ову обеими руками,
вытирал ей слезы и причесывал кудри. Снимал нос, сморкал его, чистил ваткой,
смоченной борной кислотой, потом ставил на место. Но стоило ему выпустить
голову из рук, как она взлетала вверх -- туда, где находилась, когда у него
была длинная шея. Софус никак не мог до нее дотянуться -- приходилось
влезать на стол или же доставать голову Длинной палкой с крючком на конце.
Но когда Софус спал, то уже не мог следить за своей головой. И куда
только ее не заносило! Положит ее на тумбочку и проснется утром со страшной
головной болью, а головы нет -- пропала с того места, где он оставил ее
вечером. Софус вставал и принимался искать -- под кроватью, за шкафом. И
вдруг начинало капать ему за шиворот: это голова лежала на люстре или еще
где-нибудь и плакала, потому что Софус не слышал, как она его зовет.
Дело немного исправилось, когда Юн сходил в аптеку, купил пластыря и
прилепил Софусову голову к его плечам. Правда, она немного качалась на ветру
и с ней нельзя было быстро бежать вниз по лестнице, но вообще-то голова была
отменная, она только слабо держалась.
Каждый день Софус по часу, а то и по два вертел палочкой, стараясь
начертить волшебный знак, но ничего не получалось. Он поместил в журнале
"Самое лучшее -- иностранное" длинную статью, где уверял, что приставная
голова -- новейшее средство от ломоты в костях, а в газеты разослал большие
объявления, чтобы люди поняли, что приставная голова -- это очень модно.
Однако никто не верил.
А в замок приходило все больше и больше туристов. Миккель и Кумле едва
поспевали продавать бензин и мыть машины. Весь день был занят работой, и
лишь поздно вечером они могли передохнуть и поболтать.
-- Ты что такой задумчивый ходишь? -- сказал однажды Миккель; он был
порядочный хитрец. -- Над чем голову ломаешь целыми днями?
-- Хочу стать знаменитым, -- ответил Кумле. -- Оказывается, самый
легкий способ прославиться -- это напечатать страшно умную книг)'. Но
сначала я должен придумать, что в ней будет написано.
-- А что -- это дело! -- воскликнул Миккель. -- Честное слово, дело!
Он пошел в город, купил большую чернильницу, ручку, несколько
килограммов бумаги и тоже стал думать и писать. Но у него ничего не
получилось. Тогда он рассердился и открыл придворную фотографию.
Юн позвонил по телефону Кумле и попросил его немедленно прийти во
дворец, чтобы участвовать в народных плясках. Кумле сказал, что разучился
плясать, но Юн ответил, что это ничего. Надо сделать два шага вправо, один
шаг влево и покружиться.
-- Туристы очень любят народные пляски, -- сказал Юн, -- особенно
такие, которые исполняют под ши-пель и барабан, а их лучше тебя никто не
спляшет!
Кумле отложил в сторону шланг, из которого окатывал водой автомашины, и
пошел во дворец. Он надел пестрые шерстяные носки, черные суконные брюки,
красный шелковый жилет и башмаки с блестящими пряжками. В руке он держал
факел. Вот было зрелище! Когда Кумле пошел плясать, все столы и стулья на
террасе закачались. А гости хлопали в ладоши, фотографировали и заказывали
еще пива -- подкрепиться.
Одна пляска пользовалась особенным успехом. Она сопровождалась пением.
Пели о старинных-старинных делах, а когда поют про старину, это называется
"Песнь". Любая древняя "Песнь" ценится куда больше обычных песенок. Правда,
голос у Кумле был грубый и хрипловатый, но "Песнь" только такими голосами и
поют.
(Если хочешь спеть эту "Песнь", попроси свою учительницу или тетю или
еще кого-нибудь из взрослых, чтобы они научили тебя мелодии "Песни о вещем
Хельге". Наша "Песнь" посвящена другому королю, которому захотелось
покататься на лыжах. Правда, вслух ее петь не стоит -- взрослые могут
решить, что слова недостаточно торжественны для такой мелодии. Им трудно
признать, что наша "Песнь" почти ничуть не хуже. Ты ведь знаешь, взрослые
любят иногда напускать на себя торжественность, особенно учительницы.)
А вот и "Песнь". Если никто не сможет научить тебя мелодии, придумай
какую-нибудь сам, да поскладнее, чтобы хорошо было топать.
Король восседает на троне своем
И молвит: "Сегодня мне, братцы,
Охота слегка прогуляться!
Но нет в королевском кармане моем
Ни кроны, скажу вам открыто".
Ура! На прогулку, шумя и галдя,
Спешит королевская свита.
Придворные смотрят в испуге на трон,
Дрожат у придворных поджилки.
Король, почесавши в затылке,
Схватил со стола телефон,
И номер набрал он сердито.
Ура! На прогулку, шумя и галдя,
Спешит королевская свита.
И молвит портному король: "Я велю
Сшить брюки мне без промедленья
Исполни мое повеленье!"
И верный портной говорит королю:
"О'кэй! То be sure! Будет сшито!"
Ура! На прогулку, шумя и галдя,
Спешит королевская свита.
Портной сказал "То be sure", потому что он был не простой портной, а
английский. Их считают самыми искусными. Говорить надо так: "Ту би шюр".
Дело в том, что в Англии не умеют произносить буквы правильно, как это
делаем мы.
Объяснение про портного петь не надо!
Конечно, король наш слегка полноват
И брюки на нем словно парус...
Что сделаешь -- близится старость!
И вот государственной важности зад
Обмерил портной деловито.
Ура! На прогулку, шумя и галдя,
Спешит королевская свита.
И вот уж король наш высоко в горах,
Пора бы на лыжах скатиться,
А он все не может решиться...
Но только не думайте -- это не страх,
Король наш -- спортсмен знаменитый!
Ура! На прогулку, шумя и галдя,
Спешит королевская свита.
И восемь вассалов подходят к нему,
За новые брюки хватают
И съехать его заставляют.
И в снежной пыли он исчез, как в дыму,
А гладь словно трактором взрыта.
Ура! На прогулку, шумя и галдя,
Спешит королевская свита.
Вассалы построились, как на парад.
И все происходит как надо --
И трубы, и гром канонады...
Король с аппетитом жует шоколад,
Вино по стаканам разлито...
Ура! На прогулку, шумя и галдя,
Спешит королевская свита.
9. Старые ясли
Софус день-деньской махал палочкой и желал, чтобы голова приросла на
свое место, но у него никак не получалась нужная закорючка.
Во дворце было много красивых девушек -- одни спали, другие работали и
приходили на вызов, когда Юн и Софус нажимали кнопку. Но ни одна из них не
могла сравниться красотой с Бибби. Поэтому Софус частенько нажимал кнопку, и
Бибби приходила и пела ему. Она знала несколько песен, под которые можно
было махать волшебной палочкой. Вот одна из них, ты можешь сам подобрать к
ней мотив.
В далекой бухте Тим-Бук-Ту
Есть дом у Сары-Бары-Бу.
Сара-Бара-Бу, Сара-Бара-Бу,
Есть у нее корова My.
И тощий, старый марабу
Живет у Сары-Бары-Бу.
Сара-Бара-Бу, Сара-Бара-Бу,
Есть у нее корова My.
И этот тощий марабу
Из Тим-Бук-Тим-Бук-Тим-Бук-Ту,
Из дома Сары-Бары-Бу,
Твердил все время "My" да "My".
Однажды Сара-Бара-Бу
Сказала My и марабу:
"Стань, марабу, коровой My,
А ты, корова, -- марабу!"
Вот так Сара-Бара-Бу!
Под такую песенку можно нарисовать волшебной палочкой удивительно много
узоров. Вот что получилось у Софуса:
Но хотя он все чертил и чертил новые завитушки, голова все равно не
прирастала на место.
Однажды Софус стоял в саду и махал палочкой, а голова, лежа на
скамейке, смотрела и давала ему хорошие советы. Откуда ни возьмись, налетел
ветер, сдул голову со скамьи, подхватил ее и понес над кустами смородины и
шиповника. Ветер был сильный, и голова поднималась, как воздушный шар, все
выше и выше. Софус стоял совершенно беспомощный, а голова что было мочи
кричала:
-- Помогите!..
Юн надел свою фуражку Младшего ученика Старшего машиниста и побежал
вдогонку за головой, а она висела под облаками и кричала ему:
-- Давай! Давай!..
Софус сидел в саду и совсем пал духом. Бибби держала его за руку и
утешала.
Голова пролетела через весь город, над площадью и над Восточной улицей.
Несколько секунд она парила перед витриной книжной лавки сестер Ульсен.
Добрые сестры хором приглашали ее зайти купить глянцевые картинки с
головками ангелочков. Потом голова полетела дальше и попала в цветочный
ящик. Этот ящик стоял на балконе, а дверь в комнату была открыта. Голова
заглянула внутрь и... ничего подобного она не видела за всю свою жизнь!
В комнате сидели четыре старушки в белых кружевных штанишках и в
розовых вязаных носочках. Они болтали между собой и пили какао, а почтенный
старик в голубых ползунках говорил о политике с парикмахером, который стриг
ему бороду.
Голова до того опешила, что шлепнулась вниз на улицу. К счастью, ветер
приутих, и Юн поймал ее своей красивой фуражкой. Потом он попросил в лавке
бумажный кулек, осторожно положил в него голову и отнес ее во дворец. Здесь
он взял пластырь и как следует прилепил ее к плечам Софуса.
-- Недаром я всегда боялся потерять голову, -- сказал Софус. -- Еще
бабушка говорила мне, чтобы я в случае опасности не терял головы.
-- Молчи! -- сказал Юн и прилепил еще одну полоску пластыря.
-- Дай мне хоть рассказать, что я видел! -- потребовал Софус и
рассказал про удивительных стариков и старушек, одетых, как младенцы.
-- Это надо выяснить, -- решил Юн. И они выяснили.
Оказалось, что как раз накануне того дня, когда все во дворце уснули,
король открыл в центре города новые ясли. Он согласился с тем, чтобы яслям
присвоили красивое имя: "Ясли имени короля Монса Пятого". Король сам
разработал устав яслей и придумал распорядок для маленьких мальчиков и
девочек.
Теперь все мальчики стали старичками, с усами и длинной бородой, а
девочки -- седыми старушками, но они обязаны были жить там, где постановил
король Мане, поэтому им порой приходилось довольно туго. Они написали королю
заявление, просили, чтобы им разрешили построить виллы, но для этого сначала
надо было пересмотреть устав, а король преспокойно спал.
Юн и Софус пошли вместе посмотреть эти ясли. Туда оказалось не так-то
легко войти, потому что старики и старушки стыдились чужих людей. Особенно
старушки. Они твердили, что ужасно боятся незнакомых мужчин.
Король постановил, чтобы все мальчики спали в голубых колыбельках, а
девочки -- в розовых. Бутылочки с сосками украсили золотым королевским
вензелем и короной. Это считалось большой честью. И вот теперь старики и
старушки, лежа в своих колыбельках, качались и сосали из бутылочек, но не
молоко, а кофе, пиво и другие напитки. Устав предусматривал только, что
должно быть написано на бутылочках, содержимого он не касался.
Днем они сидели на полу в манежиках, курили трубки, читали газеты,
вязали, вышивали. Одеты они были в ползунки с клееночкой и в слюнявчики. На
завтрак им давали размоченное в молоке печенье, на ужин -- манную кашку и
рыбий жяр. Старики и старушки предпочли бы котлеты и жареную рыбу с горчицей
и хреном, но таких блюд не было в перечне, приложенном к уставу.
Вечером в ясли приходила дама. Она играла на пианино и пела колыбельные
песенки. Но старики и старушки просили ее не петь. Им больше нравилось
смотреть телевизор, особенно когда выступал международный комментатор.
Увидев Юна и Софуса, они дружно стали жаловаться на свою беду и
заклинали помочь, если только можно. Юн сказал, что постарается, а Софус
призвал их не падать духом. Он помахал им своей палочкой и сказал, что он и
его друг Юн так любят маленьких детей, что желали бы себе каждый по восьми
младенцев.
Ты догадываешься, что тут произошло? Вдруг, откуда ни возьмись,
появилось шестнадцать крошек -- восемь для Юна и восемь для Софуса!
-- Папа!.. -- кричали они все сразу.
10. Мальчики получают почетные имена
По пути домой из удивительных ясель Юна и Софуса подстерегала
неожиданность. Они вышли на площадь Роз и посреди нее увидели шикарный
золотой памятник -- ту самую статую, которая нравилась Софусу больше всех.
Да, да, это был Золотой Рыцарь! Его отлили много веков назад и описали в
ученых книгах.
Они спросили, что совершил при жизни Золотой Рыцарь, раз он заслужил
такой почет. Им объяснили, что он был великим героем и выдающимся
полководцем. Он спас страну во время ужасной войны, и каждый мальчик и
девочка в городе мечтают стать такими же знаменитыми.
-- Эх, почему это был не я! -- воскликнул Софус.
Юну и Софусу предстояло основательно постараться, если они хотели
принести пользу стране. Они зашли в дворцовую канцелярию и отодвинули в угол
несколько спящих министров. Потом сочинили новый устав для ясель, положили
на колени королю, сунули ему в руки химический карандаш и стали водить по
бумаге. И король написал во сне:
Получилось не очень красиво, но вполне сносно.
После этого к ним повалили люди с законами и указами, которые были
давно приняты, но не хватало только королевской подписи. Юн и Софус сделали
из резины штемпель, чтобы можно было вложить его в руку королю Монсу и таким
образом ускорить дело. Они забыли, что штемпель отпечатывает буквы задом
наперед, если вырезать на нем слово так, как оно выглядит на бумаге. Друзья
намазали штемпель краской, открыли первый сундук с письмами и указами и
давай штемпелевать! И под каждым законом, под каждым приговором появилась
подпись:
Но это ничего не значило, потому что в стране и так многое происходило
шиворот-навыворот. Во всяком случае, никто не протестовал. Ящики, чемоданы и
сундуки с документами стали пустеть.
Министры Розвегии на радостях даже отправились на рыбалку. Ведь
министрам ничуть не интересно из года в год только сидеть и править, не
делая ничего такого, за что бы на них все сердились. А поди сделай, если
король спит и не подписывает.
Скоро все бумаги кончились, и мальчикам захотелось самим издать
несколько законов. По первому закону государство брало на себя заботу о всех
директорских детях, которые, едва родившись, кричали "Папа!" и требовали
мотоцикл. Дело в том, что друзьям уже немножко надоели те шестнадцать детей,
которых так неожиданно сотворил Софус.
Потом они издали закон, по которому крокодилам запрещалось кусаться, и
прочли вслух этот закон крокодилу, запертому в ванной. Они читали в замочную
скважину, потому что боялись отпереть дверь. Сначала надо было
удостовериться, что крокодил все понял,
Софус издал закон о том, чтобы все бутерброды с колбасой пропускали
через бельевой каток, перед тем как есть. Так получалось за те же деньги
гораздо больше.
Особенно хитроумный закон придумал Юн. Каждый человек в стране должен
был уплатить Юну по одной кроне. Ведь это любому по карману, зато у Юна
сразу получится несколько миллионов. Потом все уплатят по кроне Софусу, и он
тоже станет миллионером. После все должны обещать, что уплатят по одной
кроне друг другу. Тогда каждый станет миллионером. А что такое одна крона
для богатого человека!
Юн побежал к королю, чтобы скорее проштемпелевать новый закон.
Тут пришли к королю четыре важных господина, посланные народом, чтобы
поблагодарить Юна и Софу-са за их вклад. Софус шепотом спросил Юна, что
такое "вклад", но Юн не хотел говорить. Софус очень волновался, пока не
выяснилось, что их будут благодарить за все то хорошее, что они сделали, и
четыре господина сразу показались ему весьма умными и благородными.
Четыре господина сняли цилиндры, достали большой лист бумаги и начали
читать вслух. В бумаге говорилось, что Юну и Софусу присваиваются почетные
имена и отводится место в истории. Юна назвали Юн Правдотворец, потому что
он привел в порядок законы. А Софуса -- Софус Пресофус, потому что Софус --
это греческое слово, которое означает "мудрый".
Юн и Софус сказали представителям большое-большое спасибо и спросили,
не хотят ли господа жевательной резинки. Наконец-то друзья стали
знаменитыми. Они радовались, хотя вообще-то им не очень нравилось быть
такими деятелями, о которых пишут в учебниках и про которых дети должны
заучивать наизусть в школе. Гораздо лучше быть знаменитыми, как чемпионы п
кинозвезды, чтобы дети знали Юна и Софуса сами, без зубрежки, и при виде их
кричали "Ура!". А впрочем, для начала и почетное имя неплохо. Юн и Софус
поблагодарили за честь и сказали, что они глубоко тронуты.
Потом мальчики спросили, полагается ли к почетному имени какая-нибудь
форма или мундир. Представители ответили, что форму они могут выбрать себе
сами, это их право. Софус взял лист бумаги и стал рисовать мундиры, а Юн
продолжал беседовать с представителями о новом законе -- насчет того, чтобы
платить кроны. Представители считали, что закон чудесный. Они только не
могли договориться, кому получать деньги первым, а кому -- последним. Одного
из представи-телей звали Амвросий Андерсен, он настаивал на том, чтобы
получали по алфавиту. С ним согласился Болле-манн Бертельсен. Но остальные
двое, Навуходоносор Эстенсен и Уле Тьфу-Ульсен, которые жили в собственных
виллах, предлагали начать с предместий и постепенно идти к центру города.
Они так и не договорились, и Юн предложил им подраться: кто сильнее --
тот и прав. Но нельзя же драться в цилиндрах и фраках, а раздеться и решить
спор в одних трусах они стеснялись. Тогда Юн придумал другое -- кто не
переводя дыхания скажет десять раз подряд: "На дворе трава, на траве дрова",
тот и будет прав.
Они столько времени обсуждали этот вопрос, что Софус успел нарисовать
форму и дал представителям рисунок с собой, чтобы они, не откладывая, зашли
к портному и сделали заказ.
-- А крону,-- сказал он,-- пусть все платят мне. потом я каждому дам по
кроне, и выйдет так на так.
Набросок формы получился замечательный. Внутренний карман мундира
предназначался для бумажника и "Ежедневного листка", один из наружных -- для
газет. На грудь полагалось нашить множество звездочек из красного, зеленого
и желтого стекла, а внутри каждой звездочки помещалась лампочка от
карманного фонаря. Место для батарейки было в фуражке: как поднимешь руку
для приветствия -- можно заодно нажать кнопку, и все звездочки загорятся.
11. Софус плечистый
-- Какой-то ты несобранный, -- сказал Юн Софусу.
-- Нет, собранный! -- ответил Софус.
-- Ничего подобного, -- сказал Юн. -- Голова болтается где попало...
-- Подумаешь! В этом году мода на слабые головы.
-- Тебе надо собраться с мыслями и открыть тайну волшебной палочки, --
продолжал Юн. -- А то одни неприятности получаются.
-- Нет у тебя воображения, -- возразил Софус. -- Все дела да
обязанности на уме. Эх, был бы я птичкой, сидел бы целый день на ветке и
пел!
Раз! -- и Софус превратился в птичку, потому что нечаянно начертил
волшебную закорючку. Он не мог даже держать палочку, сидел на ветке и
жалобно смотрел на Юна.
-- Теперь хоть не набедокуришь, -- сказал Юн. -- Сиди и кори себя!
Видишь, что бывает, когда все только по-своему делаешь!
Но ведь ничуть не интересно браниться, когда тебе никто не отвечает. И
Юну быстро надоело говорить строго со своим старым другом. Он поднял палочку
и стал ее рассматривать. Теперь ему предстояло искать разгадку.
Софус не мог говорить -- он мог только петь, потому что сам так
пожелал, когда махал палочкой. А из песен ему вспомнилась вот какая:
Понедельник зелен, как волна. Вторник желт и бледен, как луна. Розовеет
нежная среда. А четверг -- он серенький всегда. Пятница, как небо, голубая.
А суббота жарко-золотая. Воскресенье чисто и светло. Как лебяжий пух, оно
бело.
-- Хорошая песня, -- сказал Юн. -- Но ты ошибаешься: пятница --
пятнистая, а воскресенье -- праздник, значит, оно должно быть красным.
Софус не мог ответить. Юну стало жаль его, и он решил порадовать
Софуса.
-- Ставлю тебе пять с хвостиком за твою песню, -- сказал он. -- Когда я
был маленький и учился в школе, у нас была учительница, которая ставила пять
с хвостиком за правильное решение задачи и чистую тетрадку.
И Юн начертил палочкой
что чертит волшебный знак, не подозревая, что чертит волшебный знак.
-- Хотел бы я знать, как действует эта палочка! -- воскликнул он.
И, конечно, сразу догадался, потому что палочка исполнила его желание.
Юн страшно обрадовался, но Софусу ничего не сказал про свое открытие. А
сказал он вот что:
-- Хочу, чтобы мой старый друг Софус относился ко мне вежливее и
учтивее. Хочу, чтобы он не был таким непоседой. Хочу, чтобы он понял, что я
самый умный из нас двоих и должен решать за обоих. И хочу, чтобы он снова
стал человеком, с такой же головой, как у всех людей.
Если бы вы видели, какой Софус появился перед ним в тот же миг! Тихий,
послушный, руки смиренно сложены, волосы приглажены и расчесаны на пробор.
-- Почистить тебе ботинки? -- спросил Софус. -- Пожалуйста, позволь!
-- Нет, лучше идем в кино! -- сказал Юн.
-- Не могу, некогда, к сожалению. Мне надо убрать D комнате и
поупражняться на скрипке.
Юн решил, что это уж слишком, и пожелал, чтобы его друг стал, как
прежде.
-- Отдай мне волшебную палочку! -- сразу закричал Софус.
"Хочу, чтобы Софус подарил палочку мне", -- подумал Юн.
-- Впрочем, можешь оставить ее себе, -- сказал Софус.
-- Большое спасибо, -- ответил Юн.
-- Ах, сколько красивых мыслей было у меня в голове, когда я был
соловьем! -- вздохнул Софус.
-- Ты был не соловьем, а самым обыкновенным воробышком, -- возразил Юн.
-- Зато в груди у меня таился соловей. Этот соловей пел мне чудесные
песни и говорил, что я большой, красивый и добрый.
-- Гм... -- сказал Юн. -- Ты уверен, что это была не ворона?
-- И я подумал, что если когда-либо стану человеком, то не хочу больше
быть Софусом Пресофусом. Пусть меня лучше зовут Ссфус Плечистый, это куда
мужественнее.
-- Но у тебя же совсем неширокие плечи, -- сказал Юн.
-- Если носить под пиджаком деревянные плечики, станут шире, -- ответил
Софус. -- Кстати, я изобрел замечательные плечики, именно то, что нужно!
12. Новый способ писать стихи
Кумле надоело плясать народные танцы и опротивело мыть машины. То ли
дело книгопечатание! Вот только очень трудно заставить буквы стоять ровно и
правильно.
Однажды он беседовал с Бибби -- той самой девушкой, которая так славно
пела. Она сказала ему, что очень любит песню про упрямого ослика. И Кумле
ответил, что это хорошо, если только она не имеет в виду его или
правительство. Тогда Бибби спела ему такую песенку:
Это Марта, и Актон,
И ведерко, и бидон.
Фадераллала,
фадераллала,
фадераллала.
-- А я могу эту песню напечатать! -- сказал Кумле. И напечатал ее так,
как это видно на рисунке.
Потом он и Бибби придумали еще стишок, вот такой:
Это для воды сосуд,
Чайник, лошадь и верблюд.
Они позвонили по телефону Юну и Софусу и позвали их в типографию --
посмотреть новый способ стихосложения. Ни Юн, ни Софус не сумели прочесть
напечатанное. Пришлось Бибби и Кумле спеть дуэтом, только тогда мальчики
поняли, что речь идет о совершенно новом способе писать стихи. -- Ясно! --
сказал Юн. -- Такие стихи и я могу сочинять. И он нарисовал:
Остальные никак не могли найти рифму, хотя Юн уверял, что это так же
просто, как читать букварь. Вот как надо читать стихи Юна:
Это торт, батон, метелка,
Это "му" сказала телка.
-- Не считается! -- воскликнул Кумле. -- На картинке не нарисовано, что
сказала телка!
-- А что же еще может сказать корова, кроме "му"? -- возразил Юн. --
Пойте дальше!
Теперь, когда они знали, как он сочиняет, это было уже не так трудно.
Юн сделал новый рисунок. И они спели хором:
Это девочка, котенок.
Это "мме" сказал ягненок.
Но Софус превзошел всех; и неудивительно -- ведь он собирался стать
поэтом. Вот первое стихотворение, которое он сочинил.
-- Не могу разобрать! -- сказал Юн.
-- А я могу! -- воскликнула Бибби и спела:
Это старенький мулат.
Это шляпа из заплат.
Фадераллала,
фадераллала,
фадераллала,
-- Так и знал, -- сказал Софус. -- Великие поэты всегда остаются
непонятыми! Вот как надо читать:
Это негр веселый, а Это шляпа негрова.
-- Мой стишок был лучше! -- сказала Бибби.
-- Нет, -- сказал Софус.
-- Да, -- сказала Бибби.
-- Нет, -- сказал Софус, продолжая рисовать. -- Спой-ка вот это:
-- И спою, -- ответила Бибби. -- Вот:
Это дом с толпой зевак.
Рисовал его дурак!
-- Знаешь, кто ты? -- спросил Софус.
-- Знаю, -- ответила Бибби. -- Я -- талант!
-- Ты завистница, -- сказал Софус. -- Завидуешь, потому что не можешь
сочинять так же хорошо, как я. А песенка звучит вот как:
Моряк веселый пьет вино,
Он в два часа идет в кино.
-- Где же тут видно, что в два часа? -- удивился Юн.
-- Так ведь сеанс-то детский, -- ответил Совус. -- Ну ладно, а кто из
вас споет это?
И он нарисовал:
-- Я спою! -- сказал Юн.
Здесь девять клякс, а здесь черта
Проходит поперек листа.
-- Попал пальцем в небо! -- воскликнул Софу с.
-- А я могу спеть, но не хочу, -- сказала Бибби.
-- Ха-ха! -- усмехнулся Софус. -- Ладно, я подскажу. Косая черта
означает горку, а кружочки -- овечий помет. Ну, попробуйте еще раз.
Здесь горка, здесь овечий след,
А больше ничего здесь нет, --
спел Юн.
-- Ты безнадежен! -- вздохнул Софус. -- С таким воображением ты никогда
не станешь поэтом! Вот как надо петь:
Здесь притаился тигр на тропке.
Здесь был барашек очень робкий.
-- Где же тигр? -- спросил Кумле.
-- Спрятался за горкой.
-- А где барашек? -- спросил Юн.
-- Испугался и убежал.
-- Нет, -- сказал Кумле. -- Таких поэтов, как вы, печатать не стоит.
13. "Ведомости Кумле"
Кумле задумал новое дело.
-- Что, если я начну издавать газету? -- сказал он друзьям.
Дескать, у него накопилось на сердце много такого, что он хотел бы
высказать кое-кому прямо в глаза, А для этого хорошо иметь газету. Юна и
Софуса он возьмет журналистами, а сам станет редактором и будет писать
счета. Бибби могла бы сидеть у входа в его кабинет и говорить всем, что
редактор занят.
Он начал издавать журнал "Комик-с!". Журнал выходил каждую среду и
продавался в киосках; в нем печатались лихие повести в картинках. Люди на
картинках говорили в пузырь, висящий у них над головой. Но тут на имя Кумле
посыпались письма. Возмущенные читатели писали, что такие журналы разрушают
культуру. Кумле долго рылся в Библиотечке дешевого романа, которую купил у
агента по распространению книг, но не нашел там ничего, что имело бы
отношение к культуре. Так он и не понял, в чем дело. И Кумле решил все равно
издавать свой журнал, только назвать его газетой; тогда никто ничего не
скажет.
Изо всех названий ему больше всего понравилось "Ведомости Кумле".
Вверху первой страницы первого номера Кумле поместил рисунок, который сделал
сам. Вот он:
Понять рисунок было трудновато, но Кумле написал, что надо поднести
нижний край газеты к глазам и прочесть. Потом развернуть газету боком и
опять прочесть. Кумле надеялся, что читатель все-таки разберет рисунок, как
бы он ни был глуп. -- Другой раз Кумле поместил такую картинку:
Люди ломали себе голову, что бы это означало, а один читатель написал,
что если газета будет помешать такие фотографии, то он не желает за нее
платить. К тому же газета, в которой столько черной краски, -- просто
грязная газетенка, и ею нельзя пользоваться. Ну, а если это не фотография, а
картина, то это черная клевета на нашу действительность. В таком случае он
сочинит ругательное письмо и соберет подписи читателей о том, что они
согласны со всем написанным в письме и придерживаются совершенно иного
взгляда.
Кумле все это напечатал, но поместил внизу маленькую заметку, так
называемый довесок, подписанный "Ред.". Софус перевел эту подпись так:
"Редкий редактор не кусается". В заметке Кумле писал, что поместил письмо
сердитого читателя, так как тот подписался на "Ведомости" и заранее уплатил
за весь год. Хотя сердиться нечего: эта фотография -- образец современного
фотопиратажа; она снята с настоящей большой опасностью для жизни специальным
корреспондентом газеты. На ней изображены два трубочиста, которые сидят в
узком дымоходе и пьют пиво. А чтобы никто не видел, что они делают,
трубочисты накрыли трубу сверху старым мешком. По-настоящему картинка должна
быть гораздо длиннее, писал Кумле, а то не видно даже, какая труба узкая и
длинная, но в газете не хватило места.
Следующий раз к Кумле пришла дама и попросила его объявить в газете,
что она потеряла своего котика. Кумле написал, что фру П. Хансен из углового
дома потеряла кота с тремя хвостами. "Ведь кота с двумя хвостами на свете
нет, -- объяснял он. -- А у котика фру Хансен на один хвост больше, чем у
кота, которого нет. Значит, у него три хвоста".
Кумле рассердился на Юна и Софуса, потому что они не могли написать
ничего подходящего для его газеты. Софус сочинил несколько стихотворений, но
Кумле сказал, что в них недостаточно романтики. Мол, самое лучшее, чтобы все
стихи были про любовь и пелись почти на один мотив.
Печатать новости тоже оказалось сложным делом. Однажды Кумле выбрал
самые красивые и большие буквы и написал, что жена полицмейстера получила
вчера точно такую же черную шляпку, как жена учителя. Жена полицмейстера
страшно рассердилась, позвонила в редакцию и предложила на выбор: либо Кумле
немедленно скажет ей, от кого он услышал подобный вздор, либо она пришлет
полицейского и арестует его.
Но тут Юн принес чертеж своего нового изобретения, и Кумле опять
повеселел, потому что изобретение было исключительно выдающееся. Речь шла о
новом способе красить потолки так, чтобы краска не брызгала на радиолу,
обеденный стол и полированную мебель. И не капала на голову тому, кто
красит.
Но едва вышла газета с чертежом, как отовсюду стали звонить
злые-презлые читатели. Они испортили краской свои лучшие зонты, к тому же
было почти невозможно макнуть кисть в краску, не опрокинув банку на пол.
Иные попробовали вырезать в зонте дырочку, чтобы было видно, но из этого
ничего хорошего не получилось: краска капала из дыры прямо в глаза, и
пришлось накладывать на зонт заплату.
14. Глава о приках
Однажды Юн и Софус пошли гулять в лес. Софус захватил скрипку, а Юн --
полный пакет булок. Им было очень весело. Жаль только, что ветер унес в море
шапку Софуса, а Юн не взял с собой волшебную палочку и не мог пожелать,
чтобы шапка вернулась. Но Софус надел на голову пустой пакет из-под булочек
и воткнул в него перышко. Получилось совсем неплохо, потому что Софус был
симпатичный мальчик. Так, с пакетом на голове, он и вернулся во дворец.
На террасе замка они встретили Бибби. Она спросила, что это Софус
напялил на голову. Ему было как-то стыдно признаться, что это всего-навсего
пустой пакет из-под булочек.
-- Это прик, -- сказал он. -- Самый настоящий прик.
-- Да что ты говоришь! -- воскликнула Бибби.
-- Почему ты ей сказал "прик"? -- спросил Юн, когда они остались одни.
-- Разве можно пакет называть приком?
-- А какая разница? -- ответил Софус. -- Главная буква -- заглавная, а
она у них одинаковая -- "П". Что остается? "Акет" и "рик". "Акет" ничего не
значит, "рик" тоже. Раз они ничего не значат, можно их и вовсе не считать. И
выходит, что между приком и пакетом нет никакой разницы...
Тем временем Бибби пришла в голову замечательная мысль. Она открыла
перед дворцом лавку с вывеской:
Бибби делала шляпы из желтых, коричневых, белых кульков и украшала их
перышком, или цветком, или бантиком. Новые головные уборы пользовались
огромным спросом. Все иностранные дамы покупали прики, и все мужчины,
которые хотели выглядеть шикарно и лихо, тоже покупали прики. Мужчины
предпочитали коричневые прики, дамы -- желтые и белые. Сначала Бибби делала
их из бумаги, потом перешла на пенопласт, чтобы прики не боялись дождя.
Мода на прики распространилась по всей стране, заразила соседние
страны, достигла даже Америки, где стали изготовлять свои прики, с
национальным узором: изображением Мики Мауса. Но тут запротестовала вся
Розвегия. Все люди со вкусом единодушно утверждали, что американцы попирают
Требования Художественности, отказываясь платить за патент.
Эта идея понравилась парижским королям мод, и они попытались убедить
людей, будто прики изобретены в Париже. Софус рассердился и написал в
газете, что он, именно он, первым надел прик. Но тут какие-то старички и
старушки стали уверять, что они ходили в приках еще в детстве и помнят, как
их прабабушки Носили прики.
Ученые Розвегии засели изучать происхождение приков и сразу же
заспорили. Одни говорили, что в древности страну населяло дикое воинственное
племя при-KOB и люди того времени всегда носили высокие шапки, чтобы волосы
росли без помех. Вождем у них был Храбрый король Прикус, он правил сорок
пять лет и был погребен в прикамиде.
У короля Прикуса была высокородная супруга, заявляли другие профессора,
которые не спорили с теми, кто разделял их мнение. Однажды в припадке гнева
король схватил свой меч и трижды взмахнул им, собираясь убить королеву, но
она присела, и меч лишь рассек ее шляпу. После весь народ ходил в высоких
головных уборах, чтобы показать, что он на стороне королевы. Так говорили
профессора.
Но тут нашлись еще более ученые деятели, с еще более древними книгами.
Они сообщили, что, как это установлено, слово "прик" происходит из Аравии.
Это было поразительное открытие, которое до сих пор никому не приходило в
голову. "При" означает на одном из многочисленных арабских диалектов
"высокий", а "ке" на древнеиндийском языке -- "лук". Новое открытие имело
огромное значение, оно позволяло предположить, что древние прики носили в
шляпах лук.
Тем временем американцы сняли фильм о короле Прикусе. Все участники
были бородатые и носили бороду в больших кульках на голове. Фильм оказался
превосходной рекламой для Розвегии во всем мире. После него туристы просили
показать им не только принцессу Шиповничек, но и могилу короля Прикуса.
Юн и Софус смекнули, что тут надо действовать, и объявили конкурс на
достойное надгробие королю Прикусу.
Памятник поставили среди площади, и все туристы фотографировались возле
него. Теперь недоставало только красивой оды о короле Прикусе, которую дети
могли бы учить наизусть в школе и читать в торжественных случаях. Например,
на собраниях, посвященных скончанию учебного года. Сначала Софус отказывался
написать такие стихи. Он все еще злился, так как никто не хотел верить, что
он первым изобрел прик. В конце концов он уступил.
К сожалению, напечатать стихи поручили Кумле. Сами понимаете, что из
этого получилось. Впрочем, если ты поменяешь первую букву в тех словах,
которые выглядят особенно странно, с первой буквой следующего странного
слова, то, может быть, разберешь смысл.
Вот стихотворение:
Врикус был пелик, ситер и хмел,
Короду босматую имел,
Бышцы мыли у него из стали
Молнии млаза его гегали.
Содымал пвой веч мысоко он,
Теч мот стоил мелый циллион.
А лоня кихого звали Драга.
Это все сасказывает рага.
Как пужчина, мрожил он свой век,
Чравил он страной, как пеловек,
Не вета он был чладыкам прочим.
Но бавно все это дыло, впрочем!
15. Юн колдует волшебной палочкой
Бедняге крокодилу приходилось довольно худо в ванной. Он так рыдал, что
больно было слушать, и молил придумать ему какое-нибудь дело, чтобы он мог
приносить пользу человечеству. Юн пожелал, чтобы крокодил избавился от
острых зубов и не огрызался на людей. Еще он пожелал, чтобы крокодил полюбил
увядшие розы. Только после этого он разрешил выпустить его на волю.
Крокодил печально посмотрел на мальчиков и проглотил слюну. Хотя его
новые зубы были очень красивые и безобидные и он мечтал о розах, он хорошо
помнил, что делал своими прежними зубами. Он сказал, что отныне выбирает
себе имя Гомер, в честь знаменитого поэта Розвегии. Правда, того звали не
Гомер, а Арнюльф, но крокодилу больше нравилось имя Гомер. Юн ответил:
-- Пожалуйста.
Затем Гомер-крокодил весело побрел в парк и принялся подбирать все
увядшие розы.
-- Вот и отлично, -- сказал Софус, -- потому что если бы никто не
подбирал разный хлам, пришлось бы Для этого нанимать кого-нибудь за деньги.
Как приятно было посидеть в саду воскресным утром! Кумле лежал с умным
видом в траве, заложив Руки за голову. Софус и Юн сидели и болтали. Бибби
качалась в гамаке и читала книжку.
-- Не умеешь ты пользоваться волшебной палоч-кои> -- сказал Софус.
-- Во-первых, с твоей стороны подло не рассказывать, как она действует,
во-вторых, ты мог бы употребить ее на что-нибудь полезное. Пожелай, Чтобы мы
все трое стали знаменитыми, и не надо будет нам самим голову ломать.
-- Это совсем неинтересно сделаться знаменитыми просто так, по
мановению волшебной палочки, -- возразил Юн. -- Так и чемпионом мира можно
стать, но ведь это будет жульничество.
-- А ты пожелай, чтобы один из нас стал чемпионом мира по жульничеству,
-- предложил Софус. -- Это не будет жульничеством!
-- Существует понятие морали, -- сказал Кумле и, основательно подумав,
добавил: -- Это очень шикарно, когда у человека есть мораль.
-- Тогда пожелай что-нибудь интересное, сказочное, -- продолжал Софус.
-- Как другие себе желали.
-- Например? -- спросил Юн.
-- Ну, хоть скатерть, которая сама расстилается и накрывается
всевозможной вкусной едой и кока-колой, сколько выпьешь.
-- Софус, дорогой друг! -- воскликнул Кумле. -- Ты умный человек! У
тебя золотая голова! Вот бы нам такую скатерть!
И Юн пожелал скатерть-самобранку. Она появилась в тот же миг -- такая
же, как все обычные скатерти: в белую и красную полоску, аккуратно
сложенная. Юн. Софус, Кумле и Бибби пробежались по парку, чтобы появился
аппетит. Кумле пел на бегу, но песенка была довольно однообразной: "Хорошо
поесть. Хорошо поесть..." И все куплеты были одинаковые.
Юн попросил всех сесть красиво в круг, но сначала велел как следует
помыть руки. Потом он постарался вспомнить, что написано в сказке, и
произнес:
-- Скатерть-самобранка, сама р