и: - Как вам взбрело в голову выбрать желтый? - Должен заметить, что покупаете прицеп вы, а не я. - Понятно, но вы купили его двадцать лет назад. Не хотите же вы сказать, что другого цвета не было? - Если вам не нравится желтый цвет, можете перекрасить. - Мне нравится желтый цвет. - Вам нравится? - Лично мне - да. Но в общем-то надо быть умственно неполноценным, чтобы купить желтый прицеп, как вы считаете? В двадцати метрах от них, прислонясь к стене гаража профессора Бандини, стояли в тени Гульд, Пумеранг и Дизель и наблюдали за сценой. - Он и не подозревает, что запал на нее, - несказал Пумеранг. - Где Шатци откопала эту жуткую блузку? - поинтересовался Дизель. - Это блузка стратегического назначения, - объяснил Гульд. - Ты слегка кашляешь, пуговица впереди расстегивается и приоткрывает грудь. - Честно? - Ну да, надо только кашлять определенным способом. Шатци тренируется перед зеркалом. Пумеранг принялся покашливать. Затем посмотрел на пуговицы своей рубашки. Затем снова на тех двоих: они входили в прицеп и выходили, о чем-то споря. - Чем закончилась история с Мондини? Готовит он его к чемпионату мира или нет? - Не исключено. - То есть? - Я вас плохо понимаю. - Что это значит - плохо понимаю? - Сейчас заявились типы из борделя "Тропикана" и предложили уйму денег, чтобы устроить бой Ларри с Бенсоном. - С тем самым? - С тем самым. - Дерьмо. - Ага. Только Мондини сказал им: "Большое спасибо, в следующий раз". - Не может быть! - Может. Он сказал, что перед этим Ларри должен провести другую встречу. - Он совсем свихнулся. - Никому не известно, что у него в голове. Он только говорит, что Ларри должен сначала провести другую встречу, а там посмотрим. - Но Бенсон - это самый короткий путь к чемпионату мира, если Ларри его разнесет в пух и прах... - Ничего не поделаешь, Мондини и слышать об этом не хочет. - Да у старика просто крыша поехала. - Нет. Он что-то замышляет. На другой день Ларри нагрубил ему и сказал: "Учитель, я хочу знать почему". Мондини посмотрел на него и ответил: "Я объясню тебе, Ларри, после очередной встречи. А очередную встречу выбираю я". - Да брось ты... - Тогда Ларри расхохотался и сказал: "Ладно, о'кей, как хотите, Учитель, но кого я должен разнести в пух и прах?" - Это правда, что он должен кого-то разнести в пух и прах? - В этом-то все и дело. - То есть? - Мондини - он со странностями. Никому не известно, что у него в голове. - Какого хрена, Гульд, что ты хочешь сказать? - Вокруг столько боксеров... Странно все это, не понимаю... - Черт побери, кого же он выбрал? - Ни за что не догадаетесь. - Да брось ты... Гульд обернулся на секунду - посмотреть на Шатци и на профессора Бандини. Потом тихо произнес: - Пореду. - Кого? - Пореду. - Стэнли Пореду? - Ага. - Пореду - со сломанными руками? - Его самого. - Какого хрена? - Я же сказал, ни за что не догадаетесь. - Пореду? - Стэнли "Хукера" Пореду. - Вот сукин сын. - Можешь сказать это громко. - Пореду... дерьмо. - Пореду. ПУМЕРАНГ. - Стэнли Пореда уже два года как ушел из бокса. Точнее, его заставили уйти. Он сдал одну встречу, но все вышло не так, как рассчитывали. Противником был один красавчик, связанный с боссом Белена. Боксировал он красиво, но что касается силы удара, тут была беда, он не отправил бы на ковер даже мертвецки пьяного. Пореда симулировал нокауты, как настоящий актер, но за первые четыре раунда он не получил ничего даже отдаленно напоминающего удар. Он хотел только поваляться на ковре и пойти домой. Но не было способа получить хотя бы один удар от этого балеруна, страдающего одышкой. Поэтому, чтобы хоть что-то сделать, под конец четвертого раунда он нанес тому джэб, а потом еще и хук. Ничего особенного. Но балерун рухнул на ковер. Его спас только гонг. Вернувшись в свой угол, Пореда увидел, как к нему приближается элегантный субъект, в углу рта - сигарета с фильтром из золоченой бумаги. Он даже не вынул ее изо рта, наклонился к Пореде и прошептал: "Еще раз сделаешь такое, червяк, и считай себя конченным". Он вынул сигарету, только чтобы сплюнуть в бутылку с водой, и сказал после этого секунданту: "Дай парню воды, он хочет пить". Пореда был профессионал в своем роде. Он взял бутылку, отпил из нее, не моргнув глазом, и тут раздался гонг. Балерун слегка пошатывался, но добрался до центра ринга и нашел силы сказать Пореде: "Давай заканчивать, ублюдок". "Правильно", - подумал Пореда, Он встал в стойку. Пара джэбов, апперкот и хук правой. Балерун отлетел от него, как тряпичная кукла. А когда приземлился, то казалось, что упал с десятого этажа. Пореда выплюнул капу, прошагал в угол балеруна и сказал только: "Дайте парню воды, он хочет пить". Десять дней спустя два амбала вошли к нему в квартиру с револьверами в руке. Они зажали его руки дверью и сломали, одну за другой. "Приехали", - подумал Пореда. ДИЗЕЛЬ. - Он ведь начинал вместе с Мондини, две-три встречи, потом Учитель заметил, как он повалился на ковер от слабенького ударчика, и все понял. "Это такое же занятие, как любое другое", - возразил ему Пореда. "Да, но не мое", - отрезал Учитель. И выгнал его из тренировочного зала. Но следил за Поредой со стороны. Тот не был великим боксером. Но на ринге чувствовал себя как рыба в воде. Он знал все приемы, некоторые придумал сам, и выполнял многие из них с безупречным совершенством. И кроме того - мощь. Мощь, которая редко у кого встречается. Природный дар. Если он хотел, то мог вложить в свой кулак все 82 килограмма веса, в этот момент каждый сантиметр его тела словно втягивался под перчатку. "Этот тип бьет всем, даже задницей", - так говорил Мондини. Говорил не без восхищения. Так что когда началась вся эта история с Ларри и с чемпионатом мира, он подумал о Пореде. Вокруг было столько боксеров. Но Мондини подумал о нем. ПУМЕРАНГ. - Не так уж глупо. Исключая настоящих чемпионов, Пореда был самым грязным, самым трудным, самым мощным, самым знающим из возможных противников Ларри. Бокс, из которого убрана вся поэзия. Бой, приведенный к первоначальному состоянию. Надо было только убедить его выйти на ринг. Мондини надел свой лучший плащ, отправился в банк, взял кое-какую сумму из своих сбережений и поехал в зал, где Пореда тренировал бойцов. Случайность или нет, но зал находился рядом с бойнями. - Ничего себе пачка, - заметил Пореда, взвешивая на ладони кредитки. - Многовато для боксера, который уже два года не сдавал ни одной встречи. Мондини и глазом не моргнул. - Ты не понял, Пореда. Я плачу, если ты выиграешь. - Если я выиграю? - Именно. - Ты с ума сошел. Твой парень - природный боксер, ты держишь в руках сокровище и платишь кому-то за то, чтобы он валялся на ковре. - У меня свои резоны, Пореда. - Нет-нет, я и слышать об этом не желаю, я покончил раз и навсегда со всеми этими пари, у меня только две руки, и больше я их ломать не хочу. - Это совсем другое дело, уверяю тебя. - Тогда что, ты тренируешь ребят, чтобы они проигрывали? - Бывает и такое. - Ты с ума сошел. - Может быть. Итак, ты согласен? Пореде не верилось. Первый раз с ним заключали сделку, чтобы он победил. - Мондини, давай не вешать друг другу лапшу на уши. Этот Горман - настоящий самородок, но если я захочу найти способ его уделать, я это сделаю. - Я знаю. Поэтому я здесь. - Ты здорово рискуешь своими деньгами. - Я знаю. - Мондини... - Да? - Что за этим стоит? - Ничего. Я только хочу знать, сможет ли этот парень хоть раз протанцевать, если извалять его в дерьме. Дерьмо - это ты. Пореда улыбнулся. У него имелись: бывшая жена, которая высасывала из него алименты, любовница на пятнадцать лет его моложе и налоговый инспектор, за тысячу долларов в месяц не вспоминавший о существовании Пореды. Так что Пореда улыбнулся. Сплюнул на землю. Такая у него была манера заключать сделки. - Она кашлянула. - Кто? - Шатци... она кашлянула. - Настает решающий момент. - Он запал на нее, он продаст прицеп, могу поклясться, он продаст прицеп. - Пуговица расстегнулась? - Отсюда не видно. - Должна была расстегнуться. - По-моему, этого недостаточно. - Десять за то, что у нее получится, - несказал Пумеранг и вынул из кармана замусоленную кредитку. - О'кей, ставим по десять. И по двадцать - на Пореду. - Никаких пари, ребята, Мондини дал ему слово. - Что за важность, мы всегда делали пари. - В этот раз дело серьезное. - А в другие разы нет? - Это намного серьезнее. - Хорошо, но это бокс или нет? - Это не я, а Мондини, я никогда не давал слова насчет пари... - Это одно и то же. - Нет, не одно и то же. В этот момент профессор Бандини сказал Шатци: - Давайте сегодня пообедаем вместе. Шатци улыбнулась: - В другой раз, профессор. Она протянула руку, которую профессор Бандини пожал. - Значит, в другой раз. - Да. Шатци повернулась и пошла по небольшой алее, усыпанной гравием. Перед тем как поравняться с гаражом, она застегнула пуговицу на груди. Когда она оказалась лицом к лицу с Гульдом, вид у нее был серьезный. - Жена ушла от него к другой. К другой женщине. - Классно. - Ты мог бы сказать мне об этом. - Я не знал. - Он у тебя ничего не читает? - В любом случае, он не читает историю своего брака. - Нет? - Нет. - А-а. Шатци обернулась. Профессор все еще стоял там. Он помахал ей рукой. Шатци помахала в ответ. - А он неплохой парень. - Ну да. - Он не заслужил желтого прицепа. Иногда люди изводятся из-за вещей, о которых ничего не слышали, вот так, просто им нравится изводиться... они берут и начинают изводиться... - Шатци... - Что? - СКАЖИ, ПОЖАЛУЙСТА, ОН СПЛАВИЛ ТЕБЕ ИЛИ НЕТ СВОЙ ДОЛБАНЫЙ ПРИЦЕП? - Гульд... - Да? - Не ори. - О'кей. - Ты хочешь знать, удалось ли мне купить за бесценок прицеп "Пагоде" желтого цвета, семьдесят первого года выпуска? - Да. - ДЕРЬМО, СКОТИНА, СУЧИЙ ПОТРОХ, УБЛЮДОК, СУКИН СЫН, КОНЕЧНО, ДА! Она закричала настолько громко, что пуговица на груди расстегнулась. Гульд, Дизель и Пумеранг, словно оглушенные, сделали сладкие глаза. Не из-за пуговицы. Из-за прицепа. Им и в голову не приходило, что все может закончиться благополучно. Они глазели на Шатци, как на Мами Джейн в новом воплощении, которая явилась отрезать яйца Францу Форте, коммерческому директору CRB. Дерьмо, скотина, сучий потрох, ублюдок, сукин сын. Ей это удалось. Через два дня машина аварийной службы привезла прицеп к дому Гульда. Его поставили в саду. Все четверо тщательно вымыли его, включая колеса, стекла и прочее. Прицеп был очень желтым. Что-то вроде игрушечного домика. Что-то, сделанное специально для детей. Соседи проходили мимо и останавливались посмотреть. Как-то раз один из них сообщил Шатци, что к прицепу очень подошла бы веранда, наружная веранда из пластмассы. Такие продают в супермаркетах. И даже есть желтые. - Никаких веранд, - отрубила Шатци. 18 Труп Питта Кларка нашли после четырехдневных поисков. Он покоился близ реки, под слоем земли толщиной в тридцать сантиметров. Обследовав его, док сообщил, что Питт принял смерть через удушение. Возможно, его закопали в землю еще живым. Кровоподтеки на руках, шее и спине. Перед тем как закопать в землю, Питта изнасиловали. Ему было одиннадцать. - А теперь послушай-ка необычайную историю, - сказала Шатци. В тот же самый день, когда обнаружили тело Питта, у Кларков, с их ранчо, исчез индеец. Все звали его Бир, медведь. Кое-кто видел, как он скакал прочь из города по направлению к горам. Бир и Питт дружили. Питт часами слушал рассказы Бира, они часто ходили вдвоем купаться к реке. Ловили змей. Некоторое время змеям сохраняли жизнь, кормили кротами. Потом убивали. Биру было лет двадцать, а прозвали его так за странное поведение. С окружающими он вел себя странно. Под кроватью Бира нашли жестянку из-под молока, а в жестянке - браслет. Бир всегда носил его на правом запястье. Браслет из змеиной кожи. По словам Шатци, многие вызвались на поимку индейца. Охота на людей просто пьянила их. Но шериф отрезал: Пойду я. Один. Звали его Уистер, славный был человек. Суд Линча его не вдохновлял. Он верил в судебную систему. Шериф хорошо знал Питта и временами брал его с собой порыбачить. Когда тебе исполнится четырнадцать, обещал он мальчику, я научу тебя стрелять и открывать бутылку с десяти шагов с закрытыми глазами. Бир мой, - отрезал шериф. Он покинул город утром. Ветер взвивал клубы пыли под раскаленной жаровней солнца. А теперь внимание, - призвала Шатци. Охота на человека - чистая геометрия, ничего больше. Точки, линии, расстояния. Изобразите это на карте: геометрия под мухой, да, но все же неумолимая. Могут пролететь часы, недели. Один скрывается, другой преследует. Каждый миг отдаляет от земли, родной земли, которую легко показать на карте, если спросят. Затем две точки сливаются в одну. И никто не отличит там хорошего парня от плохого. В этой точке никто не захочет - и не сможет - ничего изменить. Правильные траектории. Геометрические вычисления судьбы, вытекающие из одного-единственного проступка. Не жалуйтесь, что конечный результат записан на последней странице жизни чернилами цвета крови. Музыка. Музыка исходила от Шатци, от ее сомкнутых губ. Что-то вроде большого оркестра: тромбоны и скрипки. Очень стройно. Потом Шатци спрашивала: ясно? Вроде того. Это нетрудно, ты увидишь. Давай. Пошли? Пошли. Шериф Уистер направился в сторону гор, по дороге, ведущей через Пинтер-Пасс. Он въехал в лес в поисках тени. У Бира полдня форы, подумал он. Потом вновь тронулся в путь. Он следовал вдоль горной цепи, шагом, внимательно изучая следы. Это отнимало время, но в конце концов шериф наткнулся на следы от подков лошади Бира. Индеец, подумал он, знает, как их уничтожить, если нужно. Парень спокоен и уверен в себе. Может быть, он хочет добраться до границы. Может быть, он не верит в погоню. Шериф пришпорил коня и двинулся к Пинтер-Пассу. На перевале он оказался к вечеру. Поглядел вниз, на узкую долину, за которой - пустыня. Далеко-далеко - показалось ему - клубилось облачко пыли, там, посреди нигде. Шериф спустился вниз на несколько сот метров, нашел грот, остановился. Он устал и решил переночевать прямо тут. На второй день шериф Уистер проснулся на заре. Взял бинокль, поглядел вниз, в глубь долины. По дороге двигалось маленькое темное пятнышко. Бир. Шериф вскочил на коня, преодолел со всей осторожностью последние предгорья. В долине он пустил коня галопом. После чего скакал час без передышки. Затем остановился. Бир был виден невооруженным глазом в нескольких километрах впереди. Он казался неподвижным. Шериф спешился и расположился на отдых в тени большого дерева. Снова тронулся в путь, когда солнце стояло в зените. Он пустил коня шагом и ни на миг не терял из виду очертаний маленького темного пятнышка впереди себя. Оно по-прежнему казалось неподвижным. Почему он не убегает? - спрашивал себя Уистер. Проскакав полчаса, он опять остановился. Бир был не больше чем в полутысяче метров от него и сидел неподвижно на лошади в яблоках. Он напоминал изваяние. Шериф Уистер зарядил ружье, проверил пистолеты. Поглядел на солнце. Оно уже было за спиной. Ты попался, парень. Шериф перешел на галоп. Сто метров, еще сто метров безостановочной скачки; Бир наконец зашевелился, свернул с дороги и устремился вправо. Куда же ты, парень, там пустыня, - шериф вонзил шпоры в лошадиные бока, свернул с дороги и пустился вслед. Бир держал курс на восток, потом снова на запад и снова на восток. Куда же ты, парень? Шериф замедлил ход. Бир по-прежнему был в пятистах метрах. Через некоторое время он остановился. Уистер заметил это и опять перешел на галоп. Но Бир тоже поскакал - все так же на восток. Цвета стали неразличимы, свет погас. Уистер остановился. О'кей, парень. Я не тороплюсь. Он соскочил с коня, расположился, развел костер. Перед тем как заснуть, он заметил метрах в пятистах свет от костра Бира. Доброй ночи, парень. На третий день шериф Уистер проснулся еще до рассвета. Разжег огонь, приготовил кофе. Сквозь тьму не было видно никаких огней. Шериф подождал до зари. С первыми ее лучами он увидел вдалеке Бира, неподвижно стоящего рядом с лошадью в яблоках. Уистер взял бинокль. А у парня-то нет ружья. Если только пистолет. Шериф Уистер присел на землю. Первый ход за тобой, парень. Так прошло несколько часов. Раскаленное нигде под палящим солнцем. Каждые полчаса шериф Уистер выпивал по глотку воды и по глотку виски. Ослепительный свет. Вдруг Питт засмеялся и побежал. Потом завыл - завыл - завыл. Шериф посмотрел на свои руки. Руки дрожали. Ты сдохнешь, сукин сын, индейский ублюдок, ты сдохнешь. Уистер поднялся. Голова кружилась. Он взял в руки поводья и начал приближаться к Питту, ведя за собой коня. Медленно. Однако Питт с каждым шагом становился все ближе. Парень не шевелился. Не пытался вскочить на коня, удрать. Триста метров. Двести. Шериф Уистер остановился. Брось это, Бир, - прорычал он. И тихо: умри мужчиной. И снова рычание: Бир, не будь дураком. Парень не шевелился. Уистер проверил ружья и пистолеты. Сел в седло. Пустил лошадь галопом. Бир взобрался на свою лошадь и отъехал. Так они двигались с полчаса. Теперь друг от друга их отделяло метров двести, не больше. На горизонте показался забытый посреди нигде пуэбло, мексиканский поселок. Бир направился туда, Уистер вслед за ним. Через десять минут Бир галопом ворвался в пуэбло и исчез. Шериф Уистер замедлил ход и, прежде чем въехать в селение, слез с лошади. Достал пистолет. Подошел к первому дому. Ни души. Шериф медленно продвигался вдоль стен, прислушиваясь к малейшему звуку, присматриваясь к каждому окну, распознавая каждую тень. Стук собственного сердца отдавался у него в ушах. Спокойно, подумал он. Наверно, тот вообще без оружия. Надо лишь поймать его и прикончить. А парень держится молодцом. Шериф заметил стоящую на пороге постоялого двора старуху. Подошел поближе. Спросил по-испански, не видела ли она индейца на лошади в яблоках. Та кивнула головой и показала в сторону другого края поселка, где дорога продолжалась в нигде. Уистер приставил ей пистолет к виску. Я говорю правду, сказала старуха по-испански. Перекрестилась и вновь махнула рукой в сторону края поселка. У тебя есть выпить? Женщина зашла внутрь и вернулась с бутылкой виски. Шериф Уистер отхлебнул. Он взял с собой воды, индеец? Да, ответила старуха жестом. Ты знаешь, кто он, этот индеец? Знаю. Es un chico que va detras de un asesino [Этот мальчик едет вслед за убийцей - исп.]. Шериф Уистер пристально глядел на нее. Это он тебе сказал? Да. Шериф Уистер отхлебнул еще. Ты покойник, парень, - подумал он. Шериф вскочил на коня, бросил монету старухе, сунул бутылку в мешок, шагом проехал на другой край поселка. Поравнявшись с последним домом, взглянул вперед. Никого. Взглянул направо. Увидел неподвижного Бира, в седле. В двух сотнях метров, не больше. Es un chico que va detras de un asesino. Шериф выхватил ружье, прицелился, выстрелил. Выстрелил еще раз. Бир не шелохнулся. Эхо от выстрелов тихо замерло в воздухе. Шериф Уистер передернул затвор. Спокойно, подумал он. Слишком далеко, разве не видно? Спокойно. Шериф пристально глядел на Бира. Ему захотелось что-нибудь прорычать, но ничего не шло на ум. Шериф поворотил коня, доехал до первого дома, спешился. Ночь он провел в доме, но заснуть не смог. Рука все это время сжимала рукоять пистолета. На четвертый день шериф Уистер покинул пуэбло и увидел вдали Бира, на дороге, ведущей в пустыню. Он забрался на коня и начал преследовать Бира, шагом. Конь сам приведет его куда нужно. Порой он засыпал от жары и усталости. Через три часа шериф оказался рядом с источником. Может быть, индеец отравил воду? Шериф наполнил фляги и продолжил путь. Нельзя заезжать далеко в пустыню, подумал он. Мы оба тут умрем. Надо вовремя остановиться. Шериф сделал глоток из фляги. Подождал, пока солнце не склонится еще немного к горизонту. Затем пустился галопом. Бир, казалось, не замечал его и не оборачивался, сидя на лошади, идущей шагом. Возможно, он спал. Он мой, произнес про себя шериф Уистер. Триста метров. Двести метров. Сто метров. Шериф Уистер достал свой пистолет. Пятьдесят метров. Бир обернулся, держа в руке длинноствольный пистолет, прицелился и выстрелил. Лошадь Уистера бросилась вправо, взвилась на дыбы, завалилась на правый бок. Пытаясь встать на ноги, она приподняла голову. Уистеру удалось из-под нее выбраться. Жгучая боль терзала плечо. В тело животного вонзилась вторая пуля. Уистер поднял глаза, оперся о лошадиный труп и три раза подряд нажал на курок пистолета. Лошадь Бира встала на дыбы и развернулась, забив ногами в воздухе. Шериф Уистер положил ружье на свое место у седла, Бир справился с животным и пустился галопом, рассчитывая скрыться. Уистер прицелился, дважды выстрелил. Ему показалось, что Бир пригнулся к конской гриве. Лошадь его сбилась с темпа, наклонилась вбок, пробежала метров двадцать и рухнула на землю. Теперь Бир валялся в дорожной пыли. Прощай, парень. Шериф перезарядил ружье, навел мушку на Бира. Тот делал попытки подняться на ноги. Уистер выстрелил. Фонтан пыли метрах в двадцати от Бира. Вот черт. Шериф выстрелил еще раз. Пуля ударилась о землю примерно в том же месте. Бир поднялся. Нашарил свой пистолет. Другой рукой снял с седла сумки. Не отрывая взгляда от Уистера. Между ними было метров восемьдесят. Расстояние ружейного выстрела или чуть больше. Шериф Уистер посмотрел на солнце. Еще часа два до темноты, прикинул он. Любое движение рукой вызывало дикую боль в раненом плече. Muy bien [Отлично - исп.], парень. Шериф тоже снял с седла сумки и перекинул их через здоровое плечо. Зарядил ружье и пошел. Бир, увидев его, развернулся и медленно стал удаляться, тоже пешком. Шериф решил, что перейти на бег будет смешно. Он представил сцену со стороны: два человека бегут посреди нигде. Мы - двое осужденных, подумал он. Миг спустя он увидел, как Питт бежит, бежит, пытаясь скрыться, вдоль реки, бежит и скрывается. Вот проклятье. Я прикончу тебя, парень. Шериф поравнялся с лошадью Бира. Та еще дышала. Уистер выстрелил ей в голову. И снова пустился в путь. Когда упала тьма, Бир исчез в ней. Шериф остановился. Улегся на землю. С пистолетом в руке, стараясь не заснуть. Я не спал уже две ночи, вспомнил он. На пятый день шериф Уистер почувствовал жар. От него туманился взгляд, учащалось сердцебиение. Что, этот ублюдок не спал? Бир был впереди и казался далеким, как и в первый день, но глаза шерифа горели. И ни единой тени под утренним солнцем. Шериф тронулся с места. Он пытался вспомнить, куда ведет эта дорога, на сколько километров они отошли от пуэбло. Бир шел впереди, не останавливаясь. Иногда оборачивался. И продолжал путь. А, вот, это дорога в Салину. Не стоит приближаться к Салине. Не стоит входить в Салину. Шериф остановился. Нагнулся. Захватил горсть пыли. Кровь и пыль. Шериф поднял глаза, чтобы видеть Бира. Считай, что я поймал тебя, парень. Что скажешь, а? Шериф выпрямился. Сделал несколько шагов. Опять кровь. Muy bien, ублюдок. Жар больше не ощущался. Шериф продолжил путь. Через три часа Бир свернул с дороги и направился к востоку. Шериф Уистер остановился. Вот дурак, подумал он. Он же окажется прямо в пустыне. Вот дурак. Шериф снял ружье, выстрелил в воздух. Бир остановился и обернулся. Уистер скинул сумки на землю. Бросил ружье. Широко развел руки. Бир оставался неподвижен. Уистер медленно пошел к нему. Бир не двигался. Уистер зашагал дальше, опустив руки и держа их на кобуре. Пятьдесят метров до индейца. Шериф Уистер остановился. Для тебя все кончено, парень, проорал он. Бир не двигался. Там пустыня, ты что, хочешь подохнуть, кретин? - орал он. Бир сделал несколько шагов ему навстречу. Остановился. Так они стояли друг напротив друга, два черных силуэта посреди нигде. Солнце посылало сверху отвесные лучи. Мир, где нет тени. Тишина была так ужасна, что шерифу Уистеру послышались в ней крики Питта. Он попытался нарисовать по памяти лицо мальчика, но не смог. Только громкие крики, ничего больше. Шериф попытался направить свои мысли к Биру. Но крики не давали ему покоя. Ты должен делать свое дело, сказал он себе. На остальное плюнь. Делай свое дело. Он вдруг заметил, что голова его опущена. Вскинул голову. Уставился на Бира. На лице того - пара отсутствующих глаз. Его не одолеть, подумал шериф. И тогда внезапно он ощутил, как страх падает на него и подгибаются ноги. Он держал страх на расстоянии все эти дни. Теперь страх навалился на него, подобно немому взрыву. Шериф упал на колени. Наклонился вперед, опершись руками о землю. Руки дрожали. Он не мог перевести дыхание. Кровь гулко ударяла в виски. Страшным усилием он поднял глаза на Бира. Тот, как и прежде, стоял прямо. Ублюдок. Ублюдок. Ублюдок. Нет уже ничего: ни птиц в небе, ни змей в пыли, ни ветра, вырывающего с корнем кустарники, ничего. Мир исчез. Шериф Уистер тихо прошептал: Твое место в аду, парень. Поднялся, бросил последний взгляд на Бира, обернулся - обернулся - и с усилием добрел до ружья. Взял его. Сделал еще несколько шагов. Поднял сумки, перекинул их через здоровое плечо. Не оборачиваясь больше, побрел, смотря себе на ноги. И не останавливался, пока не стемнело. Потом рухнул на землю. Заснул. Проснулся посреди ночи. Снова пустился в путь, стараясь не сбиться с едва заметной дороги. Опять рухнул на землю. Закрыл глаза. Отключился. На шестой день шериф Уистер проснулся с рассветом. Поднялся. Увидел на горизонте крохотные белые домики поселка. Обернулся. Бир был метрах в ста от него. Он стоял неподвижно. Уистер поднял сумки и ружье. Снова зашагал. И так - несколько часов. Порой он падал на землю, сдвигал шляпу на глаза и ждал. Когда силы возвращались, поднимался и шел. Больше он не оборачивался. Шериф успел прийти в пуэбло до захода солнца. Ему дали напиться, поесть. Я шериф Уистер, - сказал он. Ему отвели комнату - провести ночь. По-испански ему сообщили, что близ пуэбло видели chico [парня - исп.]. Он расположился на ночлег в сотне метров от первых домов. Может быть, он друг шерифа? Нет, ответил шериф Уистер. Он уснул, положив рядом с собой заряженный пистолет. На седьмой день шерифу Уистеру дали коня, и он направился к горам. В этих местах дул ветер, из-за клубов пыли дорога не просматривалась. Шериф остановился только один раз - дать отдых коню. Затем продолжил путь. Подъехал к горам. Поднялся к Питер-Пассу, спустился, не оборачиваясь. Прежде чем выехать на равнину, шериф сделал крюк и добрался до заброшенной шахты. Спешился, разжег костер. Он провел ночь без сна. В размышлениях. На восьмой день шериф Уистер выждал, пока солнце не поднимется высоко. Сел на коня. Взял кое-что из сумок, привязал к седлу. Оставил ружье в шахте, прислонив его к стене. Медленно начал спускаться в долину. Вдали просматривался Клозинтаун, деревья, согнувшиеся под порывами ветра. Шериф ехал шагом, не торопясь. И говорил громким голосом. Все время одна и та же фраза. У реки он остановился. Повернул коня обратно. Прикрыл глаза и стал наблюдать. Бир был метрах в ста от него. В седле. Шериф поехал вперед неспешно, шагом. Парень, произнес шериф Уистер. Парень. Потом развернул коня и, больше не оборачиваясь, добрался до Клозинтауна. Поравнявшись с первым домом, он услышал чей-то крик: "Шериф вернулся!" Народ высыпал на улицу. Шериф двигался шагом, ни на кого не глядя. Одной рукой он держал поводья, в другой сжимал пистолет. Люди не осмеливались приблизиться. Он казался мертвым или безумным. Будто призрак, шериф Уистер пересек город, объехал вокруг тюрьмы и взял курс на ранчо Кларков. Люди следовали за ним, почти что боясь переговариваться между собой. Наконец Уистер прибыл на ранчо. Спешился. Привязал лошадь к палисаднику. Пошел к дому, шатаясь как пьяный. Кто-то подбежал, захотел его поддержать. Шериф нацелил на него пистолет. Не говоря ни слова, он продолжал идти. Вошел в дом. Перед домом стоял отец Питта. Юджин Кларк. Обветренное лицо старика, седые волосы. Шериф Уистер остановился в трех шагах от него. В правой руке он по-прежнему сжимал пистолет. Шериф поднял глаза на Юджина Кларка. И сказал: Мне очень жаль, он плакал и не хотел замолчать. Он всегда дружил со мной. Он ничего мне не сделал. Он был славным мальчуганом. Юджин Кларк шагнул навстречу шерифу. Тот направил на него пистолет. Юджин Кларк остановился. Шериф Уистер взвел собачку своего кольта 45-го калибра. Клянусь, я не закапывал его живым, - проговорил он. Он уже не дышал, и глаза закрылись, он уже не дышал. Потом приставил дуло к подбородку и выстрелил. Пятна крови на лице и на одежде Юджина Кларка. Люди сбегались с криком, мальчишки хотели все видеть, старики качали головой, ветер не переставая взметал вокруг пыль. Небольшая группа окружила Бира. Он неподвижно сидел на коне, возле палисадника. Глаза совсем исчезли в индейских скулах. Бир дышал ртом, губы совсем иссохли от пыли и земли. Народ смолк. Он легонько сжал каблуками бока лошади. Повернул налево и уехал. Бир, кричали вокруг, Бир! Шерифа больше нет, Бир! Он не оборачивался, ехал шагом, в сторону реки. Бир, эй, Бир, куда ты? Бир не оборачивался. Спать, тихо сказал он. Музыка. 19 - Алло, Гульд? - Привет, папа. - Это я, твой папа. - Привет. - Все в порядке? - Да. - А что это за история с Коверни? - Меня позвали в Коверни. - Что значит - позвали? - Вести исследования. Они хотят, чтобы я там работал. - Похоже, что-то серьезное. - Думаю, да. - Ну и как? - Ну, меня приглашают на три года, жить я буду в кампусе, и мне два раза будут оплачивать поездку домой. Если я захочу съездить. - На Рождество и Пасху. - Вроде того. - Похоже, что-то серьезное. - Да. - Коверни, ведь это на другом конце света. - Да, это далеко. - Знаешь, там отвратная еда. Однажды я был в тех краях, не в университете, но рядом. Невозможно есть ничего, все пахнет рыбой. - Говорят, там смертельно холодно. - Может быть. - Холоднее, чем тут. - Тебе дадут денег, правда? - Как это? - Скажи, тебе хорошо будут платить? - Думаю, да. - Это важно. А что говорит ректор Болдер? - Он говорит, что для пятнадцатилетнего мальчика это куча денег. - Нет, ты мне скажи, что вообще говорит ректор Болдер об этом, что он вообще говорит? - Говорит, для меня это отличный шанс. Но он хочет, чтобы я остался здесь. - Славный старик, этот Болдер. Можешь ему доверять. - Он говорит, для меня это отличный шанс. - Что-то вроде приглашения в Уимблдон. То есть, конечно, если ты теннисист. - Вроде того. - Как если бы ты играл в теннис, и вот однажды тебе пишут: "Мы заплатим Вам, если Вы окажете нам честь поиграть здесь". Крыша едет, правда? - Ага. - Я горжусь тобой, сынок - Спасибо, папа. - И правда, крыша едет. - Ну да. - Мама будет довольна. - Что? - Мама будет довольна, Гульд. - Ты скажешь ей? - Скажу. - Серьезно? - Да. - Серьезно? - Она будет довольна. - Не говори ей пока, что я еду. Я ведь еще не знаю, меня только спросили об этом. - Я скажу, что тебя спросили об этом, Больше ничего. - Да. - И что это большое дело. - Да, объясни, что это большое дело. - Она будет довольна. - Да, неплохая мысль, скажи ей об этом. - Обязательно, Гульд! - Спасибо. - ... - ... - Когда ты думаешь принять решение? - Не знаю. - Тебе скоро уезжать? - В сентябре. - Время еще есть. - Да. - Отличная возможность. Наверное, не надо ее упускать. - Все так говорят. - Но решать тебе самому. Ты понимаешь? - Да. - Выслушай всех, но решай сам. - Да. - Речь о твоей судьбе. А не о чьей-то еще. - Ага. - Ты окажешься под пулями, не они. - Под какими пулями? - Ну, это такое выражение. - А-а. - Так говорится. - А-а. - Был один полковник, который любил всякие там присловья. И когда дела шли не очень, он всегда говорил одно и то же. "Когда солнце бьет в глаза, загорай, а не стреляй". Он говорил это, даже когда лил дождь. Дело не в погоде, солнце - это символ, понимаешь, такое присловье, неважно, снег там или туман: когда солнце бьет в глаза, загорай, а не стреляй. Так он говорил. А теперь ездит на кресле-каталке. Плескался в бассейне, сердечный приступ. Лучше бы его не вылавливали, честное слово. - Папа... - Да, Гульд. - Мне уже надо идти. - Ты просто молоток. Держи меня в курсе. - Хорошо. - Если что-то решишь, дай мне знать. - Ты помнишь, что обещал сказать маме? - Конечно, помню. - О'кей. - Помню, не волнуйся. - О'кей. - Ну, тогда пока. - Пока, папа. - Гульд... - Да? - А Шатци, как Шатци? - С ней все в порядке. - Нет, что она думает насчет Коверни? - Об этом? - Да, об этом. - Она говорит, что это отличный шанс. - И все? - Она говорит, что если ты - освежитель воздуха, то это отличный шанс, когда приглашают в сортир при забегаловке. - При забегаловке? - Да. - Что, черт возьми, это значит? - Не знаю. Я буду освежителем. - А-а. - Думаю, это такая шутка. - Шутка? - Думаю, так. - Девчонка что надо. - Да. - Передай привет от меня. - Хорошо. - Пока, сынок. - Пока. Щелк. 20 (Гульд приходит к профессору Тальтомару. Вот он в больнице. Поднимается на седьмой этаж. Входит в палату номер восемь. Тальтомар лежит в кровати и дышит через маску, соединенную с каким-то аппаратом. Он необычайно худ. Волосы коротко пострижены. Гульд пододвигает к кровати стул, садится. Смотрит на Тальтомара в ожидании)....апах супа. И гороха. Наверное, горох полезен при какой-нибудь болезни, подумал Гульд. Наверное, запах сам по себе - лекарство: исследовали, установили, что. Стены желтые. Как прицеп. Но выглядят чуть более размытыми. Не вымытыми, а размытыми. Кто знает, какие здесь сортиры. Гульд встал и дотронулся пальцем до посеревшей руки профессора Тальтомара. Словно до кожи доисторического животного. Гладкое и старое. Аппарат дышал вместе с Тальтомаром, ритмично и успокоительно. Это была не схватка. А то, что после схватки. Гульд снова присел. Принялся дышать в том же ритме, что и аппарат. Аппарат дышит вместе с Тальтомаром, Гульд вместе с аппаратом, значит, Гульд дышит вместе с Тальтомаром. Все равно что гулять вместе, профессор. Гульд встал и вышел в коридор. Какие-то халаты метались без цели, медсестры громко разговаривали между собой. Пол был выложен черно-белой плиткой. Гульд пошел, стараясь ходить только по черным квадратикам и не наступать на края плиток. Ему вспомнился фильм о боксере, который тренировался, бегая вдоль железнодорожной колеи. Дело было зимой, и он бегал в пальто. Руки его были туго перевязаны, как перед матчем, и временами он ударял по воздуху. Над головой - зимнее солнце, позади - город. Все вокруг сизое, страшный мороз, стоящие поезда, пальто развевается за спиной, это Батч ему нравится так бегать надо сказать что лучше бегать не вдоль путей а по улице до парка обратно лучше чем вдоль путей с Батчем было бы веселее но мне нравится бегать одному всегда трудно сказать это тебе нравится или ты хочешь чтоб тебе нравилось я пытаюсь спросить себя нравится мне бегать одному или все же больше нравится с Батчем с Батчем можно поболтать он вечно говорит о бабах это забавно он мог бы рассказать о Джоди а я не хотел бы говорить ничего о Джоди ни к чему это у Джоди маленькие груди блин вот мудило надо же нет так не надо думать потому что ты всегда сбегаешь Джоди нам было бы здорово вместе почему ты всегда уходишь похоже всегда ей нужно сбежать не забывай она ненадолго она бросит тебя на хрен думай о другом вон тот козел за газометром тень холод собачий а тогда там был поезд бежать между рельс Мондини великий Мондини он сделает крепче твои ступни соединит ноги с глазами бежать и не смотреть на ноги ставь ноги на шпалы смотри на них уголком глаз уголком глаз только так ты увидишь ступни противника о'кей Учитель кулаки растут из ступней ступни это неродившиеся кулаки неудавшиеся неудавшиеся кулаки бац бац правой правой левой правой Мондини славный парень как это здорово тень от моего пальто раздутого ветром перевязанные руки молотят воздух я достал их всех я бегу с перевязанными руками тебе не надо драться что за хрень все драка ты всегда дерешься это мне по душе в боксе драка без конца когда бежишь когда ешь когда прыгаешь через веревку когда я завязываю шнурки когда напеваю перед встречей хорошо бы побегать в перчатках перед встречей как это здорово моя тень невозможно здорово Ларри Ларри Лоуэр Ларри Лоуэр против Стэнли Пореды что за хрень бац бац апперкот бац Пореда дерьмовое имя бац я подстригусь под ноль чуть-чуть совсем чуть-чуть длиннее на голове все торчит потрогай здесь Джоди она смеется кладет руку мне на голову я хочу ночную рубашку с надписью Лоуэр понял Ларри Лоуэр на место Гормана ты понял конечно ты понял бац Мондини скажет какая хрень это все Мондини бац бац не хочет ничего понять иди в жопу Ларри в жопу какой собачий холод сколько еще в тени уже час еще полтора бац посмотри на этого не нравятся мои золотые часы никто не бегает с такими часами посмотри на него подумай лучше о своих яйцах подумай как это здорово пар изо рта на таком собачьем холоде а ты нехилый Ларри Лоуэр спроси ты с микрофоном зачем мне бокс вот тип этот Дэн де Пальма мать тайком слушает его по радио тайком от отца тот об этом и слышать не хочет мать слушает Дэна вранье что она плачет бац неправда вранье бац Дэн де Пальма спроси раз и навсегда зачем мне бокс а затем что в боксе все прекрасно и ты тоже ты можешь стать прекрасным Ларри Лоуэр мое кашемировое пальто развевается над путями среди зимы бац бац правой левой правой быстро ноги на шпалы я могу закрыть глаза под ногами будут шпалы я никого не встречал такого как Мондини и ты тоже не встречал ты и твой Пореда что за дерьмовое имя бац бац блин послушай Дэн де Пальма ты хочешь знать зачем мне бокс это целая жизнь за пару минут вбей себе в башку я мог бы подождать ты незнаком с моим отцом был бы знаком понял бы что такое отдать жизнь чтобы успеть в нужный момент с одной стороны успех с другой провал вот это нужный момент ты и твой талант и все не надо ничего ждать ты знаешь чем все кончится все кончается однажды вечером я пробовал ты все равно захочешь еще и еще это как жить сто раз меня ничто не остановит возьмем какого-нибудь Пореду пятьдесят семь встреч четырнадцать поражений все купленные все через нокауты кто тебя уговорил вернуться на ринг мошенник тебе в голову засадили мысль что ты трахнешь Лоуэра бедняжка кто потратится на билет чтобы смотреть на тебя на твои сломанные руки тот тип сделал тебе больно а я сделаю в сто раз больнее Пореда бац тот раз в Саратоге и еще один раз против Уолкотта но только вначале потом уже не было и это был не настоящий страх они все твердят что не надо об этом думать кто об этом думает я не думаю покажите мне страх я никогда не видел пусть у Пореды голова болит Мондини говорит он давайте посмотрим я хочу я хочу страха Учитель бац бац бац мне не страшно бац левой правой левой два шага назад потом снова из низкой стойки бац прекрати это прекрати танцевать а я хочу люблю танцевать они ни хрена не понимают когда я танцую прочти в их глазах