Пусть меня назовут
Алойзи Волдырем, если я вернусь в Сказандию с пустыми руками.
     Капитан Кватерно умело вел плот. У руля стоял старый моряк Лимпо. Голые
до  пояса  матросы за  несколько дней  загорели и  стали  совсем бронзовыми.
Только пан Клякса был верен своим привычкам.  Он стоял на посту в  сюртуке и
жилете,  как всегда в жестком воротничке, с изящно завязанным галстуком. Это
был человек не только великого ума, но и неколебимых принципов.
     После  двух  недель  спокойного плавания  наступил  период  тропических
дождей. Дождь лил как из ведра, гремел гром; молнии, раскалывая черное небо,
то и дело озаряли прибрежный лес.  То тут,  то там возникали пожары, вызывая
переполох среди птиц.
     Бегемоты и крокодилы в панике ныряли под воду при каждом ударе грома.
     Казалось, вся природа ополчилась на путешественников. Плот то вздымался
на гребень волны,  принимая вертикальное положение, то погружался в бушующую
пучину,  но  всякий раз снова выплывал на  поверхность.  Матросы,  судорожно
уцепившись за кожаные крепления, спасали тех, кого смывало волной.
     На правом берегу реки пылали леса. Левого вообще не было видно. Морская
буря показалась бы  детской игрушкой по  сравнению с  этим бешеным потоком с
его водоворотами, с несущимися гигантскими стволами и обезумевшими зверями и
гадами.
     Неустрашимый пан  Клякса  с  развевающейся бородой,  балансируя  то  на
одной, то на другой ноге, стоял на носу плота.
     - Выше голову!  -  кричал он лежащим на животе сказандцам.  -  Все идет
хорошо!  Осталось всего восемнадцать поворотов.  Мы приближаемся к цели!  Не
бойтесь!  Я  с вами!  -  И,  чтобы ободрить матросов,  пан Клякса проделывал
опасные трюки: он вскакивал на спину бегемота, хлопал его по голове и громко
покрикивал: - Гип-гип! Гип-по! Гип-по-по! Там-там!
     Отплыв на порядочное расстояние,  пан Клякса отталкивался от бегемота и
прыгал обратно на плот.  При этом он махал в воздухе руками,  как заправский
пловец.  После каждой такой прогулки на  бегемоте он  вытаскивал из карманов
несколько дюжин летающих рыб,  которых ловил по  дороге,  и  бросал голодным
матросам.  Сказандцы долго терли рыб друг о друга, пока под действием трения
они слегка не прожаривались.  Потом матросы потрошили их и съедали с большим
аппетитом.
     Как-то ночью, когда буря еще неистовствовала, пан Клякса сказал:
     - Капитан,  я хотел бы вздремнуть часок.  Сосчитайте до десяти тысяч, а
потом разбудите меня.
     Для безопасности он  привязался бородой к  краю плота и  уснул глубоким
сном.  Его храп заглушал раскаты грома. В тот момент, когда капитан досчитал
до семи тысяч двухсот двадцати четырех, произошло страшное несчастье. Многие
летописцы писали о нем как о самой большой катастрофе того времени.
     Вы только представьте себе:  внезапно,  когда ветер уже немного утих, а
буря пошла на убыль,  последняя молния угодила в плот и,  как ножом, отсекла
ту часть, где безмятежно спал пан Клякса.
     Это  был  узкий кусок,  шириной всего в  полтора локтя.  Оторвавшись от
плота,  он с головокружительной быстротой помчался вниз по течению, унося на
себе спящего пана Кляксу.  Капитан Кватерно пытался догнать его  вплавь,  но
крокодил преградил ему  дорогу.  Сказандцам с  трудом  удалось спасти своего
капитана.  Вдобавок они попали в водоворот,  и их крутило так долго, что они
совсем потеряли пана Кляксу из виду, хотя горящий лес освещал реку.
     Обломок плота несся все быстрее и быстрее. Великий ученый спал, храпя и
посвистывая.  Он  проснулся только около полудня,  когда буря совсем стихла.
Ленивые волны снова катились спокойно и величественно.  Сквозь редеющие тучи
пробивались лучи  солнца.  Пан  Клякса  потянулся,  отвязал бороду и  весело
закричал:
     - Капитан, распогодилось! Выше голову!
     Но ни капитан,  ни матросы не подняли головы.  Они были уже далеко и не
могли  слышать  голос  великого ученого.  На  двадцать первом  повороте река
раздваивалась,  и плот сказандцев поплыл в неведомую страну.  Страна эта еще
не была открыта и не значилась ни на одной карте мира.
     Лишь   через  пятнадцать  лет   один  знаменитый  путешественник  нашел
потерпевших кораблекрушение.  Они  жили среди туземцев,  в  окружении жен  и
детей,  разводили домашних птиц, а капитан Кватерно, провозглашенный королем
страны, правил под именем Кватерностера I.
     Но это уже совсем другая история,  которую я,  может быть, когда-нибудь
напишу.
     А сейчас вернемся к пану Кляксе.
     В  тот  момент,  когда наш великий ученый закричал:  "Выше голову",  он
обнаружил, что находится в полном одиночестве. Тогда он быстро скосил зрачки
к  носу,  слил два взгляда в  один и,  удвоив зрение,  увидел на  расстоянии
пятидесяти миль плот сказандцев.
     Но было поздно.
     Вместо правого рукава реки  плот  поплыл в  левый  и  скрылся из  глаз.
Славный  и  мужественный  экипаж  сказандского корабля  "Аполлинарий Ворчун"
навсегда  расстался  с  паном  Кляксой,   и  коварные  волны  унесли  его  в
неизвестность.
     Великий  ученый  остался  один.   Он,  который  умел  укрощать  акул  и
крокодилов,  который смог обуздать бегемота,  стоял теперь на одной ноге,  с
распростертыми руками,  развевающейся бородой,  стоял и  размышлял о  судьбе
своих товарищей.
     Потом он  заговорил сам  с  собой,  так как любил иногда побеседовать с
умным человеком:
     - Ну да... разумеется... Все ясно, дорогой Амброжи... Сказандцы поплыли
на юго-запад...  На одиннадцатый день они приплывут в  неизвестную страну...
Мы  знаем,  что эта страна существует...  Когда-то мы обозначили ее на нашей
карте и назвали Адакотурада...  Правильно.  Дальше все ясно...  Выше голову,
Амброжи! Экспедиция продолжается...
     И  пан  Клякса,  полный  бодрости и  надежды,  стал  считать пройденные
повороты реки.
     - Все верно, - сказал он, одергивая сюртук и поправляя галстук. - Через
полчаса мы войдем в порт.
     Он  лег  на  живот  и  руками начал  грести к  берегу.  Вдали на  холме
показались какие-то строения.




     В стране, куда попал наш ученый, жили человеческие существа, но впервые
случилось так,  что пана Кляксу никто не встретил и никто не замечал.  Он не
вызывал интереса ни своей оригинальной внешностью, ни удивительной одеждой.
     Жители города парами ходили по улицам и  загадочно улыбались.  В  своих
разноцветных искрящихся хитонах они казались совсем прозрачными.  Черты лица
у этих удивительных созданий были совершенно неуловимы, словно в их лицах не
было ничего,  кроме улыбок. Вдоль улиц тянулись дома, но они состояли только
из окон и балконов.  На клумбах росли яркие цветы. Пан Клякса сорвал один из
них, но растение сразу же потеряло цвет и запах, и даже пальцы, прикасаясь к
нему, почти ничего не ощущали.
     Улыбающиеся существа бродили по  улицам.  Некоторые что-то  делали,  но
что,   нельзя  было  разглядеть.   Они  забивали  невидимые  гвозди,  пилили
невидимыми пилами невидимые деревья.  Один раз  по  улице промчался всадник,
даже  раздался топот копыт,  но  коня  тоже  не  было  видно.  Пан  Клякса с
удивлением смотрел на  все  это.  Наконец,  потеряв терпение,  он  подошел к
какому-то прохожему:  -  Объясните,  пожалуйста,  куда я  попал?  Что это за
страна?
     Прохожий загадочно усмехнулся и  зашевелил губами.  Он как будто что-то
говорил,  но  голос  его  был  беззвучен,  а  фразы  складывались  из  слов,
неуловимых,  как дыхание.  Пан Клякса и на этот раз не растерялся, он тут же
выдернул волос из  своей бороды и  обмотал его вокруг уха.  Неслышные звуки,
ударяясь о волос,  как в антенну,  усилились и достигли барабанных перепонок
пана Кляксы. Речь прохожего стала внятной, и беседа потекла гладко.
     - Уважаемый чужеземец!  - улыбаясь, сказал он. - Наша страна называется
Невзаправдией.  Может, ты заметил, что у нас все происходит невзаправду, все
"как будто". Мы персонажи сказок, которых никто еще не написал. Поэтому наши
улицы, дома, цветы тоже невзаправду. Да мы и сами невзаправду. На самом деле
нас  еще  нет.  Нас еще должен придумать какой-нибудь сказочник.  Мы  всегда
улыбаемся,  потому что наши заботы и  огорчения невзаправду.  Мы не знаем ни
настоящего горя,  ни настоящей радости.  Мы не чувствуем настоящей боли. Нас
можно колоть,  щипать,  царапать, а мы все улыбаемся. Такова Невзаправдия, и
таковы мы, невзаправды.
     - Простите,  -  прервал его пан Клякса, которого давно мучил голод, - а
как вы питаетесь?
     - Очень  просто,  -  ответил невзаправд и  подал знак  проходившей мимо
женщине.
     Женщина вошла в  дом и  вскоре вернулась с  блюдом,  на котором дымился
аппетитный бифштекс с жареным картофелем и овощами.
     - Бифштекс из  филейной вырезки  -  наше  любимое  блюдо,  -  продолжал
невзаправд. - Попробуйте, уважаемый чужеземец.
     Пан Клякса с  удовольствием принялся за еду,  съел все подчистую,  но в
желудке было по-прежнему пусто.  Ему  казалось,  что  он  проглотил воздух и
только на  губах остался вкус мяса.  Это еще больше раздразнило аппетит пана
Кляксы, но он взял себя в руки и сделал вид, что сыт по горло.
     Вдруг он заметил вдали женщину, в руках у которой была пузатая бутыль с
черной жидкостью.
     - Что несет эта женщина?  -  не  сумев совладать с  собой,  спросил пан
Клякса. - Умоляю тебя, скажи, что она несет?
     - Пустяки,  это просто чернила,  -  ответил невзаправд.  - Неужели тебя
интересуют чернила, почтенный чужеземец?
     Пан Клякса,  словно им выстрелили из рогатки,  перепрыгнул через головы
прохожих,  вырвал из рук женщины бутыль и окунул палец в черную жидкость. На
пальце не  осталось даже следа чернил.  Тогда пан  Клякса,  наклонив бутыль,
вылил черную жидкость себе на ладонь. Рука осталась чистой и сухой.
     - К  черту  такие чернила!  -  прорычал пан  Клякса и  грохнул бутыль о
землю.
     Чернила брызнули во все стороны,  но ни на земле, ни на одежде прохожих
не оставили следов. Даже осколки исчезли, как будто испарились.
     Невзаправд подошел к пану Кляксе.
     - Вы забыли, что вы в Невзапрадии, - сказал он, загадочно улыбаясь, - и
чернила у нас тоже невзаправдашние.
     Великий ученый молчал.  Мимо парами брели прохожие,  не обращая на него
никакого внимания.  Они даже не заметили досадного происшествия с чернилами.
А их загадочные улыбки как бы говорили: "Ведь все это невзаправду".
     Спустя некоторое время пан Клякса пришел в себя, но знакомый невзаправд
уже ушел,  вернее,  растворился в  толпе.  Вскоре и толпа растаяла в голубой
дымке  сумерек.  Пан  Клякса быстро зашагал прочь,  ему  хотелось как  можно
скорее покинуть эту несуществующую страну.  Он свернул вправо, но оказалось,
что он  идет влево.  Тогда он решил идти влево,  но оказалось,  что повернул
направо. Он бродил по улицам, которые шли ни вдоль, ни поперек. Он кружил по
площадям,  висящим в  воздухе,  как мосты,  и все время возвращался на то же
самое место, но знакомые улицы каждый раз выглядели по-иному.
     Борода пана Кляксы беспокойно моталась из стороны в сторону,  то и дело
показывая новое направление.  В наступивших сумерках мелькали тени невидимых
прохожих. Лампы, зажженные в домах, горели, ничего не освещая.
     Все быстрее и  быстрее бежал пан Клякса по  каким-то извилистым улицам,
проносился   по    таинственным   переходам,    проскальзывал   под   арками
несуществующих домов  и  нигде не  мог  найти выхода из  этого удивительного
города. Но, даже падая от усталости, он не терял надежды, что в конце концов
доберется до какой-нибудь настоящей страны.
     И  вот,  когда  он,  глубоко  задумавшись,  стоял  на  одной  ноге,  из
ближайшего переулка выбежала собака.  Собственно говоря, это была не собака,
а  только видимость собаки.  Она напоминала не  то  пуделя,  не то таксу,  а
может, и шпица, хотя хвост у нее был короткий, как у фокстерьера.
     Собака подошла к пану Кляксе, обнюхала его со всех сторон и, дружелюбно
помахивая хвостом,  стала тереться о  его ноги.  Наш ученый сказал несколько
слов на собачьем языке и  даже приветливо полаял,  как всегда лают дворняжки
при встрече с кем-нибудь незнакомым. Пес, который вообще-то и не был псом, в
ответ дважды беззвучно тявкнул.
     Вероятно,  собачий  характер  не  позволял  ему  равнодушно отнестись к
человеку.  Пес  весело подпрыгивал,  визжал,  отбегал и  возвращался,  махал
хвостом и  всячески старался выразить свою радость.  В  его  невзаправдашней
груди билось настоящее собачье сердце - пес ластился к пану Кляксе, даря ему
свою любовь и верность,  которые ему больше некому было подарить. Пан Клякса
присел на  корточки и  дал  облизать себе лицо,  хотя при этом он  ничего не
почувствовал.  Он гладил пса по голове, лишь догадываясь, какая у пса мягкая
шерсть, какой влажный нос.
     После  этой  радостной  встречи  невзаправдашний  пес,  который  только
казался псом,  дал пану Кляксе понять,  чтобы тот шел за ним. Дорога вела по
лабиринту улочек, то в одну, то в другую сторону, сверху вниз и снизу вверх,
туда и обратно.
     Пан Клякса доверчиво следовал за своим проводником и наконец очутился в
старом, заброшенном парке. Причудливая растительность и экзотические деревья
казались совсем настоящими.  Продираясь сквозь буйные заросли,  наш ученый с
радостью обжигал себе руки крапивой и  таким образом убеждался,  что он  уже
покинул  границы  Невзаправдии и  вновь  вернулся  в  реальный мир.  Тут  он
заметил,  что его четвероногий проводник исчез,  лишь издалека доносился шум
ветра, похожий на жалобный собачий вой.
     - Прощай,  песик! - грустно шепнул пан Клякса и вспомнил своего пуделя,
умершего два года назад.
     Он  даже готов был  предположить,  что  это  тень верного пса пришла на
выручку хозяину и вывела его из Невзаправдии.
     Вдруг пана Кляксу привлек разговор двух скворцов.
     - Узнаешь этого бородача? - спросил один.
     - Узнаю,  -  ответил другой. - Год назад он сел на корабль и отправился
за чернилами.
     - Чр-чр-чрнила,  -  заверещала сорока и  села на  зубатую стену ограды,
видневшуюся неподалеку.
     "Там  выход",  -  подумал  пан  Клякса  и,  цепляясь бородой  за  кусты
барбариса и боярышника,  ускорил шаг.  В стене,  тянувшейся через весь парк,
пан  Клякса  увидел бесчисленные железные дверцы с  заржавевшими табличками.
Пан Клякса с  трудом начал разбирать надписи.  Это были хорошо известные ему
географические названия.
     Некоторые из них он с удовольствием произносил вслух:


                                   АБЕЦИЯ
                                 ПАТЕНТОНИЯ
                           ГРАММАТИЧЕСКИЕ ОСТРОВА
                             ЗЕМЛЯ МЕТАЛЛОФАГОВ
                                 ВЕРМИШЕЛИЯ
                            АПТЕЧНЫЙ ПОЛУОСТРОВ

     "Все это уже позади", - подумал пан Клякса и начал лихорадочно шарить в
своих бездонных карманах.
     - Есть! - радостно крикнул он, доставая универсальный серебряный ключ.
     Он подбежал к  калитке с надписью "Сказандия".  Ключик подошел.  Ржавый
замок  заскрипел,   заскрежетали  петли,  посыпалась  штукатурка,  и  дверца
подалась.
     Пан  Клякса толкнул ее  изо всех сил -  и  его глазам предстал знакомый
город, а в центре его гора Сказувий.
     Пан Клякса облегченно вздохнул, захлопнул за собой калитку и направился
к мраморной лестнице.  Перескакивая через несколько ступенек,  он взбежал на
самый  верх  и  остановился перед  дворцом  Великого  Сказителя.  С  террасы
открывался вид на  утопающий в  цветах Исто-Рико.  Издалека доносилось пение
сказандских девушек и звуки сказолин.
     Но пан Клякса ничего не видел и ничего не слышал.  Он вошел во дворец и
прошел   все   двадцать  семь   залов,   где   заседали  сказари  и   другие
государственные сановники. Он никого не замечал и не отвечал на приветствия.
     Его  лицо  было  озабоченным.  В  голове  рождались мрачные мысли,  они
проникали в сердце, просачивались в кровь, охватывая все его существо.
     В  зале Черного дерева он остановился.  Усилием воли задержал дыхание и
применил знаменитый метод  перевоплощения,  придуманный доктором Пай  Хи-во.
Таким методом можно пользоваться только в случаях крайней необходимости. Да,
да,  друзья  мои,  этот  великий  человек  был  способен на  великие жертвы,
особенно если речь шла о чести или чувстве долга.
     Когда  пан  Клякса вошел в  последний зал  и  на  противоположной стене
увидел  зеркало,  он  приблизился к  нему,  встал  на  одной  ноге  и  начал
всматриваться в свое отражение...
     Вот в  зеркале появилась пузатая бутылка с  черной жидкостью,  закрытая
хрустальной пробкой, как две капли воды похожей на голову пана Кляксы.
     "Все-таки  я  выполнил обещание.  Теперь меня  никто не  назовет Алойзи
Волдырем", - подумал он.
     Больше думать он  уже не  мог,  потому что в  этот самый момент Великий
Сказитель взял бутылку,  вытащил пробку, обмакнул золотое перо в чернила и с
огромным старанием начал  выводить на  прекрасной глянцевой бумаге  название
своей новой сказки:



     Но  не успел он дописать фразу,  как с  пера скатилась громадная черная
клякса и растеклась по бумаге.
     Пришлось взять другой лист и начать все сначала.

Last-modified: Wed, 11 Dec 2002 11:35:28 GMT

Оцените этот текст: