e-mail: skrijali@glasnet.ru
WWW: http://www.skrijali.ru/
Апокрифическое исследование
Не одно дело, но все дела,
приписываемые традицией
Иуде Искариоту, -- это ложь.
Томас де Куинси,
английский писатель и философ
1.
Традиция неумолима. Разрушение традиции, ломка устоявшихся стереотипов -- дело почти всегда безнадежное. Особенно если этой традиции две тысячи лет.
Традиционный взгляд на историю предательства Иуды Искариота, двенадцатого Апостола Иисуса Христа, общеизвестен. Иуда, согласно сложившейся традиции, повинен в совершении наиболее гнусного из всех известных человечеству преступлений -- злоупотреблении доверием и доносе. Две тысячи лет деяние его ничего, кроме презрения и чувства омерзения, не вызывает, а имя Иуды стало нарицательным.
В основе традиционных взглядов на историю предательства Иуды лежат три момента: слишком очевидная правомерность их основных положений и, как следствие, полное отсутствие желания анализировать эти взгляды; бездумная вера широких масс в устоявшуюся традицию; значительный срок существования традиции при отсутствии какого-либо приемлемого альтернативного подхода к данной проблеме.
Подвергнем анализу общепринятую точку зрения на этот предмет и, прежде всего, рассмотрим позиции, изложенные в новозаветных писаниях евангелистов.
2.
Христианская традиция создавалась в течение многих столетий, однако основа ей была положена в I -- II веках от Рождества Христова, когда только-только формировалось учение зарождающейся Церкви. Именно в эту эпоху и создавался Новый Завет, положивший начало существующим традиционным взглядам на историю предательства Иуды. И именно создатели Евангелий
Прим. 1 впервые вывели на сцену мировой истории апостола-злодея, апостола-преступника, в чьем облике нет ни единого светлого пятна и деянию которого нет и не может быть оправдания.3.
Мотивы поступков Иуды могут быть совершенно различными. Рассмотрим в первую очередь группу мотивов, которая в наибольшей степени отвечает традиционным взглядам на проблему предательства Иуды. Эта группа основывается на следующей посылке: во всех действиях Иуды лежит так называемый злой умысел, направленный либо против Иисуса лично, либо против его учения. Иными словами, действия двенадцатого Апостола нацелены на то, чтобы воспрепятствовать замыслам Иисуса, помешать ему добиться намеченной цели, причем при выборе средств Иуда не гнушается ничем -- даже предательством.
Итак, что же толкает одного из сподвижников Иисуса на совершение столь неприглядного поступка? Каковы те мотивы, которые послужили движущей силой самого отвратительного во всей истории Нового Завета преступления?
Один из таких мотивов (назовем их негативными) становится очевидным при поверхностном прочтении евангельских историй; этот мотив -- корысть.
Получение мзды за предательство Учителя -- вот движущая сила преступления Иуды. Тридцать серебренников -- вот приманка, на которую попался злодей. О получении им мзды за предательство свидетельствуют Матфей (25:14-15), Марк (14:10-11) и Лука (22:3-6)
4.
На первый взгляд эта идея кажется несостоятельной. Не имеет она и подтверждения в библейских текстах: ни один из биографов Христа не упоминает о ней как о возможном мотиве преступления.
Действительно, чему мог завидовать Иуда? Почти нищенскому существованию Иисуса? гонениям на него, постоянным преследованиям? полулегальному образу жизни Учителя, сопряженной с опасностями и лишениями? Разумеется, подобные обстоятельства зависть возбудить не могли, но за всем этим Иуда видел и нечто другое: славу Иисуса. За три года имя дерзкого проповедника облетело всю Галилею, проникло в Иудею, толпы последователей и учеников с благоговением внимали его речам, шли за ним, верили в него. Одни любили и боготворили Иисуса, другие боялись и ненавидели. Были у него друзья, были и враги. Не было только равнодушных, ибо слова его проникали в сердце любого, кто способен был слышать их.
Да, это была истинная слава -- слава подвижника, слава лидера. Очевидно, зависть вполне могла родиться в душе двенадцатого Апостола -- и толкнуть его на преступление. Однако не следует забывать, что Иуда попал в окружение Иисуса далеко не случайно, а был избран самим Иисусом (о чем речь пойдет ниже) в качестве верного сподвижника и ученика. Правомерно ли в этом случае утверждать, что избранник самого Иисуса мог быть подвержен столь мелочному чувству, как зависть (или та же корысть)? Однозначного ответа на этот вопрос мы дать не можем ввиду отсутствия фактических данных, как подтверждающих, так и опровергающих это допущение, -- однако с определенной долей уверенности мы все же беремся утверждать: вряд ли Иуда пошел на это деяние, движимый завистью или побуждаемый корыстью. Мотивация его поступка явно иного, более сложного, если не сказать -- высокого, порядка.
В качестве аргумента, подкрепляющего нашу мысль, прибегнем к выводам скандинавского исследователя Нильса Рунеберга, книгу которого ("Kristus och Judas", 1904) подвергает анализу Х. Борхес в своем эссе "Три версии предательства Иуды": "Он [Рунеберг] согласился, что Иисус, "располагавший необозримыми средствами, которые дает Всемогущество", не нуждался в одном человеке для спасения всех людей. ...он опроверг тех, кто утверждал, будто мы ничего не знаем о загадочном предателе; мы знаем, говорил он, что он был одним из апостолов, одним из избранных возвещать царство небесное, исцелять больных, очищать прокаженных, воскрешать из мертвых и изгонять бесов. Муж, столь отличенный Спасителем, заслуживает, чтобы мы толковали его поведение не так дурно. Приписывать его преступление алчности (как делали некоторые, ссылаясь на Евангелие от Иоанна 12:6) означает примириться с самым низменным стимулом".
5.
В определенных кругах исследователей-библеистов бытует мнение о разочаровании Иуды в своем Учителе как основополагающем мотиве совершенного преступления -- и, как следствии, своеобразной мести за несбывшиеся надежды. Что же могло послужить причиной разочарования? Обратимся к утверждению Э. Шюре: "Надо думать, что эта черная измена была вызвана не низкой жадностью к деньгам, но честолюбием и несбывшимися надеждами"
Прим. 6 . И далее: "Иуда, отличавшийся холодным эгоизмом и духом позитивизма, не способный на малейший идеализм, мог сделаться учеником Христа из одних лишь мирских побуждений. Он рассчитывал на немедленное земное торжество Пророка и на свое собственное возвышение... Когда Иуда увидал, что дела принимают худой оборот, что Иисус погиб, Его ученики на дурном счету и сам он обманут во всех своих ожиданиях, разочарование его превратилось в ярость. Несчастный предал Того, Кого считал неистинным Мессией, обманувшим все его надежды..." Прим. 7 .6.
Рассмотрим еще одну версию предательства Иуды, которая так же, как и рассмотренные выше, может быть отнесена нами к категории негативных. При этом заметим, что версия эта стоит как бы особняком и лежит за пределами обычных человеческих отношений. Мотивация поступков Иуды, положенная в основу этой версии, может быть отнесена скорее к разряду религиозно-догматических, внеисторических, корнями уходящих в библейскую традицию. Это -- происки Сатаны.
Что же это за происки и в чем они выражаются? Стоит ли вообще принимать эту версию всерьез?
Действительно, злодеяния Иуды вполне могли оказаться делом рук "врага рода человеческого". Вновь обратимся к свидетельствам евангелистов.
Лука свидетельствует: "Вошел же сатана в Иуду, прозванного Искариотом, одного из числа двенадцати, и он пошел и говорил с первосвященниками и начальниками, как Его предать им" (22:3-4).
Дважды о том же упоминает Иоанн: "И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его..."; "И после сего куска вошел в него сатана" (13:2,27).
Как понимать эти слова? Как аллегорию? Или как действительное "вхождение" Сатаны в сердце Иуды? Если справедливо второе предположение, то Иуда полностью освобождается от ответственности за содеянное, ибо оказывается во власти сатанинских сил, которым противостоять не способен. Если же воспринимать слова Иоанна и Луки аллегорически, то ответственность с Иуды, безусловно, не снимается: дремавшие в его душе до поры до времени темные силы внезапно пробуждаются и толкают на преступление. Во втором случае Сатана проникает в душу Иуды как бы "извне", в первом же пребывает в его душе изначально -- и лишь пробуждается в нужный момент. Подойдем к проблеме формально, то есть воспримем слова евангелистов буквально: Сатана именно вошел в сердце Иуды, до этого момента (то есть до момента вхождения) сердце Иуды было чисто от дьявольских наваждений. Библейская традиция рассматривает Сатану как некое реальное сверхъестественное существо, альтернативу Богу, воплощение мирового вселенского зла, "князя мира сего". Человек же есть поле брани между Богом и Сатаной, силами Добра и Зла, Света и Тьмы. В подавляющем большинстве своем, как учит тому Церковь, человечество подвержено греху и потому находится во власти Сатаны, и лишь малая часть его свободна от влияния "князя тьмы" и принадлежит Богу. Либо Бог, либо Сатана властен над человеком, либо оба соперничают в его сердце, ведя непримиримую вечную борьбу. И потому слова "вошел в него сатана" следует понимать в том смысле, что до сего момента сердце Иуды всецело принадлежало Богу, воплощенному в Иисусе Христе.
Призвать Сатану к ответу за содеянное Иудой мы не в силах, сам же Иуда -- если признать, что Сатана действительно вселился в него, полностью подчинил его волю своей и руководил им в его поступках -- в происках "врага рода человеческого" виновным быть признан не может.
7.
Сделаем одну оговорку. Не следует воспринимать рассмотренные выше мотивы как нечто отдельное, независимое, изолированное друг от друга -- нет, без сомнения, мотивы эти могут вступать в конфликт, дополнять друг друга, взаимодействовать, взаимопереплетаться -- словом, находиться в тесной корелляции между собой. Например, корысть и зависть часто шествуют бок о бок настолько тесно, что выделить тот или другой мотив практически не представляется возможным; происки "врага рода человеческого" могут быть реализованы не непосредственно, не как некий бессознательный и ничем не мотивируемый толчок извне, а опять-таки через ту же корысть или, скажем, зависть -- чаще же через целый комплекс побудительных мотивов, их органическую сумму, преобразованную в совершенно иную, новую, более сложную качественную категорию. Так, зависть на более высоком витке развития, дополненная элементами гордости и уязвленного самолюбия, рождает болезненное честолюбие.
8.
Следующие несколько версий отличаются своей нетрадиционностью и кажущейся парадоксальностью. Их также необходимо рассматривать во взаимосвязи; возможно, все они сосуществуют одновременно и представляют собой различные грани одного сложного многогранного мотива, приведшего Иуду к содеянному. От уже рассмотренных выше они отличаются тем, что основываются не на злом умысле Иуды, а на совершенно иных принципах, которые условно можно назвать позитивными.
Что же это за мотивы?
Истинная вера в Иисуса и его учение. Каким бы неожиданным не показалось это утверждение, но именно истинная, глубокая вера в Иисуса Христа, его учение, пророчества, священную миссию Спасителя, божественную сущность -- все то, на чем зиждется христианство и Церковь вот уже две тысячи лет, могло побудить Иуду Искариота на такой отчаянный шаг, как предание Иисуса в руки иудейских первосвященников. Несмотря на всю парадоксальность данного утверждения, постараемся доказать, что оно явилось плодом логических умозаключений и тщательного исследования текстов Нового Завета. Обратимся к первоисточнику.
"С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, -- свидетельствует Матфей, -- что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть" (16:21).
И далее: "Во время пребывания их в Галилее, Иисус сказал им: Сын Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его, и в третий день воскреснет. И они весьма опечалились" (Мф. 17:22-23; см. также Лк. 9:22).
"И восходя в Иерусалим, Иисус дорогою отозвал двенадцать учеников одних и сказал им: вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть; и предадут Его язычникам на поругание и биение и распятие и в третий день воскреснет" (Мф. 20:17-19; см. также Мрк. 10:33-34).
"...сказал ученикам Своим: вы знаете, что через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие" (Мф. 26:1-2).
"Ибо учил Своих учеников и говорил им, что Сын Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его, и по убиении в третий день воскреснет. Но они не разумели сих слов, а спросить Его боялись" (Мрк. 9:31-32; см. также Мрк. 8:31).
"Когда же сходили они с горы, Он не велел никому рассказывать о том, что видели, доколе Сын Человеческий не воскреснет из мертвых. И они удержали это слово, спрашивая друг друга, что значит: воскреснуть из мертвых" (Мрк. 9:9-10; см. также Мф. 17:9).
"...Он сказал ученикам Своим: вложите вы себе в уши слова сии: Сын Человеческий будет предан в руки человеческие. Но они не поняли слова сего, и оно было закрыто от них, так что они не постигли его, а спросить Его о сем слове боялись" (Лк. 9:43-45).
"Отозвав же двенадцать учеников Своих, сказал им: вот, мы восходим в Иерусалим, и совершится все написанное через пророков о Сыне Человеческом: ибо предадут Его язычникам и поругаются над Ним, и оскорбят Его, и оплюют Его, и будут бить и убьют Его; и в третий день воскреснет. Но они ничего из этого не поняли: слова сии были для них сокровенны, и они не разумели сказанного" (Лк. 18:31-34).
Мы позволили себе столь пространное цитирование Евангелий исключительно с одной целью -- чтобы показать, что в пророчествах Иисуса о собственной судьбе не было недостатка. Причем, несмотря на частые разночтения параллельных мест в Евангелиях, в данном вопросе Матфей, Марк и Лука выказывают удивительное единодушие и буквально слово в слово повторяют друг друга. На этом фоне заметно выделяется фигура четвертого биографа Христа, Иоанна, чье Благовествование как бы вносит свежую струю в однообразный пересказ событий, описанных евангелистами-синоптиками.
Итак, Иисус пророчествует о своей судьбе. Какие основные моменты его пророчеств можно выделить? Во-первых, он предсказывает свое пленение, избиение, поругание и смерть на кресте; во-вторых, Иисус заявляет о своем грядущем воскресении "в третий день"; в-третьих, он предрекает, что "Сын Человеческий предан будет" одним из его учеников; в-четвертых, он конкретно указывает день, когда "предан будет в руки человеческие", и этот день -- Пасха; и в-пятых, хотя это и не имеет прямого отношения к пророчествам, ученики его "ничего из этого не поняли" и "не разумели сказанного". Таким образом, Иисус неоднократно пророчествует о своей судьбе, но ученики его остаются глухи к его словам; непонимание, в свою очередь, рождает неверие -- иначе как еще объяснить их смятение, граничащее с откровенной трусостью и готовностью отречения (вспомним троекратное отречение Петра в ночь ареста Иисуса), внезапно охватившее их в канун Пасхи?
Возьмем на себя смелость и выскажем следующее предположение: Иуда был единственным из числа двенадцать Апостолов, кто искренне верил Иисусу и кто не предал забвению ни единого слова из его пророчеств. Именно вера толкнула его на содеянное им, на так называемое "предательство", ибо он единственный, кто понял, до конца постиг смысл земной жизни и, главное, смерти Иисуса Христа, смысл его явления в этот грешный мир, его миссии Спасителя человечества.
Иисус дал миру шанс, и шанс этот заключался в его смерти. Смерть органически завершала земной путь Учителя, своею кровью искупавшего грехи людские. Его смерть нужна была миру, Иуда понял это -- и взял на себя роль орудия Божьего Провидения. Он знал, что человечество проклянет его, но он знал также и то, что Иисус -- сам Иисус, Сын Божий! -- нуждается в его помощи. Иуда перешагнул через самого себя и содеял предопределенное свыше. Прореченное Богом свершилось.
9.
Вера и скепсис, вступившие в противоречие. Возможно и иное, несколько отличное от только что приведенного, объяснение действий Иуды Искариота. По Писанию, вера, подверженная сомнению, не есть вера, угодная Богу. Истинная же вера есть вера Авраама, безропотно отдавшего единственного сына на заклание Богу-Искусителю. Вера должна быть безоговорочной и бездумной, полностью подчиняющей волю человека неограниченному, поистине "божественному" произволу Творца. Либо абсолютная вера, либо абсолютное безверие -- третьего здесь не дано. Так учит Писание.
Однако нужна ли человеку такая вера? Вера, умаляющее самое ценное, что есть у него -- его человеческое достоинство, свободу выбора, право на сомнение, на критическую оценку господствующих в обществе нравственных ценностей, -- не означает ли такая бездумная, пассивная вера попытку уйти от ответственности за принятие жизненно важных решений, от ответственности за свои поступки, от ответственности быть человеком -- Человеком с большой буквы? Пусть Господь Бог сам выносит вердикт, что есть "благо", а что есть "зло", нам же, ничтожным и мелким тварям, остается только безропотно повиноваться ему и слепо следовать его велениям -- разве такая позиция достойна Человека?..
Да, Иуда искренне верил Иисусу, но вера в его душе сочеталась с сомнениями, которые терзали его, лишая покоя его мятущуюся душу. Быть может, истинная вера как раз и должна сопровождаться изрядной долей скепсиса, постоянным "а вдруг"? Впрочем, вопросы веры слишком сложны и многогранны, требуют основательного изучения и тщательного исследования -- малый объем данной работы не позволяет подробно остановиться на этой проблеме. Допустим лишь, что Иуда был верующим скептиком, и подвергнем анализу его возможные мысли.
"Если Иисус -- действительно Сын Божий, -- рассуждал Иуда, -- то мое предательство послужит делу свершения его пророчества о смерти через распятие и воскресении на третий день; своим деянием я лишь исполню волю Божию. Если же он окажется обманщиком и лжепророком, то пусть смерть послужит ему наказанием за его обман -- он достоин будет такого конца". Что ж, Иуде не откажешь в здравомыслии, при любом исходе он оказывается в выигрыше. И выигрыш тот -- истина, которую жаждет узнать двенадцатый Апостол. Нет, даже не узнать -- иначе бы он дождался "третьего дня", чтобы удостовериться в точном исполнении (или неисполнении) пророчества о воскресении, и не покончил бы жизнь самоубийством, -- ему важно создать условия для неизбежного проявления истины, которую ему уже не довелось узнать. Что ж, приоткрыть истину ради самой истины и, не узнав ее, добровольно уйти из жизни -- в этом есть что-то святое. (Что рядом с этим жалкие тридцать серебренников!)
Иисус воскрес -- и своим воскресением вернул к жизни одиннадцать своих трусливых учеников. А что же двенадцатый? Узнал ли он о торжестве своей веры -- там, в мире ином? Быть может, там, рядом с Богом, он обрел наконец покой и жизнь вечную, свободную от людских проклятий в адрес "предателя" и позорного клейма "иуды"?
"Заблудшая душа человеческая, если тебе свыше суждено было заблудиться, то это, воистину, будет зачтено тебе в тот великий день, когда мощный судия придет в облаках славы своей судить живых мертвых и мертвых живых!.."
10.
Прямое указание Иисуса. Последняя версия прекрасно дополняет две предыдущие и завершает общую картину "предательства" Иуды, совершенного им из благих побуждений. Действительно, одним из побудительных мотивов его действий с полным на то основанием, подтвержденным новозаветными текстами, может быть признано прямое указание Иисуса Христа "предать" его в руки властей. Снова обратимся к свидетельствам евангелистов.
"Когда же настал вечер, Он возлег с двенадцатью учениками; и когда они ели, сказал: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Они весьма опечалились и начали говорить Ему, каждый из них: не я ли, Господи? Он же сказал в ответ: опустивший со Мною руку в блюдо, этот предаст Меня... При сем и Иуда, предающий Его, сказал: не я ли, Равви? Иисус говорит ему: ты сказал" (Мф. 26:20-23,25).
"Когда настал вечер, Он приходит с двенадцатью. И когда они возлежали и ели, Иисус сказал: истинно говорю вам, один из вас, ядущий со Мною, предаст Меня. Они опечалились и стали говорить Ему, один за другим: не я ли? И другой: не я ли? Он же сказал им в ответ: один из двенадцати, обмакивающий со Мною в блюдо" (Мрк. 14:17-20).
"И вот, рука предающего Меня со Мною за столом... И они начали спрашивать друг друга, кто бы из них был, который это сделает" (Лк. 22:21,23).
"...Иисус... сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст меня. Тогда ученики озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит. Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса; ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о ком говорит. Он, припадши к груди Иисуса, сказал Ему: Господи! Кто это? Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ему... Он, приняв кусок, тотчас вышел" (Ин. 13:21-28,30).
Разве направляющая воля Иисуса не очевидна в приведенных выше свидетельствах? "Что делаешь, делай скорее" -- это ли не прямой приказ? "И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту" -- это ли не откровенный выбор одного из двенадцати? А слова "ты сказал" в ответ на вопрос Иуды, по еврейской традиции означающие утверждение и аналогичные современному "да", -- это ли не волеизъявление Учителя? Внутренне готовый к действию, Иуда тут же отправляется за стражей.
11.
Однако не все так просто, как кажется на первый взгляд.
Согласно свидетельствам Матфея, Марка и Луки, Иуда предложил свои услуги первосвященникам накануне "дня опресноков", то есть не менее чем за сутки до той знаменитой тайной вечери, где Иисус произнес роковые слова. Иными словами, Иуда замыслил предательство еще до прямого указания Христа. Здесь, правда, возможно возражение: если Иуда задумал предать Иисуса до тайной вечери, то как объяснить утверждение Иоанна: "И после сего куска вошел в него сатана" (13:17)? Выходит, что до "сего куска" Иуда о предательстве не помышлял? Постараемся ответить на это возражение. При этом мы берем на себя труд сглаживания разночтений всех четырех Евангелий, и особенно первых трех с последним, ибо лишь объяснение, удовлетворяющее всем без исключения вариантам биографии Христа, способно убедить скептика. Итак, на первый взгляд Иоанн противоречит Луке, который утверждает, что Сатана вошел в Иуду, когда "приближался праздник опресноков, называемый Пасхою" (Лк. 22:1). В действительности же никакого противоречия здесь нет. Если более внимательно перечитать евангелие от Иоанна, то нетрудно обнаружить следующее свидетельство: "И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его..." и т.д. (Ин. 13:2). Именно это короткое "уже" все объясняет. Иными словами, к тайной вечере Иуда уже был готов предать Иисуса в руки его врагов. Можно лишь предположить, что это намерение, приведшее к сговору с первосвященниками, возникло у Иуды накануне дня опресноков, что согласуется с указаниями трех других авторов
12.
Вернемся к версии, согласно которой Иуда в своих деяниях оказывается жертвой происков Сатаны. В свете последнего рассмотрения эта версия приобретает совершенно иной смысл. Да, Иуда, предавая Иисуса в руки его врагов, действует по прямому указанию своего Учителя, однако слова "И после сего куска вошел в него сатана" вполне могут означать, что и Сатана действует по указке Иисуса. Используя в своих целях Сатану -- "врага рода человеческого", "князя тьмы", исчадие Ада, воплощение вселенского зла! -- Иисус вынуждает последнего "вселиться" в своего двенадцатого ученика. Сатана в руках Иисуса -- всего лишь инструмент, носитель определенной идеи, которая должна обеспечить успех его великой миссии -- миссии Спасителя мира -- и которую Иисус столь необычным путем доводит до сознания Иуды. Через Сатану Иисус как бы зомбирует своего ученика, ориентирует его волю на выполнение "позорного" задания. Возникает вполне справедливый вопрос: зачем Иисусу, Сыну Божьему, прибегать к услугам Сатаны? Или он считает, что предательство, даже во имя благой цели, все же остается предательством и находится исключительно в компетенции Дьявола? Может быть, он не желает марать свои чистые руки в человеческом грехе? Бесспорно одно: сей инцидент -- если интерпретировать его именно таким образом -- роняет неблаговидную тень на безгрешное чело Сына Человеческого.
В развитие этой версии можно также предположить, что между Иисусом и Сатаной имел место добровольный (с обеих сторон) и равноправный договор (сговор) о проведении совместной операции по "подготовке" одного из учеников Иисуса к выполнению намеченной для него миссии. Заметим, что гипотеза сговора Иисуса (читай: Бога) с Сатаной, хотя и не подтвержденная свидетельствами евангелистов, вполне правомерна, поскольку подобный сговор однажды уже имел место в библейской истории. Вспомним Иова и его нечеловеческие страдания, виной которым был все тот же Господь, возжелавший подвергнуть суровому испытанию своего верного адепта и заключивший по этому поводу пари с Сатаной. Любому, кто знаком с историей Иова, наверняка памятны выпавшие на его долю тяготы и лишения, искусственно инициированные самим Богом.
Оставим в стороне версию об участии Сатаны в этом "темном" деле как не представляющую для нас большого интереса.
13.
Зададимся вопросом: а каким, собственно, образом Иуда оказался в числе избранных? Откуда вообще взялись эти двенадцать? Ответ прост: Иисус сам выбрал их из числа своих приверженцев во время странствий по земле древнего Израиля. Тому есть свидетельства евангелистов
Прим. 12 . Но следом возникает второй вопрос: неужели Иисус не знал, что из себя представляет Иуда Искариот, а если знал, то почему же все-таки его выбор пал на него? Разумеется, знал, не мог не знать -- именно потому, что знал, и приблизил к себе будущего предателя в числе двенадцати избранных. "...не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол... Ибо знал Он предателя Своего" (Ин. 6:70, 13:11). Ответ здесь очевиден: Иуда был нужен Иисусу, ибо только в сердце Иуды могла родиться (либо вселиться извне -- что, впрочем, сути дела не меняет) мысль о так называемом "предательстве" (вернее было бы сказать -- о подвиге). Иисус пришел в мир с уже готовым сценарием, и первым его делом был отбор действующих лиц на главные роли готовящейся трагедии. Каждому из учеников было отведено в сценарии свое место, и на каждое место подбирался именно тот "типаж", который был угоден мудрому Режиссеру. Однако Иуде было предуготовлено место особенное -- место "злодея". Иисус разыграл все словно по нотам -- и не просчитался: никто из актеров не подвел его. Порой он выполнял даже роль суфлера! -- Ведь все его пророчества о собственном распятии и последующем воскресении, прямые указания Иуде накануне своего ареста, предсказание Петру о его троекратном отречении иначе как обычными суфлерскими подсказками не назовешь! Не дай Бог, если актер по забывчивости что-нибудь напутает. Нет, лучше прибегнуть к прозрачным, слишком порой откровенным намекам, чем подвергать риску столь грандиозное предприятие, как спасение всего человечества! Риск здесь совершенно недопустим. Надо отдать должное Иуде -- он сыграл свою роль великолепно. И неважно, что игра та была самой жизнью, да и весь спектакль игрался "вживую". И смерть на кресте, хотя и предполагалась сценарием, была настоящей. И тем ценнее его (Иисуса) жертва, что принесена она была добровольно.