м скажу, -- в задумчивости дополнил рассказ отца Гарет, -- такие экспедиции помогают лучше осознать, насколько приятно вернуться домой к привычной пицце и любимой кровати.
  • Тремьен взглянул на меня из-под полуприкрытых век:
    • -- Учите их ценить домашний уют. -- Губы Тремьена скривились в улыбке. -- В следующий раз, -- поинтересовался Кокос, -- не захватить ли нам с собой луки со стрелами? -- Для чего? -- переспросил Перкин. -- Естественно, для того чтобы перестрелять воинов шерифа. -- А какими глазами ты смотрел бы на виселицу в Ноттингеме? -- спросил Тремьен. -- Лучше уж стебли и листья одуванчика. -- Он бросил взгляд на меня: -- Следующая экспедиция тоже планируется? Не дав мне собраться с мыслями, Гарет ответил: -- Да, -- и после некоторой паузы добавил: -- Сегодняшняя наша прогулка была явно не увеселительным мероприятием, но кое-чему мы научились. Я не отказался бы это повторить. Оказывается, я смогу выжить и в холод, и в дождь... я ни о чем не сожалею, вот и весь мой к вамХразговор. -- Неплохо сказано, -- искренне воскликнула Фиона. -- Гарет, ты замечательный парень. Ему несколько польстила такая похвала, мне же она показалась вполне заслуженной. -- Каковы же ваши дальнейшие планы? -- спросил Тремьен. -- В следующее воскресенье, -- ответил я, -- мы могли бы совершить еще одну вылазку и испытать себя в чем-нибудь ином. -- Интересно, в чем? -- Пока еще не знаю. Моего неопределенного обещания хватило на то, чтобы мальчики вновь убежали на кухню за очередной порцией пиццы, а Сэм углубился в мою книгу о выживании, по мере чтения которой делал замечания, что мои ловушки больше подходят для людей, чем для Оленей. -- Убийство оленя в Шервудском лесу каралось петлей, -- заметил Гарри. -- Ловушки нужно ставить аккуратно, убедившись, что за тобой никто не подглядывает, -- согласился я с Гарри. -- Зачем вы учите этому Гарета? -- недружелюбно спросил Нолан из глубины своего кресла. -- Чего вы добиваетесь? Звания супермена? -- Мною руководит только смирение, -- без всякой иронии в голосе ответил я. -- Просто пай-мальчик, -- саркастически возразил Нолан, добавив в своей манере парочку непристойностей. -- Встретился бы я с тобой на скачках. -- Я бы тоже хотел на это посмотреть. -- В голосе Тремьена появилась какая-то мягкость и душевность. Он сделал вид, что принял наш разговор за чистую монету. -- Мы сделаем заявку на разрешение вашего участия в скачках, Джон. Никто из присутствовавших никак не отреагировал на это заявление Тремьена. Нолан же явно принял вызов. "Я понял, что ему не по нутру даже Слова, сказанные вполу-шутку. Своих позиций он не желал уступать никому. Утро следующего дня застало Ди-Ди над набором для определения беременности. В ее глазах стояли слезы, но, как мне показалось, не слезы сочувствия, а слезы зависти. В понедельник вновь на пороге дома появился Дун -- ему требовалось узнать, в каких забегах выигрывала Гвоздичка и на каких из них присутствовал Гарри. -- Мистер Гудхэвен? -- гулко переспросил Тремьен. -- Эта лошадь принадлежит миссис Гудхэвен. -- Да, сэр, но в медальоне покойной была фотография мистера Гудхэвена. -- Снимок был сделан ради лошади, -- возразил Тре-мьен. -- Ведь я же говорил вам об этом. -- Да, сэр, -- сухо согласился Дун, -- а теперь поговорим об алиби на те дни... Подавляя кипевший в нем гнев, Тремьен в задумчивости просмотрел формуляры и с полной определенностью ответил, что без Фионы Гарри ни на одних скачках не было. -- А в последнюю субботу апреля? -- лукаво спросил Дун. -- Что? -- вновь уткнулся в свои книги Тремьен. -- А в этот день что произошло? -- Ваш главный сопровождающий конюх сказал, что миссис Гудхэвен в тот день свалилась с воспалением легких. Он помнит ее слова, сказанные потом в Стратфор-де, когда ее лошадь выиграла в заезде, но затем была лишена титула победителя из-за положительного анализа на стимуляторы, что она все равно довольна, поскольку не видела победного заезда в Аттокстере. Тремьен воспринял эту информацию, не проронив ни слова. -- Бели мистер Гудхэвен отправился в Аттокстер один, -- рассуждал Дун, -- а миссис Гудхэвен осталась дома, прикованная болезнью к постели... -- Вы в самом деле не представляете реально, о чем толкуете, -- перебил его Тремьен. -- Анжела Брнкел отвечала за лошадь. И она не могла просто так вое бросить и уйти. Сюда же она вернулась вместе с лошадью в нашем фургоне. Если бы это было не так, то я в любом случае узнал бы об этом и наказал ее за халатность. -- Но из слов вашего главного сопровождающего конюха, сэр, -- с убийственными интонациями своим певучим голосом поведал Дун, -- я понял, что им пришлось ждать Анжелу Брикел в тот день в Аттокстере, поскольку она куда-то испарилась и ее не могли найти, а все уже были готовы к отъезду домой. Она оставила лошадь без присмотра, сэр. Ваш главный сопровождающий конюх решил подождать ее еще полчаса, и только тогда она явилась, причем не объяснила, где отсутствовала. -- Ничего подобного я не помню, -- сухо заметил Тремьен. -- Нет сомнения в том, что они не захотели вас тревожить, сэр. В конце концов, ведь никакого вреда причинено не было... или я ошибаюсь? Дун отвесил один из своих излюбленных молчаливых поклонов, в котором даже при наличии минимального воображения угадывалась его безусловная уверенность в виновности Гарри. -- На ипподроме ни у кого не может быть никаких секретов и личных дел, -- заявил Тремьен, явно несколько лицемеря. -- Ни одному из ваших намеков я не верю. -- Анжела Брикел умерла через шесть недель после этого, -- сказал Дун, -- и за это время она успела воспользоваться набором для определения наличия беременности. -- Прекратите, -- не выдержал Тремьен. -- Эти ваши инсинуации из разряда гнуснейших. Они направлены против достойного, интеллигентного мужчины, любящего свою жену. -- Достойные, интеллигентные мужчины, любящие своих жен, сэр, также не застрахованы на сто процентов от внезапного порыва страсти. -- -- Здесь вы ошибаетесь, -- упрямо возразил Тремьен. Дун бросил на него долгий внимательный взгляд, за тем перевел его на меня. - [ -- А что думаете вы, сэр? -- Я не думаю, что мистер Гудхэвен что-либо совершил. -- Ваше заключение основывается на десяти днях знакомства? -- Да. Впрочем, уже на двенадцати днях. Дун долго о чем-то размышлял, затем медленно спросил меня: -- Лично вы имеете какое-либо мнение относительно того, кто убил девушку? Мой вопрос касается только ваших ощущений, сэр, поскольку, полагаю, что если бы вы имели на этот счет твердое мнение, то, несомненно, сообщили бы его мне, не так ли? - -- Несомненно. Но никаких ощущений либо интуитивных догадок у меня нет, кроме разве того, что, я полагаю, это сделал кто-то, не связанный с этими конюшнями. . -- Она работала здесь, -- сухо напомнил Дун. -- Большинство убийств так или иначе связаны с местом проживания. Он вновь долго и многозначительно смотрел на меня, затем продолжил свою мысль: -- Ваша лояльность по отношении к здешним обитателям, сэр, делает вам честь, но лично я сожалею об этом. В этом доме вы единственный мужчина, которого никак нельзя привязать к убийству девушки, и я бы с удовольствием выслушал вас, однако только при том условии, что вы будете называть вещи своими именами и зрить в корень. Вы поняли, мою мысль? -- Вполне, -- ответил я, хотя был несколько удивлен. -- А вы спрашивали мистера Гудхэвена о том дне, когда он отправился на скачки один, без жены? -- требовательным голосом прервал нашу беседу Тремьен. Дун кивнул. -- Он отрицает, что в тот день произошло что-либо из ряда вон выходящее. Но в его положении это вполне естественно... -- Не желаю больше возвращаться к этой теме, -- отрезал Тремьен. -- Вы нагромоздили здесь целую кучу вздора. -- Личные вещи мистера Гудхэвена были найдены в непосредственной близости от убитой, -- флегматично заметил Дун. -- Плюс к тому она носила его фотографию -- а это уже. не вздор. После этого мрачного напоминания в абсолютнейшей тишине Дун молча ретировался; Тремьен же, очень взволнованный, заявил, что намерен поехать в поместье Гудхэт венов, чтобы как-то их успокоить. Тремьен, видимо, еще не успел добраться до них, поскольку позвонила Фиона. Трубку снял я -- Ди-Ди, сославшись на недомогание, уже ушла. -- Джон! -- воскликнула она. -- Где Тремьен? Дун держит путь к вашему дому. -- О боже. Вы не представляете, как все это ужасно! Дун считает... Он говорит... -- Дун уже посетил нас и обо всем рассказал. -- Этот инспектор подобен бульдогу, -- ее голос дро жал от волнения и отчаяния. -- Гарри сильный, но этот... этот огневой вал сметет и его. -- Он отчаянно боится, что вы начнете сомневаться в его невиновности, -- предупредил я. -- Что? -- поразилась она. -- Никогда. Ни на минуту. -- Тогда убедите его в этом. -- Разумеется, -- она сделала небольшую паузу. -- Кто это сделал, Джон? -- Не знаю. Оказывается, моя персона была темой дискуссии. Странное чувство. -- Возможно, правда будет не очень приятной, -- ответил я. -- Ох, -- в ее крике я уловил нотки того, что она не полностью отвергает версию Дуна. -- Джон... спасите нас всех. Не дожидаясь ответа, Фиона повесила трубку. Какой реакции она ожидала на свою необычную просьбу? Я всерьез задумался, чего они от меня ждут, в качестве кого рассматривают: то ли в качестве благородного странника, способного решить все их проблемы, подобно тому как это делалось в классических вестернах, то ли в качестве обычного средненького писателя, случайно оказавшегося в их I обществе и которому можно, по крайней мере, плакать в "жилетку. Газеты за вторник пестрели сообщениями об убийстве со ссылками на всевозможные источники. Судилище общественного мнения было в полном разгаре, причем все утверждения, претендующие на право и закон, прикрывались избитым словом "вероятно", однако основной смысл всех этих заметок сводился к одному: Гарри Гудхэвен переспал с потерпевшей, она от него забеременела, и он, будучи "хорошим семьянином", постарался избавиться от нее, поскольку, лишившись жены, ему пришлось бы расстаться с привычным образом жизни и влачить жалкое существование. Газеты, вышедшие в среду, по мнению Гарри, были еще хуже, -- сообщения, содержавшиеся в них, буквально приковывали его к позорному столбу. Он позвонил мне вскоре после ужина. -- Вы уже читали эти треклятые комментарии в прессе? -- Читал. -- Вы не будете возражать, если я заеду за вами и мы совершим небольшое путешествие? -- Конечно, приезжайте. -- Прекрасно. Буду через десять минут. Без особых угрызений совести я отложил работу лад биографией Тремьена. За эти две недели из четырех, предусмотренных нашим договором, я набрался достаточно опыта, чтобы бросить работу на половине страницы, особенно если для этого были достаточные основания. Гарри приехал на БМВ, точной копии автомобиля Фионы. Я сел рядом с ним. На его лице я заметил несколько новых морщин, по напряженности шеи и пальцев нетрудно было судить о его внутреннем состоянии. Это так называемое общественное мнение, мнение черни, довело его до жуткого состояния: он похудел, светлые волосы приобрели какой-то землистый оттенок, голубые глаза поблекли. -- Я благодарен вам, Джон, -- сказал он. -- Проклятая жизнь. -- Хочу сказать вам одну вещь, -- сделал я попытку успокоить его. -- Дун уверен, что в этом деле не все ясно, иначе он вас уже давно взял бы под стражу. Я устроился поудобней и застегнул ремень безопасности. Он взглянул на меня, выжал педаль сцепления и газанул. -- Вы так думаете? Он постоянно ходит и ходит. Каждый день. И каждый день прибегает к новым уловкам, к каким-то неуклюжим, будь они прокляты, косвенным уликам. Он обкладывает меня флажками, как волка. -- Он пытается вывести вас из себя, сломить вашу нервную систему, -- предположил я. -- Если он вас арестует и предъявит обвинение, то газеты сразу потеряют к вам интерес. Поэтому он выжидает -- может быть, кто-нибудь что-то припомнит, а вы из-за этих газетных инсинуаций к тому времени сломаетесь и наговорите на себя. Мне даже кажется, что он не против утечки информации -- пусть газетчики раскопают сами место, где были найдены останки, -- и только тогда он сделает официальное заявление. Я не удивлюсь, что он уже выдал пару намеков на этот счет, -- вполне в его духе. Гарри развернул машину в направлении Ридинга, выбрав дорогу, лежащую через холмистую местность и ведущую к Квиллерсэджским угодьям. Меня это несколько удивило, но прямого вопроса я не задал. -- Вчера, -- с горечью в голосе сообщил он, -- Дун спросил меня, во что была одета Анжела Брикел. Об этом же писали все газеты. Он также спросил меня, сама ли она, без принуждения, раздевалась. Я готов был удушить |его... Боже, что я говорю? -- Мне сесть за руль? -- спросил я. -- Что? О, да. Мы чуть не врезались в столб... Я не | заметил его. Нет, со мной все в порядке. Действительно, я в норме. Фиона говорит, чтобы я не поддавался на его запугивания, она была прекрасна, просто великолепна, но он пугает меня, и я ничего не могу с этим сделать. Он задает свои убийственные вопросы таким невинным тоном... "А раздевалась она без принуждения? " Что я мог ответить? Меня же там не было. -- Вот вам и ответ. -- Он не верит мне. -- Он не уверен. Что-то его беспокоит-- Лучше бы он беспокоился о спасении своей души. -- Его преемник может быть хуже. Признание для Циего может оказаться выше правды. Дун, по крайней мере, попытается докопаться до истины. -- Неужели он вам приятен? -- сама эта идея была ему _ Скажите ему спасибо. И радуйтесь, что пока еще на оде, -- посоветовал я и после паузы перевел разговор. другую тему. -- Почему мы едем этим путем? Мой вопрос удивил его: -- Естественно, чтобы попасть туда, куда мы едем. -- Значит, это не просто прогулочное путешествие? -- Нет. -- Вокруг нас расстилаются угодья Квиллерсэджа, -- я. -- Полагаю, что так, -- мрачно согласился Гарри и зил: -- Боже милостивый, мы постоянно ездим по этой дороге. Я имею в виду, что из Шеллертона в Ридинг все ездят этой дорогой. Естественно, если нет снежных заносов. По обеим сторонам шоссе виднелись мокрые после вчерашнего дождя деревья с опавшими листьями, и, хоть леса были смешанными, даже ели и сосны в эту зиму выглядели уныло. В некоторых местах угодья были помечены столбиками и обнесены заборами с проволокой; мелькали знаки: "Проезд запрещен". Отдельные участки леса были усажены молодыми елочками, и я подумал: пять ярдов вглубь -- и с дороги тебя уже никто не заметит. Только имея серьезные намерения, я бы рискнул продираться через эти запутанные ветви -- места не для послеобеденных прогулок. -- Эти угодья простираются на многие мили, -- сказал Гарри. -- Это только их западная окраина. Место, где они нашли Анжелу, было ближе к Баклбери. -- Откуда это вам известно? -- Черт возьми, это же было во всех газетах. Теперь вы во мне сомневаетесь? -- Мой вопрос вывел его из равновесия и рассердил, однако ненадолго. Он вновь смиренно покачал головой и продолжил: -- То же самое спросил меня и Дун. Откуда мне это известно? Да из местных газет, которые напечатали карту, вот откуда: Лесник пометил место находки знаком "х". -- Я в вас не сомневаюсь, -- возразил я. -- Если бы я в вас усомнился, мне пришлось бы пересматривать мое отношение к людям вообще. Относительно вас у меня нет сомнений. -- Значит, вотум доверия я получил? -- Да. Мы довольно долго ехали по каким-то неизвестным мне дорогам, проезжали какие-то деревушки, словом, наш путь лежал в одному дьяволу известную преисподнюю. Гарри, однако, тоже знал ее местоположение и, миновав полуразрушенные ворота, свернул на унылую пустынную улочку, которая вывела нас к большому осевшему амбару, являвшему собой груду ржавого железа и деревянного хлама. За притулившимся рядом сарайчиком виднелась струившаяся лента серой воды, уходившая к высящимся на горизонте покрытым лесом холмам. -- Куда это вас занесло? -- спросил я, когда Гарри остановил машину посреди этого безрадостного пейзажа. -- Перед вами Темза, -- ответил Гарри, -- Судя по всему, она после этих дождей и снегопадов вышла из берегов. Мы находимся в двух, щагах от плавучей резиденции Сэма. -- Вот эта? -- Когда Сэм говорил о своей лодчонке, он явно скромничал. -- У этого ковчега есть специальное. предназначение-- пояснил Гарри. -- Уже в течение полутора лет мы приезжаем сюда на пикники, которые Сэм устраивает в те ч дни, когда он выигрывает забег. В последний раз это было нечто... Одна из самых удачных вечеринок... Погрузившийся было в непонятные для меня воспоминания Гарри неожиданно смолк, на лбу его я заметил капельки пота. -- Отчего Вы так нервничаете? -- поинтересовался я. -- Со мной все в порядке. -- Это была очевидная ложь. -- Пойдемте. Мне хочется, чтобы рядом со мной просто кто - нибудь был. -- Хорошо. Куда будем держать путь? -- Несколько рановато приехали, впрочем, не имеет значения. -- С кем же вы намереваетесь встретиться? -- Не имею представления, -- ответил Гарри, выбирался из автомобиля. -- Послушайте, -- продолжил он, когда последовал за ним. -- Кто-то собирается сообщить мне информацию, которая поможет развязаться с Дуном. Я же только... Мне требуется поддержка... какой-нибудь свидетель. Это кажется глупым? -- Нет. -- Тогда пойдемте. Я пойду, но не думаю, что вам следует очень-то расчитывать на того, кто назначил эту встречу. Люди зачастую бывают очень злобными, и вы можете вляпаться в еще большую неприятность. -- Вы думаете, что это обман? -- Сама идея была ему неприятна, но он явно не исключал и такой возможности. -- Каким образом вам назначили эту встречу? -- По телефону. Сегодня утром. Голос я не узнал. Не смог даже определить, мужчина ли это был или женщина. Голос довольно низкий. Какой-то осторожный, вкрадчивый. -- А почему именно здесь, а не в другом месте? -- Не имею ни малейшего понятия, -- нахмурился Гарри. -- Но я не имею права упустить этот случай. Может быть, что-то прояснится, разве не так? -- Мне кажется, что не так. -- Я тоже не в восторге от этого мероприятия, -- признался он. -- Именно поэтому я и попросил вас составить мне компанию. -- Хорошо, -- пожал я плечами. -- Подождем -- увидим. В знак благодарности он как-то вымученио мне улыбнулся и по каменистой тропе, поросшей сорной травой, направился в сторону амбара, стоявшего на пути к месту нашего назначения. Вблизи этот эллинг не выглядел столь привлекательно, как на расстоянии, хотя в некоторых местах поломанные, но вполне пригодные для реставрации резные узорчатые карнизы еще хранили дух эдвардианского стиля. Постройка была кирпичной, причем дожди и ветры хорошо поработали над этим строительным материалом; длинный наклонный фундамент круто уходил к самой кромке воды, и вся конструкция нависала над рекой. Верный своим убеждениям, Сэм не приспособил к ветхой входной двери даже щеколды, не говоря уже о замке. Открывалась она вовнутрь от простого толчка. Большие окна давали много света, однако рассматривать там было нечего -- непокрытый деревянный пол, двухстворчатая стеклянная дверь, выходящая на балкон, под которым бурлила поднявшаяся река. -- А в этих самых эллингах не бывает воды? -- тихо спросил я. -- Вода под нами. Это. помещение предназначено для приемов. Там есть еще одна дверь, ведущая вниз, к самой воде, в собственно док. Именно там расположен грот. Сэм увешал его разноцветными лампочками, а некоторые фонарики плавают просто в воде... жуткое зрелище. Тогда в этой комнате мы оборудовали бар. Фиона и я выходили с напитками на балкон и любовались звездным небом. Ночь была теплой. Все было замечательно, -- он вздохнул. -- С нами были Перкин и Мэкки, они тогда только-только поженились и были наверху блаженства. Как давно все это было, все были счастливы, все казалось простым и ясным. Ничто не предвещало беды... В тот год удача сопутствовала и Тремьену. Все чествовали победу его Заводного Волчка в. Гранд нэшнл... а затем... пошло-поехало. -- А Сэм приглашает Нолана на свои застолья? ГЛАВА 12 Все это произошло столь быстро и неожиданно, что я сам едва не последовал за Гарри: каким-то чудом мне удалось инстинктивно крутануться на одной ноге и отскочить назад, подальше от этого провала. Не везет Гарри с холодной грязной водой, пришла на ум нелепая мысль. Извиваясь ужом, я подполз к краю этого пролома, заглянул в его сырые недра, но своего друга не обнаружил. Проклятье, подумал я, стаскивая с себя куртку. Отзовись же наконец, чтобы я мог тебя вытащить. Ради всего святого! Куда же он исчез? Никакого следа. Я кричал ему, но молчание было мне ответом. Балансируя на трещавшем подо мной поперечном брусе, я не терял надежды найти Гарри, однако в мутной, грязной воде ничего разглядеть не мог. Нужно что-^го делать, необходимо вытащить его оттуда. Я сбросил ботинки и, подогнув ноги, чтобы смягчить свое "приводнение", осторожно выпустил из рук балку. От ледяной воды у меня перехватило дыхание. Плавая на поверхности, я медленно выпрямил ноги, чтобы определить глубину, -- вода доходила мне до ушей. Сделав глубокий вдох, я погрузился с головой в эту мутную жидкость, пытаясь разыскать Гарри, однако даже с открытыми глазами вообще ничего не увидел. Но он должен быть здесь. Времени было в обрез. Глотнув воздуха, я нырнул вновь. С беспокойством, переходящим в настоящую тревогу, я ногами, а затем и руками начал ощупывать дно. Мне попадались куски железа, я натыкался на какие-то острые предметы, но ничего живого так и не обнаружил. Еще один глоток воздуха. Может быть, удастся найти его по всплывающим на поверхность пузырькам? Однако вместо пузырьков я заметил невдалеке красное пятно -- этакий цветной мазок среди унылого однообразия. Наконец-то я нашел его. Я поднырнул и сразу же наткнулся на него, однако тело было абсолютно безжизненным, и, когда я попытался вытащить его на поверхность, мне это не удалось. Дерьмо... дерьмо... Дурацкое слово закрутилось в голове. Я просунул руки у него под мышками и, скользя босыми ногами по илистому дну, изо всех сил потащил его наверх, однако он за что-то зацепился и моих усилий оказалось недостаточно. Я предпринял еще две отчаянные попытки, пока наконец мне не удалось отцепить его, и мы пробкой выскочили на поверхность. Но это длилось недолго -- Гарри вновь начал медленно оседать в воду мертвым грузом. Задыхаясь от заливающейся в нос воды, я, тем не менее, его достаточно высоко поднял -- голова Гарри оказалась на поверхности, однако дыхание не восстановилоcь. Обхватив за спину, я повернул Гарри к себе так, чтобы его лицо оказалось вровень с моим, и в этом неуклюжем положении начал делать искусственное дыхание. Процедуру эту положено проводить в лежачем положении, мне же пришлось вдыхать в него жизнь стоя. Я делал глубокие выдохи ему прямо в ноздри, в вялый рот, порознь и одновременно, с частотой, на которую был только способен, -- словом, мне пришлось выполнять функции отказавших ему межреберных мышц. Синхронно с выдохами я пытался надавливать ему на грудную клетку. Мне нужно было заставить ожить эту грудь, заставить Гарри сделать вдох. Меня учили, что искусственное дыхание необходимо продолжать делать как можно дольше, даже когда уже, кажется, потеряна всякая надежда. Продолжать и продолжать, говорили мне. Не сдаваться. Никогда не сдаваться. Даже в воде он был тяжел. Мои ноги онемели в промерзшем иле. Я продолжал ритмично накачивать его воз-духом в темпе, превышающем ритм обычного дыхания, сжимал его грудь, всячески уговаривал, отдавал мысленные приказания взять себя в руки, прийти в себя, прийти в сознание... Гарри, ну давай же! Мне было жалко его, Фиону, всех их, но более всего я привязался к Гарри. Его мягкий юмор, его человечность -- разве можно этого лишиться? Я буду отдавать ему свое дыхание до тех пор, пока сам не закоченею и буду физически не способен продолжать, но даже и в этом случае не смирюсь с мыслью, что делал это напрасно. Неожиданно я почувствовал какой-то толчок в его груди, секунду я не мог в это поверить, затем он вновь дернулся у меня в руках и кашлянул мне прямо в лицо, изо рта потекла струя грязной воды, вновь последовали приступы мучительного кашля, после чего Гарри начал ловить ртом воздух... пить его, вбирать в себя; в его горле что-то захрипело, он вновь закашлялся -- трудно давалась ему борьба за свои легкие. Он недолго был без сознания, прикинул я, но еще чуть-чуть -- и было бы уже поздно. Не переставая кашлять, он открыл глаза и застонал. Само по себе это было уже прогрессом, поэтому я начал осматриваться в поисках выхода из этого нашего неожиданного тюремного заключения. Еще одна дверь, сказал тогда Гарри, внизу, у самого берега реки. И действительно, приглядевшись, я заметил ее -- покрытая антикоррозийной краской мощная деревянная плита, закрепленная в каменной кладке. Нижний обрез этой двери находился менее чем в шести дюймах от кромки воды. Через весь конец этой постройки, от потолка до самой воды, была натянута сеть из тонкой колючей проволоки, явно раньше предназначавшейся для защиты дока от лодочных воров. Под колючей проволокой бурлили маленькие водовороты пенящейся воды. Из-за поднявшейся реки, сообразил я, док оказался ниже обычного уровня. Дверь в шести дюймах над водой, тогда... нет смысла ставить ее ниже, поскольку и уровень реки обычно ниже... впрочем, где-то все равно должно быть возвышение или, по крайней мере, какое-либо иное устройство для разгрузки и загрузки судов... Аккуратно поддерживая Гарри, я взял левее, ближе к стене, и действительно-таки, к величайшему своему облегчению, наткнулся на площадку с уровнем воды примерно по грудь. Я осторожно усадил на нее Гарри и, не переставая поддерживать его, опустился рядом с ним. Нельзя сказать, что это был величайший прогресс, но, по крайней мере, наши головы торчали над водой, и уже не так остро стоял вопрос жизни и смерти. Гарри был весь в крови, сознание едва теплилось в нем. Единственная польза от этой ледяной воды в том, подумал я, что, несмотря на причиненные нам муки, только благодаря ей потеря крови не будет очень большой. И тем не менее, чем быстрее мы отсюда выберемся, тем будет лучше. Пролом, в который угодил Гарри, был почти в центре потолка над нами. Если встать, подумал я, то можно дотянуться до потолка, но за края этой дыры я не уцеплюсь. Попробовать подпрыгнуть... грохнешься вниз с новой порцией досок. Это не выход из положения. Где-то должна быть эта поперечная балка? Естественно, тоже гнилая. Предаваясь этим своим размышлениям, я не забывал о Гарри. Лучше всего, решил я, нам переместиться в угол. Там мне удастся устроить его так, что он не сможет упасть. Я начал медленно перетаскивать его по нашему, как я заметил, покрытому досками и изобилующему какими-то швартовыми приспособлениями возвышению. Наконец мы дотащились до угла этой площадки, и я угнез-дил Гарри между задней и боковой стенками. Он перестал кашлять, но явно не понимал, что с ним происходит, вытянул ноги -- из одной сочилась кровь, но в мутной воде рану рассмотреть было невозможно. Я раздумывал, стоит ли заняться остановкой кровотечения или же сосредоточиться на том, как выбраться из этой ловушки, оставив Гарри в его неопределенном состоянии в надежде на то, что все страшное уже позади; неожиданно я услышал звук открывающейся двери, доносился он сверху и был отчетливо слышен -- прямо над моей головой, -- именно в эту дверь входили мы с Гарри. Первым моим импульсивным желанием было крикнуть, попросить помощи, кто бы там ни был: однако между моим импульсивным намерением и его вербальной реализацией пролился целый поток внезапно пришедших на ум мыслей, заставивших меня попридержать язычок; так я и застыл с раскрытым ртом в абсолютной неуверенности в мудрости своего решения. Раздумья. Гарри приехал сюда, чтобы с кем-то встретиться. Конкретно с кем, неизвестно. Он не знает. Ему назначили только время и место. Он поверил и отправился на эту встречу. Зайдя в резиденцию Сэма, он увидел на полу конверт и собрался поднять его, неожиданно пол под ним рухнул, и он провалился в док. Если бы меня с ним рядом не оказалось, то он, несомненно, утонул бы, поскольку зацепился за какой-то предмет, спрятанный на дне. В свое время моей подготовкой ведал инструктор, отставной офицер из эскадрильи специального назначения. Он учил меня, как избегать встречи с неприятелем, -- это была его специализация. Видимо, его наука не прошла даром -- хотя и испытывая определенные сомнения, я внутренне почувствовал опасность: наверху враг, а не спаситель. Я ждал восклицаний ужаса, тревожного голоса, обеспокоенного судьбой Гарри, чего-то естественного, что можно услышать от человека, заметившего это несчастье. Но наверху была тишина. Затем звук скрипнувших половиц и аккуратно прикрытой двери. Сверхъестественно. Я почти не различал звуков, доносящихся с улицы, -- мы находились довольно далеко, ниже уровня земли, под самой береговой насыпью, -- однако в какое-то мгновение до моего слуха донесся хлопок закрывающейся двери машины и рокот двигателя отъезжающего автомобиля. -- Проклятье, -- неожиданно промолвил Гарри. Затем последовала серия более крепких замечаний. -- Что происходит? О боже, у меня горит нога. -- Мы очутились здесь через тот пролом, -- я показал на зияющую дыру в потолке. -- Под вашим весом рухнула целая секция половых досок, и вы упали на что-то острое, вонзившееся в ногу. -- Я з-замерзаю. -- Да, я вижу. Вы в состоянии посидеть здесь некоторое время в одиночестве? -- Джон, ради всего святого... -- Я мигом, -- прервал его я. -- Надолго я вас не оставлю. Взобравшись на возвышение -- вода доходила мне до колен, -- я осторожно, вдоль стеночки, направился к нижней двери, выходящей к реке: перед дверью я нащупал ступеньки, их оказалось три, вели они на плоскую гладкую площадку. Я поднялся по ступенькам -- вода едва покрывала мои лодыжки -- и попробовал открыть засов. На сей раз это оказалось сложным делом. Дверь стояла прочно, как скала. На стенке рядом с дверью я заметил три электрических выключателя. Я нажал одновременно на все три, но ни одна лампочка на потолке не загорелась. На стене также был закреплен силовой щиток, кабели от которого тянулись к верхней оконечности металлической решетки. Открыв его, я нажал видневшиеся в нем две кнопки -- сначала красную, затем зеленую, однако никаких изменений в нашем узилище опять не произошло. Устройство для поднятия решетки представляло собой лебедку с электроприводом и специальный стержень, на который, подобно шторам, наматывалась сетка. По обеим сторонам решетки для облегчения хода имелись направляющие. Без электроэнергии ее, конечно, не поднять, хотя, судя по конструкции, она не должна быть тяжелой. -- Гарри, -- позвал я. -- О боже, Джон, -- его голос звучал слабо и напряженно. -- Сидите там и не беспокойтесь. Я сейчас вернусь. -- Куда... вы уходите? -- в его голосе звучал страх, который он пытался скрыть. Самообладание не покинуло его. -- Пытаюсь найти выход отсюда. -- Хорошо... поторопитесь. -- Конечно. Я вновь скользнул в воду и подплыл к решетке, попытался встать, но ноги дна не достали-- там было значи-гтельно глубже. Ноги мои ощущали бесконечные вихревые толчки врывающейся из реки воды. К моему счастью, к моему великому счастью, решетка вплотную не упиралась в дно реки. В сухую погоду при нормальном уровне воды зазор между нижним краем решетки и дном, вероятно, был бы не менее двух-трех футов. С точки зрения здравого смысла это было разумно. Я набрал в легкие побольше воздуха и начал осторожно спускаться по решетке под воду, пытаясь ногой нащупать этот промежуток; и я действительно его обнаружил, однако в данном случае измерять его можно было только в дюймах, кроме того, ощущалось сильное встречное давление воды. Я вынырнул и глотнул воздуха. -- Гарри? -- Да. -- Под металлической решеткой есть небольшое пространство. Я собираюсь проплыть через него в реку и сразу же вернусь за вами. -- Хорошо. Больше самообладания на этот раз, подумал я, меньше страха. Глубокий вдох. Нырнув, я начал пробираться по решетке ко дну дока. Опустившись до самого низа, я почувствовал вязкий ил. Край решетки крепился на подвижных шарнирах, а не на металлических пластинах. Все эти шарниры поднять одновременно было невозможно, пришлось возиться с каждым в отдельности. Ну, подныривай же, уговаривал я себя. Я испытал неодолимое желание выбраться на поверхность. Ныряй же... Растянувшись на дне, я решил пробираться через этот зазор головой вперед, лицом вверх, впрессовывая свою спину в мягкое илистое дно. И молил Бога... молил всех святых, чтобы не зацепиться одеждой за эти шарниры... На мне же вязаный свитер... Надо было его снять... Ниже голову; щеки моей коснулся металл. Толкай же их обеими руками. Напрягись, напрягись, будь осторржен, не теряй голову, следи за одеждой, не напорись на какую-нибудь железяку, крепче возьмись за край сетки, ни в коем случае не выпусти ее, ведь здесь такое сильное течение, держись прямо, удерживайся; плечи, кажется, прошли, толкай шарниры вверх, спина прошла, бедра прошли, ноги... шарниры... нечем дышать... легкие разрываются... осторожнее, осторожнее... что-то попало под лодыжку, мешает движению... воздуха, глоток воздуха... ноги застряли... ноги... наконец прошли. Течение реки тут же подхватило меня, и я едва успел судорожно вцепиться в решетку, иначе поток меня бы унес. И все же мне-таки удалось выбраться, я ни за что не зацепился, не поранил себя о валяющийся на дне мусор и не утонул -- спасать меня было некому. Как только моя голова оказалась над поверхностью воды, я начал с жадностью хватать ртом воздух, однако особого облегчения не почувствовал: мучила боль в боку, было такое ощущение, что мои легкие распухли и отказываются впускать в себя эту живительную газовую смесь. С другой стороны, подавляющее чувство страха и ужаса прошло, и я, вцепившись в решетку и раскачиваясь на волнах, принялся сквозь прутья выглядывать Гарри. -- Гарри, -- позвал я. Через узкую решетку, не пропускающую свет, я не мог его видеть, однако меня трудно было не заметить. -- Ох, Джон... -- сколько муки и облегчения я прочел в его голосе. -- Слава Всевышнему. -- Осталось совсем недолго, -- - крикнул я, сам заметив в своем голосе какое-то напряжение и беспокойство. Удерживаясь за решетку, я сподобился переползти ближе к закрытой двери и по неровностям в стыках между досками выбрался наконец из воды на травянистый берег. Жуткий холод пронизывал до костей, трясло меня также от беспокойства за состояние Гарри. Но, как бы то ни было, я выбрался из этой западни. Стоя на негнущихся от холода ногах, я попытался открыть дверь, ведущую вниз, однако закрыта она была на врезной замок; обычная замочная скважина, но без ключа открыть ее было невозможно. Может быть, лучше всего, в отчаянии подумал я, ра-аыскать телефон и потребовать профессиональной помощи: пожарников и "скорой помощи"? Если же я не найду телефона в мастерской Сэма, то я довезу Гарри до ближайшего жилища... Не тут-то было. Автомобиль Гарри исчез. Опять в моей голове монотонно начало прокручиваться дурацкое слово "дерьмо". Прежде чем что-либо предпринимать, между тем подумал я, необходимо обуться. Через верхнюю дверь я зашел в эллинг. Опять большой прокол. Ботинок не было. Пропала также и куртка. Из дока до меня донесся приглушенный, неуверенный голос Гарри: -- Есть там кто-нибудь? -- Это я, Джон, -- крикнул я. -- Продержись еще немного. Ответа не последовало. Вероятно, он совсем ослаб. Следовало поторопиться. Теперь у меня уже не оставалось сомнений в чьей-то попытке совершить преднамеренное убийство, и эта уверенность, приводя в бешенство, возбуждала во мне новые силы. Прямо в носках я бросился по каменистой тропе к мастерской Сэма, причем мои пятки не испытывали каких-либо болевых ощущений; с огромным облегчением я обнаружил, что войти внутрь труда не составит, -- замка на двери не было. Внутри обстановка была такой же, как и снаружи, -- сплошная свалка. В центре помещения на специальных блоках была закреплена большая лодка, покрытая серой пластиковой пленкой. В течение очень непродолжительного времени я пытался отыскать телефон, но его не Сказалось. Обнаружить это было нетрудно: ни офиса, ни каких-либо закрытых подсобок в мастерской не было. Возможно, у Сэма и был набор хороших инструментов, но он явно их где-то прятал. Везде была разбросана какая-то непригодная рухлядь, однако мне почти-- сразу же удалось наткнуться на два весьма необходимых мне средмета: ломик и массивный молоток для крепления швартовочных узлов. Схватив свои находки, я стремглав понесся обратно к эллингу и начал штурмовать нижнюю. дверь. Прежде всего я загнал молотком ломик в крошечный промежуток между боковой рамой и кирпичной кладкой на уровне чуть ниже замочной скважины; когда дверь немного отошла, я вынул ломик и повторил всю эту процедуру, но уже на уровне выше замочной скважины, причем на этот раз долбил молотком с большим ожесточением. Наконец видавшее виды дерево поддалось моим усилиям, язычок замка выскочил из гнезда, и я преспокойно распахнул дверь. Оставив на траве ломик и молоток, я ступил в сырое чрево дока. От холодной воды зубы вновь начали выбивать дробь. По крайней мере, мрачно подумал я, сегодня тихий день, нет пронизывающего ветра, который превратил бы нас в сосульки. Я пробрался к Гарри, который почти уже сполз со своего ложа, -- из воды высовывалась одна голова. -- Пойдемте, -- настоятельно сказал я. -- Гарри, просыпайтесь. Он апатично взглянул на меня, в его глазах читалась смесь слабости и боли -- нетрудно было догадаться, что он чрезмерно долго пробыл в этой воде. Апат