поспешно застегивать пуговицы пальто. - Не надо! - Я даже приподнялся, но потом быстро опустился и застонал. - Я знаю, что врач скажет: "Покой, только покой, другого лекарства нет". - Я даже не знала, что у тебя такие тяжелые болезни, - серьезно сказала Ира. Я покивал головой. - Может, тебе книжку почитать? Я отрицательно замотал головой и жалобно проныл: - Сколько времени? Ира посмотрела на часы, которые тикали на тумбочке. - Половина четвертого. - Еще часов пять лежать надо. - Так долго? - удивилась Ира. - Может, и больше, - печально вздохнул я. - Ты иди домой. - Но вдруг тебе что-нибудь понадобится, - взволнованно сказала Ира. - Я тебе помогу. Болезни все-таки опасные. - Спасибо. - Голос мой дребезжал, как старенький трамвай. - Сейчас мама придет. Она знает, что делать. Ты иди. Иди! - До свидания. - Ира ласково улыбнулась и, пятясь, вышла в коридор. - Я к тебе вечером зайду! - крикнула она. Когда за ней захлопнулась дверь, я сел на тахте, нашел то место на груди, под которым бьется сердце. Может, я и вправду заболел? Но нет. Сердце билось, как и до сегодня. Еще 100 лет по меньшей мере будет стучать. Дзинь! Снова к нам. Я моментально вытягиваюсь на тахте. - Входите, - жалобно говорю я. - Валерка, это я. - За дверью слышен Семкин голос. - Ты один? - Да, один, а что? Я спрыгиваю с тахты и в два прыжка достигаю двери. Все-таки болеть - это не мое призвание. Семка входит, глаза его широко раскрыты - он удивлен. Под мышкой у него торчат лыжи. - Слушай, что ты выдумал? - говорит Семка. - Встретил Ирку, она сказала, что вызовет "скорую помощь". Ты, мол, чуть ли не при смерти. У нее слезы на глазах были. Я застонал, как настоящий больной. - Ах, черт. Как она вызовет "скорую"? - У нее телефон дома, - сказал Семка. - Да, - я философски почмокал губами. - Всего не предусмотришь. Так ты говоришь - она рыдала? Впечатлительная девочка. - Да что с тобой? - недоумевал Семка. - Ничего, Сема, ничего. Просто я влип. И ничем уже мне не поможешь. Айда лучше кататься на лыжах. Я не буду рассказывать, как примчалась "скорая помощь", как все потом выяснилось, и что сказала мама, и что подумала Ира. Вы уже хорошо знакомы с моей жизнью и легко все это себе представите. Я только расскажу, как назавтра ко мне домой снова пришла Ира. Она разделась в коридоре, я хотел ей помочь повесить пальто, но она твердо отвела мою руку и молча прошла в комнату. Ира села на стул и резко открыла учебник физики: - Будем заниматься. - Будем, - повторил я и придвинул свой стул поближе к Ире. - Начнем с физики, - строго сказала Ира. - Начнем, - как эхо, повторил я. Ира решительно тряхнула головой. - Ты должен знать, что без физики в наше время очень трудно что-нибудь сделать, даже жить трудно. - Да, трудно. Мне очень трудно... жить... без физики, - затянул я. - Если ты сейчас же не прекратишь свои кривлянья, я уйду! Я никогда не видел Иру такой сердитой, лицо ее пылало, как пирог, вынутый из духовки. - Я не кривляюсь, - разозлился я. - Я всегда говорю серьезно. Это вам всем кажется, что я кривляюсь. Все привыкли и думают, что я клоун. И как увидят меня, так сразу рты в улыбочку растягивают - ждут, что смешить буду. А я не клоун, я человек. И мне обидно, что меня не понимают. Ира выслушала мой монолог очень серьезно, глаза ее горели. Она сказала: - Я верю, что ты хороший человек. Понимаешь? - Понимаю, - я проглотил слюну. - Если бы все были такие, как ты. Я улыбнулся Ире. Она тоже улыбнулась. - Слушай, поедем в воскресенье в Зеленое на лыжах. Там есть такой карьер - одно удовольствие, - выпалил я. - Поедем, - согласилась Ира. - Я очень люблю кататься с гор. - Я тоже. И Семку с собой прихватим. Семка - отличный парень. - Мне Семка нравится. Он очень добрый. - До-го-во-ри-лись, - я размахивал руками и бегал по комнате. - А теперь займемся физикой, - Ира была неумолима. Мои руки еще продолжали барахтаться в воздухе, но их движение стало замедленным. Знаете, как пропеллер останавливается. Я сел за стол: - Займемся. Ира снова раскрыла учебник физики. Я слушал, что она говорила, и смотрел на нее. И все никак не мог понять, как это мне не удалось от нее избавиться. Только потом мне пришло в голову, что я, наверно, не очень хотел от нее избавиться. Мне даже было приятно, что такая девчонка со мной занимается. А о маме говорить нечего. Когда она увидела меня, склоненного над книгой, и не над какими-нибудь "Тремя мушкетерами", а над солидным учебником физики, мама просто расчувствовалась. Она угощала Иру всякими печеньями-вареньями и приговаривала, чтобы та приходила почаще, что она хорошо влияет на меня, шалопая. ВОТ ТАК ВСТРЕЧА! Один раз, когда мы кончили заниматься и моя голова гудела от формул и задачек, Ира предложила: - Хочешь послушать, как я играю? - Хочу, - не очень весело ответил я. - Ты изо всех сил побарабань по клавишам, и я все услышу. Ира жила на четвертом этаже, а я на втором. И если бы она постаралась, я бы услышал, как она играет, сидя у себя дома. - Ты все шутишь, - обиделась Ира. - А я и правда неплохо играю. Учительница говорит, что у меня хорошие музыкальные данные, - похвалилась она. Обижать Иру мне не хотелось, и я пошел смотреть, как Ира играет, хотя с большей радостью погонял бы на лыжах. Нас встретила Ирина мама - высокая, худая женщина в пестром халате. - Здрасте! - весело сказал я. - Здравствуй, - строго посмотрела на меня Ирина мама. - Это тот самый Валерий, о котором я тебе рассказывала, - объяснила Ира. - Догадываюсь, - ответила Ирина мама и хмуро покосилась на маленькие ручейки, которые вытекали из-под моих ботинок. Я, конечно, прежде чем пойти к Ире, вылетел во двор и немного побегал туда-сюда. И успел запустить пару снежков высоко, до самой крыши. - Сейчас, мамочка, - заторопилась Ира. И мы с ней стали вытирать ноги о коврик. Я не особенно старался, но все-таки, кажется, успел протереть коврик до дыр, а Ирина мама все не впускала нас в комнату. Я хотел было повернуть оглобли, то есть, попросту говоря, удрать на улицу, но тут Ира сказала: - Хватит. И потянула меня за рукав в комнату, где среди прочей мебели выделялось массивное, шоколадного цвета пианино, все в завитушках и крендельках. Я на цыпочках пробалансировал по натертому, блестящему паркету и похлопал пианино по крышке. - Шикарное! Ира просто расцвела. - Это очень ценное пианино. Таких теперь нигде нет. Ирина мама ушла в другую комнату, и я снова обрел дар красноречия. - И ты на нем можешь все, что захочешь, сыграть? Или только по нотам? - спросил я, развалясь в кресле. - Пока только по нотам, - ответила Ира. Она подняла крышку, положила на подставку толстую книгу и начала ее быстро листать. Я пригляделся. На страницах вместо обычных слов, как в нормальных книжках, были сплошные ноты. - Слушай, - сказала Ира. Она сильно ударила по клавишам. И я чуть не подпрыгнул. Мне показалось, что кто-то хлопнул меня по плечу: "Пошли, парень, с нами". Я не успел и спросить: "Куда?", как музыка мне ответила: "На войну!" "И если ты не трус, - говорила музыка, - если ты не боишься погибнуть за свободу, пойдем с нами". Я слушал музыку и боялся пошевельнуться. И как обычно бывает в такие моменты, раздался звонок. - Ах, Марат, - пропела в коридоре Ирина мама. - Здравствуй, дорогой. А Ириша музицирует. - Здравствуйте, Олимпиада Петровна, - сказал кто-то. Наверно, этот самый Марат. - Ах, Марат! - воскликнула Ира и вскочила со стула. Музыка оборвалась. И меня уже никто никуда не звал. А я даже не узнал, как фамилия композитора, который сочинил эту музыку. Бетховен или Чайковский?.. И тут вошла Ира. С кем вы думаете? С мамой? Ну, конечно, с мамой. Ну, а еще с кем? С похитителем марок! Да, с тем самым, которого мы с Семкой в один прекрасный морозный день учили быть человеком. Учили очень простым способом: "кормили" его снегом. - Я вас покидаю, молодые люди, - между тем сказала Ирина мама. "И откуда только у нее такой ласковый голос появился?" - мелькнуло у меня в голове. - А ты, Марат, - обратилась она к похитителю марок, - непременно передай привет маме. Я к вам на днях загляну. - Спасибо, Олимпиада Петровна, - улыбнулся похититель. - Вы не знакомы? Познакомьтесь, - предложила Ира, когда ее мама закрыла за собой дверь. - Это Валерий, мой одноклассник. Он живет в нашем доме. А это Марат. Он учится в восьмом классе. Тут похититель ко мне внимательно пригляделся и, конечно, узнал, потому что он побелел еще сильнее. Я улыбнулся. - Мы давно знакомы. Ты ходишь на горку? А по склону спускаешься? - Не хожу и не спускаюсь, - медленно проговорил похититель. - А ты, выходит, живешь в этом доме? Отлично... Я понял, чем пахнет это "отлично". Оно пахнет вот чем: "Я знаю, где ты живешь. И теперь ты в моих руках". - Ах, я вспомнила! - Ира всплеснула руками. - Вы познакомились в парке, на горке. - Да, у нас яркие воспоминания, - ухмыльнулся я. - Правда, не одинаково приятные для обоих. - А там что-нибудь случилось? - спросила Ира. - Ничего, - оборвал ее похититель. - Ириша, сыграй мне. - Что, Марат? - Ира послушно села за пианино. - Что хочешь, - ответил Марат. И тут я схватился за голову. - Как это я забыл? Я же оставил на плите чайник, там наверняка все взлетело на воздух! - Я вскочил с кресла. - До свидания, до скорой встречи! Последние слова я произнес, глядя на похитителя, и даже подмигнул ему на прощанье. Я прибежал домой и на всякий пожарный случай проверил, а не пыхтит ли вправду на плите чайник. Нет, конечно. Я растянулся на тахте. Убежал я не потому, что испугался этого Марата. Чихать я хотел на его угрозы. Еще посмотрим, кто кого. Стоит мне рассказать Ире, что он мелкий и подлый воришка, и она перестанет ему играть разную хорошую музыку. И будет играть ее только мне. А убежал я потому, что не мог слушать с ним вместе эту музыку. Потому что это была моя музыка. Мне казалось, что я сам мог бы ее сочинить, если б умел, как Ира, играть на пианино. Я вспомнил о похитителе и засмеялся: сапог лакированный, а не человек. И чего он к Ире в гости приходит? "Валерка, - вдруг сказал я сам себе, - что с тобой? Неужели ты влюбился в девчонку? Пусть даже в такую, как Ира?" Да нет, я просто думаю о Марате. Когда такие мальчики обозлятся, они забывают о собственной трусости и бросаются в драку очертя голову. Уже через несколько дней я понял, что угроза похитителя была незряшной. "ВЕЛИКОЛЕПНАЯ СЕМЕРКА" В тот вечер мы с Семкой бродили по двору - дышали свежим воздухом. А потом отправились на ракетодром Генки Правильного, где мы когда-то здорово проучили Гороха и его ребят. - Они улепетывали, словно зайцы, - хохотал Семка. - Веселое было зрелище, - согласился я. На ракетодроме было темно, не то что в памятный вечер, когда мы отомстили Гороху. Только от ярко сверкавших семиэтажных домов доходил слабый отсвет. Никто сюда не забредал, все старались обойти стороной наш ракетодром. Сзади неожиданно захрустел снег: кто бы это мог быть? Обернулся - четверо парней, не торопясь, двигались к нам. Почему-то я сразу сообразил: это приятели Марата. Наконец они нас подкараулили. Семка толкнул меня в бок: - Смотри, еще трое. Со стороны ярко сиявших домов шли еще трое. "Великолепная семерка", - подумал я ни к селу ни к городу. Мы окружены. Уже в двух шагах ехидно улыбающееся лицо Марата. Я чувствую, что у меня начинают дрожать коленки. - Бить будут? - вертит головой Семка. - Нет, медали вручать, - злюсь я на себя и на Семку. И вдруг я слышу музыку. Ту самую, которую играла Ира. "Если ты не трус, парень, и не боишься погибнуть за свободу, идем с нами..." - Бей их! - воплю я. - Покажем, что не зря мы перворазрядники по боксу! - вру я на всякий случай, зная, что никто мне не поверит. Мы лихорадочно лепим снежки, но пустить их в ход не успеваем - враги наваливаются на нас. Я отбиваюсь, но Марат валит меня с ног. Падая, я вижу, как здорово сражается мой друг. Семку тоже сбили. Он лежит на спине, быстро вертится и лупит ногами всех, кто пытается к нему подойти. Я кричу: - Молодец, Семка! - и беру с него пример, отбиваюсь ногами, а потом, изловчившись, вскакиваю и снова начинаю колотить руками всех, кто подвернется. - Вперед, наших бьют! - слышу я крик. Очень знакомый голос, думаю я. И вижу, как со стороны дома Гороха бегут к нам на помощь мальчишки. В это время кто-то здорово треснул меня по голове. Но прежде чем упасть, успеваю заметить, что на подмогу к нам примчались Горох и его ребята. Ну и ну! Когда я подымаюсь, вернее, когда Семка поднимает меня, гороховцы во главе со своим атаманом возвращаются к нам, шумно размахивая руками. "Великолепной семерки" и след простыл. Разглядев нас с Семкой, Горох и его ребята замирают. - Вот это фокус! - присвистнул Горох. - Посмотрите, кого мы спасли?! Наших главных врагов! - Спасибо вам, ребята, - говорит вежливый Семка. - И на старуху бывает проруха, - развожу я руками. - А здорово они вас отутюжили. - Горох с улыбкой вглядывается в наши распухшие физиономии. Его дружки насмешливо хихикают. - Ну, вот что, - я поправляю шапку. - Кончай разговоры, приступим к делу. Давайте драться. - Айн момент, - поднимает руку Горох. - Вы сейчас не в форме. А мы уже отвели душу. И потом, когда семеро против двоих - это нечестно, правда? - Нечестно, - говорю я, удивляясь словам Гороха. - Слушайте, - подает голос Семка, - надо торопиться. А то они удерут. - Ага, - подхватываю я. - Раз случай свел нас вместе, давайте объединимся и всыплем этим типам как следует. - У них одна дорога - через Первомайскую на проспект, - говорит Горох. - А там мы их... - Я сжимаю кулаки. - Бегом, - крикнул Горох. Переулками, срезая путь, мы добираемся до Первомайской и у переезда устраиваем засаду. Спрятавшись за забором какого-то домика, ждем противника. - Неужели прошли? - волнуюсь я. - Нет, вон они, - шепчет кто-то из ребят. "Великолепная семерка" чуть ли не бегом приближается к переезду. Они все время оглядываются назад: нет ли погони? Вот они почти рядом. - Давай, - тихо говорю я. И мы с Семкой привстаем, готовые броситься навстречу семерке. - Айн момент, - удерживает нас Горох. Он достает из-под пальто веревку, завязывает на ней петлю и, сильно размахнувшись, бросает самодельное лассо под ноги Марату. Марат сразу летит на землю, и Горох за одну ногу подтягивает его к себе. А мы срываемся с места и нападаем на растерявшуюся и совсем не великолепную шестерку. Через несколько минут трое самых здоровых связаны по рукам и ногам, а четверо умоляют отпустить их домой, потому что они никогда больше драться не будут. И вообще, если бы не Марат, они бы ни за что не напали на таких замечательных ребят, как мы. - Может, отпустим? - разжалобился Семка. - Может, снегом покормим? - подмигивает мне Горох. Все глядят на меня и ждут мудрого решения. Я приосаниваюсь и пару минут размышляю. Не верю я людям, которые сперва дадут тебе по зубам, а потом говорят, что они этого не хотели и вообще они ангелы. Я таким типам ничего не прощаю, ни одного синяка. Кстати, под левым глазом здорово болит. Может, вот этот мне и залепил, который сейчас хнычет и просит отпустить его к мамочке? Я поглядел на приувядшую семерку, а потом на сугробы снега, которые сегодня завалили всю улицу. И еще раз на семерку, и еще раз на сугробы. Веселая идея рождается сама собой. - А что, если "великолепная семерка" тунеядцев потрудится на благо улицы Первомайской? - восклицаю я. - Сейчас мы раздобудем для них лопаты, и пусть мальчики, засучив рукава, с огоньком очистят улицу от снега. Мое предложение проходит на "ура". - Труд создал человека, - важно изрекает Горох. Мы с Семкой отправляемся в ближайшие дома за лопатами, а Горох со своими сторожит тунеядцев. Мы стучим в двери и говорим: - Наш пионерский отряд решил очистить вашу улицу от снега. Дайте нам, пожалуйста, лопату. Жители улицы охотно дают нам деревянные лопаты, а некоторые даже помощь свою предлагают. Но мы благородно отказываемся: - У нас такие ребята и так любят работу, что мы быстро справимся сами. Мы вручаем четверым тунеядцам орудия труда. Троих связанных охраняет Горох. Мы же не спускаем глаз с тех, кто работает, а когда надо, покрикиваем, командуем. Тунеядцы начинают энергично. Их лопаты так и мелькают в воздухе. Вскоре они очищают тротуар перед пятью домами. Но, переусердствовав, Марат и его дружки выдыхаются и начинают еле шевелиться. - Эй, Горох! - кричу я. - Давай вторую смену. Горох развязывает троих пленников, они жадно хватают лопаты и начинают с такой силой метать снег, как это делает хорошая машина. Четверо из первой смены, привалившись к забору, отдыхают. В две смены "великолепная семерка" быстро очищает тротуар. Остается совсем немножко. - Ладно, хватит, - командую я. - Сматывайтесь. - И запомните, - показывает могучие кулаки Горох, - кто к нам с мечом придет - от меча и погибнет. Мы хохочем. Повесив носы, измотанные, но перевоспитанные, тунеядцы идут через переезд к проспекту. С неочищенной частью тротуара мы справляемся за полчаса. Домой возвращаемся почти друзьями. Вот ведь как странно бывает: мы с Горохом - почти друзья... ИЗ ПУСТОГО В ПОРОЖНЕЕ Уже три дня, как болеет Ира. У нее грипп вместе с ангиной. Ребята целой толпой навестили Иру, и Семка каждый день носится к ней. А я ни разу не зашел к Ире. Мне как-то неудобно. Потому что вчера я получил новую двойку по математике. И мне первый раз в жизни стыдно, что я получил двойку. Раньше нахватаешь "пар" и гордишься ими, как олимпийскими медалями. А теперь почему-то стыдно. Я представляю, как строго посмотрит на меня Ира, и у меня мурашки начинают по коже стометровки бегать. Мама сердится: - Почему ты не навестишь Иру? - Боюсь заразиться, - отвечаю я. - Ты ведь знаешь, какой грипп заразный. И ангина тоже. - Никто тебя не заставляет с ней целоваться, - сердится мама. - Вот еще не хватало - целоваться, - фыркаю я. - Не пойду и все. Ты спроси у нее, не нужно ли ей вызвать "скорую помощь"? - Я открываю дверь и последние слова кричу вдогонку маме, которая торопливо поднимается на четвертый этаж, где живет Ира. А самое обидное, что двойка у меня какая-то глупая. Вообще двоек умных не бывает. Это понятно. Но моя последняя двойка была уж очень глупая, а от этого - обидная. Потому что сперва она была пятеркой. Позавчера мы писали контрольную. Вы же знаете, как пишутся контрольные - по вариантам. Ты решаешь одну задачу, а твой сосед - другую. А я сидел один. Одному, сами понимаете, скучно решать. И я попросил Павла Захаровича пересадить меня к Леньке Александрову. Я сидел на предпоследней парте, у самой двери. - Здесь дует, Пал Захарыч, а у меня насморк, - я усердно пошмыгал носом. Павел Захарович пересадил. А что тут такого? Ленька решает один вариант, а я другой. Не спишешь все равно. Нашему варианту попалась эта самая задача, вы ее, наверно, тысячу раз решали: про бассейн, который одна труба наполняет водой, а в другую, наоборот, вся вода выливается. Мне такая арифметика совсем не нравилась. Однажды я в ответе написал: "Надо сказать завхозу, чтобы он починил вторую трубу". Такое решение мне подсказала мама, когда мы с ней два часа бились над задачей, но так и не смогли ее одолеть. И вот на контрольной - такая же. Зато Ленькин вариант был гораздо интереснее. Из пункта А в пункт Б выехал поезд. Его скорость пока неизвестна. А навстречу ему вышел пешеход. Скорость пешехода 6 км в час. Когда и где они встретятся, если расстояние от пункта А до пункта Б - 240 км. Тут можно было пораскинуть мозгами. Надо сперва узнать, когда все это происходило. Если зимой, то вряд ли человек может пройти в час 6 километров. Я представил, как он идет, закрываясь от резкого ветра, как снег метет ему в лицо. Нет, вряд ли за час он пройдет 6 километров. Но, может, он на лыжах? Тогда надо было про это написать. В таком случае, конечно, он может и больше за час пройти. А если действие в задаче происходит не зимой, а летом, какие тогда лыжи? Летом, конечно, пешеход пройдет в час 6 километров. Но только с утра, когда прохладно. А потом, когда солнце станет припекать, человек еле-еле поплетется. Я вообразил, как пешеход развалился в тени под деревом и вытирает пот, как он облизывает потрескавшиеся губы: ему, наверное, здорово хочется пить. Тут за час если на 2 километра продвинешься, и то хорошо. Потом я представил, как вдруг хлынет дождь. И пешеход спрячется от него где-нибудь в будке обходчика. Будет он сидеть, попивать молоко и в окно поглядывать: когда же кончится этот проклятый дождь. Ведь ему, пешеходу, надо торопиться навстречу поезду. А сам поезд? Если буран начнется, придется ему снизить скорость. А если дожди размоют насыпь, тогда поезду и вообще не двинуться. Я читал в газетах, что на Кавказе после осенних дождей поезда совсем не ходят. Пока вода не схлынет и новые рельсы не поставят. В задаче же не сказано, откуда и куда направляется поезд. Из пункта А в пункт Б. Тут можно любые названия подставить. Нет, мне очень понравилась задача, которую решал Ленька. Просто прекрасная задача, не то что про эти надоевшие переливания из пустого в порожнее. И я принялся за Ленькину задачу. Несколько раз я заглядывал в Ленькину тетрадь. Нет, не для того, чтобы списать, что вы, а просто чтобы сверить, так или нет я решаю. Все-таки Ленька отличник. Мне было даже приятно, что мы выбрали для решения один и тот же путь. Первым, как всегда, сдал контрольную Ленька Александров. Потом Семка, Галка, Генка и другие ребята. Я сдал только после звонка. А чего хвастаться? Вчера Павел Захарович раздавал контрольные работы. Он брал тетрадки и говорил, у кого какие отметки. И вот у него в руках моя тетрадь. - Особо я хочу отметить работу Валерия Коробухина. Очень хорошая работа. Я ее могу поставить рядом с работой Александрова - тот же блеск, та же математическая строгость и чутье. Только у тебя, Коробухин, ошибок грамматических много. Но на первый раз ставлю тебе "отлично". Молодец. Павел Захарович улыбнулся и погладил подбородок. Это значило, что у него прекрасное настроение и он чем-то очень доволен. - И вы, ребята, молодцы, что помогаете товарищу. Я скромно опустил глаза. Все-таки приятно, когда тебя хвалит такой старый и строгий учитель, как Павел Захарович. А он все не унимался. - Я хочу вам показать, как остроумно Коробухин нашел разницу в скорости поезда и пешехода. И Павел Захарович начал на доске показывать, как я все это решал. Он постукивал мелком, и лицо у него было таким сияющим, словно я по крайней мере открыл закон всемирного тяготения. - Павел Захарович! - вскочил Ленька. - А почему он решал про поезд, когда ему надо было решать про бассейн? - Про бассейн? - Павел Захарович нахмурился. - Да, - продолжал Ленька. - Он же сидел рядом со мной на контрольной. Вы его сами пересадили. Учитель положил мел, медленно вытер руки о тряпку. - Теперь я все понимаю. Зачем ты это сделал, Коробухин? - сказал он, поморщившись. - Ставлю тебе двойку. - Мне просто понравилась задача про поезд, - воскликнул я. - Мне надоели задачи про бассейн. Павел Захарович ссутулился и вышел в коридор. Я показал Леньке кулак. - Ябеда, получишь. Ленька покраснел. - Но это остроумное решение придумал я, а не ты. - А может, и я тоже? - ехидно спросил я. - Я тебе не верю, - сказал Ленька. - Воровать чужое остроумное решение нельзя, это не списывание, а плагиат называется. Я бросился на Леньку с кулаками. Но тут дверь отворилась и Павел Захарович тихо сказал: - Продолжим урок. РУКОПОЖАТИЕ ПОД ФОНАРЕМ Сегодня мне очень одиноко и грустно. Никогда мне не было так одиноко и грустно. Ира побежала с сестрой в оперный театр. К нам в город приехал известный тенор - толстый, с длинными бакенбардами, какие носили в XIX веке. Ирина сестра сказала: - В нашем институте все от него без ума. Это же настоящее бельканто. Ирина сестра с гигантским трудом достала билеты, и они ушли в театр. Я выхожу на ту самую улицу, где живут Горох и его компания. Я вспоминаю, как мы вместе заставили "великолепную семерку" потрудиться на благо пешеходов, но мне все равно не становится веселее. Семка и Генка сейчас на занятиях физического кружка. Из нашего класса Степан Александрович только их позвал: пусть сидят, ума-разума набираются. В кружке занимаются старшеклассники. Но Степан Александрович говорит, что из Семки и Генки будет толк. Побольше бы таких ребят в школе, говорит еще Степан Александрович, а не разных там лоботрясов. И после этих слов он выразительно смотрит на меня. Ну и ладно, думаю я. Я же не виноват, что у меня нет призвания, что меня не тянет к физике, как Семку и Генку. Ира мечтает стать химиком, как и ее сестра, маленькая, но важная, в очках. А меня ни к чему не тянет. Сегодня мне нравится физика, завтра алгебра, послезавтра география. Но надолго меня ничто не привязывает. Я повернул на углу и пошел назад по той же улице. Прислонившись к фонарю, меня ждал Горох. Он засунул руки в карманы, губы оттопыривала улыбочка. - Что ты бродишь всю ночь одиноко? - засмеялся Горох. - Что ты девушкам спать не даешь? Я огляделся по сторонам. - Не трусь, - захохотал Горох. - Я не трушу, - спокойно ответил я. - Давай поговорим, - предложил Горох. - Ловко вы тогда с этими ракетами подстроили. Мы здорово сдрейфили. У меня в голове все время вертелась мысль: чего он от меня хочет? Мы никогда с ним не дружили и, наверное, не будем дружить. Горох был на два года старше меня, учился в восьмом классе. Конечно, он и его ребята нам с Семкой по-настоящему помогли. Если б не они, Марат со своими дружками основательно намял бы нам бока. Но какой Горох человек, я так и не знал. Мне казалось, что в любую минуту он может опять стать нашим врагом. - Я из окна тебя заметил, - улыбался Горох. - Смотрю, человек ходит один, скучает, дай, думаю, развеселю его. Я молчал. Я смотрел на него и молчал. Он тоже затих. - Валерка, - вдруг сказал он, - ты видел когда-нибудь ледоход? - Видел, - нехотя ответил я. - В кино. - В кино я и слона видел, - презрительно фыркнул Горох. - А настоящий ледоход, когда льдины одна на другую лезут и такой шум и треск стоит... - Нет, не видел, - сказал я. Горох меня сегодня удивлял. Я никогда не думал, что он может восторженно о чем-нибудь говорить. - Так поехали посмотрим. Завтра утром, - наседал на меня Горох. - Мне же в школу, - нерешительно протянул я. - Один день и пропустить можно, - не отставал Горох. - Ну? Ну, решайся. Я покачал головой. - Нет, не могу. Пока. - Не думал, что ты такой маменькин сыночек, - крикнул мне вдогонку Горох. - Ладно, поговори, - не оборачиваясь, проворчал я. Ночью мне снилось, как плыли по реке льдины, как они лезли одна на другую, и такой шум и треск раздавался, что я проснулся. За окном надрывался бульдозер. Он разравнивал площадку - напротив нас собирались строить новый дом. В классе плясали солнечные зайчики, и все ребята глядели в окна. А на переменах классы пустели - даже зубрилы выбегали во двор. Вокруг Иры на каждой переменке собирались девчонки: - А что дальше? - Ему так долго хлопали, забросали всего цветами... - Этого толстого, с бакенбардами? - мимоходом спросил я. - И совсем он не толстый, - обиделась Ира. - Откуда ты это взял? - Ладно, - отмахнулись от меня девчонки. - Что он еще спел? Я направился к Семке. - А какие у тебя впечатления? - Ты знаешь, - Семка радостно завертел головой. Иногда мне казалось, что в порыве восторга он может повернуть голову на 360 градусов. - Ты знаешь, звонок, который звенит в нашей школе, сделали сами ребята. Звонок соединен с часами, и как только время подходит к переменке или уроку, раздается - дзинь! И все автоматически. Ему уже десять лет, этому звонку, а он еще ни разу не ломался. - Очень интересно, - зевнул я. - И сегодня ты туда? - Ага, - сказал Семка. Я повернулся и пошел в класс. Семка догнал меня. - Может, и тебе записаться в кружок? - Нет. Степан Александрович не пустит. Да я и сам не хочу. Вечером я снова был на Гороховой улице. Прошел один раз мимо фонаря, второй раз. Горох не появлялся. Глянул на окна его квартиры - светятся. Может, Горох дома? Тогда я вспомнил, как вызывали Гороха его приятели. Я заложил два пальца в рот и свистнул. В ту же минуту лохматая голова Гороха показалась в окне. Он что-то жевал. Я помахал ему рукой. - А, это ты! - крикнул Горох. - Сейчас спущусь. - Я согласен, - сказал я, когда Горох подбежал ко мне. - Молодец, Валерка, - от радости просиял Горох. - Дай пять. Мы пожали друг другу руки. - Поезд идет в 8.30, - сказал Горох. - Не проспишь? - Нет. - Будь здоров. Поесть захвати с собой. Понял? ЗОЛОТОЙ ДЕНЕК - А зачем портфель взял? - спросил меня Горох на вокзале. - На сегодня уроки отменяются. - Просто так, - я помахал портфелем. - Чтобы мама не заметила, ей сегодня на вторую смену. - Конспирация, - захохотал Горох. - Не дрейфь, ледоход стоит того, чтобы школу пропустить. А к вечеру вернешься, мать ничего и не узнает. Денег на билет нам хватило только "туда". - Назад "зайцами" поедем, - не унывал Горох. - Умеешь "зайцем" ездить? - Умею, - соврал я. В троллейбусах я катался иногда бесплатно, а в поездах еще не случалось. Вагон оказался очень старенький, все в нем дребезжало и стучало. У Гороха было отличное настроение. Он мурлыкал "Черного кота" и то и дело выглядывал в окно. - Посмотри, денек-то какой, а? Золотой денек... Просто не денек, а воскресенье! Меня тоже увлекла наша поездка. Я забыл, что должен сейчас сидеть в школе и слушать объяснения учителей. Я глотал воздух, как газированную воду, и у меня щекотало в носу. А Горох говорил без умолку: - А ты не хотел ехать, а? Когда мы сошли на станции, первое, что я увидел, было небо. Оно было огромным и голубым. Я никогда его таким не видел. Дома мне в городе мешали его увидеть таким или что другое, но только я стоял, задрав голову, и глядел на небо, пока глаза не устали. - Пошли на реку, - позвал меня Горох. И мы по вытоптанной тропинке зашагали к реке. Горох шел впереди и кричал: - Гляди, березки какие белые! - Гляди, снег какой синий! Я только успевал вертеть головой. И вдруг Горох сказал: "Тихо", - и замер. Остановился и я. - Слышишь? - спросил он шепотом. Я кивнул. Где-то впереди и внизу слышался шум, треск, как будто десятки грузовиков буксовали на одном месте. Или как будто слоны огромным стадом, бок о бок, пробирались по ущелью. Мы выбежали на обрыв. И я увидел ледоход. Льдины плыли, как десятки еще не загорелых пловцов. Река казалась огромной. - А?! - кричал Горох. - А?! Видишь? Я не знаю, сколько мы стояли, наверно, очень долго, потому что я замерз. - Давай походим, - сказал я Гороху. - Озяб? - спросил Горох. - Немного, - сказал я. Я уже давно заметил, что Горох начал говорить странными для него словами - "озяб", "золотой денек". И вообще мне казалось, что со мной другой человек, а не Горох. Мы шли по лесу и видели, как стоят по колено в воде березки. Горох говорил: - Скоро березовый сок пойдет. Ты пил березовый сок? - Нет, - признался я. - Это такое удовольствие! - Горох даже глаза зажмурил. Потом мы примостились на пеньках на пятачке рыжей земли. От нее шел теплый пар. Мы ели, что прихватили с собой из дома. Горох ел спокойно, неторопливо. Он уже не хихикал, а улыбался добродушно и весело. - Ты знаешь, а в детстве я жил в деревне. - Да ну? - удивился я. - А в городе мне скучно, не знаю почему. Мы помолчали. - Слушай, Коля, - назвал я вдруг Гороха по имени, - а вот правду говорят, что змея своих детенышей ест? - Правда, - оживился Коля. - Я сам видел. - Расскажи, - попросил я. - Пошли мы в орехи. Набрали уже много. Вдруг я вижу - на одном дереве ветка шевелится. Пригляделся, а это змея. И тут неожиданно из нее один за одним стали выскальзывать змееныши. Она - цап одного и слопала, потом и второго проглотила, а третий успел удрать. Упал на траву и мгновенно исчез. Я стоял как обалделый. Никогда такого не видел. - Здорово, - восхитился я. - Я много интересных историй знаю, - гордо сказал Горох. - Когда захочешь, расскажу. А сейчас нам пора на станцию. Поезд провороним. Мы заторопились к станции. По дороге я влез в яму с водой и замочил ноги. - Переобуйся, - сказал Горох. Он вытянул из-за пазухи белые шерстяные носки. - Захватил на всякий случай, - подмигнул он мне. Я вылил из ботинок воду. Держась за Гороха, переобулся. - Теплее? - спросил Горох. Я кивнул. - А теперь - бегом на станцию. На поезд мы еле успели. Уже было совсем темно, когда приехали в город. Дома я посмотрел на себя в зеркало и увидел, что здорово загорел. Усталость уложила меня на обе лопатки в постель. Ни одного урока на завтра я не сделал, но засыпал счастливый. Ночью мне снилось, будто мы с Горохом прыгаем со льдины на льдину и Горох кричит: "А?! Денек-то какой? А?!" "А ВЫ - К ДИРЕКТОРУ..." 6 "А" кипел, как забытый на плите чайник. Это я почувствовал сразу, как только вошел и со спокойной улыбкой сел за свою парту. - Он еще улыбается, - негодовала Галка. - Посмотрите на него, он еще улыбается! - А что мне - плакать? - глупо пошутил я. И посмотрел на Иру, она сидела хмурая. У Семки был растерянный вид. "Опять влип, Валерка, попробуй выпутаться", - говорила его несчастная физиономия. - Так вот что мы решили, - грозно сказала Галка. - Хватит с тобой нянчиться. Мы пойдем к Екатерине Моисеевне и попросим, чтобы тебя перевели в другой класс. С тобой нам никогда не стать самым лучшим классом в школе. Я задумался. Я не ожидал, что дело примет такой крутой оборот. - Кто со мной пойдет к директору? - спросила Галка. Все молчали. - Вы пойдете, - сказала Галка Леньке Александрову и Светке Никитиной. И тройка зашагала к двери. - Я против, - рядом со мной вскочила Ира. - Я тоже, - очнулся и Семка. - Валерий, конечно, виноват, но не настолько, чтобы от него избавляться, - взволнованно говорила Ира. - У него просто еще не сложился характер. Ему нужны забота, внимание. А вы - к директору... Девчонки хихикнули и зашептались. - Не надо мне вашей жалости! - зло крикнул я. - Обойдусь без вас. Подумаешь, какие нашлись! Ну и разозлился же я! Даже забыл про свою привычку не хлопать дверью. Выбегая из класса, я так шарахнул дверью, что стекла зазвенели. - Ты не очень! - кричала мне вдогонку Галка. - Надо беречь школьное имущество!.. После прекрасного дня, какой у нас был с Горохом, встретить такое отношение!.. Все во мне бурлило. А я еще хотел предложить ребятам съездить в те же места в воскресенье. Черти полосатые, думал я. Я вообще уйду из школы, переведусь в вечернюю. Ноги сами привели меня на чердак. На чердаке я ждал Семку. Прошло довольно много времени, пока появился мой друг, пыхтящий словно самовар. Он замотал головой. - Ничего не выгорело. Директорша сказала, что подумает, в какой класс тебя перевести. Ты знаешь, она была очень сердитой... и грустной... - Я знаю, - вздохнул я. - А Галка все время говорила, что с тобой нам не видать первого места, как своих ушей, что все устали возиться с тобой и что у нее нет никаких сил с тобой бороться. - Что-то надо придумать, Сема, - печально сказал я. - Мы с Ирой говорили Екатерине Моисеевне, что мы против, что ты хороший парень, просто у тебя нет силы воли. - Это ты сказал, что у меня нет силы воли? - грозно спросил я. - Нет, это Ира, - отодвинулся подальше Семка. Я задумался. - Тебя директорша вызывала, - тихо сказал Семка. Я кивнул. - Ты знаешь, Сема, я пойду в другой класс. В 6 "Б". Надоело мне все это. - А я? - спросил Семка. - Я тоже перейду в 6 "Б". Хотя, мы их били снежками. Они могут вспомнить. - Ну и что? - сказал я. - А тебе незачем переходить. Мы и так с тобой будем видеться во дворе. - Ты на меня не обижаешься? - Семка шмыгнул носом. - О чем ты говоришь, - рассердился я. - У меня всего один друг - это ты. - А Ира? - Ира - храбрая девчонка, - сказал я. - Если бы ты видел, как она разговаривала с директором и Галкой! - восхитился Семка. - Воображаю. Ну, я пойду к директорше. - Я провожу тебя, - сказал Семка, когда мы очутились во дворе. Мы шли и молчали. Семка схватил длинную палку и вел ею по ограде парка. Палка выбивала о прутья забавную мелодию. - Напоследок, - я подмигнул Семке, - я устрою им представление. Екатерина Моисеевна, когда я поднялся к ней на четвертый этаж, не улыбалась. - Ребята, наверно, правы, - сказала она. - С понедельника ты будешь учиться в 6 "Б" классе. - Я тоже хотел вас просить перевести меня в 6 "Б", - твердо сказал я. - Вот как? - тут она улыбнулась. - Значит, наши желания совпадают? - Да, - сказал я и подмигнул богатырям. Трое здоровых вооруженных парней глядели на меня пристально и строго. ПРОЩАЛЬНЫЙ СПЕКТАКЛЬ В субботу после уроков я попросил ребят на пару минут остаться. Я хотел с ними проститься. - Ребята, - сказал я, - останьтесь на немного. Я хочу с вами проститься. Послезавтра меня здесь не будет. Я перехожу в 6 "Б". Все замерли. С той же дрожью в голосе я продолжал: - Мне хочется, чтобы вы обо мне вспоминали иногда добрым тихим словом. Честно говорю, первый раз я расчувствовался - мне и вправду было жаль расставаться с ребятами. Я начал обход с того ряда, что у окна. Сашка Рубец и Колька Комаровский, которые сидели на первой парте, вопросительно на меня уставились. Я подал руку Сашке. - Саша, я тебя один раз стукнул. Извини, Саша. Чего между мужчинами не бывает... Кольке я тоже пожал руку и сказал: - Я над тобой, Коля, когда-то подшучивал. Но я не хотел тебе зла. Прости, друг, если что не так. Потом я прощался с Ленькой Александровым. - Я никогда не забуду, Леня, как часто ты меня выручал - давал списывать. Вовку Шлыка я похлопал по плечу: - Ты хороший парень, Вова. Мне жаль с тобой расставаться. Когда я приблизился к Светке Никитиной, наша розовощекая пятерочница готова была вот-вот разреветься. - Спасибо тебе, Света, за твою доброту. Светка еле сдержалась, чтобы не расплакаться. Класс гудел. Представление, кажется, удавалось на славу. Я остановился перед Галкой Новожиловой. - Я хорошо понимаю твои чувства, Галя. Я понимаю, сколько крови я тебе попортил. - Но ты постарайся понять, что мы желали тебе только хорошего. - Галка волновалась, когда произносила свою фразу. Я внимательно посмотрел на нее. "Тю-тю! - подумал я. - Еще два пламенных слова, и они меня будут упрашивать остаться. Это очень интересно". - Я постараюсь понять, - сказал я. - До свидания, Галя. Не забывайте меня, ребята. - Я взялся за ручку двери. - Прощайте. Что творилось в классе после моего ухода! Мне Семка рассказывал, что одни кричали: "Давайте вернем Коробухина