, то все же вывод получается
несомненный и притом двойной: этого тона бесед не могло бы быть, если бы
Шуман показал мне проспект, в котором он о Керенском говорит с таким же
"воодушевлением" и "восторгом", как и о Либкнехте; с другой стороны, я
лично, как бы скептически ни относился к излияниям Шумана, не мог все же
допустить, что этот человек вчера только издал гнусную книгу, направленную
против Ленина и меня.
Мне кажется, что это есть центральный момент всего дела, более
убедительный для умного судьи, чем всякая присяга.
Л.Троцкий
Принкипо, 31 декабря 1929 г.
О ГИЛЬФЕРДИНГЕ360
...Если желаете знать персональную причину поведения Гильфердинга,
возьмите мою книгу Terrorismus und Komunismus (Anti-Kautsky)361,
найдите там главу "Kautsky, Seine Schule und sein Buch"362, там
есть характеристика Гильфердинга, которой он не может мне простить, потому
что он слишком явно узнал в ней себя. Хорошо бы теперь перепечатать эту
характеристику: всего полстраницы.
Есть и еще причина. Вскоре после октябрьского переворота я получил от
Гильфердинга письмо, в котором он просил меня освободить из плена одного из
его приятелей, из породы венских "докторов" (Herr Dr.)363. Ни
строчки, ни слова о самой революции! Только просьба о приятельской "услуге",
которую я мог бы оказать только в порядке беззакония, личного произвола и
грубой несправедливости по отношению ко всем немецким и русским пленным.
Нужно еще прибавить следующую деталь. В 1907 году, познакомившись со мною у
Каутского, Гильфердинг сразу предложил мне перейти на "ты". Не без удивления
я вынужден был согласиться. Так вот письмо начала 1918 г. о беззаконном
освобождении приятеля было написано на ты, и в то же время ни слова об
Октябрьской революции. Я не верил своим глазам, хотя и знал, что Гильфердинг
- филистер364 насквозь. Я рассказал о просьбе
Гильфердинга Ленину.
-- А что он пишет о революции?
-- Ни слова.
-- Не может быть!!
-- Однако так.
-- Вот дрянь.
Таков примерно был наш диалог. Я Гильфердингу на его письмо не ответил
и просьбы его, конечно, не удовлетворил. А позже я дал вышеупомянутую
характеристику его в книге против Каутского.
[Л.Д.Троцкий]
[1929]
1930
[Письмо В. Франку]
2 января 1930 г.
Дорогой эсквайр!
Придется. пожалуй, и вас втянуть в мой процесс против Шумана. Я посылаю
вам при сем справку, написанную мною для моего адвоката. Из этой справки вам
станет ясно, в чем дело. Так как вы в качестве секретаря по немецким делам
вели переписку с Шуманом, то вы, вероятно, помните основные моменты этого
дела. Самый важный вопрос таков: при вас или не при вас я получил впервые от
Ф.Пфемферта проспект Шумана, в котором книга Керенского рекламировалась
главным образом его клеветническими "разоблачениями"? Я помню, до какой
степени я был поражен вопиющим противоречием между характером рекламы
Керенскому и всем поведением Шумана в переговорах со мной. Я помню хорошо,
что несколько раз с возмущением рассказывал обо всей этой истории товарищам.
Если в вашей памяти сохранились по этому поводу убедительные воспоминания,
то изложите их, пожалуйста, с возможной точностью и краткостью и перешлите
д-ру Франкфуртеру. Если это нужно, заверьте ваше показание у нотариуса.
Есть и еще вопрос, по которому вы можете дать показание, -- даже,
пожалуй, два вопроса: о фонде и о вилле. Вы достаточно в курсе всех дел
фонда, чтобы в качестве бывшего моего секретаря вполне авторитетно
подтвердить то, что я на этот счет сообщаю адвокату.
Равным образом, вы достаточно в курсе внутренних и внешних отношений
виллы Изет Паши365, чтобы открыть адвокату ее "тайны".
Копию ваших показаний пришлите, пожалуйста, мне: если дело развернется
и получит неизбежно большую огласку, то придется, пожалуй, все эти документы
напечатать.
[Л.Д.Троцкий]
[Письмо К. Михалецу]
3 января 1930 г.
Дорогой товарищ Михалец!
Сегодня я получил ваше письмо и одновременно письмо от товарищей так
называемой пражской фракции. В этом последнем письме сообщается по поручению
тов. Нойрата366, что он готов обратиться непосредственно к
социал-демократическому министру Майснеру367 с вопросом о
допущении меня в Чехословакию. Тов. Нойрат через посредство тов.
Поллака368 испрашивает от меня "полномочий" на это. Насколько я
понимаю, речь идет не об юридических полномочиях, которые вряд ли нужны.
Достаточно того, что я этим письмом прошу через ваше посредство тов. Нойрата
предпринять все необходимые шаги для выяснения вопроса о визе. На всякий
случай сообщаю, что если бы правительство не сочло возможным дать мне визу
на общих основаниях, то я просил бы разрешить мне приехать на курорт, на
время лечебного сезона. Я мог бы прожить два-три месяца инкогнито, не
принимая, разумеется, никакого участия в политической жизни страны и даже не
входя ни в какое общение с печатью. По истечении лечебного сезона, если бы
правительство Чехословакии потребовало того, я вернулся бы в Турцию.
Возможно еще возражение насчет моей "безопасности". Ссылками на свое
беспокойство о моей безопасности правительства чаще всего оправдывают свой
отказ в визе. Настоящим письмом я уполномочиваю тов. Нойрата заявить
правительству, что, поскольку моя жизнь может подвергаться опасности, ни
одному здравомыслящему человеку не придет возлагать за это ответственность
на правительство Чехословацкой республики. Если есть вообще правительство,
которое несет в этом вопросе моральную ответственность, так это то
правительство, которое меня выслало, а отнюдь не то правительство, которое
предоставит мне временное убежище.
В заключение считаю еще нужным прибавить, что те меры предосторожности,
которые принимаю я сам при участии моей семьи и ближайших друзей,
достаточны, чтобы избавить чехословацкое правительство от необходимости
принимать какие бы то ни было меры для моей охраны.
Необходимость лечения на курорте для меня и для моей жены может быть в
любой момент подтверждена самыми авторитетными медицинскими свидетельствами.
Вот все, что я вас прошу, по возможности дословно, передать тов.
Нойрату.
Я написал вам о визе на отдельном листке. Здесь же хочу высказаться
кратко по поводу вашего письма, которое дало мне много ценной информации, за
что вам большое спасибо.
Прежде всего надо устранить одно недоразумение. Вы как будто относите
тов. Леноровича к составу пражской фракции, которую вы называете студентами.
Насколько я знаю, пражская фракция действительно состоит из студентов,
находящихся под влиянием тов. А.Поллака. Что касается т. Леноровича, то он
старый профессиональный работник, отнюдь не студент и с пражской фракцией
организационно не связан. Тов. Ленорович в переписке со мной отнюдь не
преувеличивал силы своей группы. Все это в порядке чисто фактической
информации.
Я получаю за последнее время "Арбайтер политик"369.
Очевидно, посылает т. Нойрат по вашему предложению. Передайте ему за это мою
искреннюю благодарность. Я очень внимательно слежу за газетой. Разумеется,
очень охотно вступлю с тов. Нойратом в переписку.
Должен, однако, сказать с самого начала, что я не могу присоединиться к
той тактической линии, которую вы защищаете в вашем письме: входить в общую
организацию с правыми и за кулисами толкать их влево. А где же ваша
собственная позиция? Предъявляете ли вы ее открыто массам? Нет.
Следовательно, она политически не существует.
За последние годы только и было, что о "троцкизме". А между тем, я на
каждом шагу убеждаюсь, что молодое поколение Коминтерна понятия не имеет о
том, в чем состояла ошибка так называемого "исторического"
троцкизма370. Отнюдь не в перманентной революции, а именно во
внутрипартийной политике. Я слишком большие надежды возлагал в свое время на
объективную логику вещей, которой нужно только за кулисами помогать,
подталкивая правых влево. Я недостаточно оценивал необходимость
повседневно-принципиального воздействия на рабочий авангард и повседневного,
неутомимого отбора революционных элементов на основе определенных принципов
и лозунгов. Вне этого -- большевизма нет. То, что вы сейчас делаете, -- это
и есть воспроизведение ошибки "троцкизма" в новой обстановке, когда тяжесть
этой ошибки еще усугубляется. Говоря более конкретно, вы воспроизводите
ошибку "августовского блока"371 (1912 года). Результат можно
предсказать заранее безошибочно: вы поможете правым сколотить партию,
ограждая их левый фланг, а затем все-таки вынуждены будете порвать с ними, и
останетесь ни с чем.
Руководство чехословацкой оппозиции выработало программную резолюцию,
которая с начала до конца проникнута духом оппортунизма. Коммунистическая
фразеология играет в этой резолюции роль тоненькой пленки, еле прикрывающей
оппортунистическое содержание. Я собирался об этой резолюции написать
специальную статью. Высказываться в таком духе могут только люди, которые
рвутся в ряды социал-демократии. Терпеть такую резолюцию могут только
центристы, которые больше всего боятся оказаться изолированными от
завтрашней социал-демократии. Как же поступает по отношению к этой резолюции
"Арбайтер политик"? Она печатает оппортунистическую резолюцию без единого
слова критики. Лишь после того, как резолюция подверглась атаке официального
руководства, "Арбайтер политик" заявила, что эта резолюция предназначена для
дискуссии и что, хотя в резолюции есть некоторые недостатки, они будут,
несомненно, исправлены в результате дискуссии. Ведь это же и есть те
"оговорочки", против которых Ленин всегда вел смертельную борьбу. Знаете,
что сказал бы Ленин по поводу всего этого эпизода в целом: "Вот вам еще один
пример, когда левый центрист, боясь порвать с оппортунистами, превращается в
их адвоката, защищает их перед массами, маскирует их действительные
намерения, а затем вместо благодарности получает от них щелчок".
В фельетоне по поводу моей книги тов. Нойрат проводит строгое и
совершенно правильное различие между своим довоенным центризмом и
большевизмом (революционным марксизмом). Но увы, "Арбайтер политик" в целом
есть воплощенный центризм. Мало того. Бывают эпохи, когда центризм
эволюционирует влево, стремясь блокироваться с большевизмом. Бывают эпохи,
когда центризм ищет союзников справа и приспосабливается к ним. Линия
"Арбайтер политик" представляет собою центризм этого второго типа.
Вы можете сказать мне следующее. В рядах оппозиции есть много хороших
по настроению, если не по сознанию, революционных рабочих, которых надо
спасти от влияния оппортунистов. Это есть обычный довод в таких случаях. Я
нисколько не сомневаюсь, что в состав вашего "августовского блока" попало
очень много революционных рабочих. Но отсюда вытекает только то, что
революционеры должны поднять революционное знамя, а не склонять голову перед
оппортунистическим. Ваше пребывание в одной организации с оппортунистами
могло бы быть в течение некоторого времени оправдано, если бы вы
оппортунистической резолюции руководства противопоставили боевую и
непримиримую резолюцию в духе ленинизма, и превратили бы "Арбайтер политик"
в орудие непримиримой борьбы за эту резолюцию. Разумеется, эта политика
привела бы неизбежно к расколу с оппортунистами. Но для большевика такой
раскол совершенно неизбежен. Зато вы оторвали бы от них лучшую часть
рабочих. При нынешних же условиях вы помогаете оппортунистам удерживать в
рядах своей организации революционных рабочих, усыпляя сознание этих рабочих
и приучая их терпеть над собою руководство оппортунистов. Это самый большой
грех, какой только можно себе представить.
Вот самое главное, что я хотел вам сказать о принципиальной стороне
дела.
Вы совершенно правы, когда пишете, что "политика не дело личных
реминисценций". Я думаю, что наша группа (1923 года) достаточно ясно
показала свою свободу от всяких личных воспоминаний и предубеждений, когда
вступила в блок с Зиновьевым на почве определенной принципиальной
платформы372. Само собою разумеется, что я и сегодня готов
работать рука об руку с любой группой, с любым товарищем независимо от того,
боролись ли они вчера против троцкизма или нет, если только сегодня меня
объединяет с ними общая принципиальная позиция. Поэтому я и спрашиваю: где
ваша позиция? В резолюции объединенной оппозиции? Нет, ибо "Арбайтер
политик" от этой резолюции робко отмежевывается. Этого недостаточно. Надо ей
противопоставить свою собственную позицию.
Вы пишете о неудобстве действовать через "уполномоченных" с мандатами и
ссылаетесь при этом на письмо Шолема373 по поводу тов. Ландау.
Все это, право же, совершенно несерьезно. А аналогии с эмиссарами
сталинского аппарата374 и вовсе неуместны. Там мы имеем
государственный аппарат и грубую финансовую зависимость партии от
бюрократической верхушки. Эмиссар является с мандатом, в силу которого он
может лишить центральный комитет любой партии огня и воды. Разве в положении
левой оппозиции есть что-либо подобное? Наше влияние может иметь чисто
идейный характер. Никакого мандата у Ландау не было и быть не могло. Он
поехал, как молодой единомышленник, чтобы выяснить положение в Ленинбунде,
тщательно скрываемое Урбансом, воспитавшемся на старых зиновьевских методах
-- интриге и фальсификации. Разногласие по поводу советско-китайского
конфликта приобрело исключительно острый характер. Откладывать вопрос нельзя
было ни на один час: сталинцы возлагали на русскую оппозицию ответственность
за чудовищную позицию Урбанса. Я сам в Берлин поехать не мог. Личных связей
с единомышленниками у меня в Берлине не было. Надеяться на лояльность
Урбанса я, к сожалению, не мог. Что же мне оставалось делать, как не просить
тов. Ландау съездить в Берлин и издать там мою брошюру? Как же вообще можно
действовать иначе? Как действовала циммервальдская левая
оппозиция375 во время войны? Люди вроде Шолема тем охотнее
цепляются за внешнюю форму, чем меньше у них осталось за душой
революционного существа. Какова позиция Шолема, Рут Фишер, Маслова? Этого
никто не знает. Люди довели себя до такого состояния, когда по их
собственному мнению интересы пролетариата требуют, чтобы они молчали. Ведь
это же прострация. Они утешают себя тем, что, проявляя, с одной стороны,
долготерпение, а, с другой стороны, сплетничая в частных беседах и письмах
насчет троцкизма, они разжалобят сердце Сталина и Молотова и будут вместе с
Зиновьевым призваны к власти. Разве это революционеры? Разве можно такими
методами завоевать уважение и доверие передовых рабочих? А без нравственного
доверия руководство революционными рабочими немыслимо. Эти люди просчитаются
и практически. Сталин может допустить Зиновьева к полуучастию в
полуруководящей полуработе, но он никогда не допустит, чтобы Зиновьев создал
себе личную опору против него, Сталина, в секциях Коминтерна. Попав в
безнадежное и постыдное положение, люди вроде Шолема отводят душу на писании
кляузных писем насчет эмиссаров с мандатами. А по вопросу о
советско-китайском конфликте, как и по всем другим вопросам, они молчат.
Bы спрашиваете о Переверзеве376. Если не ошибаюсь, он
покаялся.
Было бы очень хорошо, если бы "Арбайтер политик" вступила в обмен с
изданием "Ля Веритэ" и "Милитант" в Нью-Йорке. Это два наших лучших издания.
Бюллетень вам будет посылаться аккуратно: он выходит раз в месяц.
Bы пишете, что хотели бы, чтобы я завоевал тов. Нойрата для деловой
линии. Я готов сделать для этого все что угодно, не щадя ни времени, ни сил.
Революционное крыло сведено сейчас к микроскопическому минимуму, и мы
обязаны бороться за каждого отдельного товарища, особенно имеющего столь
серьезный опыт. Я готов поэтому предложить и развить эту переписку.
[Л.Д.Троцкий]
[Письмо В. Франку]
8 января 1930 г.
Дорогой эсквайр!
Отвечаю на ваше последнее письмо из Берлина от 30/XII.
Из последнего письма Ландау я вижу, что события приняли совершенно
неожиданное развитие: вы будто бы внесли предложение об исключении Ландау из
оппозиции и проч. Так ли это? В чем тут дело? Я совершенно поражен. На
письмо Ландау я ответил несколькими строками. Копию при сем прилагаю.
Напрасно все же, мне кажется, вы не повидали Берндля, если это
заслуживающий личного доверия товарищ. Вы пишете, что это "пятидесятилетний
легочно-больной член КПГ". Первых двух обстоятельств нельзя ему поставить в
вину. Третья характеристика (член КПГ), к сожалению, неверна. Он уже не член
КПГ, иначе через него можно было бы иметь интересную информацию.
Вы спрашиваете, почему у нас "нет людей". Вопрос этот в вашем письме
звучит нотой пессимизма. Мне кажется, что это безосновательно. Нынешние
коммунистические партии возникли в результате войны и Октябрьской революции,
т. е. двух величайших событий мировой истории. Величайшая ошибка Урбанса
состоит в том, что он считает возможным без новых событий и независимо от
хода развития построить рядом с существующей компартией новую. Он игнорирует
тот гигантский человеческий отбор, который был произведен не Сталиным и
Тельманом, а войной и революцией. Мы по этому пути не идем, за его полной
безнадежностью в данной исторической обстановке. Но в каком же состоянии
находится этот отбор? Лучшие элементы обескуражены и растеряны, не успев
созреть. Верховодят горланы, чиновники, наемники. Выбирать надо между
маленькой оппозицией (оболганной со всех концов) и между Октябрьской
революцией. Чтобы сделать такой выбор, надо подняться на теоретическую
высоту. Но ведь за последние шесть-семь лет Коминтерн теоретически не
повышался, а снижался. Чтобы поднять слой рабочих вождей, нужно
десять-пятнадцать-двадцать лет. Между тем, за последние семь лет вожди и
теории сменялись каждые два года, и даже чаще. В головах ужасающий хаос, с
большой примесью теоретического нигилизма и всякого цинизма вообще.
С другой стороны: что сделали мы для внесения ясности в головы?
Микроскопически мало. Русская оппозиция в течение всех этих лет была
пленницей бюрократии и оставалась отрезанной от Запада. К нам примыкали по
случайным признакам. Например, Урбанс усвоил себе не взгляды оппозиции, а те
взгляды, которые Сталин приписывал оппозиции. Во всех странах были и еще
есть элементы, которые свою мелкобуржуазную анархичность прикрывали флагом
русской оппозиции. Такого рода "друзья" (напр[имер], Паз, с одной стороны,
Монатт, с другой) не могли не отталкивать от нас рабочих революционеров. Из
работ оппозиции издана ничтожная часть, и притом с огромным запозданием,
когда противной стороне уже удалось внести хаос в умы. Время -- важный
фактор борьбы. Сколько-нибудь систематическая работа оппозиции, приуроченная
к западным странам и реагирующая на живые события, началась, в сущности, за
последний год. Чего же тут ждать и требовать? Тем не менее то, что мы
говорим и пишем, по кусочкам зацепляется в разных мозгах. Это даром не
пропадает, но чтобы посев наш, пока еще очень скудный, дал живые ростки,
нужна хорошая весенняя гроза с громом и молнией, да, может быть, и не одна,
а две-три. Вот почему я так настаиваю на молодежи, на зеленой молодежи 18-20
лет, у которой мозги еще свежи, а не похожи на грифельную доску,
исцарапанную во всех направлениях.
Не слишком ли вы все-таки строго обошлись с Ландау? Вы пишете, в
частности, что это он подал Майеру мысль обратиться к Международному
Бюро377 за субсидией. Что же тут, собственно, плохого? Этого ему
никак в вину поставить нельзя. Впрочем, вы сами, вероятно, об этом напишете
в ближайшие дни.
Крепко жму руку.
[Л.Д.Троцкий]
ПИСЬМО АВСТРИЙСКИМ КОММУНИСТАМ378
Копия: Джозефу Фрею.
Уважаемый товарищ!
Вы спрашиваете совета относительно линии поведения революционных
элементов австрийской социал-демократии. К сожалению, я слишком мало для
этого знаю состав, цели и методы вашей группы (только на основании No 1
вашей газеты "Революционный социал-демократ", письма тов. Фрея и вашего
письма). Поэтому вместо тактических "советов" в собственном смысле этого
слова я вынужден остановиться на некоторых принципиальных вопросах, без
предварительного уяснения которых обмен мнений по практическим вопросам
оказался бы построенным на песке.
Вам кажутся сомнительными слова "терпеливо разъяснять", которыми я
характеризую основную задачу австрийских коммунистов. Вы говорите, что года
два тому назад терпеливое разъяснение было бы уместно, но что при нынешнем
бурном развитии событий для этого уже нет времени. "Теперь слишком поздно",
повторяете вы далее.
Я вижу в этом какое-то недоразумение. В своей небольшой работе об
австрийском кризисе я нарочно отметил в скобках, что формула "терпеливо
разъяснять" была дана Лениным в апреле 1917 года. Через семь месяцев после
того мы были уже у власти. Это значит, что "терпеливое" разъяснение со
стороны революционной партии не имеет ничего общего с
кунктаторством379, медлительностью или сектантской замкнутостью.
"Терпеливо разъяснять" вовсе не значит разъяснять лениво, вяло, через день
по столовой ложке. Своей формулой Ленин говорил в апреле 1917 года своей
собственной партии:
"Поймите и признайте открыто, что вы -- маленькое меньшинство; не
ставьте себе задач, для которых у вас нет сил (напр[имер], немеделенное
низвержение Временного правительства); не бойтесь противопоставить себя
оборонцам, за которыми сейчас идет подавляющее большинство народных масс;
вдумайтесь в психологию честного оборонца -- рабочего или крестьянина и
терпеливо разъясняйте ему, как вырваться из войны"380.
Совет Ленина означал другими словами: "не думайте, что существуют
какие-либо рецепты или фокусы, при помощи которых сразу можно стать сильнее,
не завоевав сознания масс; посвятите все ваше время, все ваше революционное
нетерпение -- "терпеливому разъяснению". Вот подлинный смысл ленинских слов.
Не надо, конечно, впадать в противоположную крайность и истолковывать
мои слова так, будто я исхожу из предположения, что австрийские коммунисты
через семь месяцев придут к власти. Это, по меньшей мере, маловероятно. Но
если предположить, что события будут действительно развиваться в ближайшее
время бурным темпом (чего нельзя считать исключенным), то это значит только,
что успехи "терпеливого разъяснения" будут быстро возрастать.
Поэтому слова "теперь уже слишком поздно" кажутся мне совершенным
недоразумением. Какие же другие могут быть методы у пролетарских
революционеров? Голое политическое нетерпение, которое хочет жать раньше,
чем посеяло, ведет либо к оппортунизму, либо к авантюризму, либо к сочетанию
одного с другим. За последние пять-шесть лет мы имеем во всех странах
десятки примеров как оппортунистических, так и авантюристских попыток
искусственно усилить позиции пролетариата без сознательного участия в этом
самого пролетариата. Все эти попытки закончились крахом и только ослабили
революционное крыло.
Вы пишете, что соцал-демократические массы в Австрии настроены
революционно, но что их революционность парализуется мощным аппаратом
австрийской социал-демократии. Массе не хватает, говорите вы, "только
соответственного руководства". "Только"! Но ведь это словечко "только"
охватывает как раз всю деятельность революционной партии, от первых шагов
пропаганды -- до захвата власти. Без завоевания доверия масс на опыте борьбы
нет революционного руководства. В одни периоды на завоевание этого доверия
нужны десятилетия. В революционные периоды -- месяцы дают (при правильной
политике) больше, чем мирные годы. Но перескочить через эту основную задачу
партии нельзя. Она целиком стоит перед пролетарскими революционерами в
Австрии. Слова о "терпеливом разъяснении" прежде всего напоминают об этой
задаче: "завоюй доверие рабочих!" и предостерегают против бюрократического
самообмана, обязательно ведущего к авантюризму, против маскарадных методов
работы, против закулисных махинаций, имеющих задачей перехитрить историю или
изнасиловать класс.
Вы можете сказать, что все это может быть принципиально правильно для
коммунистов, но не заключает в себе никаких указаний для "революционных
социал-демократов".
Я не буду здесь останавливаться на том, что "революционный
социал-демократ" есть для нашей эпохи внутреннее противоречие: если это не
коммунист, то это, очевидно, левеющий центрист. Ни из вашего письма, ни из
газеты мне ни база вашей группы, ни ее политическая физиономия не ясна.
В противовес тому, что говорит о вас социал-демократия, ваша газета
заявляет, что ваш временный комитет далеко отстоит от коммунистов (см[отри]
статью о Лойтнере381 в No 1). В чем же ваши разногласия с
коммунистами в таком случае? На это указания нет. Отделяют вас от коммунизма
принципиальные основы или только ошибки официального коммунизма? Я считаю,
что теоретически несостоятельная, политически бесплодная формула
социал-фашизма представляет сейчас одно из главных препятствий для дела
"терпеливого разъяснения". Согласна ли ваша группа с этой формулой или нет?
Ясный ответ на этот вопрос абсолютно необходим: этим определяется, особенно
в Австрии, вся перспектива и вся тактика. Но, заявляя, что вы далеко
отстоите от коммунистов, вы в то же время не снимаете с себя ответственности
за ту политическую формулу, которая парализует официальный австрийский
коммунизм.
В другой статье того же номера вы говорите, что основная
демократическая установка австро-марксизма фальшива и что в этом корень всех
бед. Не мне отрицать это. Но ведь предательство социал-демократии в данный
момент состояло в том, что она отказалась от борьбы за демократию и чисто
парламентскими методами выдала демократию фашизму. Именно по этой линии, как
я себе представляю, должно идти сейчас возмущение социал-демократических
рабочих. Между тем этому возмущению ваша газета противопоставляет общую
формулу о несостоятельности демократии вообще.
В газете нет принципиальной ясности, которая, как известно, имеет в
политике большое преимущество. Но, с другой стороны, в половинчатости газеты
я не вижу отражения половинчатости оппозиционно-социал-демократических масс.
Оппозиционный социал-демократический орган, который действительно выражал бы
настроение честных рабочих социал-демократов, возмущенных своим
руководством, имел бы гигантское симптоматическое значение (что, конечно, не
исключало бы с нашей стороны, а предполагало бы непримиримую борьбу против
его половинчатости). К сожалению, первый номер вашей газеты не имеет этого
симптоматического характера. Его половинчатость и недоговоренность имеют
верхушечный характер.
К этому присоединяется еще то, что в самой газете я встретил одно
единственное имя [-- имя] д-ра Райха, мне, к сожалению, не известное.
Временный комитет выступает анонимно. Если это определяется полицейскими
причинами, тогда делать нечего. Но надо все же отдать себе ясный отчет,
насколько анонимность новой группы затрудняет борьбу за доверие масс.
Вы выражаете опасение, что австро-марксистская бюрократия может
намеренно заполнить ваш временный комитет своими агентами. Да, провокация
неразрывно связана с бюрократизмом. Бороться против нее можно, однако,
только более тесной связью с низами. Если ваша группа представляет течение в
среде социал-демократических рабочих, то надо при их посредстве выдвинуть
руководство, не гоняясь за двусмысленными чиновниками. Рабочие прекрасно
знают, кто в их среде слепо верит вождям, кто критикует вождей и кто
возмущен ими. Отбор снизу в таких случаях в тысячу раз надежнее отбора
сверху. Но для этого, конечно, нужно иметь опору внизу. Имеете ли вы ее?
Разумеется, я не допускаю и мысли, что здесь дело идет просто о
маскировке, т. е. о попытке коммунистов выступить под флагом "революционной
социал-демократии" и создать таким искусственным путем независимую
социал-демократическую партию как мост к коммунизму. Маскарадные методы в
революционной пролетарской политике никогда не доводили до добра. Последние
годы дали на этот счет немало примеров.
С товарищеским приветом
Л.Троцкий
10 января 1930 г.
[Письмо А. Мюллеру]
Мюллер
11 января 1930 г.
Дорогие товарищи!
Я получил от вас два письма (одно индивидуальное, другое коллективное)
по поводу инцидента с тов. Ландау. Прежде всего я бы хотел устранить
недоразумение, касающееся так называемого "мандата". Никакого "мандата" тов.
Ландау не имел и иметь не мог, так как никакой оформленной организации
интернациональной оппозиции до сих пор, к сожалению, еще нет. Я обратился к
тов. Ландау, которого я лично, к сожалению, не знаю, ввиду того, что тов.
Ландау открыто и совершенно правильно выступил в издании Ленинбунда против
ложной политики тов. Урбанса. Задача тов. Ландау состояла в том, чтобы
разыскать в составе Ленинбунда товарищей, стоящих на марксистской позиции, и
побудить их повести активную борьбу за изменение линии Ленинбунда. Работа
тов. Ландау должна была опираться лишь на солидарность его с активными
руководящими элементами немецкой левой оппозиции (большевиков-ленинцев).
Никаких формальных полномочий у тов. Ландау не было и по самому существу
дела быть не могло.
Факт таков, что руководящая группа оппозиции в Ленинбунде резко
разошлась с тов. Ландау и отказалась с ним совместно работать. Я жалею об
этом конфликте, но, разумеется, не может быть и речи о том, чтобы путем
формального мандата (от какой организации?) навязать оппозиции Ленинбунда
нежелательное ей сотрудничество. Я вынужден просто считаться с фактом, и
только.
Вы пишете, что работа тов. Ландау в Берлине принесла пользу. Я в этом
не сомневаюсь; в частности, вы указываете на то, что тов. Ландау мог сыграть
положительную роль в качестве нейтрального лица в деле объединения вашей
группы с оппозицией Ленинбунда. К сожалению, после того, как одна из групп
порвала с ним, он перестал быть для нас нейтральным лицом. С этим опять-таки
приходится считаться, как с фактом.
Думаю, что объединение двух групп остается по-прежнему необходимым,
иначе левая оппозиция не выйдет из того незавидного состояния, в котором она
ныне находится в Германии.
Французская оппозиция сделала за последнее время серьезные успехи.
Кроме еженедельника она теперь приступила к изданию теоретического
ежемесячника382. Первый номер его выходит на днях. То, что
необходимо немецкой оппозиции, -- это серьезный орган. Для органа нужна
организационная база. Начало ей должно быть положено путем объединения двух
групп большевиков-ленинцев. Эта задача остается не только обязательной, но и
неотложной, независимо от тех или других неприятных инцидентов личного
характера.
Крепко жму вам руки и желаю успеха.
[Л.Д.Троцкий]
[Письмо В. Франку]
Дорогой эсквайр!
1. Посылаю вам при сем русский текст моего ответа товарищу С.Канагуру.
Адрес его сообщаю ниже. Канагур обратился ко мне через посредство Фрея с
письмом, содержание которого достаточно ясно видно из моего ответа. Очень
вас прошу перевести это письмо и переслать Канагуру. Пошлите, пожалуйста,
копию Фрею. Надеюсь, что на этой почве "осложнений" не выйдет.
2. Только что получил обширное письмо от Соболева383 по
поводу немецких дел. Я едва успел это письмо пробежать. Впечатление у меня
такое, что он, будучи настроен по отношению к Ландау критически, все же не
считает возможным подвергать Ландау остракизму. Признаюсь, те формы, какие
приняла ваша "примирительная" миссия, меня немножечко удивляют, несмотря на
то, что я по этой части немало перевидал на своем веку. Не погорячились ли
вы немножко, а? От веддингцев получил письмо, в котором они выражают свое
горячее огорчение по поводу так называемого "отзыва" Ландау. Во всяком
случае, по части этого личного вопроса я никаких шагов, кроме тех, которые
уже сделал, не предприму. Разумеется, берлинская группа сама должна решать,
с кем она хочет работать и с кем не хочет. О каком бы то ни было навязывании
не может быть и речи.
3. Каковы ваши личные планы? Остаетесь, как видно, в Вене? Каковы, в
частности, ваши конкретные намерения насчет книги "О структуре современного
капитализма"?
4. Сообщите при случае, каков был тираж моей брошюрки об австрийском
кризисе и сколько ее разошлось. Меня это интересует с точки зрения силы
(вернее, слабости) оппозиционной группы, с одной стороны, интенсивности
политико-теоретических интересов, с другой стороны.
5. Что делает, кстати, группа в целом и каждый в отдельности?
[Л.Д.Троцкий]
[13 января 1930 г.]
[
Письмл В. Франку]
15 января 1930 г.
Дорогой эсквайр!
Получил ваше письмо No 11 от 10 января со всеми приложениями.
Ваше показание, отправленное Франкфуртеру, мне кажется совершенно
достаточным. Если ему понадобятся еще какие-нибудь разъяснения, он может
поставить вопросы. От него я получил архиоптимистическое сообщение: он не
сомневается в выигрыше дела.
Насчет дела Блюмкина. Я, признаться, не только удивлен, но и огорчен
вашими словами насчет того, что корреспондент кельнской газеты, может быть,
сообщает неправду. Я дважды подчеркнул в письме, что по всей совокупности
обстоятельств я не сомневаюсь в правильности этого сообщения. Значит, дело
не в одном кельнском корреспонденте. Если я упоминал об отсутствии
юридического доказательства, то лишь в том смысле, что остается еще место
для запросов, посылки делегаций и других приемов раскачки кампании.
Переслали ли вы мое письмо насчет Блюмкина Фрею? Я очень прошу вас это
сделать. У него все же возможностей больше. А вопрос настолько важный,
острый и жгучий, что требует мобилизации всех сил, притом безотлагательно и
со стопроцентной нагрузкой.
Относительно Ландау я вам написал в прошлом письме. Никто не может,
разумеется, воспрепятствовать ему оставаться в Берлине и вести ту агитацию,
которую он считает необходимой. О том, что он не имеет никакого мандата, я
сообщил. Обострять дальше дело, по-моему, нет никакого смысла.
Вы спрашиваете о новой идее Сталина насчет кулака. Я сейчас как раз
хочу заняться его последним докладом, который представляет собой совершенно
исключительное даже для Сталина сочетание невежества, недобросовестности и
наглости384. Напишите, пожалуйста, о ликвидации кулака
поскорее и пришлите мне. Я хочу целый номер "Бюллетеня" посвятить русским
делам.
Вы пишете (в связи с делом Блюмкина), что для двух кампаний у вашей
группы сил не хватит. Какая это вторая кампания, или первая? Я не могу
догадаться.
[Л.Д.Троцкий]
[Письмо В. Франку]
20 января 1930 г.
Дорогой эсквайр!
Получил ваше письмо No 12. Прочитал внимательно. Убедить меня оно не
убедило. Наиболее выразительным в вашем большом письме являются две фразы:
"это меня взорвало" (стр. 5). "Меня такие австро-коммунистические методы
взорвали" (стр. 6). Вот в этом, по-моему, и все горе, что вы стремились "к
спокойному, безболезненному разрешению вопроса", но... вас "взорвало". Те
грехи тов. Ландау, на которые вы указываете, распространены довольно широко.
Товарищи с подобными качествами могут быть очень полезными работниками при
условии наличия организации и ее контроля. У нас этого еще нет. Поэтому все
минусы лезут наружу. "Взрываться" -- по-человечески понятно и простительно,
но это приводит к наименее спокойному и к наиболее болезненному разрешению
вопроса.
Вы хаете почему-то "австрийский метод": "подружиться с рабочим, ходить
к нему в гости, приглашать к себе... рассказывать анекдоты и проч., и проч."
Несмотря на карикатурное изображение дела (немножко карикатурное), я должен
сказать: мне такой метод кажется более правильным, чем непрерывное варение в
собственном соку. Думаю, что ваша ошибка была в том, что, убедившись в
неспособности верхушки сговориться, вы противодействовали апелляции к низам
вместо того, чтобы самому пойти ей навстречу. Допускаю, что если бы верхушка
могла бы выработать модус вивенди385, не привлекая низы к
обсуждению конфликта, это было бы очень экономно, приятно, благородно и
проч., и тому подобное. Но ведь это же оказалось недостижимым. Какой же
другой выход у кучки склочной интеллигенции, как не призвать снизу рабочих и
не покаяться перед ними чистосердечно во всем: так, мол, и так, либо
примирите нас, либо разгоните нас. Я, ей-ей, других путей не знаю, их жизнь
не выдумала. Когда же одна из спорящих сторон, считающая себя обиженной,
обратилась к рабочим, то разумеется, не за тем, чтобы делать комплименты
другой стороне. Это в порядке вещей. Австрийский ли это метод? Нет, это
метод универсальный. Напрасно вы ему противодействовали. Надо было, после
обнаружения непримиримости обеих сторон самому предложить этот путь: созвать
всех своих рабочих и изложить им дело начистоту. Неприятно? Что поделаешь:
чем богаты, тем и рады. Рабочие даже на таких склочных делах учатся,
подрастают, приобретают навык ценить господ "вождей".
Это и есть самое главное, почему я возражаю против вашей линии. Все
остальное отсюда вытекает. Сейчас все равно этот путь навязан всей логикой
положения. Но много времени потеряно зря. Требовать от Ландау, чтобы он
покинул Берлин, я не считаю себя вправе. На каком основании? Что за нравы
такие? Я мог просить его съездить в Берлин, мог оказать содействие его
поездке. Сейчас эта его миссия ликвидирована. Он увяз в склоке, которая его
затрагивает так же, как и всех других. По какому же праву я буду ему
"приказывать" уезжать из Берлина? Вот это действительно был бы
московско-австрийский сатрапский метод. Нет-с, извините. Берлинцы должны
собственными силами урегулировать положение, привлекши к этому берлинских
рабочих и провинциалов.
Что касается Берндля, то вполне допускаю, что вы правы, и что, раз у
вас была надлежащая информация, ходить к нему особенного смысла не было.
Если бы у нас был даже формальный интернациональный центр, и то
вмешиваться можно было бы только с величайшим тактом и осторожностью. Но
центра у нас, к сожалению, все еще нет. В этом вопросе французские товарищи
недопустимо тянут и канителят. Сколько уж месяцев прошло с тех пор, как мы
вместе с вами вынесли постановление о создании интернационального бюро.
Сперва остановка была за бельгийцами. Тем временем у бельгийцев произошла
внутренняя, глубоко принципиальная борьба, которая поставила их на грань
раскола. Росмер предложил инициативу предоставить одной только французской
группе. "Веритэ" и так уже в значительной мере является "интернациональным"
органом. Я с радостью на это согласился. И -- тщетно жду уже несколько
недель обещанного циркулярного письма от "Веритэ". Я считаю, что вы, как
участник нашего письменного соглашения на Принкипо, должны решительно
протестовать письмом в редакцию "Веритэ" и требовать скорейшего исполнения
обязательств. Думаю, что и ваша группа (если это вообще не миф) должна была
бы вынести по этому вопросу явное решение и послать его в Париж. Пусть
создадут хотя бы скромное информационное бюро для подготовки к будущей
конференции и для издания информационного бюллетеня.
Посылаю вам дополнительный материал по делу Блюмкина. Прошу
распространить его теми способами, какими располагаете. Немецкий перевод
прошу не забыть переслать Фрею на /орг