ужечного комбината, разбирая трудовые конфликты, связанные с прогулами и пьянством на рабочем месте. Знания, полученные в университете ему не пригодились, потому что все разбираемые им конфликты были предусмотрены тоненькой брошюркой с названием "Кодекс о труде". На комбинате он вступил в партию и был выдвинут кандидатом в депутаты Областного совета. Отчаянно сопротивляясь провинциальной скуке, Спартак занимался спортом с удвоенной энергией, уже не только штангой, но и классической борьбой. Часто ездил на соревнования, иногда в страны социалистической демократии, и неизменно возвращался с медалью. В Ленинград он вернулся в 1982 году, можно сказать, на белом коне. Случай с недонесением ему простили, и его партийная карьера продолжалась вплоть до перестройки. Потом были четыре года работы в первом демократическом Ленсовете, а потом Спартак Васильевич неожиданно забросил спорт и карьеру и целиком погрузился в бизнес. К 2000 году он стал самым богатым человеком в городе, третий раз женился, тогда же у него родилась дочь Катя. В 2004 он стал градоначальником, а в 2008 -- губернатором, и совсем недавно, в мае 2012-го, был переизбран на второй срок. Он мог бы стать президентом, но не выдвигал свою кандидатуру. Во-первых потому, что очень любил свой город; а во-вторых потому, что, как выражалась Катя, "был маленьким, лысеньким и толстеньким". Спартак Васильевич не обижался; недостаток роста ему заменяли сила, ловкость, ум, прилежание, знание жизни и, самое главное, неунывающий веселый характер. Выслушав Славика Подберезкина и Маринку Корзинкину, губернатор долго молчал. Наконец он поднял глаза и спросил: -- Кто еще кроме вас видел этого мальчика? -- Генерал Потапов видел, Яблочкин видел, Мушкина Валентина Николаевна видела, -- заговорили дети наперебой. -- Немец еще видел... -- Генерал Потапов, говорите, видел? -- Да, да, он точно видел. Вы к нему в больницу еще не ездили? Спартак Васильевич нервно потер лицо ладонями. -- Ездил-то ездил... Только он на операционном столе, под наркозом. -- Папа! -- дернула губернатора за рукав Катя. -- Прикажи скорее арестовать этого Мракобесова, иначе он и тебя отравит. А то еще нашу маму... Губернатор вздрогнул, посмотрел на нее расширенными глазами, достал из кармана трубку и быстро набрал домашний номер. Все находившиеся в комнате услышали, женский голос: -- Спартак! Где ты! Они только что были здесь!.. они увезли Бориску!.. Кто? кто вы? что вы делаете?.. В трубке послышался незнакомый мужской голос: -- Спартак Васильевич? Хорошо, что вы позвонили. Надеюсь, вы уже понимаете, что все слишком серьезно. И если вы хотите, чтобы вашего дражайшего сыночка вернули матери целым и невредимым... Губернатор перебил его: -- Слушай ты, передай всем своим: я не веду переговоров с преступниками, даже если дело касается жизни моих родных. Запомни это и передай другим. Я просто найду вас и раздавлю как насекомых. И он решительно дал "отбой". -- Яблочкин и Мушкина, -- заговорил Славик, облизав сухие от волнения губы, -- они сегодня прилетели с какого-то важного задания... -- Да, я знаю. -- Мне кажется, они собираются сами, вдвоем расправиться с Мракобесовым. Этой ночью. Уже утром они обещали забрать нас отсюда. -- Герои-одиночки, -- грустно улыбнулся Спартак Васильевич. -- Если только они знают, что именно следует делать... -- Они знают, наверняка знают! -- Мама!.. Бориска!.. -- крепившаяся в течении нескольких минут Катя все-таки разрыдалась. Этой ночью город жил своей обычной жизнью, не зная, что решается его судьба, а может быть, судьба всей страны и всего мира. 8 Рассчитывать только на себя. В логове зверя. Свержение с трона узурпатора Лейтенант Яблочкин и курсант Мушкина знали, что именно следует делать. Прежде всего, они разъехались по своим домам и разослали по электронной почте заявление в крупнейшие мировые информационные агентства. Это был подробный отчет о случившемся за последнее время -- об уменьшенном в сорок раз неведомыми силами мальчике, о "Пятом Рейхе", расположенном в недрах непроходимой части Кордильер и, наконец, о злодейском перевороте, совершенном майором Мракобесовым и его Секретным отделом минувшей ночью в Санкт-Петербурге. Послание было запрограммировано таким образом, что могло появиться на экранах только завтра в полдень. Если же до этого времени все удастся уладить своими силами, последует сигнал отмены, и сор не придется выносить из избы. Затем они встретились с полковником Громыхайло и попытались разъяснить ему суть происходящего, тщательно избегая мистических элементов в своем рассказе, но даже скупые факты не произвели на Ивана Сидоровича должного впечатления. -- Фантазеры вы, молодые люди, ох какие фантазеры, -- говорил он добродушно. -- Ну приболел немножко Михал Михалыч, с кем не бывает. Доживете до его возраста, я еще на вас посмотрю. Мракобесова этого никто не любит, я его сам не люблю, только по уставу он замещает Потапова в случаях, предусмотренных и так далее. Он, а не вы и не я, нам бы нам того не хотелось. Такие вот дела. Выздоровеет командир и опять вернется на работу. А Мракобесов, стало быть, ему нужен, коли он его держит. У меня к вам одна просьба, дети мои: не болтайте больше никому о том, что вы мне рассказали. Фантазия у вас богатая, а город иностранцами битком набит; вся эта гадость разнесется в одно мгновение. Если губернатор узнает, не сносить нам головы. Яблочкин и Мушкина отдали честь и вышли. Теперь им следовало действовать, полагаясь только на себя. Далеко заполночь, когда в здании Управления остались только новые начальники отделов, дежурному офицеру показалось, что одно из окон первого этажа с легким скрипом растворилось настежь. Пробежал сквозняк, хлопнула рама и снова сделалось тихо. С недовольным ворчанием поминая нерадивую уборщицу, офицер задвинул шпингалеты и снова занял свое место за перегородкой. Однако не успел он развернуть газету "Хроника Олимпиады", как в двух шагах от него два раза скрипнула одна и та же половица, а газета в руках всколыхнулась. Дежурный офицер был готов поклясться, что в эту секунду до него донесся чуть заметный запах мужского лосьона для бритья и женского дезодоранта. В некотором напряжении прошла минута, другая, и болтовня начинавших покидать здание новых начальников отделов отвлекла дежурного от неясного ощущения. Он расслабился и уже не обратил внимания на гудение спустившегося на "минусовые" этажи лифта; новые начальники то и дело спускались в Секретный отдел за своими вещами и документами. Обладавшие уже кое-каким шпионским опытом, невидимки спустились на шестой подземный этаж и вышли из лифта. В коридорах и кабинетах было пусто; работавшие здесь сотрудники, согласно перечню приказа номер пять, заняли кабинеты верхних этажей. Пусто было и в кабинете Мракобесова. Мушкина села за стол и начала просматривать содержимое выдвижных ящиков. Стол большой, антикварный, обтянутый зеленым сукном. На столе допотопная мраморная чернильница и перья в рабочем состоянии. Кончики некоторых перьев не черные, а бурые. Возможно, кое-какие соглашения подписывали здесь кровью. -- В столе ничего нет, -- сказала Мушкина. -- Только официальные бумаги. Возможно, что-нибудь есть в компьютере? -- Вряд ли, -- сказал Яблочкин. -- Хранить секреты в компьютере -- все равно как в витрине Елисеевского магазина. За шкафом есть еще одна комната. -- Но как туда попасть? -- Должен быть какой-то скрытый механизм, кнопка... Надо пошарить. -- Вы шарьте, а я тем временем попробую подключиться к кабинету Потапова. Наверняка этот жук все подслушивал... Последующие несколько минут Яблочкин безуспешно искал кнопку в пыльном шкафу, забитом обветшалыми тесемочными папками, а Мушкина колдовала над извлеченным из верхнего ящика стола портативным компьютером. Наконец в динамике послышался голос Мракобесова, который разговаривал с женщиной: -- Дорогая, уважаемая Мария Федоровна, -- плачущим голосом говорил Мракобесов, -- обещаю, клянусь, что ваш ребенок отыщется в ближайшее же время. Ну гуляет он с девочкой, дело молодое, погуляет и вернется. Что вы с ума сходите? -- Что?! Ты что за выражения себе позволяешь, хамло! Кто с ума сошел? Вы чем тут занимаетесь? Сначала Огоньков, а теперь все дети по очереди пропадать начали! -- Послушайте, Мария Федоровна, мне нужно работать. -- слабо отбивался Мракобесов. (Как это ни странно, он ужасно робел перед женщинами.) -- А что вы здесь называете работой? Я вообще не уйду отсюда до тех пор... Мушкина убавила звук. -- Какой мерзавец... -- прошептала она. -- Ведь он сейчас разговаривает с матерью ребенка, которого еще сегодня велел убить... Он сейчас уверен, что Слава и Маринка мертвые, а мамашу убеждает насчет того, что "дело молодое". Послушайте, Алексей, я сейчас же пойду наверх, возьму палку от швабры и буду колотить его до тех пор, пока весь дух из него не вышибу. -- Знаете, Валя, я почти согласен. Вот здесь не могу понять.... неровность... сучек или... -- Дайте-ка я... Яблочкин и Мушкина начали вместе искать потайную кнопку, но вдруг услышали в коридоре шаги и характерный скрип сапог. -- Идет!! -- зашептали они друг на друга. -- Прячемся!! И оба замерли в темном углу кабинета, обнявшись изо всех сил. Мракобесов вошел в кабинет и поводил носом. Его косящие глаза прежде всего внимательно осмотрели шкаф -- камень, открывавший проход в его сокровищницу сказок тысячи и одной ночи. Но нет, никто не посмел вторгнуться в священные владения. -- Вздорная баба, -- продолжал он бормотать, еще находясь под впечатлением от разговора с мамой Славика Подберезкина. -- Настоящий солдафон в юбке. Ей бы командовать взводом пехотинцев, а не детей воспитывать. Детей... мальчика... Надо было лучше воспитывать, чтобы не совал нос в чужие дела. Один глаз Мракобесова дьявольски сверкнул, другой скорбно потупился. Нервно проведя ладонью по лицу, он нащупал потайную кнопку (совсем не там, где искали наши герои), шкаф сдвинулся, освободив узкий проход в колдовское логово. Пахнуло влагой и серой. Держась за руки, Яблочкин и Мушкина на цыпочках последовали за злодеем. Шкаф задвинулся, и в темноте сами собой вспыхнули газовые рожки, развешанные по шершавым каменным стенам. Выбрав место потемнее, невидимки присели на корточки и замерли. Мракобесов приблизился к своему сатанинскому "алтарю" и зажег свечи. Восковая фигурка генерала Потапова, истыканная отравленными иголками, согнулась и скукожилась, будто высохла на манер египетской мумии. -- До утра не протянет... -- удовлетворенно заметил узурпатор. -- Пора, теперь уже пора ставить следующего. Он шагнул к котлу, закатил рукава и вытащил из бурлящей темно-красной жидкости другую фигурку, пониже и поплотнее. Обтерев и поставив эту рядом с первой, Мракобесов зажал в пальцах иголку, прошептал заклятие, обмакнул острие в пузырек и вонзил иглу в живот своей новой жертвы. -- Вот так, хорошо. Доброго вам здоровьечка, Спартак Васильевич. А здоровьечко у вас было отменное, я знаю. Но это только первая из тринадцати... -- Спартак Васильевич -- это губернатор! -- прошептала Мушкина в самое ухо Яблочкину. -- Я понял, -- отвечал тот. -- Внимательно следите за его руками, когда он будет выходить. -- Я вас тоже поняла. Меж тем Мракобесов вынул из котла третью фигурку. Но его дальнейшие действия ничуть не походили на те, которые он проделывал раньше. Он тщательно обтер фигурку своим собственным надушенным платком, подержал перед глазами, повертел так и сяк, поцеловал в лоб, подогнул ей ножки и усадил на маленький золотой трон, расположенный в верхней части "алтаря". Прошептал заговор, надел на голову фигурке маленькую бриллиантовую корону. Постояв некоторое время молча перед коронованной куклой, он заговорил с ней: -- Вот так, дорогой мой Авраам Люцеферович... или Елена Мироновна?.. Ах нет! простите великодушно! что я говорю! Ваше Величество, господин Президент, император Всея Руси -- именно так к вам теперь следует обращаться! Удобно ли вам? Скоро, скоро, не пройдет и недели, как вы уже станете самым законнейшим, самым легитимнейшим приемником нашего властителя... Тот -- никуда не годится. Он плохой президент. Он скончается прямо на трибунах от излишней эмоциональности. Он успеет отдать перед смертью одно единственное распоряжение -- о временной передаче тебе всех своих властных полномочий. А что может быть более постоянным, чем временное?.. Он еще здесь, -- Мракобесов кивнул на котел, -- но завтра он созреет и с ним можно будет работать. Не скрою, это будет очень, очень трудная работа. Ведь их так много в его окружении -- этих трусливых шакалов и хитрых лисиц, рвущихся к власти... Но он выберет тебя, только тебя и никого другого, клянусь копытами дьявола! Мракобесов поправил корону на голове приемника и отвесил ему церемонный поклон. Затем достал с полок банки, наполненные сушеными снадобьями и стал бросать щепотки в бурлящую жидкость, которая закипела с удвоенной силой. Пробормотал заговор, задул свечи и вышел. Газовые рожки погасли. Едва шкаф задвинулся, Яблочкин и Мушкина включили фонарики, шагнули к стене и осмотрели поверхность, которой коснулась рука Мракобесова перед тем, как открыть себе изнутри проход в кабинет. -- Вот она! -- Мушкина указала на чуть заметную каплю, одну и многих, поблескивавших на щербатой каменной поверхности. -- Не трогайте! Это стекло, кнопка. Теперь мы знаем, как выбраться отсюда. Мушкина просунула руку себе под комбинезон, вырвала откуда-то кусочек белой нитки и повесила этот кусочек на стену рядом с каплей: -- Теперь мы ее не потеряем. Невидимки приблизились к дьявольскому "алтарю" и зажгли свечи. В отблесках пламени физиономия восковой фигурки Мракобесова, казалось, самодовольно улыбается; "генерал Потапов" изображал из себя последнюю степень изнеможения, а "губернатор" пока еще был только неприятно удивлен происходящим. Мушкина попросила у Яблочкина зажигалку. -- Что вы хотите делать? -- Прежде всего избавить Михал Михалыча от страданий, если он еще жив. Чиркнув зажигалкой, Мушкина слегка нагрела торчащую в груди фигурки Потапова иглу и легко вынула ее из воска. -- Позвольте я облегчу страдания губернатора, -- вызвался Яблочкин. -- Потерпит. Одну за другой, Мушкина вынула все тринадцать отравленных иголок из рук, ног, тела и головы "Потапова". После этого она сама облегчила страдания губернатора. -- Теперь нужно промыть им раны. Там в углу есть кран; возьмите ведро и наберите воды. Яблочкин наполнил ведро, а Мушкина погрузила фигурки в воду и хорошенько прополоскала, промывая отравленные раны-дырочки. -- Я думаю, что эти куклы совсем следует уничтожить, -- предложил Яблочкин. -- Кто знает, как еще могут повернуться дела в ближайшие часы. -- Пожалуйста без упаднических настроений. Но вы правы: здесь вообще все нужно уничтожить, как бы и что бы ни повернулось. Только вот этого оставим. Мушкина щелчком сбила корону с "императора Всея Руси" Мракобесова, ссадила его с трона, а потом они вместе с Яблочкиным, испытывая садистское удовольствие, воткнули в него все извлеченные из других фигурок иголки. Они были готовы поклясться, что фигурка Мракобесова издавала пронзительный крысиный писк. Затем Яблочкин развел огонь в маленькой плавильной печи, а Мушкина собрала все фигурки, в том числе и те, которые еще находились в бурлящем котле. Их сложили в ведро и поставили на огонь. Котел опрокинули, и густая темно-красная жидкость ушла в находившееся в полу сливное отверстие. Туда же вылили жидкости из находившихся на полках склянок, а сухие снадобья высыпали на пол. Как только фигурки расплавились, воск остудили холодной водой, и Мушкина выдавила пальцем на его еще мягкой поверхности крест. Скороговоркой прошептала молитву, трижды перекрестилась. Глядя на нее, Яблочкин тоже перекрестился, но неправильно. -- Вы верующая? -- спросил он с уважением. -- Как видите. -- Вообще-то я тоже, -- Яблочкин почувствовал себя неловко, -- только не всегда соблюдаю эти... посты и обряды... -- Дело не в обрядах. Пойдемте отсюда. Невидимки задули свечи, осветили стену фонариком, нашли белую нитку и стеклянную кнопку. От легкого прикосновения к ней шкаф с бронированной стенкой послушно отъехал в сторону, образовав проход в кабинет Мракобесова. В Управлении было пусто, дежурный офицер клевал носом за своей перегородкой. Яблочкин и Мушкина прошли мимо него на цыпочках, скрипнув одной и той же половицей, сдвинули оконные шпингалеты и выпрыгнули на улицу. Уже светало. Теперь -- забрать детей у Татьяны Сергеевны, навестить в больнице генерала Потапова и подробно во всем перед ним отчитаться. 9 Генерал Потапов шевелит пальцами ног. Беспрецедентный случай в медицинской практике. Шаги и голоса Этой ночью генералу Потапову час от часу становилось хуже. Его внутренние органы жизнедеятельности, такие как печень, почки, легкие, желудок и, наконец, сердце -- полностью отказали и были подключены к искусственным приборам. Тело парализовал обширный инсульт, голова, пораженная воспалением мозга, в редкие минуты пробуждения зверски болела. После полуночи консилиум врачей решил делать безотлагательную операцию на мозг, чтобы попытаться хоть немного продлить жизнь этого безнадежного больного. Светило медицинской науки академик Штакеншнейдер-Вано принял решение лично участвовать в операции, хотя знал наверняка, что после наркоза больной уже больше не очнется. Для осуществления операции на мозг требовалось вскрытие черепной коробки, иначе говоря, трепанация, и для этого голову Потапова обрили наголо. Его уложили на ярко освещенный операционный стол, окружили сплошной стеной из людей в белых халатах, и анестезиолог поднес к его лицу маску, шипящую снотворным газом. Неожиданно академику померещилось что-то странное. -- Погодите, -- отвел он маску от лица больного. -- Вы видели? Десять пар глаз над марлевыми повязками вопросительно на него посмотрели. -- У него шевельнулись пальцы на руке. -- Это невозможно, -- возразил старший хирург. -- Его тело парализовано. Однако в следующую секунду послышался слабый характерный звук, все медленно повернули головы и увидели, как пальцы ног генерала Потапова энергично зашевелились, будто разминаясь после долгого сна. Затем с противоположной стороны операционного стола раздался слабый стон. -- Убрать маску! -- приказал хирург. -- У него работает печень, -- неуверенно сказал кто-то из белых халатов. -- И желудок... -- удивленно вторил ему другой. -- И почки... -- Он больше не парализован!.. В последующие минуты на глазах ошеломленных врачей возобновили исправную работу все внутренние органы больного, который уже не был больным; от него едва успевали отключать внешние аппараты и штопать надрезы. Наконец генерал Потапов прокашлялся, открыл глаза, оглядел склонившиеся над ним ошалелые глаза и лица, закрытые марлевыми повязками, поднялся и, свесив ноги, присел на операционном столе. -- Это чего? -- спросил Потапов, прикрывая себя простыней. -- Почему меня сюда? Авария?.. Никто не отвечал. Михал Михалыч ощупал низ живота. -- Аппендицит?.. Нет, это было давно, в детстве. Ага! Теперь вспомнил: меня вчера радикулит прострелил. Потом еще внутри заболело... сердце. Неужели инфаркт пережил? Ему никто не отвечал. Потапов погладил себя по голове. -- А это что такое? Зачем голову обрили! Неужели вши завелись?.. Первой сумела сделать что-то разумное молоденькая ассистентка хирурга: она быстро смочила спиртом кусок ваты и стерла очерченную фломастером линию предполагаемого надпила потаповского черепа. -- Михал Михалыч, -- выговорил наконец академик, сделав шумное глотательное движение и облизав сухие губы, -- как вы себя чувствуете? -- Теперь хорошо, слава Богу, теперь просто замечательно. Это знаете, такое ощущение, как будто занозу вытащили, большу-ую такую, из всего организма. Невероятное облегчение, просто петь хочется. И Потапов действительно запел во весь голос "Из-за острова на стрежень". Затем отбил ладонями по голым коленкам чечетку и соскочил на пол. Белые халаты посторонились столь пугливо, что на пол загремели приготовленные для операции инструменты. Академик Штакеншнейдер-Вано приблизился к Потапову и взял его за пульс: -- Вы позволите? Хм... Отличный пульс. Михал Михалыч, позвольте мы вас доставим в палату и осмотрим. Ваш случай из ряда вон выходящий, совершенно непостижимый случай во врачебной практике. Мы просто обязаны созвать по этому поводу большой консилиум. -- Надо так надо, -- бодро, по-военному согласился Потапов. -- Порядок должен быть везде и во всем. Только пижаму дайте и тапочки, -- он конфузливо улыбнулся, -- неудобно как-то перед сестричками.... В больницу прибыли поднятые прямо из постелей профессора и академики. Осмотры, записи, непрерывная видеосъемка, возбужденные разговоры на непонятном врачебном языке продолжались до самого утра. Потапов безропотно выполнял все, что от него требовали. Наконец его оставили в покое, и он задремал. А поскольку в течении последних суток он спал или находился в бессознательном состоянии почти непрерывно, то уже через пару часов проснулся, чувствуя очень хороший аппетит. Он потребовал завтрак и, проглотив его, потребовал другой, а затем и третий. Наконец, выпив большую чашку кофе со сливками, удовлетворенно вытянулся на койке и уставился через окно в небо, любуясь рассвеченными утренним солнцем барашками облаков. Одновременно он стал вспоминать свои служебные дела, прерванные внезапной болезнью. Но, не успел он хорошенько сосредоточиться, как в коридоре послышался шум, многочисленные шаги и знакомый властный голос: -- Ничего, ничего, доктор, теперь его можно и потревожить. До самой палаты дежурный врач слабо протестовал, но его решительно оттеснили, двери распахнулись, и на пороге возникла плотная фигура губернатора. Потапов вскочил с кровати, бросился навстречу, и приятели радостно обнялись. -- Здоров? -- Здоров! Оглядевшись, Потапов обнаружил, что его палата полна народу. Не считая губернатора, здесь находились лейтенант Яблочкин, курсант Мушкина, дочка губернатора, Славик Подберезкин и Маринка Корзинкина, а также нянечка, дежурный врач и академик Штакеншнейдер-Вано. -- Яблочкин! -- сказал Потапов. -- Мне надо с вами срочно поговорить. Яблочкин с готовностью козырнул. -- И с вами, товарищ Мушкина, соответственно. Мушкина скромно приложила руку к пилотке. -- Вы еще не сдали в Секретный отдел спецкомбинезоны?.. Губернатор присел на койку рядом с Потаповым и снисходительно похлопал его ладошкой по колену. 10 Начало возмездия. Стигматы на теле дьявола. Где Петя Огоньков? Этой же ночью, ближе к утру, почувствовал себя плохо самозванный начальник Управления Авраам Люцеферович Мракобесов. Сначала, укладываясь спать в боковой комнатке своего нового кабинета, он ощутил нехорошее, смутное предчувствие. Но поскольку день был трудный, от предчувствия отмахнулся. Он страшно хотел спать и с урчанием завернулся в байковое одеяло. Не прошло и часа, как там, внизу, он короновал на царствование своего маленького фантомного двойника, и отныне цепочка кажущимися случайными событий будет стремительно сплетаться в замысловатую, жестокую и кровопролитную связь, которая непременно, подобно самонаводящейся ракете, приведет его к цели. Мракобесов закрыл глаза и представил облик своей новой Империи. Несомненно это будет абсолютная монархия с мощной структурой тайной полиции. Больше театрализации. Опереточные мундиры, кружева, треуголки, плюмажи на улицах и -- пара зорких глаз в каждом подвальном окошке, крошечный микрофончик и объективчик в каждом кабинете, в каждом туалете, в каждой квартире. Малейшее неповиновение или высказывание крамолы даже в семейном кругу -- бесшумный выстрел парализующим дротиком и пытки, пытки, пытки в специально оборудованном подвале ближайшего полицейского участка. Столица -- в Петербурге (город будет называться Невгород); его личная резиденция -- в Зимнем дворце. Двадцати, нет! тридцатиметровый памятник императору Мракобесову Первому на тридцати, нет! пятидесятиметровом постаменте -- на Знаменской площади у Московского вокзала. Высокопоставленных заговорщиков он будет допрашивать лично. Одного-двух в неделю, этим не следует злоупотреблять, это слишком возбуждает, но впоследствии истощает... Но, черт побери, как же сильно это возбуждает, доводит до оргазма... Нет, нет, сам он не прикоснется к инструментам, он будет только смотреть. Сначала палач возьмет острейшее стальное шило и медленно, плавно покручивая, введет его между третьим и четвертым позвонком. Но только чуть-чуть, не до конца, лишь только сделав намек на увертюру к предстоящей симфонии звуков и ощущений. Насладившись первыми криками и рыданиями, он прикажет отложить шило и взять маленькие маникюрные ножнички... Но в это мгновение Мракобесов вдруг сам почувствовал резкую боль в плече. Мечтательная улыбка мгновенно слетела с его лица, глаза широко раскрылись. Он вскрикнул, сел на кровати и включил лампу. С правой стороны исподней рубахи темнело и расплывалось пятно крови. Мракобесов дернул рубаху, но разорвать ее не хватило сил. Лихорадочно разгрыз ворот зубами и снова рванул. Обнажилось белое округлое плечо с рыхлой кожей и ранка, сочащаяся кровью. -- Что это! -- в панике забормотал Мракобесов. -- Что! Что такое!.. В тот же миг ему обожгло бедро, и кровь брызнула из вены, затем живот, шею, спину, лицо, затылок, ступни, уши... Он начал страшно и непрерывно орать, зажимая пальцами то одну, то другую рану, понимая, что может истечь насмерть. На шум прибежал дежурный офицер, ахнул и убежал за аптечкой. Тугие повязки и пластырь умерили кровотечение. Мракобесов остался жив и даже не потерял сознание. Теперь ему было необходимо спуститься в Секретный отдел, где хранились его снадобья, но он не мог передвигаться самостоятельно, а дежурный офицер не имел доступа на нижние этажи. -- Срочно... -- проговорил Мракобесов ослабшим голосом. -- Срочно вызовите Курослепова. Не прошло и четверти часа, как поднятый с кровати секретарь уже хлопотал вокруг своего патрона: -- Ах какая неприятность! Какая же сволочь это сделала? Быстрее, быстрее надо найти его... -- Никого не надо искать, болван, -- Мракобесов наконец сообразил, что на самом деле происходит. -- Он просто выкрал мою собственную фантомную куклу... А теперь втыкает в нее иголки. Простые, без яда и без заговора. Помоги мне. -- Так значит, этот фраер просто лопух, а, патрон? -- рыжий секретарь поволочил на себе грузное тело начальника. -- А что если этот пижон просто-напросто возьмет и отрежет вам голову?.. Ой! патрон. простите, простите меня, я хотел сказать, что отрежет не вам, а этой чертовой кукле... то есть... -- Кретин. Если он разрежет или расплавит фигурку, она потеряет силу, -- простонал Мракобесов; четырнадцать рассредоточенных по всему телу ран причиняли ему страшную, невыносимую боль. -- Но раны-то, раны, они останутся на мне!.. -- А как он туда пролез? Как он вообще узнал? Эй, дежурный! -- Курослепов окликнул дежурного офицера, находившегося на своем месте за перегородкой, и тот подбежал, чтобы подсобить. -- Кто-нибудь был здесь после... -- После двух часов ночи, -- выдавил из себя Мракобесов, припомнив время, когда он поднялся из Секретного отдела и лег спать. -- Нет, никого не было, -- уверенно сказал дежурный. -- Ну как же не было, как же не было! -- начал наскакивать на него Курослепов. -- Как же не было, если кто-то был! -- Я, товарищи, пока еще не слепой и не глухой, а также не имею привычки спать на посту, -- обиделся дежурный офицер. -- Мимо меня и мышь не проскочит, не то что человек, если только он не привидение или не невидимка. -- Что!!? -- дернулся всем телом и застонал Мракобесов. -- Невидимка! Это они! Они так и не сдали спецкомбинезоны! -- Кто? Кто они? Скажите, патрон, о ком это вы, а, скажите... -- Это они, Яблочкин и Мушкина! Они обманули! Дежурный офицер почесал затылок: -- Час назад вроде бы лифт поднимался... или показалось. -- Что?!! -- Я полагал, кто-то из ваших... Мракобесов слабо потянулся к дежурному, чтобы своим желтым ногтем проткнуть ему глаз, но промахнулся, и они, вместе с Курослеповым, едва не завалились на пол. Спустившись в кабинет, Мракобесов нащупал кнопку, сдвинул шкаф и, шумно дыша, протиснулся в щель. Голова его плохо соображала и он, забыв про несколько ступенек, с воем затравленного зверя повалился на каменный пол, изрезав ладони осколками стекла. -- Свет!.. -- выдохнул он. Газовые рожки не горели; Курослепов начал зажигать свечи, и глазам заговорщиков предстал погром, учиненный лейтенантом Яблочкиным и курсантом Мушкиной. Чаша с жертвенной кровью была опрокинута, лежавшие на ее дне фигурки расплавлены, склянки со снадобьями рассыпаны или разбиты. Неожиданно Мракобесов издал радостный возглас. Курослепов обернулся и увидел в его руках истыканную иглами восковую фигурку. -- Она здесь! Они не взяли ее! Бери, бери скорее... -- он протянул куклу секретарю. -- Осторожно, иголки... Теперь скорее, скорее... только очень осторожно... вынимай их! Курослепов понял, осторожно, словно кактус, взял фигурку и, покручивая, вытащил из холодного, затвердевшего в прохладе воска первую иглу, торчащую прямо из темечка. Мракобесов схватился за голову и заорал. Не желая долго мучить своего патрона, секретарь, не дав ему произнести и слова, начал быстро выдергивать иголки из лица, туловища, ног и рук восковой куклы. Потеряв способность кричать, Мракобесов, слабо попискивая, дрожал, подергивался и катался по полу, словно в приступе эпилепсии. Когда все было кончено, он долго лежал на спине мокрый от пота и крови, с широко открытыми глазами и тяжело, шумно хрипел. -- Иголки... надо было... разогреть... -- сумел он выговорить через некоторое время. -- Так вы бы сказали раньше, -- начал как всегда многословно и бестолково оправдываться Курослепов. -- Как я мог знать, что нужно греть иголки? Вы мне сказали: скорее вынимай их, а я так и сделал, патрон, ведь верно? Вы же не сказали мне, что иголки надо греть? А если бы вы... -- Тихо... молчи... Запали огонь. Сожги ее. -- А вам не будет... То есть, я хотел сказать, что не вам, а этой... то есть... -- Молчи. Курослепов пожал плечами, фыркнул, бросил фигурку в быстро раскалившийся тигелек и смущенно захлопал длинными руками по бокам. Воск вспыхнул и затрещал. -- Теперь пошли отсюда. Не с первого раза, с неимоверным трудом, Курослепов помог патрону подняться с пола, и они вместе протиснулись в кабинет. Мракобесов сел за свой стол, повалился, было, на него грудью, но оперся руками и , дрожа от напряжения, отжался и перевалил свою обессиленную тушу на спинку кресла. Отдышавшись, выдвинул верхний ящик стола, пошарил внутри него руками, но искомого предмета не обнаружил. -- Патрон, вы ищите свой компьютер? -- подсказал Курослепов. -- Он перед вами, на столе. -- На столе... -- Мракобесов задвинул ящик. -- На столе... мерзавцы, они и здесь успели побывать... Он ткнул пальцем поочередно в несколько кнопок, и на экране высветился список сотрудников согласно перечню приказа номер пять. -- Внимание всем, -- проговорил он по возможности твердым голосом. -- Общая тревога. Срочно. Всем прибыть в Управление. Против фамилий замелькали подтверждения. Было восемь часов утра, здание оживало, дежурный офицер доложил по телефону о сдаче дежурства, новый -- о заступлении. Ничего не ответив, Мракобесов бросил трубку. Придвинув настольную лампу, Курослепов пытался рассмотреть его раны, но это были уже не раны, а гноящиеся язвы. -- Патрон, у вас все загноилось, слышите, патрон... -- бормотал секретарь, брезгливо разглядывая язвы через увеличительное стекло. -- Надо чем-то помазать, иначе может быть заражение крови... -- Не надо. Ничего не надо. Ничего не поможет. Я сделал его слишком податливым для программирования. Программу один раз изменили, и этого уже не исправить. -- Как же так, патрон, совсем не исправить? Вы же умеете все... -- Там... ничего не осталось. Они уничтожили все. -- Что же теперь делать, патрон, что же теперь делать?! -- Мстить. -- Кому?.. -- Всем. Этому паршивому городу. Этому паршивому миру. Поднимись наверх, в лабораторию. Принеси мне этого мальчика, гомункулуса. Он будет моим заложником. Карманный заложник, это удобно... -- Уже лечу, патрон! -- крикнул Курослепов на ходу. Зазвонил телефон, и в трубке послышался взволнованный голос нового дежурного: -- Разрешите обратиться, товарищ генерал-полковник: на улицах движение, военная техника... -- Уже? -- тяжело проговорил Мракобесов. -- Начальники отделов прибыли? -- Так точно, прибыли все. Будут какие-то распоряжения? -- Нет... Мракобесов положил трубку и включил изображения с внешних камер. Квартал окружала колонна бронетранспортеров. Автоматчики держали под прицелом окна и двери Управления. -- Все, -- прошептал узурпатор. -- Обложили. Не отвечая на звонки и настойчивые сигналы компьютера, он нащупал в ящике стола коробку с медикаментами. Вынул банку с пилюлями, которые он использовал для поддержания сил во время утомительных ночных допросов. Высыпал на ладонь целую горсть, закинул в рот, тщательно переживал и проглотил. Спустя несколько минут он был уже в состоянии самостоятельно подняться из кресла. Раскрыв чуланчик с гардеробом, он оглядел свою коллекцию. Здесь было платье на все случаи жизни: от сверкающего фрака и цилиндра до рваных нищенских лохмотьев. Мракобесов натянул на себя грязные "треники", затасканные резиновые кеды на босу ногу и серый неприметный плащ с пуговицами, не сходящимися на животе. Взял дырявый рекламный пакет с двумя пустыми пластиковыми бутылями внутри. Теперь он был образцовым бродягой, побирающимся по помойкам, на которого никто не обращает, а чаще не хочет обращать внимания. Таблетки заглушили боль и запитали организм искусственной химической энергией. Слегка еще пошатываясь, Мракобесов проследовал по коридорам, миновал заброшенную кочегарку, пыточные подвалы, спустился еще ниже, снова миновал коридоры, пролез в забитый ржавым хламом чулан, подобрался к одной из стен, разрезал ножом картонную перегородку, спустился по затянутой паутиной деревянной лесенке, своим ключом открыл металлическую дверь и оказался в тоннеле метрополитена. Это был перегон между станциями "Чернышевская" и "Финляндский вокзал". Трусцой, по шпалам, он заспешил к "Чернышевской", через каждые две минуты сторонясь электричек и вжимаясь в бетонные ниши тоннеля. Наконец впереди замаячил свет, беглец прибавил шагу и вскоре вылез на платформу. К нему сразу подошел как назло оказавшийся поблизости милиционер. Всмотревшись в лицо бродяги, поморщился: -- Э-э, брат, да тебя надо срочно в изолятор, а не то заразишь своей проказой половину города. Пошли со мной, живо. Мракобесов молча вдавил в бок милиционера дуло пистолета и выстрелил. Негромкий хлопок утонул в гудении набежавшей электрички. На перрон высыпали люди, и неопрятный человек с язвами на лице затерялся в толпе. Поднявшись в лабораторию, Курослепов бросился к стеклянному шкафу, на полке которого лежал коробок, кусочек хлеба и блюдце с водой. Дверцы распахнуты настежь, мальчика-гомункулуса на полке не было. Курослепов лег на пол и, медленно перемещаясь на животе, осмотрел пол под столами, шкафами и батареями отопления: -- Эй, мальчик, где ты? Цып-цып-цып! Иди сюда, получишь конфетку! Слышишь меня? Цып-цып-цып!.. Внезапно откуда-то сверху раздалась команда: -- Курослепов, встать! Руки за голову! Секретарь поднял бегающие водянистые глаза и сначала увидел начищенные сапоги, затем галифе с генеральскими лампасами, затем китель, перетянутый портупеей и, наконец, суровое лицо генерала Потапова. Живого, здорового и настроенного, судя по всему, очень решительно. Позади него стояли, ощетинившись автоматами, военные пехотинцы. -- Я все скажу, все-все-все, только не стреляйте, -- торопливо залепетал Курослепов и заплакал. -- Мракобесов, это все он, он заставил... Я все скажу, я напишу, я всех, всех выдам. Я сам, первый, чистосердечное признание. Только не бейте, я сам я все сделаю, сам... -- Молчать! -- рявкнул на него Потапов. -- Где мальчик? -- Мальчик? Мальчик был здесь. Вчера был здесь. Сейчас, сейчас, я найду его, цып-цып-цып... Он где-то здесь, я найду его... Но Пети Огонькова в лаборатории уже не было. Тринадцать бывших сотрудников Секретного отдела застрелились в своих новых кабинетах, не оказав сопротивления. Бориску, малолетнего сына губернатора, обнаружили в одном из помещений целым и невредимым. Курослепов давал подробные показания. Глава десятая: ДЬЯВОЛ В МИЛИЦЕЙСКИХ ПОГОНАХ 1 Глаза фюрера, мокрые от слез. Отравить санкт-петербургский водопровод бубонной чумой Во вторник, ближе к вечеру, арестованный Карл Ангелриппер и больной Курт, в сопровождении агентов Пятого Рейха, прибыли в столицу Колумбии. Там они пересели в спортивный самолет и на предельной спорости домчались до предгорья Кордильер, где на замаскированной крошечной взлетной полосе их поджидал вертолет. Вертолет стремительно поднялся в горы, запетлял в ущельях и сел на поляне, расположенной у самого входа в бункер. Четверо рядовых бросились к машине, подхватили носилки и бегом поднялись по петляющей каменистой тропе. У распахнутого настежь входа, в окружении высших чинов, скрестив опущенные руки и выражая всем своим видом скорбь, стоял сам Адольф Гитлер. Маленький и щуплый, он доходил ростом всего только до пояса своим сподвижникам, и тем не менее, не смотря на эту несуразность, в нем чувствовалась магическая, завораживающая сила. Увидев носилки, Адольф не сдержался, кинулся навстречу и схватил за руку своего приемного сына. Рука показалась ему холодной, и он вскрикнул. Курт открыл глаза и бессмысленно посмотрел на него. -- Мой мальчик... сынок... мой несчастный принц... -- по впалым щекам фюрера заструились слезы. -- Зачем... что они сделали с тобой... за что! за что!.. Фюрер закрыл лицо руками и разрыдался. Осоловело смотревший на него юноша внезапно перегнулся через край носилок и блевонул на форменные брюки Адольфа. Тот отнял ладони от лица, взглянул на свои мокрые ляжки и печально пробормотал: -- Великий Мумрик... что скажет Фрида? Больного внесли в лифт, а из вертолета выпихнули наружу скованного наручниками старшего дознавателя. -- К Шульцу, -- бросил на ходу Гитлер. -- Я сам буду его допрашивать. И фюрер с некоторым трепетом в душе поспешил к Фриде, чтобы попросить у нее свежие штаны. Шульц был пьян. Отсутствие в бункере непосредственного начальника и потрясения последнего времени вынудили его увеличить ежесуточную дозу шн