овить! Я не  хочу быть похожим  на  хвастунов  из  второй
бригады!
     Октябрь. Глубокая осень. По утрам холодная роса не высыхает до полудня.
В самые погожие дни солнце, правда, еще греет, но это тепло так не похоже на
летнее.  Березки  и  осинки,  словно модницы,  сменили наряды,  украсив  лес
желтыми  и красными узорами. Трава пожухла и  пожелтела. Воздух  прозрачен и
чуть  пахнет  горчинкой  увядших  листьев.  По  утрам и вечерам  на  березах
сбивчиво бормочут тетерева. Птицы летят на  юг. Ночью с неба доносится свист
множества крыльев.  Днем  вдалеке  от  берега зеркало  озера  сплошь покрыто
серыми  черточками. Это  отдыхают перелетные  утки.  Гадюки  встречаются все
реже,  и то только в самое  теплое время  дня.  Они  ленивы и неосторожны. В
мешке не бьются, а едва шевелятся.
     Последняя  неделя  сезона  была очень  тяжелой. Почти  каждый вечер  мы
приходили  с пустыми  мешочками. Когда возвращаешься  с  удачной охоты, даже
после  самого  напряженного дня усталость  чувствуется  меньше.  Пусть плечи
оттягивает тяжелый рюкзак, где уложены мешочки со змеями, и  ноют ноги, ведь
за день протопчешь не  одно болото и  прошагаешь по  кочкам и мягкому мху не
один десяток километров, путь к месту ночлега даже приятен. Идешь и думаешь:
"Вот уже кривая сосна, от нее до кордона всего три километра. Пустяки! Скоро
будем дома!"
     Когда  же  за  спиной  пустой рюкзак, где  болтается только  аптечка, а
большую  часть дня ты  просидел у костра в ожидании прояснения, тот же  путь
долог  и мучителен. Плетешься, спотыкаясь  о кочки и корни, и думы  в голове
совсем другие: "Черт побери! Это только кривая сосна!  До кордона еще  целых
три километра! Когда же мы наконец  доберемся  до дома! А  там  еще  и  ужин
варить нужно!"
     Хоть и спали мы долго,  но утром подниматься не хотелось. Угнетала сама
мысль о  том,  что  и  сегодня придется безрезультатно  протаптывать болота.
Сказывалась усталость, вызванная продолжительной напряженной работой: в этом
сезоне я был на отлове полгода, а Илларионыч и того больше.
     К счастью, все на свете  имеет конец.  Пришел конец и нашим страданиям.
После  трех  погожих дней мы неожиданно наткнулись на скопление  гадюк. Было
все так, как нам говорили и лесники,  и егеря, и  местные жители:  на каждой
кочке лежало по змее. Два десятка змей мы  собрали за полчаса. Можно было бы
и еще  искать и собирать  змей, но  мы не стали этого делать, а сложили свою
добычу в рюкзак и уселись на поваленной ветром сосне.
     - Завтра утром  едем в Выгонощи, к  обеду будем  в  Телеханах, вечерним
рейсом  улетим  в  Минск,  послезавтра   будем  дома!<font  color="#870087">
-</FONT> сказал Илларионыч.
     Я не ответил. Странное дело, еще  утром я мечтал о  том  часе, когда мы
покинем надоевшие болота, а тут вдруг стало жалко с ними расставаться.
     - Ты чего загоревал? - спросил Илларионыч.
     - Да так. Сам не пойму.
     - Бывает, - заметил Илларионыч и тоже замолчал. Долго сидели мы  молча.
Светило  неяркое ласковое  солнышко.  Легкий  ветерок  холодил  щеки.  Пахло
багульником.  С березки  слетел желтый лист. Где-то постукивал дятел.  Вдруг
откуда-то из вышины еле слышно донеслось: "Кру - кри! Кру - кри! Кру - кри!"
     Мы оба задрали головы. Высоко, под самыми облаками, плыл клин журавлей.
     - Пора и нам в теплые края, - вздохнул Илларионыч, - пошли, Алеша!
     Прощай, Полесье! Мы летим домой!
     "Антон" (Ан -  2)  летит низко,  и нам  хорошо видны и широкие луга,  и
высокие сосновые боры, и темные еловые чащи. Под нами проплывают полноводные
реки  в  низких берегах.  Блестят синие чащи озер в разноцветном  окаймлении
осенних  лесов,  с  рябью  от  тысяч  перелетных уток  на  зеркале.  Каналы,
разрезающие леса и луга, словно гигантские линейки.
     Вот мы и  в  Минске. Над  аэропортом темно - серые тучи Моросит  мелкий
холодный дождь,  потом появились снежинки.  До  вечера мерзли, ожидая вылета
Ила. Грузили ящики со змеями  уже в густой снегопад. Плащи закрывали не нас,
а змей.  Мы мокли  и мерзли.  В самолете,  намучившись за день, уснули,  как
только согрелись.
     А утром Ташкент встретил нас ласковым теплым солнышком.