последние десять минут он был в высшей степени честен с ней. - Это ваш самолет и ваши пилоты? - Да. - Где они находятся? - На базе Эндрюс. - Тогда сделаем так. Я сяду в самолет, и он возьмет курс на Денвер. На борту не будет никого, кроме меня, Грея и пилотов. Через тридцать минут после взлета я скажу пилоту, куда лететь, скажем, в Чикаго. Он исполнит это? . - Он должен представить план полета перед тем, как вылетит. - Я знаю. Но вы - директор ФБР и можете как-то это устроить. - Хорошо. Что вы будете делать, когда прибудете в Чикаго? - Я выйду из самолета одна, а он возвратится на Эндрюс с Греем на борту. - А что вы будете делать в Чикаго? - Я постараюсь затеряться в многолюдном аэропорту и возьму билет на первый попавшийся рейс. - Ладно, но я уже дал слово, что мы не будем следить. - Я верю. Извините меня за излишнюю подозрительность. - Что ж, по рукам! Когда вы хотите уйти? Она взглянула на Грея. - Мне потребуется ещг час, чтобы переработать статью и добавить замечания мистера Войлса. - Тогда - через час, - сказала она Войлсу. - Я подожду. - Можно нам поговорить наедине? - спросила Дарби, кивая на Грея. - Разумеется. - Войлс сгреб свой помятый плащ и остановился у двери. Он улыбнулся ей. - Вы дьявольски восхитительная женщина, мисс Шоу. Ваша сообразительность 'и выдержка покорили одного из самых пресыщенных людей в этой стране. Я восхищаюсь вами. И обещаю, что буду всегда стараться быть достойным вас. Он засунул сигару в рот, продолжая улыбаться, и вышел. Они выждали, пока закрылась дверь. - Как ты думаешь, я буду в безопасности? - спросила она. - Да. Думаю, он искренний человек. К тому же у него есть вооруженные люди, которые вызволят тебя отсюда. Все в порядке, Дарби. - Ты ведь сможешь поехать со мной? - Конечно. Она подошла к нему и обняла его за талию, а он крепко прижал ег к себе и закрыл глаза. В семь редакторы собрались вокруг стола в последний раз этой ночью. Они быстро прочли раздел, который Грей добавил, чтобы включить комментарии Войлса. Позднее пришел Фельдман; его сухое лицо сияло необычной для него улыбкой. - Вы не поверите, - сказал он, - мне сейчас дважды звонили. Звонил Людвиг из Китая. Президент нашел его там и умолял придержать статью на двадцать четыре часа. Людвиг говорит, что тот чуть не плакал. Людвиг же, будучи джентльменом, внимательно выслушал и вежливо отказал. Второй звонок был от судьи Роланда, моего старого приятеля. Похоже, что эти молодчики из <Уайт и Блазевич> вытащили его из-за обеденного стола и потребовали разрешения этим же вечером подать иск. Судья Роланд выслушал довольно непочтительно и крайне невежливо отказал. - Давай дадим это в печать, старик! - воскликнул Кротхэммер. Глава 43 Самолет плавно поднялся в воздух и взял курс на запад, предположительно на Денвер. Он был довольно комфортабельный, хотя и не шикарный, но чего же ждать, если он содержался за счет налогоплательщиков и принадлежал человеку, равнодушному к красивым вещам? Нет даже приличного виски, сразу понял Грей, когда открыл бар. Войлс был трезвенником, и в данный момент это поистине раздражало Грея, ведь он был здесь гостем и просто умирал от жажды. В холодильнике он обнаружил две банки полуохлажденного лимонада и подал одну Дарби. Она открыла банку. Самолет, похоже, набрал высоту. В дверях их кабины появился второй пилот. Он был очень вежлив и представился. - Вы говорили, что вскоре после взлета укажете новое направление. - Да, - сказала Дарби. - Отлично. Но нам хотелось бы знать об этом, скажем, через десять минут. - Хорошо. - Есть ли какое-нибудь питье на этой штуке? - спросил Грей. - Извините. - Второй пилот улыбнулся и вернулся к себе в кабину. Дарби с ег длинными ногами занимала почти весь маленький диванчик, но Грей решил пристроиться к ней. Он приподнял ег ступни и уселся в уголок дивана, положив ег ноги себе на колени. Красный педикюр. Он поглаживал ег щиколотки и думал только об этом - он держит ег ноги. Для него это было так волнующе, но, кажется, не для нее. Теперь она слегка улыбалась, успокаиваясь. Все было позади. - Ты боялась? - спросил он. - Да. А ты? - Тоже, но я чувствовал себя в безопасности. Я имею в виду, что трудно чувствовать себя уязвимым с шестью вооруженными парнями, закрывающими тебя своим телом. И трудно представить, что за тобой наблюдают в фургоне без окон. - Войлс это любит, не правда ли? - Он как Наполеон, составляющий планы и направляющий полки. Тут он в своей стихии. Утром он нанесет удар. Единственный человек, который может его уволить, - Президент, но, я думаю, Войлс держит его сейчас под контролем. - А убийцы расплачиваются. Он должен быть доволен. - Думаю, мы добавили десяток лет к его карьере. Уж это-то мы сделали! - Кажется, он сообразительный человек, - сказала Дарби. - Вначале он мне не понравился, но он принадлежит к тому типу людей, которые вырастают у тебя на глазах. И к тому же чувствительный: когда он упомянул Верхика, я заметила слезы у него на глазах. - Настоящая бубочка! Уверен, что Флетчер Коул получит истинное наслаждение, котла через несколько часов увидит этого милашку. У нег были длинные стройные ноги безупречной формы. Его рука скользила все выше, и он чувствовал себя, как студент-второкурсник, поднимающийся с колен после второго свидания. Эти ноги нуждались в загаре, и он знал, что уже через несколько дней они станут бронзовыми, с прилипшими песчинками между пальцев. Он не получил приглашения навестить ег после, и это его огорчало. Не имея представления, куда она направляется, он знал, что это делалось намеренно. Но он не был уверен, что она сама знала конечный пункт своего путешествия. Это поглаживание ног напомнило ей Томаса. Он тогда прилично выпил и размазал ей лак для ногтей. Под легкое покачивание и рокот двигателя он вдруг отодвинулся от нег на многие-многие мили. Всего две недели, как он мертв, а казалось, что прошло уже много времени. Столько перемен! Но это к лучшему. Если бы она осталась в Тьюлане и заходила в его офис или аудиторию, в которой он занимался, беседовала с другими преподавателями, смотрела с улицы на его жилище - это было бы так больно! Маленькие напоминания приятны в дальнем путешествии, но во время скорби они делают свое дело. Теперь она была уже другая, другой была ег жизнь, в другом месте. И другой человек гладил ег ноги. Сначала это был самоуверенный глупец - типичный репортер, - но вскоре он начал смягчаться и под очерствевшей оболочкой она обнаружила тепло живого человека, которому, несомненно, она очень нравилась. - Завтра у тебя великий день, - сказала она. Он хлебнул из банки. Сейчас он заплатил бы черт знает какие деньги за хорошо охлажденное импортное бутылочное пиво. - Да, великий день, - сказал он, любуясь пальцами ег ног. Это будет больше, чем великий день, но он почувствовал необходимость не высказывать это открыто. Сейчас его внимание занято ею, а не тем хаосом событий, который ждет его завтра. - Как это будет? - спросила она. - Вероятно, я вернусь в офис и буду ждать, пока последует удар. Смит Кин сказал, что проведет там всю ночь. А утром привалит много народу. Мы соберемся в конференц-зале, туда принесут ещг телевизоры, и все утро мы будем следить за реакцией. Вот было бы забавно услышать ответы официальных лиц из Белого дома! <Уайт и Блазевич> тоже что-нибудь скажет. Ну, о Маттисе нельзя ничего предсказать. Чиф Раньян даст объяснения. И наверняка - Войлс. Юристы созовут суды присяжных. А политиканы придут в исступление. Они будут проводить бесконечные пресс-конференции на Капитолийском холме. Да, это будет очень насыщенный день. Очень жаль, что ты пропустишь это удовольствие. Дарби саркастически фыркнула. - О чем ты напишешь в следующий раз? - Возможно, Войлс и его пленка. Ты должна быть недовольна тем, что Белый дом отказался от какого-либо вмешательства, и, если Войлс получит нагоняй, он бросится в атаку, чтобы отыграться. Хотел бы я заполучить эту пленку! - А потом? - Это зависит от многих неизвестных. После шести утра поединок начнет ужесточаться, появятся всевозможные слухи и тысячи историй, и все газеты в стране будут соваться в это. - А ты будешь звездой, - сказала она с искренним восхищением. - Да, я не останусь в стороне. Второй пилот постучал в дверь и приоткрыл ег. Он посмотрел на Дарби. - Атланта, - сказал он и закрыл дверь. - Почему Атланта? - спросил Грей. - Ты когда-нибудь делал пересадку в Атланте? - Конечно. - А бывало так, что ты не мог сделать пересадку в Атланте? - Кажется, да. - Я оставлю свой чемодан. Он такой огромный, что может причинить много хлопот. Грей допил банку и поставил ег на пол. - А отсюда куда? - Он знал, что не следовало спрашивать, потому что сама она не изъявляла желания сказать. Но ему так хотелось знать. - Куда-нибудь недалеко. Совершу свое обычное четырехрейсовое ночное путешествие. Может быть, в этом и нет необходимости, но так я буду чувствовать себя безопаснее. В конечном счете, приземлюсь где-нибудь на островах в Карибском море. Где-нибудь на островах в Карибском море! Выбор сузился всего-навсего до какой-нибудь тысячи островов! Почему она говорит так неясно? Неужели она ему не доверяет? Он сидит тут, гладит ег ноги, а она не желает даже сказать, куда направляется. - Что сказать Войлсу? - спросил он. - Я позвоню тебе, когда доберусь. Или черкну несколько строчек. Прекрасно! Этакие переписывающиеся друзья! Он мог бы посылать ей свои статьи, а она открытки с видами побережья. - Я не знаю, куда еду, Грей, и вряд ли буду знать, пока не остановлюсь где-нибудь. - Но ты ведь позвонишь? - Через какое-то время. Это я тебе обещаю. К одиннадцати вечера в офисах <Уайт и Блазевич> оставалось только пять юристов, и все они собрались на десятом этаже у Марти Вельмано: Вельмано, Симз Вейкфилд, Джеральд Швабе, Натаниэл Джонс (Эйнштейн) и ушедший в отставку партнер по имени Фрэнк Кортц. На краю стола Вельмано стояли две бутылки шотландского виски: одна уже пустая, а вторая тоже почти выпита. Эйнштейн сидел один в углу, что-то бормоча под нос. У него были всклокоченные вьющиеся седые волосы и острый нос, и вид у него был поистине безумный. Особенно сейчас. Симз Вейкфилд и Швабе сидели перед столом без галстуков и с закатанными рукавами. Кортц только что закончил телефонный разговор с адъютантом Виктора Маттиса. Он передал трубку Вельмано, тот положил ег на стол. - Это был Страйдер, - доложил Кортц. - Они в Каире, в апартаментах какого-то отеля. Маттис не будет с вами разговаривать. Страйдер говорит, что он на грани, ведет себя очень странно. Заперся в комнате, и, уж конечно, по эту сторону океана мы его не увидим. Страйдер говорит, что этим парням с пушками приказано немедленно убираться из города. Охота окончена. Рога трубят отбой. - Что же нам делать? - спросил Вейкфилд. - Мы брошены на произвол судьбы, - сказал Кортц. - Маттис умыл руки. Они разговаривали спокойно. Крик и вопли были уже позади, несколько часов назад, когда Вейкфилд обвинял Вельмано в том, что тот написал записку. Вельмано обвинял Кортца в том, что он связался с таким нечистоплотным клиентом, как Маттис. Двенадцать лет, кричал в ответ Кортц, как мы с удовольствием получаем его гонорары. Швабе обвинял Вельмано и Вейкфилда за беспечность, проявленную в этой истории с запиской. И снова и снова они обливали Моргана грязью. Это он во всем виноват! Эйнштейн сидел в углу и наблюдал за ними. Но все это было уже бесполезно. - Грентэм упомянул только меня и Симза, - сказал Вельмано. - Все остальные, кажется, в безопасности. - Почему бы тебе и Симзу не удрать из страны? - предложил Швабе. - Я останусь в Нью-Йорке до шести утра, - сказал Вельмано, - а затем буду месяц колесить по Европе на поездах. - Я не могу бежать, - заявил Вейкфилд. - У меня жена и шестеро детей. Это хныканье о детях они слышали уже в течение пяти часов. Как будто у них не было семей! Правда, Вельмано был разведен, а двое его детей были уже взрослыми людьми. Они могут обойтись и без него. И он тоже. В любом случае, пора было убираться. Он скопил изрядную сумму, ему нравилась Европа, особенно Испания, так что осталось только попрощаться. Другое дело этот злосчастный Вейкфилд, которому всего сорок два года и туго с деньгами. Он хорошо зарабатывал, но его жена - вот где настоящая расточительность - имела склонность рожать детей. Так что Вейкфилд в данный момент сидел на мели. - Не знаю, что мне делать, - сказал Вейкфилд в тринадцатый раз. - Просто ума не приложу. Швабе попытался хоть чем-то помочь. - Думаю, тебе надо пойти домой и сказать все жене. У меня лично жены нет, но, если бы была, я бы попытался втолковать ей. - Я не могу это сделать, - сказал Вейкфилд со страданием в голосе. - Почему бы нет? Ты можешь сказать ей сейчас, или через шесть часов она сама увидит твой портрет на первой странице газеты. Ты должен пойти и сказать ей, Симз. - Я не могу. - Он опять готов был заплакать. Швабе посмотрел на Вельмано и Кортца. - Что будет с моими детьми? - затянул опять Вейкфилд. - Моему старшему всего тринадцать. - Он начал тереть глаза. - Идем, Симз. Возьми себя в руки, - сказал Кортц. Эйнштейн встал и пошел к двери. - Я буду у себя во Флориде. Не звоните, если не будет ничего срочного. - Он открыл дверь и захлопнул ег за собой. Вейкфилд вяло поднялся и направился к двери. - Ты куда, Симз? - спросил Швабе. - К себе в офис. - Зачем? - Мне нужно прилечь. Все в порядке. - Давай отвезу тебя домой, - предложил Швабе. Они внимательно следили за Вейкфилдом; он открывал дверь. - Я в порядке, - сказал он более решительным тоном и вышел. - Ты думаешь, он в порядке? - спросил Швабе у Вельмано. - Я беспокоюсь за него. - Я бы не сказал, что он в порядке, - ответил Вельмано. - У всех у нас были лучшие дни. Почему бы тебе не проведать его через несколько минут? - Хорошо, - сказал Швабе. Вейкфилд не спеша вышел в коридор и спустился на девятый этаж. Подходя к своему офису, он ускорил шаги, а когда запирал за собой дверь, плакал. Делай это быстро! И никаких записок. Пока ты будешь писать ег, ты раздумаешь. А твоя жизнь застрахована на миллион. Он выдвинул ящик стола. Не думай о детях! Это все равно, как если бы ты погиб при авиакатастрофе. Он вытащил из-под бумаг пистолет 38-го калибра. Делай это быстро! Не надо смотреть на их фотографии на стене. Может быть, когда-нибудь они поймут. Он засунул дуло пистолета подальше в рот и спустил курок. <Лимо> резко остановилось перед двухэтажным домом в Думбартон Оке в верхнем Джорджтауне. Машина перегородила улицу, но это было не важно, так как было двадцать минут первого ночи и на улице не было движения. Войлс и два агента выпрыгнули с заднего сиденья и быстро направились к парадной двери. В руке у Войлса была газета. Он постучал в дверь согнутым указательным пальцем. Коул ещг не спал. Он сидел в темноте в своей берлоге в пижаме и банном халате, так что Войлс был очень доволен, увидев его в дверях в таком виде. - Прелестная пижама, - сказал Войлс, пыхтя от удовольствия. Коул вышел на маленькую бетонную веранду. Из узкого коридора выглядывали два его агента. - Какого дьявола вам надо? - медленно произнес он. - Доставить вот это, - сказал Войлс, тыча газетой ему в лицо. - Твое прелестное фото рядом с Президентом, держащим в объятиях Маттиса. Зная вашу страсть к газетам, я подумал, что неплохо будет доставить вам одну. - А твоя фотография будет там завтра! - сказал Коул, как будто он уже прочел статью. Войлс швырнул газету к его ногам и зашагал прочь. - У меня есть кое-какие записи, Коул. Ты начал лгать, и ты у меня будешь биться в конвульсиях прилюдно! Коул бросил на него пристальный взгляд, но ничего не сказал. Войлс был уже почти на улице. - Через два дня я вернусь с повесткой в суд! - крикнул он. - Я приду утром и сам вручу ег. - Он стоял уже около машины. - А потом я принесу обвинительный акт. Разумеется, к этому времени твоя карьера будет уже в прошлом, и Президент наберет новую шайку идиотов, которые будут подсказывать ему, что делать. - Он скрылся в машине, и она быстро умчалась. Коул поднял газету и вошел в дом. Глава 44 Грей и Смит Кин сидели одни в конференц-зале и вычитывали корректуру. Прошло уже много лет с тех пор, как Грей волновался при виде своих статей на первой странице газеты, но на этот раз он был по-настоящему взволнован. Более обширного материала ещг не бывало. Сверху в ряд шли фотографии: Маттис обнимает Президента, Коул важно беседует по телефону в офисе Белого дома, Вельмано сидит в подкомиссии сената, Вейкфилд собирает урожай на судебной сессии, Верхик улыбается в камеру при освобождении из ФБР, Каллахан - за ежегодником и Морган на фото, снятом с видеокассеты (миссис Морган дала на это согласие). Пейпур, репортер из отдела полицейских новостей, сообщил им о Вейкфилде час назад. Грей был подавлен этим сообщением. Но он не винил себя. Они начали править черновики около трех часов пополудни. Кротхэммер принес дюжину жареных пирожков и тут же, пока разглядывал первую страницу, съел четыре. Следующим пришел Де Басио, заявивший, что не спал всю ночь. Фельдман пришел свежий и подтянутый. К четырем тридцати комната была набита народом. Принесли ещг четыре телевизора. Начала передачу Си-Эн-Эн, и через несколько минут пошла трансляция из Белого дома. Объяснений по данному вопросу не было, и лишь Зикман обещал кое-что сказать в семь часов. Кроме сообщения о Вейкфилде, сперва не было ничего нового. То показывали Белый дом, то Верховный суд, то комментировали сообщения. Репортеры дежурили у гуверовского здания, где было в это время очень спокойно. Они бегло сообщили о фото в газетах, и там не было Вельмано. Он прикрылся Маттисом. Си-Эн-Эн показала общий вид дома Моргана в Александрии, но тесть Моргана не допускал камеры в свои владения. Репортер Эн-Би-Си дежурил у здания, где были офисы <Уайт и Блазевич>, но и у него не было ничего нового. И хотя в статье не было ссылок на Дарби, уже ни для кого не было тайной, кто является автором дела о пеликанах, и о Дарби Шоу ходило множество слухов. В семь часов комната была битком набита людьми. Было очень тихо. Отражаясь одновременно на четырех экранах, Зикман, нервничая, подошел к подиуму в пресс-отделе Белого дома. Он выглядел уставшим и осунувшимся. Прочел короткое заявление, в котором Белый дом допускал возможность принятия денег для избирательной кампании из ряда источников, контролируемых Виктором Маттисом, но он упорно отрицал, что хоть какая-то часть денег была получена путем бесчестных махинаций. Президент встречался с Маттисом лишь один раз и то в те времена, когда он был ещг вице-президентом. Он никогда не разговаривал с этим человеком, с тех пор как стал Президентом, и, само собой разумеется, не считает его своим другом, несмотря на принятые от него деньги. Предвыборная кампания получила более пятидесяти миллионов, но Президент не использовал ни одного. Для этого у него есть избирательный комитет. Никто в Белом доме не делал попыток вмешаться в расследование по делу Виктора Маттиса в качестве подозреваемого, и любые утверждения, что это не так, были совершенно неверны. Насколько им известно, мистер Маттис больше не живет в этой стране. Президент приветствует проведение полного расследования в связи с голословными утверждениями, содержащимися в статье <Пост>, и, если мистер Маттис был Организатором этих гнусных злодеяний, тогда он должен предстать перед судом. Пока что ограничились лишь этим заявлением. Полномасштабная пресс-конференция последует позже. Затем Зикман стремительно покинул подиум. Это был очень слабый спектакль, проведенный взволнованным пресс-секретарем, и Грей, вдруг оказавшийся в окружении толпы, почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он нашел Смита Кина за дверью. - Пойдем позавтракаем, - прошептал он. - Пойдем. - Кроме того, мне нужно забежать к себе, если ты не возражаешь. Я не был там четыре дня. Они остановили такси на Пятнадцатой авеню и поехали, наслаждаясь бодрящим осенним воздухом, врывавшимся в открытые окна. - Где девушка? - спросил Кии. - Не имею понятия. В последний раз видел ег в Атланте, часов девять назад. Она сказала, что направляется на Карибское море. Кин осклабился. - Уверен, что скоро ты возьмешь длительный отпуск. - Как ты догадался? - Предстоит большая работа. Грей. Как раз сейчас мы находимся в эпицентре взрыва, и очень скоро начнут сыпаться осколки. Ты - герой дня, но не расслабляйся. Тебе придется эти осколки собирать. - Я знаю свою работу, Смит. - Да, но по твоим глазам я вижу, что ты хочешь распрощаться. Это меня беспокоит. - Ты редактор. Тебе платят за беспокойство. Они остановились на пересечении с Пенсильвания-авеню. Перед ними величественно выступал Белый дом. Был уже почти ноябрь, и ветер гнал по газону сухие листья. Глава 45 После восьми дней, проведенных на солнце, кожа стала бронзовой, а волосы приобрели свой натуральный цвет; возможно, она ещг их не испортила. Она бродила вдоль пляжей туда и обратно и не ела ничего, кроме вареной рыбы и тропических фруктов. Первые несколько дней она много спала, а потом ей это надоело. Первую ночь она провела в Сан-Хуане, где нашла агента по путешествиям - знатока необжитых островов. Ей подыскали маленькую комнатку в доме для гостей в даунтауне Шарлотта-Амалия, на острове Сент-Томас. Дарби хотелось толпы и потока машин на узких улочках, хотя бы на пару дней. Шарлотта-Амалия как раз подходила. Домик для гостей стоял на склоне холма, за четыре квартала от гавани, и ег крошечная комнатка находилась на третьем этаже. На потрескавшемся окне не было ни ставен, ни занавесок, и солнце разбудило ег в первое же утро ласковым потоком лучей, что заставило ег подойти к окну и увидеть величественную панораму гавани. Это было захватывающее зрелище. Несколько круизных кораблей всех размеров стояли в полной неподвижности на мерцающей воде. Они тянулись нестройной вереницей почти до горизонта. На переднем плане, около пирса, сотни парусных шлюпок усеяли гавань и, казалось, удерживали громоздкие туристские суда в бухте. Вода под парусными шлюпками была чистой, нежно-голубой и гладкой, как стекло. Она покрывалась легкой рябью вокруг острова Гассель и становилась все темнее, переходя в сине-фиолетовый, а затем в темно-лиловый цвет там, где сливалась с горизонтом. Ровный ряд кучевых облаков отмечал границу воды и неба. Часики лежали в сумке, и она не собиралась носить их, по крайней мере, полгода. Но непроизвольно она взглянула на запястье. Окно распахнулось, и с улицы ворвались звуки торгового квартала. Воздух был влажный, как в сауне. Она стояла у маленького окна целый час в это ег первое утро на острове, наблюдая, как оживает гавань. Не видно было никакой спешки. Гавань медленно пробуждалась по мере того, как большие корабли степенно приближались и гортанные голоса доносились с палуб парусных судов. Первый человек, которого она увидела, прыгнул с лодки в воду, решив искупаться. Она начинала привыкать ко всему этому. Ее комнатка была маленькой, но опрятной. Кондиционера не было, но исправно работал вентилятор, создавая приятное ощущение прохлады. Почти все время в номере была вода. Она решила пробыть здесь пару дней, может быть, неделю. Здание было одним из многих, тесно громоздившихся вплотную друг к другу вдоль улиц, сбегавших вниз, к гавани. Сейчас ей нравилась теснота улиц, так как это несло в себе какую-то долю безопасности. Она могла выйти и купить все, что нужно. Сент-Томас был известен торговлей, и ег радовала мысль о покупке чего-нибудь из одежды, которую она может сохранить на память. Ей предлагали комнаты и получше, но сейчас сойдет и эта. Когда она покидала Сан-Хуан, она дала себе обет не оглядываться. Ту газету она увидела в Майами, а в аэропорту смотрела по телевизору передачу из Белого дома и знала, что Маттис исчез. Если они теперь подкрадываются, то лишь просто из чувства мести. И если они найдут ег после всех ег петляний, то значит, они не земные существа и в таком случае ей от них не скрыться. Она верила, что за ней нет хвоста. Она два дня почти не выходила из своей маленькой комнатенки, не отваживаясь совершать длительные прогулки. Торговый центр был совсем близко: всего в четырех кварталах за углом - и представлял собой настоящий лабиринт из сотен маленьких одинаковых лавок, торгующих всевозможными товарами. Тротуары и аллеи городка были заполнены американцами с больших судов. В своей широкополой соломенной шляпе и ярких шортах она была всего лишь одной из многочисленных туристок. Первый роман она прочла за два дня, лежа на узкой кровати под мягкой стругй встроенного в потолок вентилятора. Она поклялась не читать до пятидесяти лет ничего, связанного с ег профессией. По меньшей мере, один раз в течение часа она подходила к открытому окну и изучала гавань. Однажды она насчитала двадцать круизных судов, ожидавших места у причала. Эта комната хорошо выполняла свою роль. Здесь она прощалась душой с Томасом, плакала и приняла решение больше к этому не возвращаться. Она хотела оставить свою вину и боль в этом крошечном уголке Шарлотты-Амалии и выйти из него с теплыми воспоминаниями и чистой совестью. Это оказалось не таким трудным, как она представляла, и на третий день у нег уже не было слез. Она отбросила дешевый роман только раз. На четвертое утро Дарби упаковала свои новые сумки и переправилась в Крус-Бэй, что в двадцати минутах от острова Сент-Джон. Взяла такси и поехала вдоль Северной Прибрежной дороги. Окна были опущены, и ветер продувал заднее сиденье. Из приемника лилась музыка, какая-то смесь блюза и рэгги. Шофер за рулем тихонько подпевал. Она скрестила ноги и закрыла глаза, подставив лицо ветру. Это было так опьяняюще! Машина свернула с дороги на Майо-Бэй и медленно поехала к берегу. Дарби выбрала это место из сотни других островов, потому что он был малонаселенным. В этом заливе разрешено было строить лишь легкие домики и коттеджи. Шофер остановился на узкой; обсаженной деревьями дороге, и она расплатилась. Домик стоял на том месте, где гора спускается к морю. Архитектура была чисто карибской - белый деревянный каркас под красной черепичной крышей. И построен исключительно из одного соображения: отсюда открывался изумительный вид. Дарби немного сошла с дороги и сразу оказалась на ступеньках дома. Он был одноэтажный с двумя спальнями и верандой, с видом на море. Стоил двести долларов в неделю, и она сняла его на месяц. Дарби поставила сумки на пол своего нового убежища и вышла на веранду. Море начиналось в тридцати футах. Волны мягко накатывали на берег. Две парусные шлюпки неподвижно стояли в заливе, с трех сторон окруженном горами. Резиновый плот, наполненный ребятишками, без всякой цели качался между лодками. Ближайшее жилище находилось ниже по берегу. Из-за деревьев ей едва была видна его крыша. Несколько человек лежали на песке, загорая. Дарби быстро переоделась в бикини и пошла к воде. Было почти темно, когда такси наконец остановилось у дорожки. Он вышел, заплатил шоферу и смотрел на огни в доме, пока машина не проехала мимо него и не скрылась из виду. У него была одна дорожная сумка, и он легко пошел по дорожке к дому, дверь которого оказалась открытой. Свет был включен. Он нашел ег на веранде; она потягивала охлажденный напиток и, благодаря своей бронзовой коже, была похожа на островитянку. Она ждала его, и это было чертовски важно. Он не хотел, чтобы с ним обращались, как с гостем. Ее лицо мгновенно озарилось улыбкой, и она поставила на стол стакан с напитком. Их губы слились в долгом поцелуе. - Ты запоздал, - сказала она, не разжимая объятий. - Не так-то легко отыскать это местечко, - ответил Грей. Он гладил ег по спине, открытой до пояса, а там начиналась длинная юбка, почти скрывавшая ег ноги. Ничего, он может увидеть их позже. - Как красиво, правда? - сказала она, глядя на залив. - Великолепно! - ответил он, стоя за ег спиной и наблюдая за парусником, дрейфовавшим в море. Он обнимал ег за плечи. - Ты прекрасна! - Давай прогуляемся. Он быстро переоделся в шорты. Она ждала его у воды. Взявшись за руки, они медленно побрели вдоль берега. - Эти ноги нуждаются в обработке, - сказала она. - Несколько бледны, не так ли? - заметил он. <Да, - подумала она, - бледны, но очень недурны, весьма недурны>. Живот был впалый, но после недели такой жизни здесь, с ней, на берегу, он будет похож на спасателя на водах. Они шли, шлепая по воде. - Ты рано уехал, - сказала она. - Я устал от всего этого. Я писал по статье в день после той огромной статьи, и все-таки им было мало. Кину нужно было одно, Фельдману - другое, и я работал по восемнадцать часов в сутки. А вчера я сказал им всем <привет!>. - А я за неделю не видела ни одной газеты, - сказала она. - Коул уволен. Он должен был принять удар на себя, но обвинения выглядят сомнительными. Не думаю, чтобы Президент сделал что-нибудь по существу. Он просто онемел от страха и не может с этим справиться. Ты читала о Вейкфилде? - Да. - Вельмано, Швабе и Эйнштейну были предъявлены обвинения, но Вельмано не смогли найти. Конечно же, был обвинен и Маттис вместе с четырьмя его людьми. Позднее будут предъявлены ещг обвинения. Несколько дней назад мне стало ясно, что из Белого дома ничего больше не выжмешь, так что у меня пропал всякий интерес. Президент, конечно, не преступник, но думаю, что вся эта история подорвала его кампанию по перевыборам. Работа репортера - это цирк! Они молча брели дальше, навстречу сумеркам. Она достаточно наслышалась об этом, и он тоже до чертиков устал от всего. Ущербная луна отражалась в неподвижной воде. Дарби обняла его за талию, и он крепче прижал ег к себе. Они были на песке поодаль от воды. Домик остался позади, в полумиле от них. - Я соскучилась по тебе, - нежно сказала она. Он глубоко вздохнул, но ничего не ответил. - Сколько ты пробудешь? - спросила она. - Не знаю. Может быть, пару недель. Может, год. Это зависит от тебя. - Как насчет месяца? - Идет. Она улыбалась ему, и он почувствовал слабость в коленях. Она смотрела на залив, в центре которого отражалась луна, как медленно плывущая парусная лодка. - Давай много раз по месяцу. Грей? - Отлично!