е ниже, ниже опускался он, кружась, и вдруг когтищами своими метрах в двух от малыша земли коснулся, гордо пробежался по инерции полета, встрепенулся, гордый на поляне встал. Волчица вся насторожилась. Шерсть вздыбилась на ней, но нападать не стала на орла, прохаживающегося гордо по поляне. Малыш весь возбужденным стал. На попку сел и... Вот несмышленыш! Он ручки к птице страшной тянет. Ступая медленно когтищами своими, вплотную подошел к нему орел. И голова с крючкообразным клювом нависла над головкой малыша. А он -- малыш, опасности не чувствуя совсем, орла за перья трогать ручкой стал и прикасался к ногам когтистым, хлопал ручкой по груди орла, и рот его беззубый улыбался. Огромный клюв к головке маленькой вдруг прикоснулся, раз, второй, как будто что-то в ней ища. Потом орел вдруг в сторону пошел от малыша и растопырил крылья, и крыльями взмахнул, слегка над травкой в воздух приподнялся и снова встал на землю. Малыш тянулся ручками к огромной, грозной птице и звуками своими звал: "э", "эээ". И вдруг орел... Орел зашел за спину малыша, вдруг разбежался и взлетел! Орел круг низко над поляной сделал, рванулся вниз и на лету схватил за плечи когтищами своими малыша. Но когти в тельце не впивались. Орел под мышки пропустил их острые концы и стал, махая крыльями, кружиться по поляне, пытаясь над Землей подняться с малышом. Малыш дрыгал волочившимися по траве ножками, иногда лишь чуть приподнимающимися над Землей, глазенками таращился, вдруг заблестевшими огнем от возбуждения. И вдруг... Они поднялись! Над травой на метр поднялись, когда слились, когда толчок о Землю ножек малыша совпал с орлиным взмахом крыльев. Орел, кругами набирая высоту, нес малыша, но не кричал малыш, они летели, вместе поднимаясь в синеву. Орел уже поднял его на уровень вершин высоких Кедров и продолжал стремиться в высоту. Онемев от неожиданности, не в силах говорить, я за руку схватил Анастасию. А она, не отрываясь, смотрит вверх и шепчет тихо про себя: -- Ты еще сильный. Молодец. И пусть ты стар, но ты еще силен. Твои могучи крылья. Взлетай! Взлетай повыше. И орел, несущий в своих когтях маленькое тельце крохотного ребеночка, описывал круги, поднимался все выше в небесную синеву. -- Зачем нужна эта экзекуция над ребенком? Зачем подвергать его опасности такой? -- выкрикнул я Анастасии, как только оправился от оцепенения. -- Не беспокойся, пожалуйста, Владимир. Подъем орла не так опасен, как самолета, на котором ты летал. -- А если он ребенка с высоты отпустит? -- Он никогда такого не помыслит даже. И ты расслабься, не производи ни страха, ни сомнений в мыслях. Значение большое в осознании для сына нашего несет полет орла. Орла, поднявшего ребеночка над нашею Землею. -- Какое тут значение, кроме суеверия. Вот уж точно, не нужно вмешиваться в великие творения человеку. Тут я согласен. Не предусмотрен был такой подъем. Вы сами, дед твой птицу научил такому. Из суеверия какого-то, скорей всего. А для чего ж еще? Бессмыслен этот риск! -- Когда я маленькой была, с орлом вот этим тоже поднималась высоко. Немногое тогда еще понять могла, но было очень, очень интересно, необычно. Полянка маленькой казалась с высоты. И необъятною, большой Земля предстала. Так ярко было все, и необычное запомнилось надолго, навсегда. Когда я подросла, уже три годика мне было, прадедушка однажды задал мне вопрос: -- Скажи, ответь, Анастасия, всем нравится зверюшкам, когда ласкает, гладит их твоя рука? -- Да, всем. Они и хвостиками машут оттого, что нравится им очень ласка. И травкам, и цветкам, и деревцам -- всем нравится, но хвостик не у всех есть, чтоб повилять, чтоб показать, как хорошо, когда ласкают ручки их. -- Так, значит, все желает руки твоей объятие познать? -- Да, все живущее, растущее, и маленькое, и большое. -- И Земля большая тоже хочет ласки? Ты Землю видела, ее величину? Картина яркая с орлом запомнилась мне с младенчества. Величину Земли я знала не понаслышке. И потому ответила прадедушке не медля: -- Земля большая, край ее не виден. Но если ласки все хотят, то, значит, и Земля ее желает. Но кто же сможет Землю всю обнять? Она так велика, что даже, дедушка, твоих не хватит ручек, чтоб Землю всю обнять... Прадедушка раскинул руки в стороны, посмотрел на них и подтвердил, со мною согласившись: -- Да, ручек не хватает и моих, чтоб Землю всю обнять. Но ты сказала, как и все, Земля желает ласки? -- Да, она желает. От человека ласки все хотят. -- Вот ты, Анастасия, всю Землю и должна обнять. Подумай, как обнять. -- Прадедушка ушел. Как Землю всю обнять, я стала думать часто. И не могла придумать. И знала, что со мной прадедушка не будет говорить, вопроса не услышу от него, пока задачу не смогу решить, и я старалась. Но больше месяца прошло. Задача не решалась. И вот однажды я на волчицу посмотрела ласково, издалека. Она стояла на другом конце поляны. Волчица завиляла вдруг хвостом под взглядом. Потом я стала замечать, что радуются все зверюшки, когда на них посмотришь с радостью и лаской. И расстояние до них и их величина здесь не важны. Их радость также посещает от взгляда, или когда подумаешь о них с любовью. Я поняла, им так же хорошо становится, как раньше от руки, когда рукой ласкаешь. Тогда и поняла... "Я" есть с ручками и ножками своими, но есть еще "Я" большая, чем ручками возможно показать. И эта большая, невидимая, тоже я. Так, значит, человек устроен каждый, как и я. И это большее мое сумеет Землю всю обнять. Когда прадедушка пришел, ему сказала я, вся радостью пылая: -- Смотри, дедулечка, смотри, зверюшки радуются все, не только когда их ручкой обнимаю, но и когда издалека на них смотрю. Невидимое, но мое их что-то обнимает, оно и Землю может всю обнять. Я Землю обниму невидимой собою! Анастасия я. Есть маленькая я, и есть большая. А как называть себя, другую, еще не знаю. Но я подумаю, как правильно назвать, и назову, и все тебе, дедулечка, отвечу. Тогда и ты со мной заговоришь? Прадедушка заговорил со мною сразу: -- Зови вторую, внученька, себя -- Душою. Своей Душою. И береги Ее, и действуй Ею, необъятной. -- Скажи, Владимир, сколько было лет тебе, когда свою смог осознать, почувствовать ты Душу? -- Не помню точно, -- ответил я Анастасии и подумал, познал ли я свою Душу вообще и как другие познают ее, во сколько лет? И в степени какой? Быть может, просто говорим мы о Душе, не чувствуя себя едиными с Душою, не думая о своем "Я" втором, невидимом. Да и насколько важно чувствовать все это, для чего? Движущаяся вверху точка стала быстро увеличиваться. Орел, описывая круги, опускался над поляной. Когда кружил ниже крон деревьев, я увидел раскрасневшееся личико малыша, его блестящие от возбуждения глазенки. Растопыренные в сторону ручки двигали пальчиками в такт взмахов крыльев птицы необычной. Когда маленькие ножки коснулись земли и стали волочиться по траве, когти орла разжались. Малыш упал, перевернулся на траве и быстро встал на четвереньки, сел, головкой завертел, он друга стал недавнего искать. Орел, покачиваясь, в сторону от малыша пошел, но повалился набок. Метрах в десяти от малыша неловко как-то на траве лежал орел и в сторону одно крыло свое откинул. Дышал он тяжело, а с клювом голова к траве склонилась. Малыш его увидел, заулыбался и пополз к орлу. Орел встать попытался навстречу малышу, но снова завалился набок. Оскалившаяся злобно волчица в два прыжка оказалась между орлом и малышом. С волнением Анастасия прошептала: -- Как совершенны и строги твои законы, ты человеку изначально все отдал, Создатель. Твоим законам следует волчица, но жалко, очень жалко мне орла. -- Что происходит? Почему волчица агрессивна, злится? -- спросил Анастасию я. -- Орла к Владимиру теперь волчица не подпустит, его больным считает, раз он на бок завалился. Напасть на него может, чтоб отогнать с поляны. Не должен нападение Владимир видеть, не поймет пока. О, что же?.. Что же предпринять?.. И тут орел вдруг встрепенулся, на ноги твердо встал, гордо вскинулась его голова, два раза щелкнул грозный клюв. Уверенной, гордой походкой орел шел к малышу. Волчица вроде успокоилась, посторонилась, но далеко не отошла, готовая в любой момент к прыжку, она неотрывно следила за происходящим. Малыш трогал огромную птицу сначала за клюв, потом стал тянуть за перья крыла, трепать крыло и что-то требовать или просить, все повторяя: "э... э...", "аа...". Крючкообразный клюв прикасался к темечку малыша и к плечу с рубцами от когтистых лап. Потом орел, наклонив к земле голову, сорвал клювом какой-то маленький цветочек и положил его в не закрывающийся, как у птенца, ротик малыша, все произносящий свои звуки. Орел покормил маленького человечка, как своего птенца, но снова пошатнулся. Волчица злобная готовилась к прыжку. И вдруг орел... Разбег... Взмах крыльев... Взлет! Он поднимался выше, выше, потом вдруг резко пикировал к поляне, не долетая метра полтора земли, выравнивал полет и снова вверх взмывал. Малыш махал ему руками, тянулся, звал, смеялся ртом беззубым. Анастасия, неотрывно за орлом следя, с волнением шептала: -- Не надо так. Ты хорошо все сделал. И ты здоров, я знаю, ты не болен. Ну, отдохни же, отдохни. Спасибо! Я верю, верю, ты здоров! Ты просто стар немножко. Отдохни!.. Орел еще раз сделал свой сложный пируэт, да так, что зацепил когтями за траву и все же он не встал ногами, не оттолкнулся от земли, а, крыльями взмахнув могуче, сумел подняться в воздух, сорвав пучок травы когтями. Он сделал круг, осыпал сверху малыша травинками и стал все выше, выше в небо подниматься. Анастасия неотрывно следила, даже когда он в точку превратился, все смотрела на орла. Я тоже почему-то все смотрел, как точка от поляны удалялась. Сначала просто вверх, потом вдруг резко в сторону, подальше от поляны. Вдруг точка пошла к земле, и вскоре стало видно, как то одно, то второе крыло раскрываются от ветра, не от продуманных усилий птицы. И не махал, и не планировал своими крыльями орел, он просто падал. Крылья на ветру его трепались, от ветра сами раскрывались. Воскликнула Анастасия: -- Ты умер в небе, наверху! И там остался. Ты сделал все, что мог для человека сделать. Спасибо... Тебе за высоту спасибо, старый мой учитель. Орел все падал, а вверху над ним других два молодых орла кружили. -- Твои птенцы, окрепшие уже. Ты сделал все и для их будущего тоже, -- шептала Анастасия упавшему где-то за поляной старому орлу. Как будто мертвый он слышать мог ее. Два молодых орла кружили уже низко над поляной. Я знал, они его птенцы, и им малыш махал... -- Ну, надо же. Зачем эта бессмысленная жертва? Зачем он так? И все для человека? Зачем же так стараются они, Анастасия? За что они так жертвуют собою? -- За Свет, от человека исходящий. За Благодать, что может дать им человек, и за надежду для детей своих. Теперь птенцы его увидят, ощутят от Человека Свет Живительной Любви! Смотри, Владимир, наш сын орлятам улыбнулся, они летят к нему. Быть может, понимал орел, что в этом Свете, от человека исходящем, Благодатном Свете, и его частичка будет. -- За Свет от всех людей так жертвовать они собой готовы?
  • За всех людей, кто источать способен Благодатный Свет!!! СИСТЕМА Анастасия ушла готовиться, чтоб сына покормить, а я в раздумье снова стал гулять по лесу. Два фактора расстраивали. Неприятны были для меня. Первый -- я как отец совершенно не находил для себя ниши, в которой мог бы поучаствовать в воспитании своего сына. Понятным стало, что мне не найти для него игрушек более интересных, чем он уже имеет. Питание тоже привозить сюда ни к чему. Материнское молоко, свежая цветочная пыльца, потом пойдут орехи, ягоды... Конечно, детской смесью в пакетах не заменить живой продукт. И все равно в голове с трудом укладывалась такая ситуация. Ничего ведь нет у Анастасии, и в то же время она ни в чем не нуждается и даже ребенка свободно обеспечивает. По телевизору так рекламируют игрушки, разные приспособления для детей, что, кажется, без них не выживет ребенок, а здесь они бессмысленны, и более того, -- вредны. И даже кроватка не нужна ребенку здесь. Конечно, на такой кроватке, как медведица, и в сорокаградусный мороз не замерзнешь. Стирать простынки, пеленки не надо. Медведица, надо же, еще и чистюля, каждый раз у себя под мышкой скребет лапой когтистой, как расческой. О траву плашмя трется, потом купается. Из воды выходит и трясется, брызги в разные стороны летят, потом на спину ложится брюхом кверху и сушится и снова в паху своем расчесывает. Анастасия подводила меня к ней, дала потрогать то место, где спит малыш. Мягко там, чистенько и тепло. Но если от меня совсем не требуется материального обеспечения, то в воспитании отец должен участвовать, это уж точно. Вот только как? Может, надо решительно и твердо потребовать у Анастасии ответа? Ведь я же выполнил ее условия, не хватал ребенка, не стал настаивать в использовании привезенных подарков. Второе разочарование было оттого, что я не смогу теперь выполнить просьбу читателей и изложить конкретно расписанную систему воспитания детей. О детях вопросов в письмах много, и на читательских конференциях их всегда задают. Я обещал, что обязательно расспрошу об этом Анастасию, изложу в следующей книге систему, по которой их род из поколения в поколение детей воспитывал. И вот на тебе! Систему она вообще отрицает и, более того, говорит, что любая система вредна. Конечно же, такого быть не может. Должна быть хоть одна правильная среди вредных. И тут меня осенило. В письмах читателей и на конференциях не было ни одного вопроса по воспитанию детей, адресованного мне. Все просили ответить Анастасию, и если люди ей доверяют больше, чем нормальным специалистам из нашей жизни, и уж, конечно, больше, чем мне, то пусть она и отвечает на поставленные вопросы. Именно она обязана это сделать. А мое дело изложить в книге. У меня с изданием книги и так забот полно. Анастасия освободилась от своих дел, подбежала веселая, на лице румянец: -- Все сделала. Наш сын уснул. Ты здесь скучал один? -- Я размышлял. -- О чем? -- О том, что в книжке больше нечего писать. Я говорил тебе, что люди ждут ответы на конкретно поставленные вопросы. Воспитание детей людей интересует. А что я напишу о воспитании? Ну, изложу, как ты с ребенком общаешься, как он живет. И что из этого? В условиях нашей жизни такие приемы неприемлемы. Не станет же каждый медведицу, волчицу заводить, орла тренировать, да и полянки с чистенькой пыльцой на цветочках, как здесь, ни у кого нет. -- Но смысл ведь не в медведице, Владимир. Не в орле, они лишь следствие. Есть главное. Оно найдет в любых условиях дорогу. -- Что -- главное? -- К ребенку отношение. Производимые вокруг ребенка мысли. Поверь, пойми. Христа родить лишь та способна мать, которая поверит, что Христос у ней родится, и если отношение родителей к младенцу будет, как к Христу иль Мухаммеду, последует за мыслью и младенец. И стать таким он устремится. И на природе все равно бывают люди, и тот, кто сможет осознать, почувствовать Создателя творения, их смысл, предназначенье, тот сможет для ребенка своего создать мир светлый и счастливый. -- Но как почувствовать? Здесь постепенно нужно как-то. Методика нужна. -- Только сердцем почувствовать можно, только сердце способно понять. -- Ну а конкретнее. -- Конкретнее ты тоже написал, когда про дачников рассказывал, и не заметил сам. К чему ж слова впустую тратить? Коль не открыты сердце и Душа, слова лишь в ветерок едва заметный превратятся... -- Да, написал. Однако в жизни ничего не происходит. -- Ростки едва заметны, не сразу каждому видны. Ростки, в Душе проросшие, -- тем более. -- А если не видны, зачем тогда писать? Я пишу, стараюсь, но верят, понимают далеко не все, о чем ты говоришь. Есть и такие, что даже в твоем существовании сомневаются. -- Подумай, Владимир, быть может, сможешь смысл увидеть и в сомнениях. -- Какой же может быть в сомнениях смысл? -- Противодействия сомнения тормозят, вот потому для тех я существую, для кого и существую. Мы вместе с ними, рядом и в сердцах друг друга. Еще подумай, ты сможешь осознать. Я существую потому, что есть они. Их сила созидать, творить, не разрушать. Они тебя поймут, поддержат, в мыслях рядом будут. -- Ну, что ни говори, а надоело выслушивать оскорбительные высказывания. Развей сомнения у неверящих. Давай, выступи по телевидению, покажи что-нибудь необычное из своих способностей, -- просил я Анастасию, а она в ответ: -- Поверь, Владимир, плоть моя и чудеса, на публику творимы, в неверящих свет веры не вольют. Они лишь раздражение увеличат в тех, кому не нравится не их мировоззренье. И ты свою не трать энергию на них. Всему есть свой черед, своя заря, коль хочешь, выйду к людям я, и выйду во плоти. Но перед этим сделать так должна, чтоб женщине, невольно посвятившей кухне жизнь, увидеть удалось и радости иные. И чтоб над мамой молодой с дитем своим, оставшейся одной, Свет воссиял любви. И дети! Понимаешь, дети! Над их Душой необходимо прекратить насилье постулатов... -- Ну вот, опять ты завелась с мечтой своей. Прошло немало времени, как помечтала, а сделано немногое. Книжка есть, картины да стихи, а где ж твои глобальные свершения для всех людей? Только не надо говорить про светлые росточки, которые в Душе растут людской. Ты покажи такое, чтоб потрогать можно было, реально ощутить. Не можешь показать? Не можешь! -- Могу. -- Так покажи! -- Коль покажу, тебя подвергну искушению до времени раскрыть лишь восходящие росточки, от злого града кто их сбережет тогда? -- Ты сбереги. -- Придется так и поступить, свою ошибку исправляя. Смотри. Благодаря Анастасии мне удалось прикоснуться к явлению, еще более необыкновенному и потрясающему, чем было мной описано в книгах ранее. За одно мгновение передо мной, во мне или рядом -- непонятно -- пронеслось множество прекрасных лиц разных по возрасту людей. Из разных мест Земли. Это было не просто мелькание. Люди представали в своих делах прекрасных, как их лица. Была видна окружающая их обстановка, события, произошедшие с ними или благодаря им за годы их жизни. Все они были из нашей сегодняшней действительности. Многие годы потребовались бы на просмотр подобного количества информации в кино, а тут -- одно мгновение, и снова предо мной Анастасия, она и позу не успела поменять свою. Заговорила сразу, как ее увидел: -- Подумал ты, Владимир, что лишь гипноз какой-то видения твои. Прошу, пожалуйста, не думай над разгадкой, с чьей помощью предстали пред тобой они. О детях говорили мы. О главном! Детей увидел ты? Скажи? -- Да, видел я детей. Осмысленны их лица и добры. Дом сами строят дети, красивый очень дом, большой. Еще они поют при этом. И человека среди них седого видел. Он академик, этот человек. И мне он сразу показался мудрым очень. Да только странно говорит. Считает, будто дети мудрее могут быть и даже тех, кто звания ученые имеет. С тем академиком седым общаются как с равным себе дети, и с уважением в то же время. Ну, там, в видении, о детях много было. Как странно учатся они, о чем мечтают, но это лишь видение, чего о нем твердить. В реальной жизни все совсем иначе. -- Ты видел жизнь реальную, Владимир, и в этом убедиться вскоре сможешь. И надо же, случилось все ведь точно так. Случилось! Увидел! ПРЕТВОРИТЕ В ЖИЗНЬ ВИДЕНЬЕ СЧАСТЬЯ Вскоре по возвращении из тайги я приехал снова в город Геленджик, где должна была проходить читательская конференция по книге. Заместитель главы Краснодарского края по Геленджикскому району повез меня в лесную школу академика Михаила Петровича Щетинина. Узенькая щебенчатая дорога уводила от трассы к лесу, к небольшой, запрятанной меж гор долине. Дорога вскоре заканчивалась, упираясь в необычный двухэтажный дом-терем. Он еще не был достроен. Из его оконных проемов без рам лилась, выводимая детскими голосами, русская народная песня. Этот дом был из лесных видений, но теперь он был абсолютно реальным. Никому ничего не говоря, я полез через разные стройматериалы, чтобы все-таки своими руками дотронуться до этого дома. Когда я подходил к нему, увидел, как по приставной лестнице без перил ловко спустилась девочка лет десяти, подошла к кучке речной гальки, стала выбирать и складывать в жестяную банку из-под селедки камешки. Когда она снова взбиралась по лестнице, я полез за ней навстречу льющейся, манящей песне. На втором этаже такие же, как она, и чуть постарше дети брали из коробочки гладкую гальку, прикрепляли ее цементным раствором к стене, выкладывая на ней удивительные по красоте узоры. Две девочки мокрыми тряпочками сразу протирали бережно каждый прикрепленный к стене камушек. Они занимались своим делом увлеченно и пели. Взрослых среди них не было. Потом я узнал, что фундамент и каждый кирпичик этого дома положен детской рукой. И проект дети сами придумали, и оформление каждого уголочка своего дома. В небольшом городке-школе такой дом не единственный. В этом удивительном месте дети сами строят свои дома, свой город, свое будущее и поют. Здесь десятилетняя девочка способна строить дом, великолепно рисовать, готовить пищу, знать бальные танцы и навыки русского рукопашного боя. Дети лесной школы знали Анастасию. Они сами рассказывали мне о ней. В этой школе учатся триста детей из разных городов России. В этой школе за один год осваивают курс математики десятилетней школы, одновременно изучают сразу три языка. Сюда не подбирают вундеркиндов и не делают вундеркиндов, здесь просто дают раскрыться в детях тому, что уже в них имеется. Школа академика Михаила Петровича Щетинина относится к Министерству образования Российской Федерации, она бесплатная. Школа себя не рекламирует, в ней нет ни одного свободного места, но есть две с половиной тысячи заявлений на вдруг появившееся место. Трудно подобрать слова, способные отобразить счастьем светящиеся дет-ские лица. Может быть, следующим фактом попробовать? Я поехал в эту школу сразу после состоявшейся в Геленджике читательской конференции. Поехал вместе с небольшой группой читателей, услышавших о предстоящей поездке. Среди читателей была и удивительный человек Наталья Сергеевна Бондарчук -- актриса, кинорежиссер, член правления Рериховского общества. Она, великолепно разбирающаяся в эзотерике, выступала на конференции, говорила о Рерихах, об эзотерике. Об Анастасии говорила намного толковее, чем я. С Натальей Сергеевной была ее десятилетняя дочь Машенька. После конференции им предстояла поездка на кинофестиваль в город Анапу, где уже находилась любимая бабушка Машеньки, известная актриса Инна Макарова. Но, как гром, как призыв к прозрению, прозвучали слова Машеньки: "Мамочка, пожалуйста, хоть на три денечка. Хоть на три! Пока ты будешь на фестивале, сделай так, чтоб я могла остаться в этой школе". И осталась на три дня изнеженная Машенька в этой школе к величайшему изумлению матери, произнесшей с грустью: "Видно, многое недодаем мы детям своим, что, даже любя, неосознанно обкрадываем их". С Натальей Сергеевной был кинооператор, он заснял, как дети школы Щетинина рассказывали о своем общении с Анастасией. О своем понимании жизни. Я приведу здесь разговор с детьми, занятыми на строительстве дома-терема. Вопросы детям задавали мы с Натальей Сергеевной. -- Создается впечатление, что каждый кирпич вашего дома наполнен большой силы светлой энергией. -- Да, это так, -- отвечала нам старшая, рыжеволосая девочка. -- Очень много зависит от людей, которые к ним прикасались. Мы все это делали с любовью, старались своим состоянием привнести в будущее только хорошее, радостное. -- Кто автор проекта этого здания, колонн, рисунков? -- Это наша совместная, общая мысль. -- Значит, все, кто здесь работает, только внешне занимаются каждый своим, а на самом деле -- это общая мысль? -- Да, мы собираемся каждый вечер на огоньки, где продумываем, моделируем предстоящий день. Представляем образы, которые будут в нашем доме. Еще у нас некоторые учащиеся исполняют роль архитекторов, они конкретизируют, объединяют совместную работу. -- Какой образ присущ помещению, в котором мы с вами сейчас находимся? -- Образ Сварога, Огненного небесного начала. Здесь это можно увидеть по символам, по оберегам камня. -- Среди вас можно выделить начальника, руководителя? -- У нас есть ведущий, но вообще-то здесь работает общая мысль -- лава, так мы называем. -- Повторите, мысль -- лава? -- Да, состояние, образ, желание. -- У вас все работают с удовольствием, все улыбаются, у всех блестят глаза, всем весело? -- Да, это наша жизнь, потому что мы делаем то, что хотим, то, что можем, то, что любим делать. -- Ты говорила, что каждый камень имеет пульс свой, ритм? -- Да, и он бьется в один день -- один раз. -- У всех камней это так или у некоторых два раза? -- Пульс у всех камней бьется одинаково. -- Вам не кажется, что ваш дом похож на храм? -- Храм это не форма, это состояние. К примеру, купола, они лишь помогают тебе войти в определенное состояние. Форма лепится чувством. И не случайно к нам пришли формы купола, шатры -- устремление в небо, нисходящая Благодать Небесная. -- Этот дом, где каждый камень положен доброй рукой, может исцелять? -- Конечно. -- Все-таки исцеляет? -- Да, исцеляет. Я засмотрелся на девочек, выкладывающих на стене горницы орнамент из речной гальки. Девочки, одетые совсем в простенькую, немодную одежду, были красивы какой-то необычной красотой, и я подумал: "Где знакомимся мы со своими будущими женами? На танцплощадках, вечеринках, курортах. Видим своих будущих жен раскрашенными, модными, влекущими своими стройными ножками и другими прелестями фигуры, женимся на всем этом, а потом, когда краска смыта, смотришь, сидит перед тобой кикимора кикиморой, ворчит, внимания к себе требует, любви ответной. Какое счастье всю жизнь с кикиморой жить, о чем говорить с ней? А она еще от тебя и материального обеспечения требует. Эх, не повезло. Но, может, сами мы именно таких и достойны? Конечно, таких и достойны. Это надо же такими полными идиотами быть, чтоб на краске, да на ножках длинных жениться! А кому-то повезет, кому-то достанутся в жены вот эти, выкладывающие на стене орнамент девочки. Они и дом красивый построить смогут, и пищу с любовью приготовить, языки разные иностранные знают, мудрые, умные, красивые и без косметики они, когда подрастут, еще красивее станут. Конечно, многим захочется такую в жены взять, но за кого же они согласятся выйти замуж?" Таким и задан был вопрос красавицам в простенькой одежонке. -- Скажите, за кого бы вы вышли замуж, какой должен быть ваш муж? Какими обладать качествами? И не задумываясь, сразу первая девочка ответила: -- Добротой, терпением, и он должен быть человеком, который любит свою Родину. Человеком, который имеет честь и достоинство. -- А что в вашем понимании честь? -- Для меня честь -- в одном выражении: я имею честь быть русским. -- А что такое русский человек? -- Это человек, который любит свою Родину. Это прежде всего тот, который стоит за нее и никогда не подведет. Ни в какую минуту, даже самую сложную. Он сам считается частью Руси. -- И ваши дети будут жить для Родины? -- Да! -- И, значит, муж должен с вами это разделять? -- Да! Ответ второй девочки на вопрос, каким должен быть ваш муж: -- Он должен быть человеком, способным отдавать тепло и Свет другим людям. Если это от него будет исходить, то и окружающим будет хорошо, и нашей семье тоже. Человек, богатый Духом, здоровым Духом, несравним ни с каким богатством. А самой маленькой девочке во время работы видеокамеры никакого вопроса не задали, я потом ее спросил и в ответ услышал: -- Может, все лучшие поженятся, пока я подрастаю, но мой муж все равно будет очень хорошим, добрым и счастливым, я его сама сделаю таким, я помогу ему, как Анастасия. И я увидел, понял, Анастасия делится своими способностями с детьми. Почему с детьми школы Щетинина? Потому что академик Михаил Петрович Щетинин -- сам великий маг, создавший и продолжающий создавать Пространство Любви, и оно будет увеличиваться. Сейчас еще маленькие русокосые Анастасии. Но они подрастут! Пойдут по Земле, создавая такие же оазисы, пока не заполнят ими Землю всю. Когда я стоял в горнице второго этажа необыкновенного дома-терема, разглядывал орнамент и рисунки, сделанные детскими руками, но похожие на шедевры великих мастеров, возникло ощущение, что нахожусь в самом великом, светлом и добром храме на Земле. Это, наверное, оттого, что дом, каждый миллиметр которого с любовью обласкан детской рукой, неизмеримо больше наполнен светлой энергией, чем некоторые храмы. И подумалось тогда. Вот восстановим мы разрушенные храмы и монастыри, используя современную технику и железобетонные технологии, не так уж сложно это сделать, потом придем в эти храмы с чувством исполненного долга и станем просить: "Господи, благослови". Но не получим благословения. Потому что в это время внимание Бога будет посвящено детям, строящим необыкновенный дом-храм. И будет переживать Он, что кончается у детей цемент, что кирпича и досточек для пола не хватает. И с любовью будет благословлять Бог каждого, кто поможет им. И я не удержался от искушения показать эти маленькие росточки. Не удержался, чего и опасалась Анастасия. А произошло вот что. Я шел по дорожке мимо стоящих на улице кухонных столов, за которыми работали дети, и вдруг ощутил на себе мягкое тепло, словно тепловой рефлектор кто-то направил на меня. Ощущение тепла было похожим на то, которое исходит от Анастасии, когда она смотрит, сконцентрировав свой взгляд. Только в этот раз оно было совсем слабеньким, но я остановился и посмотрел в сторону, откуда оно исходило. Одиннадцатилетняя девочка сидела за крайним столом и перебирала от сора рис, смотрела на меня и улыбалась. Я подсел к ее столу. От близости взгляда горящих голубым светом глаз стало еще теплее, и спросил: -- Как тебя зовут? -- Здравствуйте. Меня зовут Настей. -- Ты, значит, можешь обогревать своим взглядом, как Анастасия это делает? -- Вы почувствовали? -- Да. Маленькая Настенька не в полной мере, но обладала способностью Анастасии согревать тело своим взглядом. Подошла и села за стол Наталья Сергеевна Бондарчук, кинооператор включил камеру. Ничуть не смущаясь и не прекращая свою работу, Настенька стала отвечать на вопросы. -- Откуда вы берете знания, способности? -- От звезд. -- Что ты поняла, общаясь с сибирской Анастасией? -- Очень важно понимать и любить свою Родину. -- Почему это очень важно? -- Потому что Родина -- это то, что сотворили наши далекие и близкие родители. -- Кто твои родители? Где работает твой отец? -- Мой папа -- учитель. В школе, где он преподает, тоже хорошо, но здесь лучше. -- Вы живете здесь единой, дружной, счастливой семьей. Вы забываете своих родителей? -- Наоборот. Мы больше и больше любим своих родителей, посылаем им добрые мысли, чтобы и им было хорошо. Работала кинокамера, и мне очень захотелось, чтобы Настенька показала скептикам, что такое обогревающий взгляд. Я попросил ее: -- Настенька, покажи многим людям, как можно обогревать взглядом. Вот камера, посмотри в объектив, обогрей всех, кто будет смотреть. -- Всех сразу очень трудно. У меня может не получиться. Но я продолжал настаивать. Повторил просьбу. И с Настенькой стало происходить в точности то же самое, что с Анастасией в лесу, когда она силой воли своей, на расстоянии, с помощью своего Луча спасала мужчину и женщину от истязаний бандитов. Я описывал эту сцену в первой книге. Сначала Анастасия пояснила: -- Это не в моих силах, это уже как бы запрограммировано раньше, не мной, я не могу вмешиваться напрямую. Они сейчас сильнее. И все же при настойчивом повторении просьбы она выполнила ее. Выполнила, зная при этом, что может погибнуть. И маленькая Настенька после настойчивого повторения просьбы стала пытаться ее выполнить. Она два раза подряд, не выдыхая, втянула в себя воздух, закрыла глаза на некоторое время, потом спокойно стала смотреть в объектив камеры. Замер завороженный оператор. И вдруг Наталья Сергеевна Бондарчук, сорвав с себя платок, закрыла им Настеньку. Она первая заметила, как начало вибрировать ее тело и появилась бледность на лице. Я понял: повторять просьбу не следовало. И не стоило тратить энергию на неверящих. Это лишь усилит злобные противостояния в них. Приехавшие взрослые люди не могли сдержать желание дотронуться до детей. Они трогали, обнимали их, гладили, словно котят. И зачем я привез с собой целую группу этих взрослых людей? Ведь знал же, что в эту школу приезжает много разных комиссий, делегаций разного уровня, просто отдельные люди приезжают посмотреть, потешить свое любопытство, прикоснуться к исходящей от ее обитателей Благодати. И прикасаются, и берут, ничего при этом не привнося от себя. И, может быть, права Анастасия, говоря: "Пытаясь взять святого места Благодать, подумай, что ему ты от себя оставить можешь. И если Свет не научился источать, зачем же брать и хоронить в себе, словно в могиле". Я тоже оказался в этой школе из любопытства. Благодаря Анастасии принял меня академик Михаил Петрович Щетинин, и стол еще накрыли дети, яствами уставленный, и всех, приехавших со мной, кормили. Не только пищу со стола мы брали здесь. Огонь живых глазенок детских неизмеримо большее дарил, а что взамен им мы? Как покровители погладим по головке? Так, раздосадованный на себя, от группы прибывшей уйдя в сторонку, один стоял и думал. Вдруг подошли и встали рядом уже знакомые мне Лена и Настенька. -- Вы расслабьтесь, -- тихо сказала Настенька.-- Взрослые всегда так. Погладить им хочется, обнять. Думают, что главное обнять. А Вы с самого утра сегодня все нервничаете. Пойдемте с нами на полянку, мы вам об Анастасии расскажем. Я знаю, в каком она сейчас пространстве. Когда мы пришли на полянку, кинооператор, присоединившийся к нам, попросил меня: -- Давай попробуем взять еще интервью у девочек. Отличные кадры должны получиться, смотри, какой прекрасный пейзаж, и никто не мешает. -- Может, не надо? Наверное, замучили их уже расспросами всякими. -- Но с тобой они все равно с удовольствием будут говорить. Посетителей, журналистов в эту школу не с удовольствием пускают. А нам такая уникальная возможность представилась. Жалко упускать. Пойми меня как профессионала. Я взял в руки микрофон и говорю девочкам: -- Интервью у вас взять надо. Я сейчас вам вопросы задавать буду, а вы отвечать на них, не возражаете? -- Если вам нужно, задавайте вопросы, -- ответила Лена, а Настенька добавила: -- Конечно, конечно, мы будем отвечать. Девочки встали рядышком, поправили свои длинные русые косы и стали внимательно смотреть мне в глаза в ожидании вопроса. После двух банальных вопросов я замолчал, вдруг осознав, что подобные банальные, стандартные вопросы им задают все приезжающие взрослые, и члены всевозможных комиссий, и журналисты, а они способны ответить на вопросы по такой теме, о которой не каждому, жизнь прожившему, взрослому человеку доводилось думать. Прав оказался казачий атаман, сказав: -- Мой сын всего три месяца в этой школе проучился, а я уже чувствую, что самому срочно что-то познавать нужно, иначе глупым рядом с ним буду выглядеть. Да и вообще, все мы не унижаем ли детей своих глупыми вопросами, заведомо внушая тем самым детям своим, что они на большее не способны? Я стоял перед девочками с микрофоном и молчал, и видел по их лицам, что они переживали за меня видя, что растерялся и не знаю, о чем говорить с ними. Тогда и признался им честно: -- Не знаю я, о чем говорить с вами, какой вопрос задать. И тут сложилась совсем уж комичная ситуация. Стоим мы с кинооператором, два взрослых мужика, а перед нами две малышки, энергично поддерживая друг друга, не задумавшись даже на секунду, быстро объясняют нам, как надо брать интервью, как разговаривать с другим человеком: -- Вы расслабьтесь, надо уметь расслабляться. Главное, искренне говорить. Говорить о том нужно, что волнует вас. -- О нас не думайте. О другом человеке нужно думать, когда с ним разговариваешь, но вы не думайте о нас, раз трудно вам. Расслабьтесь. -- Вы свои вопросы сердцем нам задайте, ответить сможем мы, не думайте о нас. -- Пока не можете, давайте сами мы вам что-нибудь расскажем... Они шли по полянке, улыбаясь, трогали травинки и говорили. Глубина их познаний мирозданья, исходящая от Души чистота, добротой светящиеся глаза погружали в состояние покоя и уверенности. Кинооператор снимал издалека, не мельтеша сменой планов. Впоследствии не раз просматривал я подаренную Натальей Сергеевной видеокассету. Смотрел, как идут по полянке маленькие русокосые белые магини. Они подрастут! Их в этой школе триста. Я пишу об этой школе не для того, чтобы кому-то что-то доказывать, а для того, чтобы порадовать сердца тех, кто читал, почувствовал и понял Анастасию. Если кого-то раздражает, что и как я излагаю, так вы не читайте. Критики я получил уже предостаточно, и за стиль изложения, и за грамматические ошибки, и за якобы меркантильный вымысел. Но все равно сейчас следующую книжку пишу, лучше постарайтесь ее не читать, события в ней покруче, чем в предыдущих книжках, и стиль изложения ненамного улучшается. Совсем вы можете разнервничаться. АКАДЕМИК ЩЕТИНИН Кто он? Мы привыкли характеризовать человека, излагая его биографию, послужной список, звания. Но в данном случае все это делать бессмысленно. В Библии сказано: "...по плодам их узнаете их". Плоды Академика Щетинина -- счастьем светящиеся детские лица и лица родителей детей, обучающихся в его школе. Так кто он тогда? Наталья Сергеевна Бондарчук не только заслуженная артистка России, она и член правления Международного центра Рерихов (неправительственной организации ООН), сказала: -- Я общалась со многими известными проповедниками и учителями разных стран мира, но нигде не была поражена до такой степени, как здесь. Возможно, здесь мы соприкоснулись с великим Ведуном. Ведуном не потому, что он знает древние Веды, ему известно то, что многим из нас неведомо. Я тоже хотел бы высказать свое впечатление от встреч с Михаилом Петровичем Щетининым, но я не специалист в области образования и мои определения будут неверны, потому и постараюсь без искажений передать то, что говорил он сам. Наталья Сергеевна, ее кинооператор, Михаил Петрович и я шли по коридору школы. В холле, не отделенном от коридора стеной, вокруг расставленных столов сидели дети разных возрастов, все они были увлечены каким-то непонятным делом, ни мы, ни камера кинооператора их не отвлекли. Некоторые из сидящих за столами детей иногда вставали, куда-то выходили, возвращались снова. Иногда подходили к висящим на стене стендам с цифрами или просто могли задумчиво прохаживаться по комнате, некоторые разговаривали между собой, что-то доказывали, поясняли друг другу. -- Михаил Петрович, что здесь происходит? -- спросила Наталья Сергеевна. -- Здесь вы видите в основном попытку встретиться. Если встреча произойдет, дети смогут освоить курс математики десятилетней школы не более чем за год. Такая с