м, наливая себе грога и  одновременно болтая  с
окружающими, -  и построил тюрьму?" - "Значит, в этой тюрьме будет сидеть  и
он, а вернее всего - только он", - отвечал мысленно Веселуха.
     Впрочем,  вслух  они  говорили  совершенно  другие,  более серьезные  и
практические вещи, а подобных легкомысленных предметов избегали. Так  всегда
люди  порядочные не говорят о том, что больше всего их беспокоит, и не чешут
там, где больше всего чешется. Веселуха сидел, как изваяние, положив руки на
колени, - над ушами блестели металлическим блеском  отросшие волосы, и глаза
улыбались окружающим.
     Собственно  говоря, дальше  они могли бы никуда не  лететь,  потому что
приборов с собой  у  них  больше  не  было,  а  количество  заявок  росло  в
геометрической пропорции, -  но  Паша  Ненашев,  проявив  римскую  доблесть,
смотался в Петербург за еще одним  прибором. Ждали  его всего сутки;  за это
время госпожа Денежкина  успела найти под елкой чей-то кулон с александритом
и посмотреть, как делают дырки в сыре, Рябинин истратил половину зарплаты на
подъемник, а Веселуха с женой, наоборот, заработали.
     Дело  было  так: в одной из семнадцати  пивных, расположенных в долине,
сидели немцы и разные иностранцы; ночь  шла на  чистое небо, смех слышался у
огня. Все было  тихо и мирно, как вдруг круть - со скрежетом дверь кэк шмяк!
Кто это так хлопает дверью, с неудовольствием подумали немцы, - обернулись и
увидели высокого господина  с  гитарой, а с  ним  шла дама такой  обалденной
красоты,  что  немцы восхищенно переглянулись, и  подавились черной  травой,
которой  было приправлено  в  тот вечер  мясо,  а иностранцы  -  так те даже
разулыбались. Но  главное  - с их приходом как будто  ток прошел,  как будто
свежим ветром повеяло, и все почувствовали некоторый душевный подъем.
     Высокий господин скинул куртку и шапку, серыми глазами зыркнул в огонь,
взял гитару и объявил:
     - Господа!  Чтоб  вам  было понятно: я немного выпил, и у меня  хорошее
настроение.  Сейчас  я  буду  играть, и  кто  из вас  сколько  минут  сможет
проплясать - тот на столько лет больше проживет.
     Обалдевшие немцы  выпучили глаза  и стали переминаться с ноги  на ногу;
особенно стыдно казалось дамам, многие из которых не отличались молодостью и
красотой.
     - Отпуск, Мари, - махнул наконец рукой один из немцев. - Пошли, правда,
потанцуем!
     Мари встала, и  они под одобрительный смех начали  танцевать;  за  ними
поднялся старый еврей в белых пейсах; за ними еще кто-то; наконец, все лавки
были сдвинуты в угол, и пошла общая пляска.
     Мелодия, которую играл Веселуха, была нрава  порядочного и постоянного,
но  веселого.  Началась  она  довольно медленно,  а потом  потихоньку  стала
разгоняться,  так что большинству присутствующих  удалось  прибавить себе не
более чем по пятнадцать лет - хотя многие из них были неплохими лыжниками.
     Одна мадам Веселуха, не зная  усталости, плясала под Веселухины струны.
Брызги огня  вылетали  из-под  ее  каблуков:  потом  хозяин  бара  показывал
отметины на  сосновом полу, рассказывал  легенду. В ее волосах радость свила
гнездо, она дарила взгляды - глаза у нее блестели, как  вишни после дождя, а
сама она была стройна, как кошка, в отличие от многих  присутствовавших дам,
напоминавших  кто веретено,  кто  грушу.  Наконец, и  Веселуха  не выдержал:
щелкнул пальцами, чтобы кто-то, неведомо кто, играл за него, поставил гитару
(а музыка продолжалась, все убыстряясь), и схватил жену за талию.
     - И-и-и-эх! - взвизгнула мадам Веселуха, тряхнув темной копной волос.
     Только сноп искр по столу раскатился золотыми монетами.
     Вот такой  бывает любовь, господа, - смотрите, вам показывают... - "Это
не любовь!" -  поднимают  палец  серьезные люди.  А  что  же?  Это  красота.
Пожалуй, это верно, но для Веселухи красота и любовь были - как мясо и соль.
А  мадам  Веселуха  никого  не  любила,  и  будь  ее  воля,  -  но  волю  Ян
Владиславович выпил из ее губок первым же поцелуем, привязал к ней  камень и
утопил в  море. Веселуха вообще считал женщин прелестными,  но пустоголовыми
созданиями, предназначенными для украшения жизни: это, по его понятиям, было
очень много, - и, хотя и носил  на руках всех дам, независимо от возраста  и
близости знакомства, абсолютно их не уважал.
     На  следующий  день  явился  Паша  Ненашев  с   прибором,  и  Веселуха,
простившись  с  герром Апфельбаумом,  сел в санки, усадил сзади  всех  своих
соратников, немцы  подтолкнули их  сзади  -  и  "Амарант"  поехал  в Италию.
Мальчишки бежали за санками елки слились по сторонам дороги пеленой.
     -  Сторонись!  Пади!  -  кричал  Лукин,  и  свистел,  и  махал шелковым
кнутиком.
     Лыжники разлетались  с дороги,  снег клубился,  потом санки взлетели на
воздух,  и  так,  как  по  маслу,  домчали  Веселуху  и  соратников до самой
Флоренции.
     Во Флоренции  славно  воевать,  и  изо  всех углов тянет великим морем.
Герцог  привел войска в  долину, -  во Флоренции собрался совет, а  наемники
взяли и всех перебили, о чем без всякой горести повествует синьор Макиавелли
в "Истории Флоренции", - даже самые гнусные измены - как красивые плутовские
истории.  Стены  залов  расписаны  травами,  над  куполами  солнце  плавится
багровым шаром.
     - Sapristi, ваш прибор предсказывает погоду!
     Большой  корабль качался у берега  на мутных волнах реки Арно. Помидоры
красны, как губки мадам Веселухи. Ян Владиславович млел от любви и от тепла.
     - Мой прибор  еще и не  то  может! -  похвалялся он.  - Погода - это не
главное.
     -  А  что  главное?  - три  итальянца  мигали  черными глазами  в  такт
секундам. -  Скажите  нам,  чтобы  мы знали,  а  то  мы  умрем  на месте  от
любопытства!
     Но  Веселуха скрытно  улыбался, как его  ни  поили. Только,  когда стал
совсем  пьян,  взял  гитару,  закинул  ножку  на  ножку  и  сыграл им что-то
старинное в своей  обработке. С модуляциями, неожиданными, как всплески рыб,
- невидимая на небе луна восходила все выше. Было в Веселухиной игре древнее
изящество: так иногда умело рубят дрова, и  это  красиво.  Россыпи спиралей,
волн, страсть по всем правилам: барокко...
     Но тут,  качаясь  и  хватаясь  за  палубу, явился Паша, - лицо его было
отменно  хмурым,  хвостик менеджера по продажам, сальный и кудрявый,  сбился
набок, - его тоже оторвали от выпивки.
     - Директор! - сказал Паша тоном мученика. - К  нам приехали джентльмены
с города Нью-Йорка! Хотят вас видеть!
     -  Как, прямо сейчас? - Веселуха притормозил и поставил гитару. - Скажи
им, что я не могу их видеть.
     - Так и  сказать? -  "Видеть вас не могу"? -  уточнил Паша. - Простите,
директор, но они подумают, что вы шпана с Лиговки.
     Этого Веселуха не мог себе позволить, - он понял, что придется идти.
     -  Так не по-русски же!  - ты  уморишь меня, ох! - синьоры,  вы видите,
какие у меня супрацовники... конфиденты, или как там... - Веселуха поднялся,
палуба  встала  торчком, - ну  вот,  понаехали тут...  Оч-чень не вовремя...
Вкуса к жизни нет у людей... трудоголики, блин...
     Тут Ян Владиславович бросил строгий взгляд на свой прибор и спросил:
     - А я протрезвею?
     Прибор ничего не ответил директору, потому что был выключен из сети.
     - Воткните кто-нибудь, - пожелал Веселуха.
     Итальянцы втроем кинулись в бар и принесли удлинитель; Веселуха включил
прибор  и  откинулся назад:  он трезвел, если так  можно выразиться,  как на
дрожжах, под  мелким  грибным дождичком, на  глазах у изумленных итальянцев,
качаясь на мутных волнах реки Арно.
     Три джентльмена из  Нью-Йорка уже  давно сидели  в  холле, в полумраке,
ожидая Веселуху, в застывшем виде - как сели, так и сидели, улыбаясь, как  в
гробу. Увидев Яна Владиславовича, они разом хмыкнули  и переменили позы. Все
вокруг  казалось серым и  черным, только  неяркий  свет просачивался  сквозь
окно.
     -  День  добрый, джентльмены, - поздоровался  Веселуха, садясь рядом. -
Что же вы ничего не заказали? Наша фирма вас угощает.
     -  Спасибо, - ответил один из американцев жизнерадостно. - Мы  не пьем.
Закон нашей корпорации запрещает нам пить вино и есть свинину.
     - Ну,  тогда  хоть салатику  поклюйте, - предложил Веселуха,  изображая
простодушие.  - Я вообще-то американ не так представлял. Я думал, что вы все
в шортах и с фотоаппаратами на шеях.
     - Нет, - заметил американец, - это вовсе не обязательно.
     - На-адо же, - сокрушенно поцокал Веселуха. - А я думал...
     Американцы опять переменили позы.
     - Мы предлагаем вам сделку, - перешел к делу тот, который говорил. - До
нас  дошли  сведения,  что   вы   торгуете   рентгеновскими  флуоресцентными
спектрометрами.
     - Да уж, запираться глупо,  - сказал Веселуха,  лопаясь от  внутреннего
смеха.  - Есть такой  грех -  торгуем... Но  мы  же  сами их  и  производим,
заметьте, на основе собственных научных разработок.
     - Это нам также известно, -  американец улыбнулся  так, что уголки  его
рта чуть не сошлись на затылке. - Видите ли, дело в том, что наша корпорация
также торгует рентгеновскими флуоресцентными приборами.
     - Вот как? - обрадовался Веселуха. - Значит, мы коллеги!
     Американцы переглянулись.
     - Мы  хотим  продавать  ваши  приборы под своей маркой,  - сказал  тот,
который говорил и прежде.
     - Но это абсолютно невозможно! - ответил Веселуха учтиво.
     - Я вас понимаю, -  кивнул американец,  -  условия, которые  предлагают
иностранные фирмы  для  сотрудничества,  часто бывают просто грабительскими,
из-за рисков, которые они несут, имея дело с русскими. Но не в нашем случае.
Понимаете, мы - компания-лидер.  Мы  очень богаты.  И условия будут для  вас
действительно очень выгодными.
     - Мы заплатим вам вперед на пять лет из расчета, что объем продаж будет
расти на пятьдесят процентов в год.
     -  Мы сами будем страховать  все риски, чинить ваши приборы, а методики
будем покупать у вас же за отдельную плату.
     - Более  того! Если  вам что-нибудь не понравится,  вы  в любой  момент
сможете разорвать контракт.
     Американцы покивали головами и заглянули Веселухе в глаза.
     -  Ах,  вот как,  - пробормотал  Ян  Владиславович,  - хо-хо!  ого!  Вы
предлагаете мне принимать  крепкое  стопроцентное решение или можно развести
демократию?
     - Разводите, - согласился американец.
     Тогда  Веселуха повернулся и увидел, что  на кожаном диване  сгрудились
кучей Рябинин, Паша, Наталья  Борисовна и Лукин,  и глаза у них горели,  как
фары.
     - Твое мнение, Миша?
     - Ковать ли станет на граждАн, - сказал Рябинин, - пришлец иноплеменный
цепи - я на него, как хищный вран, как вихрь губительный из степи!
     - Так, понятно, - твое мнение, Лукин?
     Лукин покрутил носом:
     - Продавай по максимуму, Веселуха, а я не думаю, что это максимум.
     - Так, - ну, а ты, Паша, как?
     - Сравнение стоимости торговых марок  - дело трудное. Может быть, когда
мы раскрутимся, продавать под нашей маркой будет выгоднее.
     - Ясно, - а вы, Наталья Борисовна?
     - Я тоже думаю, что не стоит, - чистосердечно сказала Денежкина.
     - Почему?
     - Рожи мне их не нравятся.
     Тоже аргумент, подумал Веселуха, - и обернулся опять к американцам:
     - Мои сотрудники против.
     -  Может  быть, вы  все-таки примете  крепкое стопроцентное решение?  -
спросил американец. - Как вы бы сами поступили?
     -  Конечно, я согласился  бы, - улыбнулся Веселуха  грустно, - но, увы,
мои сотрудники... совки, нос не дорос, понимаете ли... Что делать!
     -  Нехорошо,  когда  директор  фирмы  так подвержен  чужому влиянию,  -
доверительно прошептал один из американцев. - Вам следует быть более...
     - Харизматическим, да, - покивали остальные два.
     - Я постараюсь, -  козырнул Веселуха. - Все-таки я  еще  совсем недавно
занимаюсь бизнесом.
     - А что вы делали до этого? - поинтересовались американцы.
     - Я работал на Бабаевском заводе, - Веселуха округлил глаза.  -  Бабаем
работал. Ходил  по дворам, и деток, которые не хотят ложиться в кроватку или
капризничают, хватал и уносил в своем большом мешке...
     Пламя  свечей  прилегло  на  бочок  и опять  привстало,  - перепуганные
американцы  зелеными тенями метнулись  к дверям, и Веселуха пригласил всех к
столу.  Когда  расселись,  Рябинин  поводил вилкой  по гладкой,  еще  пустой
тарелке и спросил:
     - Ян, а правда: как бы ты сам поступил? неужели...
     Веселуха поднял на него глаза и ответил спокойно:
     - Я бы поступил так: связал бы всех троих крепкой веревкой и торговался
бы с ними до последнего.
     - И тогда вы отдали бы прибор? - ахнула Наталья Борисовна
     -  И  тогда,  -  продолжал  Веселуха,  - я  бы  получил  -  заметьте  -
независимую экспертную оценку рыночного потенциала нашей фирмы. Та последняя
цена, на которую они  бы  пошли, - вот это  и  было  бы то, на что нам можно
ориентироваться... имея в виду наши стратегические цели.
     Веселуха выпил и смачно закусил маринованным грибком.
     - Но, - заключил он сокрушенно, облизываясь, - я прекрасно понимаю, что
такие мои  действия могли бы быть восприняты... как-нибудь не так... Поэтому
мне пришлось просто послать их. Надеюсь, они не очень испугались.
     И  дождь прошел,  и воссияло солнце, расплавляясь кровью над  куполами,
закатываясь,  как шарик-глазик, опускаясь  в  залив,  дергаясь, отрываясь от
небес,  чернея. Но как-то  вдруг  дунуло горячим дыханием, посыпался голубой
пепел,  прогремело вдали,  а потом  нашла  туча,  и  посыпал снег.  Он сыпал
мелкими  клочьями,  крупными  хлопьями,  небо  поблекло,  дороги  сжались  в
узенькие щелки, реки вздулись, а потом наступила вечная ночь. Кресты чернели
сквозь  непроглядный серый  мрак. Сеть  с  красными  бантиками  и  бубенцами
растягивалась все  шире, - и, наконец, закрыла всю Европу, со всеми турками,
арабами, дымными травками, горьким  пивом, крепким вином, старую, облизанную
языком Европу.
        Глава 6: На поток
     Заросли поля бурьяном
     Каждый вечер ходит пьяным
     Каждый вечер липнет к юбке
     В губки
     Красный дымный вечер
     А навстречу
     Многослойным океаном
     Лезут тучи, жарко, быстро,
     Дождь течет по острым листьям,
     Дрожь проходит по полянам
     Пришел в  Петербург  август,  стало  темнеть по ночам.  На  грядках сох
укроп, над Невой мутной звездой стояло по вечерам рыжее солнце. В  последних
лучах наливались соком  вишни, молодая  картошка стала стоить пять рублей за
килограмм,  да и  все, что  растет естественным способом,  подешевело, в том
числе и заводы.
     - С этого  завода разбежались даже крысы, -  сказал  Веселуха Рябинину,
глядя вверх.
     Сзади  Нева катилась,  приближаясь к излучине, по бокам, куда  ни  кинь
взгляд, были сараи, хрущобы, а между ними - сухие тропинки и жирная, пыльная
зелень.  Впереди  возвышалось  огромное здание, сваренное  из железобетонных
балок и стекла. Внутрь заходить  не хотелось.  Там,  внутри, стояли огромные
темные помещения, не наполненные ничем, кроме  воздуха, а  по полу сквозняки
гоняли мусор.
     -  Директор  был дурак,  -  рассказывал подрядчик. -  Параноик. Все ему
казалось, что рабочие шпионам секреты выбалтывают. Придет  в цех,  встанет у
человека за спиной, и курит. Кто сможет работать в таких условиях? Продукция
получалась низкого качества. Вот завод и развалился.
     Так прошли они по  пустынным помещениям  снизу вверх  и сверху вниз,  и
только  когда  они второй  раз  спустились  на первый этаж, Веселуха обратил
внимание на то, что в одном из цехов горел свет за прикрытой дверью, и  туда
по серому бетону вела утоптанная тропинка из следов.
     - А кто это у вас там? - указал Веселуха.
     - Не знаю! - удивился подрядчик.
     Веселуха на цыпочках подкрался  к  двери, заглянул туда и открыл рот: в
большой комнате с  низким потолком стояли рядами компьютеры, и, уткнувшись в
экраны,  за ними сидели вполне бойкие молодые люди в джинсах и темных очках.
То там,  то тут  негромко  названивали на  разные голоса мобильники. В углу,
наверху, бубнил  телевизор.  Ян  Владиславович тихонько притворил  дверь,  и
увидел,  что  с  оборотной  стороны  на  нее  наклеен  лист: "Инвестиционная
компания ГУРУ".
     - Молодцы. Пусть сидят.
     Веселуха  выпустил  дым изо рта. Дым  сплелся в кольцо,  и  перед  ними
материализовалась точная копия  будущего завода.  Завод работал.  Мимо  него
мчался горячий ветер с  залива, а небо было сиреневого и оранжевого цвета. И
все были свободны и счастливы.
     Сквозь  строительный  сор  - жирные  капли  цемента,  железные стружки,
крошку  - прорастал  пустырь зеленой  травой; подрядчик  с маслеными глазами
смотрел на Веселуху и думал, что Веселуха не знает цен.
     - Вы думаете, я цен не знаю? - ехидно сказал Веселуха. - Пятьдесят!
     - Кудах там там! - всплеснул руками  подрядчик. -  Кудах-там пятьдесят!
Да сто как минимум!
     - Где, Паша, наш генеральный план? - сурово сказал Веселуха.
     - Вот он, - Паша извлек план из заднего кармана джинсов.
     - Мы вам дадим! - не в лад пообещал подрядчику Рябинин.
     Глаза у  подрядчика  совсем замаслились. Он  бегло  оглядел Генеральный
план, причмокнул розовым язычком и улыбнулся.
     - Ну, а сроки? - спросил он.
     - Сейчас  август,  -  сказал Веселуха.  - К декабрю завод должен начать
работу.  Я  понимаю,  что  это  невозможно. Ввиду  данного обстоятельства, -
Веселуха заложил руки за пояс, - внутрь каждого часа вливаю вам по семьдесят
две дополнительные минуты. И работайте надежно. В дело надо душу вкладывать.
     Тут Веселуха обратился к Лукину:
     - А  ты,  пожалуйста, проследи за ним,  чтобы  все  было честно  и  как
следует быть, и  чтобы  мне не приходилось, как  Петру Великому,  вникать  в
каждую мелочь.
     -  Обещаю, что все будет, как следует быть, - поклялся  Лукин,  и повел
разговор с подрядчиком дальше.
     Он  вел его бойко, в уверенных словах и непонятных терминах, и Веселухе
вскоре стало скучно  их слушать. Он ушел,  и увел с собою Рябинина, и только
Паша  Ненашев поодаль стоял и прислушивался. Разговор этот тихий  ему крепко
не  нравился,  но  тем-то  и  хороши все  преступления, что до их совершения
ничего криминального еще нет.
     - Тут такие деньжищи, брат! - восхищался Рябинин, ходил под сенью балок
и пахал кроссовками песок. - Лукин, сколько тут денег?
     - И-и!!! -закатывал честные голубые глаза Лукин. - У-у!!!
     Лукин  бил себя в грудь, и  грудь отдавалась,  как  пустая  бочка. Шило
ерзало у него в попе. Раздражение копилось в нем слишком долго. Жизнь летела
мимо, а он пахал на Веселуху, - как будто так и надо!
     - Мне  неймется! - говорил он  сам себе, и похаживал короткими ножками,
вальяжным  шагом, и мечтал. - Веселуха у  меня  узнает!  Я  -  птица другого
полета. Сокола нельзя запрягать в телегу, - взвивался Лукин.
     Он  наворачивал  круги  и спирали вокруг  завода;  там  неподалеку  был
заброшенный колодец,  и Лукин,  как гордый демон, присаживался на его край -
ножка  на ножку - но сидеть долго не мог, вскакивал и  вглядывался  в черную
воду:
     -  Ну  чем, чем я  хуже Яна? Почему он  выигрывает честно, а меня тянет
жульничать? Я презираю этого человека. Я ему ужасно завидую!
     Зла фурия во мне смятенно сердце гложет,
     Злодейская душа спокойна быть не может.
     Я к ужасам привык, злодейством разъярен,
     Наполнен варварством и кровью обагрен.
     Уже местами пожелтели и поредели кудри кленов и тополей. Лукин крал. Он
вставлял шланг  с  входящими  денежными потоками  к себе  в бензобак,  или в
карман, или  попросту в  унитаз.  Финансовые потоки плыли  сквозь его липкие
руки.  Иногда  на строительстве  появлялась  мадам  Веселуха:  то  возникала
неслышно  за спиной у рабочих, в шелковом зеленом балахоне, в  белой шапочке
поверх волны волос, то стояла на солнце, запрокинув голову.
     Однажды вечером,  когда синяя  мгла нашла на поля, зажглись  фонари,  и
сквозь  наш мир проступил  мир иной,  Лукин и мадам Веселуха с глазу на глаз
сидели в укромном уголке одного милого ресторанчика близ Пяти  углов. Жена у
Веселухи  была красавица, - тут уж не попишешь, и Лукин был  еще ничего себе
мужчина,  галантный,  только  вот  не  физик,  и глаза  у  него  отсвечивали
ярко-голубым мошенническим цветом.
     - Да бросай ты своего  Веселуху, - шептал Лукин жарким  шепотом. - Что,
любишь ты его, что ли?
     Мадам Веселуха вздохнула и положила в рот маленький кусочек киви.
     - Опять ты за свое. Забудь, это невозможно.
     - Вовсе нет, - возразил Лукин страстно. - Я знаю, что  говорю. Ситуация
такова, что я могу легко оставить  Веселуху ни с чем. Тогда и ты, милая моя,
тоже останешься - ни с чем...
     - Угрожаешь? - повернулась мадам Веселуха.
     - Информирую, - ответил Лукин.
     - Зачем?
     Лукин улыбнулся ослепительно:
     - Повторяю свой вопрос. Ты любишь своего мужа?
     Мадам Веселуха задумалась.
     -  Не знаю, - с сомнением произнесла она наконец. - С ним рядом... поле
какое-то образуется,  что ли... Как-то он это делает... Я рядом с ним просто
пропадаю. Ему, по-моему, без  разницы, я или какая другая. С другой стороны,
благодарность... Он  меня из пацанки, провинциалки в люди вывел, - кто я без
него?
     Мадам Веселуха вздохнула и  рукой поправила  волосы. Лукин, сходя с ума
от ее запаха,  тихо нашел под столом ее  коленочку и вкрадчиво,  внушительно
сказал ей:
     - Никогда не живи ради других, красавица.
     Мадам Веселуха покраснела, как кленовый лист.
     Так был  составлен этот ужасный заговор, и  Ян Владиславович ничего  не
знал, иначе он намотал бы на  руку золотисто-каштановые волосья  этой стервы
да  выкинул бы  ее  за  борт "в надлежащую  волну"; а  Лукина вызвал  бы  на
поединок, и, конечно, убил бы его, потому что Бог -  он  правду видит. Но Ян
Владиславович ничего не знал. Вообще, после заграничного турне директор впал
в  эйфорию и очень  себя полюбил. Например,  он днями занимался собственными
научными работами, отдав все текущее управление на откуп Лукину.
     -  На  фирме все  хорошо,  - легкомысленно  говорил  он, попивая кофе с
бальзамом, -  а я Оксфордскому  университету  одну разработочку обещал,  так
должен закончить.
     Достойна упоминания и  сама  эта "разработочка":  в качестве  побочного
эффекта она позволяла находиться одновременно  в  нескольких местах, или, по
выражению Яна Владиславовича, "сидеть на двух базарах одним задом". Веселуха
с удовольствием  применял этот побочный  эффект: его можно было одновременно
застать в Сиэтле, где  он  выступал с докладом, в  Малайзии, где он заключал
очередной контракт, и в двух точках его кабинета: на окне и в кресле.
     - Уникальная возможность для составления коктейлей, - потирал  он руки.
- Напитки всего мира доступны мне одновременно!
     Сентябрь выдался теплый, почти жаркий, и мадам Веселуха ходила с голыми
руками, в развевающихся одеждах, а волосы ее блестели  на солнце,  как струи
водопада. Лукин сходил с ума и крал все больше.
     Иногда являлся на стройке  и  Паша Ненашев, хотя  ему-то тут было вовсе
нечего  делать - по  мнению Лукина: Паша  приходил  на закате,  опирался  на
какой-нибудь  ящик, и оценивал,  и  прикидывал.  Результатом его  молчаливых
визитов   было  то,  что  он   попросил   Лукина  предоставить   ему   смету
строительства.
     - Э-э! - рассмеялся Лукин. - Не далеко ли, друг мой, ты зашел? Ты у нас
кто? Менеджер по продажам. Ну, вот и продавай.
     - У меня есть  все основания полагать, -  сказал Паша  безлично, -  что
дела  нашей  фирмы  идут  не блестяще.  Также я намерен  в  ближайшее  время
доказать,   что   причиной  тому   являются   корыстные  действия  некоторых
собственников фирмы.
     И Паша Ненашев посмотрел на Лукина. Но тот не убился, а рассмеялся:
     - Доказательства! - сказал он радостно. - Доказательства!
     Паша Ненашев  пожал плечами  и пошел, но в  коридоре  был остановлен  и
приведен к директору.
     - Так  это  ты  тут  дерьмо по  стенкам размазываешь,  Паша? -  спросил
Веселуха, делая кислое лицо.
     - Вы увидите, - сказал Паша укоризненно. - Но будет поздно.
     - Лукин! С ним начинали! И тебе не стыдно!
     Паша немедленно стало стыдно, но он не поддался.
     -  Ян Владиславович,  - сказал он  сердечно. - Поверьте  мне, вас нагло
обманывают! И кто -
     Тут  Паша  взглянул  на  шефа  и  запнулся. Ян  Владиславович  курил  и
иронически улыбался.
     - Я, дружок мой, - сказал он веско, - я, Паша, физик, в отличие от вас!
Вы  можете тратить свое  время на мелкие  подкопы,  - вы можете тратить свое
время, а я - не могу.
     Директор  неопределенно  махнул рукой  во  двор,  где  в ровном  тепле,
прозрачные и нежные, стояли  парки  и  улицы  все  в желтых листьях.  Стебли
сурепки и полыни засохли вдоль дорог.
     - И  невыносимо же,  - тут Веселуха повысил голос, - отвлекаться на все
ваши дрязги!
     - Да-а,  - смело обличил его  Паша Ненашев, - а на  кальвадос,  Бейлис,
можжевелловый джин  и старку  -  выносимо? Ян Владиславович! -  продолжал он
горячо. - Пока  вы тут хозяин! Умоляю вас. Во  имя  вашей концепции - во имя
российской (Паша почесал бритый  череп) науки. Ну, посмотрите вы пару бумаг.
Вы же у нас абсолютный монарх. Вы же все можете. Ну, посмотрите, я знаю, где
он вас надувает...
     - Если ты хочешь меня поссорить с  Лукиным, - сказал  Веселуха резко  и
потушил сигарету,  -  то  это у  тебя не получится. Вообще вот  такие  люди,
которые ни хрена не  делают по работе,  а только  разлагают коллектив...  Ты
хоть знаешь,  как работает наш  новый  вакуумник? Ах,  примерно?  Ах, ты  не
физик?  Ну,  так и пошел тогда  к едрене фене!  Тебе, чтоб академиком стать,
трехсот лет не хватит!
     - Я не ставлю перед собой такой цели, - корректно ответил Паша.
     На  этот раз  окно  было открыто настежь, и  вылет произошел  бесшумно.
Только  всколыхнулись  сухие листья  ворохом,  а  Лукин посмотрел  во двор и
ухмыльнулся.   Все  это  очень  ему   нравилось.  Директора  практически  не
существовало:  Веселуха  рассеивался  по  миру,  а он,  Лукин, присутствовал
зримо, весь мясной и хитрый, как лис. А уж когда в Норвегии открылся мировой
симпозиум по вопросам времени, Веселуха исчез совершенно.
     -  Восемнадцать   приглашений  прислали,  -  извинился  Веселуха  перед
подчиненными. -  Лично сам Макферсон письмо написал  от руки дорогой ручкой.
Постарайтесь не отвлекать меня... ну, разве что если очень приспичит.
     -  Так вот  прямо  прошел директор  к шкафчику, -  поведал Рябинин Паше
Ненашеву,  - вынул  оттуда кувшин  с  рябиновкой и  надел  пиджак.  Только и
видели!
     - Нет, он ненормальный, - заметил Паша Ненашев грустно.
     В  горах Норвегии медленно падало  в море  рыжее солнце,  водочка  была
разлита по стаканам, и физики, профи по Времени, уже собрались по первой, но
тут вдруг все обернулись  и разразились  криками  восторга. К ним, с гор, по
каменистой  дорожке,  без  галстука  и  багажа  спускался  русский  гений Ян
Веселуха.
     -  Восприимем  же полные стаканы  в его честь!  - воскликнули физики. -
Садитесь и расскажите, - мы слышали давно, мы так мечтали увидеть!
     Дверь  в комнату Веселухи  гуляла, сухой  осенний  ветер  ленивой рукой
открывал и закрывал ее, шустрые пальчики мадам Веселухи перебирали документы
и выкладывали их на стол рубашкой вверх.
     А Лукин крал.
     Каждое утро начиналось с драки Паши Ненашева и Лукина: можно сказать, с
дуэли.  Паша  хлестал Лукина контрактами, Лукин  Пашу - платежками,  но звон
стоял такой,  как  будто  они дрались на  тяжелых  мечах.  Рябинин  суетился
вокруг, подавая  то  платок,  то зеркальце  - бойцы заметали  следы  побоища
пудрой, Паша Ненашев брал ее у Натальи Борисовны Денежкиной, Лукин - у мадам
Веселухи.
     -  Вор,  погубитель, -  вопил  Паша  Ненашев  по  утрам,  делая  выпады
контрактом. - Вы уморите фирму!
     - Туда и  дорога! - отбивался Лукин платежкой. - Веселуха  будет знать,
как верить  людям на деньги! Защищайтесь,  сударь! Я схарчу  вас, и не таких
молокососов едал!
     - Не говорите "гоп"! - храбро парировал Паша. - И вообще... вот приедет
барин!
     - Ха-ха-ха! - смеялся Лукин дьявольским смехом. -  Барин  тебя из  окна
выкинет. Правда, моя королева?
     - Правда, мой рыцарь! - нагло отвечала мадам Веселуха.
     Она сидела на  окне, увитом  порыжевшим  виноградом с мелкими  зелеными
ягодками, на голые плечи был накинут мех, в волосах торчала нэпманская роза.
Она поливала Пашу Ненашева помоями. Темно-зеленый шелковый сарафан, шелковые
золотистые ноги, волна  волос, скулы и подбородок: лицо  немного стервозное,
но удивительно  притягательное.  Гражданское  мужество поднималось в  сердце
Паши  Ненашева.  Уши   его  от  невольного   подслушивания  и  подглядывания
развернулись в капустные листья.
     На девятый день отсутствия Веселухи Паша Ненашев рывком распахнул дверь
в  кабинет  Лукина:  там  за  столом,  уютно  свернувшись  калачиком,  сидел
чиновник.  Рядом с ним были Лукин и,  конечно  же, мадам Веселуха. Появление
Паши Лукину, кажется, не понравилось.
     - Вон,  холоп, -  заорал  он  на Пашу. -  Я собственник,  а ты  наемный
менеджер!
     Чиновник тут же восхитился:
     -  Прелестно! Мне нравятся ваши порядки.  Вот бы и нам  такое ввести  в
правительстве. Эх, Европа не поймет, а так бы!
     Паша даже не разгневался: он не принимал таких вещей всерьез.
     - Валерьянки попейте, - пробормотал он. - А вам чего... бы хотелось?
     Паша всегда так спрашивал, когда хотел незаметно нахамить.
     -  Да мне, собственно, -  замельтешил  чиновник. -  Собственно а-а... Я
просто  думал  - ведь  ваш прибор, он,  как бы,  а-а... А там и выборы не за
горами, вы понимаете меня?
     -  Было  много  желающих,  -  прервал Лукин,  -  воспользоваться  нашим
прибором  в целях блага Родины, но мы выберем только самых достойных, потому
что ведь  и  благо  Родины как таковое  может быть  понято по-разному...  Мы
коммерческая организация, вы понимаете.
     - Ну, деньги, - улыбнулся чиновник. -  Если бы все можно было купить за
деньги,  это было бы ужасно! К счастью, у нас пока  имеют  значение  и живые
человеческие связи... Кровная месть, например...
     Мадам Веселуха расхохоталась.  И за что Веселуха выбрал такую птицу? За
красоту.  Мадам Веселуха была очень  красива. Блестящие волосы, как волна, -
опишем ее  языком цыганских  романсов, - глаза, как  смородина. А  пахла она
чем-то резким, - ее духи чем-то неуловимо напоминали керосин. - "Дело пахнет
керосином".
     -  Исстрадалась  я, -  плакалась  мадам  Веселуха Лукину ночью, в  тиши
кабинета. - Истерзалась я!
     Ведь известно, что человеку только дай себя пожалеть.
     -  Ничего,  -  утешал  ее  Лукин, прыгая  по  кабинету,  как  Ленин  по
броневику. - Мы поедем в Америку и будем там потреблять, что захотим!
     Тем же самым вечером Паша  Ненашев, уходя  с работы, расслышал  в углах
какой-то  стук и позвякивание.  Почудилось ему,  что из  листвы старого дуба
поблескивали увеличительные стекла. Но Паша не придал этому значения, а зря:
то  уже подбирались  вражеские  полчища.  Наутро  они  встали из  травы,  и,
вытягивая  красные  языки,  от которых  пахло  кофе  и  сигаретами, пошли на
"Амарант".
     - Но вас никто не звал! - закричал Рябинин, встав в дверях и пытаясь не
пустить их внутрь. - Работать мешаете! Вон сейчас же!
     - Как  это  - никто? -  глумливо  проверещал один  из  незваных гостей,
огромный жирный жаб на птичьих ногах. - Нас звал господин Лукин!
     - Господин Лукин нас звал! - подтвердила вся кодла, хихикая и кидаясь в
Рябинина помойными предметами. - Господин Лукин и мадам Веселуха!
     - Да кто вы такие?! - спросил Рябинин в ужасе. - Кто вы?
     - Мы - новые  акционеры! - отозвались  твари  хором.  -  ЗАО  "Амарант"
преобразуется в ОАО!
     -  А, заходите,  друзья!  -  Лукин высунулся из  окошка и приветственно
махал тварям рукой. - Кто хочет - залетайте, остальные через дверь!
     - Только через мой труп! - крикнул Рябинин.
     Вперед  пробился некто  трехметровый,  бронебойного  вида,  с  красными
глазами и огромной нижней челюстью.
     - Через труп, говоришь? - он клацнул зубами и шагнул вперед.
     Рябинина вжало в стенку. Мимо него душной волной, топоча и  повизгивая,
ломанулись  "гости".  Рябинин,  бессильно матерясь,  пустил  в  них запасным
колесом от служебного автомобиля.
     - Наталья Борисовна! - крикнул он вверх. - Посмотрите, ради Бога, чтобы
они ничего не сперли!
     - Что вам надо?! - причитала госпожа Денежкина, отнимая у тварей гайки,
открученные от нового прибора. - Что за табор?! Почему нас не предупредили?
     Зрелище  было  и впрямь  душераздирающее.  Паша Ненашев  открыл  дверь,
оценил ситуацию и метнулся в лабораторию.
     - Я просто не знаю, что делать, -  закричал Паша, разводя руками. - Все
же  рухнет  сейчас!  Вы  только  принюхайтесь,  Наталья   Борисовна!  Пахнет
керосином!
     - Да, вот и потолок потрескивает, - меланхолически  отметила Денежкина.
- Посмотрите.
     Действительно, на потолке, прямо над весами, образовалась и расширилась
маленькая, но плотная щель.
     - Это Лукин, - сказала Наталья Борисовна. - Лукин и мадам  Веселуха.  В
высшей степени недостойная женщина.
     - Значит  так,  - распорядился  Паша. - Вы, Наталья  Борисовна,  срочно
туда. При вас они не посмеют. А я пойду звать Веселуху.
     Менеджер открыл дверь и столкнулся с Лукиным нос к носу. Лукин побелел,
как штукатурка. Паша схватил его за редкие волосы и спросил:
     - Бразды правления взрываем?
     -  Да,  -  дерзко ответил Лукин,  извиваясь. - А  ты,  Павел  Петрович,
подумал бы о своей судьбе. Ведь тебе теперь придется на меня работать.
     - Ох, и получишь же ты от шефа! - вскричал Паша.
     Но Лукин не боялся ничего. Он отпрыгнул на три шага, показал  Паше язык
и помчался  на собрание новых  акционеров. Резкий запах керосина усиливался,
щели на потолке и стенах росли.
     -  Веселуха  как всегда,  -  плачевным  голосом пробормотал  Паша. - Ну
почему он такой... не менеджер!
     Это прозвучало почти как "не физик" в устах Рябинина.
     А Веселуха в Норвегии стоял над прибором и уверял собравшуюся компанию,
что прибор умеет делать много интересного со временем и даже пространством.
     - Я занялся этим случайно, - скромно говорил он, - мне бы и в голову не
пришло, что мой прибор может иметь какое-то  отношение к тому, чем  я всегда
занимался в науке. А вот мои партнеры со всего света заметили. Молоко вблизи
него не киснет, духи  индивидуально  подбирает... Что-то, подумал я, есть  в
этом общее! Я уже сделал некоторые  обобщения, - даже практические выводы, -
но границы неизвестного, как всегда в таких случаях, расширяются...
     Окружавшие  его ученые из разных стран взволнованно смотрели на прибор.
Конечно,  в  первую очередь  интересно  выявить  саму  природу;  но  частные
проявления бывают  иногда так любопытны! В  общем,  настроение ученых  можно
было  описать  словами: "Дяденька,  покажите  фокус".  Наконец,  некто Перри
Круассан решился; он поднес пальчик ко рту и сказал:
     - Э-э...  господин Веселуха,  -  а  не  могли бы  вы продемонстрировать
что-нибудь более или менее наглядное и поучительное... для примера?
     Веселуха улыбнулся.
     -  Ну,  давайте!  -  сказал  он.  -  Вот,  например,  отличный  опыт  с
компьютерной видео-картой. В  сказках  ваших народов,  наверное, есть сказка
"Катись, яблочко  по серебряному  блюдечку"? То  же  самое,  практически. На
экране сейчас  высветится все,  что в данный момент делается в  той или иной
точке Земли, или с той или иной персоной. Кого хотите посмотреть?
     - Президента Буша!
     - Отлично, - Веселуха настроил изображение, - вот он!
     Президент  спал,  накрыв  нос   одеялом.  Присутствующие  засмеялись  и
захлопали.
     - А покажите нам вашу жену, - попросил кто-то. - Мы слышали, что  она у
вас красавица!
     - О да, - кивнул польщенный Веселуха. - Ну, смотрите.
     Экран замерцал, изображение стало четким, и собравшиеся ахнули.
     Они  увидели  комнату,  забитую  до отказа. Там были журналисты, люди в
штатском  и военном,  чиновники с пустыми глазами,  в окна  совались  свиные
рыла,  на раме  сидел, как паук, тощий молодой человек без  шеи; все уроды и
чудеса  Петербурга  - как  сорняки,  как одуванчики  - все  проросли  здесь.
Посреди комнаты, в этом месиве из лиц и кос, рук и хвостов, на  столе, стоял
прибор.  А на приборе,  слившись  в засосном поцелуе,  сидели Лукин  и мадам
Веселуха. В  одной руке  у  Лукина была рюмка - он отставил мизинец, позируя
журналистам, - а в другой акция новорожденного ОАО "Амарант".
     Веселуха втянул в себя воздух, и лицо его потемнело.
     -  Ну!..  -  только и  сказал он, и  скопировался в офис,  одновременно
продолжая ученым показывать, что умеет его прибор.
     В офисе пахло керосином.  В коридорах было пусто.  Веселуха оглянулся и
увидел Пашу Ненашева.
     - Что случилось? -  спросил  директор быстро. - Где Лукин?  Что с  моей
женой?
     - Убить вас  мало, директор, - пробормотал Паша злобно. - Лукин устроил
переворот. Теперь у нас не ЗАО, а ОАО, и акции скупили какие-то сволочи. Вас
сейчас уволят. Ваша жена...
     - Это я уже понял, - прервал его Веселуха и бросился к Лукину.
     В коридоре  было  нечем дышать  от  керосиновой вони. Потолок  покрылся
трещинами  и пятнами,  все кругом зыбко дрожало и потрескивало. В  кабинетах
было совершенно пусто,  только госпожа Денежкина и Рябинин бегали вверх-вниз
с  химической посудой  и  реактивами, вынося все это на  середину двора, под
сень дуба.
     -  Здравствуйте, Ян  Владиславович!  -  вызывающе  пискнула  Денежкина,
тряхнув кудряшками. - А я вот хорошая женщина, по Домострою живу, в  мужские
интриги не лезу!
     - А я не лезу в женские, - поддержал Рябинин.
     - Лучше бы вы лезли, - выдохнул на бегу Паша Ненашев.
     Из конца коридоров доносилось щелканье фотоаппаратов и гул голосов.
     - Часом бы вы раньше, - с ненавистью выдохнул Паша.
     - Молчать, - приказал Веселуха и распахнул дверь.
     Официальная  часть  там,  по-видимому,  уже  закончилась,  и  наступила
неофициальная. На небольшом  столе  кучами  лежали  гвозди,  болты и  другие
яства.  Во  фторопластовых  бокалах  плескалась  украденная  из  лаборатории
плавиковая кислота. Уроды и  чуды сгрудились  вокруг стола и, смачно чавкая,
пихали все  это себе в рот. Мадам Веселуха лежала,  разнеженная, у Лукина на
коленях; глаза финансового директора горели синим газовым пламенем.
     - А-а-а!  - захохотал Лукин, показывая на Веселуху пальцем. - Смотрите,
это наш  доблестный  директор. - Он прохлопал свою фирму, а теперь  пришел и
пытается на нас воздействовать!
     - Ха-ха-ха! - зашлись акционеры.
     - А мы тебя уже уволили!
     - Что смотришь?
     - Вали подобру-поздорову!
     Да, Лукин придумал здорово. Веселуха  умел  нравиться  людям,  и продай
Лукин  акции представителям Homo Sapiens, они послали бы Лукина  к  черту  и
замерли бы, как ледяное море,  у ног Яна Владиславовича.  Но в том-то  все и
дело,  что только  два акционера - Лукин и  мадам Веселуха - были  людьми, а
остальные  только  казались...  или  даже  не  казались.  Расчет  Лукина был
остроумен; но он забыл кое-что важное.
     Веселуха  оглядел вертеп;  Лукин оторвался от мадам  Веселухи  и  хотел
сказать еще что-нибудь  глумливое,  что-нибудь  ехидное, но  слова почему-то
застряли у него  в горле. И  мадам Веселуха хотела бы  спрыгнуть с прибора и
что-нибудь предпринять, но тоже  не  смогла ничего  сделать. Акционеры  тоже
затихли: только дождь шумел за окном.
     И  в  этой  тишине  Ян  Владиславович  просто-напросто  поднял  руку  и
перекрестился.
     - Караул! -  завопили акционеры. - Лукин, почему ты не  сказал нам, что
ваш директор - христианин!
     - Ага! - обрадовался Веселуха. - Боитесь! Убирайтесь прочь!
     И перекрестился  еще  раз, а  потом еще раз,  и все уроды  с  визгом  и
хрюканьем  скапутились, - только их  акции  белыми бумажками упали на пол, и
среди них  остались сидеть на полу  Лукин и мадам Веселуха. Веселуха  сделал
шаг вперед. Улыбки примерзли к их лицам. Паша Ненашев, который так и стоял у
дверей, поежился.
     Дождь тек по острым листьям, по полянам проходили волны дрожи.
     - Что бы мне с вами сделать, - задумчиво произнес Веселуха, потирая лоб
ладошкой. - Поучительное и наглядное, но уголовно ненаказуемое...
     Парочка  прижалась  друг  к  другу;  мадам   Веселуха  подняла  на  Яна
Владиславовича умоляющие глаза и прошептала:
     - Со мной ничего нельзя делать, я беременна.
     - Что-о?! - переспросил Веселуха. - Повтори!
     - Что-что, - заплакала красавица. - Ребенок у меня будет.
     - От меня? - Лукин подполз к ней и ухватил за плечи.
     - До тебя, - всхлипнула мадам Веселуха. - От Яна. - Она подняла голову.
- Ну, как теперь будешь меня наказывать?..
     Ян   Владиславович   присел,   чтоб   не  упасть,   таково   было   его
замешательство. У Веселухи был сын от самого  первого брака, и  пока  он был
маленький,  Веселуха  довольно  часто с ней общался,  но  потом первая  жена
выскочила за немца и уехала в Германию. И вот теперь!.. Может,  простить ее?
Нет, какая все-таки сволочь!
     - Вот что,  - решительно сказал он. - Я вас  распределю. Ты, голубушка,
будешь жить в средневековье.