ло о пеликанах!> Он почти проорал это. Он мог бы сказать это прямо в лицо Войлсу. Он мог бы прокричать это по буквам, если бы до несчастного коротышки не дошло. Но он был в запертой на ключ комнате далеко от места, где происходил разговор. И в данный момент он знал, что находится там, где ему надлежит быть. Президент подвинулся, снял, затем снова заложил ногу за ногу: - Брось, Дентон, ты понимаешь, о чем я говорю. В этом пруду водится слишком большая рыбка. Пресса следит за расследованием и умирает от нетерпения узнать, кто подозреваемый. Ты ведь их знаешь. Не нужно тебе говорить, что у меня в прессе нет друзей. Я не нравлюсь даже моему собственному пресс-секретарю. Ха, ха, ха. Забудем пока об этом. Сверни это дело и займись настоящими подозреваемыми. Это дело просто шутка, но оно запросто может стать мне поперек дороги. Дентон жестко посмотрел на него. Безжалостно и непреклонно. Президент снова поерзал на кресле. - А как с этим делом Хамела? Похоже, что неплохо, а? - Возможно. - Да. Раз уж мы разговариваем цифрами, то скажи мне, сколько человек выделено на дело Хамела? - Пятнадцать, - сказал Войлс и чуть не рассмеялся. У Президента отвисла челюсть. Самый горячий подозреваемый в игре получает пятнадцать, а эта чертова штука с пеликанами - четырнадцать. Коул улыбнулся и покачал головой. Войлс был пойман на своей собственной лжи. Внизу страницы четыре отчета за среду Эрик Ист и К. О. Льюис привели цифру тридцать, а не пятнадцать. <Успокойся, шеф, - шептал Коул экрану. - Он с тобой играет>. Президент в самом деле успокоился: - Слава богу, Дентон. Почему только пятнадцать? Я думал, это отличный шанс. - Вероятно, даже более того. Я веду это расследование, мистер Президент. - Я знаю. Ты хорошо делаешь свою работу. Я не суюсь не в свое дело. Я хочу только, чтобы ты не тратил понапрасну свое время. Вот и все. Когда я читал дело о пеликанах, меня почти что рвало. Если пресса узнает о нем и начнет его раскапывать, меня разопнут. - Следовательно, вы просите, чтобы я его замял? Президент наклонился вперед и свирепо уставился на Войлса: - Я не прошу, Дентон. Я говорю тебе оставить его. Игнорировать его пару недель. Потратить свое время на что-нибудь другое. Если ещг что-нибудь разразится, тогда взгляни на него ещг разок. Я ведь здесь пока ещг босс, помни об этом. Войлс смягчился и выдавил крохотную улыбку: - Я пойду с вами на сделку. Этот ваш наемный убийца, Коул, заложил меня прессе. Он сильно подставил меня с охраной, которую мы обеспечивали для Розенберга и Дженсена. Президент мрачно и торжественно кивнул головой. - Вы уберете с моей дороги этого быка, сделаете так, чтобы он и близко не подходил, а я забуду об истории с пеликанами. - Я не иду на сделки, - отмахнулся Президент. Войлс презрительно усмехнулся. Он не терял самообладания: - Хорошо. Завтра я пошлю в Новый Орлеан пятьдесят агентов. И пятьдесят - послезавтра. Мы будем размахивать жетонами по всему городу и делать все, что только возможно, чтобы привлечь внимание. Президент вскочил на ноги и подошел к окнам, выходящим на Роуз Гарден. Войлс сидел неподвижно и ждал. - Хорошо, хорошо. Договорились, Я буду контролировать Флетчера Коула, - пробурчал Президент. Войлс встал и медленно подошел к столу: - Я ему не доверяю, и, если я хоть раз почую его во время этого расследования, договор расторгается и мы начинаем расследование дела о пеликанах полным ходом. Президент поднял руки и тепло улыбнулся: - Договорились. Войлс улыбался, и Президент улыбался, и в маленькой комнатушке около кабинета Флетчер Коул улыбался, глядя на экран. <Наемный убийца, бык>. Он это обожал. Это были слова, которые создали легенды. Он выключил мониторы и запер за собой дверь. Они будут говорить ещг минут десять о второстепенных деталях, а он послушает их у себя в офисе, где у него был звук, но не было экрана. У него была напряженная встреча в девять. Затем увольнение в десять. И ему ещг надо было кое-что напечатать на машинке. Большинство бумаг он просто надиктовывал и отдавал ленту секретарю. Но иногда Коул считал необходимым обращаться к помощи анонимных меморандумов. Они широко циркулировали по Западному крылу, всегда были чрезвычайно полемичными и обычно попадали в прессу. Поскольку они появлялись из ниоткуда, их можно было найти лежащими почти на каждом письменном столе. За анонимные меморандумы, сошедшие с его пишущей машинки, он уволил множество людей. Мемо состояло из четырех абзацев и обобщало все, что было ему известно о Хамеле и его последнем отлете из Вашингтона. Были смутные намеки на связи с ливанцами и палестинцами. Коулу оно чрезвычайно понравилось. Как быстро оно попадет в <Пост> или <Таймс>? Он сам с собой заключил маленькое пари, какая газета доберется до него первой. Директор находился в Белом доме, должен был оттуда лететь в Нью-Йорк и возвратиться завтра. Гэвин расположился около офиса К. О. Льюиса и ждал, пока появится маленькое окно. Льюис находился на месте. Льюис был раздражен, но, как всегда, оставался джентльменом: - Ты выглядишь напуганным. - Я потерял моего лучшего друга. Льюис ждал, что последует дальше. - Его звали Томас Каллахан. Это тот самый парень из Тьюлана, который принес мне дело о пеликанах, оно разошлось, затем было послано в Белый дом и бог знает куда еще, а теперь он мертв. Разорван на кусочки бомбой в автомобиле прошлым вечером в Новом Орлеане. Он убит, К. О. - Мне очень жаль. - Дело не в том, что тебе жаль. Совершенно очевидно, что бомба была предназначена Каллахану и той студентке, которая написала это дело, Дарби Шоу. - Я видел ег имя на деле. - Правильно. У них было свидание и предполагалось, что в машине они будут вместе. Но ей удалось уцелеть. Она позвонила мне сегодня в пять утра. Она напугана до смерти. Льюис слушал, но уже отделывался от этого: - Ты не можешь точно утверждать, что это была бомба. - Она сказала, что это была бомба. Совершенно точно. Трах, и все полетело к чертям. Нет сомнений в том, что он мертв. - И ты думаешь, что существует связь между его смертью и этим делом? Гэвин - адвокат, у него нет опыта в расследовании дел, и он не хотел выглядеть легковерным: - Возможно. Я думаю, да. А ты разве нет? - Это не имеет значения, Гэвин. Я только что говорил по телефону с директором. Пеликан вычеркнут из нашего списка. Я не уверен, появится ли он когда-либо в нем снова, но сейчас мы на него времени не тратим. - Но мой друг был убит автомобильной бомбой. - Я сожалею. Я думаю, что местные власти проводят расследование. - Послушай меня, К. О. Я прошу об одолжении. - Послушай меня, Гэвин. Я не делаю никаких одолжений. Мы уже достаточно подразнили гусей, и, если директор говорит остановиться, мы останавливаемся. Ты можешь с ним поговорить. Но я бы не советовал этого делать. - Может быть, я подхожу не с той стороны. Я думал, ты меня выслушаешь и, по крайней мере, будешь заинтересован. Льюис обошел стол: - Гэвин, ты плохо выглядишь. Отдохни денек. - Нет. Я пойду в офис, подожду час и снова вернусь сюда. Мы можем ещг раз попытаться через час? - Нет. Войлс высказался по этому поводу совершенно определенно. - И девушка тоже, К. О. Он был убит, и она прячется где-то в Новом Орлеане, пугаясь собственной тени, взывая к нам о помощи, а мы слишком заняты. - Я очень сожалею. - Нет, ты не сожалеешь. Это моя вина. Мне не следовало выбрасывать в мусор это проклятое дело. - Оно послужило благородным целям, Гэвин. - Льюис положил руку ему на плечо, чтобы показать, что его время истекло и с него достаточно этой чуши. Гэвин резко отшатнулся и пошел к двери. - Это позволило вашим ребятам начать игру с чем-то. Лучше бы я его сжег. - Оно было слишком хорошо для того, чтобы сгореть, Гэвин. - Я не сдаюсь. Я приду через час, и мы снова вернемся к этому делу. Так не пойдет, - Верхик захлопнул за собой дверь. Она вошла в магазин братьев Рубинштейн на Канале и затерялась между рядами полок с мужскими рубашками. За ней никто не шел. Она купила темно-синюю парку, мужскую, но маленького размера, пару авиационных очков, которые явно не обладали какими-либо признаками пола, и британскую шоферскую кепку, тоже мужскую и тоже маленького размера. Расплатилась кредитной карточкой. Пока продавец засовывал карточку в аппарат для считывания, она сняла с одежды ярлыки и надела парку. Парка была мешковатая, наподобие той, что она носила на занятия. Дарби затолкала волосы под воротник, скроенный наподобие капюшона. Продавец вежливо наблюдал за ней. Она вышла на Мэгэзин-стрит и потерялась в толпе. Назад, на Канал. Около <Шератона> роился целый автобус туристов, и она присоединилась к ним. Она подошла к стене, на которой висел сплошной ряд телефонов, нашла номер и позвонила миссис Чен, ег соседке в доме из двух квартир. Видела или слышала она что-нибудь? Очень рано постучали в дверь. Было ещг темно. Она никого не видела, только слышала стук. Ее автомобиль все ещг стоит на улице. Все в порядке? Да, все отлично. Спасибо. Она посмотрела на туристов и набрала внутренний номер Гэвина Верхика. То, что это был внутренний номер, привело только к дополнительным трудностям, и после трех минут препирательств, когда она отказывалась назвать свое имя и повторяла его, ег с ним соединили. - Где ты? - спросил он. - Дай мне кое-что тебе объяснить. В данный момент я не скажу ни тебе, ни кому-либо другому, где я. Так что не спрашивай. - Хорошо. Наверное, ты устанавливаешь правила. - Спасибо. Что сказал мистер Войлс? - Мистер Войлс в данный момент в Белом доме и с ним нельзя встретиться. Я постараюсь поговорить с ним сегодня попозже. - Совсем ничего, Гэвин. Ты в офисе уже почти четыре часа, и у тебя ничего нет. Я ожидала большего. - Потерпи, Дарби. - Терпение может меня убить. Гэвин, они меня преследуют? - Я не знаю. - Что бы ты сделал, если бы знал, что должен умереть и что есть люди, наемные убийцы, которые уже убили двух верховных судей и убрали простого профессора права, у которых есть миллиарды долларов, и они не против потратить их на новое убийство? Что бы ты сделал, Гэвин? - Иди в ФБР. - Томас пошел в ФБР, и он мертв. - Спасибо, Дарби. Это несправедливо. - Меня сейчас не волнует справедливость или какие-либо чувства. Я думаю только о том, как остаться в живых до полудня. - Не ходи в свою квартиру. - Я не так глупа. Они уже там были. И я уверена, что квартира у них под наблюдением. - Где его семья? - Его родители живут в Нейплсе, во Флориде. Наверное, университет с ними свяжется. Не знаю. У него брат в Мобиле, я думала позвонить ему и объяснить все это. И вдруг она увидела его. Он шел между туристами у стойки регистрации. У него была свернутая газета, и он старался вести себя так, как будто находился дома, как ещг один постоялец гостиницы, но его походка была чуть-чуть неуверенной и глаза рыскали. Лицо было вытянутое и худощавое, блестящий лоб. На нем были круглые очки. - Гэвин, слушай. Запиши. Я вижу мужчину, которого уже видела раньше, не очень давно. Может, час назад. Рост сто восемьдесят семь - сто восемьдесят девять, худой, тридцать лет, очки, редеющие темные волосы. Ушел. Он ушел. - Кто это такой, черт возьми? - Мы не знакомы, черт тебя подери! - Он тебя видел? Где ты находишься, черт возьми? - В холле отеля. Я не знаю, видел он меня или нет. Я ухожу. - Дарби! Послушай. Где бы ты ни была, держи со мной связь, о'кей? - Я попытаюсь. Туалет был за углом. Она вошла в последнюю кабинку, заперла за собой дверь, и час оставалась там. Глава 17 Фотографа звали Крофт. Он работал на <Пост> уже семь лет, когда третий раз попал под суд за наркотики. Его посадили на девять месяцев. Выйдя на свободу условно-досрочно, он зарегистрировался как свободный фотограф и дал об этом объявление на желтых страницах. Телефон звонил изредка. Работы - шнырянию между людьми, не подозревающими о том, что являются мишенью фотографа, - было мало. Многие его клиенты были бракоразводными адвокатами, которым для процессов нужна грязь. После двух лет работы свободным фотографом он поднабрался некоторых трюков и сейчас считал себя наполовину сыщиком. За работу, когда мог ег подучить, он запрашивал 40 баксов в час. Очередным клиентом, который звонил, когда была нужна грязь, был Грей Грентэм, его старый приятель с тех дней, когда он работал в газете. Грентэм был серьезным, этичным репортером - лишь слегка непорядочным человеком, - и, когда ему нужно было провернуть какое-нибудь грязное дельце, он звонил. Грентэм ему нравился, потому что он честно относился к тому, что делал. Остальные были ханжами. Он сидел в <вольво> Грентэма, потому что там имелся телефон. Был полдень, и он курил свою обеденную дозу, гадая, задержится ли запах в машине со всеми опущенными стеклами. Свою работу лучше всего он делал, находясь наполовину под кайфом. Когда пялишься на отели, чтобы заработать на жизнь, приходится быть под кайфом. Приятный бриз выдувал запах марихуаны на Пенсильвания-авеню. <Вольво> был припаркован в неположенном месте, Крофт потягивал свою дозу и не очень волновался. При нем было всего несколько десятков граммов, и если уж курирующий его офицер тоже потягивает травку, то какого черта ему волноваться. Телефонная будка была на расстоянии полутора кварталов, на тротуаре, но в стороне от дороги. Через свой телеобъектив он мог почти что читать телефонную книгу, свешивающуюся с полочки. Легче легкого. Внутри будки находилась крупная женщина, заполняя ег всю и жестикулируя во время разговора. Крофт потянул наркотик и посмотрел в зеркало, не видно ли копов. Он стоял в ряду для транспортировки машин. Движение на Пенсильвания-авеню было напряженным. В двадцать минут первого женщина начала проталкиваться от будки, и внезапно появившийся молодой мужчина в красивом костюме закрыл за собой дверцу будки. Крофт достал свой <никон> и пристроил объекта на рулевом колесе. Было прохладно и солнечно, и тротуар бурлил людьми, вышедшими на улицу во время обеденного перерыва. Головы и плечи быстро двигались мимо объектива. Промежуток. Щелк. Промежуток. Щелк. Объект нажимал на кнопки телефона и озирался. Это был их человек. Он проговорил тридцать секунд, и автомобильный телефон звякнул три раза, а затем умолк. Это был сигнал от Грентэма из <Пост>. Это был их человек, и он продолжал говорить. Крофт выстреливал, как из автомата. Сделай все, что можешь, сказал Грентэм. Промежуток. Щелк. Щелк. Головы и плечи. Промежуток. Щелк. Щелк. Когда он говорил, то глаза метались по сторонам, но он держался спиной к улице. Все лицо. Щелк. Крофт отснял тридцатишестикадровую пленку за две минуты, затем схватил ещг один <никон>. Ввинтил объектив и стал ждать, пока пройдет толпа. Это было легко. Конечно, для того, чтобы поймать изображение в студии, требуется талант, но в этой уличной работе было намного больше удовольствия. Украсть лицо с помощью скрытой камеры - в этом есть что-то преступное. Объект оказался человеком немногословным. Он повесил трубку, открыл дверцу, осмотрелся и направился прямо на Крофта. Щелк, щелк, щелк. Все лицо, в полный рост, идет быстрее, приближается. Отлично, отлично. Крофт работал лихорадочно и в последний момент, когда человек проходил мимо и пропал в группе секретарш, положил <никон> на сиденье. Дурак. Когда находишься в деле, никогда не используй один и тот же автомат дважды. Гарсиа вел бой с тенью. У него были жена и ребенок, говорил он, и он боялся. Впереди была карьера с кучей денег, и если бы он платил свои взносы и держал рот на замке, то был бы состоятельным человеком. Но он хотел говорить. Он говорил бессвязно, перескакивая с одного на другое, о том, что он хотел говорить, что у него было что сказать и все такое, но никак не мог решиться. Он никому не доверял. Грентэм его не подталкивал. Он позволил ему бессвязно бормотать довольно долго, столько, сколько нужно было Крофту, чтобы сделать дело. Гарсиа в конце концов расколется. Он ведь так хотел. Он звонил три раза и начинал уже чувствовать себя в своей тарелке со своим новым другом Грентэмом, который играл в эту игру уже много раз и знал, что к чему. Первым шагом было успокоить и установить доверие, полечить теплотой и уважением, поговорить о правом и неправом и о морали. После этого они будут говорить. Фотографии были отличными. Крофт не первый, с кем работал Грентэм. Обычно он бывал под таким кайфом, что это чувствовалось по фотографиям. Он не был чересчур порядочным, оставался корректным, обладал профессиональными знаниями в журналистике, и с ним не нужно было договариваться заранее. Он отобрал двенадцать снимков и увеличил их до размера тринадцать на восемнадцать. Вышло великолепно. Правый профиль. Левый профиль. Анфас в автомате. В полный рост с расстояния меньше шести метров. Как нечего делать, сказал Крофт. Гарсиа было около тридцати, очень симпатичный, аккуратный адвокат. Темные, короткие волосы. Темные глаза. Может быть, испанского происхождения, но кожа не темная. Одежда была дорогая. Темно-синий костюм, вероятно, шерстяной. Без полоски и рисунка. Совершенно белый отложной воротничок с шелковым галстуком. Совершенно черным или темно-рубиновым, с искорками по полю. Отсутствие дипломата озадачивало. Однако в тот момент был ленч и он, возможно, выбежал из офиса позвонить и вернуться. Министерство правосудия находилось на расстоянии квартала. Грентэм изучал снимки и не спускал глаз с двери. Садж никогда не опаздывал. Было темно, и клуб наполнялся. На ближайшие три квартала Грентэм представлял единственное белое лицо. Среди десятков тысяч государственных юристов Министерства правосудия он видел таких, которые умели одеваться, но их было немного. Особенно среди молодых. Они начинали с сорока тысяч в год, и одежда для них не была важна. Для Гарсиа она была важна, и он был слишком молод и хорошо одет для государственного юриста. Значит, он был частным адвокатом, работал на фирм три или четыре, годами зашибал где-то в районе восьмидесяти штук. Отлично. Это сужало круг к пятидесяти тысячам адвокатов, число которых в данный момент, несомненно, расширялось. Дверь открылась, и вошел полицейский. Через легкую завесу табачного дыма он смог различить, что это Клив. Заведение было приличным, без азартных игр и шлюх, так что присутствие полицейского не могло вызвать тревогу. Он сел в кабинку напротив Грентэма. - Это ты выбрал место? - спросил Грентэм. - Да. Нравится? - Послушай. Мы стараемся не вызывать подозрений, верно? Я нахожусь здесь, чтобы собрать кое-какие секреты о сотрудниках Белого дома. Это очень серьезное дело. А сейчас скажи мне, Клив, выгляжу ли я подозрительно, сидя здесь и сверкая своей белизной? - Не хотелось бы мне тебе этого говорить, Грентэм, но ты далеко не так популярен, как думаешь. Видишь вон тех пижонов у бара? - Они посмотрели на бар, где толпились рабочие-строители. - Я бы заплатил по твоему счету, если бы хоть один пижон когда-нибудь читал <Вашингтон пост>, слышал о Грее Грентэме или имел малейшее понятие о том, что происходит в Белом доме. - О'кей, о'кей. Где Садж? - Садж плохо себя чувствует. Он передал для тебя сообщение. Не пойдет. Он мог использовать Саджа как анонимный источник, но не сына Саджа или ещг кого-либо, с кем говорил Садж. - Что с ним? - Возраст. Вчера вечером он не хотел говорить, но сказал, что это срочно. Грентэм слушал и ждал. - У меня в машине конверт, плотно запечатанный. Садж очень нервничал, когда давал его, и приказал не открывать. Отдать только мистеру Грентэму. Я думаю, это важно. - Пойдем. Они направились через толпу к двери. Патрульная машина была припаркована на обочине в запрещенном месте. Клив открыл правую дверцу и вытащил конверт из <бардачка>. Он достал это в Западном крыле. Грентэм запихнул его в карман. Садж был не из тех, кто способен стащить, и в течение всей их дружбы он никогда не передавал документов. - Спасибо, Клив. - Он не сказал мне, что это такое. Сказал только, что мне придется подождать и прочесть в газете. - Скажи Саджу, что я его люблю. - Уверен, что это его взволнует. Патрульный автомобиль отъехал, а Грентэм поторопился к своей машине, наполненной вонью от сгоревшей травки. Он закрыл дверцу, включил верхний свет и надорвал конверт. Было очевидно, что перед ним был внутренний меморандум из Белого дома и он был о наемном убийце по имени Хамел. Он мчался через город. Из Брайтвуда, по Шестнадцатой и на юг, по направлению к центру Вашингтона. Было почти семь тридцать, и если бы он смог все собрать за час, то можно было бы попасть в <Поздний город>, самый большой из полудюжины выпусков, который начинал сходить со станков в десять тридцать. Слава богу, у него был автомобильный телефон, который он купил несмотря на то, что влез в долги. Он позвонил Смиту Кину, заместителю главного редактора по следствиям, который все ещг был в отделе новостей на пятом этаже. Он позвонил другу в иностранный отдел и попросил его собрать все на Хамела.. Насчет меморандума у него были подозрения. Дело имело слишком большое значение, чтобы излагать его на бумаге, а затем швырнуть ег в офисе вроде бумаг с последними ценами на кофе, бутылированную воду или на отпуска. Кто-то, вероятно, Флетчер Коул, хотел, чтобы весь мир знал, что Хамел всплыл в качестве подозреваемого, что он был, надо же, арабом, что у него тесные связи с Ливией, Ираном и Ираком, со странами, где правят полные идиоты, которые ненавидят Америку. Кто-то в Белом Доме Дураков хотел, чтобы история попала на первые страницы. Но это была адская история и это были новости для первых страниц. Они со Смитом Кином закончили к девяти. Они нашли два старых снимка человека, который, как широко считали, был Хамелом, но они были так непохожи, что казались фотографиями разных людей. Кин сказал, что пойдут оба. Дело Хамела было тощим. Много сплетен и легенд, но мало <мяса>. Грентэм упомянул Папу Римского, британского дипломата, немецкого банкира и засаду израильских солдат. И теперь, в соответствии с конфиденциальным источником из Белого дома, наиболее надежным источником, на который можно положиться, Хамел был подозреваемым в убийстве сотрудников Министерства правосудия Розенберга и Дженсена. Через двадцать четыре часа после того, как полетела на бетон дороги, она ещг была жива. Если бы она могла перенести это на утро, то начала бы новый день с новыми идеями о том, что делать и куда идти. А сейчас она слишком устала. Она находилась в номере на пятнадцатом этаже отеля <Мариотт>, с дверью, запертой на задвижку, со включенным светом и с увесистой банкой <Мэйс>, лежащей на постели. Ее густые, темно-рыжие волосы теперь лежали в бумажном мешке в стенном шкафу. В последний раз, когда она стригла волосы, ей было три года, и мать помогала ей заплести хвост. Два мучительных часа ушло у нег на то, чтобы отрезать их тупыми ножницами и придать какую-то видимость прически. Она будет держать их под кепкой или шляпой один бог знает сколько. Еще два часа ушло на то, чтобы перекрасить их в черный цвет. Она могла бы их отбелить и стать блондинкой, но это было бы слишком очевидно. Она предполагала, что имеет дело с профессионалами, и по каким-то непостижимым причинам, находясь в аптеке, решила, что они могут ожидать от нег этого и готовы к тому, что она станет блондинкой. И потом, какого черта! Краситель во флаконе, и если завтра она проснется с растрепанными волосами, то сможет стать блондинкой. Стратегия хамелеона. Менять цвет каждый день и сводить их с ума. У <Клейрол> было по крайней мере восемьдесят пять оттенков. Она была полумертвой от усталости, но боялась спать. Днем она не видела друга из <Шератона>, но чем больше она перемещалась в окрестностях, тем более знакомыми казались лица. Его, здесь не было, знала она. Но у него были друзья. Если они смогли убить Розенберга и Дженсена и убрать Томаса Каллахана, то с ней не будет проблем. Она не могла подойти к своей машине, но и не хотела брать напрокат. Когда берешь машину, то остаются записи. А они наверняка следят. Она могла бы улететь самолетом, но они контролируют аэропорты. Уехать на автобусе? Но она никогда не покупала билет на автобус и не была внутри <Грейхаунда>. После того, как они поймут, что она пропала, они будут ждать, что она побежит. Она была всего лишь любителем, маленькой студенткой, у которой разорвалось сердце, когда она увидела, как ег мужчина был разорван на мельчайшие кусочки и заживо изжарен. Она должна была бы броситься очертя голову куда-нибудь, уехать из города, и они бы ег накрыли. В этот момент город ей даже нравился. В нем был миллион гостиничных номеров, почти так же много аллей и погребков и баров, и в нем всегда толпы людей, прогуливающихся по Бурбону, Шартре, Дофину и Роялю. Она его хорошо знала, особенно Квартал, жизнь которого находилась на расстоянии пешего хода. Она будет перемещаться из отеля в отель несколько дней, до тех пор пока: Пока что? Она не знала что. Она не знала почему. В сложившихся обстоятельствах передвигаться казалось разумным. По утрам она постарается не бывать на улицах. Она будет менять одежду, шляпы и солнечные очки. Она начнет курить и держать сигарету в губах. Она будет передвигаться, пока не устанет, а затем она, возможно, уедет. Она испугана, но все о'кей. Надо думать. Она выживет. Она подумала о том, чтобы позвонить в полицию, но не сейчас. Они спрашивают фамилию и делают записи, и они могут оказаться опасными. Она подумала о том, чтобы позвонить брату Томаса в Мобил, но в этот момент не было решительно ничего, в чем бедняга мог бы ей помочь. Она подумала о том, чтобы позвонить декану, но как бы она могла объяснить дело, Гэвина Верхика, ФБР, бомбу в автомашине, Розенберга и Дженсена, ег побег и сделать так, чтобы это все звучало правдоподобно. Забудь декана. Кроме того, он ей не нравился. Она подумала о том, чтобы позвонить паре друзей из университета, но люди говорят и слушают, и они могут быть и там, слушая, что говорят о бедном Каллахане. Она хотела поговорить с Алисой Старк, ег лучшей подругой. Алиса взволнована, Алиса пойдет в полицию и скажет, что ег друг Дарби Шоу пропала. Она позвонит Алисе завтра. Она позвонила в обслуживание, заказала мексиканский салат и бутылку красного вина. Она выпьет его все, затем сядет в кресло с <Мэйс> и будет наблюдать за дверью, пока не заснет. Глава 18 Лимузин Гмински выехал на Канал, развернулся на полной скорости и резко остановился перед <Шератоном>. Обе передние дверцы распахнулись. Гмински выскочил из автомобиля и устремился внутрь, сопровождаемый тремя личными помощниками с сумками и портфелями, семенившими за ним. Было почти два часа ночи и было очевидно, что Директор спешит. Он не остановился перед стойкой регистрации, а направился прямо к лифтам. Помощники, бежавшие за ним, придержали для него дверцу, и, пока они поднимались на шестой этаж, никто не промолвил ни слова. Три его личных агента ждали в угловой комнате. Один из них открыл дверь, и Гмински ввалился внутрь без какого-либо приветствия. Помощники свалили сумки и портфели на кровать. Директор сорвал с себя пиджак и швырнул на стул. - Где она? - рявкнул он агенту по имени Хутен. Агент, которого звали Сванк, приоткрыл шторы. Гмински подошел к окну. Сванк показал на <Мариотт>, который находился через улицу на расстоянии одного квартала: - Она на пятнадцатом этаже, третья комната с улицы, свет ещг включен. Гмински уставился на <Мариотт>: - Ты уверен? - Да. Мы видели, как она входила и расплачивалась кредитной карточкой. - Бедный ребенок, - сказал Гмински, прохаживаясь около окна. - Где она была прошлой ночью? - <Холидей Инн> на Рояль. Расплатилась кредитной карточкой. - Вы заметили кого-нибудь, следящего за ней? - спросил Директор. - Нет. - Дайте воды, - сказал он помощнику. Тот немедленно бросился к корзине со льдом и загрохотал кубиками. Гмински присел на край кровати, сжал пальцы и методично прощелкал каждым суставом. - Что ты думаешь об этом? - спросил он Хутена, старшего из трех агентов. - Они идут по ег следу. Они подбираются к ней. Она будет мертва через сорок восемь часов. - Она не совсем глупа, - вставил Сванк. - Она остригла волосы и перекрасила их в черный цвет. Она все время передвигается. Совершенно очевидно, что она не собирается в ближайшее время уезжать. Я бы дал ей семьдесят два часа до того, как они ег найдут. Гмински отхлебнул воды: - Это означает, что ег маленькое дело попало в самое яблочко. И это означает, что наш друг находится в отчаянном положении. Где он? Хутен ответил немедленно: - Понятия не имеем. - Мы должны его найти. - Его не видели три недели. Гмински поставил стакан на стол и взял ключ от комнаты. - Так что ты думаешь? - спросил он Хутена. - Должны ли мы забрать ег оттуда? - спросил Хутен. - Это будет нелегко, - сказал Сванк. - У нег может быть оружие. Кого-нибудь может ранить. - Она напуганное дитя, - сказал Гмински. - Кроме того, она обычный гражданин, а не гангстер. Мы не можем позволить себе хватать посреди улицы граждан. - Тогда она долго не протянет, - сказал Сванк. - Как вы думаете ег взять? - спросил Гмински. - Есть несколько способов, - ответил Хутен. - Схватить ег на улице. Войти к ней в комнату. Я могу проникнуть к ней в комнату меньше чем за пять минут, если уйду прямо сейчас. Это не трудно. Она не профессионал. Гмински медленно прошелся по комнате. Все смотрели на него. Он взглянул на наручные часы. - Я не склонен брать ег, - произнес он. - Давайте поспим четыре часа и встретимся здесь в шесть тридцать. Отложим это. Если вы сможете убедить меня взять ег, тогда я прикажу это сделать, о'кей. Они послушно кивнули. Вино сработало. Она дремала в кресле, затем перебралась на кровать и крепко уснула. Телефон звонил. Покрывало свешивалось на пол, а ег ноги лежали на подушке. Телефон звонил. Веки были склеены. Разум оцепенел и потерялся в сновидениях, но где-то в глубине подсознания что-то работало и сказало ей, что телефон звонил. Глаза открылись, но почти ничего не видели. Солнце встало, свет был включен, и она уставилась на телефон. Нет, она не просила себя будить. Она на секунду задумалась над этим и точно вспомнила. Нет, не просила. Она сидела на краю кровати и слушала, как он звонит. Пять звонков, десять, пятнадцать, двадцать. Это не кончится. Наверное, кто-то ошибся номером, но он бы тогда повесил трубку после двадцати. Номером никто не ошибся. Пелена начала таять, и она подвинулась поближе к телефону. За исключением клерка у стойки регистрации, и, может быть, босса, и, вероятно, прислуги, ни одна живая душа не знала, что она находится в этой комнате. Она заказывала еду, но больш%C5 никуда не звонила. Телефон замолк. Хорошо, значит, это все-таки кто-то ошибся номером. Она пошла в ванную, и он зазвонил снова. Она считала. После четырнадцатого звонка она сняла трубку: - Алло. - Дарби, это Гэвин Верхик. С тобой все в порядке? Она села на кровать. - Как ты узнал номер? - У нас есть способы. Послушай: - Подожди, Гэвин. Подожди минуту. Дай подумать. Кредитная карточка, правильно? - Да. Кредитная карточка. След на бумаге. Это ФБР, Дарби. У нас есть способы. Это не так-то и трудно. - Тогда они тоже могут это сделать. - Я полагаю, да. Останавливайся в маленьких гостиницах и плати наличными. В животе засосало, и она растянулась на кровати. Вот как. Нетрудно. След на бумаге. Ее, наверное, убьют. Из-за следа на бумаге. - Дарби, ты слушаешь? - Да. - Она посмотрела на дверь, чтобы убедиться, что та заперта на цепочку. - Да, я слушаю. - Ты в безопасности? - Я думала, что в безопасности. - У нас есть кое-какая информация. В три часа в кампусе будет траурная церемония, а затем погребение, на котором будут присутствовать только родственники. У меня был разговор с его братом, и он попросил меня присутствовать на похоронах и стоять у гроба. Я буду вечером. Я думаю, нам необходимо встретиться. - Зачем нам встречаться? - Ты должна доверять мне, Дарби. Твоя жизнь в опасности, и ты должна меня выслушать. - Что решили ваши ребята? Пауза. - Что ты имеешь в виду? - Что сказал директор Войлс? - Я не разговаривал с ним. - Я думала, ты его поверенный и можешь с ним поговорить. В чем дело, Гэвин? - В данный момент мы не предпринимаем никаких действий. - Что это может означать, Гэвин? Объясни. - Именно для этого мы должны встретиться. Я не хочу говорить об этом по телефону. - Телефон работает отлично, и это все, что тебе сейчас нужно. Так что давай говори, Гэвин. - Почему ты мне не доверяешь? - Он был задет. - Я вешаю трубку. Мне это не нравится. Если ваши люди знают, где я нахожусь, то кто-нибудь ещг может ждать внизу, в холле. - Чепуха, Дарби. Подумай хорошенько. Уже час, как у меня есть номер твоей комнаты, и я ничего не сделал, кроме того, что позвонил. Мы на твоей стороне, клянусь. Она подумала. В этом был смысл, но они нашли ег так легко. - Я слушаю. Ты не говорил с директором, но ФБР не предпринимает никаких шагов. Почему? - Я не знаю почему. Вчера он решил свернуть дело о пеликанах и дал указания всем оставить его. Это все, что я могу тебе сказать. - Это не очень-то много. Знает ли он о Томасе? Знает ли он о том, что я должна умереть из-за того, что написала ЭТО, и через сорок восемь часов после того, как Томас передал его тебе, приятелю по юридическому колледжу, они, черт их знает, кто они, пытались убить нас обоих? Знает ли он все это, Гэвин? - Не думаю. - Это означает нет, не так ли? - Да, это означает нет. - О'кей, послушай меня. Считаешь ли ты, что он был убит из-за этого дела? - Вероятно. - Это означает да, не так ли? - Да. - Спасибо. Если Томас был убит из-за дела, тогда мы знаем, кто его убил, А если мы знаем, кто убил Томаса, значит, мы знаем, кто убил Розенберга и Дженсена. Правильно? Верхик колебался. - Скажи <да>, черт возьми! - рявкнула Дарби. - Я скажу, вероятно. - Отлично. Вероятно для адвоката означает <да>. Я знаю, что это большее, что ты можешь сделать. Это очень сильное вероятно, однако ты говоришь мне, что ФБР свернуло расследование моего маленького подозреваемого. - Успокойся, Дарби. Давай увидимся сегодня вечером и поговорим об этом. Я могу спасти тебе жизнь. Она осторожно положила трубку под подушку и пошла в ванную. Она почистила зубы, причесала то, что осталось от волос, и побросала туалетные принадлежности и смену белья в новую холщовую сумку. Она надела парку, кепку, солнечные очки и осторожно прикрыла за собой дверь. Холл был пуст. Она поднялась на два пролета на семнадцатый этаж, затем села в лифт, опустилась на десятый и с беззаботным видом прошла пешком десять пролетов вниз, в холл первого этажа. Около выхода с лестницы находились туалеты, и она быстро прошла внутрь женского. Холл казался пустынным. Она прошла в кабинку, заперла дверцу и немного подождала. Утро в пятницу в Квартале. Воздух холодный и чистый, без утомляющего запаха пищи и греха. Восемь утра - слишком рано для публики. Она прошла несколько кварталов, чтобы проветрить голову и спланировать день. На Дьюмэйн около Джексон-сквер она нашла кондитерскую, которую видела раньше. Она была почти пуста, и в глубине был телефон-автомат. Она сама налила себе густой кофе и поставила его на столик около телефона. Здесь она могла говорить. Верхик был у телефона через минуту. - Слушаю, - сказал он. - Где ты остановишься на ночлег? - спросила она, глядя на входную дверь. - В <Хилтоне>, около реки. - Я знаю, где это. Я позвоню тебе поздно вечером или рано утром. Больше не следи за мной. Теперь у меня есть наличные. Я больше не буду использовать кредитную карточку. - Правильно, Дарби. И не переставай двигаться. - Когда ты вернешься, я, может быть, буду уже мертва. - Нет, не будешь. Ты можешь там, внизу, достать <Вашингтон пост?> ' - Наверное. А зачем? - Купи один выпуск. Сегодняшний, утренний. Небольшая заметка о Розенберге и Дженсене и о том, кто это мог сделать. - Я не могу ждать. Позвоню позже. В первом киоске <Пост> не оказалось. Она передвигалась по Каналу зигзагами, поглядывая, не идет ли кто-нибудь за ней, вниз по направлению к Сант Энн, вдоль антикварных магазинов на Рояль, между потрепанными барами по обеим сторонам Бьенвиль и, наконец, к Французскому рынку вдоль Декатур и Норз Питере. Она шла быстро, но с бесстрастным и безразличным видом. Хотя на лице было деловое выражение, ег глаза метались взад и вперед, стараясь определить, нет ли преследования. Если они и были где-то рядом, притаившись в тени и наблюдая за ней, то они это делали профессионально. Она купила у уличного торговца <Пост> и <Таймс-Пикант> и нашла столик в пустынном уголке в Кафе-дю-Монд> Первая страница. Цитируя конфиденциальные источники, автор статьи подробно останавливается на легенде о Хамеле и о том, как он оказался вовлечен в убийства. В молодые годы, говорилось в ней, он убивал в соответствии с его верой, но сейчас он занимался этим исключительно из-за денег. У него были огромные деньги, рассуждал отставной эксперт разведки, которые позволяли связываться с ним в случае необходимости, но оставаться неопознанным. Обе фотографии были весьма туманными и блеклыми, но выглядели зловеще. Вряд ли они могли принадлежать одному и тому же лицу. Но сейчас, говорил эксперт, его невозможно опознать? и он не был сфотографирован уже на протяжении десяти лет. Наконец подошел официант, и она заказала кофе и простой бублик. Многие считали, что он мертв, говорил эксперт. Интерпол полагал, что последнее убийство он совершил шесть месяцев назад. Эксперт считал сомнительным, чтобы он летал обычными рейсами. В списке ФБР он занимал самую первую позицию. Она медленно открыла газету <Новый Орлеан>. Томас не попал на первую страницу, но на второй странице была его фотография и длинная статья. Полицейские считали, что это убийство, но продвинуться в расследовании невозможно. Сразу после взрыва на месте преступления видели белую женщину. Юридический колледж, по словам декана, в шоке. Полицейские мало что сказали. Траурная церемония должна состояться завтра в кампусе. Произошла трагическая ошибка, сказал декан. Если это преднамеренное убийство, то жертвой оказался не тот человек. У нег навернулись слезы, и вдруг она снова испугалась. Может быть, это действительно ошибка? Просто бешеный город с сумасшедшими людьми. Может быть, кто-то замкнул не те провода и была выбрана не та машина? Может быть, никто ег и не преследовал? Она надела темные очки и посмотрела на фотографию. Они взяли ег из ежегодного университетского альбома и увеличили. На его лице была деланная улыбка. Он всегда так улыбался, когда был в роли профессора. Он был гладко выбрит и поэтому симпатичен. В пятницу утром история Грентэма с Хамелом наэлектризовала Вашингтон. В ней напрямую не упоминался ни меморандум, ни Белый дом, так что самой популярной в городе игрой стало строить догадки, что явилось источником. Особенно напряженно в нег играли в гуверовском здании. В офисе директора Эрик Ист и К. О. Льюис нервно расх