Ян Флеминг. Мунрейкер
Перевод Э.Меленевской Файл с книжной полки Несененко Алексея http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/
Часть Первая: Понедельник РАЗБОР СЕКРЕТНЫХ БУМАГ I Два "тридцать восьмых" грянули одновременно. 3вук рикошетил от стены к стене, пока не установилась тишина. Из противоположных концов подвала к центру, где было вентиляционное отверстие, тянулись две струйки дыма. Ощущение того, как молниеносным махом слева он навел пистолет и выстрелил, еще пекло правую руку. Джеймс Бонд вынул патронник и, опустив ствол кольта "Детектив Спешл", ждал, когда через всю длину полутемного тира подойдет к нему инспектор. Тот уже издалека улыбался. - Невероятно, - сказал он на ходу. - На этот раз я вас поймал. В одной руке он держал мишень - силуэт человеческого торса. В другой - поляроидный снимок размером с открытку. - Я в госпитале, а вы мертвы, сэр. - Он подал снимок Бонду, и они повернулись к столу, на котором под лампой с зеленым козырьком лежала большая лупа. Бонд с лупой склонился над фотографией. На ней был он, собственной персоной, в момент выстрела. Вокруг вытянутой правой руки - расплывшееся пятно белого пламени. Он сфокусировал линзу на левой стороне пиджака. В самом центре сердца виднелась крошечная точка света. Инспектор молча положил на стол большую белую мишень. На месте сердца было черное "яблоко" диаметром примерно в три дюйма. Чуть пониже и на полдюйма вправо зияла дыра от пули Бонда. - Пробила левую стенку желудка и вышла со спины, - с удовлетворением сказал инспектор. Он вынул карандаш и сделал подсчет на боку мишени. - Двадцать выстрелов, и я так понимаю, что вы должны мне семь шиллингов шесть пенсов, сэр. Бонд рассмеялся и отсчитал серебро. - В следующий понедельник - удвойте ставки. - Я-то готов, - ответил инспектор. - Но, сэр, вы не можете переиграть машину. И если хотите попасть в команду на приз Дьюара, нам нужно дать отдых "тридцать восьмым" и заняться "ремингтоном". Эти новые патроны двадцать восьмого калибра, которые только что поступили, такие, что нужно выбить 7900 из 8000, чтобы победить. Значит, большинство ваших пуль должно попасть в контрольный кружок внутри десятки, а он вблизи-то не больше шиллинга, а с сотни ярдов и вовсе не виден. - К черту приз Дьюара, - сказал Бонд. - Ваши денежки - вот что мне нужно. - Он вытряхнул пули из патронника и положил их рядом с "кольтом" на стол. - До понедельника. Время то же? - Да, десять часов, сэр, - сказал инструктор, рывком спуская рукоятки железной двери. Он улыбался вслед Бонду, пока тот поднимался по крутой бетонной лестнице, ведущей на первый этаж. Он был очень доволен, но и не подумал бы сказать Бонду, что тот лучший стрелок Службы. Знать это мог только М., да еще его начальник штаба, которому будет ведено занести результаты сегодняшней стрельбы в личное дело Бонда. Бонд закрыл за собой обитую сукном дверь подвала и пошел к лифту, который доставит его на восьмой этаж высокого серого здания поблизости от Риджент-парк, где располагалась Штаб-квартира Секретной службы. Он тоже был доволен, но не более того. Указательный палец правой руки в кармане непроизвольно сжимался, когда он думал о том, как опередить машину, эту хитрую коробку с фокусами, которая выпускает мишень лишь на три секунды, стреляет в него холостыми из "тридцать восьмерки" и, точно направив тоненький луч света, фотографирует, как он стоит и стреляет из круга, очерченного мелом. Двери лифта вздохнули, открываясь, и Бонд вошел внутрь. Лифтер почувствовал запах кордита. Они всегда им пахнут, когда выходят из тира. Ему нравился запах. Напоминал армию. Он нажал кнопку восьмого этажа и положил культю левой руки на контрольную ручку. Если бы только освещение было получше, думал Бонд. Но М. настаивал, чтобы все стрельбы проводились в усредненно плохих условиях. Полутьма и стреляющая мишень в какой-то мере отвечали его представлениям о реальной обстановке. "Способность попасть в кусок картона ничего не доказывает", - гласило его введение в "Руководство по обороне с применением стрелкового оружия". Лифт остановился, и Бонд вышел в мрачный, по рекомендации Министерства труда выкрашенный зеленой краской коридор, в Суматошный мир, где девицы бегают с папками, хлопают двери, и сквозь них слышатся телефонные звонки. Здесь Бонд выбросил из головы тир и стрельбу и настроился на обычный рабочий день. Он дошел до последней двери направо. Она была так же анонимна, как и все остальные. Даже без номера. Если у вас дело на восьмом этаже, а ваш кабинет расположен не здесь, то кто-нибудь проводит вас, куда надо, а когда вы кончите, то и обратно, к лифту. Бонд постучал и подождал. Понедельник - день тяжелый. За два выходных накапливается гора дел, которые надо перелопатить. А уик-энды, как правило, горячие дни за границей. Взламываются пустые квартиры. Люди фотографируются в компрометирующих обстоятельствах. Автомобильные аварии выглядят натуральнее и расследуются небрежнее на переполненных в выходные дорогах. По понедельникам прибывают еженедельные мешки из Вашингтона, Стамбула, Токио. В них может быть что-то и для него. Дверь открылась, и он привычно порадовался, что у него такая красивая секретарша. - Доброе утро, Лил, - сказал он. Тщательно рассчитанная теплота ее приветливой улыбки упала на десять градусов. - Давай пиджак, - сказала она. - От него несет кордитом. И не зови меня Лил. Ты же знаешь, я этого терпеть не могу. Бонд снял пиджак и отдал ей. - Каждый, кого крестили Лоэлией Понсонби, должен привыкнуть к уменьшительным именам. Стоя рядом с ее столом в маленькой приемной, непонятно как ее усилиями превращенной во что-то более человеческое, чем офис, Бонд смотрел, как она вешает его пиджак на металлическую раму открытого окна. Высокая, темноволосая, она отличалась сдержанной, цельной красотой, к которой война и пять лет работы в Службе добавили нотку суровости. Если она вскоре не выйдет замуж или не заведет любовника, в сотый раз подумал Бонд, холодно- компетентное выражение ее лица легко сделается стародевским, и она вольется в армию женщин, обрученных с карьерой. Все это и Бонд, и два других сотрудника Секции 00 ей не раз говорили, и не раз каждый из них целенаправленно покушался на ее невинность. Но она неизменно управлялась с ними с каким-то материнским спокойствием (которое они, чтобы спасти самолюбие, между собой называли фригидностью) и на следующий день баловала их маленькими знаками внимания, чтобы показать, что это ее вина и что она их прощает. Они не знали, что она до смерти тревожится, когда они на задании, и любит их одинаково, но не хочет вступать в эмоциональную связь с человеком, которого завтра могут убить. А кроме того, работа в Службе была действительно чем-то вроде кабалы. Она мало что оставляла женщине для взаимоотношений иного рода. Мужчинам было легче, им прощались случайные связи. Женитьба, дети и дом исключались совершенно, если мужчина хотел быть полезным "профессии". Женщин же связь за стенами Службы автоматически включала в "группу риска", и в конечном счете приходилось выбирать между увольнением и нормальной жизнью - и внебрачным сожительством с государством. Лоэлия Понсонби знала, что почти достигла точки, за которой следует выбор, и все ее инстинкты приказывали ей увольняться. Но ежедневно драматизм и романтичность этого мира все прочнее приковывали ее к Службе, и с каждым днем все труднее было прошением об увольнении предать родительский дом, которым она ей стала. Между тем Лоэлия принадлежала к тем, кому завидовали, - к замкнутой компании Старших секретарш, имеющих доступ к глубинным секретам Службы. Из зависти другие девушки подсмеивались за глаза над их предположительно провинциальным происхождением. Что же до служебной карьеры, то через двадцать лет ее ждет заветная золотая черта в самом конце Новогоднего поощрительного списка, где среди сотрудников Совета по рыболовству, Почтовой службы и Женского института, получающих Орден Британской империи (ОБИ), будет значиться: "Мисс Лоэлия Понсонби, Старший секретарь Министерства обороны". Она повернулась от окна. Блузка в бело-розовую полоску, простая синяя юбка. Бонд улыбнулся ее серым глазам. - Я буду звать тебя "Лил" по понедельникам. Всю остальную неделю - "мисс Понсонби". Но никогда я не назову тебя Лоэлией. Это похоже на имя героя неприличного лимерика. Сообщения есть? - Нет, - коротко сказала она, но быстро смягчилась. - На твоем столе - целая груда. Ничего срочного, но очень много. Да, в "дамской" говорят, что 008 выбрался. Он в Берлине, отдыхает. Здорово, правда? Бонд живо посмотрел на нее. - Когда это ты узнала? - С полчаса назад. Бонд вошел в просторную комнату, где стояли три стола, и закрыл за собой дверь. Постоял у окна, глядя на позднюю весеннюю зелень Риджент-парка. Значит, Билл это все-таки сделал. Пинемюнде и обратно. Отдых в Берлине означал, что он, скорее всего, в плохой форме. Что ж, придется ждать новостей из единственной прорехи в системе безопасности здания - комнаты отдыха для девушек, известной, к бессильной ярости охраны, как "дамская". Бонд вздохнул и уселся за стол, подвинув к себе поднос со стопкой коричневых скоросшивателей, на каждом из которых была красная звезда - знак "Совершенно секретно". А что с 0011? Прошло два месяца, как он исчез в "Грязной полумиле" Сингапура. С тех пор - ни слова. А он, агент 007, старший из трех, заслуживших двойной ноль, сидит в удобном кресле, разбирает бумажки и флиртует с секретаршей. Он пожал плечами и решительно раскрыл верхнюю папку. Там была подробная карта южной Польши и северо-восточной Германии. Соль заключалась в зигзагообразной красной линии, соединяющей Варшаву и Берлин. Тут же лежал длинный машинописный меморандум, озаглавленный "Магистраль: хорошо проверенный маршрут с Востока на Запад". Бонд выложил на стол вороненый стальной портсигар и ронсоновскую зажигалку, закурил сигарету с тремя золотыми ободками на мундштуке и специальным сортом табака из Македонии, какие делали для него у Морландов на Гроувнер-сквер, прочно уселся в вертящееся кресло и начал читать. Так всегда начинался рабочий день Бонда. Задания, требующие его специфических навыков, поступали не чаще двух-трех раз в год. Все остальное время он вел жизнь не слишком перегруженного делами гражданского служащего. Гибкий рабочий график с десяти до шести; ленч, как правило, в местной столовой; вечера за карточной игрой с немногими близкими друзьями или у Крокфорда; иногда - хладнокровные любовные игры с одной из трех замужних дам одинакового социального положения; на уик-энды - гольф по высоким ставкам в одном из клубов неподалеку от Лондона. Он не брал отпусков, но по выполнении задания ему полагались две недели отдыха - в дополнение к лечению, если оно требовалось. Жалованье составляло полторы тысячи фунтов в год, примерно столько же, сколько зарабатывал старший служащий на гражданке, и еще у него были свои средства, тысяча чистыми годовых. Во время заданий он мог тратить, сколько вздумается, так что и в остальное время ему вполне хватало. Еще у него были: маленькая, но удобная квартирка неподалеку от Кингз-роуд; пожилая экономка-шотландка, сокровище по имени Мэй: "Бентли" выпуска 1930 года с откидывающимся верхом и двигателем с наддувом, тщательно отрегулированным так, чтобы делать сотню миль в час, если нужно. На все это он и тратил, что мог, и считал своим долгом иметь на банковском счету как можно меньше на тот случай, если его убьют, что, как он думал, когда бывал не в духе, непременно случится раньше, чем он достигнет установленного пенсионного возраста - сорока пяти лет. Еще восемь лет до того, как его автоматически вычеркнут из списка 00 и переведут на постоянную работу в Штаб-квартиру. По меньшей мере, восемь сложных заданий. Может быть, шестнадцать. Может быть, двадцать четыре. Многовато. К тому времени, когда Бонд кончил запоминать подробности "Магистрали", в большой стеклянной пепельнице было уже пять окурков. Он закрыл папку, взял красный карандаш и пробежал взглядом сопроводиловку на обложке - список тех, кто обязан был ознакомиться с документом. Сначала шел М., потом начальник штаба - "НШ", потом еще с дюжину букв и цифр и в конце - "ОО". Против нулей он поставил аккуратную галочку и семерку и переложил папку в поднос "Исходящее". Было уже двенадцать. Бонд открыл следующий скоросшиватель. Этот был из Отдела радиоразведки НАТО, с грифом "Только для информации", подзаголовком "Радиопочерки". Бонд отложил его, подвинул к себе всю стопку дел и просмотрел первые страницы каждого. Заглавия были самые разнородные: "Инспектоскоп - прибор для обнаружения контрабанды" "Филопон - японский наркотик-убийца" "Рекомендуемые способы маскировки в поездах. ╣ 11. Германия" "Методы работы СМЕРШ. ╣ 6. Похищение" "Маршрут в Пекин номер пять" "Владивосток. Фото-рекогносцировка авиаразведки США" Бонда не удивляла информационная смесь, которую он обязан был переварить. Секция 00 Секретной службы не занималась текущими операциями других подразделений. Ее интересовали разнообразные сведения, которые могли быть полезны трем единственным ее сотрудникам, в чьи обязанности входила ликвидация, - то есть тем, кто мог получить приказ убить. В этих папках, как правило, не было ничего срочного. От Бонда и двух его коллег не требовалось никаких действий, за исключением того, что, ознакомившись с содержимым папок, каждый записывал номер документов, которые, по его мнению, двое других должны прочитать, когда снова появятся в Штаб-квартире. Когда Секция 00 покончит с этой порцией бумаг, они отправятся в Архив. Бонд вернулся к натовской информации. "Практически неизменная манера, - читал он, - в которой спонтанные поведенческие реакции отражают индивидуальность, демонстрируется неизгладимыми характеристиками "почерка" каждого радиста. "Почерк", то есть манера выстукивания радиосообщений, может распознаваться теми, кто имеет навык их получения. Особенности "почерка" возможно измерить чувствительными приборами. Так, в 1943 г. Бюро радиоразведки США воспользовалось этим фактом при выслеживании неприятельской радиосвязи в Чили, на которой работал молодой немец по кличке "Педро". Когда чилийская полиция окружила передатчик, "Педро" бежал. Годом позже опытные "слухачи" выследили другой незаконный передатчик и смогли идентифицировать "Педро" как радиста, несмотря на то, что он работал левой рукой, чтобы изменить почерк. Уловка не удалась, и он был арестован. В последнее время Исследовательская служба радио НАТО проводила эксперименты с родом "шифратора", который прикрепляется к кисти руки радиста с целью вмешательства в реакцию нервных центров, контролирующих мускулатуру руки. Однако..." На столе Бонда было три телефона. Черный - городской, зеленый - местный и красный, напрямую подключенный к М. и его начальнику штаба. Знакомое рычание красного телефона нарушило тишину. Это был начштаба. - Ты можешь подняться? - М.? - спросил Бонд. - Да. - Повод? - Просто сказал, что, если ты близко, он хотел бы тебя видеть. - Иду, - сказал Бонд и положил трубку. Он взял пиджак, сказал секретарше, что будет у М. и ждать его не надо, покинул офис и по коридору направился к лифту. Поджидая, он думал о других случаях, когда в середине столь же пустого дня внезапный звонок красного телефона резко менял течение его жизни. Он пожал плечами - понедельник! Следовало ожидать неприятностей. Подошел лифт. - Девятый, - сказал Бонд и вошел в кабину. КОЛУМБИТОВЫЙ КОРОЛЬ II Девятый этаж был последним. Большую часть его занимали Коммуникации, команда отборных ребят, весь смысл жизни которых заключался в микроволнах, активности Солнца и слое Хэвисайда. Над ними, на плоской крыше, были установлены три приземистые, скрытые от посторонних глаз мачты одного из самых мощных в Англии передатчиков, в оправдание которому на бронзовой табличке в холле первого этажа среди учреждений, занимающих здание, было четко выгравировано: "Рейдио Тест Лимитед". Еще там значились "Юниверсал Экспорт К░", "Делани Бразерз (1940) Лимитед", "Омниум Корпорейшн" и "Справочное бюро (мисс Е.Туининг, ОБИ)". Мисс Туининг была настоящая. Сорока годами раньше Лоэлия Понсонби, она сидела в маленькой комнатке на первом этаже и проводила дни, уничтожая ненужные циркуляры, оплачивая местные сборы и государственные налоги своих призрачных соседей по зданию и вежливо отшивая тех, кто хотел что-нибудь продать, купить или починить радиоприемник. На девятом было всегда спокойно. Неслышно ступая по толстому ковру, Бонд различал лишь тонкий, высокий, почти неуловимый свист. Он толкнул дверь и без стука вошел в предпоследнюю комнату по коридору. Мисс Манипенни, личная секретарша М., подняла глаза от машинки и улыбнулась Бонду. Они симпатизировали друг другу. Она была в такой же блузке, как и Лоэлия, но в голубую полоску. - Новая униформа, Пенни? Она засмеялась. - У нас одна портниха. Мы бросили жребий, и мне досталась эта. Из открытой двери соседней комнаты послышался кашель. Начальник штаба, ровесник Бонда, вышел с сардонической улыбкой на бледном, переутомленном лице. - Прервитесь, - сказал он. - М. ждет. Пообедаем после? - Идет, - сказал Бонд. Он направился к двери, у которой сидела мисс Манипенни, и закрыл ее за собой. Над дверью зажглась зеленая лампочка. Секретарша, подняв брови, взглянула на штабиста. Тот покачал головой. - Не думаю, что по делу, Пенни. Хандрит, вот и позвал. - Он ушел к себе и принялся за работу. М. сидел за своим широким столом, раскуривая трубку. Следуя слабому движению зажженной спички, Бонд уселся в кресло напротив. М. остро глянул на него сквозь дым и швырнул коробок на просторную столешницу красной кожи. - Как отдохнули? - Благодарю вас, сэр. - Загар еще держится, - неодобрительно сказал М. Он не пенял Бонду на отпуск, который отчасти был и лечением. Брюзгливость - продукт смеси пуританства и иезуитства, свойственных всякому руководителю из породы людей. - Да, сэр, - неопределенно ответил Бонд. - На экваторе жарко. - Именно, - согласился М. - Хорошо заслуженный отдых. - Он прищурился безо всякой иронии. - Надеюсь, загар скоро сойдет. В Англии он всегда подозрителен. Или человеку нечего делать, или он валяется под ультрафиолетовой лампой. - Коротким жестом трубки он подвел теме черту. Потом снова взял трубку в рот, пососал рассеянно и обнаружил, что она потухла. Потянулся к спичкам и еще некоторое время пыхтел, раскуривая. - Похоже, мы все-таки получим то золото, - сказал он наконец. - В Гаагском суде были разговоры, но Эшенхейм - опытный юрист. (1) - Хорошо, - отозвался Бонд. Еще минута тишины. М. смотрел на трубку. В открытые окна доносились слабые звуки улицы. Голубь сел на подоконник и со шлепаньем крыльев тут же снялся. Бонд старался прочитать что-нибудь на видавшем виды, хорошо знакомом лице человека, которому был предан. Но серые глаза М. не выдавали волнения, а жилка на правом виске, бившаяся в минуты тревоги, была незаметна. Он вдруг подумал, что М. смущен и не знает, как начать. Бонд хотел помочь. Он пошевелился в кресле, отвел взгляд и стал рассматривать свои руки. М. поднял глаза от трубки и откашлялся. - Чем-нибудь заняты сейчас, Джеймс? - спросил он нейтральным голосом. "Джеймс". Редко бывало, чтобы в этом кабинете М. называл по имени. - Только бумаги и обычные занятия, - сказал Бонд. - Я вам нужен, сэр? - По правде говоря, да, - сказал М., нахмурившись. - Но это не имеет отношения к Службе. Почти личное дело. Я подумал, может, вы мне поможете. - Конечно, сэр. - Бонд был рад, что лед сломлен. Вероятно, кто-нибудь из родственников старика попал в переделку, и М. не хочет обращаться в Скотланд- Ярд. Возможно, шантаж. Или наркотики. Было приятно, что М. обратился к нему. Конечно, он возьмется за это. М. так отчаянно щепетилен в вопросах государственной собственности, что использование Бонда в частных целях для него равносильно краже. - Я знал, что вы согласитесь, - ворчливо сказал М. - Это не займет много времени. Должно хватить вечера. - Он помолчал. - Ну, что ж. Знакомо вам имя Хьюго Дрэкс? - Конечно, сэр, - ответил Бонд удивленно. - Невозможно открыть газету, чтобы на него не наткнуться. В "Санди экспресс" очерк о нем. Поразительная история. - Знаю, - коротко сказал М. - Изложите мне факты так, как вы их видите. Хочу сравнить наши версии. Глядя в окно, Бонд собрался с мыслями. М. не любил беспорядочной речи. Он требовал, чтобы она текла гладко, со всеми подробностями, без пауз, меканья и дополнений. - Так, сэр, - начал Бонд. - Во-первых, это национальный герой. Публика его полюбила. Его считают своим, таким же, как все, но в лучшем исполнении. Чем-то вроде супермена. Он не очень привлекателен внешне, весь а шрамах от военных ранений, пожалуй, слегка криклив и, может быть, слишком работает на публику. Но ей это нравится. Ей нравится, что друзья зовут его "Скрытник Дрэкс". Это прибавляет ему шарма и, видимо, волнует женщин. А кроме того, когда думаешь, сколько он сделал для страны на средства из своего кармана, и гораздо больше, чем можно было бы ожидать от любого правительства, просто поражаешься, что люди еще не требуют, чтобы его сделали премьер-министром. Бонд заметил, что холодный взгляд М. сделался ледяным, но решительно не хотел, чтобы его восхищение Дрэксом было подморожено стариком. - В конце концов, сэр, - продолжав он, аргументируй, - похоже, что он обезопасил страну на годы вперед. А ведь ему едва за сорок. Я разделяю чувства множества людей. И есть еще эта таинственность вокруг его происхождения. Неудивительно, что люди жалеют его, хотя он и мультимиллионер. Он производит впечатление очень одинокого человека, несмотря на всю его бурную жизнь. - Это звучит, как анонс статьи в "Экспрессе", - сухо улыбнулся М. - Безусловно, он человек необыкновенный. Но где ваша версия фактов? Не думаю, что знаю больше вашего. Вероятно, меньше. Не так внимательно читаю газеты, и на него нет данных, кроме тех, что в Военном министерстве, да и они не слишком красноречивы. Все- таки, в чем суть очерка в "Экспрессе"? - Простите, сэр, - сказал Бонд. - Но фактов довольно мало. - Он снова посмотрел в окно и сконцентрировался. - Так. Во время немецкого прорыва в Арденнах зимой 1944 года немцы активно использовали партизан и диверсантов. Дали им противное имя "вервольфы". Они вредили порядочно. Всякие трюки с камуфляжем, засадами, и некоторые из них продолжали действовать долго после того, как Арденны пали и мы перешли Рейн. Предполагалось, что они будут работать, даже если мы возьмем страну, но они упаковались сразу, как поняли, что дело проиграно. Среди успешных их операций был взрыв в одном из тыловых расположении союзных англо-американских войск. Это было смешанное подразделение, куда входили представители разных родов войск - американские сигнальщики, английские водители санитарных машин, в общем, тутти-фрутти. "Вервольфы" ухитрились сделать подкоп под столовую, и взрыв охватил еще и часть полевого госпиталя. Убило и ранило больше сотни человек. Разбирать тела было дьявольски трудно. Среди англичан оказался и Дрэкс. Ему снесло пол-лица. Полная потеря памяти длилась год, и в конце этого срока никто, включая его самого, не знал, кто он. Там было еще около двадцати пяти погибших, которых не опознали ни мы, ни американцы. То ли не хватало частей тела, то ли не было документов. Такое уж это было подразделение. Люди прибывали и убывали транзитом. Всего два командира. Бумаги оформлялись кое- как. Поэтому после года, проведенного в разных госпиталях, Дрэкса повезли в картотеку без вести пропавших Военного министерства. Когда речь зашла о некоем Хьюго Дрэксе, не имеющем родственников сироте, который до войны работал в ливерпульских доках, он оживился, а фотография и физические характеристики Дрэкса более-менее соответствовали тому, как наш приятель мог выглядеть перед тем, как взлетел на воздух. С тех пор он стал поправляться. Начал понемногу говорить о простых вещах, что-то вспоминать, и доктора им очень гордились. Военное министерство отыскало человека, который служил в той же саперной роте, и тот уверенно заявил, что это и есть Дрэкс. Так все и решилось. На объявление на имя Дрэкса никто больше не явился, и его наконец выписали в конце 1945 года, с жалованьем за весь срок болезни и пенсией по нетрудоспособности. - Но он все-таки говорит, что не знает точно, кто он, - перебил М. - Дрэкс - член клуба "Блэйдз", я там часто играл с ним в карты и беседовал за обедом. Он говорит, что ощущает порой сильное чувство, будто уже бывал здесь раньше. Часто ездит в Ливерпуль, охотится за прошлым. В самом деле, что еще остается? Бонд смотрел как бы внутрь себя, вспоминая. - После войны он, кажется, исчез года на три. А потом в Сити стали поступать сведения о нем, со всего света. Сначала он прогремел на рынке металла. Он монополизировал продажу очень ценной танталовой руды под названием колумбит. На нее огромный спрос, из-за необыкновенно высокой температуры плавления она необходима при производстве авиамоторов. И ее очень мало в мире. Лишь несколько тысяч тонн производится ежегодно, в основном как побочный продукт разработок олова в Нигерии. Дрэкс, похоже, аналитически взглянул на Эру воздухоплавания и обнаружил ее слабое место. Ему пришлось достать где-то десять тысяч фунтов стерлингов, потому что "Экспресс" утверждает, что в 1946 году он купил три тонны колумбита примерно по три тысячи за тонну. Он получил пять тысяч прибыли, продав руду остро нуждавшейся в ней американской самолетостроительной фирме. Затем он стал скупать руду заблаговременно, по срочным контрактам, нашесть, девять месяцев, на год вперед. За три года он стал монополистом. Теперь каждый, кому нужен колумбит, должен обращаться в "Дрэкс Метэл". Мало того, все это время он заключает контракты на другие товары - шеллак, сайзель, черный перец - все, на чем можно вырасти во влиятельную фигуру. Конечно, он играл на росте потребительского спроса, но у него хватало характера держать ногу на педали даже тогда, когда она раскалялась. И откуда бы он ни получал прибыль, снова пускал деньги в дело. Например, он одним из первых стал скупать отвалы брошенных рудников в Южной Америке. Сейчас в них снова начинают разрабатывать уран. Еще одно состояние. Спокойные глаза М. не отрывались от Бонда. Он слушал и пыхтел трубкой. - Разумеется, - продолжал Бонд, полностью погрузившись в рассказ, - все это чертовски заинтересовало Сити. Брокеры потребительских товаров все время натыкались на Дрэкса. Что им ни понадобится, оно есть у Дрэкса и за большую цену, чем они готовы платить. Он действовал из Танжера - свободный порт, без налогов, без валютных ограничений. К 1950 году Дрэкс был мультимиллионером. Потом он вернулся в Англию и начал тратить деньги. Даже транжирить. Лучшие дома, лучшие машины, лучшие женщины. Ложи в опере и у Гудвуда. Призовые джерсийские гурты. Призовые гвоздики. Призовые двухлетки... Две яхты. Финансирование национальной сборной на кубок по спортивной ходьбе, сто тысяч в Фонд борьбы с наводнениями, бал в честь выпуска сестер милосердия в Альберт-холле - не было недели, чтобы газетные заголовки не оповестили о каком-нибудь его эксцессе. А тем временем он все богател и богател, и люди были от этого в восторге. Просто "Тысяча и одна ночь". Он украшал им жизнь. Если раненый солдат из Ливерпуля за пять лет смог так подняться, почему не смогут они или их сыновья? Словно это так же просто, как выиграть в лотерею. И тут появилось его поразительное письмо королеве: "Ваше величество, могу ли я с безрассудной смелостью..." - и огромный заголовок в "Экспрессе" на следующий день: "Безрассудный Дрэкс", и сообщение о том, что он предлагает Британии все свое колумбитовое состояние на создание супер-ракеты на атомном топливе с таким радиусом действия, чтобы достичь почти любую столицу Европы в ответ на угрозу атомной бомбардировки Лондона. Он готов выложить десять миллионов фунтов из собственного кармана, у него есть проект, и он знает, где достать материалы. Потом были месяцы отсрочек, и все потеряли терпение. Запросы в Палате представителей. Оппозиция почти добилась голосования о вотуме недоверия правительству. И, наконец, премьер-министр объявил, что проект одобрен экспертами Министерства военных ресурсов, а королева милостиво согласилась принять дар от имени народа Британии и дает дворянский титул дарителю. Бонд замолчал, завороженный этой почти сказочной историей. - Да, - промолвил М. - Я помню заголовок: "Мир сейчас и немедленно". Это было год назад. А сейчас ракета почти готова. Ее назвали "Мунрейкер" (2) - "Стремящаяся к луне". Из того, что я слышал, следует, что ее возможности соответствуют обещанному. Чрезвычайно странно. - Он умолк, глядя в окно. Потом повернулся к Бонду. - Что ж, - сказал он медленно. - Пожалуй, это все. Больше информации у меня нет. Чудесная история. Замечательный человек. - Пауза. - Есть только одно обстоятельство... - Он постучал черенком трубки о зубы. - Какое, сэр? - спросил Бонд. М., казалось, решился. Он мягко посмотрел на Бонда. - Сэр Хьюго Дрэкс мошенничает при игре в карты. "ЖИВОТИКИ" И ПРОЧЕЕ III - Мошенничает при карточной игре?! - Я же сказал, - нахмурился М. - Разве вам не кажется странным, что мультимиллионер мошенничает? - Ну, не так уж, сэр, - примирительно улыбнулся Бонд. - Я знавал очень богатых людей, которые шельмовали, раскладывая пасьянс. Но это как-то не соответствует моему представлению о Дрэксе. Некоторым образом снижает стиль. - Вот именно, - сказал М. - Зачем он это делает? Почему? Ведь надо помнить, что мошенничество в игре все еще может погубить репутацию. В так называемом "свете" это практически единственный проступок, способный прикончить человека, кто бы он ни был. Дрэкс мухлюет так ловко, что его еще никто не поймал. Вообще говоря, я сомневаюсь, что кто-нибудь начал его подозревать, кроме Бэзилдона. Это председатель клуба "Блэйдз". Он полагает, что я как-то связан с разведкой, и несколько раз просил помощи в небольших деликатных проблемах. Сейчас он снова ко мне обратился. Сказал, что, конечно, желал бы избежать шума в клубе, но более того хочет уберечь Дрэкса от оплошности. Он не меньше нас им восхищается и в ужасе от того, что может произойти. Если скандал начнется, его не остановить. В клубе состоит множество членов Парламента, и об этом моментально заговорят в кулуарах. Тут подключатся писаки-сплетники, Дрэксу придется уйти из клуба, и какой-нибудь из его друзей непременно предъявит клубу иск за диффамацию. Словом, шуму не оберешься. В таком направлении мыслит Бэзилдон, и я думаю, что он прав. Как бы то ни был - заключил М., - я согласился помочь, и здесь в игру вступаете вы. Вы ведь лучший игрок Службы или же, - он иронически скривил губы, - должен им быть после всех своих дел с казино. Помнится, мы истратили кучу денег на ваше обучение шулерским уловкам, чтобы послать за теми румынами в Монте-Карло, перед войной. Бонд мрачно улыбнулся. - Стеффи Эспозито, - тихо сказал он. - Так звали того парня. Он был американец. Он заставил меня неделю работать по десять часов в день, чтобы я выучил трюк под названием "винтовки в козлах" и как сдавать вторые, нижние и средние карты. Я тогда писал об этом подробный отчет. Лежит где-нибудь в Архиве. Он знал все мыслимые уловки. Как вощить тузы так, чтоб колода на них дробилась; обработка бритвой края и спинки крупных карт; обрезка; механические приспособления, подающие карты из рукава; "животики" - когда вся колода обрезается на миллиметр от края, а на определенных картах, например тузах, оставляется маленькая выпуклость - животик. Есть еще "зеркала", встроенные в кольца или донца курительных трубок. По правде говоря, - признался Бонд. - Это Стеффи навел меня на мысль в этом деле в Монте-Карло. Там крупье пользовался невидимыми чернилами, которые "команда" считывала сквозь специальные очки. Да, Стеффи Эспозито был замечательный парень. Его нашел для нас Скотланд-Ярд. Он мог раз перетасовать колоду и тут же вытянуть из нее четыре туза. Чистая магия. - Для Дрэкса это все, пожалуй, слишком профессионально, - прокомментировал М. - Такого рода деятельность требует ежедневной тренировки или помощника, а я не думаю, что в клубе такой найдется. Нет, в его игре нет ничего сенсационного, и насколько я понимаю, это может быть просто феноменальное везение. Странно. Он не особо хороший игрок - и играет только в бридж, между прочим, - но поразительно часто делает неожиданные заявки, контры и прорези в совершенно неблагоприятных условиях или против правил. Но ему все сходит с рук. Он всегда выигрывает, а ставки там высокие. При еженедельном расчете он еще ни разу не оказывался в проигрыше с тех пор, как год назад вступил в клуб. Между тем среди членов клуба есть действительно прекрасные игроки, лучшие в мире, но никто из них не имел такого результата двенадцать месяцев кряду. Шуточки на эту тему уже начались, и я думаю, что Бэзилдон прав: надо что-то делать. Как вы думаете, какой системы придерживается Дрэкс? Бонд проголодался. Начальник штаба, наверное, уже отчаялся его дождаться. Он мог бы часами рассказывать М. о шулерских приемах, и М., который никогда не интересовался ни едой, ни сном, все бы выслушал и запомнил. Но Бонд хотел есть. - Если принять на веру, сэр, что он не профессионал и не пользуется краплеными картами, то есть только два ответа: или он подсматривает, или обменивается сигналами с партнером. Часто ли он играет с одним и тем же человеком? - Если это не соревнование и не игра на пари, то мы меняем партнеров каждый роббер. И в дни, когда можно приглашать гостей, по понедельникам и четвергам, вы играете в паре со своим гостем. Дрэкс, как правило, приводит Мейера, своего биржевого посредника по металлу. Славный парень. Еврей. Хороший игрок. - Я бы, пожалуй, понял, если бы посмотрел, - сказал Бонд. - Это я и хотел предложить. Как насчет сегодня? В любом случае хороший ужин обеспечен. Давайте встретимся там в шесть. Я немного выиграю у вас в пикет, а потом мы понаблюдаем за бриджем. После обеда сыграем роббер-другой с Дрэксом и его прмятелем. Они всегда приходят по понедельникам. Идет? Я не отрываю вас от работы? - Нет, сэр, - усмехнулся Бонд. - Я буду рад помочь. Если Дрэкс шельмует, я дам ему понять, что заметил, и этого будет достаточно, чтобы его предостеречь. Не хотелось бы, чтоб он сел в лужу. Это все, сэр? - Да, Джеймс, - сказал М. - Спасибо за помощь. Дрэкс, наверно, полный болван. Явно не все дома. Но не о нем я волнуюсь, а об этой его ракете, не повредить бы ей. Да и сам Дрэкс в некотором роде - "мунрейкер". Ладно, до встречи в шесть. Не беспокойтесь о костюме. Одни переодеваются к обеду, другие нет, мы с вами сегодня - не будем. Лучше идите и срежьте кожу на пальцах, или что вы там, мошенники, делаете. Бонд улыбнулся в ответ и поднялся с кресла. Похоже, предстоял многообещающий вечер. Выходя, он подумал, что это, на сегодня, единственный его разговор с М., не отбрасывающий мрачной тени. Секретарша М. все еще сидела за столом. Рядом с машинкой стояли тарелка с бутербродами и стакан молока. Она остро глянула в непроницаемое лицо Бонда. - Я так понимаю, он сдался, - сказал Бонд. - Почти час назад, - укоризненно произнесла мисс Манипенни. - Сейчас полтретьего. Он вот-вот вернется. - Я пошел в столовую, пока она не закрылась, - сказал Бонд. - Пообещай ему, что в следующий раз я угощаю. - Он улыбнулся ей и вышел. В столовой было уже совсем мало народу. Бонд сел за отдельный столик и съел, под полграфина белого бордо, жареную рыбу, большую порцию салата, немного сыра с гренками. Закончив двумя чашками черного кофе, к трем он был у себя. Не переставая думать о том, что сказал М., он дочитал натовскую папку, попрощался с секретаршей, предварительно сказав ей, где будет вечером, и в четыре тридцать вывел свой "Бентли" из гаража для сотрудников. - Наддув слегка посвистывает, сэр, - сообщил механик, отставник Британских военно-воздушных сил, который заботился о машине Бонда, как о своей собственной. - Разберу завтра, если она не нужна вам в обед. - Спасибо, - сказал Бонд, - договорились. - И не торопясь поехал мимо парка, через Бейкер-стрит, попыхивая двухдюймовой выхлопной трубой. Через пятнадцать минут, оставив машину под платанами маленького сквера, он был дома и уже искал в гостиной, уставленной по стенам книжными шкафами, книжку Скэрна "Карты". Найдя, положил на резной ампирный письменный стол, стоящий подле широкого окна, и пошел в тесноватую спальню. Стены спальни были белые с золотом, шторы - темно-красные, а покрывало на двойной кровати, на которое он более или менее аккуратно складывал снимаемую одежду, - темно-синее. Он быстро принял душ и, внимательно оглядев себя в зеркале, решил, что не станет жертвой предрассудка о необходимости бриться дважды в день. Из зеркала смотрели на него серо-голубые глаза, становившиеся ярче, когда его занимала какая-нибудь задача. В сухом, суровом лице было что-то голодное, опасное, какая-то звериная грация в том, как бегло он пробежал пальцами по скулам и подбородку, как нетерпеливо поправил щеткой запятую темных волос, упавшую на правую бровь. Он подумал, что, когда загар сойдет, шрам на правой щеке, кажущийся таким белым, будет меньше заметен, а автоматически взглянув вниз, решил, что границы почти непристойной белизны там, где были плавки, уже не так отчетливы. Он улыбнулся какому-то воспоминанию и вернулся в спальню. Через десять минут он был одет: белая сорочка тяжелого шелка, синие брюки из офицерского сержа, синие же носки, начищенные до блеска мокассины. Теперь, взяв колоду карт, он уселся перед бесценным руководством Скэрна для карточных шулеров и раскрыл его. В течение получаса он бегло просматривал главу "Методы", практикуясь в таких основных приемах, как "захват механика" (три пальца охватывают колоду по длинным сторонам, в то время как указательный находится на верхнем крае, не прикасаясь к нему), "сокрытие в ладони", "передергивание при снятии колоды". Руки работали автоматически, в то время как глаза следили за текстом, и он был рад убедиться, что пальцы гибки, а карты послушны и ложатся бесшумно даже при самых трудных манипуляциях. В пять тридцать он бросил колоду на стол и захлопнул книгу. Зайдя в спальню, Бонд наполнил сигаретами свой черный портсигар, сунул его в карман брюк, завязал черный шелковый галстук, надел пиджак и удостоверился, что чековая книжка находится в портмоне. Он постоял немного, соображая, потом выбрал два шелковых носовых платка, тщательно их измял и разложил по карманам пиджака. Закурив, он вернулся в гостиную и снова сел за письменный стол, дав себе десять минут отдыха. Глядя в пустынный сквер, он думал о том, как начнется вечер, и о "Блэйдз-клубе", самом, пожалуй, известном частном карточном клубе в мире. Точная дата основания клуба неизвестна. Во второй половине восемнадцатого века открылось множество кофейных с комнатами для игры, мес