ньдана, но
помалкивал; думаю, что он, если б не был в Италии, мог бы лучше Зиновьева
понять, что формула демократической диктатуры пролетариата и крестьянства
была после мая 1927 года таким же пережитком для Китая, как для России --
после февраля 1917 года. И на этот раз Каменев лучше и яснее понимал, что
означает "капитуляция". Но политическая природа взяла свое, Зиновьев
отскакивает от своих левых выводов, Каменев боится оказаться жертвой своих
правых устремлений. Но сходятся они во всех важных вопросах на одной и той
же линии. Как назвать эту линию? Ни тпру, ни ну.
Я многим товарищам рассказывал, вероятно, и вам, свой коротенький
разговор с Владимиром Ильичом вскоре после Октябрьской революции. Я говорил
ему примерно так: "Кто меня удивляет, так это Зиновьев. Что касается
Каменева, то я его достаточно близко знаю, чтобы предвидеть, где у него
кончится революционер и начнется оппортунист. Но Зиновьева я лично совсем не
знал, а по описаниям и отдельным выступлениям его мне казалось, что это
человек, который ни перед чем не останавливается и ничего не боится". На это
В. И. ответил: "Он не боится, когда нечего бояться". На этом разговор
оборвался сам собою.
Конечно, можно поставить "ехидный" вопрос: если все это было известно
заранее, то каким же образом оказался возможен блок? Но такая постановка
несерьезна. Блок не имел персонального характера. Насчет Англо-русского
комитета нас поучали: дело, мол, не в вождях, а в массе. Такая постановка
фальшива и оппортунистична: ибо дело идет не только о массе, но и о линии.
Из-за массы нельзя отказываться от линии. Но в борьбе за массы при условии
правильной линии можно вступать в блок не только с чертом или его бабушкой,
но и с двойным "Санчо-Пансой".
[Л. Троцкий] [После 5 марта 1928 г.]
ПИСЬМО Р М. РАДЕК*
Большое Вам спасибо за письмо и за книжки, которые сегодня получились.
На указанные Вами статьи в "Правде" о Кантоне я обратил сугубое внимание и
уже переписывался по этому поводу с Карлом и др. Впрочем, ответа от них я
еще не имел Статьи в "Коммунистическом Интернационале" я до сегодняшнего дня
не имел, так как этого журнала не получаю. Большое спасибо за присылку
последнего номера. Ваши ссылки на статьи в "Известиях" мне ничего не
говорят, к сожалению, так как "Известий" здесь не получаю, да и вряд ли
стоит их получать. Но я буду очень благодарен, если товарищи, следящие за
"Известиями", будут мне посылать вырезки наиболее интересных статей (с
непременным указанием, из какого номера и от какого числа). Эта просьба
относится не только к "Известиям", но и ко всем другим газетам, кроме
"Правды" и "Экономической жизни", которые я получаю правильно и столь же
правильно прочитываю. Вчера и сегодня получились впервые иностранные газеты,
главным образом из Астрахани от Христиана Георгиевича [Раковского], но есть
и из Москвы, я только не знаю от кого, так как не успел еще разобраться в
сегодняшней почте после пятидневного отсутствия. Я впервые был с Левой на
охоте. Это в сотне верст отсюда, по направлению к северу, за Илийском: это
на реке Или, которая вытекает из западного Китая и впадает в озеро Балхаш
(потрудитесь взглянуть на географическую карту). Первая поездка была
сравнительно малоудачна и достаточно утомительна; привезли мы всего-навсего
14 уток.
Вы пишете. "Если нужны какие-нибудь иностранные книжки, сообщите мне, я
вышлю". Я послал Сереже целый ряд списков нужных мне книг. Должен, однако,
сказать, что отсюда мне очень трудно высказывать определенные пожелания
относительно книг, так как сведения о новых русских книгах доходят до нас с
запозданием, а сведения о новых иностранных книгах не доходят пока вовсе.
Между тем мне, по характеру моей работы, необходимы главным образом новые
издания Я хочу попытаться обозреть послевоенное десятилетие: мировую
экономику, мировую политику, международную и "внутреннюю", по крайней мере
для важнейших мировых стран или для наиболее типических, и наконец --
мировое революционное движение. Я имею в виду не историческую работу в
собственном смысле слова, т е не
* Жена Карла Радека--Прим. ред-сост.
изложение всех важнейших фактов в их последовательности, а обобщение
основных черт послевоенного периода и извлечение необходимых выводов в
отношении международного революционного движения. Вот в этих рамках мне и
нужна как наша русская, так и иностранная литература, книги, журналы,
газеты, отдельные статьи и вырезки из статей (с непременным точным
указанием, откуда сделана вырезка). Конечно, при этом есть риск того, что
некоторые книжки я буду получать в двух экземплярах. Но так как я
поддерживаю все более интенсивную переписку с остальными товарищами,
отрезанными от Москвы, то я буду с ними обмениваться интересующими их
изданиями
От Карла [Радека] я получил вчера первую открытку. Она написана гораздо
более по-русски, чем Вы допускаете в Вашем письме. Телеграммами мы с ним
обменялись уже давно Ввиду огромности отделяющих нас расстояний, мы посылаем
отсюда письма, не дожидаясь ответа Карлу я писал уже три или четыре раза.
Так же примерно поступают Наталия Ивановна и Лева Жатва с разбросанных нами
семян начинает поступать только сейчас. Это очень хорошо, что Радек засел за
свою большую работу о Ленине. Не сомневаюсь, что мы получим первую серьезную
работу, которая своим естественным удельным весом вытеснит жалкую и дрянную
халтуру, загромождающую ныне книжные полки. Христиан Георгиевич работает над
сенсимонизмом, который он хочет взять в свете эпохи, последовавшей после
Великой французской революции. В своем письме мне Раковский пишет, что
каждому из нас полезно взять какую-либо крупную тему, чтобы заново
перечитать и передумать круг основных вопросов, группируя их вокруг стержня
определенной темой. Это совершенно правильно Еще, кажется, Гете сказал, что
для того, чтобы сохранить обладание над тем, что имеешь, нужно его каждый
раз завоевывать заново.
Сегодня (только сегодня) получился номер "Правды" с "письмом" Пятакова.
Еще вчера я получил письмо от Ищен-ки с возмущением по поводу пятаковского
письма. Признаться, особенного возмущения я не ощущаю, да и "неособенного"
не чувствую. Давно его считаю отрезанным ломтем. Это человек способный, с
математически-административным складом мысли, но политически не умный. Ленин
и В этом вопросе оказался прав, когда предупреждал, что на Пятакова нельзя
полагаться в больших политических вопросах. Политические заскоки, в ту или
другую сторону, у него и в нормальные времена происходили примерно раз в
неделю, и он нуждался в разговоре с кем-либо из более политически мыслящих
товарищей, чтобы снова обрести равновесие,
не очень устойчивое. Для такого человека заграничная изолированность
есть политическая смерть. Письмо в редакцию есть самоэпитафия.
(Л. Троцкий] 15 марта 1928 года
ПИСЬМО БЕЛОБОРОДОВУ
Дорогой Александр Георгиевич!
Письмо Ваше от 2 марта получил я вчера, 10 марта. Это рекорд скорости.
Вот Вам лучшее доказательство: Вы в Вашем письме говорите, на основании
"Правды", о покаянной писульке Пятакова. А между тем номер "Правды" с этой
самой писулькой получен нами только сегодня. Вы пишете о фальшивом и неумном
документе Пятакова с возмущением. Я могу Вас вполне понять, но, признаться,
этого чувства сам не испытываю, так как давно считаю Пятакова человеком
политически конченым. В минуты просветления он сам не раз говорил, тоном
усталости и скептицизма, что его политика не интересует и что он хочет
перейти на положение "спеца". Я ему, полушутя, полусерьезно не раз говорил,
что если он в одно прекрасное утро проснулся бы Бонапартом, то он взял бы
свой портфель и отправился бы в канцелярию, придумавши на ходу в оправдание
себе какую-нибудь жалкую лжемарксистскую "теорию"... Когда у нас с Вами
выходили хоть и острые, но мимолетные споры, то меня именно больше всего
огорчало, что некоторые товарищи не хотят как будто видеть, что Пятаков есть
политический покойник, который притворяется живым и придумывает наспех
всякие софизмы, чтобы придать себе видимость революционера-политика.
Конечно, какая-нибудь очень большая европейская или мировая революционная
волна может воскресить и Пятакова: ведь воскресал же Лазарь [Каганович],
хотя уже смердел... В таком случае Пятаков, предоставленный самому себе,
непременно наделает ошибок влево. Словом, Ленин был прав и на этот раз,
когда писал, что на Пятакова в больших вопросах полагаться нельзя.
Я, конечно, не думаю отрицать, что отход Пятакова, как и Зиновьева или
Каменева, безразличен с точки зрения развития идей большевизма. Такого
взгляда я никогда не вы-сказывал. Каждый отдельный человек, если он
чего-нибудь стоит, означает гирьку или даже целую гирю на весах классовой
борьбы. С Пятаковым мне приходилось разговаривать и спорить сотни раз, и в
компании, и с глазу на глаз. Уже
это одно свидетельствует, что я отнюдь не безразлично относился к
вопросу о том, будет ли Пятаков с нами или против нас. Но именно эти
многочисленные беседы и споры убедили меня в том, что мысль Пятакова -- при
всех его способностях -- совершенно лишена диалектической пружины и что в
характере его гораздо больше озорства, чем силы воли. Для меня было давно
ясно, что при первом испытании на "разрыв" сей материал не выдержит.
Очень меня огорчает, что Вам приходится отдавать такую значительную
часть времени чисто канцелярской работе. Вы ведь один из самых молодых среди
нас, и нынешнее вынужденное отстранение от настоящей работы очень и очень
следовало бы Вам использовать для теоретического самовооружения. Впрочем, в
этом совете, как видно из Вашего письма, Вы не нуждаетесь -- а нуждаетесь Вы
в свободном времени, которое поедает у Вас канцелярия. Очень это обидно. То,
что в канцелярии у Вас накурено и душно, есть уже дополнительное безобразие
Я бы на Вашем месте обратился в исполком, или в партком, или в Рабкрин с
требованием не разглагольствовать о рационализациях вообще, а произвести
элементарнейшее улучшение, запретив курение в рабочем помещении и в рабочее
время.
Я Вам жаловался на неполучение иностранных газет, и Вы на это
откликнулись в Вашем письме. Но как раз со вчерашнего дня я стал понемногу
получать иностранные газеты, прежде всего от Раковского из Астрахани, но,
по-види-мому, также и из Москвы (я еще не разобрался как следует в почте
последних дней, так как пять дней пробыл в отсутствии).
Вы меня соблазняете каннскими утками, гусями и лебедями. Но я как раз
вчера вернулся с охоты на уток, гусей и лебедей. На охоту ездил я здесь с
сыном впервые, на реку Или, это верст за сто отсюда. Охота там очень
богатая, хотя мы выехали слишком рано, перелет только-только начинается. Но
главная беда в трудности физических условий охоты. В Илийске (это в 73
верстах отсюда) есть еще кой-какой кустарник, а дальше идет уже голая
солончаковая степь, на которой произрастает лишь полынок, а в затопляемых
местах -- камыш. В этих местах обитают только киргизы, притом в большинстве
крайне бедные. Первая ночевка была у нас, правда, в избе местного
представителя "мясопродукта". Изба эта представляет собою подземелье, с чуть
поднимающимися над землей окошечками, мебели никакой, кроме кошмы. На полу в
18 кв. аршин опало нас 14 человек. Тут же в комнате помещался и очаг, на
котором кипятили грязную воду под чай. Второй ночлег был в киргизской
юрте, еще меньше размером, еще более грязной и еще более уплотненной. В
результате я вывез всего-навсего 14 уток, но зато гораздо большее количество
насекомых. Тем не менее я на днях думаю повторить поездку, так как первого
апреля охота уже заканчивается. Но на этот раз возьму со своих спутников
обязательство ночевать на вольном воздухе: это неизмеримо приятнее.
[Л. Троцкий] 17 марта 1928 г.
ПИСЬМО ГРЮНШТЕЙНАМ
Дорогие друзья.
Ваше письмо от 24 марта получилось сегодня, 12 апреля, это еще срок
сравнительно "приемлемый" -- бывает гораздо хуже. В день получения от вас
телеграммы я вам послал открытку -- надеюсь, что вы ее получили. Ваше письмо
особенно хорошо тем, что дает более или менее ясное представление о вашей
жизни. Но, к сожалению, представление-то получается не очень отрадное.
Выходит так, что вам чинят препятствия по части переписки, по части рыбной
ловли и охоты. Если это так, то тут, несомненно, отсебятина местных властей.
У нас здесь было сперва то же самое, но после протестующей телеграммы в
Москву положение изменилось. Думаю, что и вам необходимо решительно
опротестовать всякого рода бессмысленные помехи.
Час получения почты является "кульминационным" пунктом у нас здесь, как
и у вас в Чердыни. В течение первых недель почты вообще не было. Мы отсюда
посылали открытки и телеграммы по всем тем дружеским адресам, которые в то
время знали. Ваш адрес дошел до нас одним из последних. Постепенно стали
получаться ответы, сперва по телеграфу, а затем и письмами. Аккуратнее всех
пишут Раковский и Сосновский, с которыми мы успели обменяться уже
несколькими письмами. Раковский, сверх того, посылает мне из Астрахани
иностранные газеты. Стал я получать иностранные газеты и из Москвы, а также
и книги... От И. Н. Смирнова мы имели уже письмо с места, т. е. из
Но-вобаязета (Армения). Эта дыра может поспорить с Чер-дьшью, хотя и
находится на другом конце карты. От Серебрякова была только открытка: он
служит в Турксибе, устроился хорошо, "о жалуется на скуку. От Радека была
открытка: он много читает и работает, жалуется на почки (об этом, впрочем,
писал нам не он сам, а жена его). Было
письмо от Белобородова (Усть-Кулом, область Коми). В этом поселении
трудно достать даже свечи и керосин. Там же живет и Валентинов. От Ищенко
было письмо из Каин-ска (улица Краскома, No37), он там служит и жалуется на
то, что архибюрократическая работа отнимает у него время, которое он хотел
бы посвятить работе на себя. Ищенко пи-сал под свежим впечатлением
глупенького пятаковского письма, которым он очень возмущается. Очень бодрое
письма было от Каспаровой из Кургана (Советская ул., No109). Теперь, как
пишут нашему сыну, выслан из Москвы также и сын Каспаровой. От Мрачковского
(Великий Устюг, Куроч-кинская, 11) до сих пор были только две телеграммы. В
полученной на днях второй телеграмме Мрачковский жалуется на неполучение от
меня писем, между тем, первое письмо я написал ему еще 28 февраля, т. е.
больше месяца тому назад. Н. И. Муралов работает в Окрплане (город Тара,
улица Фурье, 3): от него мы получили уже два письма. Было также письмо от
Преображенского из Уральска (Некрасовская площадь, дом 13). Преображенский
также занят на советской работе, бок о бок с членом ЦК правых эсеров
Тимофеевым. Он много работает теоретически. Сейчас он, впрочем, в Москве: у
него там родился сын... Смилге в Нарым я писал несколько раз; получил от
него и группы находящихся вместе с ним товарищей телеграмму, но письма
оттуда еще не было (Почтовое отделение Колпачево, Нарым). Была еще
телеграмма от [И. Я.] Врачева из Вологды, от Юшкина и Дроздова из Андижана,
с пути. Эльцин находится в Усть-Выми (Область Коми), теперь туда попал тов.
Сермукс, от которого мы на днях имели телеграмму. Вот, кажется, и все
товарищи, с которыми мы установили или устанавливаем переписку -- я исключаю
при этом Москву. Сегодня одновременно с вашим письмом мы получили письмо от
Раковского, он много работает -- и в Губплане, и литературно. Для Института
Маркса -- Энгельса он разрабатывает тему о сенсимонизме. Кроме того, он
работает над своими воспоминаниями. Вот, кажись, и все важнейшие данные,
которые вкратце могу сообщить вам сейчас о наших друзьях.
Я работаю над послевоенным десятилетием. В перспективе этой работы --
обобщение опыта послевоенной международной революционной борьбы на основе
оценки основных тенденций послевоенной экономики и политики. Часть
материалов я привез с собой, часть книг должен привезти младший сын,
которого мы ждем сюда в течение ближайших двух недель. Кроме того, перевожу
с немецкого памфлет Маркса "Карл Фогт" и собираюсь переводить небольшую
книжку английского утописта Годскина -- для издательства Института
Маркса -- Энгельса.
В смысле бытовом мы устроились достаточно благоприятно -- особенно по
сравнению с другими друзьями. До последней простуды здоровье мое было
достаточно хорошо. Сейчас у меня бронхит после гриппа, но дело идет уже,
по-видимому, на поправку. С Наталией Ивановной '[Седовой-Троцкой] менее
благополучно: у нее рецидив малярии. Здесь местность исключительно
малярийная, санитарные условия из рук вон плохие. Местный врач подозревает,
что и у меня не только грипп, но и малярия. Мы возлагаем большие надежды на
летний сезон, когда можно будет перебраться в горы, верстах в восьми отсюда:
там сады я дачи, вернее, летние бараки. Климат там несравненно лучше, летом
там прохладнее, и малярия туда почти не достигает. Переселяться на дачу
можно в начале мая.
Посылаю вам при этом в копии "отчет" о своих охотничьих похождениях,
написанный для охотников, Преображенского и Муралова, и для "кандидата" в
охотники, Раковского. Сейчас-то охотничий сезон окончен, приходится ждать
первого августа. В промежутке мы собираемся ловить рыбу. Отчеты об успехах и
неудачах будем рассылать своевременно. Надеюсь, что и вы получите
возможность пустить в дело ваши охотничьи и рыболовные инструменты.
[Л. Троцкий] 12 апреля 1928 года
МОЙ ОТВЕТ ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ [ВТОРОЕ ПИСЬМО ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ]
Письмо Ваше тоже шло примерно 22 дня. При этих условиях трудненько
обмениваться мнениями по животрепещущим вопросам. А я китайский вопрос
отношу к самым животрепещущим, ибо там еще идет борьба, действуют
партизанские армии и вооруженное восстание поставлено в порядок дня, как,
вероятно, Вам известно из резолюции последнего пленума Коминтерна.
Прежде всего отведу мелочь, но досадную. Не говорите, что напрасно я
полемизирую с Вами под псевдонимом Зиновьева. Тут Вы не правы целиком.
Думаю, впрочем, что недоразумение вызвано разнобоем в сроках переписки. Я
писал о кантонских делах в период получения знаменитого письма двух
мушкетеров, причем из Москвы сообщали, что им даны секретари для обличения
"троцкизма". Я не сом-
невался, что Зиновьев извлечет на свет те письма мои по китайскому
вопросу, где я доказывал, что демократической диктатуры пролетариата и
крестьянства, как особой эпохи революции, в Китае не выйдет ни в каком
случае, ибо там для этого неизмеримо меньше предпосылок, чем у нас было, а
известно уже из опыта, а не из теории, что у нас демократическая диктатура
пролетариата и крестьянства как таковая не реализовалась. Таким образом, все
мое письмо было написано под углом зрения бывших и будущих "разоблачений" со
стороны Зиновьева. Когда я говорил об обвинении в игнорировании
крестьянства, то я нимало не забывал о некоторых моих спорах с Вами в Китае
-- никак я не мог вкладывать в Ваши уста это шаблонное обвинение по моему
адресу: Вы-то, надеюсь, признаете, что можно, нимало не игнорируя
"крестьянство", прийти к выводу о том, что единственный путь для разрешения
крестьянского вопроса -- диктатура пролетариата. Так что совершенно напрасно
Вы, дорогой Е. А. -- не сердитесь, пожалуйста, за охотничье сравнение --
берете на себя роль шумового русака, который решает, что ружье направлено
против него, тогда как гон идет совсем по другому следу...
О том, что в Китае не выйдет никакой демократической диктатуры
пролетариата и крестьянства, я стал размышлять со времени образования
уханского правительства, я основывался при этом именно на анализе самых
основных социальных фактов, а не, их политическом преломлении, которые, как
известно, бывают довольно своеобразны, ибо зависят также от фактов второго
порядка, в том числе от национальной традиции. Я убедился, что основные
социальные факты уже проложили себе дорогу через все своеобразие
политических надстроек, когда крушение Ухана в корне разрушило легенду о
левом Гоминьдане, который будто бы охватывает девять десятых всего
Гоминьдана. Ведь в 1924-- 1925 годах было чуть ли не общим местом, что
Гоминьдан есть рабоче-крестьянская партия. "Неожиданно" оказалось, что это
партия буржуазно-капиталистическая. Тогда создана была версия о том, что
это-де верхушка, но что подлинный Гоминьдан, девять десятых Гоминьдана есть
революционно-крестьянская партия. "Неожиданно" опять-таки оказалось, что
левый Гоминьдан полностью и целиком громил крестьянское движение, которое в
Китае, как известно, имеет большие традиции, имеет свои традиционные
организационные формы и которое очень широко развернулось за эти годы. Вот
почему, когда вы в духе абсолютной абстракции пишете: "Нельзя сказать,
выдвинет ли китайская мелкая буржуазия какие-либо партии, аналогичные нашим
эсерам
или таковые создадутся из отколовшихся правых коммунистов" и т. д., то
я на этот довод от "теории невероятностей" отвечаю следующее во-первых, даже
если бы эсеры оказались созданы, то из этого вовсе не вышло бы никакой
диктатуры пролетариата и крестьянства, как не вышло и у нас, несмотря на
несравненно более благоприятные условия; во-вторых, вместо того чтобы
гадать, не окажется ли мелкая буржуазия способна в будущем -- т. е. при
дальнейшем обострении классовых отношений -- сыграть более или менее
самостоятельную роль, не выстрелит ли палка? Лучше спросить, почему она
оказалась неспособна сыграть эту роль в недавнем прошлом, когда ей были
предоставлены наиболее благоприятные для этого условия: компартию загнали в
Гоминьдан, объявили последний рабоче-крестьянской партией, поддерживали его
всем авторитетом Коминтерна и СССР, крестьянское движение широко
разворачивалось и искало выхода руководства, интеллигенция была широко
мобилизована с 1919 года и пр., и пр., и пр.
Вы пишете, что Китаю "предстоит еще огромная, ожесточенная, кровавая,
длительная борьба за такие элементарные вещи, как национальное объединение
Китая". Правильно, но отсюда-то и вытекает невозможность мелкобуржуазного
руководства и даже полуруководства революцией. Объединение Китая есть сейчас
интернациональная задача, никак не менее интернациональная, чем
существование СССР, разрешить эту задачу можно только путем "огромной,
ожесточенной, кровавой, длительной борьбы" с мировым империализмом и его
экономической и политической агентурой в Китае, буржуазией, в том числе и
"национальной"
Вы пишете, что Китаю предстоит еще "колоссальная проблема аграрного
буржуазно-демократического переворота" В этом был для Ленина корень вопроса.
Ленин указывал, что крестьянство еще как сословие способно сыграть
революционную роль в борьбе против сословия поместного дворянства и
неразрывно с ним связанной бюрократии, увенчивающейся царским самодержавием.
На следующем этапе, говорил Ленин, от рабочих отделятся кулаки, отделится
значительная часть середняков, но это будет уже переход к пролетарской
революции как части международной революции. Как же обстоит дело в Китае?
Там нет поместного дворянства Там нет крестьянского сословия, связанного
единством интересов против помещиков. Аграрная революция в Китае
направляется против городской и сельской буржуазии. Радек на это упирал
неоднократно -- теперь это наполовину понял даже Бухарин Ведь в этом же
корень дела
Вы пишете "Социальное содержание первого этапа будущей третьей
китайской революции может быть охарактеризовано как социалистический
переворот". Но тут мы рискуем удариться в бухаринскую схоластику и вместо
живой характеристики диалектического процесса заняться терминологическим
расцеплением волос. Каково было содержание нашей революции с октября 1917 г.
до июля 1918 г.? Мы оставляли фабрики и заводы в руках капиталистов,
ограничиваясь рабочим контролем, отнимали земли у помещиков и проводили
мелкобуржуазную эсеровскую программу социализации земли; мало того, мы в
этот период имели соучастника во власти в лице левых эсеров. Можно с полным
правом сказать, что "социальное содержание первого этапа Октябрьской
революции не может быть охарактеризовано как социалистический переворот".
Яковлев, кажется, и еще кое-кто из красных профессоров много мудрили над
этим. Ленин сказал, что мы попутно завершили буржуазную революцию. Китайской
же революции ("третьей") придется уже на своем первом этапе бить по кулаку,
отнимать концессии у иностранных капиталистов -- ибо без этого никакого
объединения Китая, в смысле подлинного государственного суверенитета в
экономике и политике, не выйдет; другими словами, уже первый этап третьей
китайской революции будет иметь в себе меньше буржуазного содержания, чем
первый этап Октябрьской революции
Кантонские же события (как раньше китайские и пр.) показали, что и
"национальная" буржуазия, имея за своей спиной Гонконг, иностранных
советников, иностранные корабли, занимает такую позицию по отношению ко
всякому мало-мальски самостоятельному движению рабочих и крестьян, что
контроль рабочих над производством выйдет там еще меньше, чем вышел у нас.
Придется, по всей вероятности, отбирать фабрики и заводы, сколько-нибудь
значительные, уже на первых порах "третьей китайской революции".
Правда, Вы пытаетесь просто отвести показания кантонского переворота.
Вы говорите: так как "кантонское восстание было авантюрой, т. е. не было
предприятием, вырастающим из движения масс, то каким образом такое
предприятие может создать новое положение?"... Ну, знаете, это совсем уже
недопустимое упрощение вопроса. Что в кантонском перевороте были элементы
авантюризма, против этого я менее всего склонен спорить. Но изображать
кантонские события, как карманный фокус, из которого не следует никаких
выводов, это уж слишком упрощенная попытка уклониться от учета
действительного содержания кантонского опыта. В чем состояла авантюра? В
том, что руководство,
стремясь перекрыть себя за прошлые грехи, чудовищно форсировало ход
событий и привело к выкидышу. Движение масс было налицо, но недостаточное,
незрелое. Неправильно думать, будто выкидыш неспособен научить нас ничему
относительно материнского организма и родового процесса. Огромное,
теоретически решающее значение кантонских событий для основных вопросов
китайской революции состоит именно в том, что мы здесь -- "благодаря"
авантюре (да, да) -- получили то, что так редко бывает в истории и в
политике: почти что лабораторный опыт гигантского масштаба. Мы за него
дорогонько заплатили, но тем меньше у нас права отмахиваться от его уроков.
Условия опыта "мели почти "химически чистый" характер. Все
предшествующие решения записали, закрепили, затвердили, как дважды два, что
революция буржуазно-аграрная, что только те, которые "перепрыгивают", могут
говорить о диктатуре пролетариата (опирающейся на союз его с крестьянской
беднотой, составляющей восемьдесят процентов китайского крестьянства) и пр.,
и пр., и пр Предшествующий съезд китайской компартии проходит под этим
знаком На месте присутствует специальный представитель Коминтерна тов. Н.
Относительно нового ЦК. Кит-компартии нам сообщали, что он выше всяких
подозрений. Борьба с так называемым троцкизмом развертывается в это время
самым бешеным темпом, в том числе и в Китае. Между тем у порога кантонских
событий ЦК Киткомпартии выносит, по словам "Правды", резолюцию о том, что
китайская революция приняла перманентный характер, причем на этой же точке
зрения оказался и представитель Коминтерна тов Н. Под "перманентным"
характером революции нужно в данном случае понимать следующее: пред лицом
архиответственной практической задачи (хотя бы и преждевременно
поставленной) китайские коммунисты и даже представитель Коминтерна, учтя
весь опыт прошлого и всю, так сказать, политическую наличность, пришли к
выводу, что крестьян повести против аграриев (городской и сельской
буржуазии) могут только рабочие, руководимые коммунистами, а из победы такой
борьбы может вырасти только диктатура пролетариата, опирающаяся на союз с
сотнями миллионов крестьянской бедноты Как в Парижской коммуне, тоже
заключавшей в себе элементы лабораторного опыта (ибо восстание развернулось
там в изолированном от всей страны городе), прудонисты и бланкисты
действовали наперекор своим доктринам и тем ярче обнаруживали -- по Марксу
-- действительную логику классовых отношений, так и в Кантоне руководители,
напичканные по самую маковку пре-
дубеждениями против страшилища "перманентной революции", приступивши к
действию, оказались с первого же шага повинны в этом самом первородном
перманентном грехе. Куда же девалось драгоценное противоядие мартыновщины,
прививавшееся лошадиными и ослиными порциями? Нет-с, если бы это была только
авантюра, т. е. некий фокус-покус, ничего не показывающий и ничего не
доказывающий, то сия авантюра совершилась бы по образу и подобию своих
творцов; ан нет, авантюра-то прикоснулась к земле, напиталась соком
действительных (хотя и не созревших) массовых движений и отношений, и посему
сия "авантюра" взяла своих собственных творцов за мотню, невежливо
приподняла, потрясла в воздухе и потом поставила на голову, пристукнувши для
устойчивости черепом об камень кантонской мостовой Как свидетельствуют
последние на сию тему резолюции и статьи, эти самые "творцы" все еще стоят
на головах и "перманентно" дрыгают в воздухе ногами
Смешно и недопустимо говорить о "несвоевременности" делать выводы из
живых событий, в которые должен вдуматься каждый рабочий революционер. Во
время восстания Хэ Луна и Ие Тина я хотел открыто поставить вопрос о том,
что после завершения гоминьдановского круга развития претендентом на власть
может быть только авангард пролетариата. Это предполагает новую его
установку, новую его самооценку -- после переоценки объективной установки --
и тем самым исключает авантюристский подход к делу: "Мы-де подождем в
каком-нибудь уголке, мужик подхватит, а там кто-нибудь и как-нибудь возьмет
власть и что-нибудь сделает". Некоторые товарищи говорили мне тогда:
"Несвоевременно поднимать этот вопрос по поводу Хэ Луна, который,
по-видимому, уже раздавлен". Я нисколько не переоценивал восстание Хэ Луна,
но тем не менее считал, что оно является последним сигналом в пользу
необходимости пересмотра ориентировки в делах китайской революции. Если б
тогда эти вопросы были своевременно поставлены, то, может быть, они
заставили бы задуматься идейных авторов кантонской авантюры, и китайская
партия не была бы так беспощадно истреблена; а если нет, то в свете нашего
прогноза и нашего предупреждения кантонские события вошли бы пол-новеснейшим
уроком в сознание сотен и тысяч, как например, предупреждение Радека насчет
Чан Кайши накануне шанхайского переворота. Нет-с, все сроки прошли. Когда
возродится китайская революция, не знаю. Но остающееся в нашем распоряжении
время надо целиком использовать для подготовки, притом по свежим следам
событий.
Вы пишете, что нужно изучить историю Китая, его эконо-
мику, статистику и пр. Против этого спорить нельзя (если это не довод
за отложение вопроса до греческих календ). Должен, однако, в свое оправдание
сказать, что с момента своего приезда в Алма-Ату я только занимаюсь Китаем
(Индией, Полинезией и пр. -- для сопоставлений). Пробелов у меня, конечно,
гораздо больше, чем заполненных мест, но все же должен сказать, что во всех
новых (для меня) книгах, которые я продолжаю читать и сегодня, я уже не
встречаю ничего принципиально нового. А главное все же -- подтверждение
опытом предвидения: сперва относительно Гоминьдана в целом, затем
относительно левого Гоминьдана и уханского правительства и, наконец, в
отношении "задатка" под третью революцию -- в виде кантонского переворота.
Вот почему я считаю, что откладывать нельзя.
Два последних вопроса.
Вы спрашиваете, прав ли был Ленин, когда защищал против Бухарина во
время войны ту мысль, что России еще предстоит буржуазная революция? Да,
прав. Бухаринская постановка была схематичной и схоластичной, т. е.
представляла собою ту самую карикатуру на перманентную революцию, которую
Бухарин подсовывает мне теперь. Но ведь есть другая сторона того же вопроса:
прав ли был Ленин, когда против Сталина, Рыкова, Зиновьева, Каменева,
Фрунзе, Калинина, Томского и пр. и пр. и пр. (я уже не говорю про всех
Лядовых) выставлял свои апрельские тезисы? Прав ли он был, когда против
Зиновьева, Каменева, Рыкова, Милютина и пр. и пр. он защищал захват власти
пролетариатом? Вы лучше моего знаете, что если бы Ленину не удалось в апреле
1917 года прибыть в Петербург, то Октябрьской революции не было бы До
февраля 1917 года лозунг диктатуры пролетариата и крестьянства был
исторически прогрессивным; после февральского переворота тот же лозунг--у
Сталина, Каменева и пр. стал реакционным лозунгом.
От апреля до мая 1927 года я стоял за лозунг демократической диктатуры
пролетариата и крестьянства для Китая (вернее, соглашался на этот лозунг),
поскольку общественные силы еще не дали своей политической проверки, хотя
обстановка в Китае была неизмеримо менее благоприятна для этого лозунга, чем
в России; после того, как эта проверка дана в гигантском историческом
действии (опыт Ухана), лозунг демократической диктатуры стал реакционной
силой и неизбежно будет вести либо к оппортунизму, либо к авантюризму.
Вы ссылаетесь далее на то, что для октябрьского прыжка мы имели
февральский разгон. Это правильно. Если бы мы хотя бы к началу северного
похода стали в "освобож-
даемых" районах строить Советы (а массы к этому стремились), мы
получили бы необходимый разгон, разложили бы армии врагов, получили бы свою
армию и пришли бы к власти, -- если не во всем Китае сразу, то в очень
значительной его части. Сейчас, конечно, революция идет на снижение.
Указание легкомысленных борзописцев на то, что революция у нового подъема,
так как-де в Китае неисчислимые казни и жесткий торгово-промышленный кризис,
есть преступное идиотство. После трех величайших поражений кризис не
возбуждает, а, наоборот, угнетает пролетариат, а казни разрушают политически
обособленную партию. Мы вошли в период отлива. С чего начнется новый прилив?
Или иначе сказать: какие обстоятельства дадут пролетарскому авангарду во
главе рабочих и крестьянских масс необходимый разгон? Этого я не знаю,
окажется ли для этого достаточно только внутренних процессов или понадобится
толчок извне, покажет будущее. Допускаю, что первый этап движения может в
сокращенном виде повторить, в измененной форме, уже пройденные этапы
революции (например, какую-нибудь новую пародию на "общенациональный фронт"
против Чжан Цзолиня*); но этот первый этап будет достаточен разве только на
то, чтобы дать компартии выдвинуть и провозгласить перед 'народными массами
свои "апрельские тезисы", т. е. свою программу и стратегию завоевания власти
пролетариатом Если же мы войдем и новый подъем, который будет развиваться
несравненно более быстрым темпом, чем предшествующие, с запоздалой уже
сегодня схемой "демократической диктатуры", то можно заранее дать голову на
отсечение, что в Китае найдется очень много Лядовых, но вряд ли найдется
Ленин для того, чтобы (против всех Лядовых) произвести тактическое
перевооружение партии на другой день после революционного толчка. [...].
[Л. Троцкий] [Конец апреля 1928 года]
ТРЕТЬЕ ПИСЬМО ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ
Дорогой Е. А.
Вчера получил Ваше письмо, посланное воздушной почтой Таким образом,
все письма дошли, причем последнее письмо шло 16 дней, т. е. на б дней
меньше обычных писем.
* Глава мукденской (фэнтяньской) милитаристской клики в Китае,
поддерживаемой Японией, генерал В 1927 г жестоко подавил восстание
коммунистов, казнив через повешение 25 человек -- Прим ред -сост.
Третьего дня я отправил Вам подробнейший ответ на Ваши возражения по
части китайской революции. А сегодня, проснувшись, вспомнил, что не ответил
Вам (как будто) на тот аргумент, который Вы считаете важнейшим, насколько я
понимаю. Вы пишете:
"Ваша основная ошибка заключается в том, что Вы характер революции
определяете в основе по тому, кто ее делает, какой класс, т. е. по субъекту
действия, а объективному содержанию процесса придается как будто
второстепенное значение".
Дальше Вы приводите в качестве примера ноябрьскую революцию в Германии,
революцию 1789 года во Франции и будущую китайскую революцию.
Этот аргумент есть, в сущности, только "социологическое" (говоря
высоким штилем) обобщение всех остальных Ваших конкретных экономических и
исторических соображений. Но я хочу ответить на Ваши соображения и в их
обобщенной социологической формулировке, ибо при этом "основная ошибка"
(Ваша, а не моя) выступает наиболее явственно.
Как характеризовать революцию: по классу, который ее совершает, или по
социальному содержанию, которое она в себе несет. Противопоставление одного
другому в такой общей форме заключает в себе теоретическую ловушку.
Якобинский период французской революции был, конечно, периодом
мелкобуржуазной диктатуры, причем мелкая буржуазия -- в полном соответствии
со своей "социологической" природой -- прокладывала пути для крупной
буржуазии. Ноябрьская революция в Германии была началом пролетарской
революции, но задержанная на первых же своих шагах мелкобуржуазным
руководством успела только сделать кое-что из недоделанного буржуазной
революцией. Как же назвать ноябрьскую революцию: буржуазной или
пролетарской? И то, и другое будет неправильно. Место ноябрьской революции
определится тогда, когда мы дадим и механику этой революции и определим ее
результаты. Между механикой (понимая под нею, разумеется, не только движущую
силу, но и руководство) и между результатами противоречия в таком случае не
окажется: и механика, и результаты имеют "социологически" межеумочный
характер. Но я позволю себе спросить Вас: а как Вы назовете венгерскую
революцию 1919 года? Вы скажете: пролетарской. Почему: ведь "социальное-то
содержание" венгерской республики оказалось капиталистическим. Вы ответите:
это социальное содержание контрреволюции, а не революции. Правильно.
Примените теперь это к Китаю. "Социальное содержание может
быть при диктатуре пролетариата (опирающейся на союз с крестьянством) в
течение известного времени еще не социалистическим, но путь к буржуазному
развитию от диктатуры пролетариата может вести только через контрреволюцию.
Поэтому на счет социального содержания приходится сказать: "будем
посмотреть".
В том-то и дело, что политическая механика революции, которая, конечно,
в последнем счете опирается на экономическую базу (не только, однако,
национальную, но и интернациональную) , не может быть, однако,
абстрактно-логически выведена из этой экономической базы. Во-первых, самая
база очень противоречива, и "зрелость" ее не поддается голому
статистическому определению; во-вторых, экономическую базу, как и
политическую обстановку, надо брать не в национальных, а в интернациональных
рамках, учитывая диалектическое взаимодействие национального и
интернационального; в-третьих, классовая борьба и ее политическое выражение,
развиваясь на экономических основах, имеют, однако, и свою собственную
логику развития, очень властную, из которой нельзя выскочить. Когда Ленин
говорил в апреле 1917 года, что спасти Россию от разложения и гибели может
толь