а дальнюю экспедицию. Юль хорошо помнила расставание: ей уже шел тогда девятый год. Мало не мог скрыть своей грусти, проводя последние минуты с дочерью и женой Эрой, лучшей танцовщицей Тиунэлы. Его лицо было хмурым. Юль знала, что, по обыкновению, жены тех, кто улетал, подобно отцу, на столетия, потом выбирали себе другого спутника жизни. Желая подбодрить отца, девочка прижалась к нему и весело заговорила: -- Когда ты вернешься домой, я буду совсем взрослая. Мы прилетим на космодром: у меня будут уже внуки, а у мамы -- много-много мужей, и они тоже тебя встретят... -- Перестань, Юль, -- прервала мать дрогнувшим голосим и обняла Мало за плечи: -- Не надо думать так. -- Я стараюсь... -- слабо улыбнулся Мало, ласково проводя своей крепкой, широкой ладонью по ее чудесным волосам. -- Я буду любить тебя всегда и везде, моя Эра. Как грустно, что мир чрезмерно велик... Чтобы хорошо познать его, изучить, люди должны приносить в жертву даже свою любовь. Не только геометрическая форма тел, но и чувство зависит от времени, -- попытался пошутить он. ... Мало улетел, и пока с ним поддерживалась связь, Эра крепилась, почти ежедневно приезжала к дочери в интернат, бродила с ней по лесу или вдвоем они отправлялись на озеро Лей, километрах в ста от Тиунэлы. Но вот настал день, когда Мало передал свою последнюю весточку и умолк--теперь звездолет вошел в неизведанную область Галактики, а Эра хорошо понимала, что такое Галактика для тех, кто не хочет жить спокойно на одной из песчинок Вселенной, кого жажда знаний стремит в Неизвестность. Прошел еще день, и Эра исчезла... На ее столе нашли пластмассовый видеомагнитофон, каким исстари пользуются гаянцы, желая оставить "записку" друзьям или близким. "Прости меня, мой милый, любимый Мало, -- виновато произнесло изображение Эры, когда соседи включили маленький аппарат в черном, как космос, корпусе. -- Я сама не знала, что не смогу жить без тебя. Ты знаешь, я не сентиментальна и у меня есть мужество, хоть я и не летаю по Галактике, подобно почти всем Роотам. Просто мне уже нечего делать... Я не могу объяснить себе, да и к чему? Прости меня, мой неугомонный. Возвращайся победителем. И... прости..." 3 От матери--уроженки гористого Гурела--Юль унаследовала веселый характер, впечатлительность и стройную фигуру. Отец подарил ей частицу своей неутолимой жажды знаний. В интернате девочка училась хорошо, отличалась самостоятельностью, но и некоторой неожиданностью суждений. -- Когда я вырасту, -- как-то сказала Юль на уроке, -- у меня будет не две и даже не три комнаты, а целый дом. Ведь можно? И уйма всяких вещей... -- Можно, -- ответила учительница -- Но зачем? -- Так... Нет, не так просто, а чтобы изучать нравы древних, понять психологию человека, который хочет все иметь собственное, даже то, что не нужно ему и в большом количестве... Ведь это самое трудное: понять людей той эпохи--мы по нескольку раз повторяем темы, но так и не понимаем сущности до конца! Когда в их интернате появился Ло, знаменитый Сын Космоса, и робко признался Юль, почему он попросился именно сюда, девочке было приятно. Она охотно принимала знаки его внимания, но, будучи болтушкой и непоседой, существом, слишком энергичным для тихой, как бы замкнутой в себе любви, к которой тяготел Ло, она доставляла ему много беспокойства и мало подавала надежд. -- Когда мы вырастем,--как-то просительно сказал ей Ло, -- мы станем мужем и женой... Правда, Юль? -- Если я пожелаю, -- засмеялась Юль. -- Мы такие разные... Ты любишь только музыку и еще много размышлять. А я буду звездоходом: люблю космические полеты -- Я знаю, -- вздохнул Ло. -- Все твои предки такие. -- А может быть, и никем не буду, -- задумалась Юль. -- То есть как? -- Да вот, захочу и никем не буду!. -- Не так шумно, Юль... Надо уважать тишину. Ну, а зачем тебе это? -- Чтобы стать единственной бездельницей Гаяны! -- Ты еще и тщеславна, -- удивился Ло. -- Тебя же будут лечить, как Ило, когда он был лентяем и не хотел учиться. -- "Учиться"... В свободные часы он только и знает, что разводит в лесу костер и, как первобытный дикарь, сидит и смотрит на огонь, твой Ило! И потом, я учусь не хуже тебя... Юль обожгла его гневным взглядом и убежала. Недели две, в отместку другу, она держалась вблизи "дикаря" Ило, полного мальчугана с сонными серыми глазами. Ло капитулировал -- в чем Юль не сомневалась -- и подошел к ней первым. -- Давай поговорим,--предложил он,--и пересмотрим твои взгляды на жизнь. -- У меня их нет вовсе, -- надула губки Юль. -- Тогда, прощай! На этот раз Ло проявил вполне мужскую выдержку и даже ни разу но посмотрел в ее сторону. -- Разве ты поссорился с Юль?--спросила учительница. -- Не знаю. Ты лучше разберешься... И мальчик обо всем поведал учительнице. -- Мне думается, ты немного прав, -- задумчиво сказала она.--И все же Юль--хорошая девочка. Главное--помни: первую дружбу нельзя разрушать, как ветхую постройку. 4 Юль глубоко задело равнодушие Ло. Она украдкой выразительно поглядывала на него. Ло не замечал. На озере Лей она стала "тонуть", но ее кинулся спасать не Ло, а этот противный Ило; она увернулась от него и стремительно выплыла на берег, к немалому изумлению медлительного маленького толстячка. А Ло лежал в двух шагах от того места, где из озера вышла Юль, и преспокойно читал какую-то книгу. Обсохнув, Юль уныло пошла в прибрежные скалы, мечтая о том, как она, по примеру своих дедов и прадедов, станет космонавтом и отыщет обетованную планету, населенную иными, менее жестокосердными мальчиками. Она забрела далеко и шла теперь по дну узкого темного ущелья среди синевато-зеленых зарослей аэло -- гаянских колючих кактусов, самых удивительных растений на планете. Взрослые экземпляры аэло втрое, а то и вчетверо превышали рост человека. Массивные толстые стволы шириной до метра, усеянные колючками, издали напоминали канделябры. Было удивительно, как они не сгибаются от собственной тяжести. А все объяснялось просто: аэло представляют собой прочную оболочку, наполненную гелием, отчего они, как воздушные шары древних, устремляются вверх и, плавая в воздухе, поддерживают стволы в вертикальном положении Они цветут два раза в год крупными пунцовыми цветами, издающими нежный запах ванили. Карликовые виды аэло имеются во многих гаянских домах, но только здесь, в естественных условиях, Юль по-настоящему оценила красоту и дикое своеобразие этих "привязных аэростатов" гаянской флоры. Решив сэкономить силы на обратном пути, Юль выбрала самое высокое аэло и без особого труда поочередно оборвала тонкие корни, выступавшие из земли, -- каждый в отдельности они были хрупкими и ломкими. Когда последние корни стали лопаться сами, Юль ловко обхватила руками и ногами прохладный ствол аэло и поднялась в воздух метров на сто. Подхваченная струей ветра, девочка понеслась к озеру. Дух захватывало от радостного торжества и сознания, что она совершает недозволенное. Внизу показался пляж, она слышит испуганные крики растерявшихся подруг и учителей. Над озером ветер сменил направление, заставив ее сделать небольшой круг, и стремительно понес на север, в сторону островерхих пустынных скал... Вот тут уже Юль почувствовала страх и крепче прижалась к стволу аэло. Она не заметила, как Ло вскочил в ближайший вертолет, лишь увидела веревочную лестницу и услышала его успокаивающий голос: -- Хорошо, Юль. Все идет чудесно... Хватайся за лестницу. Отталкивайся от ствола. Быстрее! Держись крепче, Юль! Освобожденный от тяжести, аэло взвился вверх, а Ло направил вертолет вниз. -- Еще немного, Юль!--уговаривал он.--Потерпи... Берег рядом... Еще чуть-чуть... А теперь -- плыви, Юль. Плыви... 5 Прошел последний год пребывания Юль в интернате. По гаянским традициям, на этом по существу заканчивалась ее юность и право жить целиком на иждивении своих сопланетников. Отныне она -- как и все -- будет также обеспечена всем необходимым для жизни, но никто не будет ее учить, как учили ее в школе, давать ей знания, не особенно считаясь с тем, хочет она их иметь или нет: общество обязано было дать ей необходимый интеллектуальный минимум. Отныне она выберет свою дорогу в жизни и сама будет учиться, приобретать все, что сочтет нужным для своей профессии, завоевывать ее -- пусть в специальных учебных заведениях, консультироваться у педагогов и ученых, но все-таки самостоятельно. Пройдет и этот период формирования ее личности-- и тогда Юль приступит наконец к исполнению своего долга: заботиться о благе планеты. Тем временем Ло, окончивший интернат на два года раньше Юль, учился в консерватории и жил в уединенном флигеле вдвоем с машиной "Нао", оставленной Народным Советом у него. Он часто навещал Юль, и она бывала у него, не подозревая, что "Нао" тщательно исследовала ее характер и отношение к Ло. "Нао" оценивала девушку так строго, что Ло склонен был заподозрить ее в придирчивости. А дело заключалось совсем не в этом: если Юль огорчала Ло-- машина сурово ее осуждала, если же радовала -- то хвалила с тем же усердием... Ло наедине с "Нао", часто разъяснял ей, что такое любовь с точки зрения человеческой, а уходя, оставлял ей десятки художественных произведений о любви. "Нао" с завидной быстротой знакомилась с ними, сортировала различные признаки любви по своему, конечно, принципу, но на вопрос Ло отвечала одно и то же: -- В уравнении ваших отношений нет равенства! -- И уже не отговаривалась: "мало информации", а добавляла: -- Недостает необходимых величин в правой части... -- (Левая часть уравнения в этом многолетнем кибернетическом "пасьянсе" принадлежала Ло.) Зная, что Юль возвратилась после интерната в квартиру своих родителей, Ло первым из друзей навестил ее. -- Что ты скажешь теперь? -- весело спросил он. -- Буду астрофизиком, Ло. -- Тем лучше для меня: мы снова будем учиться вместе! -- Почему? -- удивилась Юль. -- Твоя дорога уже не звучит так музыкально, как прежде? -- Нет, нет, Юль: я ост'ался верен музыке... как и тебе. -- Приятно слышать, Ло. -- Видишь ли, я должен еще знать биохимию, физиологию и физику микромира. Дня два спустя они съездили в Центр Физических Знаний, запаслись программами, посоветовались с методистами и получили направление в Дом Физики. Как и в других высших учебных заведениях Гаяны, здесь не было ни конкурса, ни определенного начала или конца учебного года: весь курс можно было пройти и за пять лет и за восемь. Не было и переходных экзаменов, по той причине, что процесс учения беспрерывен и учащийся сам выбирал себе "время летных отпусков". Успеваемость определялась машинами, но по окончании всей программы, включая практику. Ученый Совет, ознакомившись с кибернетической "записью" всего обучения молодого человека, выносил решение о допуске его (или ее) к самостоятельной работе, о чем сообщалось в Учетный Центр планеты. Зато любой гаянец, когда ему вздумается, мог запросить кибернетику заинтересованного учебного заведения и немедленно получить абсолютно объективную оценку и характеристику любого учащегося... Таким путем ученые и научные или промышленные учреждения заранее отбирали для себя специалистов. 6 "Годы имеют большую скорость, нежели дни", -- говорят на Гаяне. Став астрофизиком, Юль получила возможность продолжать дело отца: заняться изучением свойств и взаимоотношения Пространства и Времени. Но с чего начинать? По совету старших девушка приняла предложенную ей должность диспетчера дальних галактических полетов центрального космодрома и улетела на остров Уэл. ... Позывные "Юрия Гагарина", донесшиеся до Гаяны, подняли на ноги всю планету. Столько трагических галактических полетов и столько пропавших без вести в глубинах Вселенной! Каждому хотелось верить: возвращается кто-то из своих. Очень скоро все выяснилось, и туманные надежды сменились удивлением. Слова "Земля", "Пито-Као", "Юрий Гагарин" и имена всех четырех посланцев далекой планеты стали самыми популярными на Гаяне. Нашлось столько желающих увидеть их лично, что Народному Совету пришлось издать закон о ритуале встречи и программе пребывания землян на планете. Было объявлено, что земляне совершат путешествие, что они уже дали свое согласие, но и после этого более миллиона жителей отдаленных районов под разными предлогами прилетело в Тиунэлу. Для Юль неожиданной радостью явилось поручение Совета познакомиться с экипажем "Юрия Гагарина" и руководить их прилетом... Глава шестая. НА ОЗЕРЕ ЛЕЙ 1 На аэродроме Тиунэлы мы пробыли недолго. Юль беспокоилась, как бы нас не утомили, но надо сказать, что гаянцы безукоризненно владели собой. Вдали показался белый гравитомобиль, с изящным прозрачным верхом. Толпа отступила, и мы догадались, что это за нами. Вез нас веселый гаянец Рат. Он не без гордости говорил о машине: -- Это новинка, ани: я трудился над нею около двух лет. Внешне она напоминает старые гравитомобили, но принцип управления -- новый. Здесь, если хотите, исполняются все ваши желания, -- и почему-то повернулся ко мне: -- Заходите, уважаемый долгожитель, прошу вас... -- Послушай, Рат, почему и Юль, и ты называете меня долгожителем? -- Так у нас принято обращаться к тем, кому больше пяти-шести столетий... -- Черт возьми! -- выругался я по-русски и продолжал по-гаянски: -- Мне же нет и пятидесяти, ани. Рат изумленно посмотрел на меня, не смея сомневаться в правдивости моих слов, но и с трудом веря. -- Полет оказался трудным? -- сочувственно спросил он, глянув на мою седину. -- Да нет, летели нормально... Рат не нажимал кнопок, ничего не включал, не говорил, а машина взлетела и на небольшой скорости Стала набирать высоту. -- Дьявольщина! -- вполголоса произнес я, не найдя более достойного слова для восхищения. Рат, ни черта не понявший, вежливо спросил: -- Ты что-то сказал? -- Кем ты работаешь, ани? -- Главным конструктором универсальных транспортных машин индивидуального пользования. -- Тогда объясни мне: где источник энергии для двигателя? -- Везде. У нас энергия передается на расстоянии, и вся планета покрыта оболочкой единой энергетической системы, точно атмосферой. -- А сама энергия? -- допытывался я. -- Мы добываем ее из вещества. Сперва пошли в ход горы и даже один хребет. Но стало жалко и, кроме того, необходима сложная защита от вредных излучений... Мы выбрали маленькую планету Миду-- недалеко от нас. -- Планету?!. -- Да. Установили на ней автоматы, превращающие ее вещество в энергию, направленно излучаемую на Гаяну... У нас же на второй луне, построенной Лимом Роотом, имеется мощная приемная станция, она-то и включает эту энергию в распределительную сеть. Так, незаметно, мы съедаем эту безжизненную планету! -- засмеялся Рат. -- Но ее хватит на миллионы лет. -- Я все же не пойму, как ты управляешь машиной? -- Мысленно. Она телепатически воспринимает мое желание и исполняет его. Но если хочешь знать, -- Рат повернулся ко мне и заговорил, все более увлекаясь, -- у моего гравитомобиля выявился большой недостаток: он привыкает быстро к одному человеку и плохо слушается других... -- Ну это еще терпимо, -- прервал я его. -- Чего же терпимого? -- махнул рукой Рат. -- Но я все же решу и эту задачу! Сперва нужно полностью изучить характер машины, ее поведение в разных условиях. Поэтому Народный Совет Гаяны разрешил выпустить пока лишь небольшую серию. Хочешь побывать на экспериментальном заводе? -- Очень хочу! -- Когда тебе разрешат, я прилечу. -- А кто должен разрешить? -- Врач Ле. Вы сейчас будете жить на берегу озера Лей, в доме, специально построенном для вас... Когда Ле убедится, что природа и климат Гаяны не противопоказаны жителям Земли, тогда и посетим наш завод. 2 Светло-синее озеро Лей -- искусственный курорт. Гористый северный берег долго скрывал его от нас (мы летели на небольшой высоте), а потом сразу увидели по его краям красивые санатории--бледно-розовые, бирюзовые, нежно-голубые, золотистые, аквамариновые, ярко-синие и просто белые здания. В небе над Леем кружились или висели в воздухе вертолеты, аэростаты, миниатюрные дирижабли, гравитомобили; повыше санаторники выполняли на авиэтках фигуры высшего пилотажа (возможно, прописанные им врачами?..). Воздух оказался столь "населенным", что я не сразу заметил дирижабль, на открытой площадке которого стояло несколько любителей острых ощущений. Мы пролетали мимо как раз в тот момент, когда пышноволосая девушка (или столетняя дама -- разве на Гаяне угадаешь, да еще на расстоянии!) отчаянно ринулась вниз. -- Упала! -- вскрикнул я, хватаясь за подлокотники -- Прыгнула... -- уточнил Рат. Верно: тонкий эластичный трос извивался за девушкой. Вскоре трос натянулся, а когда до воды осталось совсем немного и я был убежден, что девушка врежется в группу купающихся, трос спружинил и, видимо, стал накручиваться на барабан, скрытый в глубине дирижабля. Скорость падения девушки замедлилась, она на секунду замерла над головами пловцов и... стремительно помчалась вверх, где ее подхватили заботливые руки веселых товарищей. И почти следом за ней из воды пулей выскочил стройный юноша, с широким поясом и плоским ранцем на спине, и вспрыгнул на площадку дирижабля! -- Это еще что за штука? -- спросил я. -- Он надел на себя спортивный реактивный двигатель... Так можно взлететь до тысячи метров, если захочешь. -- Не страшно? -- Гаянцы не боятся высоты. -- Но с тросом -- это здорово! -- сказал я. -- Похоже на прыжки с штрабатом в наших земных цирках... Я еще долго мог бы любоваться этой воздухо-водо-земной жизнью, но нас заметили все и кто в чем, вернее кто на чем, понеслись к нам. Рат издал недовольный возглас и, круто развернув- шись, направил машину вниз, в сторону бледно-голубой виллы, стоявшей поодаль в густой роще узких и. высоких деревьев -- точь-в-точь сочинские кипарисы! 3 Наша резиденция имела подчеркнуто земной вид: двухэтажное здание с колоннадой, треугольным мезонином и прямоугольными окнами с переплетом. У парадного подъезда расходящиеся веером ступени, а по бокам их... Амур и Психея. "Кипарисы", кусты, подрезанные в виде шара, клумбы. Старинное дворянское гнездо и только Странно!.. Мы остановились, переминаясь с ноги на ногу, сбитые с юлку: сходство двух планет становилось необъяснимым. Дверь дома отворилась, и на пороге появился высокий, широкоплечий гаянец с седой шевелюрой, резкими чертами узкого горбоносого лица, загорелыми открытыми руками, одетый в голубую рубашку и синие свободные брюки, обутый в прозрачные босоножки. Его темно-серые глаза глянули на нас ласково, но изучающе. -- Это долгожитель Ле, -- почтительно представила его Юль. -- Привет вам, люди! -- густым, низким голосом произнес Ле, поднимая левую руку ладонью к нам. -- Я прожил много дольше вас четверых, вместе взятых, но большей радости, чем видеть вас, еще не испытывал. -- Приветствуем и мы тебя, уважаемый Ле, -- сказал Шелест. Познакомившись с нами, Ле повернулся и, ровный, как струна, вошел в дом, как бы приглашая и нас последовать его примеру. Оставив кожаные куртки в передней на "ширпотребовской" вешалке, мы вошли в гостиную. Вошли и замерли... В углу стоял фикус. С потолка на простом крученом шнуре свисала люстра с подобием электролампочек, ярко светившихся. На стене в превосходной раме висела старинная пасторальная картина... Шелест подошел к тяжелому комоду и хотел пощупать кошку-копилку из многосемейной породы базарно-ягуарно-пантерового подвида "терракота-халтуриус", как верхний ящик не то угрожающе, не то услужливо выдвинулся сам, а кошка-копилка выпустила из щели в спине хорошо распыленную струю ароматной жидкости. Андрей отскочил и ударился об острый угол стола. -- Черт! -- пробормотал он. -- Кто придумал такие квадратные столы? -- Квадратный?!--переспросил Глебов. Мы глянули на старинный массивный стол и обомлели: он уже становился идеально круглым! "Наверно, раздвижной", -- подумал я, и тотчас стол раздвинулся и принял овальную форму... Хоутон оробел и присел в кресло-качалку: мы увидели, как распахнулось окно, Боб плавно отделился от пола, перелетел на террасу, и кресло принялось так раскачивать его, что парню стало дурно. -- Остановите меня, остановите! -- закричал он, и кресло не только исполнило его желание, но и вернулось на место. Мы поняли, что в этом хитром доме надо держать ухо востро и удвоили осмотрительность. Легкий вазон на столе подтанцовывал, набитый живыми гаянскими цветами, вот-вот готовый взлететь, а хрустальная пепельница рядом слабо светилась, и над ней носились объемные фигурки бегунов, пловцов, гимнастов -- очевидно, кадры устаревшего гаянского телевидения, модного еще в те времена, когда телепатия только изучалась. Зато круглый репродуктор на стене молчал и, неизвестно каким способом, наполнял комнату свежими волнами озонированного воздуха. Металлический календарь на письменном столе отсчитывал время, а круглые часы, вероятно, превратились в термометр. К швейной машине "Зингер", стоявшей в углу, я подбирался осторожно, готовый к немедленному отступлению, если она проявит агрессивность, но нрав у нее оказался кротким. Я даже рискнул нажать на ножную педаль... В один миг она покрылась голубоватым ореолом и мягко застрекотала. Едва Боб успел крикнуть нам- "Ложись!", как "Зингер" послушно раскорячилась и легла на пол. Тогда Хоутон, осмелев и ощутив в себе исследовательский зуд, обошел вокруг и скомандовал: "Встать!" --и "Зингер" встал. -- Гм...--произнес Боб.--Что же у тебя внутри?. "Зингер" раскрылся, и мы увидели большой набор всевозможных деталей машин и механизмов. Боб глупо расхохотался и хлопнул себя по ляжке. -- Идиот! -- воскликнул он. -- Это же гаянский вариант нашего детского "Механо"; у вас в России такую штуку для ребят называют "Конструктором". М-да, тут можно собрать, что угодно... Славно! Евгений Николаевич, справедливо заключив, что никто и ничто здесь не желает причинить нам неприятность, коснулся дверцы полированной тумбочки: она отскочила и из нее вырвалось морозное облачко -- холодильник! Книжный бутафорский шкаф служил тамбуром коридора, ведущего в наши спальни. Но больше всего нам пришлось размышлять над иконой с лампадкой... Мы же знали, что в истории Гаяны, к счастью, не было христианства: язычество древних перешло у них в искусство. Это не тормозило прогресс; на кострах не сжигались заживо талантливые люди; попы и монахи не развращали народ. На иконе был изображен наш Георгий-Победоносец! Едва Евгений Николаевич потянул за лампадку, как за сонетку, -- Георгий-Победоносец пришел в движение. Мы увидели, что он уже одет в прозрачный скафандр и вооружен электрическим копьем. Началось сражение с драконом -- чудовищем неведомой планеты, куда залетел на звездолете житель Земли. Комната наполнилась визгом и шипением змей, звоном позывных и рокотом летящих на подмогу вертолетов. Евгений Николаевич снова дернул лампадку -- икона приняла свой первоначальный вид. И тогда мы догадались, что это библиотека фантастических романов "в издании" стереофонического видеофона. -- Остроумно! -- одобрил Хоутон. -- Против таких "икон" возразить нечего... Но курительный набор нас просто растрогал: "сигары" мы съели в тот же вечер--попробовав гаянский лечебный шоколад, а "папирос" хватило на месяц. Это были длинные, приятные на вкус таблетки, улучшающие пищеварение при перемене климата. Кстати, спички оказались тонизирующим средством. Оленьи же рога над входной дверью на Гаяне могли стать чем угодно... -- Не иначе, как антивирусный излучатель,--предположил я, но они начали передавать последние известия! -- Довольно! -- вскричал я. -- Пора объяснить нам: что это все означает?.. Но тут Шелест, Глебов и я поймали благодарный взгляд Юль, адресованный Хоутону. Командир посмотрел в глаза Бобу и сурово произнес: -- Может быть, ты объяснишь все это?.. Бедняга смутился и отвернулся вполоборота. -- Видите ли, друзья, идея не моя, честное слово... Когда Юль растолковала психологический смысл всего этого, -- тихо объяснил он, -- я прокрутил ей один фильм по истории мебели и интерьера в Европе... Но только внешний вид -- вы как раз проснулись и помешали мне... А гаянцы хотели сюрпризом... и я тоже... Но то, как они это сделали, -- неожиданность и для меня! Командир успокоенно вздохнул и промолчал. -- Мы сделали все так, чтобы было похоже на то, к чему вы привыкли, -- подтвердила Юль. -- Эту флору привозили для вас с разных концов Гаяны. Вот только цветы, похожие на ваши, отличаются тем, что их лепестки и стебли наполнены газом легче воздуха: они как бы плавают над землей... Посреди всего этого хаоса стоял Ле, прямой и торжествующий, всем своим видом показывая, что для гаянцев нет неразрешимых загадок, потому что вслед за взглядом тренированный ум без труда проникает в самую суть увиденных вещей... Приняв наше замешательство за проявление восторга, Ле тоже успокоился и сказал: -- Я рад, люди, что угодил вам! Ваш звездолет цел и невредим на центральном космодроме. Сюда доставили ваше имущество и, как я полагаю, продовольствие. На первых порах разумнее вам использовать запасы своей пищи, а потом перейдем к гаянским блюдам. Юль, помоги гостям разобраться в багаже и накрыть стол... Простота, с какой было внесено это предложение-- будто мы не прилетели сейчас с Земли за сто световых лет, а вернулись с небольшой прогулки, ---вызвала у всех "домашнее" настроение. И я до сих пор благодарен Ле за умение незаметно снять с нас бремя свежих сильных впечатлений и подготовить к дальнейшему. Стол был накрыт в несколько минут. Впервые после стольких лет космического полета мы открыли свои запасы натуральной пищи. Все, как на Земле: икра, рыбец, сало, колбаса... -- Командир, разреши?--спросил Боб, извлекая из контейнера выдержанный армянский коньяк, и с удовольствием услышал веселый ответ: -- Не только разрешаю -- приказываю! По такому случаю... 4 Право, стоило лететь и тысячу световых лет, чтобы на чужой планете, вот так, в узком дружеском кругу, посидеть за круглым столом (в конце концов нам удалось прийти к соглашению и придать столу-автомату форму, одобренную еще рыцарями при дворе короля Артура) и поговорить по душам. Мы ожидали чего угодно, но то, что мы именно так проведем свой первый день на Гаяне, -- никогда. -- А это что? -- с интересом спросил Ле, беря в руки коньяк. -- О, дорогой Ле, это эликсир молодости и вдохновения, -- загадочно произнес Боб. -- Приятно слышать, -- сказал Ле. --Видно, и ваши ученые заботятся о продлении жизни и добром настроении. Хотя я предпочитаю эликсиру облучение. Отведаем и мы с тобой, Юль? Наши лаборанты сделали анализы пищи землян, и можно с уверенностью сказать, что и желудки у нас родственны. -- Как скажешь, так и будет, долгожитель,--кивнула Юль. Шелест пригласил всех к столу. -- За благополучное прибытие и встречу! -- предложил командир. Ле и Юль неумело чокнулись с нами... При первом же глотке у девушки захватило дух. Ле отпил осторожно, дегустируя, неодобрительно посмотрел на Хоутона и нахмурился. -- Это не эликсир, а своеобразное диагностическое средство, -- сказал он, не обращаясь ни к кому. -- Вероятно, медики Земли дают эту жидкость больному, чтобы отчетливее выявить его врожденные отклонения от нормы. Здесь есть спирт, лишающий человека сознательного контроля... Юль! -- повысил голос Ле.-- Наши гости в свою очередь исследуют нас. Их право. Но почему они не делают этого открыто, как мы? -- Дорогой Ле, -- вмешался Боб. -- Даю честное слово, ты ошибаешься. -- Почему ты даешь честное слово? -- насторожился Ле. -- Разве земляне не всегда говорят правду и нуждаются в заверениях? -- Нет, нет... Ну, иногда, понимаешь... мы так шутим. Вот послушай, что я имел в виду, называя коньяк эликсиром. И Хоутон прочел увлекательную лекцию о некоторых традициях землян, благоразумно умолчав для первого раза об алкоголизме и бедствиях, связанных с ним. Ле смягчился. Проглотил черную круглую таблетку, подошел к репродуктору, вдохнул порцию озона и вернулся к столу. -- Спрячьте свой "эликсир", юноши. Если человек здоров -- ему не нужен возбудитель. Если болен -- его лечат. Если глуп -- наркотики лишь отточат его тупость. Я забыл об... "эликсире", юноши! То был единственный случай на Гаяне, когда мы промахнулись и краснели за себя и "добрые" земные привычки. -- Скажи, Ле,--не утерпел я,--как удалось на Гаяне так продлить жизнь человека? - Во-первых, -- начал Ле,-- старость наступает оттого, что мы как бы едим время, порой неразборчиво и в больших дозах. Иной в неделю съедает месяц своего будущего... А такая деликатная, с позволения сказать, "пища", как время, требует бережливого отношения... Все раздражающее человека, удручающее, лишающее его инициативы, уродующее ум -- старит. Много столетий прошло, пока гаянцам удалось создать для себя нормальные условия. -- И все же слова "едим время"--своеобразный гаянский образ? -- настаивал Боб. -- Не совсем так, хотя есть у нас пословица: "Чем больше съедаешь полезного времени--тем дольше живешь!.." Верно это, пожалуй, и буквально... Не торопитесь, юноши. Все наши органы чувств можно сравнить с механизмами и приборами. Нас, как и инженеров, всегда интересует точность подгонки "деталей". Но в природе нет абсолютной точности. День за днем, взаимодействуя с постоянно изменяющейся средой, наши "приборы" и "механизмы" накапливают ошибки: вот они и приводят к физиологическому старению. Сравнение: если прибор, обладающий точностью до миллиметра, измерит пройденную гравитомобилем тысячу километров, то он может показать на миллиметр больше или меньше. С расстоянием же ошибка растет... -- Так надо усовершенствовать сам прибор, -- сказал Боб. -- В какой-то мере мы этого и достигаем ритмом жизни, питанием, спортом, а главное -- созданием благоприятных условий каждому. Когда-то на Гаяне долго жили глупцы и люди, невозмутимые от природы. Есть такие и в наши дни, но их интеллект мало взаимодействует с обществом и средой, и потому, несмотря на равные условия, они угасают раньше возможного. Вот и все. Здесь нет особых секретов Даже то, что мы уничтожили на Гаяне болезнетворные организмы и победили арпел, играет лишь подсобную роль. Долгожителем становится тот, кто умно и интересно живет. Я рассказываю, чтобы помочь вам ориентиро- ваться в нашей этике и понять наши обычаи. Они просты, но знать их необходимо. А сейчас, юноши, я хочу поближе ознакомиться с вашими организмами. 5 Шелест и я, бывалые авиаторы, привыкли к зачетам и медицинским комиссиям; раздеться нам--плевое дело. А вот Хоутон разоблачался медленно, с неохотой, чем, наверное, и привлек любопытство Ле. Внимательно осмотрев его первого, Ле поощрительно улыбнулся, но, ощупав его мускулы, нахмурился. -- В галактическом полете, -- заметил он, -- мускулы теряют эластичность и свежесть... Крепость порой остается, а неутомимости нет... Возьми таблетку, юноша. Боб проглотил коричневую, похожую на фасоль таблетку и несколько секунд спустя буквально весь засиял, излучая из всех пор своего тела голубоватый свет. -- Послушайте, док, вы надолго начинили меня?-- дрожа от страха, спросил он по-английски. -- Я же сейчас, как ангел... Ле не понял слов, но догадался, в чем дело. -- Спокойствие, юноша, -- наипрекраснейшее украшение человека. Всего несколько минут ты будешь виден насквозь и -- пройдет. Верхний свет погас, и мы увидели белесоватый скелет Боба, розовые мешки легких, красное сердце, отчаянно бившееся в груди, и еще всякую всячину, разобраться в которой мог только специалист. -- Рентген по-гаянски! -- восхищенно шепнул мне Шелест. -- Держись, старик, -- подбодрил я Боба, -- а то твои косточки выстукивают не хуже испанских кастаньет. -- Где ты нашел косточки? -- жалобно протянул Боб. -- Уже и их нет! Действительно, скелета уже не было видно, а отчетливо выступила светло-желтая мускулатура, будто с Хоутона содрали кожу и натерли бронзой... Еще минута -- вспыхнул яркий свет, и перед нами предстал Боб в костюме Адама, с каплями пота на лбу. -- Кроме микробов, ничего? -- пошутил я. -- Вас облучили на аэродроме, -- ответил Ле. -- Пока вы слушали музыку и смотрели на нашу танцовщицу... Потом голос вашего певца помог нам... Так что от опасных микробов вы, можно надеяться, избавлены. Да и в этом доме облучение продолжается. Прошу... Я проглотил волшебную фасолину и медленно стал "таять" в пространстве. 6 Судя по всему, Ле остался доволен осмотром. -- Много одежды... -- заметил он, когда мы одевались. -- К чему? Не только мозг, но и тело должно чувствовать свободу. Наша одежда проще. Завтра вам привезут ее. Ну что ж, полюбуемся на природу перед сном?.. На открытой веранде мы нарушили беседу Юль и Звездолюба. Отсюда открывался чудесный вид на ночной курорт. Чужое звездное небо напоминало о нашем, родном полосой Млечного пути. Одна "луна" взобралась высоко, и ее ровное, как меч, отражение плавало на поверхности озера, а вторая прижалась к горизонту, и непонятно было, поднимается она или заходит. Ее отражение перехлестнулось с серебристым отражением первой, отчего она стала похожей на матросскую бескозырку с ленточками. На противоположном берегу в темно-синем воздухе точно висела густая гирлянда елочных огней, отразившихся в лакированной воде. Слева светились скалы, сложенные из фосфоресцирующих минералов, придавая пейзажу сказочный вид. Чуть слышалась издали мелодия, напоминавшая вальс. Совсем по-российски стрекотали кузнечики и верещали птицы. Но звуки были нежные, слабые, лишь подчеркивающие власть тишины. Возле крутого берега, в прозрачной глубине, медленно двигалась ярко освещенная подводная лодка. Незнакомые тонкие ароматы окружили нас, будто каждый цветок, повисший во мраке над землей Гаяны, стремился доставить удовольствие пришельцам с далекой планеты. Ласковая ночь опустилась над миром, все погрузилось в величественное спокойствие, отдыхало от жаркого дня. На горизонте светлая полоса синевы... И только там небесной вуалью повисли тающие белесые облака... Только там воздух был виден и казался занавесью, отделяющей этот добрый мир от холодной, бескрайней Вселенной. Там, над горизонтом, тепло мерцала крохотная искорка, самая дорогая нашему сердцу. К ней были устремлены наши взоры, к ней тянулась душа... Шелест обнял меня и Хоутона за плечи и негромко запел: Не слышны в саду даже шорохи, Все... там замерло до утра... И мы--Боб, я и Евгений Николаевич--подхватили слова, знакомые и понятные каждому землянину, но вдруг прозвучавшие совсем по-иному здесь, на Гяяне: Если б знали вы, как нам дороги Подмосковные вечера! Глава седьмая. ТАЙНА "ФЕИ АМАЗОНКИ".... 1 Я уже не помню, то ли у Хоутона не нашлось под рукой подходящих кинолент, то ли.. но спальни в нашей вилле выглядели по-гаянски. Опишу свою... Комната в двадцать квадратных метров из пластмассы (как многие дома и квартиры на Гаяне). Широкая кровать с голубым синтетическим матрацем возвышается над синим пластмассовым полом сантиметров на тридцать. Одна стена--сплошь из стекла. В углу шезлонги и высокий торшер, с золотистой тумбочкой и черно-белой панелью управления кибернетикой, видеофон и верньер всепланетного телевидения. Общее освещение--настоящий световой душ--давал весь потолок, но имелось еще и ночное, в нише у кровати. Ложусь -- и матрац принимает удобную форму, изголовье приподнимается. Хорошо! Только непривычно без одеяла, -- на Гаяне их нет. Верхний свет постепенно угасает, и надо мной вспыхивает звездное небо, как в планетарии, а в стеклянной стене появляется стереоскопический ночной пейзаж: океанский берег, причудливые растения, над горизонтом -- "луна"! Беру в нише книгу, но читать не могу -- буквенные знаки незнакомые. "Жаль, нет рядом Ле -- спросил бы у него",--думаю я, и в нише над матовым черным шариком телепатона тотчас возникает объемное изображение долгожителя... Он улыбается и негромко говорит: -- Я еще не сплю... -- Да вот, -- объясняю я, справившись с неожиданностью, -- хотел почитать, не получилось. -- Мы печатаем книги стенографическими знаками--так экономнее. Я не учел, что ты не знаешь их. Завтра привезут старые книги. -- Спасибо. Спокойной ночи... -- Спокойной?!--встревожился Ле.--Неважно себя чувствуешь, ани? -- Нет, хорошо. Так принято говорить у нас на Земле перед сном. Лицо Ле становится задумчивым, его изображение тускнеет и выключается. "Отличная связь, -- размышляю я.--Интересно, что сейчас делает... Юль?" -- Я раздеваюсь, -- слышу я ее голос, смущаюсь и все же украдкой гляжу в нишу: изображения нет... "Тогда еще полбеды,--ободрился я,--телепатоны гаянцев имеют "профилактические" устройства",--и смелее смотрю в нишу, где вскоре появляется изображение Юль. Девушка на такой же кровати, как и у нас. Она в легком халате, положила голову на руку безукоризненных очертаний. Лицо ее прекрасно, золотистые глаза искрятся радостью. -- Я, кажется, влюбилась, -- наивно сказала Юль. -- В кого же? -- еще более наивно спросил я. -- В тебя тоже, в Боба и в Шелеста,--с покоряющей откровенностью ответила она. -- Но в Звездолюба -- совсем сильно... -- Гм... Так сразу? -- Да, знаешь, сразу,--призналась девушка.--И на Земле так бывает? -- Сколько угодно. Только важно проверить себя, чтобы потом не жалеть. -- Что значит "потом"? -- Как тебе сказать?.. Случается, что вот так сразу сойдутся двое... -- А что значит "сойдутся"? -- Ну, станут мужем и женой... -- Понятно. Причем же тут "сойдутся", "сбегутся", "съедутся"? -- Не знаю... Привыкли к этому слову. -- У нас говорят: куар-эла-бар... -- То есть "зажигать звезды вдвоем"? -- Да. Это из старинной народной сказки . Ну, а если выяснится, что они не подходят друг к другу? -- Тогда все стараются сделать так, чтобы они все-таки продолжали жить вместе,--объяснил я.--Ругают его... -- Бедные!--ужаснулась Юль.--Так ведь они не хотят. -- Все равно. Зато остальные хотят... -- Для чего? -- Чтобы не оставлять детей без отца. -- Их воспитывают дома? -- В основном... Пока не окончат школу и не станут взрослыми -- Но детей надо убрать от таких родителей, чтобы они не видели их мучений -- если нет взаимной любви, может появиться ложь, принуждение... Конечно, жаль, что родители разлюбили друг друга, но они могут во втором или третьем браке оказаться более счастливыми. А дети принадлежат обществу... -- Расскажи о себе, Юль, -- прошу я, не уверенный, что смогу находить убедительные доводы в развивающемся споре -- С удовольствием, -- соглашается Юль. -- Я родилась в Тиунэле. Мои родители тоже полюбили друг друга сразу, как...--Она, вероятно, хотела сказать "как я", но раздумала.--Полюбили крепко и навсегда... В ту ночь мы уснули не скоро. Юль много рассказывала о своей жизни, почему-то умолчав о друге детства Ло. Но это ее дело. 2 Через несколько дней в принципе стало ясно, что пребывание на Гаяне нам не