лишила меня работоспособности. Я получаю в достаточном количестве книги и газеты, русские и ино- странные, и это дает мне возможность следить за экономической и политической жизнью. Так как здесь никакая текущая практическая работа не мешает, то я пытаюсь подвести кое-какие итоги экономическому и политическому развитию капиталистического мира за последнее, то есть послевоенное, десятилетие, разумеется, под углом зрения основных задач международного пролетариата. Я начал эту работу с Китая, Индии, вообще с Востока, которым мне в прошлом меньше всего приходилось заниматься и с которым я поэтому был меньше знаком. Более серьезное знакомство с историей Китая и его хозяйства убедило меня в том, что мы не только были безусловно правы в основных вопросах китайской революции, но что мы недостаточно решительно, недостаточно рано поставили эти вопросы ребром. Что касается Индии, то там грозят те же самые опасности, которые свернули голову китайской революции 1925--1927 гг. ... В свободные часы я пишу воспоминания, подбил меня "а это тов. Преображенский, живущий в Уральске (мы с ним находимся в самой живой переписке). Цель этих воспоминаний -- дать младшим революционным поколениям картину идейного развития старшего поколения на фоне основных материальных и идейных процессов развития страны. Обе намеченные мной работы находятся, разумеется, в самом начале, так как за эти четыре месяца я больше читал, чем писал. Но торопиться нет основания, так как я не думаю, что "новый курс" знаменует собой близкое изменение в нашем положении, если не будет каких-либо непредвиденных обстоятельств. Поскольку новый курс намечает задачи, он несомненно приближается по ряду вопросов (далеко не по всем) к нашей постановке. В политике решает, однако, не только что, но и как. Между тем "новый курс" делает попытку разрешить новые задачи (как не половинчато поставленные) старыми приемами и методами, несостоятельность которых совершенно очевидна. Здесь Вы совершенно правы, когда говорите о невозможности проводить новые задачи через тех людей, которые нового курса не хотят и будут в лучшем случае действовать не за совесть, а за страх. Тем не менее новый курс вызовет крупнейшие последствия. Он снова ставит, независимо от желания авторов нового курса, перед партийной массой ребром все основные вопросы. Нельзя, конечно, надеяться на то, что проработка этих вопросов пойдет очень быстрым темпом, но она пойдет. Мы всегда считали, и не раз это говорили (например, на февральском пленуме 1927 года), что процесс сползания никак нельзя себе представлять в виде сплошной линии, спускающейся вниз. И сползание происходит ведь не в безвоздушном пространстве, а в классовом обществе с глубокими внутренними трениями. Основная партийная масса совсем не монолитна, она просто представляет собой в огромнейшей степени политическое сырье. В ней неизбежны процессы внутреннего оформления и дифференциации под давлением классовых толчков как справа, так и слева. Мы входим сейчас в глубоко критический период партийного развития. Те острые события, которые имели место за последний период, и последствия, которые мы с Вами несем, являются только увертюрой к дальнейшему развитию событий. Как оперная увертюра предвосхищает музыкальные темы всей оперы и придает им острое и сжатое выражение, так и наша политическая увертюра только предвосхищала те мелодия, которые в дальнейшем будут развиваться в полном объеме, то есть при участии медных труб, контрабасов, барабанов и других инструментов серьезной классовой музыки. Развитие событий с абсолютной бесспорностью подтверждает, что мы были и остаемся правы не только против шатунов и сум переметных, то есть Зиновьевых, Каменевых, Пятаковых, Антоновых-Овсеенок и ему подобных Смердяковых, но и против дорогих друзей "слева", то есть демократических централистов, поскольку они склонны были увертюру принимать за оперу, то есть считать, что все основные процессы в партии и государстве уже завершились... Нет, мы партии еще очень и очень понадобимся. Не нервничать по поводу того, что "все сделается без нас", не теребить зря себя и других, учиться, ждать, зорко глядеть и не позволять своей политической линии покрываться ржавчиной личного раздражения на клеветников и пакостников -- вот каково должно быть наше поведение. Из Вашего письма совершенно ясно, что Вы и не нуждаетесь в этом совете. Крепко жму Вашу руку и желаю всего хорошего. [Л. Троцкий] 26 мая 1928 г. ИЗ ПИСЬМА ЮДИНУ Дорогой т. Юдин! Письмо Ваше от 11 мая я получил вчера, 25 мая: это очень короткий, прямо-таки исключительный срок. Сегодня я Вам ответил телеграммой, в которой обещал написать Настоящее свое обещание выполняю. Письмо Ваше я читал с большим интересом, так как оно дорисовало мне фигуру Сафарова наиболее свеженькими, еще, так сказать, непросохшими черточками. Сафаров теперь рвет и мечет против иностранной левой, в рядах которой есть и будет еще много путаницы, преувеличений, отступлений и всякой вообще кружковой чепухи; людей, которые могли бы плыть против течения, не сбиваясь с основного пути, там не так уж много. Но любопытно, что именно Сафаров в ноябре прошлого года дал за границей бешеный толчок в сторону ультралевизны. Сафаров из Константинополя приехал в Берлин в тот период, когда в Москве производился разгром нашей группы. На берлинских совещаниях Сафаров провозгласил наступление термидора. Его формула была: "Без пяти минут двенадцать", то есть пять минут остается еще до полного государственного переворота, -и эти пять минут надо (Использовать для бешеной кампании. Товарищ, прибывший из Берлина, рассказывал мне, как там наши ближайшие друзья были поражены ультралевой, архидецист-ской постановкой вопроса со стороны Сафарова. Но так как он был там из русских самым авторитетным, то от него и был воспринят иностранцами ультралевый заряд. Те два документа -- инструкции за границу, которые были напечатаны в "Правде" 15 января, имели своей задачей выровнять линию, вывихнутую Сафаровым. Из Берлина Сафаров прибыл в Москву и попал прямо с поезда на наше совещание с Зиновьевым и другими. Прослушав тогдашнюю осторожно капитулянтскую речь Зиновьева, Сафаров обрушился на него с бешенством. В его речи было все: и "без пяти минут двенадцать" (эта формула повторялась из пятого слова в десятое) и прямое обвинение Зиновьева в том, что осторожным выдвиганием "отрыжек троцкизма" Зиновьев хочет вернуть себе партбилет. "Мне на таких условиях партбилета не надо",-- истошно вопил Сафаров. [...] Наша публика была очень довольна выступлением Сафарова. Но так как я лично к нему присматривался не раз, то я предупреждал товарищей: погодите, мол, он еще не был в обработке... И действительно, на другой день его нельзя было узнать... Владимир Ильич, когда выдвигалась кем-либо кандидатура Сафарова для какого-нибудь ответственного поручения, говаривал: "Сафарчик налевит, Сафарчик наглупит". Это у него было вроде прибаутки. Но у людей, которые любят левить, в известном возрасте наступает перелом и они правят с такой же слепой односторонностью, как раньше ле-вили. Сафаров есть карикатурная разновидность бухарин-ского типа, который сам по себе достаточно карикатурен. Что касается политической философии Сафарова, то, как Вы сами правильно указываете, она не стоит выеденного яйца. По существу вся его установка есть спекуляция на хозяйственные и международные затруднения, то есть та самая спекуляция, в которой эта публика так облыжно обвиняла нас с 1923 года ("пораженчество"). Противопоставление сталинского центра правому крылу не Сафаров выдумал. Мы предсказывали, что группировка может пойти по этой линии по мере того, как у центристской головы будет образовываться не только и не столько в партии, а главным образом за ее пределами устряловский хвост. Мы говорили о том, что этот хвост ударит по голове и что это вызовет большие перегруппировки в партии. Если б не было предшествующей работы критики и предупреждения, ныне проверенных фактами, то удар хвоста по голове -- хлебозаготовки и проч. и проч.-- вызвал бы неизбежный сдвиг вправо. Очень дорогой ценой мы предотвратили это. Надолго ли? Совсем неизвестно. Главное затруднение -- и внутреннее, и международное -- впереди Но тут уж Сафаров предлагает возлагать все упования на "революционность нашего рабочего класса", это самое спокойное, что и говорить. Революционный рабочий класс будет сам по себе, а руководить хлебозаготовками и многим другим будут люди, "не видящие классов",-- сами по себе. А Сафаров будет утешаться революционностью рабочего класса и ждать главную опасность в том, что Троцкий, осуждая ошибки Суварина, не считает его окончательно погибшим для коммунизма. Просто ему надо как-нибудь отпихнуться от своего вчерашнего дня,-- он готов отпихнуться и от соломинки. Это нисколько не помешает ему утонуть: с комфортом или без комфорта, затрудняюсь сказать, скорее без комфорта. Нынешний "новый курс", к которому надо присматриваться очень внимательно, делает попытку разрешить важнейшие задачи, нами гораздо раньше и гораздо принципиальнее поставленные, старыми приемами и методами, несостоятельность которых совершенно очевидна. Чтобы осуществить новые задачи, нужно, во-первых, ясно и отчетливо формулировать их, беспощадно осудив старую установку; нужно, во-вторых, обеспечить подбор людей, которые понимают эти новые задачи и хотят их разрешить не за страх, а за совесть. В "Правде" от 16 мая напечатана совершенно поразительная статья А. Яковлева "К урокам Смоленска". Из этой статьи я приведу только один, напечатанный жирным шрифтом вывод Яковлева, одного из руководителей ЦКК: "Мы должны решительно изменить свое отношение к тем членам партии и сознательным рабочим, которые знают о безобразиях и молчат .." Ведь одна эта фраза стоит десят- ка ультралевых и левейших платформ. Изменить -- "изменить" -- из-ме-нить -- отношение к тем, которые знают о безобразиях и молчат. То есть до сих пор их хвалили и поощряли, а теперь будем их клеймить. Кто же их жалел и поощрял? И можно л,и думать, что те, которые поощряли умолчание о безобразиях, и поощряли не случайно, а были, очевидно, в этом заинтересованы, вдруг начнут после фельетона Яковлева не поощрять, а клеймить и преследовать? Вот это есть серьезный ответ Сафарову ,на его фаталистически меньшевистскую ссылку на имманентную революционность рабочего класса, при наличии которой совершенно безразлично -- поощряется ли или преследуется умолчание о безобразиях. . [...] [Л. Троцкий] [26 мая 1928 г.] ПИСЬМО Д. РЯЗАНОВУ Директору Института Маркса и Энгельса Дорогой Давид Борисович. Во-первых, позвольте изложить состояние, пока еще очень скромное, моих работ для Института. Из "Карла Фогта" мной переведено примерно три русских печатных листа. Они еще нуждаются в доработке, особенно по части многоязычных цитат. Мне сообщают, что Вы на этом переводе не настаиваете. Во всяком случае, было бы жаль оставлять без употребления уже переведенную часть. Я намерен ее поэтому переработать и, по получении от Вас ответа, выслать Вам. Я не отказываюсь, однако, и от полного перевода всей книги, если только Вы не настаиваете на срочности. Что касается Годскина, то в месяц -- полтора я его закончу. У него есть цитаты из Рикардо, Мак-Куллоха и Мил-ля. Самый перевод их не представляет никаких затруднений, но, насколько помню, Вы издаете или уже издали Ри-кардо. Может быть, в интересах единства физиономии научного издательства следовало бы привести цитаты по тексту Вашего издания. Для этого я должен был бы получить Ри-кардо. Сегодня я получил том 1 сочинений Маркса и Энгельса. Издание производит, уже по одному внешнему виду, поистине превосходное впечатление. Сегодня же я принимаюсь за внимательное чтение книги. Насколько понимаю, задача моя сводится к чисто литературной шлифовке текста, то есть к устранению явно неправильных выражений или к замене ме- нее удачных более удачными. Так ли я понимаю? Что касается тех мест, самый смысл которых мне покажется сомнительным, то, не имея оригинала в своем распоряжении, я смогу лишь обратить на эти места внимание редакции. Вот как будто и все вопросы, связанные с выполняемыми мною для института работами. Сын говорил мне, что Вы проявили интерес к вопросу о моих расчетах и вообще взаимоотношениях с Госиздатом. На этот счет дело обстоит так. По инициативе Госиздата, после больших настояний Мещерякова и др., я согласился на издание собрания своих сочинений. Моим секретариатом был от моего лица заключен с Госиздатом договор. По этому договору Госиздат обязывался оплатить, при нормальных условиях, работу редакторов, авторов примечаний, переписчиц и пр. Что касается меня, то я отказался от гонорара * с тем, чтобы он пошел на удешевление издания. Это оговорено в договоре особым пунктом. Госиздат прекратил издание по соображениям не делового, а политического характера; задолго до того, как издание было прекращено, принимались все меры к тому, чтобы сделать подписку на издание крайне затрудненной; розница была совсем, кажется, ликвидирована и пр., пр. Формально Госиздат при прекращении издания сослался на то, что в договоре общий объем издания указан в 500 печатных листов, между тем фактически издание уже перешло будто бы за эти пределы. Возможно. Но когда писался договор, то эти 500 печатных листов ни в каком случае не имели ограничительного смысла: просто нужно было наметить на глаз примерное число томов и общую цену издания. Работа над изданием велась все время, в зависимости от наличного материала, а никак не в зависимости от указанного выше, примерно, общего числа листов. Лучшим доказательством является то, что важнейшие тома, которым и редакторы моих книг и редакция Госиздата придавали более серьезное значение, оставались до конца ненапечатанными (над ними производилась более тщательная, детальная работа). Таков, например, Коминтерновский том, в который должны были войти многочисленные документы самого Коминтерна, писавшиеся в свое время мною. Издание было пресечено на ходу под указанным выше ложным предлогом. Несколько томов, совершенно готовых, снабженных примечаниями, лежат в моем архиве. Работники оказались либо совсем не оплачены, либо полуоплачены. Точного счета я Вам сообщить не могу, так как этим делом ведал тов. Познанский. Он, помнится, 0x08 graphic * В тексте "гонораров".-- Прим. ред.-сост. говорил мне, что в частном порядке представители Госиздата ссылались на свое противоречивое положение: издание, мол" могло бы дать Госиздату большой доход, но Госиздат сам вынужден вести политику в сторону дефицита, а дефицит ему невыгоден экономически и пр., и пр. Так или иначе, но роль Госиздата в этом деле как по отношению ко мне, так и по отношению к моим сотрудникам была по меньшей мере неблаговидной. В заключение позвольте поблагодарить Вас, весьма и весьма, за присланные Институтом книги и выразить нескромную надежду на получение их и в дальнейшем. Список полученных книг я представлю отдельно. Книги заказной бандеролью доходят хорошо, хотя первый том Маркса и Энгельса несколько помялся в дороге. С добрым марксистским и коммунистическим приветом Л. Троцкий P. S. В каком виде предоставить Вам литературные замечания к тексту сочинений Маркса--Энгельса: на полях самой книги или же особой запиской, с указанием на страницы? Если предпочтителен первый путь, то -- простите -- мне понадобится еще один экземпляр сочинений, иначе я останусь без них. [Май 1928 г.] циркулярное письмо Дорогой товарищ, За последнее время я получил от целого ряда товарищей письма, заключавшие в себе жалобы на то, что от меня нет ответа. В том же обвиняют и сына. Все эти обвинения основаны на почтовых недоразумениях. Не было ни одного письма, ни одной открытки, ни одной телеграммы, на которые мы не ответили бы немедленно или, в крайнем случае, на следующий день. По многим и многим адресам мы пишем,, не дожидаясь вести, на основании первого сообщения об адресе вновь прибывшего. Поэтому если кто-либо из товарищей не получает ответа на свое письмо, то это означает лишь, что либо мы не получали этого письма, либо же наш ответ не дошел до адресата. Для характеристики почтовых сношений достаточно сказать, что я вчера, то есть 1 июня, получил из Москвы письмо от дочери, посланное ею 20 марта. Замечательно, что из некоторых пунктов письма доходят довольно правильно, например, от Раковского из Астрахани, от Преображенского из Уральска, от Сосновского из Барнаула. Зато есть пункты, откуда письма либо совсем не доходят, либо доходят с Огромным запозданием и притом не все Так, например, я не получил до сих пор ни одного письма от тов Радека. От Врачева получил вчера первое письмо от 12 мая; между тем он сообщает, что написал мне уже два письма заказным порядком с оплаченным обратным уведомлением о получении Этих двух писем я не получал. Тов. Врачев, таким образом, вправе востребовать с почты штрафные суммы за утрату заказной корреспонденции. И другим товарищам следовало бы систематически прибегать к этому же способу Почти все полученные за последние дни письма касаются: а) событий в Германии; б) "левого курса" у нас; в) телеграммы Радека в "Правду"; г) неизбежной темы о здоровье. Относительно событий в Германии я могу судить только на основании газет, следовательно, на весьма шатком "основании". Что касается выборов в Германии, как и во Франции, то над ними придется еще более детально поработать, когда получатся соответственные номера иностранных газет. Статьи нашей печати об этих событиях ниже всякой критики: нет и намека на конкретный марксистский анализ социальных и политических передвижек в стране; все это заменяется самым вульгарным агитаторством, "выводы" которого забываются на другой же день не только читателями, но и авторами Об истории с Ленинбундом я знаю только то, что было напечатано в "Правде", то есть почти ничего, или даже менее того, поскольку отрицательная величина меньше нуля. Во всяком случае даже из самой "Правды" явствует, что 80 тысяч голосов, зачисленных корреспондентом "Правды" Ковровым в троцкисты, суть на самом деле сторонники Корша и ему подобных. Это полуанархистские элементы, столь же далекие от нас -- поскольку дело касается идеологии,-- как и презренный либеральный мазилка Ковров, который всю жизнь потрафлял под редакцию той газеты, в которой сотрудничал, все равно были бы это право-либеральные "Русские Ведомости" или "Правда". Величайшим скандалом уже является один тот факт, что из Германии основным информатором русских рабочих является этот жалкий, невежественный и глупый Тряпичкин. Самый, однако, факт, что в Германии нашлось 80 тысяч рабочих, голосовавших уже после опыта так называемой коммунистической рабочей партии за Корша и компанию, имеет глубоко симптоматическое значение. Анархизм всегда был и будет наказанием за грехи оппортунизма. Полевение в немецком рабочем классе только начинается. Социал-демократия от него выиграла пока еще. значительно больше, чем коммунисты. Это показывает, что пока еще идет очень бесформенное общее движение влево. Его дифференциация неизбежна. Неправильная политика может чрезвычайно усилить группу 80 тысяч. Тот же либеральный Тряпичкин-Ковров называет зульского Гейма "троцкистом" Насколько я припоминаю, семья Геймов -- это местная правящая династия, руководившая зульской организацией и при социал-демократии, и при компартии. Под давлением зульских рабочих Геймы шли на сделку с оппозицией, чтобы не терять насиженных мест, а теперь, если верить Коврову, переходят к социал-демократии, а от социал-демократии -- к коммунистам, с постоянной готовностью вернуться опять в либеральное стойло. Раскол Ленинбунда есть жестокий урок для немецкой левой, прошедшей -- не нужно этого забывать -- зиновьевскую школу верхоглядства. Мы уже достаточно хорошо знаем из опыта последних лет, что основная "диспропорция" в Европе состоит в несоответствии между степенью зрелости пролетарского авангарда и зрелостью всей революционной обстановки. Эта "диспропорция" распространяется, разумеется, целиком и на оппозицию, которая делает в сущности первые серьезные попытки самостоятельно разобраться в обстановке, а не просто брать под козырек перед каждым дежурным вождем. Руководящие группы вырабатываются медленно, а особенно в нынешней, совершенно исключительной обстановке Шатаний, колебаний, перебежек, расколов будет еще немало впереди, как внутри официальных компартий, так и в тех группах, которые на данном этапе вытеснены из их состава. На этот счет не нужно делать себе никаких иллюзий. Люди учатся ходить только на собственных ногах, причем неизбежно набивают себе шишки на лбу и в других местах. Телеграмма Радека в "Правде" есть результат некоторой излишней импульсивности, вряд ли много более того. Некоторые товарищи (особенно тов. Абрамский из Харькова) ссылаются на какое-то совершенно неизвестное мне письмо Радека, в котором он будто бы солидаризуется с резолюцией ИККИ по китайскому вопросу. Думаю, что здесь какое-то недоразумение. Если другие резолюции (по английскому, по французскому вопросам) представляют собой крайне угловатый и непродуманный поворот влево и тем самым начало движения в нашу сторону, то резолюция по китайскому вопросу ложна с начала и до конца и является прямым продолжением, развитием и углублением политики блока четырех классов, подчинения компартии Гоминьдану, спекуляции на левый Гоминьдан, с неизбежными дополнениями этой оппор- тунистической политики в духе кантонского путча. На этом вопросе я здесь не останавливаюсь, так как очень подробно высказался на эту тему в своей переписке с Преображенским. Я считаю этот вопрос прямо-таки решающим для всей нашей международной ориентировки. Дело идет о направлении революции в стране с 400-миллионным населением. Нынешняя резолюция ИККИ с такой же неизбежностью подготовляет крушение будущей третьей китайской революции, с какой гоминьдановский курс обеспечил крушение второй китайской революции 1925--1928 гг. Мало того, дело идет о революции в Индии, с одной стороны, о революции в Японии, с другой. Эти вопросы необходимо продумать до конца. Что касается "левого курса", то одну часть своей исторической миссии он уже выполнил, ибо помог естественному самоопределению зиновьевской группы. Сафаров был в оппозиции Зиновьеву и Каменеву слева. Но эта сафаровская левизна имеет лишь одно историческое назначение: показать господам положение, что он, Сафаров, готов грызть нас куда более решительно, чем "оппортунисты" Зиновьев и Каменев. Игрушечного дела людишки, как говаривал Салтыков, захотели поиграть в оппозицию, пошалить с аппаратом диктатуры и против собственного желания попали в большой водоворот. Немудрено, если они пускают теперь теоретические пузыри и судорожно работают всеми плавниками, руководимые одним-единственным желанием: удержаться на поверхности, а по возможности даже и вновь процвести. Начали они с того, что нужно идти на Брестский мир, то есть обмануть партию. А тут на счастье подвернулся левый курс: "Ну вот видите,-- говорят игрушечного дела людишки,-- мы давно это говорили", хотя говорили они прямо противоположное, то есть не о левом курсе, а о Брестском мире, примерно, на три месяца, максимум на шесть. Мы потеряли Пятакова, Антонова-Овсеенко, Крестинского, людей, давно подгнивших. Зиновьевская верхушка была сановной фрондой, которая под давлением питерских рабочих и под нажимом с нашей стороны зашла много дальше, чем хотела. Теперь она возвратилась к покинутым яслям. Но сотни питерских рабочих не пошли за своими бывшими руководителями, а остались с нами. В этом полное оправдание блока--и заключения его, и разрыва. В существо вопроса о "левом курсе" я на этот раз не вхожу, так как очень подробно писал об этом в нескольких письмах ряду товарищей. Здесь прибавлю только, что в тех моих письмах я совершенно недостаточно останавливался на вопросе о методах руководства -- партией, государством, профсоюзом. На это совершенно справедливо указывает Хри- стиан Георгиевич в полученном мной вчера письме, которое является изложением, крайне сокращенным, его письма к А. Г. Белобородову. Тов. Раковский выдвигает на первое место ту мысль, что правильная политическая линия немыслима без правильных методов ее выработки и ее осуществления. Если в том или другом вопросе, под действием тех или других толчков аппаратное руководство даже и нападет на след правильной линии, то нет никаких гарантий того, что эта линия будет действительно проводиться. "При условиях диктатуры партии,-- пишет тов. Раковский,-- в руках руководства сосредоточивается такая гигантская власть, какой не знала ни одна политическая организация в истории, и поэтому соблюдение коммунистических и пролетарских методов руководства является еще более необходимым, так как всякое отклонение в этом смысле, всякая фальшь отдаются на всем рабочем классе и на всей революции. Отрицательное отношение пролетарской диктатуры к буржуазной псевдодемократии руководство постепенно приучилось распространять на те элементарные гарантии сознательной демократии, на которых зиждется партия и при помощи которых только и можно руководить рабочим классом и государством. Наоборот, при пролетарской диктатуре, когда, как упомянуто выше, сосредоточена неслыханно большая власть в руках руководства, верхушки, нарушение этого демократизма есть величайшее и тягчайшее зло. Ленин уже предостерегал, что наше рабочее государство заражено "бюрократическим извращением". Опасность заражения им и партии беспокоила его все время, вплоть до последних минут его жизни. Неоднократно он говорил о том, каковы должны быть отношения руководства партии к профсоюзам и трудящимся вообще ("передаточные колеса", "привода"). Вспомним его горячие протесты против некоторых грубостей ("рукоприкладство" и проч.), против отдельных недостатков руководителей -- на внешний взгляд незначительных и даже трудно объясняющих негодование Ленина, если упустить, что он имел в виду именно сохранение внутри партии совсем иных способов руководства. В этой же связи надо понимать его горячую проповедь культуры (борьба с азиатскими нравами) и, наконец, его замысел при создании ЦКК. "При жизни Ленина,-- пишет далее т. Раковский, партаппарат не имел еще и десятой доли того могущества, которым пользуется теперь, а потому и все то, чего так опасался Ленин, стало теперь в десятки раз опаснее. Партийный аппарат заразился бюрократическими извращениями госаппарата, прибавив к этому все те извращения, которые выработала фальшивая буржуазная парламентарная демократия. В результате сложилось руководство, которое вместо сознательной партийной демократии дало: 1) подтасовки теорий ленинизма, приспособленные для укрепления партийной бюрократии; 2) злоупотребление властью, которое -- по отношению к коммунистам и рабочим -- при условии диктатуры не может не принимать чудовищных размеров; 3) подтасовку всей партийной выборной механики; 4) применение в дискуссии методов, которыми могла бы гордиться буржуазно-фашистская власть, но никак не пролетарская партия (особые отряды, свистки, сбрасывание с трибуны и проч.); 5) отсутствие товарищеской спайки и добросовестности в отношениях и проч. и проч.". Отсюда Христиан Георгиевич выводит все те чудовищные процессы, которые за последние месяцы прорвались наконец наружу (Шахтинское дело, Артемовское, Смоленское и другие). Всегда и неизбежно будут ошибаться те, которые берут отдельные экономические мероприятия вне политического процесса и политической деятельности в целом. Т. Раковский крайне уместно напоминает, что политика есть сконцентрированная экономика. Вы, конечно, обратили внимание на то, что наша печать совершенно или почти совершенно не дает отголосков европейской и американской печати на события внутри нашей партии Уже это одно заставляло думать, что эти отголоски не подходят к стилю нового курса. Теперь у меня есть на этот счет уже не голая догадка, а в высшей степени яркое печатное свидетельство. Один товарищ прислал мне страницу, вырванную из февральского номера американского журнала "Нейшен" ("Нация"). Изложив кратко последние наши события, виднейший лево-демократический журнал говорит: "Все это выдвигает на первое место вопрос: кто представляет продолжение большевистской программы в России и кто -- неизбежную реакцию против нее. Американский читатель всегда считал, что Ленин и Троцкий представляют то же самое дело, и консервативная пресса и государственные люди пришли к тому же самому заключению. Так, нью-йоркский "Таймс" нашел главную причину для радости в день Нового года в успешном устранении Троцкого из коммунистической партии, заявляя при этом напрямик, что "изгнанная оппозиция стояла за увековечение тех идей и условий, которые отрезали Россию от западной цивилизации". Большинство больших европейских газет писали подобным же образом. Сэр Остин Чемберлен во время женевской конференции сказал, как сообщают, что Англия не может войти в переговоры с Россией по той простой причине, что "Троцкий еще не расстрелян у стенки до сих пор". Чемберлен должен быть теперь удовлетворен изгнанием Троцкого. Во всяком случае, представители реакции в Европе единодушны в своем заключении, что Троцкий, а не Сталин, является их главным коммунистическим врагом". Сама газета, как мы видели, считает реакцию против большевизма или термидор (статья так и называется "Термидор в России?") неизбежными. В заключение она прямо пишет: "Нет никакого сомнения в том, что сталинская тенденция отхода от сурового большевизма может быть обоснована как уступка воле большинства народа". "Правда" иногда пытается (пыталась раньше) сослаться на отдельные голоса социал-демократической печати, подхватывающие нашу критику, как они теперь подхватывают так называемую "самокритику", по признанию той же "Правды". Как будто бы подлинные классовые линии определяются интрижками социал-демократической печати, пытающейся зайти то с одного, то с другого конца, чтоб погреть руки на наших разногласиях. Основная линия социал-демократии определяется основными интересами буржуазного общества. Но социал-демократия потому и может играть роль последней опоры буржуазного режима, что она отнюдь не тождественна с фашизмом, как у нас походя пишут, а наоборот, пользуется во всех неосновных вопросах возможностью играть всеми цветами радуги, рычать против реакции, хлопать подлинных революционеров (пока они в маленьком меньшинстве) одобрительно по плечу, глотать шпаги и горящую паклю, словом, выполнять свое назначение крайнего левого фланга буржуазного общества. Вот почему надо уметь читать социал-демократическую печать. Надо уметь отличать основную линию (основную -- для буржуазии) от всего того словесно-политического шарлатанства, которое является основным для самой социал-демократии, ибо она этим живет. Что касается солидной капиталистической печати, то в вопросах, касающихся коммунистов и пролетариата, у нее нет основания играть в жмурки. Вот почему статья "Нейшен" имеет для нас интерес не столько сама по себе, сколько теми отголосками из мира империалистской политики, которые она приводит. Вот это серьезная, не случайная, не эпизодическая проверка классовой линии. Не случайная тем более, что больше года тому назад издание Совета съезда тяжелой французской промышленности совершенно таким же образом оценивало внутренние процессы в нашей партии и стране -- притом не в газете, а в Бюллетене, предназначенном для узкого, сравнительно, круга посвященных. Вот на гей раз и все по вопросам политики. Несколько слов о здоровье. В общем оно удовлетворительно, несмотря на привязавшуюся малярию, которая Наталию Ивановну [Седову-Троцкую] осаждает гораздо более жестоко, чем меня. Надеемся от нее избавиться путем переселения выше, в горы. Собирались переселиться в начале мая, но не было помещения, да и май был почти на всем своем протяжении дождливым и холодным. (Сейчас установились уже летние жары и необходимо как можно скорее бежать в горы). Завтра надеемся уже переехать окончательно, то есть на летний сезон, так как барачные помещения в горах не приспособлены для зимнего жилья Младший сын живет здесь уже около месяца (старший, Лев, приехал вместе с нами). Сегодня ждем также и невестку, которая собирается провести здесь свой отпуск Из Москвы очень тяжкие вести о здоровье дочери (Нины). Это от нее письмо шло два с половиной месяца из Москвы Газеты и письма получаю во все возрастающем количестве. Работаю много и с интересом. В конце марта совершил крупную охотничью поездку. В конце мая -- крупную рыболовную поездку. Рыбы мы привезли с Наталией Ивановной и сыном Сергеем около семи пудов, чем значительно повысили продовольственный уровень Алма-Аты. Вот, кажись, и все по части житейской и бытовой. Сейчас мы уже переселились в горы, что в восьми верстах от центра города. Здесь много садов и прохладнее, чем внизу. Младший сын живет с нами свыше месяца. Невестка (жена старшего сына) прибыла из Москвы свыше недели тому назад, так что семья наша очень возросла. К несчастью, в семье у нас неблагополучно Одна из двух дочерей моих, Нина, тяжко заболела скоротечной чахоткой. Я телеграфировал профессору Гетье и получил несколько дней тому назад ответ: "Скоротечная форма, помочь невозможно". Дочери 26 лет, у нее двое малюток, муж ее, Не-вельсон, в ссылке. Из больницы дочь написала мне 20 марта письмо о том, что она хочет "ликвидировать" свою болезнь, чтоб вернуться к работе, между тем температура у нее была 38. Если б я получил это письмо своевременно, я бы телеграфировал ей и друзьям, чтоб она не покидала больницы. Но письмо ее, посланное 20 марта, получил только 3 июня, оно было в пути 73 дня, т е. больше двух месяцев пролежало в кармане у какого-нибудь Дерибаса, Агранова или еще у кого-нибудь из этих развращенных безнаказанностью прощелыг. Старшая дочь, Зина,-- ей 27 лет, тоже "температурит" вот уже два-три года. Я очень хочу заполучить ее сюда, но сейчас она ухаживает за сестрой. Обе дочери, конечно, исключены из партии и сняты с работы, хотя старшая дочь, заведовавшая раньше в Крыму партшколой, была уже год тому назад переведена на чисто техническую работу. Словом, эти господа плотно принялись за мою семью после того, как они разгромили мой секретариат. Вы, вероятно, помните, что моего лучшего сотрудника Глазмана, прекрасного партийца, подлыми преследованиями довели до самоубийства еще в 1924 г. Преступление осталось, конечно, безнаказанным. Теперь жестоко преследуют трех остальных моих сотрудников, продолжавших со мной -- как и Глазман -- всю гражданскую войну. Сермукс и Познанский решили на собственный риск отправиться в Среднюю Азию, чтоб быть вместе со мной. Сермукса арестовали здесь на второй день после приезда, держали в подвале около недели, выдавая в сутки по 25 коп. из его же собственных денег, а затем отправили в Москву, откуда выслали в область Коми. Познанский был арестован в Ташкенте, сослан в Котлас. Бутов сидит в тюрьме и по сей день... Крепко жму руку. P. S. Проработал проект программы ИК [Коминтерна]. Плачевный документ -- ни цельности мысли, ни прочности построения, зияющие ревизионистские щели во всех стенах... Печальное здание! И в то же время оно подмазано и подкрашено "веселенькой" революционной краской -- все наши замечания приняты во внимание, но не по существу, а для маскировки. Первый бухаринский проект отброшен именно за его национально ограниченное построение (см. наши документы в "Правде" 15 января 1928 г.). Теперь "Правда" хвалится, что новое построение строго интернациональное, "не как с.-д.", исходим из мирового хозяйства, а не национального. И здесь подделка под наши указания. Но, по существу, заплата на заплате. Пишу для Шестого конгресса подробную критику, делаю попытку удержать от принятия этого и подобного документа. [Л. Троцкий] Алма-Ата, 2 июня 1928 г. циркулярное письмо Дорогой друг! Я получил три письма с "новостями", отчасти со "слухами", бродящими по Москве. Два из трех корреспондентов утверждают, что все -- истинная правда. Сообщаю выдержки из трех писем без изменений. Ответственности на себя не беру. Но многое очень вероподобно. 1-е письмо. Сообщали как факт больше месяца тому назад, что Каганович прислал в Москву (кому неизвестно) письмо, в котором ругал Сталина и показал себя ярым рыковцем Говорили, что после этого Сталин хотел его снять, но это ему не удалось От очень многих слышал, что вышел 1-й рыковский подпольный документ Содержание его никто толком не знает, но факт его существования считают бесспорным Говорят, что, когда у Сталина было несколько делегатов Профинтерна, то на вопрос, а что же будет дальше с оппозицией, Сталин сначала притворился, что не понимает, о чем с ним говорят, а потом заявил, что никакой оппозиции нет, Зиновьев, Каменев, Пятаков, дескать, отошли, а здесь, в столе, у меня лежат заявления Преображенского, Радека, Ив Ник Смирнова, Белобородова и еще кого-то Общее снижение зарплаты по Московской губернии равняется что-то около 25%, по некоторым отраслям достигает 50% Сведения эти почерпнуты из сводки МГСПС Говорят, что Сталин предложил Каменеву и Зиновьеву "блок", но они заявили, что ни о каком блоке не может быть и речи, пока не будут возвращены все ссыльные, в частности, Троцкий. (Гм... гм..). На это Сталин ответил, что может документами доказать, что он на Политбюро голосовал против высылки Троцкого, а когда высылали, так его даже в Москве не было (был в Сибири). На пленуме ЦК Сталин внес предложение о передаче ВТУЗов в ведение ВСНХ (это предложение он внес в связи с Шахтинским делом). Рыков был против этого предложения. Голоса раскололись примерно так: 2/з за Рыкова, часть воздержалась и 1/4 или 1/5 за Сталина Существует предположение, что некоторые сталинцы не поняли, что это голосование есть, так сказать, проба пера и голосовали "не за страх, а за совесть". Когда Сталин предложил первый раз на Политбюро снять Сырцова, то голосование не состоялось, т. к. у Бухарина заболел живот; во второй раз, т. е когда голосование состоялось, Сталин оказался только вдвоем с Молотовым (за снятие). Когда Сталин ездил в Сибирь, то он привез оттуда с собой Сырцова и заставил его в Москве просить о своем снятии. Вопрос снова был поставлен в Политбюро, и Сталин снова провалился. Правда, он сменил у Сырцова весь аппарат. Перед пленумом происходил так называемый актив, состоящий из членов и кандидатов Политбюро и некоторых членов ЦК. Там происходили длительные дебаты, там вырабатывались резолюции, которые потом были приняты "единогласно" на пленуме. На этом же самом активе Сталин предложил поставить на пленуме вопрос о восстановлении в партии Зиновьева и Каменева. Подавляющим большинством этот вопрос был снят. Причем мне передавали в качестве факта, что Рыков заявил, что если ставить вопрос, то уж о настоящей оппозиции, а не о прохвостах. Передают также, что сталинцы и рыковцы говорят друг с другом в невероятном тоне. В качестве контроля над Бухариным и М И [Ульяновой] в "Правде" сидит Ярославский. В Политбюро теперь, по слухам, существуют три груп