Семья и школа", а порою даже в журнале "Дошкольное воспитание". Статьи и заметки, сочиненные Марком Самсоновичем, подписаны были всегда скромно: "М.Лисовский, учитель". В статьях и заметках, в которых речь шла о Марке Самсоновиче (а таких тоже было немало), имя его поминалось обычно так: "Известный московский учитель М.Лисовский..." или так: "Как сообщил в беседе с нами педагог-энтузиаст М.Лисовский..." Марк Самсонович и в самом деле был педагог-энтузиаст. Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в его квартиру, что мы с вами как раз и собираемся сделать, тем более, что трое "достойнейших" - Сашуня Парфенов, Лена Пыльникова и Юра Красиков, - поднявшись по лестнице старого московского дома, уже остановились перед дверью этой квартиры и тихо переругиваются, поощряя друг друга нажать кнопку звонка. Марк Самсонович - худенький человек с восторженными глазами и пышной седой шевелюрой - открыл им дверь и сделал широкий приглашающий жест: - Милости прошу! Друзья прошли узкий коридор, который казался еще уже, чем он был на самом деле, так как по обеим его сторонам до самого потолка громоздились полки, на которых вместо книг стояли и лежали стопками в неимоверном количестве пожелтевшие от времени, исписанные школьные тетради. Пройдя коридор, Сашуня, Лена и Юра очутились в довольно просторной, светлой комнате, которая тоже казалась гораздо более тесной, чем в действительности, из-за поистине невиданного количества разместившихся в ней книг. Вдоль каждой стены до самого потолка, как и в коридоре, громоздились книжные полки из простых, некрашеных сосновых досок. На этих полках стояли уже не тетради, а самые настоящие книги. Огромные, толстенные и совсем тоненькие, почти брошюрки... Они стояли не по росту, в кажущемся беспорядке. Ни одна из них не была похожа на другую. Впрочем, была у всех этих книг при всем их несходстве одна общая черта: все они были без переплетов, в ветхих бумажных обложках. И почти из каждой торчали какие-то закладки. Чувствовалось, что каждую из этих книг хозяин любовно знает "в лицо", помнит мельчайшие складочки и щербинки на ее обложке, все пометки и подчеркивания на каждой ее странице. У единственного кусочка стены, свободного от книжных полок, стояла кушетка, на которой тоже в беспорядке были разбросаны груды ветхих, старых книг. У окна разместился старинный, потускневшего красного дерева, очень дряхлый письменный стол. На нем среди множества книг и тетрадей дремал облезлый, худой кот. Кот слегка шевельнул левым ухом, приоткрыл разбойничьи чингисханьи глаза, оглядел вошедших презрительно и опять погрузился в дремоту. - Корреспондент явится с минуты на минуту, - суетился Марк Самсонович. - Но я надеюсь, мы с вами успеем привести все это в более или менее божеский вид... - Успеем! - уверенно сказал Юра. - Только вот как быть с Леней? - задумчиво спросил Марк Самсонович. И, поколебавшись немного, фальшивым заискивающим голосом позвал: - Танюра! Будь добра! Прогони Леню... Или возьми его к себе!.. Вошла худенькая девочка лет четырнадцати, холодно кивнула, взяла на руки кота и унесла. - Марк Самсоныч, - заинтересованно спросила Лена Пыльникова. - А почему вы сами не могли его прогнать? - А зачем мне портить с ним отношения? - резонно возразил на это Марк Самсонович. И, услышав звонок, тотчас сорвался с места. - Корреспондент! - Ну вот! Дождались! Корреспондент уже идет, а здесь такое творится. Прямо стыдно даже! - сказала Лена. - Давайте хоть немного приберем... - Засохни! - величественно оборвал ее Юра. - Сейчас будет полный порядок. Лена брезгливо провела пальцем по некрашеным сосновым полкам, по старому, разваливающемуся письменному столу, по кушетке, по потертому кожаному вольтеровскому креслу. Скользнула взглядом по ветхим, жалким, растрепанным книгам. - Я прямо удивляюсь, - сказала она. - Заслуженный учитель республики, и такая мебель! Неужели Марк Самсоныч не в состоянии приобрести какой-нибудь приличный гарнитур? И книги все такие грязные, обтрепанные... Прямо неудобно перед корреспондентом! - Я сказал: засохни! - снова оборвал ее Юра. Он беззвучно пошевелил губами, глядя поочередно то на стол, то на кушетку, то на полки с книгами. И под его взглядом комната преобразилась. Вместо дряхлого старинного письменного стола появился новенький, полированный, в стиле "модерн", с портретом Бриджит Бардо под стеклом; вместо некрашеных сосновых полок - роскошные застекленные стеллажи из полированного ореха; вместо старых, растрепанных книг - ровные, аккуратные тома подписных изданий (Большая Советская Энциклопедия, полное собрание сочинений Вальтера Скотта, Библиотека приключений, Библиотека научной фантастики); вместо старого вольтеровского кресла - два изящных современных креслица на тонких металлических ножках и журнальный столик, на котором раскрыт журнал "Огонек"; вместо старой кушетки - современная тахта, покрытая пледом, телевизор на ножках, плоский, с огромным экраном. Лена Пыльникова застыла, раскрыв рот, потрясенная всем этим великолепием. - Ой! Юрик! Это все гипноз? Да? Гипноз? - Ясно, гипноз! - сказал молчавший до сей поры Сашуня. - Ха-ха! Как же! Гипноз! - саркастически ответил Юра. - Можете проверить, все настоящее! Минуты две он наслаждался произведенным эффектом, потом вдруг спохватился. - Тьфу ты, черт! Чуть не забыл самое главное! Пошептав что-то себе под нос, он щелкнул пальцами. Появился роскошный, редкой красоты и, размеров ангорский кот. Лениво потянувшись, он вспрыгнул на тахту и величественно там расположился. Совершенно очумевшая Лена бросилась к тахте, стала играть с котом, гладить его, переворачивать на спину. Кот добродушно позволял все это с собой проделывать. В нем не было и тени Лениного нахальства. При всех своих великолепных статьях он был воплощенная деликатность и благовоспитанность. - Что, Паршуня? Скажешь, и это гипноз? - язвительно спросила Лена, как истая женщина, сразу приняв сторону победителя. И, еще раз оглядев комнату, удовлетворенно подвела итоги: - Теперь даже иностранных корреспондентов принять не стыдно... До иностранных корреспондентов дело пока еще не дошло. Но корреспондент из газеты действительно уже явился. Это был корректный юноша в замшевой куртке. У него было вежливое, скучающее лицо человека, смирившегося с тем, что ему, как всегда, опять всучили самое неинтересное редакционное задание. Широким гостеприимным жестом Марк Самсонович ввел гостя в коридор, совсем как экскурсовод, показывающий посетителям залы музея. - Здесь, - торжественно провозгласил он, - хранятся все лучшие сочинения моих учеников, классные и домашние работы, собранные за тридцать пять лет моей педагогической деятельности. А также все рукописные журналы, стихи, рассказы наиболее одаренных членов школьных литературных кружков, которыми я руководил. Должен сразу сказать, что литературный кружок - это краеугольный камень моего педагогического метода. Я всегда считал и считаю, что преподавание литературы в школе без литературного кружка есть чистейшая фикция! Вот, пожалуйста! - Марк Самсонович выхватил из скопища старых тетрадок одну. - Классная работа ученика 6-го класса "А" 635-й школы Свердловского района Димы Чепурного. Ныне это крупнейший ученый, литературовед, доктор филологических наук. В прошлом мой ученик. Или вот! - Новая тетрадка безошибочно выхвачена из скопища ей подобных. - Григорий Половинкин! Тоже мой ученик. Ныне знаменитый поэт! Слыхали, конечно? - Ну как же, - сказал корреспондент, уверенно делая вид, что ему прекрасно знакома фамилия знаменитого поэта. - А вот, не угодно ли! "Первое мая", стихи Паши Палева. Ученика 4-го класса "Б". Тоже писателем стал. Драматургом. И довольно известным. - Это какой Палев? Тот самый? - оживился корреспондент. - Вы имеете в виду песни? Да, он. Но песни - это так, между прочим. А вообще-то он писатель... - Так он тоже ваш ученик? - Теперь в голосе корреспондента звучало уже неподдельное уважение. - Мой, - небрежно ответил Марк Самсонович. - Среди моих учеников много знаменитых писателей. Клышко, Кутов, Кобликов, Пичугин... - Как же, как же, - фальшивым голосом солидно протянул корреспондент. - Ну, а теперь, - делая свой широкий приглашающий жест, продолжал Марк Самсонович, - милости прошу в мою библиотеку. Это святая святых! Собственно, с нее-то все и началось. Я начал собирать ее сорок с лишним лет назад, шестнадцатилетним мальчишкой... Должен вам сказать, что в отличие от многих библиофилов я не отношусь к книге как к фетишу. Я беспощадно подчеркиваю, загибаю страницы, если мне это нужно. Помните, как говорил Маркс? Книги - мои рабы!.. Конечно, я уверен, что вам доводилось видеть и не такие раритеты, но кое-что, полагаю, поразит и вас... Достаточно сказать, что мне удалось собрать все прижизненные издания Блока... Почти все прижизненные издания Пушкина... Последние слова Марк Самсонович произносил уже в комнате. Рука его привычно потянулась к тем полкам, на которых должны были стоять книги, о которых он говорил, и вдруг наткнулся на холодное, мерзкое стекло. - Что это? - отдернул он руку, как будто бы прикоснулся к змее. Ничего не понимая, он отодвинул стекло и достал первую попавшуюся книгу. На новеньком ледериновом переплете красовалось золотое тиснение: "Луи Буссенар. Похитители бриллиантов". И золоченый череп, перекрещенный двумя стрелами. - Что это? - еще раз спросил Марк Самсонович уже с неподдельным ужасом. Ноги его подогнулись, он непроизвольно опустился в изящное жидконогое креслице и несколько секунд полулежал в забытьи. Потом приподнял голову, испуганно оглянулся и слабым голосом, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал: - Боже мой! Где я? - Марк Самсоныч! Не волнуйтесь, вы дома. Вы у себя дома, - как маленькому, объяснила ему Лена. - Это сделал Красиков. Но не думайте, пожалуйста. Это не гипноз! Юра Красиков, он еще и не такое может! - А книги? Где мои книги? Моя библиотека! - Я их пока на нашем школьном дворе сложил, где макулатура, - сказал Юра. - Мои книги - макулатура?! - Марк Самсонович опять в изнеможении откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. - Быстро давай назад все его барахло! - тихо сказал Юре Сашуня. - Ну что ты стоишь, как бревно? Он же умереть может! - тормошила Юру Лена. Юра пожал плечами. Вместо полированных застекленных стеллажей опять появились некрашеные сосновые полки с растрепанными старыми книгами. - Мои книги! - не веря своим глазам, умильно воскликнул приведенный в чувство, ничего не понимающий Марк Самсонович. - Какое счастье! Боже, как вы меня напугали! Дрожащими руками он перебирал обложки, страницы, гладил корешки. - А это что? - вдруг с ужасом указал он на полированный стол с портретом Бриджит Бардо. - Немедленно верните мне мой стол! - Пожалуйста! Я ведь хотел как лучше! - оскорбленно сказал Юра. Появился прежний стол, заваленный книгами и тетрадями. Ангорский кот, лежавший на тахте, заинтересовавшись перестановкой мебели, потянулся, соскочил с тахты и вспрыгнул на стол. - Что это? Брысь! - закричал Марк Самсонович. - Откуда этот зверь? Вон! Немедленно вон отсюда! - Это вместо вашего облезлого Лени, - сказал Юра. - Его, небось, вы боялись прогнать, а такого красавца гоните. - Разве можно даже сравнивать его с вашим страшилищем! - сказала Лена. - Пусть хоть он останется, а? - Нет! Ни в коем случае! Немедленно верните мне Леню! - истерически закричал Марк Самсонович. Вместо роскошного ангорского кота на столе появился тощий и наглый Леня. Марк Самсонович схватил своего любимца и исступленно прижал к груди. Он гладил его, целовал, не выпускал из рук, опасаясь, как бы он опять не был подменен невесть откуда взявшимся чужим котом. - Скажите, - указывая на Юру, обратился к Марку Самсоновичу в суматохе, всеми забытый корреспондент. - Этот мальчик - тоже ваш ученик? Интересное как он это делает? Очевидно, какая-то особая форма гипноза? И тут даже вечный скептик Сашуня Парфенов не выдержал. - Какой там гипноз, что вы! - сказал он. - Можете потрогать, все настоящее... Корреспондент попытался потрогать Леню. Тот злобно зашипел, выпустил когти и яростно ударил лапой корреспондента по руке. - Черт его знает! Кажется, и в самом деле не гипноз, - зализывая исцарапанную руку, неуверенно сказал корреспондент. - Очевидно, мы имеем дело с явлением, пока еще неизвестным науке... Он достал из кармана блокнот, шариковую ручку. Выражение вежливой скуки на его лице окончательно уступило место живому и неподдельному интересу. НЕОБХОДИМО ТРУДОВОЕ ВОСПИТАНИЕ... Виктор Петрович и Коля возбужденно бегали по кабинету, время от времени бросая друг другу раздраженные, запальчивые фразы. За время, прошедшее с тех пор, как мы их оставили, температура их давнишнего спора повысилась на несколько градусов. Но сам спор ни на йоту не сдвинулся с мертвой точки. - Обязательно надо ставить эксперимент! - горячился Коля. - Какое легкомыслие! Это недостойно настоящего ученого! - сердито возражал. Виктор Петрович. - А страх перед собственным открытием? Это достойно настоящего ученого? - ехидно спрашивал Коля. Трудно сказать, до каких взаимных оскорблений дошли бы учитель и его любимый ученик, если бы этот бурный разговор не был прерван внезапным появлением Елены Николаевны. Она стремительно ворвалась в кабинет и швырнула на стол перед Виктором Петровичем какую-то потрепанную тетрадку: - Вот! Пожалуйста! Полюбуйся! Доигрались с вашей наукой! Тетрадка при ближайшем рассмотрении, оказалась Юриным дневником. Виктор Петрович взял его в руки и с некоторой, опаской стал перелистывать. Каждая страница дневника была испещрена надписями. Иные надписи носили характер спокойной и суровой констатации факта: "Мальчик крайне ленив!" Или: "Безобразно вел себя на уроке химии". Или: "Играл в волейбол во время классного часа". Но гораздо больше было надписей, представлявших собой патетические и грозные обращения к родителям. Каждая такая надпись, по мысли писавшего, должна была потрясти сердце того, к кому она была обращена. И каждая из них была в то же время возгласом отчаяния, сигналом бедствия, воплем о помощи: "Родители! Ваш сын крайне развязен! Обратите внимание на воспитание вашего сына!" Или: "Родители! Ваш сын не приучен к порядку и к работе!" Или совсем кратко: "Родители! Вовремя займитесь сыном!" Болезненно щурясь, Виктор Петрович листал этот потрясающий документ, при каждом возгласе, обращенном к нему, испуганно втягивая голову в плечи. Но Елена Николаевна не давала ему сосредоточиться на одной какой-нибудь странице. - "На уроке не работал, мешал другим!" Это ерунда! - говорила она, быстро листая дневник. - "Родители! Ваш сын Груб и плохо воспитан!" Это тоже тебя не касается! Это уж я как-нибудь сама... Ага, Вот! Полюбуйся, пожалуйста! Учитель физики обращается прямо к тебе! Читай! Виктор Петрович отодвинул слегка дневник, подсунутый женой к самым его глазам, и, запинаясь, проглатывая слова, прочел вслух: - "Уважаемый тов. Красиков! Ваш сын на моем уроке проделал ряд фокусов, противоречащих данным современной науки. Я знаю, что институт, которым вы руководите, занят разработкой... Относясь с большим уважением к вашим работам и к вам лично... Полагаю, что вы напрасно сделали объектом столь серьезного эксперимента своего сына... Мальчик легкомысленно воспользовался своими преимуществами для дискредитации педагога и тем самым способствовал ущемлению авторитета науки в глазах других учащихся..." Дочитав это обращение до конца, Виктор Петрович повел себя очень странно. Он подошел к Коле, схватил его за лацкан пиджака и стал трясти, приговаривая: - Ну, что? Теперь вы довольны? А?! Сделал объектом эксперимента... Какой кошмар!.. Это все ваши штуки!.. Отпустив наконец ошеломленного Колю, Виктор Петрович достал ключ, отпер бюро, вынул колбочку, посмотрел ее на свет. Убедившись, что колбочка по-прежнему наполнена и крышка ее аккуратно завинчена, он поставил ее на место, снова запер бюро и облегченно перевел дух. - Ф-фу! Колечка, простите меня, ради бога! Впрочем, вы сами виноваты. Скоро вы доведете меня до психоза, честное слово! - Да в чем дело, Виктор Петрович? При чем тут я? - Как при чем? Вы знаете, какая нелепость сейчас мне пришла в голову? Я подумал: вот мы спорим с вами, ставить эксперимент или нет, а эксперимент уже идет! - Ага! Понял! Вы решили, что Юрка... Да-а, так и в самом деле недолго рехнуться!.. А, по правде говоря, мне жаль, что это оказалось ложной тревогой. Если вы категорически против, пусть бы уж хотя бы Юрка... - Вы сошли с ума! Если бы это подтвердилось, я бы умер от разрыва сердца! - Ну, конечно! - ворвалась в разговор Елена Николаевна. - Если бы что-нибудь случилось с вашей проклятой микстурой, ты бы умер от разрыва сердца. А на сына тебе наплевать! Вместо того, чтобы помочь ребенку завоевать в школе авторитет, ты со своей наукой только создаешь ему дополнительные трудности! - Какие трудности, Ляленька! Это - просто недоразумение. Я напишу этому педагогу записку. - При чем тут педагог! Дело не в педагоге! Дело в том, что ты опять отдалился от Юрия. Было время, ты к нему приблизился. А теперь снова от него отошел... Я говорила с Раей Стацинской, ты напрасно улыбаешься, Рая очень умная женщина, она сказала, что мальчика надо во что бы то ни стало определить в какую-нибудь спортивную секцию. В этом возрасте важно, чтобы он постоянно был занят, чтобы у него не было буквально ни минуты свободной... У меня уже был разговор с Юрием на эту тему. Он согласен... - Вот и великолепно! - сказал Виктор Петрович. - Ну да, но Юрий заявил, что не желает заниматься никаким другим видом спорта, кроме самбо. Ты знаешь, что такое самбо? Это ужас! Они хватают друг друга и как-то там перекидывают через себя... Но, с другой стороны, я уже готова на все. Пусть самбо! Пусть что угодно, только бы мальчик не был предоставлен самому себе... - Без-зу-словно! - рассеянно сказал Виктор Петрович. - Как вы думаете, Колечка? Вовсе не худо, если парень в случае чего сумеет сам за себя постоять?.. - Конечно, конечно, - с готовностью подтвердил Коля. - Я сам в свое время увлекался. Самбо - это вещь! - Хорошо, пусть самбо! - согласилась Елена Николаевна. - Но не думай, пожалуйста, что на этом все проблемы кончаются. Необходимо что-то еще. Правда, в последнее время я немного успокоилась. С тех пор, как к нему стали ходить этот Саша и Леночка. Особенно Леночка. Все-таки девочка, знаешь... Это как-то невольно облагораживает... Виктор Петрович очень боялся, как бы его опять не обвинили в том, что он участвует в разговоре формально. - Девочка? - сказал он глубокомысленно. - Это тоже, знаешь, палка о двух концах... - Какие пошлости ты говоришь! - искренне возмутилась Елена Николаевна. - Лена в высшей степени интеллигентная девочка! Я уверена, что она оказывает на Юру благотворное влияние! - Вот и прекрасно! - сказал Виктор Петрович, опять потеряв бдительность и не сумев утаить, что поглощен какими-то своими мыслями. - Виктор! - Голос Елены Николаевны задрожал от еле сдерживаемых слез. - В конце концов ты отец или не отец? Почему твоя голова работает только в одном направлении? Ты ведь умный! Ну, придумай что-нибудь! Виктор Петрович послушно стал думать и наконец нашел выход из положения: - Необходимо трудовое воспитание, вот что. Все горе в том, что он у тебя бездельник. Ты его избаловала! Хоть раз в жизни ты пробовала послать его в магазин? Елена Николаевна была слегка сбита со своих позиций этой неожиданной атакой. Виктор Петрович опять оказался на коне. Не зря великие стратеги древности говорили, что лучший способ обороны - нападение. В Юриной комнате интеллигентная Лена Пыльникова оказывала на Юру и заодно на присутствующего здесь Сашуню благотворное влияние. Это выражалось в том, что она учила их играть на гитаре. - Хватит тебе! Ты долго уже, теперь я! - Юра отнял гитару у Сашуни и, мучительно фальшивя, попытался воспроизвести на одной струне первую фразу известной песни "Во саду ли, в огороде...". Он отчаянно старался, пыхтел, отбивал такт ногой. - Не так! Идиот! - с абсолютным сознанием своей власти над ним сказала Лена и покровительственно показала, как надо. Юра, не реагируя на оскорбление, послушно выполнил указание своей наставницы. Вошла Елена Николаевна. В руках ее была тарелка с яблоками. При ее появлении Лена и Сашуня мгновенно преобразились. - Здрасьте, - вскочила Лена. - Здравствуй, детка. Ешьте яблоки, обед еще не скоро. Сашуня, вежливо наклонив голову, взял яблоко. Лена, соблюдая приличия, сначала отнекивалась: - Ой, что вы, спасибо, мне не хочется. Наконец и она уступила: - Большое вам спасибо! - и тоже взяла яблоко. Покончив с церемонией угощения, Елена Николаевна умильными глазами смотрела на Юру, который старательно пытался воспроизвести все на той же одной струне последующую музыкальную фразу: "Де-ви-ца гу-ля-ла-а-а..." - Ну вот, видишь? - назидательно сказала Елена Николаевна, когда и эта отчаянная попытка увенчалась успехом. - Потрудился немного, и получилось!.. Вообще-то он способный, - обратилась она к Лене. - Но ему не хватает усидчивости... - Без труда не выудишь и рыбку из пруда, - подхалимским голосом сообщил Сашуня. И тут Елена Николаевна сразу вспомнила о главной педагогической цели своего появления. - Да, Юрик, у меня к тебе просьба, - решительно сказала она. - Вот тебе деньги, сходи в молочную. Возьмешь триста грамм масла, две бутылки кефира и две бутылки молока. - Вот еще! - возразил Юра. Он был явно ошеломлен таким поворотом событий. - Ты как со мной разговариваешь? Лена, Саша! - обратилась Елена Николаевна к общественному мнению. - Вы тоже так отвечаете своим родителям, когда они просят вас сходить в магазин? - Ну что вы! - сказал Сашуня, решительно отметая такое ужасное подозрение. - Не волнуйтесь, Елена Николаевна, он сходит. Мы сейчас вместе сходим, - сказала Лена. - Ладно, так и быть, схожу, - уступил Юра под давлением обстоятельств. - Через полчасика! - Не через полчасика, а сейчас. Скоро перерыв, молочная закроется. Многозначительно взглянув на Лену: правильно, мол, оказывай и впредь благотворное влияние! - Елена Николаевна ушла. Юра вяло дал подзатыльник Сашуне, показал кулак Лене и лениво начал зашнуровывать кеды. - Триста грамм масла, две бутылки молока... - тупо бормотал он себе под нос, чтобы не забыть. И вдруг простая мысль осенила его. В молочной девушка продавщица отрезала от большого куска триста граммов масла, кинула на весы, добавила еще крохотный кусочек, быстро и ловко завернула в бумагу, подала покупательнице. Та протянула руку, чтобы взять покупку. Но взять сверток она не успела. Масло исчезло. - Чего вы ждете? Следующий! - А масло? - Очки наденьте! Я вам только что дала ваше масло! - Я не брала. - В сумку свою загляните получше. - Слушайте, я ведь не слепая! - А я, по-вашему, что, ненормальная? Юра в своей комнате, беззвучно шевеля губами, сосредоточенно смотрел на пустой стол. На столе появился сверток с маслом, бутылка кефира, затем вторая. - Юрик! Ты еще не ушел? - раздался за дверью голос Елены Николаевны. - Не-ет! - ответил Юра, делая отчаянные знаки друзьям. Сашуня и Лена быстро спрятали кефир и масло под кушетку. - Купи заодно еще два десятка яиц. Денег тебе хватит! - Ла-адно! - громко ответил Юра матери. И тут же вполголоса, деловито сказал Сашуне и Лене: - Значит, масло есть, кефир есть. Осталось молоко... Да, еще яйца... В молочной тем временем разыгрался уже настоящий скандал: - Молодежь! - в сердцах говорила пожилая покупательница. - А еще объявлений каких понавесили! - указала она на плакатик "Вас обслуживает бригада коммунистического труда". - Постыдились бы!.. Девушка-продавщица плакала. На шум вышел щекастый парень, как видно, бригадир или заведующий. - В чем дело? - строго спросил он. - У Кругликовой опять недостача? - Ой! Я прямо и сама не знаю, что это такое делается! Только что были здесь две бутылки молока, и вдруг нету! - навзрыд причитала Кругликова. - То есть как это "были и нету"? Чудес на свете не бывает! - авторитетно разъяснил щекастый. И вдруг застыл, разинув рот. Яйца, стоявшие в специальной установке из папье-маше, одно за другим начали исчезать. Несколько секунд - и вот уже почти все ячейки, которые только что были заполнены, опустели. - Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать... - считал Юра. На столе перед ним одно за другим появлялись яйца. - Девятнадцать, двадцать! Стоп! Появление яиц прекратилось. - Юрик! Ты все еще не пошел? - раздался за дверью голос Елены Николаевны. - Ну что шумишь? - добродушно-фамильярно, с сознанием своих заслуг перед семьей отозвался Юра. - Давно уже все принесли. - Смотри как быстро! Я и оглянуться не успела. Ну, что? Стоило пререкаться с матерью из-за такого пустяка? - оживленно говорила Елена Николаевна, заглядывая в комнату и забирая продукты. Внезапно лицо ее страшным образом изменилось. Прижав руки к груди, расширенными от ужаса глазами смотрела она на стол, где лежала нетронутая, неистраченная, даже неразмененная пятерка. - Юрий! - сказала она трагическим шепотом. - Вот пять рублей, которые я тебе дала. Они целы. Своих денег у тебя нет и не может быть. Немедленно отвечай: где ты взял деньги на продукты?! - Я не помню, - по-дурацки ответил Юра. И сразу же сообразил, что влип. - Юрий! Ты ведь знаешь, я могу простить тебе все, только не ложь. Лучше скажи правду, как бы она ни была ужасна! Юра изо всех сил пытался выкарабкаться из болота, в котором случайно очутился, но, как всегда бывает в таких случаях, делал одно неловкое движение за другим и в результате увязал все глубже и глубже: - Сам не знаю, откуда они взялись. Сунул руку в карман, а там какая-то бумажка. Я думал, это те, что ты мне дала... - Не лги! - тут же уличила его Елена Николаевна. - У мальчика твоего возраста не может быть таких карманных денег! Юра тоскливо смотрел в сторону и молчал. И вдруг совершенно неожиданно пришло спасение. - Ой, это, наверно, мои пять рублей! Ну, конечно! - сказала Лена. - Мне мама дала новые кеды купить. У меня кеды совсем порвались. Мне из-за этого даже один раз отметку чуть не снизили по физкультуре... Я дала ему спрятать в карман, у меня кармана нету, неудобно ведь деньги все время в кулаке держать... А потом и сама забыла... Большое вам спасибо, что напомнили... Лена взяла со стола пятерку. Дело таким образом выяснилось, и у Елены Николаевны сразу же стало легко на сердце. - Боже, как вы меня напутали! - облегченно вздохнула она, - Глупые дети! Ну разве можно быть такими растяпами? "БЕНЗИН ВАШ, ИДЕИ НАШИ..." Юра, Лена и Сашуня вышли из подъезда Юриного дома. - Спрячь, тупица, - сказала Лена, отдавая Юре пятерку. - Не умеешь врать, лучше совсем молчи!.. "Сунул руку в карман, а там какая-то бумажка..." - передразнила она растерянное и беспомощное Юрино вранье. - Да, сынку, не помогли тебе твои ляхи! - сказал начитанный Сашуня. - Какие ляхи? - мрачно Спросил Юра. - Я говорю, не помогла тебе твоя телепатия! - Ну ее к дьяволу, - эту телепатию! - буркнул Юра. - Одни неприятности от нее! - Неприятности не от телепатии, а оттого, что телепатия дураку досталась, - назидательно сказал Сашуня. - Это почему же я дурак, интересно? - А потому дурак, что величайшее научное открытие на ерунду тратишь. - Интересно, на что бы ты его потратил? - вмешалась Лена. - Да уж, во всяком случае, не на кефир! - Ой! Мальчики! Я придумала! - вскрикнула Лена. - Что придумала? - спросил Сашуня. - Водка - страшное зло! - сказала она, задумчиво глядя в пространство. - Что это с ней? - спросил Юра. - Юрка, я придумала! Ты должен спасать людей от пьянства! - Еще чего! - сказал Юра. - Тебе ж это ничего не стоит! Ты же можешь сразу уничтожить всю водку! - развивала Лена свою идею. - Новую сделают, - неуверенно сказал Юра. - Стоп! В этом что-то есть! - сказал Сашуня. - Зачем всю уничтожать? Как увидим, что кто-нибудь хочет надраться, быстро меняем ему водку на боржом, коньяк - на квас. Небольшая рокировочка! Соображаешь? Юра постепенно начал соображать. И чем больше он соображал, тем больше эта идея начинала ему нравиться. Юра, Лена и Сашуня, примостившись за металлическим парапетом открытого кафе на Арбатской площади, пристально изучали посетителей, пытаясь выделить среди них алкоголиков. Сразу же их внимание привлекла большая компания, разместившаяся за двумя сдвинутыми вместе столами в центре зала. К компании как раз в этот момент подошел официант с подносом, уставленным бутылками. Бутылки, одна за другой, переходили с подноса на столы. Появление каждой новой бутылки сопровождалось удовлетворенными, предвкушающими возгласами компании. - Годится! - сказал Сашуня, толкая Юру в бок. Юра кивнул. Тотчас же на столах вместо бутылок "Столичной" и "Российской" оказались бутылки нарзана и боржома. - А нельзя ли чего-нибудь... э-э-э... посущественней! - робко намекнул самый деликатный представитель веселой компании, разочарованно вертя в руках бутылку боржома. - Да-а, поскупился Иван Андреич! Поскупился! Где ж это видано? Такое дело нарзаном обмывать! - бурно поддержал его другой. - Эй, милок! Ты чего это нам принес? - крикнул официанту красный от стыда и гнева Иван Андреевич. - Так дело не пойдет! Официант вернулся к сдвинутым столам. Между ним и компанией началась оживленная перепалка. Тем временем в поле зрения наших героев попал другой столик. За ним сидели двое мужчин. На столе стоял графинчик с коньяком, рюмки и тарелочка с несколькими ломтиками черного и белого хлеба. Рюмки были налиты. - Ладно уж, давай! - сказал один и решительно поднял рюмку. - Да потерпи ты минуту, ей-богу! Закусить-то надо или нет? Нетерпеливо озираясь, мужчина поставил рюмку на стол. - Годится! - сказал Сашуня, толкая Юру локтем. Юра кивнул. Никаких изменений с графином, рюмками и коньяком как будто не произошло. Появился официант, поставил на столик тарелочки с салатом, еще какую-то закуску. Друзья радостно чокнулись и выпили. И тотчас же их лица выразили такую высокую степень отвращения, что Юра Красиков, переглянувшись с Сашуней, удовлетворительно отметил: - Порядок! Не было никаких сомнений, что его вмешательство и тут сыграло роковую роль. Стремительно разрастался скандал. Зазвучали гневные голоса: - Жулики! - Заведующего сюда! - Я тебя выведу на чистую воду! За одним из столиков сидел знакомый нам корреспондент из газеты в замшевой куртке. С ним была очаровательная тоненькая девушка. На столике перед ними стоял графинчик с коньяком, нарезанный ломтиками лимон, закуска. - Слушай, по-моему, здесь как-то слишком оживленно! - сказала девушка. - Спокойно, Ритатуля! Не обращай внимания, будем наслаждаться жизнью! - легкомысленно ответил корреспондент. Но насладиться жизнью им не удалось. Корреспондент заметил Юру, Лену и Сашуню, прижавшихся к парапету. Внезапная догадка озарила его лицо. Мгновенно забыв о своем намерении спокойно наслаждаться жизнью, корреспондент встал из-за стола и быстрым шагом направился к ребятам. Этот маневр вовремя заметил Сашуня. - Юрка! Атас! - крикнул он. Юра мгновенно оценил обстановку и, схватив Лену за руку, побежал вслед за Сашуней. - Эй! Ребята! Погодите! Да не бойтесь меня! Вот чудаки! - кричал корреспондент, лавируя между столиками, расталкивая скандалящих посетителей и оправдывающихся официантов. Но, когда он наконец протиснулся к парапету, ребят там уже не было. Убедившись, что предполагаемых виновников скандала ему все равно не догнать, корреспондент вернулся за свой столик. Достал блокнот, лихорадочно стал его листать. - Прямо горишь на работе, ни дня без строчки, - насмешливо сказала Ритатуля. - Да нет, понимаешь, я этого парня давно уже засек. У меня тут даже где-то его фамилия записана. И номер школы. Странный парень... Он поднял рюмку с коньяком, поднес ее к губам, выпил. Нет, это был явно не коньяк. Бурда какая-то. То ли квас, то ли просто подкрашенная водичка. Однако вместо досады или негодования на лице корреспондента отразилось выражение самого неподдельного восторга. - Па-тря-сающе! - сказал он в пространство и быстро-быстро начал что-то строчить в своем блокноте. Юра, Лена и Сашуня перебежали Арбатскую площадь, нырнули в тоннель подземного перехода, выбежали на бульвар. Им казалось, что за ними гонятся. В ушах у них все еще звучали громкие, возбужденные голоса обманутых посетителей кафе. Только очутившись на бульваре, они почувствовали себя в безопасности и, задыхаясь, плюхнулись на скамью. - Неужели он нас узнал? - спросил Юра, еле переведя дух. - А ты как думал? - Что же теперь будет? - А ничего не будет. Доказать-то все равно ничего нельзя, Ты только смотри, сам не проболтайся, - посоветовал Сашуня. - А главное, не дрейфь. - Мы на правильном пути... Я все понял. Тебе надо лечить больных. - Ты что? - Юра красноречиво покрутил пальцем около лба. - Между прочим, не так глупо, - одобрила Лена. - Можно, например, зубы рвать... - Зачем зубы? - сказал Юра, постепенно начиная понимать все преимущества новой идеи. - Зубы - это мелочь! Я знаю, что надо сделать! Надо попробовать на Кострикине! - Вот это блеск! - сказал Сашуня, - Как это мне сразу в голову не пришло! Это действительно идея! Он поглядел на Юру, словно не узнавая его, и сказал по обыкновению насмешливо, но в то же время уважительно: - Смотри! Дурак, дурак, а - дурак! Витька Кострикин был одноклассником Юры, Лены и Сашуни. Всего за несколько дней до того, как Юра Красиков стал "телепатом", Витька упал с турника, сломал ногу и на "Скорой помощи" был увезен в больницу Склифосовского. Говорили, что лежать Витьке в больнице со сломанной ногой предстоит еще очень долго, несколько месяцев, а то и полгода. Разыскав хирургическое отделение больницы имени Склифосовского и не без труда выяснив номер Витькиной палаты, Юра, Лена и Сашуня наткнулись на неожиданное препятствие. - Посетительский день был вчера! Не видите, что ли? Пятница, от двух до пяти, - непреклонно заявила флегматичная нянечка в раздевалке и категорически отказалась выдать ребятам белые халаты. Ребята совсем было уже собрались отложить исполнение своего плана до следующего "посетительского дня", но Сашуня вовремя сообразил: - Давай пускай в ход свою телепатию. - Последний раз спрашиваю, дадите халат? - дерзко спросил Юра у вредной старухи. - Иди, мальчик, иди отсюдова! - как и следовало ожидать, ответила старуха. - Ну и ладно, без вас обойдемся, - сказал Юра, и тотчас, к изумлению бедной гардеробщицы... ...На нем, на Лене и на Сашуне оказались халаты, причем не куцые и застиранные, а накрахмаленные, сверкающие ослепительной белизной, хрустящие, и не внакидку, как у посетителей, а надетые в рукава и аккуратно завязанные сзади тесемочками, как у хирургов. - А если там кто-нибудь из врачей? Что мы скажем? - робея, спросил Юра. - Не дрейфь, телепат! Бензин ваш, идеи наши! - подбодрил его Сашуня. И они вошли. ЧЕРНАЯ НЕБЛАГОДАРНОСТЬ Витька лежал в очень живописной позе. Нога его в плотной гипсовой упаковке была задрана кверху и подвешена чуть ли не к потолку с помощью сложного приспособления, напоминающего самолет неизвестной конструкции. В палате, помимо Витьки, было еще человек восемь. Некоторые из них были ходячие: с переломами рук. Некоторые сидели, вынимали из тумбочек какую-то снедь, закусывали. Некоторые лежали в таких же живописных позах, как Витька. - Здравствуйте, товарищи! - сказал Сашуня очень солидно: у него был свой план действий. - Здравствуйте, молодежь, - сказал пожилой сидячий больной. - Откуда же вы такие будете? - Мы из Вияка, - не моргнув глазом, ответил Сашуня. - Из Всесоюзного института ядерных комбинаций. Практиканты. - Такие молоденькие и уже практиканты, - не слишком даже удивляясь, сказал сидячий больной. - Из ядерного? Как же, знаю. Это где атомом лечат? Ох, милые вы мои, уж обижайтеся, не обижайтеся, а не верю я в этот ваш атом... Пожилому, как видно, очень хотелось поговорить на атомные темы. Но Сашуня разговаривать с ним больше не стал. Деловитой походкой подошел он к Витькиной койке и сказал вполголоса: - Здравствуй, Кострикин. Учти, ты нас не знаешь. Мы практиканты, будем пробовать на тебе новый метод лечения. - Так я вам и дался! - сказал Кострикин, слабо ориентируясь в обстановке. - Чудик! Это либо выйдет, либо нет. А больно не будет! - сказал Юра. - Видали мы таких! Не будет... Они тоже сначала говорили "не будет". А потом я, знаешь, как орал? Несмотря, что усыпляли. - Да что ты с ним разговариваешь? Ты делай свое дело! - сказала Лена. Сашуня тоже поторопил: - Быстро! А то войдет кто-нибудь... Осмотрев ногу Кострикина, Юра озабоченно покачал головой и громко спросил, обращаясь к Сашуне: - Комбинация? Пунктуация? Операция? - В данном случае, мне кажется, надо прибегнуть к тирьямпампации, - важно ответил Сашуня. Юра, многозначительно кивнув, стал "гипнотизировать" ногу Кострикина. - Ну, как? - спросил он, выждав для приличия две-три секунды. - Что как? - не понял Кострикин. - Попробуй, ногой пошевелить можешь? - Сказал тоже! Пошевелить. Мне даже подумать об этом страшно. У меня, знаешь, какой перелом? Со смещением коленного сустава. У меня кость не туда растет. Мне еще месяца три в таком подвешенном виде тут болтаться. А потом снова учиться ходить, как маленькому. Я, может, из-за этого на второй год останусь! Чувствовалось, что Кострикин не столько даже был огорчен, сколько гордился своим замечательным переломом. Юра подумал и еще раз "погипнотизировал" Витькину ногу. Бинты и гипс исчезли. На "самолете" покоилась совершенно голая Витькина нога. - Ну-ка, шевельни слегка. Не бойся! - приказал Юра Кострикину. Кострикин пошевелил большим пальцем ноги. - Не бойся! Не бойся! Смелее шевели! Кострикин осторожно повертел ступней. - Вроде не больно, - удивился он. Юра "погипнотизировал" ногу в третий раз. "Самолет" медленно опустился на койку, бережно неся свой груз, и растворился в воздухе. Теперь прямо на одеяле лежала самая обыкновенная, нормальная, здоровая на вид нога. - А ну-ка согни коленку, - приказал Юра. Кострикин послушно согнул колено. - Теперь встань! Кострикин босиком стал на пол. - Попрыгай! Кострикин прыгнул, присел. Снова прыгнул. - Не болит! - заорал он диким голосом, в бешеном темпе выделывая ногами чарльстон. - Совсем не болит! - Ай да практиканты, - сказал пожилой сидячий больной, с интересом наблюдавший картину кострикинского исцеления. - И мне, что ли, попробовать полечиться атомом? Слышь, практикант, а вреда от вашего лечения не будет? - Этот вопрос в настоящий момент изучается, - небрежно кинул Сашуня. Увидев, что его ответ произвел на собеседника крайне неблагоприятное впечатление, он быстро стал делать Юре знаки: давай закругляйся, мол, пора! Юра беззвучно пошевелил губами. Больничная пижама Кострикина исчезла. На смену ей явились обыкновенные брюки, рубашка, свитер, ботинки. Подумав, Юра еще что-то пробормотал себе под нос. И, как последний штрих, появился на Кострикине хирургический, хрустящий, накрахмаленный белый халат. Теперь в палате оказалось четверо "практикантов" вместо трех. Деловитой походкой направились они к двери. В 6-м "В" шел урок геометрии. Вела урок Олимпиада Васильевна - та самая пожилая учительница, которая на педсовете выражала недовольство по поводу чрезмерного мягкосердечия молоденькой Анны Петровны. - О-о! Ко