описалъ бы мое имущество? Платье мое продалъ бы съ молотка, что ли?.. Вeдь это курамъ на смeхъ, господинъ слeдователь. Надо было знать Фишера,-- для него пять тысячъ были все равно, что для меня пять рублей. Скорeе всего онъ просто забылъ бы о срокe моего векселя. А въ крайнемъ случаe потребовалъ бы, чтобъ я вексель переписалъ. И то больше по коммерческой привычкe потребовалъ бы... Только и всего... Наконецъ, отъ смерти Фишера вексель вeдь законной силы не теряетъ, вотъ вeдь вы его нашли... Я васъ прямо спрашиваю, господинъ слeдователь, что вы собственно хотите доказать? -- Объ этомъ мы пока не говоримъ. Сейчасъ мнe отъ васъ нужны болeе подробныя и точныя свeдeнiя о вашихъ средствахъ. Вы сказали, что проживаете около трехъ тысячъ въ годъ. Меня удивляетъ, какъ вы могли сводить концы съ концами при этомъ доходe и при томъ образe жизни, {121} который вы, насколько я могу судить, ведете. Вы за квартиру сколько платите? -- Шестьсотъ рублей въ годъ. -- Имeете прислугу? -- Имeю, недорогую. -- Значить, на жизнь вамъ въ мeсяцъ остается меньше двухсотъ рублей. Вы обeдали въ дорогихъ ресторанахъ. -- Не всегда въ дорогихъ... Столъ мнe не стоитъ и ста рублей въ мeсяцъ. Къ тому же, меня часто приглашаютъ. -- Сто рублей въ мeсяцъ на столъ... Значить, на все остальное остается примeрно столько-же? Сюда входятъ и увеселительныя мeста, и развлеченья, и платье,-- вы хорошо одeты. Лeтомъ вы никуда не eздили? -- Eздилъ въ Крымъ. -- Вотъ и въ Крымъ eздили. Это все на сто рублей въ мeсяцъ? -- Я бухгалтерiи, господинъ слeдователь, не веду... Мнe трудно вамъ представить точный бюджетъ, да еще сразу, безъ подготовки... Надо вспомнить и сообразить... -- Да, необходимо вспомнить, господинъ Загряцкiй, это важный вопросъ... Когда вы съ Фишеромъ посeщали рестораны и увеселительныя мeста, вы за себя платили? -- Иногда платилъ... Чаще за все платилъ онъ. Это такъ естественно при его богатствe и моихъ скромныхъ средствахъ. -- Чаще онъ, но иногда платили и вы... Тоже, очевидно, изъ тeхъ ста рублей? -- Я не скрываю, это бывало рeдко. -- Можетъ быть, даже и никогда не бывало? -- Вы хотите сказать, что я жилъ на средства Фишера? Это невeрно, господинъ слeдователь... {122} И потомъ, если я жилъ на его средства, зачeмъ же было мнe желать его смерти? -- Вы говорите, что eздили лeтомъ въ Крымъ. Вы тамъ были одинъ? -- Я не понимаю вопроса. У меня въ Ялтe было много знакомыхъ. -- Я говорю не о знакомыхъ... Госпожа Фишеръ была въ то время въ Ялтe? -- Господинъ слeдователь, я категорически заявляю, что о госпожe Фишеръ я говорить не намeренъ и отвeчать на инсинуацiи не буду. -- Я просилъ бы васъ быть сдержаннeе въ выраженiяхъ,-- сказалъ рeзко Яценко.-- Вы говорите съ должностнымъ лицомъ и васъ допрашиваютъ по дeлу объ убiйствe, господинъ Загряцкiй. -- Вы однако сказали, что допрашиваете меня какъ свидeтеля! Сказали вы это, господинъ слeдователь? Что-жъ это? -- Предлагаю вамъ прямо отвeтить на вопросъ, была ли госпожа Фишеръ въ Ялтe одновременно съ вами? -- Ну да, была. Что съ того? -- Вы жили въ одной гостиницe? -- Да, въ одной,-- и съ нами еще сто человeкъ. -- Вы вмeстe обeдали? -- Иногда и вмeстe. -- Иногда и вмeстe... Эти повторенiя послeднихъ словъ допрашиваемаго, не то въ утвердительномъ, не то въ полувопросительномъ тонe, входили въ обычай Яценко: онъ замeчалъ, что они, какъ и небольшiя остановки послe отвeта, дeйствуютъ на допрашиваемыхъ. -- Когда вы обeдали вдвоемъ, платила тоже чаще всего госпожа Фишеръ? -- Это неправда... Это невeрно. {123} -- Мы постараемся это выяснить... Оставимъ вопросъ о вашихъ расходахъ и перейдемъ къ вашимъ доходамъ. Итакъ вы зарабатываете около трехъ тысячъ въ годъ. Потрудитесь указать, какъ вы зарабатываете эти деньги. -- Коммерческими дeлами. -- Какими именно? -- Разными... Я былъ посредникомъ, получалъ куртажныя... -- Какiя именно сдeлки вы совершали и для кого? -- Я такъ сразу не могу отвeтить на такой вопросъ. Надо вспомнить... -- Вы не помните, чeмъ вы занимались? -- Вамъ угодно играть словами, господинъ слeдователь. Я сказалъ, что занимался посредническими дeлами, а назвать сразу всe сдeлки, это не то же самое. Это не значитъ: не помнить того, чeмъ занимался. -- Но имена людей, которые вамъ давали работу, вы, я полагаю, помните? -- Я работалъ для разныхъ лицъ... Для Фишера... -- Вы сказали, что не имeли съ Фишеромъ никакихъ дeлъ. -- Я позабылъ... Да это вeдь небольшiя дeла, просто онъ давалъ мнe заработокъ. -- Вы говорите: для разныхъ лицъ. Кто еще вамъ поручалъ дeла, кромe Фишера, который умеръ?.. Можетъ, и изъ живыхъ людей кого-либо назовете? -- Сейчасъ не могу вспомнить... Я очень взволнованъ, господинъ слeдователь... Наконецъ, это коммерческiй секретъ... Только у насъ въ Россiи существуетъ такое неуваженiе къ человeку!.. -- Для слeдствiя нeтъ коммерческихъ секретовъ... Не можете вспомнить? {124} -- Сейчасъ не могу... Я вспомню позже,-- упавшимъ голосомъ сказалъ Загряцкiй. -- Или придумаете отвeтъ... Какiя сдeлки вы совершали для Фишера? -- Я продавалъ и покупалъ для него бумаги. -- Какiя? -- Разныя... Акцiи банковъ... Мальцевскiя... -- Такiя сдeлки обычно совершаются черезъ банки или черезъ профессiоналовъ. Не назовете ли вы людей, которые могли бы подтвердить, что вы совершали эти сдeлки для Фишера? -- Я сейчасъ ничего не могу указать... Вы меня оглушили этимъ нелeпымъ обвиненiемъ... Я плохо себя чувствую и не могу вообще отвeчать. -- Кромe посредническихъ сдeлокъ у васъ были еще какiе-либо источники дохода? -- Нeтъ... Были кое-какiя сбереженiя. -- Въ какомъ приблизительно размeрe? -- Сумма мeнялась... Я постепенно тратилъ... Одно время было нeсколько тысячъ. -- Гдe они находились? Въ банкe? -- Нeтъ, у меня дома. -- Вы безъ нужды хранили дома нeсколько тысячъ? -- Да, дома... Прислуга у меня надежная... Да и деньги небольшiя... Банки платятъ ничтожный процентъ... -- Откуда же у васъ собралось нeсколько тысячъ? Значить, у васъ прежде были дeла покрупнeе, чeмъ теперь? -- Очевидно... -- Очевидно?.. А какiя, вы не помните? Раздался легкiй стукъ въ дверь. "Вай-дите... В-вай-дите!.." -- сказалъ съ раздраженiемъ Яценко. Въ комнату вошелъ письмоводитель. Онъ приблизился на цыпочкахъ къ слeдователю и сказалъ ему на ухо: {125} -- Антиповъ хочетъ васъ видeть, говоритъ, для важнаго сообщенiя. Яценко кивнулъ головой. Онъ записалъ послeднiя показанiя Загряцкаго. -- Посидите, пожалуйста, здeсь опять, Иванъ Павловичъ, до моего прихода,-- сказалъ онъ и вышелъ. Николай Петровичъ вернулся черезъ нeсколько минутъ. Онъ прошелъ къ столу и занялъ прежнее мeсто. Лицо у него было торжественное и мрачное. Загряцкiй вдругъ на него уставился глазами. Письмоводитель хотeлъ выйти изъ комнаты. Яценко удержалъ его знакомъ. -- Вы сказали,-- началъ слeдователь новымъ, безстрастнымъ тономъ, глядя на дрожавшiй слегка ониксовый перстень Загряцкаго,-- вы сказали, что позавчера вечеромъ, въ день убiйства Карла Фишера, вы были въ кинематографe "Солей", въ Пассажe на Невскомъ Проспектe и оставались тамъ до конца спектакля? -- Такъ точно,-- сказалъ негромко Загряцкiй, не сводя съ него глазъ. -- Вы сказали также, что знакомыхъ въ кинематографe не встрeтили... Давалась пьеса "Вампиры", содержанiе которой вы по памяти изложили письменно? -- Да, я изложилъ... -- Господинъ Загряцкiй, вы сказали неправду и случайности суждено было выдать васъ,-- поднявъ голову, произнесъ торжественно и печально слeдователь.-- Въ этотъ вечеръ драма "Вампиры" была замeнена другой картиной. Письмоводитель вздрогнулъ, быстро взглянулъ на допрашиваемаго и опустилъ глаза. Загряцкiй, все больше блeднeя, откинувшись на {126} спинку стула, смотрeлъ остановившимися глазами на слeдователя. На лицe Загряцкаго былъ написанъ страхъ, точно онъ ждалъ удара. -- Я боленъ и не то говорю... Я не могу теперь отвeчать,-- наконецъ едва слышно произнесъ онъ. -- Въ такомъ случаe допросъ переносится на завтра. Но отнынe вы, Загряцкiй, будете допрашиваться въ качествe обвиняемаго. По 1454-ой статьe уложенiя о наказанiяхъ, вамъ предъявляется обвиненiе въ предумышленномъ убiйствe Карла Фишера... Иванъ Павловичъ,-- сказалъ, вставая, Яценко,-- составьте бумагу о принятiи арестованнаго Загряцкаго въ Домъ Предварительнаго Заключенiя. XXI. Оливковый скрипачъ, съ необыкновенно радостной улыбкой, игралъ забытую парижскую пeсенку, вернувшуюся въ Петербургъ изъ Букареста. Въ углу переполненнаго зала сидeлъ Браунъ, уставившись на скрипача своимъ непрiятнымъ безжизненнымъ взглядомъ... В ъ  м i р e  B . "...Мертвые люди смeются, ведутъ веселые разговоры. Скелеты, постукивая костями, подносятъ къ челюстямъ чашки. Самый мертвый изъ мертвецовъ предпочитаетъ заниматься глупымъ анализомъ подъ звуки веселенькой музыки, чувствуя себя какъ на необитаемомъ островe въ Hall'e гостиницы "Паласъ". Онъ презираетъ людей -- на людяхъ. Презрeнье не мeшало ему жить съ оглядкой: не испортилось бы фальшивое, дешевое, никому ненужное клише. Можно жить на фиктивные {127} проценты съ несуществующаго духовнаго капитала. Въ редакцiяхъ газетъ заготовлены статьи на случай похоронъ. Двадцать пять организацiй пришлютъ вeнки -- Жрецу... Борцу... Мудрецу... "...Онъ умеръ, но его идеи живы... Его больше нeтъ, но духъ его витаетъ надъ нами!.." Капиталъ, впрочемъ, не такъ великъ. Саморекламой не занимался, частью по брезгливости, частью по неумeнiю,-- быть можетъ, больше по неумeнiю, чeмъ по брезгливости. Холодный, равнодушный человeкъ никогда никого не любилъ. Была привычка къ джентльмэнству -- какъ привычка къ ежедневной ваннe. Обманъ былъ такъ же проченъ, какъ дешевъ. Самообмана на пятомъ десяткe не хватило. Вeрованiя не растеряны: ихъ въ дeйствительности никогда и не было. На сорокъ седьмомъ году жить оказалось нечeмъ и не для чего... Долга и мучительна жизнь, какъ ночь тяжело больного... Вдобавокъ "грубыя страсти" пришли въ столкновенiе съ клише. Вотъ, вотъ чего ему хотeлось на самомъ дeлe!.. Борецъ увидeлъ свое изображенье въ зеркалахъ квартиры Фишера. Мудрецъ испугался: двадцать пять организацiй не пришлютъ вeнковъ"... "...Ma Ton-qui-qui -- Ma Ton-qui-qui -- Ma Ton-qui-noi-se",-- хихикала музыка. "Скелетъ въ смокингe играетъ на скрипкe. Мертвецъ въ мундирe подпeваетъ... Позади духовное кладбище, впереди кладбище настоящее. Сколько времени еще шататься межъ двухъ кладбищъ? Я раньше, они позднeе,-- совершенно все равно. Жалeть больше не о чемъ и слава Богу! Le grand Peut-e^tre не за горами. Чeмъ еще порадуетъ подъ конецъ жизнь? Въ послeднюю ночь осужденнаго сторожа играютъ съ нимъ въ карты... Откажемся же отъ прощальныхъ радостей и развлеченiй! Оставимъ безъ сожалeнiя и то {128} единственное, для чего, быть можетъ, стоило жить послe нeсколькихъ лeтъ молодости: мысль, правдивую, безстрашную мысль"... XXII. Анкета объ англо-русскихъ отношенiяхъ была счастливой находкой донъ-Педро. Главный редакторъ "Зари" отнесся къ ней весьма одобрительно и предложилъ Альфреду Исаевичу не стeсняться мeстомъ. -- Моментъ выбранъ очень удачно,-- сказалъ редакторъ.-- Эта проблема въ самомъ дeлe является въ настоящее время одной изъ центральныхъ, и ваша анкета несомнeнно вызоветъ въ обществe большой интересъ... Неправда ли, Федоръ Павловичъ? -- Обратился онъ къ секретарю редакцiи, съ мнeнiемъ котораго всe въ газетe очень считались. -- Большого интереса ни у кого ни къ чему нeтъ,-- угрюмо отвeтилъ старикъ секретарь, отрываясь отъ сырыхъ гранокъ и раздавливая о пепельницу докуренную папиросу. -- Ну, какъ, не говорите... Читатель къ тому же вообще любитъ анкеты,-- увeренно сказалъ редакторъ.-- А эта анкета можетъ обратить на себя вниманiе и въ Англiи. Федоръ Павловичъ только мрачно на него посмотрeлъ. Онъ почти пятьдесятъ лeтъ работалъ въ газетахъ, страстно любилъ свое дeло и превосходно его зналъ. Къ публикe онъ относился приблизительно такъ, какъ рыболовъ къ рыбe. Слово "читатель" Федоръ Павловичъ произносилъ съ довольно сложной смeсью чувствъ: сюда входила и любовь, и ненависть, и благодушное презрeнiе, и суевeрный страхъ передъ чуждымъ, непостижимымъ {129} явленiемъ. За пятьдесятъ лeтъ работы Федоръ Павловичъ не рeшилъ вопроса о томъ, для чего читаетъ газеты читатель и почему онъ имъ вeритъ. Сказать же, что читатель любитъ, представлялось ему почти невозможнымъ дeломъ: онъ зналъ зато твердо, чего читатель не любитъ, и сюда въ первую очередь относилъ статьи самого редактора, считая ихъ, впрочемъ, зломъ совершенно неизбeжнымъ: во всeхъ газетахъ, въ которыхъ онъ работалъ, были политическiе дeятели, ничего не понимавшiе въ газетномъ дeлe и писавшiе скучныя, ненужныя читателю и вредныя для газеты статьи, которыя необходимо было печатать. -- Больше семидесяти строкъ на каждаго изъ этихъ рекламистовъ я вамъ не дамъ,-- мрачно сказалъ онъ Альфреду Исаевичу, когда главный редакторъ удалился. Донъ-Педро только вздохнулъ: онъ хорошо зналъ,-- все будетъ такъ, какъ рeшитъ Федоръ Павловичъ, что бы ни говорилъ главный редакторъ. -- Но хоть семьдесятъ дадите? -- Семьдесятъ дамъ. Вы съ кого изъ вашихъ прiятелей начнете? -- Да я у разныхъ буду. Вотъ мнe какъ разъ сегодня нужно зайти къ двумъ человeчкамъ... Изъ адвокатовъ я, кстати, думаю взять Кременецкаго, онъ теперь въ модe... Разумeется, его въ числe другихъ и подъ конецъ,-- поспeшилъ добавить донъ-Педро, увидeвъ раздраженiе на лицe секретаря. -- Я такъ и зналъ! Рубятъ лeса, фабрикуютъ бумагу, стучатъ ротацiонки, издатель тратитъ сумасшедшiя деньги, я не сплю ночами, для того, чтобъ этотъ болванъ могъ высказаться объ англо-русскихъ отношенiяхъ!.. И это потому, что онъ васъ позвалъ на свой вечеръ!.. Кременецкому больше {130} пятидесяти строкъ не дамъ,-- категорически заявилъ секретарь, съ раздраженiемъ вытирая платкомъ испачканные корректурой, желтые отъ табаку пальцы. -- Съ портретомъ? -- Хоть съ бюстомъ... Когда начнете? Вeдь вы до праздниковъ будете тянуть вашу проклятую анкету? -- Сколько найдете нужнымъ. Я полагалъ бы, однако, лучше начать теперь же,-- мягко сказалъ Альфредъ Исаевичъ, зная, чeмъ можно взять секретаря.-- Говорятъ, въ "Утрe" тоже подумываютъ о политической анкетe. Какъ бы не перехватили тему, а? -- Сейчасъ же и начинайте,-- поспeшно сказалъ Федоръ Павловичъ. Онъ былъ страстнымъ патрiотомъ той газеты, которой руководилъ, и вполнe искренно ненавидeлъ всe соперничавшiя съ ней изданiя, независимо отъ ихъ направленiя. Мысль донъ-Педро объ анкетe онъ тотчасъ оцeнилъ по достоинству и ворчалъ больше по привычкe.-- Я завтра же помeщу замeтку. Федоръ Павловичъ взялъ узкую полосу бумаги и написалъ, не задумавшись ни на секунду: Наша анкета. "Въ ближайшiе дни на страницахъ нашей газеты начнетъ печататься большая анкета объ англо-русскихъ отношенiяхъ въ настоящемъ, прошломъ и будущемъ. Цeлый рядъ виднeйшихъ дeятелей политики, литературы, науки, какъ въ Россiи, такъ и въ Великобританiи, съ живeйшимъ сочувствiемъ отнеслись къ нашей иницiативe и съ полной готовностью отозвались на предложенiе сотрудника "Зари" высказаться по этому важному и жгучему вопросу современности". {131} Онъ подчеркнулъ краснымъ карандашемъ нeсколько словъ въ замeткe, затeмъ проставилъ въ лeвомъ углу какiе-то таинственные значки. Донъ-Педро съ удовольствiемъ читалъ замeтку, наклонившись надъ приподнятымъ правымъ плечомъ Федора Павловича. По просьбe Альфреда Исаевича, секретарь, послe словъ "сотрудника "Зари", вставилъ еще "донъ-Педро". -- А теперь проваливайте, господинъ,-- сказалъ онъ со своей обычной угрюмой шутливостью, которая не вызывала никакого раздраженiя въ ближайшихъ сотрудникахъ: всe они цeнили самоотверженный трудъ, талантъ, опытъ Федора Павловича и безропотно склонялись передъ его рeшенiями. Донъ-Педро, очень довольный, спустился въ первый этажъ и по телефону снесся съ разными лицами, въ томъ числe и съ Семеномъ Исидоровичемъ. Кременецкiй тотчасъ изъявилъ готовность откликнуться на анкету. -- Вы знаете, дорогой Альфредъ Исаевичъ, что я всегда къ услугамъ прессы вообще, а близкихъ мнe органовъ... Барышня, пожалуйста, не прерывайте, мы разговариваемъ... А близкихъ мнe по направленно органовъ печати въ частности... Вы дeлаете большое дeло... Но я не знаю, можетъ ли мое скромное сужденiе представлять общественный интересъ... -- Объ этомъ ужъ позвольте судить мнe,-- сказалъ и ему съ той же прiятной интонацiей донъ-Педро.-- Такъ я на дняхъ къ вамъ прieду? -- На дняхъ? Боюсь, что я долженъ буду уeхать изъ Петрограда. Да вотъ, хотите, сегодня, сейчасъ я какъ разъ свободенъ... Куй желeзо, пока горячо... -- Что?.. Не слышу... Что горячо? {132} -- Я говорю: куй желeзо, пока горячо... Великолeпно... Да, можно и черезъ полчаса. Я васъ жру... До скораго свиданья. "Еще бы не горячо",-- подумалъ, отходя отъ телефона, Альфредъ Исаевичъ. Онъ былъ убeжденъ въ томъ, что всe люди, за самыми рeдкими исключенiями, жаждутъ п о п а с т ь  в ъ  г а з е т у. По взглядамъ донъ-Педро, это стремленiе было столь же естественнымъ, какъ погоня за деньгами, за женщинами, за властью. Альфредъ Исаевичъ разсматривалъ включенiе въ свой анкетный списокъ почти какъ подарокъ, и награждалъ имъ тeхъ, къ кому относился благосклонно или кого считалъ нужнымъ за что-либо отблагодарить. Были, правда, при каждой анкетe участники необходимые,-- ихъ нельзя было обойти, не ослабивъ значенiя самой анкеты. Но Кременецкiй къ такимъ обязательнымъ участникамъ не принадлежалъ. "Отъ адвокатуры возьму человeкъ пять-шесть", -- подумалъ донъ-Педро, садясь за столъ для составленiя списка. "Собственно, есть много адвокатовъ поважнeе Семы. Ну, да ничего, сойдетъ. Отъ литературы... Кого же отъ литературы? Можетъ быть, Короленко сейчасъ въ городe... Политиковъ возьму штукъ десять, по партiямъ... Отъ магистратуры уже обeщано. Яценко хорошiй человeкъ и не черносотенникъ... Но безъ фотографiи: его мало знаютъ... Надо еще кого-нибудь"... Донъ-Педро перебралъ мысленно десятка два извeстныхъ людей и тотчасъ нeкоторыхъ забраковалъ: одни не подходили, другимъ онъ не желалъ дeлать одолженiе. "Отъ финансистовъ Нещеретовъ... А отъ науки? Никого какъ будто нeтъ такого. Придется въ Москву телефонировать Тимирязеву"... Журналистамъ Альфредъ Исаевичъ не удeлилъ мeста въ анкетe: онъ {133} недолюбливалъ извeстныхъ журналистовъ. "Ну, а гдe же тутъ Великобританiя?.. Бьюкененъ не дастъ... Развe того офицера попросить, что былъ у Кременецкаго?.. Что жъ, это будетъ очень хорошо"... Составивъ списокъ, донъ-Педро покинулъ редакцiю и на извозчикe отправился къ Кременецкому. Семенъ Исидоровичъ ждалъ гостя въ своемъ кабинетe. Вечернiй прiемъ еще не начался. Сидя въ креслe передъ каминомъ, у столика, на которомъ были приготовлены портвейнъ и сигары, Кременецкiй читалъ книгу въ кожаномъ переплетe. Дверь кабинета была полуоткрыта: Тамара Матвeевна предполагала слушать изъ будуара отвeты мужа. -- Старика Софокла перечитываю,-- сказалъ гостю адвокатъ, кладя книгу на столикъ,-- люблю, знаете, классиковъ. Читаешь, и такъ и хочется воскликнуть: "вы, нынeшнiе, нутка!"... -- Н-да, конечно,-- протянулъ неувeренно Альфредъ Исаевичъ.-- Ухъ, холодно становится... -- Темь какая... Позвольте вамъ предложить портвейну, дражайшiй Альфредъ Исаевичъ... Ну-съ, такъ что же именно вы желали бы отъ меня услышать? -- По моей иницiативe,-- началъ донъ-Педро, -- газета "Заря" задалась цeлью выяснить отношенiе русскаго общественнаго мнeнiя, въ лицe его виднeйшихъ представителей, какъ политиковъ, такъ равно юристовъ, писателей, ученыхъ, къ проблемe англо-русскихъ отношенiй въ ея культурно-политическомъ разрeзe. Значенiе этой жгучей проблемы въ текущiй моментъ мнe вамъ, конечно, объяснять не приходится. Но аспектомъ даннаго вопроса и его, такъ сказать, рамками, мы васъ, разумeется, не стeсняемъ и, если вы предпочитаете высказаться объ Англiи и объ ея культурe {134} вообще, то я тоже буду радъ довести ваши воззрeнiя до свeдeнiя русскаго общества. Донъ-Педро вынулъ книжку, открылъ стилографъ и съ значительнымъ видомъ взглянулъ на Семена Исидоровича. -- Что я могу сказать объ Англiи? -- сказалъ со вздохомъ Кременецкiй.-- Англiя дала мiру свободу и Шекспира, этимъ, собственно, все сказано (стилографъ донъ-Педро побeжалъ по бумагe; Семенъ Исидоровичъ остановился и далъ возможность записать свое изреченiе). Лично я, какъ гражданинъ, воспитанъ... на идеалахъ британскаго конституцiоннаго строя... Какъ криминалистъ, я еще въ стeнахъ нашей alma mater... твердо запомнилъ слово глубокочтимаго учителя моего, профессора Фойницкаго ("И. Я. Фойницкаго",-- продиктовалъ онъ): "современное уголовное право есть продуктъ правотворчества двухъ великихъ народовъ: англiйскаго и французскаго"... Это слово маститаго ученаго, твердо запавшее въ душу... намъ, безусымъ юнцамъ, стекавшимся со всeхъ концовъ Россiи... въ столицу учиться праву и гражданственности... не разъ вспоминалось мнe и теперь въ связи съ трагическими событiями... свидeтелями коихъ намъ суждено было стать... въ связи съ пламенемъ Лувена и развалинами Реймскаго Собора... Замeтьте, я не принадлежу къ огульнымъ хулителямъ германской культуры... Мнe довелось совершенствоваться въ наукe... въ семинарахъ такихъ людей, какъ Куно Фишеръ и Еллинекъ... и никто не скорбeлъ искреннeе, нежели я, о томъ... что Германiя Канта подъ пятой Гогенцоллерновъ стала Германiей Круппа... Ничто не чуждо мнe болeе, чeмъ человeконенавистничество... и въ мщенiи Канту за дeла Круппа я вижу хулу на духа святаго: Кантъ есть тотъ же Реймскiй Соборъ! -- сказалъ Семенъ Исидоровичъ и съ {135} торжествомъ взглянулъ на все быстрeе писавшаго журналиста...-- Нeтъ, я воздаю Кесарево Кесарю, но я не могу не думать и о томъ... что въ классической странe неизбывныхъ принциповъ права не могло быть сказано... святотатственное слово канцлера Бетмана-Гольвега о "клочкe бумаги"... Въ будуарe, сидя въ креслe сбоку отъ полуоткрытой двери, Тамара Матвeевна вышивала по шелку, съ наслажденiемъ и гордостью слушая слова мужа. Муся, въ котиковой шубкe, съ горностаевыми шапочкой и муфтой, вошла въ будуаръ. Мать быстро сдeлала ей знакъ, показывая глазами на дверь. -- Кто у папы? -- спросила Муся, прислушиваясь къ голосу отца. -- Интервьюеръ отъ газеты "Заря",-- значительно поднявъ брови, отвeтила шопотомъ Тамара Матвeевна. Муся изобразила на лицe ужасъ и восхищенье. -- В-видалъ миндалъ? -- сказала она. Муся какъ разъ наканунe слышала это выраженiе отъ молодого поэта.-- Что ему нужно? -- Влiянiе англiйской культуры на русскую въ настоящемъ, прошломъ и будущемъ,-- однимъ духомъ прошептала Тамара Матвeевна. -- Господи! Да вeдь папа объ этомъ знаетъ столько же, сколько я... Ужъ лучше я дамъ ему интервью, я хоть по англiйски говорю. Мать строго на нее посмотрeла, Муся вздохнула. ..."повелительнымъ образомъ указываетъ намъ... сближенiе съ великими демократiями запада"...-- донесся изъ кабинета медленно диктующiй голосъ адвоката. {136} -- Мама, я eду кататься, мы условились съ Глашей... Ахъ, да это донъ-Педро у папы, что же вы не сказали?.. Развe онъ пишетъ въ "Зарe"? Мама, можно зайти къ нимъ послушать? Я помогу папe. -- Да ты съ ума сошла! Разумeется, нельзя. На порогe будуара показался Семенъ Исидоровичъ. У него былъ сдержанно-взволнованный видъ. -- Mesdames,-- громко сказалъ онъ шутливымъ тономъ.-- Нельзя ли разыскать какую-нибудь мою фотографiю? Газета "Заря", видите ли, зачeмъ-то желаетъ увeковeчить мои черты... Дай, золото, предпослeднюю, Буасона`,-- тихо добавилъ онъ женe. Тамара Матвeевна вспыхнула отъ радости. -- Я сейчасъ достану,-- сказала она и поспeшно поплыла къ двери. -- Возьмите, мама, ту карточку, гдe мы сняты съ папой въ Кисловодскe,-- посовeтовала Муся, -- я хочу, чтобы и меня помeстили въ "Зарe". Нельзя, папа?.. Донъ-Педро! -- вдругъ пропeла она.-- О, донъ-Педро, покажитесь, ради Бога, о, донъ-Педро... На порогe комнаты, сiяя улыбкой, появился Певзнеръ. -- Тамара Матвeевна... Мадмуазель,-- сказалъ онъ, расшаркиваясь. -- Здравствуйте, донъ-Педро. Я хочу дать вамъ интервью о влiянiи англiйской культуры. Этотъ вопросъ давно меня волнуетъ... Въ прошломъ, въ настоящемъ и въ будущемъ... Вы помeстите, да? Но непремeнно съ портретомъ. -- Мадмуазель, ничто не могло бы лучше украсить нашу газету,-- галантно сказалъ донъ-Педро. Кременецкiй снисходительно улыбался. {137} -- Вотъ развe эту взять? -- сказала Тамара Матвeевна, появляясь вновь въ будуарe и показывая большую фотографiю, въ которой Кременецкiй былъ снятъ въ кабинетe за письменнымъ столомъ, съ босымъ Толстымъ на фонe. -- Ну, и ладно, эту, такъ эту,-- небрежно замeтилъ Кременецкiй.-- Разрeшите вамъ презентовать сiю картинку, Альфредъ Исаевичъ... -- Семена Исидоровича уже снимали разъ для "Огонька" къ юбилею судебныхъ уставовъ... -- начала было Тамара Матвeевна. Кременецкiй съ неудовольствiемъ взглянулъ на жену: она никакъ не должна была помнить объ "Огонькe", точно помeщенiе его фотографiи въ печати было для нихъ событiемъ. -- Тогда ужъ позвольте васъ просить, Семенъ Исидоровичъ, сдeлать надпись. -- Съ радостью... Но вeдь это для печати? Развe на оборотe надписать? -- Да, пожалуйста, на оборотe. -- Охотно... -- Донъ-Педро, я вамъ скажу, къ кому вы должны поeхать за интервью,-- сказала Муся.-- Къ майору Клервиллю. Онъ живетъ въ "Палас'e". -- Это тотъ офицеръ, который былъ на вашемъ раутe, мадмуазель? Я самъ о немъ думалъ... Онъ живетъ въ "Паласe"? Такъ я прямо отъ васъ къ нему и поeду. -- Нeтъ, правда? Послушайте, донъ-Педро, ангелъ, можно мнe eхать съ вами? Я буду отлично себя вести... Я буду вамъ переводить... Папа, нельзя? Отчего нельзя?.. Отчего мнe не быть журналисткой, что тутъ такого? Ну, такъ я васъ довезу до "Паласа", если вы меня не хотите. Меня какъ разъ ждетъ внизу экипажъ. Можно, мама? Кременецкiй, помахивая въ воздухe фотографiй, улыбался нeсколько натянуто. {138} -- Разумeется, можно,-- отвeтила съ безпокойной улыбкой Тамара Матвeевна. -- Ахъ, Боже мой, мадмуазель, вы меня чрезвычайно обяжете,-- сказалъ донъ-Педро.-- Но я не хотeлъ бы васъ безпокоить. -- Для васъ я готова на любое безпокойство... Если-бъ вы знали, какую поклонницу вы во мнe имeете!.. Мама, правда? Что я вамъ говорила на прошлой недeлe о статьe донъ-Педро? Папа, ваша надпись высохла. Идемъ... До свиданья... -- Мусенька, застегнись, очень холодно. И скажи Степану не гнать... Прощайте, Альфредъ Исаевичъ, не забывайте насъ. -- Благодарствуйте, Альфредъ Исаевичъ... Не забывайте же къ намъ дорогу,-- сказалъ Семенъ Исидоровичъ. Онъ проводилъ гостя до передней, затeмъ изъ окна посмотрeлъ, какъ они садились въ экипажъ. Видъ его гнeдой пары все еще доставлялъ ему удовольствiе: Кременецкiй только въ прошломъ году обзавелся экипажемъ. -- Знаешь, золото,-- сказалъ онъ женe,-- Муся, конечно, очень мила, но тонъ у нея временами немножко фривольный. Это не принято и не очень мнe нравится. Вeдь она почти не знаетъ этого Певзнера... Ты бы ее побранила. -- Да, иногда съ ней такое бываетъ,-- отвeтила со вздохомъ Тамара Матвeевна.-- Всегда она скромная, такая воспитанная, но вдругъ точно муха ее укуситъ: я сейчасъ у ней по лицу вижу. Ахъ, надо ей найти жениха!.. -- Найдемъ, найдемъ... Не засидится у насъ Муська,-- увeренно сказалъ Кременецкiй. Онъ былъ радостно настроенъ по случаю интервью и не хотeлъ думать о непрiятныхъ предметахъ. {139} Муся въ экипажe озабоченно разспрашивала донъ-Педро о Клервиллe. Но Альфредъ Исаевичъ ничего о немъ не зналъ. -- Нeтъ, вы просто не хотите сказать,-- говорила сердито Муся.-- Не знаете, шпiонъ ли онъ, не знаете, кто его любовница, да вы ничего не знаете! Какой же вы послe этого журналистъ? -- Мадмуазель...-- сказалъ донъ-Педро.-- Клянусь вамъ, я этого не знаю! -- За что же вамъ деньги платить, если вы ничего не знаете? Нeтъ, правда, не можетъ быть, чтобы вы не знали, какъ зовутъ его нынeшнюю даму? Послушайте, а можетъ быть, онъ любитъ мальчиковъ?.. Да? да? Альфредъ Исаевичъ смотрeлъ на нее, выпучивъ глаза. "Нeтъ, что это за барышни пошли? -- спрашивалъ онъ себя.-- Въ такомъ хорошемъ семействe!.." -- Помилуйте, мадмуазель,-- растерянно сказалъ донъ-Педро,-- откуда же я могу знать такiя вещи?.. Согласитесь, это было бы странно, честное слово... -- А къ Брауну вы не зайдете за интервью? Онъ тоже въ "Паласe". -- Какой это Браунъ? Ахъ, да. Можетъ быть, я о немъ забылъ. Вы мнe подаете мысль, мадмуазель. "Въ самомъ дeлe можно взять его въ представители науки",-- подумалъ Альфредъ Исаевичъ. "Говорятъ, онъ замeчательный ученый. А то годами одни и тe же: Тимирязевъ, Мечниковъ, Мечниковъ, Тимирязевъ,-- это всeмъ надоeло"... XXIII. "Хорошая штучка!" -- подумалъ донъ-Педро, шаркнувъ калошами и раскланявшись съ {140} отъeзжавшей въ коляскe Мусей. "Говорятъ, Сема хочетъ ее выдать за Нещеретова... Тоже нашелъ дурака... Сейчасъ Нещеретовъ на ней возьметъ и женится"... Альфредъ Исаевичъ направился по скользкому, плохо засыпанному пескомъ тротуару къ дверямъ гостиницы Паласъ. Человeкъ въ поддевкe, почтительно снявъ шапку, украшенную павлиньими перьями, толкнулъ передъ нимъ вертящуюся дверь. Донъ-Педро кивнулъ головой и вошелъ. Его обдало жаромъ и свeтомъ. Альфредъ Исаевичъ, скрывая легкую робость подъ особенно самоувeреннымъ видомъ, направился къ длинному столу, за которымъ стояли два человeка въ черныхъ сюртукахъ. -- Майоръ Клервилль у себя? Человeкъ въ сюртукe оторвался отъ лежавшей передъ нимъ огромной книги, оглянулся на доску съ ключами и взялся за ручку одного изъ телефонныхъ аппаратовъ. -- Какъ доложить? -- Не надо докладывать, меня ждутъ,-- поспeшно отвeтилъ Альфредъ Исаевичъ. Узнавъ, что Клервилль живетъ въ 103-мъ номерe, а Браунъ въ 264-омъ, донъ-Педро кивнулъ головой и солидной походкой направился къ лeстницe, съ любопытствомъ осматриваясь по сторонамъ. Все въ "Паласe" очень нравилось Альфреду Исаевичу: и яркое освeщенiе, и комфортъ, и хорошо одeтые люди, и въ особенности окружающая посeтителей атмосфера почета... Альфредъ Исаевичъ вдругъ поспeшно снялъ мeховую шапку и поклонился: по Hall'ю, въ сопровожденiи почтительнаго управляющаго гостиницы, быстро шелъ, размахивая руками, высокiй, по актерски гладко выбритый, человeкъ. Это былъ тотъ богачъ Нещеретовъ, о которомъ только что думалъ донъ-Педро. {141} Съ Нещеретовымъ изъ-за столиковъ Hall'я учтиво раскланялось, привставая, еще нeсколько гостей. Онъ окинулъ бeглымъ взоромъ Альфреда Исаевича, слегка ему кивнулъ и остановился, хлопнувъ себя по карману шубы. -- Эхъ, бeда!.. Перчатки забылъ,-- сердито сказалъ онъ. Управляющiй бросился за перчатками, и даже донъ-Педро преодолeлъ въ себe желанiе какъ-либо помочь въ бeдe богачу. Альфредъ Исаевичъ ничего не ждалъ отъ Нещеретова, но самый видъ человeка, владeвшаго десятками миллiоновъ, приводилъ его въ легкое волненье. Лакей уже подбeгалъ съ перчатками къ Нещеретову. Онъ кивнулъ головой, взялъ перчатки и быстро пошелъ къ выходу. "Да, хорошо живутъ",-- подумалъ Альфредъ Исаевичъ.-- "Князей встрeчаютъ хуже... А всего какихъ-нибудь десять лeтъ тому назадъ его бы сюда на порогъ не пустили!.." У лeстницы мальчикъ открылъ передъ нимъ дверь подъемной машины. Хотя во второй этажъ было проще подняться по лeстницe, Альфредъ Исаевичъ, подкупленный почтительностью мальчика, вошелъ въ лифтъ и вынулъ изъ большого чернаго кошелька засаленную марку военнаго времени. На стeнe висeла печатная надпись: "Просятъ не разговаривать по нeмецки", съ полустертой добавкой карандашомъ: "и по турецки". Машина остановилась. Донъ-Педро сунулъ марку мальчику и вышелъ. Разыскавъ 103-iй номеръ, онъ постучалъ въ дверь и, не дожидаясь отвeта, открылъ ее. Майоръ Клервилль, сидeвшiй за столомъ спиной къ двери, поднялся, съ недоумeнiемъ глядя на вошедшаго безъ доклада посeтителя. "Можетъ быть, у нихъ такъ принято",-- тотчасъ подумалъ онъ. Лицо Альфреда Исаевича было ему знакомо, {142} но онъ рeшительно не помнилъ, кто это, и испытывалъ оттого слегка непрiятное чувство. -- Вы, вeрно, меня не узнаете, господинъ майоръ,-- началъ Альфредъ Исаевичъ, съ учтивой солидной улыбкой на лицe.-- Пожалуйста, извините меня... -- О, я хорошо узнаю безъ сомнeнiя... -- Пожалуйста, извините, что посмeлъ отнять ваше драгоцeнное время,-- сказалъ донъ-Педро. Онъ изложилъ свое дeло, говоря такъ же изысканно, но нeсколько медленнeе и вразумительнeе, чeмъ обычно. Клервилль не все разобралъ въ его словахъ, но понялъ суть дeла и по ней вспомнилъ, что этотъ человeкъ былъ журналистъ, котораго онъ видeлъ на вечерe у русскаго адвоката. Просьба донъ-Педро доставила удовольствiе майору Клервиллю,-- къ нему еще никто никогда не обращался за интервью. Онъ, однако, съ любезной улыбкой отвeтилъ, что, какъ офицеръ, интервью давать не въ правe. Донъ-Педро съ сожалeнiемъ откинулъ голову, полузакрылъ глаза и слегка развелъ руками, свидeтельствуя, что подчиняется рeшенiю своего собесeдника, и отдаетъ должное его мотивамъ, хотя не раздeляетъ ихъ. Майоръ поблагодарилъ гостя за честь и просилъ завeрить русскихъ читателей, что, какъ всe англичане, онъ неизмeнно восхищается русской армiей, Россiей, генiемъ страны, которая... Клервилль хотeлъ сказать: страны, которая дала мiру Толстого и Достоевскаго,-- однако вспомнилъ, что Толстой былъ въ дурныхъ отношенiяхъ съ русскимъ правительствомъ, и рeшилъ, что корректнeе будетъ поэтому Толстого не называть. Объ отношенiи Достоевскаго къ русскому правительству майоръ ничего не помнилъ, но съ однимъ Достоевскимъ, безъ Толстого, фраза не выходила. Клервилль въ общей формe {143} сказалъ о генiи страны, давшей мiру столько великихъ людей... "Съ сердцемъ такъ широкимъ, какъ эти русски степи",-- добавилъ, подумавъ, майоръ. Альфредъ Исаевичъ выслушалъ его съ удовольствiемъ,-- онъ былъ искреннимъ патрiотомъ, -- и рeшилъ, что слова англичанина въ сущности вполнe могли замeнить интервью, если ихъ подать соотвeтственнымъ образомъ, на пятьдесятъ строкъ, съ описанiемъ обстановки и съ портретомъ. Донъ-Педро крeпко пожалъ Клервиллю руку, какъ бы благодаря его за Россiю, и попросилъ дать для газеты фотографическую карточку. Это майоръ могъ сдeлать, не нарушая своего долга. Увидeвъ фотографiю, донъ-Педро просiялъ: какъ ни хорошъ былъ въ дeйствительности Клервилль, на карточкe, въ парадномъ мундирe до-военнаго времени, онъ былъ еще лучше. -- Не смeю васъ больше безпокоить, господинъ майоръ,-- сказалъ, вставая, Альфредъ Исаевичъ.-- Сердечно васъ благодарю... Вы знаете, что въ лицe нашей газеты ваша великая страна всегда имeла вeрнаг