фактам? - Делать из меня дурака - это малозначительный факт? - Вы преувеличиваете мою значимость. Подумайте, в состоянии ли я переделать природу? - сказала я, на всякий случай быстро отступив. - Что, еще драться будете? - Нет, постараюсь больше не драться. Кора, где ваш сияющий вид, почему вы не смеетесь? Сегодня у вас уже нет радости от встречи со мной? - Коля, если говорить очень серьезно и очень искренне, вы слишком, слишком большое место заняли теперь в моей жизни. Я никогда не была легкомысленна, а знаю вас так мало, мне очень не понравилось, когда вы без каких-либо вопросов с моей стороны так некрасиво осветили свои интимности с некой Линой и другими дамами. Согласитесь, это не по-рыцарски: честь дамы сердца должна быть священна и в прошлом, и в будущем, и в настоящем! Вы мне очень нужны! Но как с вами можно иметь дело, если вы уже впутали в наши отношения Витьку Гольданского. Мордобой простить и перенести легче, чем предательство. Витька не очень серьезен, и ради каламбура и шутки он продаст самого себя. Коля, у меня к вам появилась серьезная настороженность! Наши отношения еще не успели перешагнуть никаких границ, вы не имели права так поступать. Стратегия моего хода нападения победила, этот хам стал серьезно оправдываться, наглость исчезла. А вдруг он по-настоящему еще влюбится? Нет, не это мне нужно, но поставить на колени прославленного бабника - в этом что-то есть. Я не была уверена в правильности выбранного мною пути. Что делать? Так трудно мириться с непримиримым. Попробуйте не ревновать любимого, когда, мягко выражаясь, основания есть. - Кора, что с вами сегодня, вы неузнаваемы. Молчаливы. О чем вы думаете? - Коля, о любви! Только о могучей, только о беспредельной, всепокоряющей и всепрощающей любви! - А разве такая бывает? - Коля, должна быть! - Кора, у меня путевка с 1 августа в Сочи, санаторий "Правда". Если бы вы захотели, вы бы достали себе путевку на тот же срок. - Я уже захотела и обязательно достану путевку туда же, на тот же срок, - сказала я, а про себя подумала: "Чудесно. Спутник, таскающий чемодан. А в Сочи на "Мацесту" я должна ехать за счет девиц Дау". - Даунька, у Коли путевка в Сочи в санаторий "Правда" с 1 августа. Ты мне сможешь достать путевку туда же? - Коруша, конечно, смогу. Я очень рад, что у тебя все так отлично устраивается. - Ты ведь тоже не один едешь отдыхать? - К сожалению, не с Герой. - Но вчера у тебя была Гера. - Ты смела подглядывать? - Ни боже мой! Просто в ванной никто не шумел. Все было совсем пристойно. Это почерк Геры. Чтобы не нарваться на штраф, я говорила улыбаясь, очень тихо и спокойно. И этот взрослый младенец поверил, что я примирилась с этой Ириной! - Да, Коруша, кое-как я преуспел. У меня сейчас две любовницы. Теперь замужняя Гера бегает ко мне на тайные любовные свидания. В омут! К черту в зубы бросишься! Предстоящее путешествие с Колей к берегам пламенной Тавриды показалось мне невинным пустяком. В санатории моей соседкой по комнате оказалась молодая обаятельная женщина, прокурор из Магадана. Она была умна. Очень приятно общаться с умными людьми. Мое место в столовой имело преимущество: через несколько столиков по прямой я спокойно созерцала Колечку. У него соседкой по столу оказалась молодая блондинка. Когда после обеда он встал из-за стола, блондинка повисла у него на руке и энергично поволокла его из столовой. Не спеша, из столовой вышла и я. Но их и след простыл. У своего корпуса я встретила прокурора, она шла в палату. - А где же ваш спутник, с которым вы прибыли из Москвы? - Увели! А вы прокурор на отдыхе? - Ничего не поделаешь. У меня серьезная профессия. Не успели раздеться, стук в дверь. Я моментально нырнула в платяной шкаф: "Умоляю, вы меня не видели". Вошел Коля: "Извините, где ваша соседка?". А умница прокурор его усадила, говоря: "Подождите, она, вероятно, сейчас придет. Скоро начнется мертвый час. Пляж закрыт, она скоро появится". Остроумно ведя беседу с Л., она явно издевалась надо мной. Не скоро я выбралась из темного, душного шкафа в послеобеденную сочинскую жару августа. - А вы еще живы? - О, прокурор, я в людях очень ценю чувство юмора. - Кора, объясните этот цирк. - Это совсем не просто. Я сама себя запутала. Пойдемте лучше на пляж, после бани в платяном шкафу я хочу в море. Я любила заплывать далеко, особенно вечером при закате, когда огненный диск солнца, у горизонта погружаясь в море, зажигает его сказочными соцветиями, а волны моря, сине-зеленые, чистые и прозрачные, вдруг пламенно искрят. Неделю спустя я почувствовала, что кто-то плывет за мной. - А, Колечка! Давно вас не видела. Здравствуйте. А где же ваша блондинка? - Этой блондинкой я уже сыт по горло. А вы что, решили играть здесь со мной в прятки? "Вероятно, прокурор выдала меня", - пронеслось у меня в голове. - Коля, меня Дау учил, если у мужчины назревает любовная ситуация, мешать нельзя! - Вы можете хоть здесь не упоминать имя своего бога и повелителя? Вы насквозь пропитаны его пошлыми идеями. - Вы с успехом эти идеи претворяете в жизнь, Коля. Ведь не побрезговали, подобрали эту блондинку сразу, с первой встречи. - Ревнуете? Ну что же, это приятно. Кора, эта блондинка знает, что мужчине нужно для отдыха. Я совсем не хочу ссориться с вами, вы мне очень нужны. С вами можно поговорить серьезно об очень серьезном деле? - Говорите, я слушаю. - Не здесь, разговор деловой и серьезный. Завтра у вас "мацесты" нет. Давайте пообедаем в ресторане. - Давайте еще захватим прокурора. - Ну нет, разговор серьезный, деловой и секретный. Вы что, боитесь быть со мной наедине? - Нет, я вас не боюсь. Только не забыла тяжести вашей руки. - Кора, ваш ангельский вид обманчив. Давайте не ссориться. Мне нужна ваша помощь и даже умный совет. - Хорошо, завтра обедаем в ресторане. Мне ведь очень нужен этот громоотвод! Дорога в ресторан на самую вершину горы Ахун была длинная, но романтично красивая. В открытой машине упругий ветер заставлял щуриться глаза, пронизывал лицо и тело. В сочинский дневной зной это было наслаждение. Если бы мой Даунька был нормальным человеком, он мог бы быть моим спутником в этой поездке. Но, может быть, когда ему и мне перевалит за пятьдесят, он возмужает, поумнеет и, наконец, ему надоест повторять: "В Тулу с собственным самоваром? Никогда! Я не осел и не подкаблучник. На это способен только мой ученик Абрикосик. Ему очень удобно помещаться под Таниным каблуком, а мне нужны горизонты Вселенной. Я не такая, я иная, я вся из блесток и минут". Да, он не был похож на других. Дорогой мечтала, что когда придет старость, я буду еще нужна Дау, тогда мы будем много вместе путешествовать. У нас будет длинная счастливая старость. Не ведала тогда, что мой Даунька до старости не доживет. - Кора, о чем вы думаете? - О вас. О том, что вы не обладаете хорошим вкусом. У вашей блондинки красивые волосы, но толстые ноги. - Что поделаешь, если красивые блондинки со стройными ногами прячутся в шкаф. Прокурор - и выдала! Прокурорша - баба умная, симпатичная, у нее мужская профессия, поэтому с мужчинами она легко находит общий язык. Я всегда завидовала женщинам с железным характером. - Коля, а могли бы вы ей заехать оплеуху? - Кора, хватит. Хотите испортить мне эту поездку? У вас садистские приемы. Женщине вредно быть злой. Добродетель женщины - доброта. - Доброта это добродетель человечества, а частный случай доброты женщин к вам носит другое имя. - Кора, умоляю, смилуйтесь. Еще одно слово, и я брошусь в пропасть. В объятия этой блондинки меня толкнули только вы. - Ну, хорошо, больше не буду. Когда сели за столик: - Кора, нам давно надо перейти на "ты". Давайте выпьем на брудершафт. Такое трудное завоевание на "ты" с бабой у меня впервые, и даже интересно, что ты, Кора, такая колючая. Ты со мной в Сочи, а мы потеряли уже неделю, тем больше счастья впереди. Твой бог и повелитель не маячит, нам больше не мешает. "Ну и самоуверенность", - подумала я. - Коля, а в чем нужна моя помощь вам, или это был предлог? - Нет, мне хотелось бы иметь друга, которому я мог бы рассказать обо всем. Кто не будет осуждать, кто будет мне беспредельно предан, не спрашивать: что, зачем и почему. Верить в меня и помогать мне. Я задумал грандиозный маневр: мой шеф Н.Н. одобрил мой план. Он великий знаток, где пахнет жареным, а ведь я его ученик. Две великие державы - Советский Союз и Америка - заключили соглашение по борьбе с раком. Как только я прочел об этом в газетах, я сейчас же обзавелся медицинскими книгами о раке и уже имею понятие, о чем, где и как нужно говорить по этой проблеме. - И вы считаете, этого достаточно? - Не вы, а ты. Для начала достаточно. Ведь я не собираюсь победить рак. Тому, кто совершит этот подвиг, человечество при жизни отольет памятник из чистого золота. Ну, а у меня желания поскромнее: я хочу быть академиком. - Коля, я голосую за ваше избрание. - Кора, не превращай серьезную беседу в легкий разговор. Не забывай, я рассчитываю на твою, Кора, помощь. - Я вся внимание. - Вот так-то лучше. Здесь, в районе Сочи, отдыха ет один человек, некто Жеребченко. Я хочу завербовать его в союзники. Он мне нужен. Я сюда, в Сочи, приехал из-за него. Случайно узнал место и срок его отдыха. Я завтра очень рано утром еду к нему и, если с ним столкуюсь, завтра же здесь ужинаем втроем. Согласна? - Да, согласна. - Быть не только моим союзником, но и помощником? - Коля, но в этом деле я профан. - То, что я попрошу, в твоих силах. Когда мы вернулись из ресторана, из кустов возле санатория вынырнула блондинка и ринулась навстречу Коле, а я поспешила не мешать их объяснению. На следующий день он встретил меня на "мацесте": - Кора, я приехал сюда поговорить с тобой. Очень боюсь, опять будешь прятаться от меня. - Коля, мне просто жаль эту беленькую девочку. - Так ты что, хочешь устроить цирк в санатории? Я бегаю за тобой, эта блондинка за мной, а все посмеиваются. - Когда она уезжает? - К сожалению, не скоро. Кора, я хотел вызвать твою ревность, проверить твою любовь, а ты так легко уступила меня этой, как ты ее называешь, девочке. Только эта "девочка" сама забыла, когда она ею была. Ваш повелитель приучил вас к параллельным девицам. - Так вот почему вы завели параллельную. Ничего не имею общего с вашей параллелью. - Забыла, что мы перешли на "ты"? Почему же Дау можно параллельную, а мне нет? И потом, ты забыла: мы сегодня ужинаем в ресторане, ты дала слово. - Вам удалось договориться с этим Жеребченко? - Нет, Кора, он категорически отверг сотрудничество со мной, да еще назвал меня авантюристом от науки. Но ты ведь мой друг, обещала сегодня ужинать в ресторане. Жеребченко отпал, но здесь отдыхает наш химик-академик с женой. Ты и я сегодня поедем ужинать. Тебе вчера там понравилось. Я с ними уже договорился. После ресторана вернулась поздно ночью, мой прокурор еще не спала. - Кора, совсем загуляла. Вчера не обедала, сегодня не ужинала в санатории. Скажите, ваш муж - академик Ландау? - А вы его знаете? - Не знакома, но его знает весь культурный мир. Он был вчера проездом в Сочи. - Он приходил ко мне сюда? - Все дело в том, Кора, что он, пробыв в Сочи сутки, к вам не зашел. Разрыдавшись, как подкошенная, я упала на постель. Было нестерпимо больно, обидно, и такой постылой показалась игра в любовников с этим "авантюристом от науки". Даунька, единственный, любимый, ты хотел меня видеть. Я это знаю, я это чувствую, но твой такт и твое несравненное благородство удержали тебя. Ты побоялся нарушить мою идиллию. Энергично затянувшись табачным дымом, прокурор воскликнула: - Я ничего понять не могу! Если прокурор и тот в тупике, а попробуйте все это описать! Сочинить такое трудно. Глава 26 Если родился человек, которому тесно и душно в устарелых рамках обыденности, он, отбросив стандартную обыкновенность, стремится ввысь, к необыкновенному, к прекрасному. У него на все свои суждения и взгляды. Выводит на бумаге короткие физические формулы, в них сосредоточены истины физической науки. Истины этой науки даются титаническим трудом левого полушария мозга, там работает сложнейшего построения машина. Заменить ее невозможно, немыслимо. Запрограммировать сверхталант не удастся никогда. Хрупкий, бледный человек с огненными глазами, свернувшись на постели, теряя сон, забывая поесть, наносит на чистые листы бумаги знаки, понятные только ему одному. В этом труде он находит наслаждение, ни с чем не сравнимое. Труд! Творческий, изнуряющий, тяжелый труд. Но только в этом труде для этого человека и заложено высочайшее наслаждение жизнью. Это то необыкновенное, прекрасное, к чему он стремится всю свою жизнь. Что-то сделать, оставить свой след для потомства. Храм науки воздвигается веками чистыми руками истинно талантливых людей, время отметает авантюристов от науки! Но жить только поисками истин в науке такому человеку невозможно. Быт бесцеремонно врывается в процесс его мышления. Мыслить мелко, хитрить он не умеет: не так устроены клетки его мозга. Вот он и разрешает будничные, бытовые проблемы со своих высот. Война, Казань, перенаселение эвакуированных не имеет границ. По карточкам мясо практически не выдавалось. Вдруг в Институте физпроблем ловкач Писаржевский, референт П.Л.Капицы, достает для сотрудников мясо! Дау радостно сообщил: "Коруша, завтра в институте по всем мясным талонам выдадут мясо!". Снабдив Дау утром всеми накопившимися талонами на мясо, я сказала, что буду очень счастлива, если он действительно принесет мясо, но это граничит с чудом. В те годы наш институт был малочислен, выстроилась небольшая очередь, в которую встал и Дау вместе с Женькой. Как шелест ветра, по очереди пронеслось: "Привезли баранину!". У Дау сразу возник вопрос: "А баранина это мясо?" - разрешить этот вопрос он не мог, здесь его мозг был бессилен. Он спросил одну из сотрудниц: "Баранина это мясо?". "Дау, мясо это говядина, а баранина это баранина". Дау растерялся: "Коруша ждет мясо, я обещал принести мясо". Вывод из завязавшейся в маленькой очереди большой дискуссии на эту тему гласил: "Мясо это говядина, а баранина это баранина". Идти против истины Дау не мог, очень расстроенный, он вышел из очереди. Грустный принес домой все нереализованные мясные талоны, которые потом выбросили. Женька же принес почти целую тушу молодого барашка. Злорадно ухмыляясь, сказал: - Дау, ты законченный идиот. Сам не смог решить такой ерунды. Ведь баранина вкуснее говядины. Стерпеть я не смогла: - Женя, когда мы вместе столовались в Москве, вы отлично знали, что Дау и я всегда предпочитали говядине баранину. Почему же вы там, в очереди, не подсказали этого Дау? - Коруша, Женя не виноват. Я действительно свалял дурака. Я ведь тоже хорошо знал, что баранина вкуснее говядины. Но ведь ты сказала, что хочешь мяса! Дау не разбирался в людях и ошибался в подборе друзей. А сама я? Я, которую он любит, которой доверяет, назвал своей женой? Любящая, преданная - так мелко разменялась, вконец изолгалась. Даунька легко, слишком легко, простил мне Колю. Но все оправдывает любовь, а если нет любви, есть только одна ложь. Дау преклоняется перед любовью и не выносит лжи. Вероятно, поставить рядом любовь и ложь преступно, и я действительно чувствую себя преступницей перед Дау. Мне было так страшно, что Дау вдруг уличит меня во лжи. Вот и оказалась на курорте с Колечкой, демонстративно посещаю рестораны! Будучи с ним в одном санатории, но в разных корпусах, легко избавиться от встреч. К тому же в этом мне очень помогла молоденькая блондиночка, следовавшая за Колечкой по пятам. Меня мутило от той фальшивой роли, которую я вначале с такой радостью и даже с каким-то молодым озорством взвалила на себя, делая вид, что плюю на общественное мнение. О, это было далеко не так просто! А что делать? Если надо уверить любимого мужа в существовании несуществующего любовника, охраняя его покой и здоровье? Не ревновать! Не сорваться, погасить в себе желание превратить в месиво какую-нибудь Ирину. Невозможно не фальшивить. Разлюбить Дау — тоже невозможно. Жизнь, судьба, рок, переплетаясь, иногда ставят тебя в такие ситуации, которые преодолеть не под силу. Его слова: «Коруша, что может быть прекраснее красивой молодой женщины!». Я всегда помнила их, они подхлестывали меня, поднимая рано в постели для изнурительной гимнастики, они вывели меня на фальшивую дорогу, они заставили меня плевать на общественное мнение! Но, вероятно, я не совсем достойный человек, я очень хорошо научилась лгать и притворяться, клятвенно заверяя Колечку, что безумно в него влюблена. С Колечкой я встретилась близко в день отлета из Сочи. Билеты из Москвы я брала с обратным рейсом за свой счет. Надо было оплатить доктору наук за таскание моего чемодана. Но на аэродроме меня ждал приятный сюрприз: Колин знакомый попросил доставить дочь-школьницу в Москву. Рейсы самолетов задерживались, пришлось обедать в ресторане аэропорта Адлера. Школьница последнего класса провела несколько часов со мной и Колей. Все это время было так насыщено нашей с Колей пикировкой, нашими иносказательными рассуждениями. О, мы с Колей изощрялись в остроумии, запускали друг в друга шпильки в самых изысканных выражениях, даже мифология пошла в ход! Ярко блестевшие глаза молодой загорелой девочки едва успевали перебегать с одного лица на другое. Она с удивлением смотрела на своих спутников. Наконец, задыхаясь от любопытства, она произнесла с мольбой: — Подождите, я ничего понять не могу. О чем вы говорите? Мне все это так интересно. Ни в театре, ни в кино, ни в книгах я такого не встречала! Но мне все, все непонятно: о чем у вас дискуссия, объясните, ну, пожалуйста! Отдельно все слова понятны, но смысл ваших фраз таинственен, и совершенно невозможно понять смысла сказанного! Мы с Колей единодушно, неприлично громко засмеялись. Все обедавшие в ресторане с удивлением оглянулись на наш столик. В глазах милой школьницы была такая жажда жизни! — Вероятно, вы в школе этого не проходили? — Мы даже мифологию в школе не проходили! Мне стало легко и весело, а выпитый стакан вина заставлял смеяться: — Милая девочка, вот закончите школу, вступите в жизнь, и все станет понятным! — Кора, вы так замечательно загорели. Как идет вам загар! Вы просто Кармен, да, Кармен-блондинка. Смотрите, все мужчины в ресторане заглядываются на вас! — Смеется она всегда, демонстрируя свою сверкающую пасть, — громко и зло сказал Коля и тихо прошипел: — Кулаком бы в зубы, чтобы не улыбалась всем. Прибыв в Москву, я сразу уехала на дачу. А через несколько дней с балкона вижу: подъехала машина, и выходит из нее Коля. Я бросилась к маме: «Мамочка, там подъехал «Маркович». Скажи, что я два часа назад уехала в Москву». Так повторилось несколько раз. Я его избегала. Он мне так надоел в Сочи! В Москве меня застала большая почта из Звенигорода от Колечки и одна телеграмма — но какая! — от Дау: «Целую самую красивую, самую любимую. Дау». Стою как зачарованная у входной двери, упиваюсь словами «самую красивую, самую любимую». Звонок в дверь. Открываю — вваливается Колечка: «Наконец застал тебя». Не успела опомниться, он выхватывает телеграмму из моих рук. Читает вслух: «Целую самую красивую, самую любимую». — Ах, вот вам какие слова были нужны, а я не догадался в Сочи, что вы ждете красивых слов. Он с остервенением стал рвать на мелкие кусочки телеграмму. Я попыталась отнять. - Как ты посмел порвать телеграмму! Она тебя не касалась. Она - моя! - Ах так! Меня водить за нос, издеваться, насмехаться, из меня делать дурака и быть преданной женой своему повелителю. Делаешь из него бога! Он в бешенстве стал наносить мне удары. Я упала на пол и прижалась лицом к полу в передней. Он не раз угрожал выбить мне зубы. Руками я пыталась защитить голову. Он стал топтать ногами, целясь в голову. Я не на шутку испугалась: ведь может изувечить. От страха притихла. Он опомнился, отступил к порогу, испуганным голосом позвал меня. Я прикинулась "убитой". Он, пятясь, вышел, прикрыл дверь, щелкнул спасительный английский замок. Я села на пол, встать было трудно, голова кружилась. Жгучая боль на тыльной стороне кистей рук. Защищая голову, получила ссадины на руках от его каблуков. Но особых увечий нет, кости все целы. Счастье, что у этого профессора МГУ мягкие кулаки: слишком многим женщинам уделял он внимание, на спорт не оставалось времени. Что же, придется уверить Дау, что от побоев "милого" получила максимум наслаждения. И он поверит! С удивлением, но поверит, скажет: странные существа эти женщины. Но насколько я успела узнать Колечку, он трус, и поэтому я решила: сумерки, я не задерну шторы, не зажгу света, и он решит, что потеряла сознание, а если моя квартира не проявит признаков жизни и ночью, то он наделает в штаны, решит, что он убийца. Когда приедет Даунька, он побоится врываться в квартиру. Тихонечко подползла к окну в кухне, боясь колыхнуть занавеску, осторожно выглянула: Колечка маячит у моих окон, тщетно пытаясь зафиксировать признаки жизни. Еле добралась до постели. Вдруг у окна моей спальни слышу голоса. Шурка Шальников говорит: - Коля, почему вы решили, что с Корой что-то случилось? Ее просто нет дома, все форточки закрыты, ни одно окно не откроешь. Ну, если вы так настаиваете, пойдемте со двора. Возможно, мне удастся открыть дверь. Я знала, что Шальников сможет открыть любую дверь без ключа, и, пока они обходили кругом, успела закрыть замок на предохранитель. Утром на следующий день Шальников подлетел ко мне: - Кора, а почему вы вчера "Шляпу" не впустили к себе? (Шурка уверял, что, кроме шляпы, у Колечки ничего человеческого нет. Конечно, Шурочка был прав.) - Шурочка, вам что? Разве вы не знаете: милые бранятся - только тешатся? На следующий день телефон звонил без конца, трубку не снимала. Вечером только включила свет в коридоре - раздался продолжительный нахальный звонок в дверь, а потом дребезжащий стук в окна квартиры на первом этаже. Решила: Колечка или спятил, или пьян. Очень долго простояла затаившись у окна. Наконец, звонки в дверь, стук в окна прекратились. Вижу: он вышел не совсем твердой походкой из ворот нашего института. Да он пьян! Дофлиртовалась! Мне стало и стыдно, и тошно. И все это на глазах у всего института! Глава 27 Спасителен был приезд Дау. Жизнь снова закипела у нac в доме. "Дау, тебя к телефону". Он приветливо говорит в трубку: "Если вы хотите стать физиком, совсем необязательно иметь высшее образование. Обязательно любить предмет. Но если вы серьезно решили стать физиком-теоретиком, приходите ко мне домой. Сейчас посмотрю, когда смогу с вами поговорить. Вас устроит, если это будет пятого, в четверг, в четыре часа дня? Только, пожалуйста, без опозданий. Вначале я просто проверю ваши знания по математике, потом дам вам список литературы. Будете заниматься и приходить ко мне домой на экзамены". - Коруша, имей в виду, завтра у нас будет обедать мозг мира. - Даунька, а вчера, когда у нас мозг мира ужинал, все вина и коньяки остались нетронутыми. Они пьют соки и минеральную воду. А я-то думала, что ты один исключение, употребляешь только безалкогольные напитки. Когда Ландау работал в Цюрихе у Паули, Паули о Ландау сказал: "Я знаю, почему Ландау не пьет. Он пьян всегда, он опьянен самой жизнью, ему не нужен алкоголь". Физики, известные всему миру, встречаясь с юным Ландау, говорили: "Этот молодой ученый интересуется всем. И очень интересен сам. Но его мальчишеские выходки приводят к тому, что вначале все, что он говорит, абсолютно непонятно. Но если с ним поспорить, то чувствуешь себя обогащенным". Физики, знавшие Паули и Ландау, отмечали сходство в характере мышления, в подходе к физическим проблемам и даже в стиле научного творчества. Оба они, невзирая на лица, в острых, критических ситуациях не подбирали мягких слов, не стеснялись в выражениях, были язвительны и остроумны, но содержание их критики было важным и полезным. Даже Бору доставалось от Паули. Однажды он крикнул Бору: "Замолчите, не стройте из себя дурака". Бор мягко ответил: "Но, послушайте, Паули..." - "Нет, не буду слушать, это чушь!". Сам Дау всегда с большим восторгом отзывался о Вольфганге Паули. Еще в детстве у Дау возникла потребность самостоятельно разобраться в устоявшихся жизненных представлениях окружающих. Он все воспринимал по-своему, все переосмысливал, создавал свои системы, находил свое собственное решение. Поражало это упорное стремление ребенка самому разобраться во всех вопросах. С годами это свойство натуры привело его к построению своих оригинальных теорий в науке. Его логическое мышление, опирающееся на очень широкую эрудицию, его прославленный универсализм в науке нашли свое отражение и во взглядах на человеческие отношения. Отсюда теория о том, как правильно жить, и брачный пакт о ненападении. Ревность покушается на внутреннюю свободу, унижает человеческое достоинство, ревность - порок, не имеющий никакого отношения к любви. И он исключил этот порок полностью из собственного сознания. Ландау своим ученикам всегда говорил: "Бойтесь растратить отпущенное вам время на мелкие, недостойные человека дела". И еще Дау глубоко верил, что человек рожден для счастья на земле. Человек сам должен научиться быть счастливым. Дау был учителем, что называется, с большой буквы. Он стремился научить всех быть еще и счастливыми. Его всегда будоражила мысль - как сделать, чтобы на свете было как можно больше счастливых людей. - Дау, эта совсем молоденькая девушка, зачастившая к тебе, неужели она физик? - Это моя новая ученица, и учу я ее счастью. Она страстно влюблена, а ее возлюбленный жениться не хочет. Я помогаю ей женить его на себе. - Как? Ты способствуешь открытию мелкой лавочки? - Понимаешь, Коруша, здесь такая ситуация, что его надо женить для его же счастья. Несколько месяцев спустя сияющий Дау мне сообщил: "Коруша, они уже поженились. Я был у них в гостях. Более счастливого мужа не встречал!". Как-то вечером в конце войны к нам зашел Алиханьян, сели ужинать. Дау вскочил, сказав: "Артюша, я больше не могу переносить твоего кислого вида! Хочу видеть тебя счастливым! У тебя есть все для счастья! Столько девушек мечтает о твоем внимании. Нита сейчас уже живет в Москве. Ты ей звонил?". - Ну что ты такое говоришь, Дау. А вдруг к телефону подойдет Митя? - Митя сидит за роялем и телефонных звонков не слышит. Тогда это я сделаю я. Кстати, я и Мити не боюсь. Нита физик, она не работает. Митя слишком переполнен музыкой, а вдруг она скучает? Дау подошел к телефону, под диктовку Артюши набрал номер: "Ниточка, приветствую вас в Москве. Говорит Дау. Сейчас у меня сидит Артюша и очень скучает. Если вы свободны, приезжайте к нам ужинать. Коpa очень хочет с вами познакомиться. Ваш шофер знает, где наш институт. Квартира два. Мы вас ждем". Минут через 20 к нам приехала Нина Васильевна Шостакович, жена знаменитого композитора: золотоволосая с золотистыми глазами. Ужин прошел очень весело. Алиханьян - сиял! Вся наша квартира наполнилась звонким смехом Ниточки (так ее называли все). Как красиво она смеялась. Впервые я слышала в смехе и звон хрусталя, и переливы серебряных колокольчиков. Алиханьян поехал ее провожать. Проводив гостей, Дау рассказал мне, что Артюша впервые увидел Ниту, сбегавшую по лестнице Ленинградского университета к своему жениху Шостаковичу, поджидавшему ее. Она весело смеялась и навек покорила Артюшу. Нита - физик. Она кончала физфак в Ленинграде, была влюблена в своего жениха, который еще мальчиком стал знаменитым композитором. Вскоре они поженились. Артюша встречался с разными девицами, но своей первой любви был пылко предан все годы, вероятно, поэтому он не женился. - Дау, но Нита этого стоит. Как смеется! Тряхнет головой, отбросив золото волос, и зазвенел хрусталь с серебром колокольчиков. Она бесконечно обаятельна. На следующий день Алиханьян просто ворвался к нам: "Кора, Дау, Ниточка согласилась сегодня поужинать в ресторане, если будете вы и Дау! Нас угостят замечательным шашлыком по-карски. Я уже все заказал!". Я Ниту искренне полюбила. Она у нас стала часто бывать. Ее младшему ребенку Максиму исполнилось 7 лет, и она поступила работать к Алиханьяну. Его лаборатория находилась на территории "капичника". Это были годы, когда Сталин нашел в музыке Шостаковича что-то несовместимое с социализмом. Она была "слишком" революционной. Звуки сатанинской силы чего-то требовали, куда-то звали. Но главное было в том, что Запад называл его гением века в музыке. В ответ на это Шостаковича лишили основной зарплаты, а к его произведениям цензура стала так придирчива, что пришлось начать преподавание в консерватории, чтобы содержать семью. Ниточкина зарплата понадобилась. Меня всегда тревожил аппетит Дау. Он очень мало ел. Бывало, в зимнюю пору достанешь свежую клубнику, поставишь перед ним: "Даунька, пожалуйста, съешь!". - Подожди, Коруша, возможно, я ее съем, но позже. Гости к обеду и ужину всегда меня радовали. Это прибавляло Дау аппетита. Раньше всегда у нас обедал Артюша. Теперь он приходил вместе с Нитой, ведь они работали у нас в институте. В один прекрасный день мне удалось купить в комиссионном магазине импортный холодильник. Нита, увидев его, просто ахнула: - Кора, откуда у вас холодильник? - Из комиссионного. Хотите, я и вам куплю. - Разве это так просто? Когда мы с Нитой привезли им домой холодильник, Митя, конечно, сидел, уткнувшись в рояль. Когда же до его сознания дошло, что в их быт входит холодильник, он вскочил, бросил ноты на рояль, удивленно и радостно сказав: "Неужели я теперь смогу есть твердое сливочное масло!". На семейных торжествах Шостаковичей всегда присутствовали Дау, я и Артюша. Митя никогда не угощал гостей своими произведениями. Всех притягивал роскошно сервированный стол. Сменялись разнообразные блюда и пироги, вызывая возгласы восхищения. Иногда в разгар веселья появлялся Максим в длинной ночной рубашке. Митя устрашающе громко говорил: "Нита, я давно говорю, Максима надо сдать на базу! На базу его! Если он не спит, безо всяких разговоров - сдать его на базу!". "База" заставляла малыша очень быстро залезать под одеяло. Дау так понравилась реакция Максима на "базу", что он на следующее утро тоже пообещал своего годовалого сына сдать на "базу". Эта шутка повторялась до автомобильной катастрофы. Часто после работы Нита и Артюша заходили к нам. Все вместе ходили в кино, театры, рестораны. Наконец, с Нитой я побывала в Большом театре на "Спящей красавице" и других спектаклях. А Митя много работал. Он всегда был переполнен музыкой и без рояля не мог. Был такой случай, когда он переехал из Ленинграда в Москву, а Нита еще не вернулась из эвакуации. Прошел слух, что Шостакович один и плохо устроен (хотя квартиру ему дали хорошую). Из Союза композиторов приехала комиссия, чтобы проверить эти слухи. На звонок в дверь Митя вышел сам, став на пороге, чтобы не дать войти в квартиру, и стал уверять, что ему ничего не нужно, он благодарит и категорически отказывается от всякой помощи. Члены комиссии были настойчивы и в квартиру вошли: в совершенно пустой квартире стоял рояль со стульчиком, около рояля - газеты вместо постели, на окне - бутылка из-под кефира. Митя был смущен и растерян: начнут устраивать его быт, следовательно, мешать, а ему ведь нужен только рояль! Казалось, Митя не замечает отсутствия Ниты. Он был рад, что она стала работать. Хозяйство вели две домашние работницы. Быт Ниту никогда не интересовал. Когда мне случалось заходить к Ните запросто, Митя с грустной неудовлетворенностью вставал из-за рояля. Был всегда очень застенчив и как бы растерян. Как-то из института Дау пришел вместе с Нитой. Он разводил руками в недоумении, говоря: "Нита, Долматовский очень плохой поэт, почему Митя должен писать музыку на его стихи?". - Дау, неужели вы не понимаете? Стихи Долматовского нравятся Сталину. Митя просто счастлив: теперь цензура не будет запрещать его музыку - стихам Долматовского открыта зеленая улица. Финансовые дела семьи стали поправляться. Америка попросила разрешения исполнить одно из новых произведений Шостаковича. Разрешили. Был заплачен гонорар в 10 тысяч долларов. Ните удалось даже попросить прислать за эти деньги одежду для семьи. Она стала щеголять в американских туалетах. Еще звонче зазвучал ее смех, а глаза сияли счастьем. Она еще больше похорошела, а за ней, как тень, всюду следовал Артюша. Иногда я думала: Митя за музыку смеха так беззаветно полюбил Ниту с юных лет. Многие молодые женщины, поклонницы таланта Мити, усыпая его квартиру цветами, горели желанием приручить гениального композитора. Цветы принимала Нита, а композитор сидел, уткнувшись в рояль. В один из вечеров тех лет Митя, Нита, я и Дау были у Мишы Литвинова (сына Максима Максимовича). Его молоденькая жена Флора успела родить троих детей (будущих диссидентов). На Митю она смотрела как зачарованная. Все вышли на прогулку. Стояла дивная летняя ночь. Шли шеренгой. Дау рядом с Митей оживленно беседовали. Потом их обоих назовут гениями, а ведь гении не так уж часто встречаются на планете! Оба обладали обаянием таланта, чисто человеческим обаянием и, вместе с тем, были так непохожи друг на друга. Митя рассмеялся, остановился (это было на Малокаменном мосту): "Вы только послушайте! Мне Дау сказал, чтобы я обратил внимание на Флору. Я действительно боюсь на нее смотреть, ведь она может забеременеть от одного взгляда!". На Черноморском побережье я всем санаториям предпочитала "Ривьеру", а Нита и Митя отдыхали в более комфортабельном - "Правде". Мы часто встречались. Однажды по дороге в "Правду" за мной увязался какой-то тип. Я не дала повода для знакомства. На белоснежной лестнице санатория меня встречала Нита. В это время радио санатория передавало музыку Шостаковича. Незнакомец, обращаясь ко мне и Ните, стал музыку поносить. Нита, звонко рассмеявшись, сказала: "Я лично физик, но многие восхищаются музыкой моего мужа Шостаковича". Тип в одно мгновенье исчез, как бы растворился под музыку Шостаковича. Когда Нита приезжала ко мне на Ривьеру, как из-под земли появлялся Артюша и увозил Ниту на своем роскошном "Бьюике", который он купил у армян-репатриантов. За рулем сидел шофер, Артюша машину не водил. А Митя? Митя нашел в санатории рояль, был всегда окружен поклонниками своего таланта и просто не замечал отсутствия Ниты. Алиханьян организовал научные экспедиции на Алагез и стал увозить Ниту в Армению на несколько месяцев, преподнося ей все красоты Армении: Ереван с Араратом, Севан, фрукты незабываемых ароматов. Когда Ландау был приглашен Армянской академией наук, Дау и меня встречали Артюша и Нита. И мы побывали в библейских местах. Приехав в Москву, я с большим огорчением узнала от общих знакомых, что кроткий, застенчивый, просто "святой" Митя вдруг обнаружил отсутствие Ниты. Он стал ревновать и даже бушевать, изливая свои чувства в музыке. Возвращение Ниты все расставило по своим местам. Посещая Шостаковичей в обществе Артюши, я стала замечать, что Нита всегда старалась отодвинуть подальше от Мити рябиновую настойку. Гениальный композитор много работал, но в те годы его не ценили, как должно. Алиханьян же преуспевал сверх меры: армянский академик, член-корреспондент АН СССР, директор Ереванского физического института. Когда Капица был в опале, Артюша выстроил под свои московские лаборатории роскошное здание в конце парка, у пруда над Москвой-рекой. По-моему, он отстроился за счет Армии. Правда, когда Кентавр вернулся, он быстренько вытряхнул Артюшу и поселился там сам, но до этого момента было еще далеко. Да, еще Берия подарил братьям физикам Абуше и Артюше Алиханьянам вагон имущества, вывезенного из Германии, и они приняли эти подарки. Их принципы не были такими строгими, как у Ландау. Тогда многие физики принимали щедрые подарки. Главное - Митя был в загоне, а Алиханьян процветал. Ните импонировало видеть Алиханьяна у своих ног. Когда она бывала в Ереване вместе с экспедицией, ей отдавали должное и как жене великого композитора, и как спутнице Алиханьяна, которого Армения очень почитала и прочила ему большое будущее в науке. На каком-то торжественном ужине с шампанским у нас дома Нита бросила Артюше такую фразу: "Артюша, когда вы откроете новую частицу и станете нобелевским лауреатом, тогда я, возможно, оставлю Митю и выйду за вас замуж". Конечно, сказанное звучало шуткой, но во взгляде Артюши я прочла собачью покорность. Через год приборы Алиханьяна на горе Алагез зарегистрировали новые частицы! В Физическом институте Армении был устроен большой бум. А московские физики отнеслись недоверчиво, стали проверять. О, я помню, было много шума! Ландау стал горой на защиту Алиханьянов: это только ошибка, наврали приборы! Ошибки в экспериментах бывают, приборы соврать тоже могут, в честность же человека-физика Ландау твердо верил. А я вспомнила Ниточкину фразу, с кокетливым вызовом брошенную Артюше. Вероятно, он просто свихнулся от своей великой любви к чужой жене. Порой я замечала, как он с восточным пламенем ревновал Ниточку к самому Мите. Приближалось время очередной экспедиции, Митя стал серьезно возражать против поездки Ниты: в последнее время она стала сильно терять в весе, талия стала совсем девичьей. Нита согласилась лечь в больницу на обследование. Две недели длилось обследование в кремлевской больнице. Врачи уверили Митю, что его жена совершенно здорова. Перед отъездом Нита и Артюша зашли к нам. Нита помолодела и была жизнерадостна. В Москве наступала зима, а в Ереване стояла золотая осень, такая щедрая на вкуснейшие плоды. Это время года Нита привыкла проводить в Ереване. Пошел пятый год, как она стала работать у Алиханьяна. Осеннее солнце Армении всегда привлекает на гастроли артистический мир Москвы. В ту роковую для Ниты осень там были Вертинский, Утесов и многие другие. Когда экспедиция Алиханьяна спускалась с Алагеза, интеллигенция Еревана отмечала это событие банкетами вместе с артистами. Жена знаменитого композитора и Алиханьян были всегда в числе звезд. Едва под утро закончился банкет, Нита попала на операционный стол. Непроходимость кишечника, срочная, безотлагательная операция. Оперировали лучшие хирурги Армении. Непроходимость устранили, но потревожили злокачественную опухоль сигмовидной кишки. Это место в кишечнике - белое пятно для рентгена. Ведь несколько месяцев назад Нита прошла полное обследование, и опухоль не была обнаружена. Уложив Ниту на операционный стол, Артюша помчался телеграфировать Мите. Шостакович с сыном мгновенно прилетели в Ереван. А Нита через два часа после операции пришла в сознание, сказала: "Какое счастье, что операция уже позади", - улыбнулась, закрыла глаза и умерла. Легко, спокойно, как уснула. Артюша усадил Шостаковичей в самолет, а сам в специальном самолете один с пилотом сопровождал гроб с телом Ниточки. Гроб был свинцовый, как бы серебряный, с красиво изогнутой стеклянной крышкой, и мы увидели Ниточку как спящую красавицу в хрустальном гробу. Были белый снег и черная земля могилы, которую Артюша усыпал алыми розами. Все го