н, магазинчиков и мастерских. Его внимание привлекла гостиница, расположенная в самом конце улицы. Стены просторного дома, где размещалась гостиница, были окрашены в пастельный цвет. Над входом красовалась вывеска - надпись, сделанная из листового золота, гласила: "Парадизо". Хозяин гостиницы, тучный краснолицый человек, недоверчиво поглядел на нового посетителя - ведь по обычаям, принятым во Флоренции, знатным господам полагалось посылать вперед слугу, чтобы объявить о своем прибытии. Однако как только Мак развязал свой кошелек и вытащил оттуда золотой флорин, круглое лицо хозяина расплылось в улыбке. - Я отведу вам лучшие комнаты, любезнейший доктор Фауст! Вы прибыли в наш город как раз накануне большого праздника. Мы, флорентийцы, каждый год устраиваем публичные сожжения предметов, толкающих нас на путь соблазна. Грандиознейшее зрелище! - Да, я слышал об этом,- сказал Мак.- А где будет проходить сожжение? - Всего лишь через несколько кварталов отсюда, на пьяцца Синьориа,- ответил хозяин.- Вам стоит посмотреть. Это будет эпохальное событие. В городе только о нем и говорят. Каждый год к нам съезжаются иностранцы - поглядеть на огромные костры. Но в этот раз Савонарола обещал устроить нечто выдающееся. - Любопытно было бы знать, что за человек этот Савонарола. - О, он монах, строго соблюдающий устав. Он живет очень скромно, не то что иные князья церкви, которые имеют огромную власть и используют ее не для общего блага, а для своих личных выгод. Он публично обличает симонию, индульгенции и многие другие вещи, разлагающие святую церковь. И еще он выступает за Французский Альянс. - А что это такое? - Это наш договор с французским королем. Пока он действует, папа римский не может снова навязать нам Медичи, как ему очень хотелось бы. - Вы не любите этих Медичи? - спросил Мак. - Не то чтобы совсем не любим... Они действуют достаточно ловко. Лоренцо Медичи прозван Великолепным - не без основания, надо сказать. Флоренция еще не видала более тонкого знатока и щедрого покровителя искусств. Во время его правления наш город достиг своего наивысшего расцвета. - И все же его правление приходится вам не по нраву? Хозяин пожал плечами: - За великолепие князей всегда платит народ. Городу очень дорого обходится роскошь, в которой утопают Медичи. Кроме того, мы, флорентийцы, свободные граждане и намерены сохранить свою свободу. Мы не привыкли, чтобы нами правила одна семья. Мак осмотрел отведенные ему покои. Быстро привыкнув к роскоши, он стал весьма требовательным ко всяким мелочам, придающим жилью комфорт, на которые настоящий доктор Фауст никогда не обращал внимания. Убедившись в том, что шикарный номер, занятый им, вполне сгодился бы для принца, путешествующего инкогнито, Мак подумал, что пора разыскать Маргариту. Хозяин гостиницы объяснил ему, как пройти на шелковый рынок - маленькая рыночная площадь находилась в конце улицы Фьезоле. Мак, не бывавший на востоке и не видевший тамошних базаров, решил, что так должен выглядеть восточный базар. И действительно, флорентийский шелковый рынок представлял из себя красочное зрелище. Палатки стояли почти вплотную одна к другой, и под навесами расцветали всеми цветами радуги пестрые шелка. На рынке было много китайцев, одетых в длинные халаты, с неизменными черными косичками за спинами, - их присутствие придавало площади восточный колорит. Мак огляделся. Повсюду лежали шелка - груды материи самых разных сортов и оттенков. Здесь были муаровые шелка, без которых не обходилась ни одна модная лавка во Франции и в Нидерландах, узорчатый шелк, особенно полюбившийся амстердамским портным, эстофады из грубого плотного шелка и легкие, экпортирующиеся из Испании санбенито с открытым воротом. Всюду, где только удавалось втиснуть два-три маленьких столика между соседними палатками, дымились кофеварки и пахло свежим кофе. Тут же продавали спагетти - эту новинку привез из Китая Марко Поло. Китайцы неосторожно назвали их _лапшой_, не ведая, что в Италии им дадут новое, более звучное и изящное название. Обойдя весь рынок, Мак наконец обнаружил Маргариту в одной из модных лавок (которые, к слову сказать, были еще довольно редким явлением в те времена - век шикарных магазинов и модных мастерских еще не наступил). Девушка охорашивалась перед огромным зеркалом, которое держал перед нею хозяин лавки, маленький человечек с заячьей губой, но на удивление ровными и крепкими белыми зубами - должно быть, природа решила таким образом вознаградить его за уродство. - Ах, синьор,- проговорил хозяин лавки,- вы пришли как раз вовремя, чтобы посмотреть на свою госпожу во всей ее красоте! Мак снисходительно улыбнулся. Он мог сделать широкий жест - ведь он тратил не свои деньги, а Мефистофеля. - Ну, что тебе здесь понравилось, дорогая? - спросил он Маргариту. - Ах, посмотри,- прощебетала она,- я выбрала бальное платье. Прелестно, правда?.. Иоганн, тебе нужно заглянуть в специальный магазин, где торгуют всем необходимым для мужчин. У синьора Энрико можно найти самые модные камзолы и камичи. - Камичи?..- переспросил Мак. Синьор Энрико, державший перед Маргаритой зеркало, улыбнулся, отчего его заячья губа еще больше оттопырилась, и быстро заморгал своими влажными, темными глазками. - Это новинка, ее привезли к нам из Венгрии,- сказал он.- Легкий, небрежный стиль. Вечерний костюм предполагает трико, обтягивающее ноги, которое носят с панталонами особого покроя. Гульфик панталон будет лишь слегка подчеркивать вашу мужественность, а не кричать о ней до небес... - Ах, как он говорит! - воскликнула Маргарита. Мак почувствовал себя немного неловко - он никак не мог понять, о чем идет речь, не мог ухватить общую нить разговора; но, подумав о том, каким удовольствием для состоятельного мужчины является покупка дорогих нарядов своей подруге, он приободрился. Когда Маргарита закончит делать покупки, он сможет подыскать что-нибудь для себя, попросив Мефистофеля выдать ему вперед часть причитающегося ему вознаграждения, если возникнет нужда в деньгах. Правда, Мефистофель не сказал ему, каков размер его вознаграждения. Мак пожалел, что не обговорил этот пункт сделки заранее. Однако сейчас, похоже, подвернулся удобный случай расставить все точки над "i". Ведь если его не устроит то, что ему полагается по договору, получится, что он работает задаром и только зря теряет время, участвуя в Тысячелетней Войне. - Ты прекрасно выглядишь, дорогая,- сказал Мак Маргарите.- Поторопись, пожалуйста. У меня есть одно важное дело. - Какое дело, дорогой? - Мне нужно найти картину Боттичелли. Если мне удастся ее разыскать, то можно будет устроить одно выгодное дело. - Боттичелли? - вмешался Энрико.- Может быть, я смогу быть вам полезен. Я знаю всех художников. Для меня будет величайшим наслаждением предложить вам свою помощь и свой опыт в оценке картин... О нет! - воскликнул он громко, и Мак вздрогнул от неожиданности,- моя помощь вряд ли понадобится. Синьор, по-видимому, знаток живописи. - Что ж,- улыбнулся Мак,- давайте проверим это на деле, не откладывая на завтра то, что можно сделать сегодня. И Мак пошел к выходу. Внезапно дверь распахнулась, и тучный, странно одетый человек чуть не сбил его с ног. - Доктор Фауст! - прокричал он, задыхаясь.- Мне нужен Иоганн Фауст! Доктор, прибывший из Германии! В "Парадизо" мне сказали, что он пошел сюда! - Я тот, кого вы ищете,- ответил Мак.- Что случилось, мой друг? - Мой господин! Он умирает! Когда он услышал, что в городе объявился доктор из Германии, он послал меня разыскать его. Ах, сударь, если вам удастся исцелить моего господина, вас наградят по-царски. Вы сможете пожелать все, что вашей душе угодно. - Гм... Вообще-то я... я сейчас занят...- пробормотал Мак, боясь обнаружить свое невежество. Жители Флоренции показались ему очень вспыльчивыми, и он опасался, как бы ему не пришлось расстаться с головой, если его разоблачат.- У меня мало свободного времени... Как, вы говорите, зовут вашего господина? - Мой господин - Лоренцо Медичи, прозванный Великолепным. - Кажется, дело принимает нужный оборот,- шепнул Мак Маргарите. А вслух добавил: - Сложи вещи, дорогая, и жди меня в гостинице. Я вернусь к тебе, как только исполню свой долг милосердия. 5 Слуга Лоренцо Медичи повел Мака к своему господину. Палаццо Медичи было расположено в живописном месте неподалеку от Арно. Стройные колонны из белого мрамора и портик в греческом стиле придавали этому прекрасному дворцу изящество и величавую простоту. Двери из полированного красного дерева были украшены затейливой резьбой - этот стиль ввел Дамьято, прозванный Проклятым. У дверей стояли важные лакеи в ливреях и белых рубашках, сшитых по последней неаполитанской моде; смерив Мака презрительными взглядами, они преградили ему путь: его платье, вполне приличное для такого места, как рынок, выглядело слишком бедно в сравнении с их собственными ливреями. Старик-слуга, сопровождавший мнимого доктора, что-то шепнул разряженным лакеям, и Мака пропустили во внутренние покои. Стеная и заламывая руки, слуга повел Мака по длинному коридору. На стенах висели картины, писанные маслом - благодаря знаниям, полученным от Мефистофеля, Мак мог оценить их. Подойдя к двери в дальнем конце коридора, слуга постучал и осторожно открыл ее. Заглянув внутрь, Мак увидел роскошные, поистине царские покои. Стены зала были украшены картинами великих мастеров, а на мраморных и столиках тут и там стояли миниатюрные скульптуры и статуэтки. Богатый восточный ковер покрывал пол, а к потолку на тяжелых бронзовых цепях была подвешена огромная хрустальная люстра. Пламя горящих светильников отражалось в прозрачных подвесках, сверкающих, словно алмазы. Тяжелые шторы на высоких окнах были опущены, сквозь них кое-где пробивались слабые лучи света. Сильный запах серы не мог заглушить того специфического кислого запаха, который всегда присутствует в комнате, где лежит больной. На столе у окна стоял поднос с остатками роскошной трапезы; терпкий аромат вина, приправленного пряностями, смешивался с резкой вонью испражнений на полу, где собаки грызли кости. Посередине этого зала, словно величественный королевский трон, возвышалась огромная кровать. Ножки кровати и высокие деревянные столбики, поддерживающие балдахин, были покрыты искусной резьбой; занавеси из легкого, полупрозрачного шелка ровными складками ниспадали на тонкие белые простыни. На столиках возле кровати горели высокие белые свечи в серебряных подсвечниках. Несмотря на то, что день был достаточно теплым, в камине горел огонь. - Кто здесь? - послышался негромкий голос. Лоренцо Медичи, утопающий в мягких перинах, выглядел на все свои семьдесят с лишним лет; недуг сильно состарил его. Его бесформенное, раздувшееся от водянки тело лежало на постели, словно деревянная колода - больной почти не мог шевелиться. Из-под набрякших век на Мака глянули маленькие, проницательные и умные глаза. Казалось, только эти глаза и жили на бледном, опухшем лице, превращенном болезнью в застывшую уродливую маску. Лоренцо Великолепный умирал, но даже на смертном одре он старался сохранять достоинство, подобно древним героям и могущественным королям. На нем была длинная ночная сорочка, расшитая единорогами, голову его покрывала черная шапочка - две тонких ленточки завязывались под подбородком, не давая ей упасть или сползти набок. Там, где тело не было тронуто болезнью и разложением, сухая, морщинистая, землистого цвета кожа свисала складками. Губы Лоренцо Медичи, бывшие полными и румяными в те дни, когда восшедший на престол римской католической церкви член семьи Медичи дерзко объявил о существовании иного Бога - бога Медичи((39)), сейчас побледнели, сморщились и покрылись сероватым налетом, словно на них осталась горечь после прожитых трудных лет. На шее умирающего старика неровно билась голубоватая жилка - удивительно, подумал Мак, что она еще не затихла, как все остальные. Пальцы левой руки, скрюченные после паралича, чуть дрожали. - Я доктор Фауст,- громко объявил Мак.- Что вас беспокоит? - Я,- сказал Медичи,- самый богатый человек на свете. Тот, кто слышал голос Медичи в те времена, когда этот парализованный, прикованный к постели человек находился в полном расцвете сил, мог бы сказать, что сейчас он звучит слишком неровно и глухо; однако в нем еще было достаточно силы, чтобы заставить дрожать хрустальные подвески люстры - мельчайшие частицы пыли поднялись с них и затанцевали в воздухе. Мак почувствовал, что по спине у него пробежал приятный холодок. Судьба сама шла ему навстречу, и он не собирался упускать такой удобный случай. - А я,- ответил он,- самый дорогой врач в мире. Какая удача, что мы встретились! - Каким образом вы предполагаете меня вылечить? - спросил Медичи так властно, что, казалось, даже черви, уже грызущие его тело, на минуту приостановили свой кровавый пир, охваченные благоговейным трепетом перед силой этого голоса. Мак знал, что лечение не займет много времени и не отнимет у него много сил. Нужно было всего лишь достать пузырек с чудодейственным эликсиром, который дал ему Мефистофель, и вылить содержимое склянки в рот Медичи. Однако он отнюдь не собирался раскрывать больному свой секрет. В самом деле, кто же будет платить сумасшедшие деньги за несколько ложек снадобья? Маку хотелось, чтобы процедура была как можно более сложной и произвела впечатление на всех, кто будет при этом присутствовать. В его голове уже начал созревать хитрый план. Приняв важный и степенный вид, он сказал: - Для начала нам потребуется золотая чаша. Весом не менее чем двадцать четыре карата. (Он подумал, что неплохо было бы иметь под рукой кусок чистого золота на тот случай, если что-нибудь пойдет не так, как он ожидал. Вот какие мысли иногда приходят в голову в критический момент!) - Сию же минуту приготовить,- приказал Медичи слугам. Слуги бросились выполнять приказ. Небольшая заминка возникла из-за того, что не сразу смогли отыскать ключи от сейфа, где хранилась золотая посуда - горшки, кастрюли и тазы для варки варенья. Наконец принесли золотую чашу и те алхимические снадобья, которые Мак потребовал якобы для приготовления лекарства. Все необходимое отыскалось в считанные минуты - Лоренцо Медичи был очень богат и обладал весьма разносторонним вкусом; его коллекции предметов искусства, различных редкостей и диковин, а также разнообразных принадлежностей для колдовских опытов не имели себе равных в мире. Один из дальних покоев дворца занимала алхимическая лаборатория, оснащенная самым современным оборудованием. Здесь стоял огромный перегонный куб, сверкающий цветным венецианским стеклом и начищенной до блеска бронзой - этот изящный прибор служил ярким доказательством утонченного вкуса и проницательного ума хозяина. Горн, стоявший в углу, был снабжен специальным устройством, позволяющим контролировать температуру с невиданной доселе точностью. Оставалось только удивляться, почему Медичи, будучи, по-видимому, столь искушенным в науке алхимии, не смог сам приготовить для себя лекарство и прибегал к посторонней помощи. Мак соединил трубки гибкими шлангами, повозился с ручной горелкой и уже был готов начать свой спектакль для внимательно наблюдающей за его действиями публики, когда тишину внезапно нарушил громкий, властный стук в дверь. Дверь тотчас же распахнулась. Человек, известный во всем мире под именем фра Джироламо Савонарола((40)), решительно перешагнул порог покоев своего опаснейшего противника, Лоренцо Медичи. Этот человек, молва о котором распространилась далеко за пределы Италии, был высок и худ, и очень бледен. Устремив горящий взор своих черных глаз на Медичи, он сказал: - Говорят, что ты хотел меня видеть по некому делу. - Да, брат мой,- ответил Лоренцо.- Мы по-разному смотрим на многие вещи; однако я думаю, мы сойдемся в том, что оба мы - сторонники сильной Италии, а значит, оба заинтересованы в устойчивом курсе лиры, оба противники коррупции в церкви. Я хотел исповедоваться тебе и получить отпущение грехов. - Рад это слышать,- ответил Савонарола, вытаскивая из складок грубой рясы свиток пергамента.- Я отпущу твои грехи, если ты отдашь все свое добро и нажитые тобою деньги на благотворительные цели. Я лично прослежу, чтобы их распределили между неимущими. Подпиши вот это! Развернув пергамент, он подсунул его прямо под нос Лоренцо Медичи - неровные строчки оказались прямо перед гноящимися глазами умирающего старика. Никто не подумал бы, что тщедушное тело монаха способно двигаться столь быстро и ловко - Савонарола страдал от лихорадки и зубной боли, которые не мог изгнать ни молитвами, ни долгими постами. Глаза Медичи забегали по строчкам, затем прищурились, превратившись в две узкие щелочки: - Ты заламываешь слишком большую цену, брат. Я приготовил завещание, в силу которого в церковную казну отойдет немало денег. Но у меня есть родственники, и я обязан позаботиться о них. - Господь о них позаботится,- отвечал Савонарола. - Возможно, ты не хотел оскорбить меня, когда пришел сюда с таким предложением; однако мне в это не верится,- сказал Медичи. Инстинкт подсказал Маку, что этот тощий монах, ворвавшийся в опочивальню Медичи, может помешать его планам и лишить его щедрой награды, обещанной за исцеление Медичи. Поэтому он оторвался от своих колб с бурлящей и булькающей жидкостью и громко объявил: - Лекарство почти готово. - Подпиши пергамент! - воскликнул Савонарола.- Признайся в своих грехах! - Я молюсь Господу в сердце своем,- медленно проговорил Лоренцо.- Но эта молитва - не для твоих ушей. - Я монах,- сказал Савонарола,- исповедь - по моей части. - Ты горд и тщеславен,- с трудом произнес Медичи,- а кроме того, ты глуп. Убирайся к чертям. Фауст! Лекарство!.. Мак вытащил пузырек, данный ему Мефистофелем. Горлышко склянки было запечатано, и открыть его, не имея под рукой плоскогубцев или щипчиков, было очень трудно. В те давние времена их имел далеко не каждый, тем более - врач или алхимик, которому подобные инструменты совсем не нужны. Пока Медичи и Савонарола спорили друг с другом, Мак изо всех сил дергал за пробку, пытаясь сорвать тугую печать с узкого горлышка. Напуганные слуги столпились в углу, наблюдая за бурной сценой, происходящей между их господином и монахом. С улицы доносился звон церковных колоколов. Наконец Маку удалось открыть свой пузырек. Он повернулся к Медичи, зажав спасительный эликсир в высоко поднятой руке. Но Лоренцо Великолепный внезапно замолчал и откинулся на подушки, попытался приподняться, но не смог. Все его тело напряглось и затрепетало, потом дрожь прошла, и он остался недвижим. Рот его был открыт, невидящие глаза подернулись тонкой мутной пленкой. Медичи умер. - Спокойно, спокойно,- пробормотал Мак.- Сейчас... Поднеся склянку к губам Медичи, он опрокинул ее горлышком вниз, пытаясь влить ему в рот чудесное лекарство. Жидкость, стекая по подбородку мертвого старика, проливалась на ночную сорочку и на простыни. Слуги подняли ропот, на все лады ругая незадачливого доктора, когда Мак, пятясь, отошел от тела того, кто двадцать с лишним лет правил Флоренцией. Савонарола склонился над умершим, выкрикивая что-то резким, высоким голосом. Воспользовавшись общим смятением, Мак пробрался к двери и быстро зашагал по коридору. Выйдя из дворца, он прошел несколько кварталов; свернув в один из переулков, ведущих к гостинице, где ждала его Маргарита, он на секунду остановился, пытаясь вспомнить, не забыл ли он что-нибудь в покоях Медичи. Ему казалось, что он оставил там нечто важное... Ну конечно! Золотую чашу! Он хотел вернуться назад. Но было уже поздно. Навстречу ему двигалась целая толпа, и он был увлечен ее мощным потоком. Люди приплясывали, смеялись, кричали, молились, плакали, пели. Они шли на пьяцца Синьориа посмотреть на гигантский костер, обещанный городу Савонаролой. В этот час все жители Флоренции, казалось, посходили с ума. 6 Толпы людей, охваченных необычным возбуждением накануне предстоящего торжества, хлынули на улицы. В воздух поднялась пыль от топота многих сотен бегущих ног. На порогах трактиров и пивных уже дремали пьяные, успевшие осушить кувшин-другой вина с самого утра. Детвора с восторженными воплями устремлялась вслед за взрослыми; дети путались под ногами, пытаясь пробраться в самый центр людского потока, шалили, кривлялись, хохотали, швыряли мелкие камешки вслед прохожим. Все магазины и лавочки были закрыты - их хозяева, почтенные купцы и разного рода торговцы, сейчас устремились на площадь, где готовилось знаменитое сожжение предметов искусства. Раздался громкий стук копыт - отряд вооруженных всадников прокладывали себе путь через толпу. В своих красно-черных мундирах они выглядели весьма эффектно. Мак юркнул в первый попавшийся кабачок, чтобы его не затоптали лошади, и столкнулся в дверях с каким-то человеком, выходившим на улицу в этот самый момент. - Смотри, куда идешь, парень! - отчитал его незнакомец. - Извините,- пробормотал Мак.- Это солдаты... - Какие, к черту, солдаты? Вы мне ногу отдавили, милейший! Человек, на которого так неловко налетел Мак, был высок и строен, с правильными чертами лица; он мог бы послужить неплохой моделью для античной статуи Аполлона. В одежде его чувствовались оригинальный вкус и привычка к роскоши: длинный черный плащ был оторочен темным мехом, а на шляпе красовалось перо страуса - очевидно, этот человек много путешествовал, если, конечно, он не водил дружбу с содержателями городского зверинца. Несколько секунд он не сводил с Мака пристального взгляда своих больших блестящих глаз, затем сказал: - Прости меня, чужестранец, но мне кажется, мы уже где-то встречались. - Что-то не припомню,- ответил Мак.- К тому же я здесь недавно. Я нездешний. Я прибыл из... издалека. - Любопытно,- продолжал его настойчивый собеседник.- Я как раз ищу человека, который прибыл издалека. Меня зовут Пико делла Мирандоло. Может быть, вы кое-что слышали обо мне? Маку было знакомо это имя - он узнал о Мирандоле от Мефистофеля. Князь Тьмы рекомендовал его лже-Фаусту как одного из величайших алхимиков эпохи Возрождения. - К сожалению, ничего,- развел руками Мак. Он отнюдь не собирался раскрывать свою душу перед властным чужеземцем, предчувствуя, что излишняя откровенность может причинить ему вред.- Я вижу вас впервые, и столкнулись мы с вами совершенно случайно. Вряд ли я тот, кого вы ищете. - Действительно, со стороны наша встреча может показаться чистой случайностью,- стоял на своем Пико.- Но силой магического искусства мы можем проникнуть в глубинную сущность того, что кажется нам слепой игрою случая. Я предвидел, что встречу кого-то на этом самом месте, именно в это время. Так почему бы не вас? - Как зовут человека, которого вы ожидали встретить? - Иоганн Фауст, знаменитый виттенбергский маг и алхимик. - Никогда не слышал о нем,- ответил Мак, сообразив, что настоящий Фауст, или, как мысленно называл его Мак, _другой_ Фауст, должно быть, связался со своим флорентийским коллегой - ведь для такого искусного мага, как доктор Фауст, время и пространство отнюдь не составляли непреодолимого препятствия, и даже сама смерть отступала перед ним. У Мирандолы была громкая и весьма зловещая слава чернокнижника, волшебника и некроманта. Возможно, Фауст ухитрился послать ему весточку через века, разделяющие их. - Значит, вы уверены в том, что вы не Фауст? - спросил Мирандола. - Да-да, вполне уверен. Уж что-что, а свое собственное имя я знаю. Ха, ха,- несколько принужденно рассмеялся он собственной шутке.- Извините, но сейчас я очень тороплюсь. Мне еще нужно успеть на это сожжение рене... ренесс... ну, словом, на то зрелище, которое устраивают на площади. До свидания! И Мак повернулся, чтобы идти. Несколько секунд Пико провожал его взглядом, затем пошел вслед за ним. Мак вышел на площадь. В самом центре ее были свалены в огромную кучу самые различные предметы - резная деревянная мебель, картины, косметика, женские украшения и даже церковные ризы. Эту гору разнородных предметов плотным кольцом окружала толпа любопытствующих горожан. Мак протолкался через несколько рядов. - Что здесь происходит? - спросил Мак у человека, стоящего рядом с ним. - Савонарола со своими братьями по ордену сжигает предметы роскоши,- ответил тот. Мак усиленно заработал локтями, прокладывая себе путь поближе к этой громадной куче. Подойдя ближе, он смог разглядеть самые разнообразные предметы - расшитые мелким жемчугом сумочки, детские рубашонки из тонкого полотна, нарядные скатерти и салфетки, изящные подсвечники, картины и много других предметов, в беспорядке сваленных в самом центре площади. На самом краю горы разнообразных вещей, предназначенных для сожжения, Мак заметил большую картину в затейливой рамке. Благодаря знаниям в области искусства, вложенным в его голову Мефистофелем, он сразу понял, что это картина Боттичелли, относящаяся к среднему периоду творчества великого художника. Она была великолепна и, что для Мака было более важно, стоила огромную сумму денег. "Здесь столько разных картин,- подумал Мак.- Верно, не случится ничего плохого, если я возьму одну из этой кучи". Воровато оглянувшись - не следит ли за ним кто-нибудь, он быстро наклонился, схватил картину и спрятал ее под куртку. Картина была новой, и на ней не было заметно никаких следов повреждения. Пока Мак оправлял свою куртку и озирался по сторонам, монахи в черных рясах подожгли громадный костер с четырех сторон. Пламя взметнулось вверх, и огонь начал быстро пожирать сухое дерево и ткани. Мак решил поискать в общей куче другую картину - на всякий случай; ведь две гораздо лучше, чем одна. Совсем рядом он заметил полотно кисти Джотто, но краска на нем уже начала вздуваться пузырями и трескаться от жара. Мак с жадностью смотрел на горящие вещи. Сколько добра пропадает даром! Как жаль, что ему не удастся вытащить из огня еще один холст! Сохранив несколько изящных вещиц, которые должны были погибнуть в пламени, он мог бы послужить Искусству. Припомнив свой последний разговор с Мефистофелем, Мак подумал, что остальные дела, предложенные ему демоном - продление жизни Медичи и что-то там еще с каким-то Макиавелли - чересчур запутанные и сложные; самому мудрому судье будет сложно разобраться, хороший или дурной поступок он совершил. Здесь же все было ясно и четко определено. Вряд ли кто-нибудь станет обвинять человека, спасающего прекрасные картины от истребления. Чья-то рука опустилась на плечо Мака, отвлекая его от размышлений на моральные темы. Он оглянулся. Человек средних лет с короткой темной бородкой, богато одетый, строго смотрел на него. - Что вы делаете? - спросил незнакомец. - Я? Ничего особенного,- ответил Мак.- Стою и смотрю на костер, как и все остальные. - Я видел, как вы вытащили картину. - Картину?.. Какую картину?.. Ах, вы имеете в виду вот эту...- Из-под полы куртки Мака высовывался край полотна. Он отвернул полу и показал картину незнакомцу.- Это Боттичелли. Слуга по ошибке принес ее сюда. Мы сняли ее со стены, чтобы немного почистить. Ведь у вас во Флоренции не принято сжигать картины Боттичелли на кострах, не так ли? - Кто вы, сударь? - спросил Мака незнакомец. - Я здешний дворянин,- сказал Мак. - Странно, однако, что я до сих пор вас не видел. - Я живу в своем имении и редко бываю в городе. А вы-то сами кто? - Я Николо Макиавелли. - О! - воскликнул Мак.- В таком случае, я должен вам кое- что передать.- Меня просили предупредить вас, чтобы вы не писали ту книгу, которую собираетесь написать, - "Князя". - Я никогда не писал книги с таким названием,- ответил удивленный Макиавелли.- Более того, я и не помышлял о ней. "Князь"... Какое интересное название. Оно мне нравится! - Поступайте, как вам угодно,- сказал Мак.- Но помните, что вас предупреждали. - Но от кого исходит это предупреждение? - спросил Макиавелли. - Я не могу открыть вам его имя. Однако по секрету я все- таки сообщу вам, что он черт... я хотел сказать, он чертовски хороший парень. Несколько секунд Макиавелли пристально глядел на Мака, затем повернулся и медленно пошел прочь, покачивая головой. Мак, спрятав под полу картину Боттичелли, тоже собрался уходить. Он был весьма доволен собой. Но тут его нагнал Мирандола. - Я вступил в контакт с Потусторонними Силами,- сказал он.- Мне удалось узнать почти все. Что ты сделал с настоящим Фаустом?! Маг, казалось, стал еще выше ростом; его фигура угрожающе нависла над Маком, сжавшимся от страха в комок. Пико достал из-под плаща огромный пистолет (в тот век подобные игрушки еще только входили в моду) и навел его на Мака. Судя по калибру, это оружие было куда более грозным, чем оно казалось на первый взгляд - пули в нем были такие, что вполне могли разорвать человека на части. Мак затравленно озирался в поисках убежища - увы, напрасно! - спрятаться было некуда. Взглянув на Мирандолу, он заметил, как палец мага лег на спусковой рычажок... В тот же миг раздался негромкий хлопок, серый дым заклубился на мостовой, побежали пылевые чертики, и на краю тротуара появилась человеческая фигура. Это был сам доктор Фауст. - Не делай этого, Пико! - воскликнул он. - Но почему? Этот лгун выдает себя за вас! - Мы не можем лишить его жизни. Он _действительно_ играет мою роль. Пока он занимает мое место, он не должен погибнуть! - Но в чем заключается эта роль, Иоганн? - спросил Мирандола. - Все разъяснится позднее. Пока же не причиняй ему вреда, дорогой друг. - Ты рассуждаешь мудро, Фауст. - Возможно, мы еще встретимся позже, Пико. У меня есть план... - Ты можешь положиться на меня! - воскликнул Мирандола. Но Фауст уже исчез - лишь легкое облачко дыма клубилось на том месте, где только что стоял бывший профессор алхимии Ягеллонского университета. Перед Маком появился Мефистофель - словно из-под земли вырос. - Вы готовы? - спросил он.- Тогда мы отбываем. Кстати, что здесь происходит? Вы так пристально глядели на то место, где... - Ну, вы же знаете людскую привычку,- сказал Мак. Ни за что на свете он не сознался бы в том, что всего лишь секунду назад он встретился с ученым доктором Фаустом.- Люди вечно на что-нибудь глазеют... И Мак покрепче зажал под мышкой картину Боттичелли. Мефистофель щелкнул пальцами, и тотчас оба они исчезли. 7 Мак с Мефистофелем очутились на пороге невысокого каменного здания, построенного неподалеку от того места, где обычно вершился Суд Тысячелетних Войн. - Где мы находимся? - спросил Мак. - В Приемной Лимба,- ответил Мефистофель.- Я держу здесь небольшой склад, где вы можете хранить картину Боттичелли. Или вам угодно сразу продать ее мне? - Нет, нет,- сказал Мак.- Мне бы хотелось оставить ее у себя на некоторое время. Ну, как я сыграл? - Прошу прощения? - Я хотел сказать, как я справился со своей ролью в вашей... как ее там... войне во Флоренции? Мефистофель не проронил ни слова, пока они не вошли в дом. Показав Маку комнату, где он может оставить свое добро, он сказал: - Вы ничего не достигли, пытаясь уладить ссору между Савонаролой и Медичи. За свои безрезультатные действия вы получили круглый ноль, и ни одного очка в плюс или в минус. - Зато я предупредил Макиавелли, чтобы он не писал свою книгу. Это ведь хорошее дело, не так ли? Мефистофель пожал плечами: - Нам это неизвестно. Такими вещами занимаемся не мы, а Судьба. Она - наш главный судья. Добро и Зло находятся в подчинении у Того-Что-Должно-Быть. Кстати, кто был тот человек? Мне показалось, вы с ним знакомы. - Какой человек? - Который удержал Пико делла Мирандолу в тот момент, когда он уже был готов застрелить вас. - Какой-то чудак,- сказал Мак, твердо решивший не упоминать имени Фауста.- Я его не знаю... Прекрасная картина, не правда ли? Мефистофель полюбовался картиной, держа ее на расстоянии вытянутой руки. - Да, картина прекрасна. Я буду очень рад, когда она перейдет в мои руки. - Нет-нет, не сейчас,- быстро проговорил Мак.- Мне бы хотелось знать, какова ее рыночная стоимость. - Хорошая мысль,- ответил Мефистофель.- Вот заклинание, которое перенесет вас в Лондон. Не задерживайтесь, однако. Не забывайте, что вам предстоит участвовать в следующем эпизоде. - Не беспокойтесь, я вернусь точно в срок! - заверил его Мак. Мефистофель кивнул и растаял в воздухе. Мак оглядел комнату. В дальнем углу стоял большой металлический ящик с дверцей, из которой торчал длинный ключ. Мак открыл замок и уже собирался положить в этот вместительный ящик картину, как вдруг земля у него под ногами задрожала. Сделав шаг в сторону, он глянул себе под ноги - в полу образовалось небольшое отверстие, и из него показался конец маленькой острой кирки. Затем на помощь кирке пришла лопата. Земля по краям начала осыпаться вниз, и дыра в земляном полу быстро расширялась. Наконец из тоннеля, похожего на кроличью нору, вылез гном. Это был Рогни. - Здравствуйте,- сказал Мак. Он тотчас узнал коротышку - они встречались на Шабаше: демон Аззи нанял гномов для уборки мусора, и Рогни был назначен бригадиром метельщиков. - Прекрасная картина,- кивнул головою Рогни.- Где вы достали ее? - Картину? О, в одном местечке, которое называется Рене... Ренессанс. Это где-то в Италии, неподалеку от Флоренции. - Правда? Что же вы там делали? - Я участник Спора между силами Добра и Зла,- ответил Мак, приняв важный вид.- От исхода этого спора зависит будущее человечества. Победившая сторона получит право управлять судьбами людей на протяжении целой эпохи. - Так, значит, вас отправили в Ренессанс затем, чтобы вы достали там эту картину? - По правде говоря, я сам не знаю, зачем меня туда послали. Конечно, я занимался там еще кое-какими вещами... А эта картина... Перед отправкой во Флоренцию Мефистофель сказал мне, что ему хотелось бы иметь полотно Боттичелли, и он щедро заплатит мне, если я принесу ему одну картину. Но я ее еще не продал. Мне хочется узнать, сколько она сейчас может стоить. - Значит, он хотел, чтобы вы достали ему картину? - Ну, конечно. Раз уж я все равно там оказался, так почему бы не воспользоваться случаем?.. Ах, извините, не могу дольше с вами разговаривать. Я очень спешу. Мне надо попасть в Лондон по одному важному делу. - Желаю удачи,- сказал Рогни.- Может быть, мы еще встретимся в Лондоне. - Буду очень рад,- ответил Мак. Поколебавшись несколько секунд, он добавил, глядя на дыру в полу: - Простите... я надеюсь, вы тут уберете за собой, прежде чем уйти? - Не беспокойтесь, я сделаю все, как было. Ваша картина будет в полной сохранности. Расставшись с Маком, Рогни еще некоторое время размышлял о том, какой он все-таки глупый, этот парень. Полнейшее ничтожество, несмотря на свою представительную внешность. Даже не догадывается, что им управляют, как марионеткой. Очевидно, он никогда и не пытался жить своим умом. Все ждет чьей-нибудь подсказки и старается угодить другим людям. Вероятнее всего, таким он и останется на всю жизнь... Тем не менее, было в нем все-таки нечто, вызывающее симпатию.  * ЧАСТЬ V. АХИЛЛЕС *  1 Между тем, исчезновение Елены из подземного царства Аида, где она вместе со своим царственным супругом Ахиллесом занимала видное положение в обществе, не прошло бесследно. Легкомысленный поступок Аззи, укравшего Прекрасную Елену в надежде соблазнить Фауста, имел весьма серьезные последствия. Перенося Елену в подлунный мир, молодой демон не задумывался о том, почему никто раньше не делал подобных вещей. Подумав немного, он мог бы сообразить, что духи умерших имеют немалую власть над миром, и конфликт с ними может повлечь за собой различные неприятности. Вернувшись домой с Унылых Болот, где он охотился за призрачным оленем, Ахиллес обнаружил, что Елена пропала. Само собой разумеется, эта новость отнюдь не обрадовала вспыльчивого главу семьи и хозяина дома. Он почуял неладное. Это было совсем непохоже на Елену - уйти из дому без позволения мужа. Сначала Ахиллес подумал, что его супруга, наверное, заглянула на минутку к одной из соседок. Он обошел все соседские дома, но соседи только недоуменно пожимали плечами и разводили руками в ответ на все его вопросы. Что ж, люди ведь не могут покинуть царство Аида по собственной воле. Кто-то обязательно должен вывести их наружу. Рассудив так, Ахиллес направился к своему другу Одиссею, не раз уже выручавшему его в трудную минуту. Одиссей, славившийся своим изобретательным умом, жил неподалеку от Ахиллеса. Пожалуй, в царстве Аида трудно было найти второго столь незаурядного духа, каким был дух Одиссея. Он мог по праву именоваться одним из духовных лидеров местного общества, весьма преуспевая в той скрытой борьбе за славу, которую ведут между собою духи. (Ведь всякий дух, достигнув вершины своей славы, видит перед собой и неизбежный ее закат, а значит, духам приходится постоянно совершенствоваться и развивать в себе те качества, благодаря которым они прославились. Есть даже пословица о том, как трудно выучить старых героев новым трюкам.((41))) Нельзя сказать, что у Одиссея все шло гладко; однако до сих пор никому не удавалось превзойти его в хитрости и изворотливости ума. Нужно было быть чертовски ловким и смышленым малым, чтобы выдумать какой-нибудь новый фокус наподобие знаменитых одиссеевых проделок. В последнее время планы Одиссея отличались простотой и ясностью, но в них всегда присутствовала какая-то изюминка. (Иногда, правда, изюминка заменялась кусочком жгучего перца - то был признак скорее своенравия, нежели злобного характера.) Таков уж был Одиссей - он любил выигрывать и считал, что для достижения поставленной цели всякие средства хороши. Будучи по натуре весьма деятельным человеком, Одиссей не выносил царство мертвых, где души умерших бродили по полям, заросшим бледными цветами асфоделя, оплакивая свой скорбный жребий и вспоминая минувшие дни. Обреченный на бездействие, древний герой изнывал от тоски. Он мечтал снова обрести телесную оболочку, вернуться в подлунный мир, чтобы по- настоящему жить, а не влачить призрачное существование. Его раздражали толпы праздношатающихся духов и их бесконечные разговоры о лучших годах, проведенных на земле. Сам он никогда не унижался до жалоб и горьких вздохов. Часто, когда кто- нибудь из духов начинал вспоминать прошлое, стеная и проливая слезы, Одиссей резко обрывал его. - Тряпка ты, а не дух,- говорил он.- Возьми себя в руки. Займись чем-нибудь, в конце концов. Сам Одиссей занимался гимнастикой и атлетикой. Хотя толку в подобных занятиях не было никакого - ведь в призрачном мире невозможно развивать силу и ловкость, поскольку для этого нужно по крайней мере иметь мускулы, а следовательно, тело, - Одиссей упорно продолжал упражняться в беге, метании копья и других древних видах спорта. Когда же удивленные духи спрашивали его, зачем он это делает, он отвечал: - Чтобы не терять форму. Нужно поддерживать свое умение делать что-нибудь, даже если то, что ты делаешь, не имеет абсолютно никакого смысла.