ба у девочки поменялась и у матери ее? Да еще и у жителей деревенских? -- Говорю же тебе, я психологией увлекался. Как ученый могу тебе сказать: Анастасия полностью поменяла жизненную программу Анютки. Брошенный на попечение стариков больной ребенок, маленькая девочка сидела беспомощная в уголочке грязной избы и ждала приезда своей мамы. Ее уверяли: "Приедет твоя мамочка. Играть будет с тобой, подарки привезет". Уверяли, думая, что дело творят благое враньем. А мать ее тем временем в городе спивалась от безысходности. Ложные уверения обрекли девочку на бесплодные ожидания. Так и мы в своей жизни зачастую ждем сошествия свыше. Кто-то должен прийти и сделать нас счастливыми, изменить судьбу. Не оттого ли действуем вяло или вообще бездействуем? Не задумываемся, что нам уже и так всего предостаточно дано и пришедшего к нам сами должны встретить с подарками. Анастасия поменяла судьбу, будущее, своей простотой и искренностью. Подумать только, самыми простыми человеческими словами можно изменить судьбу. Я много раз прослушивал запись диалога Анастасии с Анютой. Думаю, если кто-нибудь другой так же поговорил бы с девочкой, последовал бы тот же эффект. И нужно-то немногое, чтобы говорить так же, как она. Нужно не врать. Нужно просто искренне желать помочь человеку. Помочь, а не сочувствовать. Нужно быть свободным от кармических догм или, вернее, быть сильнее их. Можно порассуждать о карме, о безысходности, кармической предначертанности для маленькой больной девочки. Но Анастасия оказалась сильнее этой предначертанности. Она на нее попросту не обратила внимания. И другой так бы смог. Ведь словами все делалось, обычными нашими словами. Только необходимо, чтобы прозвучали они в нужном месте и в нужное время, в определенной последовательности были сказаны. Сделать это умом трудно. Возможно, что та чистота помыслов, о которой говорит Анастасия, и расставляет эти слова автоматически в определенной последовательности, оттого и действенны они. -- Ну, это все твои теории, предположения. Надо еще в жизни реальной посмотреть, в будущем, изменится судьба от каких-то слов или нет. Да что может измениться в жизни для этой девочки? Если только чудо какое-то произойдет. -- Чудо и произошло. Оказалось, все чудеса в нас. -- Какое чудо произошло? -- Маленькая Анютка перепрограммировалась. Сломала все кармы свои и окружающих. -- Что значит сломала? Тебе это откуда известно? -- Мне известно. Спустя некоторое время поехал я в эту деревушку. Решил отвезти Анютке свой приемник, раз ее хрипит, и антенну им на крыше поставить. Иду к дому Анютки по отремонтированным деревянным мосткам. Раньше они совсем прогнившие были, а тут все прогнившие доски на новые заменены. "Надо же, -- думаю, -- с чего бы это благоустройство такое?" Деда Анютки увидел сидящим на крыльце и сапоги в ведре моющим. Поздоровался с ним, рассказал о цели приезда. -- Ну ладно, -- говорит дед. -- Проходи в избу, коли так. Обувку только тебе снять придется. Порядки, видишь ли, у нас новые заведены. На крылечке разулся я. Вошли мы с дедом в избу. Там по-простому все, по-деревенски, только очень чистенько и уютно. -- Внучка вот такой порядок у нас завела, -- сообщил дед. -- Долго она старалась. Пол драила, перемыла все. Больше недели с утра до вечера как заведенная. Отдохнет и снова за уборку. Стены побелить меня уговорила. А теперь, как в сапогах в избу войду, след на полу остается, она тут же тряпку берет и начинает следы вытирать. Ну, так лучше их не делать, следы. Тапочек у нас нет. Вместо тапочек она калоши старые приспособила. Надень калоши. Присаживайся. Я присел за стол, покрытый старой, но чистенькой скатертью. В одном месте скатерть была потертой и на часть потертости, насколько могла сделать аккуратно детская рука, был пришит цветной лоскуток в форме зайчика. Посередине стола стоял граненый стакан, в котором аккуратными лепестками торчали уголочки тетрадных листиков вместо салфеток. -- Я смотрю, и деревеньку вашу благоустраивать начали. И на вас власти внимание обратили, раз тротуар деревянный отремонтировали, -- сказал я деду. А он мне отвечает: -- Да не власти у нас орудуют. Нет им дела до нас, властям. Это внучка, Анютка, непоседой стала. -- Как -- Анютка? Она же маленькая еще, чтобы тротуар отремонтировать. Там же доски тяжелые. -- Тяжелые доски. Да... На охоту я как-то собираюсь. За Анюткой попросил соседку приглядеть. А мне внучка и говорит: "Иди, деда, по делам своим. Не беспокойся, я сама со всем справлюсь. Только разреши мне доску, которая у сарая стоит, попилить." Удивился я, да, думаю, пускай играет ребенок, раз нравится ей так играть. Положил ей доску на полено, дал пилу, ножовку и пошел на охоту. Потом соседка рассказала. Анютка куски трухлявой доски из мостиков повытаскивала. Веревочкой размер сняла и по этому размеру доску, что я ей дал, пилить стала. Полдня, говорит соседка, пилила Анютка доску, но справилась все-таки. Потом и притащила доску к мосткам, приладила ее на место, где была трухлявая. -- Да как же она, такая худенькая, слабенькая, могла дотащить тяжелую доску? -- Помощник у нее обзавелся. Еще два месяца назад подружилась она с псиной осиротевшей, лайкой сибирской. Бабка одна умерла на другом краю деревни нашей. Здоровая псина осталась. Еще на похоронах Анютка все гладила ее. Потом поесть ей носила. Лайка эта сначала от двора своего не уходила, хоть и не было никого в избе. Одна старуха жила. Анютка собаку несколько дней кормила. Она и пошла за Анюткой, так теперь и ходит за ней неотступно. Помогает псина старая во всех причудах внучкиных. Вот и доску помогла тащить. Веревкой доску Анютка обмотала за один конец, сама взялась тащить, за другой -- псина эта здоровенная зубами уцепилась, так и притащили они ее к мосткам. А потом Анютка у соседки гвоздей попросила, молоток мой взяла. И давай пытаться доску приколачивать гвоздями к месту. Да не получалось у нее. Соседка увидела, как сидит Анютка на мостках, заколотить гвоздь пытается. Руку себе молотком в кровь сбила. Псина рядом сидит, смотрит и скулит. Соседка подошла, отобрала молоток и приколотила ту доску гвоздями. Назавтра, к вечеру, увидела соседка, как Анютка вместе со своей собакой снова доску тащит. Новую дырку на мостках латать. "Ты что же, Анютка, так и будешь ко всем дыркам доски новые прибивать? Другое занятие, девичье, не можешь для себя придумать?" -- спрашивает соседка. Внучка ей и отвечает: "Очень надо, теточка, так сделать, чтоб мостки вдоль всех домиков были новые, без дырок. А то гости вдруг приедут в какой-нибудь дом, пойдут по мосткам, а на них дырки, и испортится у гостей настроение веселое. И мамочка моя, как приедет, может расстроиться мосткам непраздничным". Соседка приколотила вторую доску. А потом скандалить со всеми стала соседка. Ходит по дворам, кричит баба на всех: "Ремонтируйте мостки у своих домов! Не могу смотреть, как ребенок из-за вашего разгильдяйства мается. Руки в кровь избивает". Так, смотришь, и отремонтировали мостки, каждый у своего дома. Чтоб не слышать, как баба скандалит. -- А где же сейчас ваша внучка? -- спросил я у старика. -- Краску она до крайней избы потащила, там, наверное, и заночует в крайней избе, у стариков Лосиных. Да... Там может и заночевать... -- Какую краску, зачем? -- Обыкновенную краску, масляную, ярко-оранжевую. У теплохода она краску за рыбу выменивает. Блажь теперь у внучки новая поселилась. -- Какая блажь? -- Решила она, чтоб все избы веселыми выглядели. Радостными. Как теплоход подходит, ну, тот теплоход, что рыбу отловленную собирает, она им рыбу тащит, за краску всю отдаст. А потом банку эту в какую-нибудь избу тащит. Просит, чтоб наличники вокруг окон покрасили. Старики и красят. Скоро до меня очередь дойдет. Ладно уж! Покрашу. Отчего же не покрасить. Может, и лучше, если покрасить, если избы веселее будут снаружи выглядеть. -- А где она рыбу берет? -- Сама рыбу и ловит. Каждый день хоть три, хоть две белорыбицы да притащит утром, а бывает, и больше. Хоть бы раз не притащила, так нет же, цепляются рыбины на ее крючки. А мне каждое утро с моим радикулитом: вставай, и все тут. "Вставай, деда. Засоли рыбу, чтоб не пропала". Каждое утро так, -- ворчал беззлобно дед. -- Как же ей удается со снастями справиться? Одной? -- Так говорю ж тебе, помощник у Анютки, лайка эта старая, сибирская. Псина старая, да умная, слушается ее. Во всех причудах способствует. Закидушку мою с пятью крючками Анюта берет, наживку на крючки приспособит и с лайкой к реке вечерком, место там у нее излюбленное. Один конец лески к штырю на берегу привяжет, потом на палку леску набросит, псина эту палку в зубы и плывет. Плывет, пока Анютка на берегу ей вслед непрерывно так приговаривает: "Плыви, Дружок, плыви, Дружок". Собака и затаскивает закидушку, пока Анютка ей с берега приговаривает. А как до места дотащит, Анютка по-другому приговаривать начинает: "Ко мне, Дружок, ко мне, Дружок". Собака палку из пасти выпускает и обратно к берегу. Ну ладно, давай спать. Старик полез на печь. А я прилег на деревянный диван. Проснулся на рассвете, вышел во двор и увидел. Внизу у реки Анютка, взявшись за кольцо, тащила закидушку. Огромная сибирская лайка помогала ей. Лайка, вцепившись зубами в кольцо, упиралась, пятилась назад. Они вместе тащили закидушку с приличным уловом. Анютка была обута в явно размера на три больше, чем ей нужно, резиновые сапоги. Обута на босу ногу. Когда улов был подтащен к берегу, она схватила сачок и побежала вытаскивать рыбу. Лайка упиралась лапами, держала в зубах кольцо. Анютка зашла в воду больше, чем позволяли сапоги, и вода стала заливаться за голенища ее сапог. Вытащив на берег, она сняла с крючков три приличные рыбины, положила их в мешок. Потом они с лайкой, взявшись за веревку, тащили фанерку, на которой лежал этот мешок. В Анюткиных сапогах хлюпала вода, мешая ей идти. Анютка остановилась, сняла один сапог, потом второй и, стоя босыми ногами на холодной земле, выливала из них воду. Обувшись в мокрые сапоги, она продолжала свое дело. Когда они вместе с лайкой дотащили утренний улов до крыльца, я посмотрел на лицо Анютки и был поражен. Пылающие румянцем щеки, блестящие решимостью глазенки и затаенная на губах счастливая улыбка делали ее уже совершенно не похожей на желто-бледную, прежде болезненную девочку. Анютка стала будить деда, и он, пыхтя, слез с печи, накинул куртку, взял нож, соль, пошел разделывать рыбу. Когда Анютка поила меня чаем, я спросил, зачем она в такую рань ежедневно притаскивает домой рыбу? -- Дяденьки с теплохода, что на реке, приходят и забирают у нас рыбу. Мне деньги дают. А еще я их краску для домиков попросила привезти. Они привезли за рыбу. И материю красивую на платье привезли. За эту материю я им всю рыбу отдала, что за неделю поймала,-- ответила Анюта и достала большой кусок великолепной шелковой ткани. -- Так здесь, Аня, не на одно платье хватит. Зачем тебе столько много? -- спросил я. -- Это не мне. Это для мамочки моей подарок я приготовила, когда мамочка моя приедет, я ей еще и платочек подарю красивый и бусы длинные тоже подарю. Анютка вытащила из потертого старого чемодана импортные женские колготки, жемчужные бусы, великолепный цветастый платок: -- Пусть не расстраивается мамочка, что не может мне подарки купить. Я сама теперь ей все покупать буду. Чтоб не думала мамочка, будто жизнь ее не сложилась. Я смотрел, как она радостно показывает мне подарки для своей мамочки, вся счастливая, любуется ими, и понял: из совершенно беспомощного, жалкого и ожидающего чьей-то помощи существа маленькая Анютка превратилась в деятельного, уверенного в себе человека. И тем счастлива, что получается у нее, а может быть, еще от чего-то ее счастье... Теперь, я думаю, счастье каждого внутри у каждого. Оно в определенном уровне осознанности. Только с помощью чего достичь этого уровня, вот в чем вопрос! Анастасия помогла маленькой Анютке. Сумеет ли помочь она всем остальным? А может, нам самим нужно как-то соображать научиться... Александр замолчал, и мы стали думать каждый о своем. Закутавшись в полушубок и положив голову на бревно, я стал смотреть на яркие северные звезды, казалось, они были совсем низко над нами и тоже обогревались пламенем костра. Я попытался заснуть. Поспав часа три, на рассвете мы с Александром подошли к катеру. Но прежде чем оттолкнуть катер от берега, Александр вдруг заявляет мне: -- Думаю... Уверен. Не стоит тебе в тайгу идти. Не найти тебе теперь Анастасию. Никому не найти, и тебе тоже. -- Почему? -- Ушла Анастасия. Ушла вглубь. Не могла она не уйти. Ты, если пойдешь, погибнуть можешь. Не приспособлен ты для тайги. А тебе ведь писать еще нужно. Выполнить обещанное ей. -- Чтобы писать дальше, мне необходимо услышать ее ответы на многие вопросы читателей. О воспитании детей, о религиях... -- Не найти теперь ее никому. -- Да что ты заладил, не найти да не найти. Я знаю, где поляна ее находится, найду. -- Не найти, говорю. Анастасия не может не понимать, что охота на нее началась. -- Какая охота? Местных охотников кто-то подкупает? Как вас с Егорычем? -- Да мы с Егорычем убедить пытаемся, чтоб не мешали ей, не тревожили. Когда убедить не удается, отвозим на противоположный берег. Охотников местных не подкупить, у них свои законы и ценности свои. Про Анастасию они до тебя еще знали. Относились к ней с глубоким уважением. Даже между собой говорили осторожно, не понравится охотникам постороннего в тайге видеть, а стреляют они метко. -- Кто же тогда за ней охотиться может? -- Думаю, это тот, кто привел нас к сегодняшнему дню такими, как мы есть... И дальше вести продолжает. -- А конкретнее? -- А конкретнее каждому самому вычислять нужно. -- Ну, а все же, ты кого имеешь в виду? Таких, как Борис Моисеевич?
  • Что он, лишь орудие. Нечто незримое с нами играет. И Борис Моисеевич сейчас понимать это стал, и тот, кто за ним стоял, тоже, похоже, понял. КТО МЫ? -- Месяц назад Борис Моисеевич снова приезжал в эти края, -- рассказывал мне Александр. -- Он был уже без охраны и помощников. Тихий и задумчивый, разыскал меня. Проговорили мы с ним целый день. Скорее, это был не разговор, а его исповедь. Не мне, конечно, а самому себе исповедь. Он подарил мне копию своего отчета о контакте с Анастасией. Я сделал для тебя выписки из него, хочешь, прочитаю? -- А для кого этот отчет делался? -- Не знаю, и сам Борис Моисеевич не знает. Со своим заказчиком он встретился в солидном зале с камином. Заказчик назвался представителем Международной академии. А академий сейчас много развелось попробуй, разберись, какая наиболее серьезная. Сейчас ведь о серьезности по величине финансирования стали судить. Заказчик этот на финансирование не скупился, всю поездку оплатил сразу наличными, премию пообещал группе немалую и включение всего отдела, возглавляемого Борисом Моисеевичем, в серьезную научную программу, связанную с Анастасией. Когда Борис Моисеевич с ним после возвращения встретился и отчет ему представил, заказчик просмотрел отчет бегло. Похоже, он уже был информирован, бросил листки с отчетом в камин, а Борису Моисеевичу сказал: -- Перед вами стояла задача налаживания контакта с объектом "Х", как вы сами назвали Анастасию. Вы применили при выполнении задачи не только свои научные методики, способности к убеждению, но и насилие. Насилие -- это ваша инициатива. Мы решили удвоить ваш гонорар за организацию экспедиции, но на будущее прервать с вами наши взаимоотношения. Получите свой гонорар, -- указал он на дипломат, стоящий рядом с креслом,-- и забудьте об экспедиции. Борис Моисеевич пытался объяснить, что насилие произошло случайно и ему самому вся история неприятна, и он понимает, какой вред для будущих контактов с Анастасией нанесла неловкость их группы, и потому он лично отказывается от гонорара вообще. И тогда сидевший у камина человек встал с кресла и, не терпящим возражения голосом, произнес: -- Возьмешь. И уйдешь. Не ради дела твое рвение было, а ради денег. Так получи их. Больше ты нам не пригодишься. Борис Моисеевич взял дипломат с деньгами и вышел из обширного кабинета-зала. Он пытался делить деньги поровну между участниками экспедиции, но не все их брали. Эти деньги словно подчеркивали величину чего-то неприятного, содеянного людьми, участниками экспедиции. -- Почему ты мне только выписки сделал из этого отчета? -- спросил я у Александра. -- Судя по книге, ты не очень-то любишь читать труды, изобилующие непонятными для тебя терминами. Я постарался главное выписать, и без особой терминологии. -- Ну и что они говорят об Анастасии? Александр достал из кармана печатные листки и прочитал мне: -- "Объект "Х" не может быть подвергнут исследованиям обычными, известными нам сегодня научными способами. Критерии оценки, общепринятые в научных кругах, неизбежно создадут определенные рамки, оставив за ними неизвестные ранее свойства и возможности явлений, возникающих и связанных с отдельными ситуациями, скорее всего, при меняющемся психическом состоянии объекта "Х". Как информационный источник в различных областях научных изысканий, "объект" может быть непревзойденным относительно известных науке источников. Сам объект, скорее всего, носителем информации не является. Простого интереса к получению и анализу информации не имеет, однако при возникновении значимой для него цели и -- как следствия -- желания информация поступает к нему в отобранном кем-то виде и необходимом количестве и мгновенно может находить практическое применение объектом "Х". Наша группа смогла дать лишь некоторые гипотезы. Но и подтвердила "опытным" путем ряд высказываний объекта "Х" относительно растений. Констатировала факт существования луча. Научные термины "торсионное поле", "радиоволновые излучения" здесь, скорее всего, не подходят. Они если и могут быть использованы, то лишь потому, что нет других, наиболее подходящих. Самым невероятным и сомнительным, на наш взгляд, предполагалась возможность заложить, спрятать в тексте книги сочетания и знаки, по терминологии объекта "Х", "глубин вечности и бесконечности космоса". По утверждению самого объекта, эти знаки могут благотворно воздействовать на людей. Мы предполагали провести серию опытов, сопоставив параметры физиологических изменений в человеке до и после прочтения книги, с помощью приборов, применяемых в медицине. Однако теперь это большого смысла не имеет. Уже сейчас мы вынуждены констатировать бесспорность их существования. Их воздействие происходит не через физиологические, материальные органы, а на каком-то неосязаемом, нематериальном уровне социума. Создается впечатление, что в среде живущего на земле сообщества людей начинает происходить реакция, которую мы не в состоянии контролировать, а следовательно, и остановить. Основным фактом, подтверждающим ее существование, служит психическая реакция соприкоснувшихся с книгой людей. Опрос, тестирование, анализ корреспонденции читателей свидетельствуют о возникновении у большинства творческого порыва, который выражается в форме поэтических сочинений, создания рисунков, песенного творчества. У многих появляется потребность прикоснуться к растению, посадить растение, изменить профессию. В отдельных случаях после прочтения наступает значительное улучшение самочувствия, исчезновение симптомов заболевания. Нами проведен эксперимент над тридцатью имеющими разные заболевания людьми. Им было предложено в кабинете психотерапии и лечебного сна чтение текста книги. У двадцати семи наблюдалась эмоциональная сосредоточенность, сон не наступал, в крови повышался гемоглобин. Если предположить, что реакция читателей происходит за счет яркости литературно-художественного образа, то можно утверждать -- данный образ по своему психологическому воздействию превосходит на несколько порядков все ранее известные, включая классические и библейские. Бесспорность данного утверждения показывает процентное отношение читателей, выразивших свое отношение в поэтической или иной творческой форме. Среднестатистически оно выражается как 1 к 19. При этом сам стиль изложения автора прост до примитивизма. Не соблюдаются устоявшиеся каноны литературно-художественного творчества, в тексте присутствуют грамматические ошибки. Но при этом тестирование текста с помощью компьютерной программы удобочитаемости показывает, что удобочитаемость составляет восемьдесят и более процентов! При непосредственном контакте с объектом "Х" мы наблюдали явление, нигде ранее не встречавшееся и не соответствующее ни одному из наблюдаемых и описанных уфологами. Мы наблюдали шарообразный энергетический сгусток, похожий на большую шаровую молнию. Его энергетический потенциал превосходит существующие представления сегодняшней науки о силе природных энергий. Его способность локально менять гравитационное поле земли дает ему возможность в одно мгновение превратить в космическую пыль все, что не держится корнями за землю. В момент нашего контакта гравитация земли была изменена незначительно, но при увеличении его усилий мы и все материальные предметы могли попросту оказаться в бездне космоса, при этом вокруг объекта "Х" гравитационное поле не менялось, что говорит о возможности избирательности действий. Изменению земного притяжения явно предшествовало уменьшение голубого спектра дневного света. В качестве гипотезы можно предположить, что так называемое притяжение земли зависит не от самой земли, ее массы, а от светового давления, исходящего от неких космических объектов, энергий или созданной кем-то оболочки земли. Объект "Х", несмотря на возможность получения больших объемов информации, не стремится к ее анализу и воспринимает получаемое на уровне чувств, интуиции, отчего и происходит впечатление наивности. Взаимоотношения объекта "Х" с энергетическим сгустком обыденны и просты, они строятся на уровне чувств, при полном отсутствии подобострастия, преклонения. При взаимоуважении друг к другу они сохраняют полную свободу действий. Наблюдаемый нами светящийся энергетический сгусток обладает разумом и, что самое невероятное, чувствами, такого не отмечалось уфологами ни в одном НЛО. Свидетельством чувственности служит то, что при контакте лучи энергетического сгустка поглаживали ноги и волосы объекта "Х" и сам он своими действиями реагировал на эмоциональное состояние объекта "Х". Одновременно с возможностью физиологического воздействия на материю виденный нами объект обладает способностью к психологическому воздействию. В качестве гипотезы объект "Х" можно отнести к земному человеку, с которым периодически входят в контакт представители внеземной цивилизации, или с ним общается некое природное явление, неподверженное изучению. В качестве гипотезы можно было бы и сам объект "Х" отнести к одной из внеземных цивилизаций, однако заявление самого объекта: "Я человек. Женщина", мешает нам это сделать. Подобное заявление ставит нас в тупиковую ситуацию, так как возникает вопрос: "Кто же тогда мы?" Или по-иному: "По пути прогресса шло человечество или по пути регресса?" МУТАНТЫ, СОТВОРЁННЫЕ ЛЮДЬМИ -- Ладно, хватит, -- прервал я Александра. -- Для меня Анастасия -- отшельница. Пусть с необычными способностями, но, думаю, Она -- Человек. Лучше пока на это надеяться. Если во все вдумываться, крыша может съехать. Заводи свою тарахтелку, поехали. До заброшенной деревушки катер доставил нас часа за четыре. Когда я уже высадился на знакомый берег, Александр тоже вылез из катера и снова за свое: -- Ушла Анастасия, Владимир, ты подумай хорошенько, может, все-таки отменишь свой поход к таежной поляне? Не дойти тебе до нее. -- Пойду. -- Я поднял рюкзак, чтобы надеть его на плечи, и вдруг увидел, как Александр вытаскивает из ножен большой охотничий нож. Бросив рюкзак, я стал искать на земле что-нибудь подходящее для обороны. Но Александр, оголив по локоть правую руку, вдруг сам себя полоснул ножом по руке. Хлынувшую из раны кровь он закрыл своим белым льняным шарфиком. Потом он попросил меня взять из катера аптечку и перевязать ему руку. Ничего не понимая, я сделал это. Он протянул мне испачканный кровью шарф: -- Повяжи на голову. -- Зачем? -- По крайней мере, охотники тебя не тронут. В раненых они не стреляют. -- Да что они, дураки, что ли, твои охотники? Подойдут, сразу увидят бутафорию. -- Они не подходят. Зачем рисковать? Тропы и угодья у каждого свои. Если с добром человеку в тайгу надо, то сначала он поговорит с охотниками, расскажет о себе, о намерениях, согласует поход свой. Если с добром, они помогут, посоветуют и проводить сами могут. Про тебя они ничего не знают. Могут и не разбираясь шлепнуть, но в раненого они не стреляют. Я взял испачканный в крови шарф, повязал его на голову. -- Может быть, спасибо тебе сказать надо, но что-то не хочется спасибо говорить. -- И не надо. Не за спасибо я. Просто хоть что-то хочется сделать. Возвращаться будешь, костер на берегу разожги. Время от времени проходить невдалеке буду, дым увижу -- заберу тебя, если сможешь вернуться. При подходе к тайге я увидел, что метрах в ста от меня идут две собаки. "Наверное, деревенские, -- подумал. -- Хорошо бы поближе подошли ко мне, все-таки с собаками спокойнее". Я даже попробовал поманить их к себе, но собаки не подходили, продолжая двигаться параллельным мне курсом, так и вошли мы в тайгу. Зря пугал меня Александр. Не показалась мне тайга враждебной. Может быть, из-за ощущения, что здесь, среди этих деревьев и завалов, живет Анастасия, а она хоть и странный, но все же добрый человек. Но главное -- в этой тайге с ее завалами, необычными для городского жителя звуками и воздухом живет мой родной сын. От такого осознания тайга чуть-чуть роднее стала казаться. Двадцать пять километров от берега до поляны пройти труднее, чем по простой дороге, потому, что приходилось то через дерево поваленное перелезать, то кусты обходить. Когда с Анастасией шел, за разговорами не замечались такие преграды. Главное, чтоб с направления не сбиться из-за них, и я все чаще стал поглядывать на компас, подумал: "Как же Анастасия находит поляну без компаса? И тропы никакой нет". Отдыхая через каждый час пути, я к полудню добрался до мелкой речушки метра два шириной. Когда с Анастасией шел, мы тоже пересекали речушку. Я решил перейти на другой берег и сделать длительный привал на примыкающей к реке поляне. Пошел по упавшему в речку стволу полусгнившего дерева. Дерево не доставало немного до берега, и я сначала бросил рюкзак, потом прыгнул сам. Да как-то неловко получилось. Нога попала на какую-то корягу и подвернулась, или что-то растянулось в ней. Очень сильная боль пронзила ногу и даже в голове отдалась. Немного полежав, я попытался встать и понял, что идти не смогу. Так и лежал, раздумывая, как быть дальше. Я пытался вспомнить, что обычно делать нужно, когда подворачивается нога или растяжение происходит. Но вспоминалось плохо, наверное, боль мешала вспомнить. Потом решил: буду лежать, перекушу, может, боль утихать начнет. Если понадобится, костер разведу, переночую. К утру, может, точно нога поправится. На человеке ведь все постепенно заживает. И тут я снова увидел собак. Их было уже четыре, а с другой стороны -- еще две. И они никуда не шли. Они залегли с разных сторон, метрах в десяти от меня. Собаки были разнопородными, одна эрдельтерьер, другая боксер, остальные какая-то помесь. И маленькая болонка среди них была. Шерсть на собаках -- клочьями, худые, у эрдельтерьера гноились глаза. Я вспомнил рассказ помощника капитана о подобных собаках. И от осознания ситуации даже боль в ноге на какое-то время ощущать перестал. Помощник капитана штабного теплохода рассказывал, как люди, желающие избавиться от своих четвероногих, отвозят их куда-нибудь подальше и бросают. Если бросают в черте города, кошки и собаки группируются вокруг помоек, дающих им хоть какое-то пропитание. Когда собак отвозят в глухие места, подальше от города, они сбиваются в стаи и добывают себе пропитание, нападая на живность. И на людей, особенно одиночек, нападают. Собаки эти -- пострашнее волков. Они стараются подстеречь подраненную или выбившуюся из сил жертву, набрасываются на нее одновременно. Сбившиеся в стаи, бездомные, озверевшие собаки пострашнее волков еще и потому, что они лучше волков знают повадки людей и ненавидят их. Они -- злые на людей, охотиться на дичь, как волки, у них опыта нет, на людей -- есть. Особенно страшно, если в стае такой окажется хоть одна собака, которую тренировали нападать на человека. У меня была собака, и я тоже водил ее в собачью платную школу. Там среди прочих упражнений по выполнению всяких команд есть и упражнение по нападению на человека. В собачьей школе помощник инструктора надевает на себя ватное пальто с длинными рукавами и собаку учат на него нападать, кусать с остервенением. Если собака хорошо выполняет упражнение, ее за это поощряют, лакомство дают. Вот и доупражнялись, умники. Интересно, есть ли хоть одно существо на белом свете, кроме человека, которое занималось бы обучением других видов существ в нападении на себе подобных? Окружившие меня собаки сжимали кольцо. Подумалось: "Надо как-то показать им, что я живой еще, могу двигаться, обороняться". Я поднял короткую палку и швырнул в большую ближайшую и облезлую псину. Собака увернулась от палки и снова залегла. Палок поблизости больше не было. Тогда я достал из рюкзака две жестяные банки с консервами. Пока доставал, самая маленькая собака -- болонка -- подкралась сзади, рванула меня зубами за штанину и отскочила, остальные собаки наблюдали. Наверное, остальные собаки смотрели, какая у меня будет реакция на нападение болонки. Я швырнул одну банку в крупного ближайшего пса, другую в болонку. Больше бросать было нечего. В сознании наступила какая-то безысходность. Я представил, как собаки будут рвать мое тело и жрать его куски, а я при этом, некоторое время в сознании находясь, буду видеть все, корчиться от боли, потому что мгновенно собаки убить не смогут. И у меня с собой ничего нет такого, чтоб умереть быстро, без длительных мучений. Еще жалко стало, что рюкзак с подарками для Анастасии от читателей не донес и для сына в рюкзаке разные детские штучки, необходимые для маленького ребенка, тоже не донес. Полрюкзака занимали письма от читателей с вопросами, просьбами. Много писем. Необыкновенных писем. О Душе они, о жизни, и стихов много. Может, непрофессиональные стихи, не всегда в рифму, но чем-то хорошие. И вот теперь пропадет все. Сгниет здесь. И тут как-то само собой придумалось. Решил написать записку и вложить в целлофановый мешок с письмами. Записку! Если кто найдет рюкзак, пусть заберет себе все содержимое, и деньги тоже заберет. А письма читателей, дочери моей, Полине, перешлет. И написал в записке, чтобы она издала их, когда гонораров за книжки на то достаточно накопится. Нельзя допустить, чтоб столько стихов искренних зря пропало. Многие вообще, может, первый раз стихи написали, от Души они получились. И их единственное в жизни стихотворение пропадет. Записка эта с трудом писалась. Руки дрожали. От страха, наверное. И чего человек за жизнь так цепляется, даже в ситуации, когда абсолютно ясно, что все кончено? Но я дописал записку, вложил ее в целлофановый пакет с письмами и обвязал пакет потуже, чтоб влага не попадала. И тут увидел, как окружившие меня псы, подобравшиеся уже совсем близко ко мне, вдруг начинают совершать странный маневр. Они один за другим переползали от меня. Некоторые привставали и смотрели в другую сторону, не на меня, и снова залегали, как в засаде. Я встал на ногу, чтобы посмотреть, что их отвлекло. И увидел... Увидел, как вдоль ручья стремительно бежала Анастасия. Она бежала своим красивым бегом, от которого развивались ее золотистые волосы. Сначала я залюбовался этой картиной, но вдруг меня осенило: собаки! Они почувствовали, что добычу их могут отобрать, и готовились к нападению на стремительно приближавшуюся к нам Анастасию. Изголодавшиеся, озверевшие псы будут с остервенением драться за свою добычу до конца. Одна Анастасия ничего с ними сделать не сможет. Псы ее растерзают, и я закричал, насколько сил хватило: -- Стой! Стой, Анастасия! Собаки. Псы здесь озверевшие! Не беги сюда, Анастасия! Остановись! Анастасия услышала, но нисколечко даже не замедлила своего стремительного бега. Только руку вверх на бегу подняла и помахала. "Что она наделала? -- подумал я. -- Теперь и явление это необычное помочь ей не сможет". Быстро-быстро я достал из рюкзака маленькие стеклянные бутылочки с соком для детского питания. Стал метать бутылочки в собак, пытаясь отвлечь их на себя. Одной бутылочкой я попал, но собаки не обращали на мои попытки никакого внимания. Понимали, наверное, псины, кто для них реальная угроза. Псы бросились на Анастасию одновременно с разных сторон, как только она вбежала в их круг. И тут... Эх, эту картину нужно только видеть. Анастасия всю энергию своего бега превратила во вращение. Она вдруг со всего разбега резко закружилась волчком, как балерины на сцене делают, только быстрее. Ударившись о вращающееся, как волчок, тело Анастасии, собаки разлетелись в разные стороны, не причинив ей вреда, но тут же стали готовиться к новому нападению на остановившего свое вращение человека. Я пополз навстречу Анастасии. Она была одета в свое короткое легкое платьице. Если б хоть телогрейка была на ней, телогрейку труднее собакам прокусить. Анастасия припала на одно колено. Она стояла в кругу озлобленных, полувзбесившихся от голода собак, но лицо ее не выражало страха, она смотрела на меня и быстро говорила: -- Здравствуй, Владимир. Ты только не пугайся. Ты отдохни немножечко. Расслабься. Ты не беспокойся, они ничего не сделают мне, эти голодные собачки. Не беспокойся. Две здоровенные псины снова с разных сторон бросились на стоящую на одном колене Анастасию. Не переставая что-то говорить, она молниеносным движением рук, одновременно двумя руками, во время их прыжка схватила каждую собаку за переднюю лапу и перевернула собак в воздухе, чуть отклонив свое туловище, давая собакам столкнуться друг с другом и шлепнуться на землю. Псы снова залегли, наверное, обдумывая новую атаку, они готовились к атаке, но не нападали. Анастасия встала, взметнула руку вверх, потом резко опустила, два раза шлепнув себя по ноге. Из-за ближайших зарослей кустов мгновенно выскочили четыре матерых волка. В их стремительных прыжках была такая решимость, что, казалось, они не будут разбирать, в каком количестве и какой силы перед ними противник. Они вступят с ним в бой. Собаки поджали хвосты и бросились наутек. Волки пронеслись мимо меня, обдав горячим дыханием. Следом за волками, изо всей силы пытаясь не отстать и оттого мельтеша частыми мелкими прыжками, мчался совсем молодой волчонок, похожий на щенка овчарки. Поравнявшись с Анастасией, он вдруг затормозил всеми четырьмя лапами, даже перевернулся. Вскочил и два раза лизнул на босой ноге Анастасии свежую царапину. Анастасия быстро схватила волчонка поперек туловища и приподняла от земли: -- Ты куда это? Рано тебе. Мал еще. Волчонок весь задергался в руках Анастасии, заскулил, как щенок. Ему удалось вырваться, или она сама его отпустила. Только оказавшись на земле, волчонок быстро еще раз лизнул царапину и припустился догонять волчью стаю. -- Ну почему? -- стал я говорить подбежавшей ко мне Анастасии. -- Почему ты сразу волков не позвала? Почему? Анастасия улыбалась, быстро ощупывала мои ноги, руки. Чистым, успокаивающим голосом говорила: -- Не волнуйся, пожалуйста. Собачкам показать необходимо, что человек всегда сильнее их. Волков они и так боятся. А на человека нападать стали. Теперь не будут на человека... Ты не волнуйся. А я, когда почувствовала, поняла, что ты идешь... Побежала навстречу. Зачем ты так рисковал? Пошел... А я потеряла тебя сначала, потом догадалась... Анастасия отбежала в сторону, сорвала какой-то травы, потом поискала в другом месте и снова сорвала траву. Она растирала траву в своих ладонях и осторожно терла влажными ладонями больную ногу. И говорила не останавливаясь: -- Пройдет. Быстро пройдет. До свадьбы заживет. Я заметил, она употребляла разные поговорки, и спросил: -- Ты откуда поговорки наизучала? -- Слушаю иногда, как разные люди говорят. Чтоб научиться больший смысл во фразе короткой отобразить. А тебе не нравится? -- Невпопад у тебя иногда получается. -- А иногда все же впопад? Здорово, когда впопад? -- Какой "впопад"? -- Так ты же это слово первый произнес. Я повторила только. -- Скажи, Анастасия, далеко еще до поляны твоей? -- Ты половину пути проделал, мы вдвоем теперь быстро дойдем. -- Быстро, наверное, не получится, нога пока болит. -- Да, еще немножечко болеть может. Пусть отдохнет нога, а пока я помогу тебе идти. Анастасия легко подняла тяжелый рюкзак, повернулась ко мне спиной, опустилась на одно колено и предложила: -- Ты за меня хватайся. Садись на меня. На спину, -- она говорила так быстро и решительно, что я и залез ей на спину, обхватив руками за шею. Анастасия быстро встала и легко, вприпрыжку побежала. И все говорила, говорила на бегу. -- Тебе не тяжело? -- спросил я через некоторое время. -- Своя ноша не тянет, -- ответила Анастасия и еще добавила со смехом: -- Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик. -- Стой. Дай слезу. Сам попробую идти. -- Но мне не тяжело. Почему сам? -- А что ты про мужика? "Я и баба и мужик"? -- Так это же просто поговорка такая. Не к месту проговорила ее, да? Ты обиделся? -- Неважно, просто сам хочу попробовать идти. Ты только рюкзак понеси еще немного. -- Если самому идти, тогда надо отдохнуть твоей ножке хотя бы час еще один. Ты посиди пока, я быстро, я сейчас. -- Анастасия убежала на некоторое время. Вернулась с пучком разных трав и снова стала втирать их в ногу около ступни. Потом присела рядом, хитро как-то и с улыбкой смотрит на рюкзак и вдруг спрашивает: -- Скажи, пожалуйста, Владимир, что в рюкзаке твоем? -- Некоторые письма читателей. Подарки тебе от них же. И я купил кое-что для ребенка. -- Ты мог бы сейчас, пока отдыхаем, показать мне подарки? -- А ребеночка, сына, ты мне покажешь? Не будешь говорить, что не должен он меня видеть, пока не очищусь? -- Хорошо. Я покажу тебе нашего сына. Только не сразу. Завтра покажу. Сначала ты поймешь немножко, как общаться с ним. Ты быстро поймешь, как увидишь. -- Пусть завтра. Я развязал рюкзак и стал доставать сначала подарки для Анастасии. Она брала бережно в руки каждую вещь, с интересом рассматривала ее, гладила. Стала звонить в валдайские колокольчики, которые подарила ей Ольга Сидоровна. А когда я подал ей красивый большой цветастый платок, подаренный тоже очень доброй женщиной Валентиной Ивановной, сразу понял: женщины есть женщины, много в них одинакового. Анастасия взяла платок, развернула его. Потом она проделала с платком массу манипуляций. Повязала платок себе на голову так, как на шоколадке с картинкой "Аленушка", и еще на разный манер. Анастасия, смеясь, завязывала платок на