йчас просто волчий - и подумал: "Все в норме, все в абсолютной норме, самочувствие сверхкосмонавта Юрия Иванова прекрасное!" Затем я опять хотел погрузиться в изучение ораторского искусства и красноречия, но Кутырев опять отвлек меня. - Слушай, Иванов,- сказал он как-то тускло и без особых красочных прилагательных, которые он обычно любит употреблять.- Я, значит, и группа товарищей решили называть наш кинолюбительский кружок "Веселый тир". Знаешь, вот есть фотоохота - это когда человек стреляет по животному миру не из ружья, а из фотоаппарата. Так вот мы тоже решили стрелять по живым мишеням, но из киноаппарата. Как ты на это посмотришь? Я понимал, к чему клонит Кутырев, и прекрасно догадывался, что это они снова меня избрали мишенью для своей киноохоты. Я хотел сказать Кутыреву, по своим, мол, стреляете, но не сказал, только так подумал, а сказал вот что: - Значит, всю жизнь будешь последним делом заниматься, Кутырев? - Почему последним? - удивился Кутырев. - Да потому что,- объяснил я,- ты же знаешь, всякий юмор там, всякие басенки, побасенки, всякие шаржики-маржики, пасквили-масквили обычно помещают на последних страницах каких-нибудь там журналов и газет, а раз помещают на последней странице, то, значит, это дело-то последнее. - Ну, так ведь ты-то, Иванов, ты вот как раз на четвертых страницах и будешь работать в жизни, так что мы с тобой, в общем, одним делом будем заниматься,- ответил мне Кутырев. - Значит, ты думаешь, что я работаю и буду работать на четвертую страницу? - спросил я Кутырева. - А на какую же еще? - удивился Кутырев. - А ты не уверен, что я работаю даже не на первую страницу, а на ту, которая перед первой? - спросил я снова Кутырева. - Перед первой,- ответил Кутырев,- никаких страниц не бывает. Это только в научно-фантастических романах, может быть, бывает еще какая-то страница перед первой. Но не в этом дело. - Вот именно, говори дело, Кутырев! Что тебе от меня надо? - Мы хотим на тебя киносатиру снять.- С этими словами Кутырев достал из портфеля несколько страниц, отпечатанных на машинке. - Разрешение надо спросить, разрешение у товарища Иванова, понимаете ли, а потом уже шаржики-маржики свои делать,- отрубил я. - Так я вот и говорю с тобой, вроде как бы спрашивая разрешения,- стал оправдываться Кутырев. Я покосился на листки в руках Кутырева, вероятно это и была киносатира на меня, и строго сказал: - И вообще неправильно формулируете свои мысли. Надо говорить не "мы хотим", а "нам пришла в голову глупая идея" или "мы с ребятами уже давно мучаемся дурью!". Кутырев обдумал мою поправку и нехотя согласился. - Ну хорошо,- сказал он,- нам пришла в голову глупая идея, и мы давно мучаемся дурью... снять на тебя киносатиру, то есть выстрелить по тебе из киноружья. - А что это за киносатира? - спросил я строго. - Да так, небольшой сюжет из твоей прошлой жизни и будущей под названием: "Звонок на перемену, или Что было бы, если бы Юрия Иванова назначили старостой класса". - Покажи текст! - приказал я. Кутырев с готовностью протянул мне листки бумаги. Товарищи потомки, во избежание фальсификации всего, что я прочитал, прилагаю к моим воспоминаниям текст, сочиненный Борисом Кутыревым, и затем продолжу свои воспоминания. ЗВОНОК НА ПЕРЕМЕНУ, ИЛИ ЧТО БЫЛО БЫ, ЕСЛИ БЫ ЮРИЯ ИВАНОВА НАЗНАЧИЛИ СТАРОСТОЙ КЛАССА Фальшиво напевая "Когда я на почте служил ямщиком...", Юрий Иванов подметает сцену перед занавесом. Вбегает Миша Холин. Миша. Иванов, хватит тебе мести, первого урока не будет. Юрий. А что будет? Миша. Перевыборы старосты! Юрий. Миша, мне у тебя прическа нравится... Может, мне сделать такую... Юрий и Миша скрываются за занавесом. Из репродуктора, висящего на авансцене, доносится шум. Голос: "Предлагаю выбрать старостой класса Юрия Иванова. Он хорошо учится, дисциплина у него тоже хорошая, скромный, деловитый, в общем, хороший парень... Кто "за"? Прошу поднять руки!.. Единогласно! Принимай дела, Иванов! Поздравляем!.." Снова шум. Занавес открывается. Миша. Все свободны! Коля. Кроме участников концерта. Уточним программу... и кое-что подрепетируем... Маша. Я думаю, по поводу программы надо с Ивановым посоветоваться, он теперь староста - значит, это его тоже касается... Зоя. Правильно! Коля. Согласен. Юра Иванов, иди сюда! Юрий. Я здесь. В чем дело? Коля. Юра, сегодня вечером выступает наш кружок самодеятельности. Юрий. Ну и что? Миша. Каждый участник концерта составил программу, а какая из них лучше, мы не знаем, решили с тобой посо- ветоваться. Как ты думаешь, с чего лучше начать концерт? Маша предлагает с художественного чтения, а Зоя - с пения. Юрий. Ребята, ну какой же я вам советчик? Концерт меня не касается... Коля. Что значит - не касается? Ты староста. Руководитель.Воти начинай.Тебя теперь всекасается.Так с чтения или с пения начинать? Юрий.Ребята,консерваторииянекончал,впении я ничего не понимаю. Мне медведь на ухо в детстве наступил, так что... И вообще... я простой ученик. Коля.Ну,положим,ты,Юрий, был простой ученик, а теперь ты наш староста, и у тебя уже есть стаж руководства нашим классом... Юрий. Ну какой стаж, ребята, у меня... Я староста-то всего пять минут... Сережа. Всего-пять минут!.. Ты хочешь сказать: целых пять минут стажа! Маша. А у нас, например, ни одной минуты. Сережа. Соображаешь?.. Поэтому тебя уже и уважают в классе, и уже ценят твое мнение. Юрий. Ценят уже, говоришь? Сережа. Очень ценят. Юрий. И меня все касается? Миша. Старосту все и должно касаться. Коля. С тобой уже считаются. Больше того, твоим мнением уже дорожат. Юрий (с достоинством). Это ты, Коля, хорошо сказал... удачно... Со мной уже считаются. Моим мнением уже дорожат. Вадим. В конце концов, ты же умница. Юрий. Это верно, я умница. Лена. У тебя есть вкус, Юрий. Юрий. Что есть, то, кажется, есть... Кто хочет еще что сказать? Коля. У тебя верный глаз, легкая рука. Поэтому тебя в классе уже пять минут ценят! Юрий (смотрит на часы). Пять минут и сорок секунд! Прошу выражаться поточнее. Миша. Скажу больше, тебя, Юрий, уже в нашем классе любят! Да, да, любят и даже гордятся... Юрий. Стой, стой! Повтори, как ты сказал. Меня... что? Коля. Тебя любят. Юрий. Мной... что? Коля. Тобой гордятся! Юрий. А почему? Миша. А потому, что у тебя есть... это... Ну, как ее... Юрий (подсказывает). Ярко выраженная индивидуальность у меня есть. И я, как староста седьмого класса "А", что? Коля. И ты... как староста, просто... это самое... Юрий (подсказывает). Яв-ле-ние! Миша. Точно... Явление... Юрий. Я - личность! Коля. Безусловно! Если бы ты не был личностью, разве бы тебя выбрали... Юрий. Не возражаю... Коля. Вот поэтому мы с товарищами и решили посоветоваться с тобой, то есть решить вместе программу концерта... Юрий. Вместе, значит? Ну, ну, давайте, давайте, попробуйте вместе. Посмотрим, как это у вас получится... (Многозначительно расхаживает по сцене.) Ну, говорите, вместе. Что у вас там? Сережа. Здравствуй!.. Мы тебе уже двадцать минут растолковываем... Вот программы, мы не знаем, на какой остановиться... Юрий. Попрошу с уважением, с уважением попрошу... Мы еще на одной парте с тобой не сидели... так что на "вы" попрошу... Сережа. Пожалуйста... Юрий, но мы с тобой, то есть я с вами шесть лет сидел на одной парте... Юрий. Сидел, а больше си-деть не будешь... Трифонов,. Воробьев! Голоса. Здесь мы! Юрий. Возьмите у завхоза пилу и... отпилите... Голоса. Что отпилить? Юрий. Часть моей парты от его. Голоса. Да, но... Юрий. Выполняйте! Трифонов и Воробьев убегают. (Ставит стул на стол, влезает на стол, садится на стул.) Вместе захотели! Никаких вместе, понятно? Я достаточно вырос на ваших глазах, чтобы решать самостоятельно все вопросы нашего класса. Как-никак незаурядное явление - староста, а не какой-нибудь там простой ученик... (Читает программы и рвет их.) Ерунда... Глупости... Примитив... Сейчас я вам составлю программу... Коля. Хорошо, Юрий, составляй, но тогда разреши помочь тебе советом. Юрий. А ты кто такой, чтобы мне советовать? Коля. Я твой товарищ по седьмому классу "А". Юрий. Правильно... Товарищ по седьмому "А", а не по советам! И вообще никаких советов! Понятно?.. Сами говорили, у меня вкус, у меня ум... Миша. Я говорил: один ум хорошо... Юрий. Хорошо?.. И хватит! Миша. Ты не дослушал. Я говорил:один ум хорошо, а два... Юрий. У кого это два? Не у тебя ли? Тоже мне мыслительнашелся...Спиноза...Иприческамнеутебяне нравится. Что это за прическа? Миша. Раньше она тебе нравилась. Юрий. Раньше она могла мне нравиться, а теперь она может не нравиться и может нравиться, а может не нравиться, а может... Миша. И вообще прическа тебя не касается. Юрий. Минуточку. Сами говорили, что меня все касается! Говорили? Миша. Говорили, но... Юрий.Никаких"но"...Ктохочет что сказать, пусть поднимет руку. Все поднимают руки. (Снисходительно.) Говори, Коля, говори... Коля. Знаешь, это просто хамство. В конце концов, мы можем обойтись и без твоих советов. Ты староста класса, а не кружка самодеятельности, консерватории ты не кончал... Юрий. Кто не кончал консерватории?.. Я не кончал консерватории?.. Ха-ха! Да вы знаете, что я окончил Московскую консерваторию?! Миша. Это когда же ты ее окончил? Юрий. Когда я был вундеркиндом... От двух до пяти... по вокалу! Коля. Слушай, Юрий, ты же говорил, что тебе медведь наступил на ухо в детстве. Юрий. Мне медведь?.. Это я медведю наступил!.. На ухо! Понятно? Зоя. Что с ним такое случилось?.. Неужели мы его так перехвалили? Маша. А по-моему, это звонок. Зоя. Какой звонок? Маша. На первую перемену - видите, как человек переменился... с первого звонка. Выбрали старостой, и вот вам пожалуйста... Юрий (пишет и бормочет). Ни один ваш номер у меня не пройдет, а вот мои номера... Коля. А вот твои номера у нас не пройдут! Ну-ка слезай! Десять минут, как староста, а насорил... Снимай его, ребята!.. А то он что-то очень оторвался от пола. Мальчишки и девчонки снимают со столастул, на котором сидит Юрий Иванов. Миша. И совершил мягкую посадку в районе своего взлета! (Протягивает Иванову метлу.) Держи!.. Подметешь мусор, приходи в класс на свои перевыборы! Юрий (тихо, вежливо). Ребята, а как же насчет посоветоваться? Вы ведь как будто хотели со мной что-то обсудить... вместе, как говорится... Миша. Спасибо, Юрий, нам кажется, что мы обойдемся без твоих советов. Коля. Лет до ста расти нам без старосты, без такого, как ты... Юрий. Значит, все? Мальчишки и девчонки (в один голос). Все! (Скрываются за занавесом.) Юрий (задерживает Мишу). Хорошая у тебя прическа/ я все думаю: не сделать ли и мне? Коля. Думай... Думай! Кстати, Иванов, поздравляю тебя с рекордом! Юрий. С каким? Миша. С всесоюзным!.. Ты был старостой класса всего десять минут и восемь секунд. Юрий (смотрит на часы). Извините, десять минут и девять секунд... Поточнее надо считать... Миша. Все равно - рекорд! (Уходит.) Оставшись один, Юрий Иванов взмахивает щеткой и метет пол, фальшиво напевая "Когда я на почте служил ямщиком..." Пока я окидывал взглядом сочинение, которое вы только что прочитали, Кутырев, по-видимому во избежание неприятностей, оказался у самых дверей. - Кто меня будет играть?..- спросил я грозно. - Маслов...- заикаясь, ответил Кутырев. - Не пойдет! - отрезал я. - Но лучше его тебя никто не сыграет. - Есть, которые сыграют и получше,- ответил я загадочно и задумчиво покачал головой. - Это, к примеру, кто же? - удивился Кутырев. - К примеру... это я! Я могу сыграть самого себя лучше всякого Маслова... ВОСПОМИНАНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ К директору! Срочно! Кутырева так удивило мое предложение, что он долго молча просто стоял и просто не верил тому, что я сказал, и только когда я еще раз подтвердил свое желание, он сказал изумленно: - Слушай, Иванов, а ты можешь сам себе разрешить сняться в фильме, где ты будешь играть самого себя? - спросил меня Кутырев. - Почему это не разрешу, себе я разрешу, а другим никогда. Только я сам себе и могу разрешить, а больше мне никто не сможет разрешить,- подтвердил я. - Тогда вот тебе роль. Выучи. Я взял из рук Кутыреватекст киносценария. Какого киносценария?! Между нами говоря, это была чистая фальшивка, не похожая ни на мою прошлую жизнь, ни на будущую. Но меня во всем этом заинтересовало вот что: во-первых, отсняв сам себя, я могу потом отснять с помощью Кутырева и сцену с отцом, которую я грозился ему заснять на пленку; во-вторых, мне было интересно, как говорится, сравнить две мои жизни, одну - мою истинную жизнь, которой я жил, и вторую - жизнь, которая представлялась моим соотечественникам. А текст?.. Что ж текст... Текст со временем можно переделать, я имею в виду дикторский текст. Об этом я и поведал все еще ошалело глядевшему на меня Кутыреву. - Текст, конечно, нужно будет изменить,- сказал я. - Как изменить? - забеспокоился Кутырев. - Нет, не сейчас,- успокоил я его,- а со временем... Пойми же, из всего, что ты накорябал, только два слова имеют ко мне, и то очень отдаленное, отношение! - Какие два слова? - обиделся Кутырев.- Почему только два? Здесь к тебе имеют отношение все слова! Я не коря-бал, а написал их в минуту вдохновения... И ведешь ты себя так вот нахально, и поешь фальшиво. И с уроков пения сбегаешь... - А почему я вообще-то не занимаюсь пением, вы об этом не задумывались? И если пробовал петь на уроках пения и пел фальшиво, то почему? Вы об этом не подумали? - спросил я Кутырева. - Ну потому, что тебе в детстве, наверное, медведь на ухо наступил,- предположил Кутырев. - Мне медведь? На ухо? - переспросил я грозно. И пошел на характер.- Мне медведь?! Это я однажды шел по тайге и наступил медведю на ухо! - Это на тебя похоже,- смирился Кутырев. - Но вообще - это же не снайперский выстрел из этого, как его, из... киноружья, что ли? Разве ты, Кутырев, сам не видишь? - Мы, к сожалению, о тебе ничего не знаем,- стал оправдываться Кутырев.- Где ты учился, как ты учился?.. Но не всегда же ты был таким гигантским нахалюгой и хвастливым всезнайкой, каким ты выглядишь сейчас. Сейчас, правда, у нас создана комиссия по расследованию твоего, я не хочу сказать темного, я хочу сказать твоего неясного прошлого. - Ах, значит,уже и комиссию создали?! - восхитился я громко, но в это время раздался звонок. Кутырев поднялся и сказал: - Пошли на урок, а завтра отснимем. - И он устало поплелся к двери, столкнувшись на пороге с Ниной Кисиной. - Иванов, где Иванов? Ты здесь, Иванов? Ах, ты здесь Иванов! Тебя срочно вызывают к директору школы! Срочно! - выпалила Кисина. ВОСПОМИНАНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ Сеанс гипноза ...Когда я вышел на разведку в столовую, мама сидела перед зеркалом и что-то делала со своим лицом. Тогда я вошел в папину комнату. Он сидел в кресле и читал книгу. Я подошел к н^ему и заглянул через плечо, чтобы посмотреть, что он читает. Это была какая-то медицинская книга. Про какой-то скачущий тип темперамента у нервного подростка. Я присел и прочитал на обложке: "Нервные болезни". Так, значит, отец действительно решил докопаться до какой-то болезни в моем организме. Это у меня-то! Ну ладно! Я на пресс-конференции тогда им все припомню. Все расскажу всем. - Я надеюсь, ты по своему расписанию сегодня побудешь дома? - спросил меня отец.- С минуты на минуту к нам должны прийти дядя Петя и... остальные,- добавил отец каким-то неуверенным голосом. - Сегодня вечер школьной самодеятельности,- сказал я,- необходимо мое присутствие. - Это что-то новое,- сказал отец.- Юрий Иванов на вечере самодеятельности. Что-то новое в этом было, и с отцом действительно нельзя не согласиться. Ни на какой вечер самодеятельности никакого свободного времени я, конечно, не имел, но на афишу, висевшую в школе и призывно извещавшую о генеральной репетиции, я обратил внимание, главное - на три слова: "Слепой космический полет, клоунада". "Это еще что за "слепой", и что это еще за "полет", да еще "космический", и что это еще за "клоунада"?" - размышлял я, недовольно хмуря и без того свое хмурое лицо. "Посмотрим, посмотрим,- подумал я тогда у афиши,- над чем и над кем это и, главное, кто это вздумал посмеяться?! Там клоунады. Здесь консилиум, а по расписанию у меня еще столько нагрузок. Время! Где взять еще бы сутки? Да какие там сутки, как прибавить к этим суткам еще бы часов двенадцать-тринадцать? Да какие уж там Двенадцать-тринадцать, хоть бы часов пять-шесть", - думал я, возлагая бесстрашно свой дневник на стол перед глазами отца. "Выход только один,- продолжал я думать,- надо спать в то время, когда не спишь, и не спать, когда спишь. Не может быть, чтобы природа не запатентовала такое изобретение у животных, или у птиц, или у насекомых. Человек должен это обнаружить, разгадать и взять себе на вооружение..." Между прочим, отец все еще не прикасался к дневнику. Я пододвинул его к отцу поближе. Отец вздрогнул, весь как-то съежился и даже, по-моему, отодвинулся' от дневника вместе со стулом, на котором сидел. Отец по отношению к дневнику вел себя, в общем-то, правильно. Дело в том, что меня вызывали к директору школы в этот исторический для меня и для всех день два раза: перед уроком и второй раз прямо с первого урока, когда выяснилось, что тот аттракцион, который я устроил классу в парке культуры и отдыха, не прошел для них даром и для меня тоже. Почти весь класс не явился на уроки. О том и было записано в моем дневнике рукой директора: "Заманил весь класс и укатал всех на аттракционах до такого состояния, что почти никто не явился на занятия!" Хорошенькое "почти никто"! Я же пришел в школу как ни в чем не бывало... Я постоял немного возле отца и вернулся к.себе в комнату, чтобы прорепетировать свою роль в кинофильме, который собирался снимать Борис Кутырев: "Звонок на перемену, или Что было бы, если бы Юрия Иванова назначили старостой класса". Я надел на плечи специальное приспособление, с помощью которого можно читать книги, расхаживая по комнате на руках. Надев наплечный пюпитр, я закрепил на нем роль. Расхаживая на руках по комнате, я стал произносить на все лады: - Значит, мне говорит КОЛЯ: "Ну, положим, ты, Юрий, был простой ученик, а теперь ты наш староста, и у тебя уже есть стаж руководства нашим классом". Я. Ну, какой стаж, ребята, у меня? Я и староста-то всего пять минут. Сережа. Всего пять минут!.. Ты хочешь сказать, целых пять минут стажа! Поэтому тебя уже уважают в классе и ценят уже твое мнение. Я. Ценят уже, говоришь? Сережа. Очень ценят. Я. Меня все касается? Миша. Старосту все и должно касаться. Коля. С тобой уже считаются. Больше того, твоим мнением уже дорожат. Я (с достоинством). Это ты, Коля, хорошо сказал, удачно!.. Со мной уже считаются, моим мнением уже дорожат. Вадим. В конце концов, ты же умница. Я. Это верно, я умница... В комнату вошел отец, вероятно привлеченный звуками моего голоса. Продолжая расхаживать на руках по комнате, я говорил вслух: Я (с достоинством). Это ты, Коля, хорошо сказал, удачно!.. Со мной уже считаются, моим мнением уже дорожат. Вадим. В конце концов, ты же умница. Я. Это верно, я умница... - Что ты делаешь? - вмешался в мою репетицию отец, с осторожностью приближаясь ко мне. - Что делаю? Учу роль,- объяснил я, отходя от отца на руках дальше. - Какую роль? - спросил меня отец. - У нас в классе снимают про меня фильм,- снова объяснил я. - Фильм про моего сына?! - переспросил сам себя отец.- Это интересно. Покажи-ка мне свою роль. Я подошел к отцу на руках и, сделав стойку на левой Руке, другой протянул ему сценарий. Отец вслух прочитал название сценария и сказал: - Действительно, что было бы, если бы Юрия Иванова назначили старостой класса?.. Он взял в руки сценарий и стал читать с интересом, и, я бы сказал, с большим любопытством. - Ты видишь,- обратился отец как бы к себе самому,- на него снимают сатиру, и он же снимается в главной роли. Играет самого себя. Непостижимо!..-С этими словами он вышел из комнаты. А я встал на ноги и сказал: - Все будет по-моему лет через двадцать пять. Неужели нельзя немного потерпеть? - Но я не проживу двадцать пять лет,- сказал отец из столовой,- если и дальше в доме все будет происходить так, как происходит сейчас. Это было уже сентиментально, а я не имел права реагировать на сентиментальность. В это время в прихожей раздался шум. "Кто-то из дядей приехал",- подумал я и вышел на балкон, так как у меня по расписанию был отдых. На соседнем балконе в шезлонге сидел Колесников и что-то быстро-быстро писал в толстой общей тетради. Я кашлянул, чтобы Колесников не подумал, что я подсматриваю, а не просто так смотрю вокруг. Колесников-Вертишейкин сразу же оторвался от своей писанины и расплылся в улыбке, я бы сказал, не совсем умной. - Вот,- сказал он,- заканчиваю воспоминание о тебе. С этими словами он достал из стоявшего на балконе шкафчика еще одну общую тетрадь. Я еще тогда сразу подумал: "Не много ли этот Колесников навспоминал об эпизоде аттракционов, который был маленьким штришком в моей жизни, а у него уже две общие тетради?!" Но ничего похожего не сказал. Мне было интересно, как это все выглядело со стороны. На первой странице рукой Колесникова было написано вот что: "В то памятное историческое утро Юрий Иванов вышел на свой балкон, что находится рядом с моим балконом". - Ну, как? - спросил меня Колесников, когда я прочитал всего лишь несколько строк его воспоминаний. - Ничего,- сказал я,- чем хуже, тем лучше! Чем тяжелее, тем легче. Чем сложнее, тем проще! - Это я понимаю,- сказал Колесников, который, как видно, уже привык к моим несколько странным выражениям мыслей.- Я спрашиваю: ну, как мои воспоминания? - переспросил он меня. Я стал читать вслух: - "Колесников, его воспоминания обо мне".- Чтобы он сам уловил, что к чему, сказал при этом: - Сейчас, сейчас, я тебя покормлю твоими мемуарами.- Перевернул страницу и начал читать дальше. - Слушай, Иванов,- восхитился Колесников своей работой,- правда здорово?! - Вот меня и смущает, что это слишком здорово для тебя. Не мог ты сам так написать. Тут есть какая-то антология какого-то таинственного случая,- усомнился я и добавил: - Нет, это, вообще-то, хорошо. Тут ты что-то ухватил во мне, особенно вот в этих словах: "Он великолепно сложен, силуэт благороден и завершен. Лаконичность, строгость, присмотритесь к гиганту - и вас станет "мучить" двоякое впечатление: то несет он тяжесть великую с громадным напряжением, то играючи - могучие мышцы "вспыхнули" в легком усилии. Вот эта смена состояний приносит ощущение борьбы - атлант сражается с тяжестью, невидимой для наших глаз..." Но...- Я посмотрел на Колес-никова рентгеноскопически. - Но...- покраснел Колесников, не выдерживая моего взгляда,- но я это списал из одного журнала,- признался он. - Это неважно,- не обиделся я на Колесникова за такое признание,- если это выражает какую-то во мне суть, тем более что ты признался. Но дальше?.. Что ты пишешь дальше?.. Ты начал, в общем-то, правдоподобно, но дальше-то, Колесников, как ты дальше описываешь мой разговор с одноклассниками во дворе и в ЦПКиО. Я подчеркнул тут вот отдельные слова и выражения. Вот слушай, что я тут подчеркнул: "Пожалей свою теплоэлектроцентраль, короче, ТЭЦ, одним словом, голову,- сказал Иванов Маслову..." Но когда это я говорил такие слова Маслову? Или: "Ты, Иванов, всех переплюнщик,- сказала Вера, глядя Иванову в лицо..." Ну когда и кто посмел бы мне сказать это, да еще "глядя в лицо"? Или вот ты пишешь, что меня кто-то обозвал Хампьютером! Ну кто бы посмел меня назвать так в моем присутствии? Мне кажется, что это ты сам все обо мне подобное думаешь, а приписываешь все другим... Или еще вот: "Беспокойная серость,- сказал Иванов". Не говорил я этого. "Тебе это вдомек или нет?" Ну, что за выражение?! "Этот Иванов все время что-то из себя соображает!.." Ну, тут хоть есть что-то... "все время" и "соображает". Но я не помню, чтоб это кто-нибудь сказал-... "Я сто первый раз вижу..." - "Сейчас увидишь в последний раз,-сказал Иванов". "Спрячься и сделай так, чтоб ты исчез и я тебя долго-долго не мог найти...- сказал Иванов". Не говорил я этого! И вообще, Колесников, должен я тебе сказать, если ты сейчас такое пишешь, такую, с позволенья сказать, телегу катишь на меня, то что же ты будешь писать об этом историческом эпизоде через сорок лет? Я-то уж мог сам о себе все что угодно понаписать, но разве я себе могу позволить? - сказал я. - А разве ты сам о себе что-нибудь пишешь? - насторожился Колесников. - Пишу не пишу, дело не в этом. Дело в том, что ты, Колесников, не знаешь, что такое мемуары и как они пишутся. Или я ошибаюсь? Колесников согласился со мной, что он не знает, что такое мемуары, и тем более не знает, как они пишутся. - Мемуары,- пояснил я,- это литературные записки, являющиеся воспоминаниями автора, рассказами очевидцев- понимаешь, очевидцев! - о различных событиях личной и общественной жизни. Некоторые мемуары представляют собой ценный источник, позволяющий раскрыть обстоятельства, связанные с важнейшими историческими событиями. А какой же это ценный источник, если ты в своих мемуарах врешь на каждом шагу! Возьми свою тетрадь и перепиши все, как было. Не успел я сказать Колесникову, чтобы он вернулся к себе и переписал всю эту филькину грамоту, как в гостиной у нас раздался какой-то шум. Вернувшись к себе в комнату, и, снова вложил свою роль старосты в заплечный пюпитр, встал на руки и только начал было репетировать, как в комнату вошел отец с дядей Петей и с каким-то еще неизвестным мужчиной. - Привет, Юрий,- сказал дядя Петя, помахав мне рукой. - Привет, дядя Петя,- сказал я и помахал ему ногой. - Вот видите,- сказал гостям огорченный отец,- ходит все время на руках. - Ничего,- успокоил его дядя Петя,- я в его годы ходил на голове. - Встань на ноги, когда разговариваешь со взрослыми,- сказал отец. - Но ведь разговаривать лучше вниз головой,- отпарировал я. - Ну, почему вниз головой? - стал сердиться отец. - Ну, хотя бы потому, что к голове приливает больше крови, а кровь...- начал я с пылом,-а кровь - это... - А кровь - это,- перебил меня незнакомый мужчина,- это жидкость, циркулирующая в кровеносной системе животных и человека и переносящая вещества в организме, является одним из видов ткани внутренней среды.- Мужчина остановился и спросил: - Хватит или продолжить? Лекцию о крови я дослушал уже стоя на ногах, думая о том, уж не тот ли это мужчина, что должен будет сегодня выяснять, чем я дышу, и затем внушить соответствующие мысли? Интересно, кто он по профессии? Врач, что ли?.. Уж больно точно знает, что такое кровь. - Ну, здравствуй еще раз, племянник,- сказал дядя Петя, похлопав меня по плечу.- Пошли варить уху. Я такую уху сварю, брат, пальчики оближешь! Так вот, старики,- сказал дядя Петя, обращаясь к отцу и, видимо, продолжая еще в кухне начатый разговор,- рыба - хороший барометр. Иногда она не берет в самую, казалось бы, рыболовную погоду. Не клюет, и все тут! И никакие насадки, прикормки не помогут. И вот ты пустым возвращаешься домой, и вдруг как наскочит на тебя шквальный ветер или хлынет из невесть откуда набежавшей тучки проливной дождь, и лишний раз убеждаешься в правоте рыбацкой мудрости: рыба - лучший барометр! И сама не клюет, и тебя еще задолго до наступления ненастья предупреждает об этом, представляете? И дядя Петя снова стал распространяться о рыбалке. Сколько раз он был в гостях, только про рыбалку и рассказывает, а мне в нем это не нравится. По образованию он химик, окончил Институт тонкой химической технологии имени Ломоносова, но о химии никогда не разговаривает. Я прервал его рассказ и неожиданно спросил: - Дядя Петя, кстати, о рыбе. Знаете ли вы, что есть рыба, которая задыхается в воде? - Да такого и быть не может! - воскликнул дядя Петя. - Вот, оказывается, вы и о рыбе не все знаете! - сказал я, довольный собою.- Оказывается, есть такая рыбка, которая задыхается в воде. И зовут ее периофтальмус кель-рейтери. Или по-русски - рыбка-прыгун. Это странное существо с посаженными близко друг к другу башенками-глазами, длиной не более пяти сантиметров, она может совершать прыжок на расстояние свыше метра. На суше она ловко ловит насекомых. - Не может быть! - опять воскликнул дядя Петя. А я сказал: - Таких знатоков рыб, как вы, дядя Петя, надо бросать к пираньям... во время отлива! Отцу наш разговор, видимо, не понравился, потому что он оборвал дядю Петю в самом начале рыболовецкой истории, которую он начал было снова рассказывать. - Хватит тебе про рыбалку, я тебя не для этого позвал. - Ах, да! - всплеснул руками дядя Петя и хотел уже обратиться ко мне, но я посмотрел на часы и сказал: - Ребята! Даю вам на себя полчаса времени. Я очень занят. Так что коротенько! Конспективно! С полуслова! Засекаю время!.. Я посмотрел на часы, потом я посмотрел на отца, потому что он сразу же впал в какую-то истерику: - Вы слышите, "ре-бя-та",- обратился он к дяде Пете и его знакомому,- "ребята"! Вот так!.. У него на нас только полчаса времени!.. - Уже не полчаса, а двадцать девять минут,- внес я поправку, от которой мой отец чуть не задохнулся; хорошо что дяди Петин знакомый успокоил папу словами: - Вы не волнуйтесь... я уже говорил вам по телефону, что среди наших подростков с общественной направленностью есть те, для кого важнее всего - достичь какого-то блага для других, своих товарищей, класса, для родителей, иногда для всего человечества... При словах"для всего человечества"я насторожился. - Я в одной школе познакомился с одним пареньком, которого одолевают планы переустройства не только своего класса, но и всей вселенной!.. Растут деловые подростки. Дослушав слова дяди Петиного знакомого, я успокоился: я сверхподросток, и я сверхделовой, и ко мне все это не относится. - А вы разве знаете про эксперимент с деловыми .подростками, о которых писали в журнале "Знание - сила"? - спросил я небрежно дяди Петиного знакомого. Дяди Петин знакомый удивился. - А ты интересовался этим экспериментом? - спросил он. - Да так,- ответил я уклончиво.- Посмотрел статью под названием "Вы меня спрашивали?". - Ну и как? - Да так... но одна мыслишка есть стоящая, помните? Цитирую: "...деловые подростки могут быть просто -детьми других масштабов, и их могут заинтересовать какие-то сверхважные и уж обязательно полезные для кого-то задачи: научные или хозяйственные, серьезно меняющие жизнь людей. Одним словом, не "детские", а взрослые цели..." Я посмотрел на отца лазерами своих глаз так многозначительно, что он даже слегка отпрянул от моего взгляда. - Других, дру-гих масштабов,- повторил я.- И их могут заинтересовать какие-то сверхважные и уж обязательно полезные для кого-то задачи. Одним словом, не "детские", а взрослые цели. Добавлю от себя,- сказал я многозначительно,- и, может быть, даже сверхвзрослые сверхцели. - Уж не собираешься ли ты стать врачом? - спросил меня несколько ошарашенный таким началом разговора дяди Петин знакомый. А дядя Петя, который ничего не понял из моей короткой, но фехтовальной разговорной вспышки с его знакомым, сказал: - Ты тут знанием и силой взрослым зубы не заговаривай! Ну и молодежь пошла! Что не надо - они знают, а что надо - извините. Ты дело говори: чего это отец на тебя жалуется? Плохо учишься, ведешь себя черт знает как?! - Это еще кто плохо учится? - удивился я. Отец поморщился и сказал: - Ты, Петр, все перепутал. Он учится так, что для него уже отметок не хватает. Это он когда-то плохо учился, четыре года назад, а теперь я даже не знаю, как назвать то, как он теперь учится. Ему один учитель ставит не пятерки, как обычно отличникам, а целые восьмерки и девятки! Он однажды десятку получил. Ты его дневник видел? Одни шестерки и семерки с плюсом. Он, понимаешь, как бы это тебе сказать... все знает и про все, уже за всю десятилетку! - За всю десятилетку? - удивился дядя Петя. "Кажется, придется пустить в ход секретное оружие и доказать этому консилиуму, что я знаю не только за десятый класс,- подумал я.- Конечно, со взрослыми справиться будет потруднее, но для сверхкосмонавта сверхпреград нет". - Почему только за десятилетку, я могу и за вуз! - Это за какой же вуз ты можешь? - удивился дядя Петя. - Ну, например, за тот, который вы окончили! За Институт тонкой химической технологии имени Ломоносова. Вот "Введение в химию и технологию полимеров", возьмите учебник Бильмейера.- Я протянул дяде Пете книгу в переплете коричневого цвета.- Откройте на любой странице и задайте мне любой вопрос. - Ну, это уже просто наглая самоуверенность! - возмутился отец. А дядя Петя сказал: - Так, так, так,- и расхохотался, и потом стал перелистывать учебник, видимо подбирая для меня вопрос потруднее.- Значит, за институт тонкой химической технологии? - сказал он с недоверием. - Кстати, папа,- обратился я к отцу,- пока дядя Петя изобретает для меня вопрос, я бы хотел сразиться с твоей счетной машиной. Возьми свой арифмометр. - Это каким образом ты с ним сразишься? - удивился отец. - Перемножу в две секунды любые числа. Дай мне для начала два крупных двузначных числа! - Ну, это вообще уже ни на что не похоже! - возмутился отец. - Ты сначала дай два крупных двузначных числа, а потом уже будешь говорить - похоже это на что или не похоже! - Нет, как и о чем он разговаривает со своим отцом! - закипятился отец, обращаясь к дяди Петиному знакомому. Дяди Петин знакомый посмотрел на меня, укоризненно качая головой, но все же посоветовал отцу назвать два крупных числа. - Обязательно крупных? - спросил отец все еще с возмущением в голосе. - Желательно,- сказал я спокойно. - Ну хорошо, допустим... восемьдесят девять... на... девяносто два. - Восемь тысяч сто восемьдесят восемь! - сказал я, не помедлив ни минуты. - Как это ты смог так быстро?! - пробормотал отец совершенно растерянным голосом. С этими словами он поднялся, быстро прошел в свою комнату и вернулся, неся в руках арифмометр. Схватившись за ручку счетной машины, он завертел ею, затем записал результат. Потом взял лист чистой бумаги и стал вручную перемножать заданные цифры. Когда отец уходил за арифмометром, я успел сказать дяде Пете: - Между прочим, время идет, задавайте скорее вопросы! - Да, да, да,- сказал дядя Петя, качая в недоумении головой.- Сейчас, сейчас!.. - Вас я тоже попрошу, между прочим, задать мне поскорее какой-нибудь вопрос,- обратился я к дяди Петиному знакомому, - чтобы мне ответить сразу вам обоим. Кстати, можете мне задавать вопросы и вы и дядя Петя одновременно. - Раз вы интересуетесь вопросами психологии, то, может быть, вы читали статьи о групповом общении? - спросил меня дяди Петин знакомый. - Мы не "может быть, читали", а мы, конечно, читали статьи о "групповом общении",- заявил я.- Я, знаете ли, вообще против общения, тем более против группового! Тому, кому много надо... (слова "успеть лично" я не сказал), тот не может тратить время на... (на "групповое общение" я тоже не договорил, поэтому вся фраза, как всегда, у меня получилась несколько загадочной: "Тому, кому много надо... тот не может тратить время на..."). - А мне кажется, что вам как раз не хватает этого самого "группового общения",- сказал дяди Петин знакомый.- Тогда не было бы того, что я замечаю в вас: вы не умеете находить правильные реакции на свое окружение. Достойно приспособиться к нему, что ли. Речь идет не о приспособленчестве в позорном смысле слова. Это ваше неумение - особенность характера: так вас воспитали, так сложилась ваша личная судьба... Короче, вы даете неправильные реакции на людей, а люди дают неправильные реакции на ваши реакции... Может быть, вы думаете, что вам попадает от других не по заслугам, но на деле - все нормально: как аукнется, так и откликнется. - Вот,- сказал дядя Петя, отрываясь от учебника и вмешиваясь в наш разговор.- Ну-ка, скажи ты мне, что такое, к примеру, фрикция и чем отличается пластикация от пластификации? - Фрикция - это характеристика вальцов (валковых смесителей), применяемых для приготовления и окрашивания полимерных смесей. Фрикцией называется отношение окружной скорости переднего валка к окружной скорости заднего. Вам понятно? - спросил я.- А чем отличается пластикация от пластификации? Пластикация - это размягчение полимерной смеси в результате перемешивания при мягком нагреве. Пластификация - это введение в полимерную смесь пластификатора. - Аты что,- спросилменя дяди Петин знакомый,- собираешься поступать в институт тонкой химической технологии? - Нет, не собираюсь,- ответил я. - М-да,- сказал дяди Петин знакомый.- Тогда я попробую тебе внушить пользу "группового общения". Вот я замечаю в тебе неукротимое стремление к лидерству, но лидеры ведь бывают и отрицательными. Не так ли?.. "Это лидеры! - подумал я.- А сверхлидеры не могут быть отрицательными, так что на это можно и не отвечать. Не разгадал меня дяди Петин знакомый, не разгадал. У этих взрослых воображение выше лидера не поднимается. Они даже не могут представить, что среди обыкновенных лидеров может появиться сверхлидер". - Продолжаю,- сказал дяди Петин знакомый.- Часто трудности в характере человека проявляются при столкновении противоречивых внутренних тенденций, одну из которых человек не хочет признавать у себя. Когда у подростка появляется завышенная самооценка (по сравнению с его реальными способностями и возможностями), его завышенные притязания, естественно, не могут быть удовлетворены. Эта неудовлетворенность травмирует психику подростка, у него возникает необходимость защищать свою высокую самооценку, а это в свою очередь... - К чему это"всвою очередь"приводит,- это всем известно,- вмешался я вразговор,- в свою очередь, это приводит к явлению, которое психологи называют "эффект неадекватности" - состояние, когда возбужденная нервная система заставляет человека действовать не в соответствии сокружающейобстановкой.Явасправильнопонял? - обратился я к дяди Петиному знакомому и, не дав ему опомниться, продолжал.- А вы знаете,- сказал я, обращаясь ко всем,- мнение человека о себе самом и мнение, которое имеют о нем другие, например мнения некоторых взрослых и некоторых подростков, очень часто значительно расходятся? Ибо люди видят лишь то, что человек сделал до сих пор, а он сам считает себя творцом как настоящего, так и будущего. Поэтому истина обыкновенно находится посредине: достоинство человека не только в том, что он уже сделал, но и в том, что он намеревается сделать. - Точно! - воскликнул отец, занятый в основном проверкой моего вычисления.- Все сходится! Но как ты все это так быстро решил? - Очень просто. А вы никому не скажете? - Конечно. - Сколько до ста не хватает в первом числе, в восьмидесяти девяти? - Одинн