что одинокая Неспящая башня посреди степи со здоровенным красным, словно морковка, мужичищем у колоколов ничем, кроме бреда быть не может. Красный мужик с крылышками на одинокой Неспящей башне - каково, а? Если меня лечили после ранения, то скорее всего посредством веселящих грибов. Пробовал я их как-то. Очень похоже... Только тогда была не косуля. М-да. Ладно, не буду вспоминать, и так хреново. Когда я открыл глаза, знакомый и успокаивающий свет утреннего Меара ласкал мое обнаженное тело. Пересвет я пропустил. И с Тури снова не увиделся... а жаль. Зато настырный пенек оказался тут как тут. Вытаращился на меня своими похожими на две смородины гляделками и нагло осведомился: - Ты кто? - Джерх в балахоне! - огрызнулся я. - Лучше бы сказал "Доброе утро"... - Доброе утро, - послушно поздоровался Корняга. "Не кипи, Моран, - сказал я себе как мог мягко и вкрадчиво. - Если бы пень сразу сказал тебе "Доброе утро", ты решил бы, что он издевается. И..." Что "и" я придумывать не стал, но точно знаю, что Корняге это не понравилось бы. - Я должен немедленно сообщить тебе нечто важное, - Корняга даже стал выше росточком и растопырил руки-корешки, словно глашатай перед объявлением казни. - Важное? - усомнился я. - Ты всего-навсего деревяшка. Что ты можешь знать важного, да еще интересного мне? Я действительно считал его никчемной пустоголовой... гм! деревяшкой. Кстати, на самом деле интересно - что у него в голове? Некая чернота в дупле под глазами у Корняги наблюдалась, и мясо туда летело, как в прорву. Хорошее деревце, Смутные дни! - Госпожа Тури передала кое-что для своего спутника! То есть, для тебя. И если бы не я... - Понял, - оборвал я разглагольствования Корняги. - Что она передала? Пень надулся и с невыносимо важным видом начал: - На пути к У-Наринне мы непременно должны разбудить пять стихий: воду, огонь, землю, воздух и железо. Если мы не пройдем все пять вех, то стражи Каменного леса нас не признают и не пропустят. Я знаю от хоринга, что воздух Одинец разбудил еще в Запретном городе. Веху воды мы тоже уже миновали. Осталось три стихии: земля, железо и огонь. Пень умолк и вопросительно уставился на меня, словно ожидал, что я запущу в него сапогом. Но я не запустил. Я просто надел сапог. А в курткоштаны я облачился во время его трепотни. - Это все? - на всякий случай уточнил я. - Почти. Еще госпожа велела передать, что очень вас любит, и просит, чтоб со мной обращались получше, кормили вовремя... - Пень, - сказал я с выражением. - Не свисти. Живо у меня... стихию огня разбудишь, понял? Корняга умолк, как таракан под каблуком. Боится, деревяшка! А раз так - значит, и уважать будет. Поверх двумеха обнаружился холодный окорок, завернутый в увядший лист поники - видать, от вчерашней косули. Очень, надо сказать, кстати, потому что есть мне хотелось просто зверски. Как вулху. Или даже сильнее. И я приналег на мясо, закусывая пряными корешками (пробовал их не раз, а названия до сих пор не знаю). Пень с завистью глядел на меня, и я сжалился, поделился. Все-таки весть передал, хоть и наврать норовил с три короба. На этот раз я почувствовал приближение гостя, но виду не подал. Это был не хоринг. Точно. И угрозы от него не исходило. Но в рукав я все-таки сунулся и взялся за рукоять ножа. Кстати, я ведь нож в хоринге оставил? Везет мне. Не хотелось бы потерять гурунарских знакомцев, которые давно уже стали едва ли не частью тела. Да и Тури они нравятся, по-моему. Если дойдем до У-Наринны, точно подарю ей один. Тот, что похуже. - Приятного аппетита. Смутные дни еще раз! Кого угодно я ожидал увидеть, но только не Лю-чародея. - А! - оживился я. - Это ты. Замечательно. "Сейчас я тебе вломлю, - злорадно подумал я. - За все. За хорингов с их стрелами, за вильтов, за быков, за все веселости, которые сваливались на нас с Тури последние дни." - Скажи-ка, ста... - Заткнись, Моран, - неприветливо перебил Лю. - Нет уж, родимый, - я не собирался затыкаться. - Я уже мертв, между прочим, и не один раз, по твоей милости. Какого джерха ты посылаешь меня на смерть? Меня и Тури? - А ты ожидал, что это будет пирушка в парке хадасского правителя? С вином и девочками? - Я должен придти в Каменный лес. Но почему меня по дороге каждый встречный норовит спровадить во Тьму? Ладно, лютики у Слезы Великана. Но хоринги - как им противостоять? - Не драться с ними. - Здорово! - окрысился я. - Значит, просто подохнуть под их стрелами? Лю терпеливо вздохнул. - Если бы хоринг стрелял в тебя, он попал бы в тебя, а не в пень на твоем плече. Согласен? И еще. Если ты ожидал, что я разбужу твою память задаром, то ты ошибся. Но теперь уже поздно. - Я знаю, - вырвалось у меня. Он прав, сейчас действительно поздно. Потому что после всего случившегося я дойду, добреду, доползу до У-Наринны, чего бы это мне не стоило. Не люблю сворачивать с полпути. Тем более, если путь зовет, зовет и манит - кому, как не мне, анхайру-бродяге, без дома и семьи, понимать язык дорог? Дорогам несть числа, и мы идем по ним всю жизнь. Но лишь последние дни я вдруг понял, что наконец-то ступил на ту единственную, ради которой стоит жить. Поэтому я орал на Лю больше для того, чтобы успокоить растревоженную душу и разрядиться. Кажется, Лю это понимал. - Не отвлекаться! - сердито сказал Лю. - Перестань отвлекаться на мелочи! Осталось всего пять дней, Моран! Пять! Тут я рассмотрел у него в ладони тусклые потрескавшиеся камни. Еще когда я брал с двумеха мясо, оставленное Тури, мне показалось, что на самом верху, у горловины, лежит моя шкатулка с пещерными самоцветами. Я обыкновенно кладу ее на самое дно. Мало ли... Небо! Это были три самых крупных и дорогих камня! Каждый с голубиное яйцо, они стоили мне кучу денег и нервов, а уж времени, времени! И теперь они стали просто кусками тусклого потрескавшегося стекла, словно увядшие розы свадебного букета. Из них выпили жизнь, всю до последней капли, вместе с красотой и колдовским блеском. Я едва не задохнулся. - Что ты... Что ты сделал с моими самоцветами? - заорал я, словно подручный мясника на бойне, когда встревоженный бык наступает раздвоенным копытом на сапог. - Джерхов старикашка! Они что, твои? Лю с недоумением поглядел на меня. Потом на мертвые камни. Хоринги - и те их у меня не отобрали, хотя посчитали, что они с какой-то там древней короны. Вполне может быть, кстати. - Ты знаешь, сколько они стоят? - Моран, - резко и зло перебил меня Лю. - Они стоят дешевле твоей и Тури памяти. И уж точно дешевле жизней. Так что слушай, и постарайся не перебивать. Этот пень рассказал тебе правду. Удар в большой колокол на башне в Запретном городе - первая веха, веха воздуха. Веха чистого звука. Колодец, которого ты можешь и не помнить, веха вторая, веха чистой воды. Эти две пройдены, все в порядке, хвала небесам Гории! Теперь тебе нужно всего лишь не пройти мимо остальных. Тебе и Тури. Я говорю это потому, что следующая веха совсем рядом, в соседнем... хм... В общем, рядом. Скоро увидишь. Будь внимателен. Справедливости ради я отмечу, что несмотря на все ваши с Тури задвиги, путь вы нашли. И следуете ему... достаточно настойчиво. Пожалуйста, не разочаруй меня и впредь. Договорились? Я пожал плечами. - Но за камни, Лю, ты мне заплатишь. Когда мы вернемся из У-Наринны. - Глупец, - усмехнулся Лю. - Когда мы вернемся из У-Наринны, тебе начхать будет на все драгоценности мира. Я почему-то думал совсем иначе. Лю остался на месте нашей стоянки. На прощание он пожал мне руку и погладил карсу. Даже Корняге-дармоеду сказал что-то теплое. А уж о чем он шептался с Ветром - и не знаю. Степь поглотила нас, словно пустой еще мешок первое яблоко перед отправкой на рынок. Ветер обрадовался возможности ничем не сдерживать своего нерастраченного восторга скорости, я просто хотел забыть странности минувших дней, хотя бы ненадолго. Корняга в ужасе цеплялся за мою одежду и тоненько подвывал что-то о лесных чащах, где приличные обитатели ходят степенно и никуда особо не торопятся, а карса просто в очередной раз исчезла. Тоже растворилась в степи. Как второе яблоко. Только во всем мире, кажется, не нашлось бы яблок-путников, чтоб наполнить бездонный мешок этой степи. До полудня Ветер умчал меня так далеко от Лю, что я даже забеспокоился, как он будет исправлять наши ошибки, если мы с Тури вновь что-нибудь сделаем не так. А потом просто взял и отогнал посторонние мысли - мы все сделаем именно так, как надлежит. Точка. И хватит об этом. Почти сразу мы выехали к реке. Степь полого сбегала к самой воде, к песчаному пляжику, на который раз за разом накатывали ленивые волны. Река была так широка, что я не видел противоположного берега. Синее пятно Меара слепило глаза, дробясь на колеблющейся поверхности тысячами бликов. - А, джерхова сыть... - сплюнул я с досады. Ветер как раз отдохнул и рассчитывал вновь отдаться свободному бегу, но по воде не особо побегаешь. А переправиться через такую реку без лодки или хотя бы плота нечего и мечтать. Кроме того, улавливалась в открывшемся пейзаже какая-то ускользающая неправильность. Задержка. Жаль, Лю говорил, что стоит поторопиться, если мы не хотим опоздать. А опоздать мы точно не хотим, я абсолютно уверен. Я сидел на Ветре, а Ветер замер на макушке пологого холмика, возвышающегося над плоской степью, что осталась за спиной, и над плоской гладью реки, которая мешала двигаться дальше. - Ладно, - робко подал голос неунывающий Корняга. Кстати, способность не унывать мне в нем нравилась. - Давай хоть привал сделаем. Поедим, а там, глядишь - и мысли какие появятся. А, Моран? - Все бы тебе жрать... - сказал я и вдруг спохватился. - Как ты меня назвал? Корняга смутился. - М-моран... Я подозрительно склонил голову набок. - С чего ты взял, что меня так зовут? Раскрыв дупло-рот, пень сполз с плеча и отодвинулся от меня. - Чародей тебя так называл... - Запомни, деревяшка. Меня зовут Одинец, и никак иначе. Запомнил? Корняга с готовностью закивал: - Да, да, запомнил. Одинец... Так Тури и передам. - Она знает. Река плескалась, словно нашептывала какую-то сокровенную древнюю тайну жизни. Да так оно, скорее всего, и было, только кто, кроме хорингов, понимает теперь шепот рек? Жаль все-таки, что они ушли из мира. И обидно что для меня, счастливца, которому довелось за несколько дней дважды встретиться со Старшими, обе встречи закончились стычками. Причем в первый раз мне лишь чудом удалось избежать смерти, а во второй я вернулся из уготованной хорингами Тьмы и вовсе непостижимым образом, для которого даже "чудо" слишком поверхностное и легкомысленное слово. Соскочив с Ветра, я забросил поводья ему на шею, а потом подумал и совсем снял уздечку. Пусть отдохнет. Напьется - он как раз успел остыть после бега, а дальше бежать оказалось некуда. А я костер, пожалуй, разведу - холодное мясо косули еще оставалось, хоть и мало, но холодным его есть совсем не хотелось. Как всегда из ниоткуда возникла карса. Шевеля усами, она лениво прошествовала мимо меня к воде, лишь отрывисто скользнув взглядом желтых глазищ. Тоже, поди, пить захотела. - Послушай, пень, - начал было я, но джерхово чучело осмелилось возразить. - Меня зовут Корняга, и я не пень, а корневик! Это не одно... - Послушай, пень, - повторил я. - Мне совершенно кисло, кто ты и как тебя зовут - для меня ты всего лишь пень. Пользы от тебя - чуть, а жрешь ты больше медведя, ей-право... - Я могу передавать твои слова госпоже Тури, а ее слова - тебе. Это важ... - И поэтому, - продолжил я, - если ты будешь меня доставать и болтать не по делу, я отнесусь к тебе и вовсе как к обычному пню, а именно - сожгу. Поэтому, если не хочешь стать огненной вехой, - я ухмыльнулся, - пшел за дровами! И живо мне! Корняга испарился, словно капля, упавшая в пламя. Мгновенно и с сухим шорохом, только песок полетел из-под корявых корешков. - Ну, вот, - проворчал я знакомым до отвращения тоном. - Может ведь, когда хочет, бревенчатое отродье... Тон я заимствовал частично у Лю, частично у Унди Мышатника, упокой Тьма его нетрезвую душу. Кстати, сейчас бы пив... Ой, нет, нет, обойдусь водой! Я вскочил и торопливо зашагал к реке, стараясь изгнать из головы все мысли сразу. Охоты вторично угодить в Сунарру у меня совершенно не было. Не дойдя нескольких шагов до плещущихся волн, я замер. Потому что снова уловил: что-то не так. Карса стояла у воды, дугой выгнув спину, задрав хвост и безумно выпучив глазищи. Уши она так прижала к голове, что казалось - их нет вообще, и еще чувствовалось, что она готова гневно зашипеть, но боится. Смотрела карса на Ветра. Ветер зашел в реку по самое брюхо, но не это меня поразило. Меня поразило, что он, словно цапля, погрузил голову в воду. Целиком. И стоит так уже довольно долго. Челюсть у меня отвисла. Что и говорить. Карса в два прыжка оказалась рядом со мной и на всякий случай прижалась к ногам. Я на всякий случай попытался ее успокоить. - Тише, малышка, тише... Давай не будем шуметь... на всякий случай. И мы стали не шуметь. Или не стали шуметь. Короче, молча пялились на Ветра, который и не думал вытаскивать голову из воды. Наконец я не выдержал. - Эй, Ветер! - позвал я тихо. Конь тотчас повернул ко мне голову, наконец-то вытащив ее из воды. Челюсти его мерно двигались, а с губ свисали длинные плети водорослей. Ветер пасся, оказывается. Чувствуя себя донельзя глупо, я погладил карсу, чтоб успокоилась, и шагнул к коню, совершенно не усматривающему в происходящем ничего странного. Я, напротив, усматривал. По-моему, не пристало коню погружать голову в воду, конь не выдра; но раз уж погрузил, то не пристало голове оставаться сухой. А Ветер оставался сухим, весь, от ушей до кончика хвоста. Ручаться я не мог только за ноги, еще и сейчас скрытые волнами. Но почему-то мне казалось, что выйди конь на песок - у него окажутся сухими даже копыта. - Смутные дни трижды! - попытался я себя успокоить. - Это я сошел с ума, ты, Ветер, или все-таки река? Ветер, конечно, не ответил. Зато зашипела карса. Я обернулся. Моя спутница брезгливо попробовала лапой набежавшую волну, и волна ей явно не понравилась. Тогда я плюнул на песок и шагнул к воде. Это была не вода. Никоим образом не вода. Я попытался зачерпнуть ее ладонью - с тем же успехом я мог попытаться зачерпнуть воздуха из ямы. Только здешний "воздух" выглядел ну в точности как обыкновеннейшая вода. Только он не был мокрым. - Два солнца, четыре дырочки! - я даже удивиться не нашел сил. - Где я? Впрочем, знаю, Лю, знаю... На пути к У-Наринне. И, кажется, уже достаточно близко. Судя по окружающему... Тут я понял, что мне кажется странным уже довольно долго. Я не видел ни одной чайки. И это рядом с широченной, чуть ли не как море, рекой! М-да. Моран, мысли в кучу. Ветер, вновь погрузивший голову в "воду", неторопливо забредал все глубже и глубже, пока не скрылся в волнах целиком. - Э-э! - заволновался и, плюнув на все, разогнался и ухнул в реку. Ничего похожего на воду. Я просто упал на песчаную, поросшую зеленовато-серыми стеблями почву. Ветер был совсем рядом; с превеликим удовольствием он эти стебли хрупал. И удовольствия совершенно не скрывал. Я сел. Поднял голову. Под водой я или нет? Надо разобраться. С одной стороны, вроде как да. Неба я больше не вижу. Меар - кое-как, а вместо неба, привычно синего, какая-то светлая пелена вверху, причем совсем рядом. Рукой достать можно. Поверхность этой дряни, которая в "реке" вместо воды. И вижу я совсем не как под водой, когда кажется, будто в глаза песку швырнули. Все размытое, ничего не разберешь. Сейчас же я видел хоть и не так далеко, как там, наверху, но уж точно куда лучше, чем ныряльщик. И главное - я еще ни одного человека не знал, который смог бы под водой дышать. А я дышал совершенно свободно, причем даже не сразу осознал, что дышу. Под водой, которая вовсе не вода. И Ветер дышал. Ветру вообще было все равно, как я погляжу - больше всего его интересовали местные "водоросли". С другой стороны, эта вода-не вода была куда плотнее обычного воздуха, и заметно сдерживала движения. Но опять же гораздо слабее, чем вода настоящая. Но главное - я могу спокойно окунуться в реку, и пребывать под "водой" сколько угодно долго. Кажется. Не утону же я в конце-то концов? А раз так, то ни лодка, ни плот мне попросту не нужны. Даже Ветра уговаривать не придется, река его совершенно не пугает. А вот карсу, спутницу мою - пугает. Как там она, кстати, наверху? Я поднялся на ноги, оставшись погруженным чуть выше пояса. Тури беспокойно переминалась с лапы на лапу у самой кромки слабеющих волн. Увидев меня, она оживилась и даже зашла на несколько шагов в воду. Чуть дальше на песке топтался Корняга, весь опутанный не то паутиной, не то стеблями водорослей вроде тех, которыми лакомился Ветер. Только серебристыми. - Эй, я тут! - сказал я зачем-то и помахал рукой. Карса тут же села, внимательно глядя на меня. Я оглянулся - невдалеке из "воды" выступала оседланная спина Ветра. - Мать-корень! - Корняга раззявил дупло. - Что происходит? Я выбрался на сушу - обыкновенную, без непостижимых загибов, сушу. - Дров собрал? - строго спросил я у Корняги. - Собрал, Мо... Одинец. Вон. Только я костер разводить не умею... - Не беда, - смилостивился я. - Молодец, пень! Такую кучу припер, надо же. Не стану тебя сегодня жечь. Даже накормлю, наверное, до отвала. Пень, наверное, зарделся бы, если б мог. А так просто стеснительно заелозил корнями по песку. - Я вообще сильный... - Но легкий, - добавил я, подхватывая его за задранный корешок. Корняга был и впрямь совсем легким, не тяжелее кошки. Костер весело запылал спустя пару минут. Свечка синеватого дыма поднялась в синеватое небо. "До пересвета еще несколько миль отмахаю, - подумал я. - Если Ветер сможет скакать в этом киселе, то десяток - точно", - я с сомнением взглянул на "воду". Задумался. Потом взял пылающую ветку и вошел по колено в реку. Будет ли гореть огонь под "водой"? Надо попробовать. Пламя лишь едва заметно изменило цвет, да укоротило языки. И все. Даже шипения особого я не услышал, хотя ожидал чего-то такого. Ничего. Как и не вода. - Ну и ну! Рассказали бы где-нибудь в таверне - проглотил бы, но не поверил бы. Ни в жизнь. Я вернулся к костру. Карса опасливо жалась к моим ногам. Даже обычное ее неприязненное отношение к огню отступило перед нежеланием оставаться один на один со странной рекой. Впрочем, река и мне внушала смутную тревогу. Вода-не вода. Нет ли какого подвоха там, на дне, среди водорослей? Что за сомы залегли в глубоких омутах? Что за щуки хоронятся среди придонных камней? Кто знает? Несмотря на странности, остатки косули мы с карсой и Корнягой прикончили. Причем большую часть слопал ненасытный пень. Куда в него столько лезет? Одно было плохо - вода у нас вышла, а набрать пока негде, даром, что река рядом. Хотя и не река это, так, морок, одно название. И то неверное. Ветер бродил по мелководью, насыщаясь. Вскоре я его привел и нацепил уздечку. Пора. - Тури, - сказал я ласково. Карса взглянула на меня. Тьма, как бы научиться узнавать, смотрит на меня сейчас всего лишь дикая кошка, или глазами кошки - рыжая девчонка? Может, научусь понимать когда-нибудь? - Тури! Нам придется идти туда, потому что с пути мы не свернем. Я знаю, река эта дурацкая тебе не по нраву, но все же соберись. Вон, взгляни, Ветра она вовсе не беспокоит. Держись, киса, ладно? Не бойся, я сам боюсь... нет, что-то я не то говорю. В общем, пошли. Я взмахнул рукой, ощущая в голове полный разброд мыслей и совершенную кашу. - А мне что-нибудь скажешь? - с надеждой вопросил Корняга. - Ты - облезешь, пенек, - отрезал я. - Можешь здесь остаться, я возражать не буду. Тебя прокормить тяжелее, чем ручного медведя. Проще сразу удавиться. Корняга опасливо огляделся и молча взобрался мне на плечо. Молча. Без единого слова. Я хмыкнул. То-то! И прыгнул в седло. - Давай, Ветер! И Ветер дал. Легкой рысью он вломился в реку, поднимая еле различимые призрачные брызги, а потом "вода" сомкнулась над нами и свет Меара стал гуще и синее. Дышалось легко и ровно, и что странно - очень скоро расхотелось пить. Совсем. Как вошла в воду карса, я пропустил, а когда оглянулся, она уже трусила рядом с конем, припадая к песчаному дну. Быстро и грациозно, но почему-то слегка боком, будто вулх-щенок. Корняга вцепился в ремешки курткоштанов и помалкивал. И ладно. "Ну и дела! - подумал я рассеянно. - Чем дальше, тем необычнее. Но Лю говорил, что путь в У-Наринну будет очень необычным. И теперь я на собственных шкурах могу в этом убедиться." Мы забирались все глубже, и светлая плоскость, которая заменяла в реке небо, отдалялась от нас с каждым шагом. Никогда мне еще не было так странно. Из растрескавшейся земли то и дело вырывались снопы белесых пузырей и с тихим ворчанием устремлялись вверх. Я такое видел не раз. Но - под водой. Действительно под водой. Где были мы с Тури в данный момент - я устал предполагать. Ветер бодро рысил по направлению к главному руслу. Пучки водорослей становились все толще и пышнее, но моего коня это только радовало. Меня - не очень. Но только потому, что я не знал - что делать с подобными изменениями. Сначала я не видел рядом с нами никого. Вернее, не замечал, потому что какая-то живность, безусловно, копошилась невдалеке. Но мы с Ветром и карсой ее пугали. Чужаки всегда пугают местных. Это закон, и я его выучил с детства. Однако постепенно мы с Ветром срастались с обычным подводным пейзажем. Сначала я увидел стайку пестрых рыбешек, парящих в воздухе. Взмах-два хвостом, и рыбешки исчезали из виду. Вода-не вода им нравилась. Мне - еще не решил. Но непривычной она определенно была. Потом я как-то невзначай выпустил изо рта несколько воздушных пузырей. Словно у меня был лишний воздух! Впрочем, выходит - был. Я с завидной регулярностью стал выпускать вереницы пузырьков, неуклонно устремляющихся к поверхности необычной реки. Это оказалась единственное неудобство подводного путешествия, если, конечно, называть это неудобством. Я бы не назвал. Видит небо, я повидал всякого. Но еще не утратил способности изумляться. И слава Близнецам, что не утратил. Где бы я еще повидал такой мир? Правильно. Нигде. А вот карсе окружение активно не нравилось. Она ни на шаг не удалялась от Ветра. И оглядывалась с таким видом, будто бы ее надули на городском базаре в присутствии старосты. Вроде и деньги на виду, и товар никуда не делся, а некое надувательство налицо, и никуда от этого не уйти. Может быть, я несколько сумбурно описываю свои ощущения от подводной жизни, но в такой момент мне в голову лезло буквально все, что угодно, а я только с немалым удивлением взирал на то, что меня окружало, и переваривал. Есть, наверное, некая граница, за которой чудеса перестают удивлять нас. Я к этой границе определенно подобрался вплотную. Громадный и округлый топляк, как лежалое сто кругов на лесопилке бревно, вдруг ожил, дернулся, и рванулся прочь от нас. В каждом движении бревна сила соседствовала с непривычной грацией несомненно живого, но определенно незнакомого существа. Впрочем, складывалось у меня некоторое подозрение, что таких существ я бы в изобилии встретил в любом Юбенском омуте. Если бы задался целью спуститься на дно. Но для этого мне оставалось окончательно сбрендить и вернуться в обжитые места. Первое теперь представлялось менее сложным, чем второе. Пребывание под условной "водой" не причиняло мне ни малейших неудобств. Дышать и двигаться я мог так же, как и раньше, разве что слишком резкие движения вызывали некоторое сопротивление, словно и я и впрямь находился под водой. И только. Мало-помалу я достиг речного фарватера. Самого глубокого места в русле. Не знаю, как выглядел противоположный берег с поверхности, а из-под "воды" казалось, что обрывистые скалы вздымаются к самому небу. Неба я, к слову, не видел. Видел только белесое свечение над собой. Изредка перечеркиваемое стремительными молниями хищных рыб. Их движения я ни с чем спутать не мог. Экономные и энергичные, как жесты убийц. Лучших в цехе. Дренгерта или Ривы, безразлично. Убийцы были безлики, и не людская, а рыбья сущность только подчеркивала безликость. Умереть от рук рыбы - это представлялось омерзительным, тем более, что у рыб и рук-то нету. Значит умереть от рыбы вдвойне непристойно. Как хотите. Первую из наглых рыб я ткнул кинжалом. Корова от такого тычка непременно бы издохла. Рыба только бесшумно скользнула прочь, причем я не очень был уверен - повредил я ее хоть сколько-нибудь или нет. Скорее нет. Слишком уж она была быстра. Вторую огрел Корнягой - на этот раз смачно и с душой. Пень я ухватил за разлапистые корни, а рыбу приложил между глаз, да по-доброму, по-сухопутному, чтоб знала, как верхняя погибель выглядит. Рыба на миг застопорилась, потом дернулась, но твердь корнягиных лап настигла ее вторично. А потом неожиданно вмешалась карса. Ее когти вмиг содрали жесткую кожу около головы, а зубы перекусили обнажившийся рыбий хребет, так что голова просто свалилась на песчаное дно, как ненароком спихнутый со стола в таверне бокал с пивом. Только стука да плеска я не услышал. А карса победно мурлыкнула. Еще бы - беспечный враг был раз в шесть длиннее моей киски-спутницы. Только потом я сообразил, что в короткой драке я даже не соскочил с Ветра. Просто не успел. Местные рыбки опережали меня без труда, и только непривычность добычи, видимо, сдерживала их хищные устремления. И я решил не рисковать. Повинуясь некоему смутному чувству, я подобрал суковатую палицу, прикорнувшую на дне неглубокой впадины у серой скалы, чиркнул кресалом, и поднес жадный алый огонек к истлевшему дереву. Палица вспыхнула, будто загодя приготовленный факел у входа в мурхутские пещеры. Я даже отшатнулся. А рыбы стали держаться подальше - видимо, потому, что под водой огонь штука реже встречаемая, чем, скажем, в лесной чащобе. Что ж, их проблемы. Мне вдруг мучительно захотелось закурить трубку, как это с удовольствием делал Унди Мышатник после суматошного дня, но на беду я терпеть не мог табачного дыма. С детства. Корняга пискнул и зажмурил черные бусинки-глаза. Им, кажется, еще никогда не глушили рыбу. Третьей рыбе пришлось вспороть брюхо. Быстро и безжалостно, как на бойне. В вывалившиеся лиловые кишки тотчас вцепилась неведомо откуда возникшая головоного-зубастая мелочь, радующаяся чужой смерти. Рыба выпучила глазищи и издохла, съеденная заживо. Хотя была здоровой и тучной, безусловно одной из хозяек здешней "глубины". Здешнего игрушечного омута. Я мельком подумал, что люди, куда бы они не пришли - безразлично, в царство хорингов или рыб - непременно несут с собой крах старого положения вещей. Хозяевам прежнего остается только потесниться, или умереть со вспоротым брюхом. Тут же. Невольно я прикинул - а чем те же древние хоринги, каждый из которых знает и помнит больше, чем все человечество от начала времен, лучше бессловесных и безмозглых рыб? Да ничем. Перед лицом пришлого человека. Пытающегося олицетворить Вечность. Только на мой взгляд - неудачно пытающегося. Выпустив очередной клуб пузырей, я выругался. Похоже, в мои мысли пробрался кто-то чужой. Шибко умный. Потому что я сроду о таких вещах не задумывался, как о... Ну... О чем, бишь, я только что думал? Я озадаченно придержал Ветра. Голова стала пуста, как тыква на празднике. Я не помнил ничегошеньки из того, о чем всего минуту назад обеспокоенно размышлял. Бедный Корняга пискнул, потому что я на этот раз хряпнул им о седло. Ветер прянул от неожиданности и припустил вперед по речному руслу. Зажженный факел, к моему немалому изумлению, по-прежнему пылал у меня в левой руке. А в правой оставался измазанный слизью кривой хадасский кинжал. Тьма! Только у трезвых мысли заплетаются! Как говаривал старина Унди, упокой Вечность его мятущуюся душу... Нападать на нас перестали. Видно, своими действиями я, Ветер и карса ясно показали, что добычей мы не являемся. И местные успокоились. Не добыча, и не добыча. Нечего и приставать. Выехав в широкий ров основного русла, Ветер припустил быстрее; я стал явственно ощущать ток встречного воздуха. Или воды. Не знаю, как правильно выразиться. Русло изгибалось среди мрачно-черных скал, покрытых серо-зеленым налетом растительности и серо-коричневыми наростами моллюсков. При нашем приближении моллюски захлопывали створки, словно мы им чем-нибудь угрожали. Впрочем, в природе ничего не происходит зря - значит, обитал в здешних местах некто опасный для моллюсков, раз они на свой манер прятались. Из глубокой трещины в очередной скале на нас недобро взглянули два выпуклых, как у стрекозы, глаза. Я покрепче сжал рукоять хадасского клинка. Жаль, меча у меня опять нет, одни ножны. Но тварь в расщелине не стала нападать, отсиделась, так и не показавшись. Я не возражал. И уж никоим образом не огорчился, что так и не увидел ее целиком. Скалы с расщелинами стали попадаться чаще. Из некоторых на нас пялились, но явно какая-то мелочь, потому что глаза, хоть и были похожи на первую пару, размерами сильно уступали, да и расположены были куда ближе друг к другу, чем первые. И еще стали часто попадаться кучки притопленных деревяшек, похожих на загодя приготовленные кострища. Я проехал шагов двести, прежде чем заподозрил в этих будущих кострищах некоторую систему. - Хм... - сказал я задумчиво и огляделся повнимательнее. Потом освободил ноги из стремян и встал в седле во весь рост. Корняга слабо шевельнулся у меня на плече, а карса вдруг мягко вспрыгнула Ветру на круп. Я не успел рассмотреть ничего вокруг - нечто длинное, как лента со шляпки джурайской модницы, и черное метнулось ко мне и сильно толкнуло в грудь. С проклятием я выронил факел и спиной вниз грянулся с Ветра. Дно было не очень твердым. Шипение карсы рассекло тишину и оборвалось. Я глянул - в нескольких шагах от меня подпрыгивал живой клубок: карса и пытающаяся опутать мою подругу давешняя черная лента. Точно так же я как-то наблюдал за поединком домашней кошки с болотной змеей, невесть как заползшей в соседский огород. Между скал что-то зашевелилось. Ох, не к добру... Я вскочил; Корняга вцепился в ворот курткоштанов и изо всех сил старался не свалиться. Оброненный мною факел упал на одну из кучек топляка. И топляк загорелся. Сначала одна кучка, потом соседняя, вспыхнувшая от шальной искры, потом две ближайших... Какая-то минута - и вокруг запылали несколько десятков костров. Я уже говорил, что под "водой" языки пламени были, почему-то, покороче, чем наверху, но и здесь они впечатляли. Невольно я прижался к кострам, с недоверием глядя в сгущающийся сумрак. Похоже, вечерело. Меар нацелился на отдых там, в обычном мире. Мне нужно готовиться к превращению... Вот, джерхова сыть, снова бедняга-Тури очнется не пойми где, на дне реки, и некоторое время будет в смятении. Хотя она, наверное, привыкла к разного рода сюрпризам. Едва я вспомнил о спутнице, появилась карса. Кажется, она расправилась с черной лентой и теперь, дико сверкая полушариями желтых, навыкате, глаз, была готова к новой драке. Я благодарно взъерошил шерсть на ее загривке. И вернулся в седло. Сверху я ясно разглядел, что пылающие костры складывались в совершенно определенный и однозначный рисунок - пятиконечную звезду, заключенную в огненный круг. Мрачная красота, оттененная сумерками, поразила меня. Слабо трещали сгорающие сучья. - Тьма меня разрази, если это не веха огня! - прошептал я. Конечно, я ждал, что придется что-нибудь сжечь, ждал с той поры, как о вехе рассказал Лю-чародей, и в нынешней огненной феерии я сыграл роль первой искры, правда, достаточно случайно. Подумаешь, уронил факел... Только уж очень сильно я подозревал, что это, никакая не случайность. Все случайности остались за Юбеном. В полумраке сновали неясные безмолвные тени. Излишне уточнять, что мне они весьма не нравились. Однако никаких попыток напасть на нас тени не предпринимали, и я мысленно поблагодарил их за это. Ветер, я верхом на нем, Корняга верхом на мне и карса, жмущаяся к ногам Ветра, - мы помещались в самом центре пылающей звезды. Я то и дело оглядывался, соображая, как же поступить дальше. Я не заметил, как шныряющие мелкие тени будто по команде исчезли. Стало вдруг совершенно тихо, только победно гудело освобожденное пламя. Я озирался, охваченный неясной тревогой. Тень я увидел спустя какие-то мгновения после того, как почувствовал эту тревогу. Огромный размытый силуэт вдруг встал из-за дальних утесов, возвысился над окрестными скалами и навис над огнями. Тускло-размытое пятно садившегося Меара колебалось над головой Тени. Пара горящих глаз вперилась в нас - человека, карсу, коня и едва живой от страха пень. Справедливости ради отмечу, что у меня тоже затряслись поджилки. Тень глядела на нас около минуты, мне же показалось, что прошла вечность. И еще показалось, что жизнь капля за каплей истекает из меня, Морана, оборотня-анхайра. Но едва я шевельнулся, я понял, что по-прежнему жив. Не стала Тень причинять нам зло. Даже не знаю почему. Вдруг дрогнула, и осела, как невесомая джурайская фата, соскользнувшая с венца невесты. Растворилась Тень в окружающем полумраке. Костры тотчас стали угасать. Только теперь я вдруг понял, что Тень была очень похожа на Стража. Небывало огромного, но в общем-то обычного Стража. Не Стража Тепла, определенно, и не Стража Стремнин. Скорее - Стража Дуновений или Стража Камня. Но какой она казалась громадной! Хорошо, что ей не взбрело в голову... гм, а есть ли у Теней голова? Хорошо, что она не напала. Не знаю, сумели бы мы защититься от этого создания? Да и как? Костры догорали. Вокруг снова зашевелилась местная живность, тоже слишком похожая на неясные тени, но эти были, во-первых, поменьше, а, во-вторых, тенями казались только в опустившихся сумерках, а при ближайшем рассмотрении быстро обращались в обычных рыб или жуков. Обычных водных обитателей. Я на неверных ногах подошел и подобрал оброненный факел, взял Ветра под уздцы и повел прочь с русла. Нам повезло: невдалеке я набрел на подъем, приведший на обширное мелководье. Здесь было посветлее. Среди округлых валунов, поросших бородами водорослей, шныряли мальки и ползали пестрые палочки с ногами - личинки каких-нибудь стрекоз, наверное. Я выбрал пятачок почище, натаскал дров, безжалостно припахав Корнягу, который тщетно мечтал отсидеться на плече, и развел добрый костер. Ветер снова решил попастись, но далеко не отходил. Молодец, коняга. Порою мне кажется, что ты умнее меня, только молчалив не в меру. - Слушай, деревяшка, - сказал я Корняге. - Близится пересвет, так что мне предстоит скоро уйти. Тури, как ты, скорее всего, уже знаешь, превратится не сразу. Выходит, что тебе придется некоторое время побыть одному с карсой и вулхом. Не дай им подраться, понял? И огонь поддерживай. Будешь умницей - буду кормить. Всегда. Понял, пень? - Понял, Мо... Одинец. - Тури передай: веху огня я прошел. Дальше двигаться нужно по руслу... Впрочем, она знает. Наставляя Корнягу, я помалу раздевался. Сбросил сапоги, стянул одежду. Сложил все аккуратной стопкой у самого огня. Река готовилась встречать пересвет. Некоторые обитатели устраивались на отдых, замирали в укромных местах, захлопывали створки раковин, закапывались в песок. Некоторые - наоборот, пробуждались, встречая день, еще один день, когда предстоит сожрать ближнего, какой послабее, и не дать остальным сожрать себя. Мы мало кого интересовали здесь, на мелководье - крупная рыба хозяйничала либо на глубине, в главном русле, либо в темных омутах. Надеюсь, госпожа Тури, ты быстро разберешься, как вести себя в реке. И отыщешь единственно верный путь к У-Наринне. Или хотя бы ведущий в нужную сторону. Бросив охапку сучьев в огонь, я опустился на корточки. Я уже смутно чувствовал близость превращения, когда вулх начинал беспокойно шевелиться во мне и пытаться прорваться сквозь толщу человеческих ощущений к поверхности, к свету. С добрым утром, серый брат! Ты, наверное, тоже удивишься, очнувшись на речном дне. А, может, и не удивишься. Извини, я даже не знаю - любишь ли ты рыбу. Скорее всего - любишь. Отчего же не любить! Корняга опасливо отодвинулся от меня, выпустив пару мелких пузырьков из дупла. "Началось!" - понял я и канул в небытие, поглощенный стеной непроглядного Мрака. Глава девятнадцатая. Четтан, день десятый. Я открыла глаза и поняла, что наконец-то я вижу сон. Не воспоминание, пришедшее от Карсы, и не смутные впечатления о предыдущем дне, а настоящий, полноценный сон. В этом сне я находилась на дне реки. В красноватом полумраке мимо меня беззвучно скользили стайки рыбешек, поблескивая золотистой чешуей. Пушистые кустики придонных водорослей колыхались в воде. Вот только вода была какой-то странной, не такой, как наяву. Менее плотной, что ли? Во-первых, сквозь нее было видно лучше, чем бывает видно сквозь толщу воды на самом деле. А во-вторых - я взмахнула рукой, и вспугнутые рыбешки бросились наутек - да, как мне и показалось с самого начала, эта вода не так сильно мешала движениям, как настоящая. Ну, а самое главное - я могла здесь совершенно свободно дышать. Вот и отлично! Мне всегда хотелось как следует осмотреться на речном дне, не выныривая каждую минуту за глотком воздуха. Только бы этот восхитительный сон длился подольше... Я с любопытством огляделась. Первое, что я заметила, был костер. Это же надо, костер - и под водой! Чего только не бывает во сне. Вторым, что бросилось мне в глаза, был Корняга, который боком, по-крабьи, подбирался к огню. В ветках у него была зажата изогнутая деревяшка. Черные глазки корневика лихорадочно блестели. На некотором расстоянии от костра Корняга замер, размахнулся и швырнул деревяшку в огонь. Костер затрещал и взорвался снопом искр, а бедный пенек кинулся прочь и забился в густой куст водорослей. Я громко расхохоталась, отчего изо рта у меня выбежала стайка воздушных пузырьков. Светлые боги, какое нагромождение нелепостей! Уж и не знаю, что меньше похоже на правду: костер, горящий на дне реки, или корневик, который подбрасывает топливо в этот костер. Заслышав мой смех, Корняга частично высунулся из куста и с невыразимой скорбью в голосе произнес: - Доброе утро, госпожа. - Какое еще утро? - возмутилась я. - Четтанское,- скрипуче вздохнул Корняга, выдвигаясь из куста целиком. Прядь водорослей зацепилась у него за сучок и потянулась следом, как цепь за сторожевым псом. Я снова фыркнула. - Откуда ты вообще в моем сне взялся, пенек настырный? - насмешливо спросила я.- Как будто мало того, что я тебя наяву на спине таскаю. А ну-ка сгинь, нечисть! Или превратись во что-нибудь занятное. - Я не могу превратиться,- оскорбленно сказал Корняга.- Корневики превращаются один раз в жизни: из пня в корневика. Я - уже. - Тогда пшел вон. Или засохни да помалкивай. Я потеряла к нему всякий интерес. Что толку тратить время сна на разговоры с глупым пеньком? Он и наяву врет как по-писанному. Костер был разложен под боком большого валуна, обросшего щеткой мелких ракушек и мочалом водорослей. Среди водорослей я заметила большой, размером с ладонь, и удивительно красивый цветок. Он был отдаленно похож на болотную лилию, что