о мне говорит зависть. Но это не так! Пусть выбивается в звезды, мне не жалко, он того заслуживает. -- Тогда в чем же дело? -- Этот фильм не совсем обычный: последний фильм Джонни Адзато, который и задуман-то им для того, чтобы доказать, что рано его списывать в тираж. По той же причине он все решил делать сам: написать сценарий, играть, режиссировать, разрабатывать мизансцены поединков, и, если верить полиции, каким-то образом этот фильм по- служил причиной его гибели. На этом фильме новичок не должен делать себе карьеру. Этого я не допущу! Фукида и Такаси в упор уставились друг на друга. Дэмура охотно полюбовался бы их единоборством..Толстяк, должно быть, действительно первоклассный мастер, если Фукида столь высокого мнения о нем. Но не доводить же до рукопашной! Дэмура встал меж ними. Он почти физически ощущал исходящие от обоих мастеров волю к бою, неукротимое стремление помериться силой. Дэмура подавил в себе инстинктивное желание отшатнуться и тоже напряг волю и мышцы. Результат оказался неожиданным: инспектор не произнес ни слова, не сделал ни малейшего жеста, но оба соперника попятились назад. -- Господин Фукида, -- мягко произнес Дэмура, -- по-моему, пора представить меня вашему коллеге. Толстяк рассмеялся. -- Мастер Дэмура из школы Сетокан, -- сказал он с ухмылкой, но в голосе его не было и тени насмешки. -- Откуда вы знаете? -- изумился Дэмура. Он не принадлежал к числу популярных мастеров, в газетах о нем не упоминалось, и даже редактор Сираи -- эта ходячая энциклопедия каратэ -- не слышал его имени. -- Это входит в мою профессию. Если уж я решил строить свою карьеру на фильмах с каратэ, я просто обязан знать ведущих мастеров каждой школы. Я посещал каждый мало-мальски значительный додзе. Бывал я и в вашем -- по рекомендательному письму, присутствовал на многих тренировках. -- Какой стиль вы изучали? -- Прежде всего Сетокан. Но этого, сами понимаете, в кино недостаточно, для того чтобы прокормиться. Тогда я и начал обходить клубы, изучать различные школы, отрабатывать эффектные технические приемы и оригинальные позиции. Теперь во мне так смешались все элементы, что я и сам'не мог бы сказать, в какой технике я работаю. Иной раз сомневаюсь, каратэ ли это вообще. -- Почему? Толстяк снова рассмеялся: -- Видите ли, родители мои -- цирковые артисты. Я вырос в цирке и научился крутить сальто раньше, чем писать и читать. Родители заставляли меня упражняться чуть ли не целые сутки, я тренировался больше любого другого ребенка из цирковой семьи, хотя вообще леность в тех кругах не в чести. И несмотря на это, я расплывался как на дрожжах. Пробовали оставлять меня без еды, но я все равно толстел, должно быть от воздуха. -- Такаси покатывался со смеху, словно рассказывал остроумнейший анекдот. -- И тогда кто-то посоветовал родителям сделать из меня клоуна. Не обычного, а клоуна-акробата; знаете, на вид такой растяпа и нескладеха, а цирковым искусством владеет в совершенстве. -- Вот и вышел из него клоун-каратист! Дэмура вздрогнул. Похоже, этим двоим не терпится схватиться врукопашную. Но Такаси и не думал бросаться на Фукиду. Он улыбнулся и усиленно закивал головой -- этакий самодовольный Будда. Все ясно, ведь для прирожденного циркача в слове "клоун" нет ничего оскорбительного, даже когда другие вкладывают в него именно такой смысл. В их понимании клоун -- неутомимый труженик, мастер, артист, достойный всяческого уважения. Но на что, собственно, способен этот Такаси? К каратисту с таким вопросом не сунешься, он, Дэмура, без церемоний отшил бы любопытствующего... И все же инспектор рискнул. -- Вы меня заинтриговали. Не продемонстрируете какой-нибудь из своих аттракционов? -- С удовольствием! -- Толстяк ухмыльнулся и в тот же миг, проделав обратное сальто, вышиб сигарету изо рта стоящего позади мужчины. Тот удивился, но затем на губах его тоже заиграла ухмылка и, прокатившись катком, он подсек Такаси. Оба вскочили, как резиновые мячи, и ноги их столкнулись в синхронном толчке. Оба шлепнулись на землю: противник -- осторожно пятясь в оборонительной позе, Такаси с дурашливой миной клоуна застыл на пятой точке. От группы отделился еще один каскадер (тут Дэмура догадался, что перед ним штаб Такаси) и головой вперед прыгнул на толстяка. В мгновение ока тела их переплелись, покатились, сделав подсечку первому противнику, попытавшемуся снова вмешаться в борьбу. Затем на первый план выдвинулся Такаси: пыхтя и отдуваясь, с жалобным лицом, он коленом прижимал противника к земле и при этом старался привести свою одежду в порядок. Рубашка, разумеется, оказалась прижатой коленом, и нужно было либо пожертвовать ею, либо выпустить противника. На помощь Такаси двинулся третий каскадер, затем еще один, и вскоре все участники группы взлетали, прыгали, падали, катались по земле вокруг Такаси. Было ясно, что артисты демонстрируют отлаженный и великолепно отрепетированный аттракцион. Дэмура украдкой покосился на Фукиду: лицо его выражало нескрываемую зависть. Перехватив взгляд Дэмуры, он горько улыбнулся. -- Победа за ними. Публике приелось боевое каратэ, так же как к моменту появления Джонни зрителю надоели силовые трюки. Теперь на сцену выйдет клоун и какое-то время продержится. А там, как знать, что еще потребуется публике для остроты ощущений: бои голых женщин или поражение положительного героя и торжество зла -- не хочу гадать. У этого парня лучшие побуждения, хоть он и не ведает что творит. -- Но ведь начало этому положили вы! -- Да, -- печально согласился Фукида. -- Пожалуй, не стоило этого делать. -- Представление закончилось. Такаси, тяжело дыша, присоединился к ним. Дэмура чувствовал, что Фукида прав, и все же улыбнулся толстяку-акробату. -- Не убедись я воочию, ни за что не поверил бы, что такое возможно! -- Дэмура видел, что Такаси рад похвале. Что ж, похвала заслуженная и паренек симпатичный. К тому же Дэмуру мало волновало будущее фильмов о каратэ. Он пытался представить себе, как мог бы драться этот человек в случае реальной опасности. Хорошо -- это не подлежит сомнению, но сможет ли он сыграть роль каратиста традиционной школы? Почему бы и нет, ведь он изучал Сетокан. По правде говоря, Куяма не рассчитывал застать уволенного ассистента дома. И все же, когда в третий раз понапрасну нажал кнопку звонка, он почувствовал себя обманутым. День начался так удачно, сегодня все должно бы идти как по маслу. Не зная, что предпринять, Куяма вышел на улицу, огляделся по сторонам. Уезжать ни с чем не хотелось. Пожалуй, стоит немного подождать: что, если он объявится, этот Кэндзо. Конечно, можно и не ждать, но тогда придется тащиться на службу. И вдруг Куяма замер как вкопанный. На противоположной стороне улицы находилась маленькая убогая чайная, какие десятками встречаются в бедных кварталах Токио. Деревянный домишко наверняка отведен под заведение без ведома пожарной охраны, и власти в любой момент могут прикрыть его. Над низкой дверью развешаны выцветшие флажки с зазывными надписями. На окнах занавески, внутри полумрак, несколько коротконогих столиков на потертых циновках. Куяма воспрянул духом, поняв, что удача ему не изменила. "Чайный цветок" -- гласила обшарпанная вывеска. Не обращая внимания на прохожих, Куяма сосредоточенно рылся в портфеле. Вот он, на месте! К счастью, толстая серая папка со сценарием оказалась у него при себе. Зажав коленями портфель, он взволнованно перелистывал страницы. Все верно, память его не подвела. "Чайный цветок" -- так называлось заведение, где герой фильма встречает торговца кокаином. С левой стороны страницы находилась подробная инструкция декораторам с описанием чайной. Куяма почти не удивился, когда вошел внутрь и огляделся по сторонам. Крохотные столики, желтоватое освещение, клубы дыма, бар со стойкой в американском духе, совершенно не вписывающийся в стиль чайной, -- по описанию в сценарии Куяма узнал бы это место из сотен других. Взгляды присутствующих обратились к нему. Молодой человек в очередной раз убедился, что в крупнейшем городе мира люди и поныне, случается, живут как в деревне. Одни и те же посетители изо дня в день ходят в это заведение, а если порою и забредет какой-нибудь чужак, он тоже, скорее всего, обитатель такого же убогого квартала. Куяма чувствовал, что он выделяется из этой среды. Он сел и заказал чаю с печеньем. Официантка, к счастью, оказалась учтивой, но решительной женщиной средних лет, а мускулам бармена мог позавидовать борец. "Такая обслуга не допустит, чтобы клиента ни за что ни про что поколотили", -- успокоил себя Куяма. Чай оказался хороший, гораздо лучше, чем можно было ожидать, и лучше, чем в той первоклассной чайной, куда он наведывался с друзьями. Печенье тоже было вполне съедобным, и Куяма принялся изучать сценарий с приятным ощущением сытости. На этот раз читал он внимательно. Заглянув в сценарий впервые, он мельком пробежал глазами эту сцену; удивительно, что название чайной как-то сохранилось в памяти. Сейчас он начал с того места, когда Адзато, то бишь герой фильма, вместе с ассистентом режиссера входит в чайную. Его встречают любопытными взглядами, но, видя, что чужак не один, а с постоянным посетителем, теряют к нему интерес. Они садятся за столик, заказывают чай. Кэндзо подзывает какого-то мужчину, говоря, что его друг хочет с ним потолковать. Адзато не спешит брать быка за рога. Несколько минут болтает с мужчиной о том о сем, по ходу разговора делая намеки, что не прочь бы разжиться "снежком". Лишь сейчас, при внимательном чтении, Куяма заметил, с каким знанием жизни написан этот диалог. Адзато как бы оправдывается, сам-то он, мол, не балуется, но устраивает дома вечеринку и хотел бы поднять приятелям настроение, артисты есть артисты, ничего не поделаешь... Мужчина отнесся к его словам с пониманием. Уж ему ли не знать, когда он связан с такими знаменитостями, Адзато-сан сроду бы не догадался, но он чужие тайны блюдет строго. Затем оба проходят в уборную, чтобы без помех осуществить сделку. Актер достает деньги, мужчина -- пакетик с наркотиком. В этот момент Адзато резко меняется. Схватив мужчину за руку, он выкручивает ее... Интерес Куямы упал. Если до сих пор сюжет и отвечал действительности, то с этого места Адзато начал фантазировать. Поначалу, вероятно, все так и было: он обманом заманил злополучного торговца в уборную, заломил ему руку и пригрозил убить, а тот от боли и от страха выдал имя главаря банды. Но чудовищная потасовка в туалете, во время которой торговец наркотиками пытается пустить в ход нож, по всей видимости, плод воображения Адзато. Зато, по крайней мере, Куяме было ясно, что делать. Прежде чем расплатиться и уйти, Куяма еще раз огляделся по сторонам. Кто бы мог быть тем незадачливым торговцем? Если верить сценарию, это мужчина с отекшими глазами, ростом метр девяносто, не меньше, толстяк с животом, но мускулистый. Если есть такой среди посетителей, его нельзя не заметить. Человек ростом в метр девяносто даже в Америке сошел бы за гиганта! Где-то в дальнем углу действительно мелькнуло похожее лицо: одутловатая физиономия, мешки под глазами, настороженный взгляд. Но нет! Маленький жалкий человечек, истрепанный, задавленный жизнью -- какой же это противник для Адзато? И тут Куяму осенило. Разве можно представить себе в фильме такую сцену, когда непобедимый герой пытает слабого, беспомощного человека? Она вызвала бы у зрителей лишь отвращение, даже знай они, что герой поступает так во имя справедливости. У великого Адзато не хватило фантазии, чтобы сочинить весь сюжет от начала до конца. Он вспомнил про ассистента, недавно уволенного за пристрастие к наркотикам, и ухватился за эту идею. С помощью этого несчастного он отправился по следам подлинной банды торговцев наркотиками, как десятки раз проделывал это в своих фильмах. Разве не говорили в один голос писатель Харрис, оператор Ямамото и многие из давних знакомцев Адзато, что Джонни склонен был отождествлять себя со своими героями? Разумеется, у него хватало ума понять, где именно следует подменять реальность вымыслом. Так, роскошная вилла миллионера превратилась в скромное, но уютное жилище актера, безжалостно уволенный ассистент -- в работника студии, находящегося под угрозой увольнения, а ущемленный в своих амбициях Адзато, не брезгуя обманом ради удачного сюжета, -- в бескорыстного человека, готового прийти на помощь ближнему. Пустяковые отклонения! Зато теперь понятно, как ничтожный завсегдатай убогонькой чайной вырос в гиганта с мощными кулаками. Куяма направился прямиком к мужчине с отечным лицом. Тот испуганно воззрился на инспектора. -- Я бы хотел потолковать с вами. Разрешите присесть? -- Ну... -- Мужчина быстрым взглядом обвел помещение и нехотя кивнул. -- Если уж вам так необходимо... Куяма сел и, не вытаскивая удостоверения, тихо, но решительно заговорил. -- Я из полиции. Всполошенный взгляд мужчины не ввел Куяму в заблуждение. Ничтожный, жалкий мошенник, но все же мошенник, заслуживающий своей участи. И хотя для Адзато он, конечно, не противник, но не такой он хлюпик и размазня, каким кажется, -- в этом Куяма был уверен. Сейчас у него, ясное дело, поджилки трясутся: Адзато выколотил из него имя шефа, а сам Адзато убит, и полиция чего доброго вздумает подозревать его, но и натуре своей, и занятию своему этот жулик верен. Разумеется, в уборную его не выманить, на эту удочку он второй раз не попадется, и товаром своим теперь наверняка базарит в другом месте. Не исключено, что нанял одного-двух парней, чтобы были под рукой на всякий случай. Сидят здесь, в чайной, и выжидают, когда торговец подаст знак. Интересно, вступится ли за него этот мускулистый бармен? Куяма отнюдь не был в этом уверен. -- Что вам нужно? Этого Куяма и сам не знал. Спросить про Адзато? Нет смысла, торговец все равно не признается, что встречался с ним. И тут, словно по чьей-то подсказке, он произнес уверенно, как нечто само собой разумеющееся: -- Вчера здесь побывал мой коллега инспектор Эноеда. -- Ну и что? Я ему сразу заявил, что ничего не знаю. В одном Куяма был уверен: что-то здесь не так. У этого типа Эноеда наверняка ничего не выведал. И все же, цержась какой-то ниточки, какого-то следа, он двинулся цальше и шел до тех пор, пока его не сочли нужным убрать. Что это за след? С кем мог говорить Эноеда? Задавать здесь эти вопросы было бесполезно. Куяма расплатился и вышел. Благодаря сценарию, он знал, куда вел путь Адзато и куда мог направиться Эноеда. Огава, имя которого Адзато выбил из отечного <люпика, нанимал контору в Тораномоне. -- Где вы откопали этого Такаси? Фукида пожал плечами. -- Таякама где-то на него наткнулся. У нашего директора феноменальная способность всегда находить подходящего человека, или дом, или автомобиль -- всех и $ся, в чем возникает необходимость. -- Занятная фигура. -- Таякама? -- О нет! Такаси. ____ Это для вас, Дэмура-сан, кажется занятным, -- рассмеялся Фукида. -- А я на таких чудаков насмотрелся, меня теперь ничем не удивишь. Знавал я сына китайской танцовщицы и норвежского оперного певца, который зарабатывал на жизнь тем, что выбрасывался из мчащихся автомобилей. Отпрыск влиятельного министра с детства мечтал стать каскадером и три раза в неделю брал у меня уроки, чтобы приблизиться к своей мечте. Такаси, с моей точки зрения, дерется лучше других -- но не более того. А с точки зрения Дэмуры, в Фукиде говорила зависть, но он не стал вступать с ним в спор. Представление, устроенное в его честь группой Такаси, вселило в его душу беспокойство. Сколько еще таких мастеров, о существовании которых он и не подозревал, пройдет перед ним в ходе следствия? Мир каратэ, до сих пор представлявшийся ему четким и обозримым, становился все более похожим на джунгли. Разговаривая, они подошли к автомобильной стоянке. Дэмура с гордостью остановился у своего "остина". Фукида с восторгом разглядывал допотопную конструкцию. -- Вот это да! Вы, наверное, участвуете в гонках типа "ретро"? - -- Нет, -- коротко ответил Дэмура. Не пускаться же в объяснения с этим остолопом! Для молодежи любая модель, если она не новейшей марки, годится лишь на свалку. Пусть его "остин" несколько вышел из моды, зато он в прекрасном состоянии и ездить на нем -- одна радость. Уму непостижимо, отчего все уговаривают его сменить машину. Дэмура включил мотор и двинулся по направлению к городу. Первые несколько перекрестков поглотили все его внимание, но затем, выбравшись на открытое шоссе, он рискнул отвлечься и задать несколько вопросов. -- Как прошла ваша беседа с законопослушной компанией у Маццони? Удалось вам что-либо выведать? -- Немногое. -- Фукида был бледен и старался насколько возможно съежиться на сиденье. В первые минуты он раздумывал, не покажется ли неприличным, если он лишь сейчас, с некоторым опозданием, поблагодарит Дэмуру за помощь. Но потом ему стало казаться, будто Дэмура только затем и спас ему жизнь, чтобы угробить в автокатастрофе. -- Но хоть что-то новенькое они сообщили? Фукида закрыл глаза, чтобы не видеть стремительного мелькания машин, и сосредоточился на отчете инспекто-РУ- -- Они работают на некоего типа по имени Огава. Слышали вы о таком? -- А ведь он, должно быть, видная фигура в преступном мире, если у него на службе десятки таких головорезов, -- их он, так сказать, сдает внаем. Кроме того, он заправляет фирмой, которая защищает от других рэкетиров транспортировку денег, дежурные бензоколонки и ночные рестораны. Ему принадлежит целый ряд увеселительных заведений, а в последнее время он занялся... чем бы зы думали? Кинобизнесом! -- Любопытно. И все это вам поведала наша славная троица? Однако же в разговорчивом настроении они были. -- Да-а, -- рот Фукиды растянулся в ухмылке. -- Мне удалось их разговорить. Фукида открыл глаза. Теперь, когда первый страх прошел, ему показалось, что Дэмура ведет машину не то что неумело, а скорее оригинально. Внимательно приглядывается к машинам в непосредственной близости и в мгновение ока рассчитывает, какой скорости и какого ряда ему держаться, чтобы это было оптимально удобно для других водителей. Наверняка оказалось бы, что Дэмура водитель первоклассный, если бы остальные вели себя за рупем так же, как он. Но другие предпочитают ехать каждый в своем темпе и потому либо сердито мигают фарами, поторапливая Дэмуру, либо испытывают его нервы, неспешно плетясь впереди, и вынуждают внезапно и резко притормаживать или идти в объезд. В преддверии часа пик с неизбежными пробками вокруг урчал, гудел, тарахтел и надсадно визжал тормозами густой транспортный поток: микроавтобусы, сверкающие чистотой японские атомобили средней категории, несколько мотоциклов. Знаменитые японские мотоциклы встречаются, как это ни парадоксально, чаще на дорогах Западной Европы, чем в Токио. Точно так же обстоит дело и со знаменитыми японскими малолитражками. Японцы изготавливают их в расчете на европейского потребителя, а сами предпочитают большие, комфортабельные автомобили. Те, кому позволяют средства, приобретают машины иностранных марок. В автомобильном потоке то и дело мелькают черные "мерседесы", "порше" и "пежо". А среди них -- чудо из чудес: "остин" инспектора Дэмуры... Фукида так глубоко задумался, что чуть не прозевал очередной вопрос. -- И кто же, по их словам, самый лучший? -- Простите?.. Ах да, кого они считают сильнейшим из наемных каратистов? Они и сами не знают. Называли одно-два имени, но без всякой уверенности. Вот разве что... -- Да, слушаю вас. -- Малый с мерзкой хитрой рожей проговорился, что он как-то слышал от Огавы, что в серьезном деле тот мог бы положиться только на одного человека. Но имени он не назвал, не сумел вспомнить. Упомянул лишь кличку, да и то не наверняка... -- И что же это за кличка? -- Однократный, Одним-махом или что-то в этом роде. "Горилла" не помнил в точности это прозвище, но смысл его такой, что каратист во время боя наносит всего лишь один удар, и этого оказывается достаточно, чтобы отправиться к праотцам. Дэмура так резко свернул в сторону, что Фукида чуть не вышиб ветровое стекло. Господи, почему в машине нет даже привязного ремня?! Что, если их остановит дорожная полиция? Фукида счел за благо оставить эти вопросы при себе. А старик дал задний ход, затем рванул машину так, что шины заскрипели, обогнал огромный грузовик, держась от него в считанных сантиметрах. И при этом он ухитрялся еще вести беседу. -- Заедем в участок за моими записями, -- сообщил Дэмура. Остальную часть пути оба молчали, погруженные в свои мысли. А серия малых чудес продолжалась. Дэмура в хорошем гоночном темпе ворвался на автомобильную стоянку возле полицейского участка, и тормоза "остина" взвизгнули так громко, что прохожие обернулись. Затем старый инспектор, которого сослуживцы ни разу не видели спешащим, взлетел по ступенькам в здание участка, в спринтерском темпе промчался по коридору и распахнул дверь в комнату дежурных. Полицейские оторопело уставились на него; вероятно, они меньше удивились бы, возникни вдруг на пороге несчастный Эноеда. Дэмура выхватил из ящика стола какой-то конверт, пробормотал нечто похожее на приветствие коллегам и был таков. Уму непостижимо! Когда кто-то из дежурных, опомнившись, выглянул за дверь, Дэмуры и след простыл. У Фукиды пробудилась надежда получить хоть какое-то объяснение. Сейчас, когда старик снова сел в машину и раз пять пробежал глазами свои записи, он вроде бы вернулся в свое обычное уравновешенное состояние, хотя как знать. Читает, похмыкивает, кое-какие места ему явно хотелось бы пометить, но под рукой нет авторучки, и он попросту вырывает листки из блокнота. Вот Дэмура закрыл глаза, губы его беззвучно шевелились, словно формулируя словами некие логические построения, и наконец старик рассмеялся вслух. -- Макамура С-Одного-Удара! Конечно же, это он! -- Дэмура откинулся на сиденье и с довольным видом потянулся. -- Не эту ли кличку упомянул Огава в разговоре с хитромордым? -- Возможно и эту. А что, вы его знаете? -- Последний раз мы виделись лет сорок тому назад, я не знал даже, жив ли он. -- Что он был за каратист? -- Высшего класса. Он уже тогда вполне оправдывал эту кличку, а с тех пор наверняка усовершенствовал свое мастерство. Ай-яй-яй! Фукиде показалось, что Дэмуру не слишком-то радует перспектива единоборства с этим Макамурой, если действительно убийца он. От этого слегка приуныл и сам Фукида. -- В ту пору он был лучшим мастером, чем вы? -- Да, -- с горечью признался Дэмура. -- Он был лучшим из нас и самым жестоким. Мне часто казалось, что ему доставляет удовольствие убивать людей. -- Да что вы говорите! -- Дело было во время войны. Мы вместе служили в отряде особого назначения. В нашу задачу входило брать "языков". Отряд состоял сплошь из мастеров каратэ, все как на подбор. -- Он взглянул на Фукиду и улыбнулся. -- Знаю, о чем вы сейчас думаете, ну и тип, даже фильмы с участием каратистов и то осуждает, а сам, оказывается, способен был использовать на погибель людям искусство, призванное служить им во благо... Да, теперь легко рассуждать... -- У меня и в мыслях... -- Полно вам! Именно это и было у вас в мыслях, и вы абсолютно правы. Видите ли, сейчас, задним числом, я мог бы и приврать -- выдать себя за пацифиста, которого насильно заставили участвовать в войне, -- но не вижу смысла искажать истину. Я не хотел воевать, это факт, но по первому зову вступил в армию. Конечно, теперь все прежние поступки предстают в ином свете, но тогда каждый японец считал своим долгом служить отчизне. Я лишь отцу осмелился признаться, что предпочел бы остаться дома, так он меня чуть не избил за такие слова. Инспектор умолк. Фукида счел бестактным подгонять его вопросами. На улице смеркалось. Водители включили фары и чуть ли не шагом плелись по широкой, в шесть рядов, мостовой. Толпы людей спешили к станциям метро, вдали засияли огнями небоскребы Синдзюку. -- Мы находились в привилегированном положении. Снабжали нас лучше/чем прочие армейские части, одевались мы как хотели и делали что хотели. И чуть не круглые сутки тренировались, словом, вроде бы нам повезло. Но затем нас бросили в дело. Самое странное, что в джунглях действительно сплошь и рядом приходилось вступать в рукопашную, как в старые времена. Все походило на кошмар, но мне казалось, что это гораздо лучше, чем с криками "банзай" бросаться в атаку. Я воображал, будто тут у меня больше шансов остаться в живых. Потом я понял, что заблуждался. То, чем мы занимались, было близко к самоубийству, но по крайней мере и от меня кое-что зависело, а не только от шальной пули, которая то ли сразит, то ли нет. Не последнюю роль играли здесь мои умение и ловкость. Я научился беззвучно подкрадываться, скрываться, читать чужие следы и уничтожать свои собственные. -- И действительно была такая нужда в этих пленных?-- не удержался от вопроса Фукида. -- Поначалу я тоже клюнул на эту удочку и поверил, будто это и есть наша задача. Лишь позднее до меня дошло, что суть совсем в другом. Истинная наша роль заключалась в том, чтобы сеять страх среди американцев. Поэтому-то мы и должны были вступать в рукопашную: убивать невооруженной рукой, ножом, мечом или веревкой -- что пугало противника больше, чем стрельба. Цель состояла в том, чтобы лишить их спокойствия, чтобы они каждую минуту опасались подкравшейся неведомо как таинственной смерти, когда люди из центра лагеря... -- И что же?.. -- Мы проиграли войну, если вы это имеете в виду. Что же касается нашего спецотряда, то в живых остались очень немногие. Американцы нас боялись, это правда. Но зато со страха они охотились на нас, как на диких зверей. Чудо, что хотя бы нескольким из нас удалось выжить. Мне-то вообще повезло, я попал в плен, и у меня хватило ума скрыть, в какой части я служил. Хотя лично я действительно только доставал "языков". Но остальные все более ожесточались: оставляли за собой изуродованные трупы и чуть ли не соревновались, кто больше врагов угробит. -- А Макамура? -- Он был среди нас самым лучшим мастером и самым жестоким. Я не любил его, а он меня, говорил, что я мягкотелый слюнтяй. С тех пор мы не виделись. Я думал, что он погиб, и мне не было его жаль. Должно быть, он и есть тот самый человек, которого Огава имел в виду, при условии, что он остался в живых... -- Дэмура удивленно покачал головой. -- Вчера, когда просматривал список, я должен был догадаться. Ведь чувствовал же, что какая-то важная информация в этом списке есть, а вот проглядел. Меня в первую очередь интересовало, кто из мастеров, по мнению эксперта, способен был бы убить Адзато. -- И что же? -- Ни одна из кандидатур не выглядела убедительной. Скажите, а ваш глаз ни на чем не спотыкается в этом списке? Фукида с любопытством просмотрел список и разочарованно покачал головой. Дэмуру это утешило. -- Меня тоже только что осенило. Смотрите, вот эти три человека проходили обучение в одном и том же додзе. Migce трое по разным причинам проштрафились. -- Интересно. -- Не правда ли? Но еще интереснее посмотреть, кто этим додзе руководил. -- Дэмура с торжествующим видом ткнул в примечания Сираи. -- Некий исэй Макамура. Но истинной радости в его голосе не прозвучало, и Фукида прекрасно его понимал. Фукида знал, что сам он очень неплохой мастер, но так же хорошо знал, что старый Дэмура куда более опасен, чем он. Ну а если все, что он сейчас услышал, правда, то этот Макамура -- смерть во плоти. Адзато не давал себе труда изменить реальные имена и названия. Куяма терялся в догадках, пытаясь проникнуть в его замысел. Неужели он так и рассчитывал вывести в фильме преступников под их подлинными именами и указав их подлинные адреса? Руководствуясь сценарием, инспектор с легкостью отыскал Огаву в деловом квартале Токио на четвертом этаже высоченной коробки из стекла и бетона. Солидное здание, отведенное под столь же солидные фирмы. За дверью, открывающейся посредством фотоэлемента, посетителей встречает швейцар в униформе. Неподалеку от входа в стеклянной клетушке находится справочное бюро, стоят кресла, вазы с цветами, огромное табло на стене содержит перечень фирм, арендующих это здание. В цокольном этаже, как обычно, размещается ресторан, отсюда подают наверх в офисы кофе и сандвичи, сюда же предприниматели приводят на деловой обед своих партнеров. Словом, это не был бандитский притон, это было типичное административное здание, каких в Токио сотни. Куяма в нерешительности топтался в вестибюле. Что ни говорите, а ведь именно в этом районе был убит, Эноеда. Сейчас молодому инспектору хотелось бы очутиться в компании Дэмуры или Шефа -- кого угодно, кто подсказал бы ему, что делать. Он на верном пути -- тут сомнений быть не может. Правда, по сценарию, люди Огавы подкарауливали Адзато, вооруженные ножами, дубинками, цепями, а такую ситуацию трудно было вообразить в этом хорошо охраняемом здании. Но если актер и преувеличил грозящую герою опасность подобно тому, как в сценарии он изменил внешность торговца наркотиками, ему, Куяме, достаточно и той доли истины, что скрыта в сюжете. Его ни на минуту не утешало сознание, что он полицейский. Ведь бедняга Эноеда тоже был полицейским и шел по этому следу. Как знать, может, он даже успел побеседовать с Огавой и был убит по дороге отсюда. Инспектор подозрительно оглянулся по сторонам. Зрелище светлого, чистого современного вестибюля, деловито снующих бизнесменов, швейцаров и охраны в униформе несколько успокоило его. Не отступать же с позором, коль скоро его сюда привела нить расследования! Но и нагрянуть в контору Огавы он тоже не решался. Куяма вышел на улицу, постоял, пытаясь собраться с мыслями. Вокруг царила привычная обстановка токийского делового квартала. Всюду конторы, банки, рестораны, гаражи. Массы людей, как и водится в центре города: сухопарые чиновники в европейских костюмах и при галстуках, юные девушки в полотняных шортах, детишки в неизменных соломенных шляпках. Объявления на японском и на английском языках. И на противоположной стороне улицы -- небольшой цветочный магазин с икебаной и каллиграфической надписью в витрине. Оформление рассчитано не на туристов, надписи, как видно, часто меняют, следя за тем, чтобы они гармонировали и с выставленными цветами, и с окружающей обстановкой. Из всех старинных обычаев Куяма дорожил именно этим. Древняя традиция являлась как бы неотъемлемой частью его жизни, хотя он лично не делал ничего, чтобы поддержать ее. В доме его родителей всегда стояло блюдо с цветочной композицией. Куяма любил эти "стихотворения в цветах", любил смотреть, как мать составляет букеты. В удобном домашнем кимоно, уютно расположившись на приятно пахнущей циновке, она проворно и в то же время мягкими, спокойными движениями перебирает цветы, формирует букет. Затем надолго застывает в одной позе, не сводя взгляда с цветов. Можно подумать, будто она любуется творением своих рук, но это не так. Вот мать укорачивает стебель одного цветка, другой отодвигает чуть в сторону. Икебана почти не меняется, но смотредь на нее приятнее, она больше радует глаз и дает отдохновение душе. Продавщица оказалась маленькой хрупкой девушкой. Она поклонилась посетителю и, как птичка, склонив голову набок, снизу вверх смотрела на Куяму. Губы ее улыбались. Куяма достал удостоверение и с ходу понес какую-то чушь. -- Простите за беспокойство. Я по поводу жалобы граждан... -- Да-а? -- глаза миниатюрной, как куколка, продавщицы выжидательно уставились на него. -- Якобы за последнее время в округе участились случаи нарушения общественного порядка. Хулиганы нападают на людей, учиняют драки... Что вам известно на этот счет? -- У нас ничего подобного не случалось. -- Девушка говорила застенчиво и быстро, щебечущим голоском, которому специально обучают теледикторш и актрис. В конце каждой фразы она наклоняла голову и робко улыбалась Куяме. Молодой человек не раз задумывался над тем, что же, собственно, привлекает его в таких девушках, но так и не мог прийти к окончательному выводу. Улыбка этих куколок -- пустая маска, их учтивость -- всего лишь поза, а все манеры -- заученный с детства стереотип идеальной японской жены. Стоило об этом подумать, и Куяма тотчас же испытывал раздражение. Насколько не похожи они на американских девушек -- по-спортивному подобранных, естественно раскованных, улыбающихся нормальной человеческой улыбкой! И все же Куяма не мог устоять перед этими миниатюрными созданиями. В глубине души он понимал, что рано или поздно женится на такой вот куколке, если ему подвернется по-настоящему очаровательная японочка. Этой продавщице обаяния было не занимать, что и заставило Куяму продолжить расспросы. -- Ну как же не случалось? А драка, что произошла здесь на днях? -- Ах вот вы о чем! Но ведь это был единственный случай, да и тот завершился благополучно. Знаете, к кому вздумали приставать хулиганы? К Адзато, знаменитому актеру и каратисту! Ну он и всыпал им по первое число!.. Жаль, что он погиб так нелепо. Девушка произнесла эти слова таким выразительным гоном, что Куяму кольнула ревность. -- Вы видели, как все это происходило? -- Нет. Но видела моя подруга, так что если нужно... -- Вы не могли бы дать ее адрес? -- Разумеется! -- Девушка достала из письменного стола изящный фирменный бланк и красивыми иероглифами выписала адрес. -- Но вряд ли стоит обращаться к ней, она уже рассказала все, что знала. -- Кому? -- Другому полицейскому. Вчера ведь сюда уже наведывались из полиции. Куяма знал, что девушку распирает от любопытства, с чего бы это к ним зачастила полиция, но она никогда не задаст этого вопроса вслух. Воспитанный японец не спрашивает о том, чего собеседник не хочет говорить. А уж японская женщина и подавно не позволит себе подобной вольности. Эта куколка, владеющая искусством икебаны и каллиграфии, конечно же получила традиционное воспитание. Она никогда не заговаривает первой, не садится к столу развлечься беседой, если муж пригласил гостя к ужину, она почтительно относится к старшим, к более образованным, к людям, занимающим более высокое общественное положение, к мужчинам, к гостям. А Куяма старше по возрасту, образованнее, чем она, занимает более высокий общественный ранг и здесь, в лавке, он гость. Куяма решил воспользоваться случаем и потешить свое тщеславие. -- Должно быть, из окружного участка, -- небрежно обронил он. -- Меня-то прислали из центра. -- Настолько серьезной была жалоба? -- ужаснулась девушка. -- Впрочем, понятно: ведь репутация округа поставлена под угрозу. -- Да, конечно, -- Куяма взял листок с адресом и, прежде чем спрятать, внимательно разглядел строчки. -- Красивый у вас почерк. На сей раз девушка смутилась искренне, Куяма готов был поклясться в этом. -- Вам нравится? -- Очень, -- ответил он и посмотрел ей прямо в глаза. Но ему не удалось вновь вызвать румянец. -- Возможно, мне придется еще раз обратиться к вам; дело очень серьезное, сами понимаете. Не дадите ли на всякий случай свой адрес? -- О, пожалуйста! Красиво оттиснутая визитная карточка, домашний адрес, телефон. Малышку зовут Мррико. Теперь оставалось выяснить лишь одну небольшую деталь. -- Э-э... скажите, у вас есть поклонник? И в этот момент в цветочную лавку вторгся двадцатый век, сокрушив барьеры возраста, пола, общественного ранга... Одним-единственным вопросом Куяма проиграл свое право на традиционное почтение. Из солидного по-пицейского чина он вмиг превратился в робеющего юнца. Девушка, доселе строго державшаяся в рамках подобострастной церемонности и позволявшая себе разве что несмелую улыбку, звонко, естественно рассмеялась и глянула на Куяму так лукаво, что это было куда дороже пюбой традиционной почтительности. -- Есть, -- сказала она и долгим взглядом ответила на ззгляд Куямы. -- Но несерьезный. Куяма как во сне побрел к выходу. Уже распрощав-иись, он сообразил, что не выяснил существенную под-эобность: когда именно произошла драка. Но инспектор не стал возвращаться: совестно признаваться, что при исполнении служебных обязанностей он совершенно по-герял голову. Куяма отыскал телефонную будку и позвонил в ближайший полицейский участок. Его расчет оказался верным. Дежурный полицейский ответил на его вопрос не задумываясь. Драка случилась в среду на прошлой неделе около трех часов дня... Что ж, если в этом эайоне нарушения общественного порядка происходят эедко, немудрено, что это событие засриксировано с та-сой точностью. -- А что, собственно, произошло? -- С чего началось, мы не знаем. Очевидцы спохватились, когда драка уже была в разгаре. Конечно, сразу же >ызвали полицию, но когда мы прибыли на место проис-иествия, то никого из дерущихся не обнаружили. Правда, многие свидетели узнали среди участников драки Джон-ш Адзато. -- Вы не пытались связаться с ним? -- А как же, конечно связались. Он сказал, что на-фавлялся в Сингаку Синке Билдинг, когда на него неожиданно напали; кто и почему -- он не знает. Адзато дал от-юр, и нападающие разбежались. Кстати, вы знаете, что ю этому же поводу к нам обращались и из участка Синдзюку? -- настороженно добавил дежурный. -- Знаю, успокоил его Куяма. -- Это был инспектор Эноеда. Скажите, Адзато шел пешком? -- Да. Он оставил машину в двух кварталах от того леста. Есть там на углу автомойка. Адзато сдал машину и :казал, что зайдет за ней через час. В этом районе часто ак делают, если не удается найти место для стоянки. Вот !вдь судьба как распорядилась. Доехал бы Адзато на машине прямо до места, и тогда жертвой нападения оказался бы не он, а обычный прохожий, которому не отбиться с такой легкостью. -- Вероятно, -- согласился с ним Куяма, хотя был иного мнения на этот счет. Он поблагодарил, попрощался и повесил трубку. Прижавшись лбом к стеклу, погрузился в размышления, игнорируя удивленные взгляды прохожих. Выходит, к Огаве можно вообще не наведываться. Из сценария известно, что на боевом пути Адзато не Огава был последней остановкой. В тот же день Адзато посетил некое увеселительное заведение, а затем, чтобы "отсечь дракону голову", нанес визит главарю всей преступной сети. Но кто он, этот главарь? Увеселительное заведение, несомненно, удастся обнаружить. Наверняка при описании этого, места Адзато следовал своему принципу верности деталей. Но вот кто возглавляет торговлю наркотиками, этого из рукописи не узнать. Эта глава останется ненаписанной. Но почему ее не написал сам Адзато? Не успел? Или, может, он и не побывал у главаря банды? Если еще в прошлую среду он решил, что должен спешить, поскольку следующий, за кем станут охотиться бандиты, это именно он, Адзато, а значит, надо опередить их и "отсечь голову дракону", то с какой стати он отложил столь горящее дело? Колебания подобного рода никак не вписывались в характер Адзато, довольно четко вырисовывающийся по киносценарию. Нет, актер в тот же вечер или самое позднее на следующий день отправился к главарю банды -- на этот счет у Куямы не было сомнений. Он опустил в автомат еще один жетончик и набрал номер центральной дежурной службы, но тут удача изменила ему. Дежурный не пожелал дать по телефону справку, не участвовал ли Адзато на прошлой неделе в какой-либо потасовке. Куяма вздумал было пошутить