осто суетится. Словомъ, "кипитъ веселая
соц<u>i</u>алистическая стройка". Вижу того юнца, который произносилъ
прив<u>e</u>тственную р<u>e</u>чь передъ нашимъ эшелономъ на подъ<u>e</u>здныхъ путяхъ къ
Свирьстрою. При ближайшемъ разсмотр<u>e</u>н<u>i</u>и онъ оказывается не такимъ ужъ
юнцомъ. А глаза у него толковые.
-- Скажите, пожалуйста, гд<u>e</u> могу я вид<u>e</u>ть начальника КВЧ, тов. Ильина?
-- Это я.
Я этакъ мелькомъ оглядываю эту веселую стройку и моего собес<u>e</u>дника. И
стараюсь выразить взоромъ своимъ приблизительно такую мысль:
-- Подхалтуриваете?
Начальникъ КВЧ отв<u>e</u>чаетъ мн<u>e</u> взглядомъ, который ор<u>i</u>ентировочно можно
было бы перевести такъ:
-- Еще бы! Видите, какъ насобачились...
Посл<u>e</u> этого между нами устанавчивается, такъ сказать, полная гармон<u>i</u>я.
-- Пойдемте ко мн<u>e</u> въ кабинетъ...
Я иду за нимъ. Кабинетъ -- это убогая закута съ однимъ досчатымъ
столомъ и двумя стульями, изъ коихъ одинъ -- на трехъ ногахъ.
-- Садитесь. Вы, я вижу, удрали съ работы?
-- А я и вообще не ходилъ.
-- Угу... Вчера тамъ, въ колонн<u>e</u> -- это вашъ братъ, что-ли?
-- И братъ, и сынъ... Такъ сказать, восторгались вашимъ
краснор<u>e</u>ч<u>i</u>емъ...
-- Ну, бросьте. Я все-таки старался въ скоростр<u>e</u>льномъ порядк<u>e</u>.
-- Скоростр<u>e</u>льномъ? Двадцать минутъ людей на мороз<u>e</u> мозолили.
-- Меньше нельзя. Себ<u>e</u> дороже обойдется. Регламентъ.
-- Ну, если регламентъ -- такъ можно и ушами пожертвовать. Какъ они у
васъ?
-- Чортъ его знаетъ -- седьмая шкура сл<u>e</u>заетъ. Ну, я вижу, во-первыхъ,
что вы хотите работать въ КВЧ, во-вторыхъ, что статьи у васъ для этого
предпр<u>i</u>ят<u>i</u>я совс<u>e</u>мъ неподходящ<u>i</u>я и что, въ третьихъ, мы съ вами какъ-то
сойдемся.
И Ильинъ смотритъ на меня торжествующе. {78}
-- Я не вижу, на чемъ, собственно, обосновано второе утвержден<u>i</u>е.
-- Ну, плюньте. Глазъ у меня наметанный. За что вы можете сид<u>e</u>ть:
превышен<u>i</u>е власти, вредительство, воровство, контръ-революц<u>i</u>я. Если бы
превышен<u>i</u>е власти, -- вы пошли бы въ административный отд<u>e</u>лъ. Вредительство
-- въ производственный. Воровство всегда д<u>e</u>йствуетъ по хозяйственной части.
Но куда же приткнуться истинному контръ-революц<u>i</u>онеру, какъ не въ
культурно-воспитательную часть? Логично?
-- Дальше некуда.
-- Да. Но д<u>e</u>ло-то въ томъ, что контръ-революц<u>i</u>и мы вообще, такъ
сказать, по закону принимать права не им<u>e</u>емъ. А вы въ широкихъ областяхъ
контръ-революц<u>i</u>и занимаете, я подозр<u>e</u>ваю, какую-то особо непохвальную
позиц<u>i</u>ю...
-- А это изъ чего сл<u>e</u>дуетъ?
-- Такъ... Непохоже, чтобы вы за ерунду сид<u>e</u>ли. Вы меня извините, но
физ<u>i</u>оном<u>i</u>я у васъ съ сов<u>e</u>тской точки зр<u>e</u>н<u>i</u>я -- весьма неблагонадежная. Вы въ
первый разъ сидите?
-- Приблизительно, въ первый.
-- Удивительно.
-- Ну что-жъ, давайте играть въ Шерлока Хольмса и доктора Ватсона.
Такъ, что же вы нашли въ моей физ<u>i</u>оном<u>i</u>и?
Ильинъ уставился въ меня и неопред<u>e</u>ленно пошевелилъ пальцами.
-- Ну, какъ бы это вамъ сказать... Продерзостность. Нахальство см<u>e</u>ть
свое сужден<u>i</u>е им<u>e</u>ть. Этакое ли, знаете, амбрэ "критически мыслящей личности"
-- а не любятъ у насъ этого..
-- Не любятъ, -- согласился я.
-- Ну, не въ томъ д<u>e</u>ло. Если вы при всемъ этомъ столько л<u>e</u>тъ на вол<u>e</u>
проканителились -- я л<u>e</u>тъ на пять раньше васъ угодилъ -- значитъ, и въ
лагер<u>e</u> какъ-то съор<u>i</u>ентируетесь. А кром<u>e</u> того, что вы можете предложить мн<u>e</u>
конкретно?
Я конкретно предлагаю.
-- Ну, вы, я вижу, не челов<u>e</u>къ, а универсальный магазинъ. Считайте себя
за КВЧ. Статей своихъ особенно не рекламируйте. Да, а как<u>i</u>я же у васъ
статьи?
Я рапортую.
-- Ого! Ну, значитъ, вы о нихъ помалкивайте. Пока хватятся -- вы уже
обживетесь и васъ не тронутъ. Ну, приходите завтра. Мн<u>e</u> сейчасъ нужно б<u>e</u>жать
еще одинъ эшелонъ встр<u>e</u>чать.
-- Дайте мн<u>e</u> какую-нибудь записочку, чтобы меня въ л<u>e</u>съ не тянули.
-- А вы просто плюньте. Или сами напишите.
-- Какъ это -- самъ?
-- Очень просто: такой-то требуется на работу въ КВЧ. Печать? Подпись?
Печати у васъ н<u>e</u>тъ. У меня -- тоже. А подпись -- ваша или моя -- кто
разберетъ.
-- Гмъ, -- сказалъ я. {79}
-- Скажите, неужели же вы на вол<u>e</u> все время жили, <u>e</u>здили и <u>e</u>ли только
по настоящимъ документамъ?
-- А вы разв<u>e</u> такихъ людей видали?
-- Ну, вотъ. Пр<u>i</u>учайтесь къ тяжелой мысли о томъ, что по
соотв<u>e</u>тствующимъ документамъ вы будете жить, <u>e</u>здить и <u>e</u>сть и въ лагер<u>e</u>.
Кстати, напишите ужъ записку на вс<u>e</u>хъ васъ троихъ -- завтра зд<u>e</u>сь
разберемся. Ну -- пока. О документахъ прочтите у Эренбурга. Тамъ все
написано.
-- Читалъ. Такъ до завтра.
Пророчество Ильина не сбылось. Въ лагер<u>e</u> я жилъ, <u>e</u>здилъ и <u>e</u>лъ
исключительно по настоящимъ документамъ -- нев<u>e</u>роятно, но фактъ. Въ КВЧ я не
попалъ. Ильина я больше такъ и не вид<u>e</u>лъ.
СКАЧКА СЪ ПРЕПЯТСТВ<u>I</u>ЯМИ
Событ<u>i</u>я этого дня потекли стремительно и несообразно. Выйдя отъ Ильина,
на лагерной улиц<u>e</u> я увидалъ Юру подъ конвоемъ какого-то вохровца. Но моя
тревога оказалась сильно преувеличенной: Юру тащили въ трет<u>i</u>й отд<u>e</u>лъ --
лагерное ГПУ -- въ качеств<u>e</u> машиниста -- не паровознаго, а на пишущей
машинк<u>e</u>. Онъ съ этими своими талантами заявился въ плановую часть, и
какой-то мимохож<u>i</u>й чинъ изъ третьяго отд<u>e</u>ла забралъ его себ<u>e</u>. Сожал<u>e</u>н<u>i</u>я были
бы безплодны, да и безц<u>e</u>льны. Пребыван<u>i</u>е Юры въ третьемъ отд<u>e</u>л<u>e</u> дало бы намъ
расположен<u>i</u>е вохровскихъ секретовъ вокругъ лагеря, знан<u>i</u>е системы ловли
б<u>e</u>глецовъ, карту и друг<u>i</u>я весьма существенныя предпосылки для б<u>e</u>гства.
Я вернулся въ баракъ и см<u>e</u>нилъ Бориса. Борисъ исчезъ на разв<u>e</u>дку къ
украинскимъ профессорамъ -- такъ, на всяк<u>i</u>й случай, ибо я полагалъ, что мы
вс<u>e</u> устроимся у Ильина.
Въ барак<u>e</u> было холодно, темно и противно. Шатались как<u>i</u>е-то урки и
умильно поглядывали на наши рюкзаки. Но я сид<u>e</u>лъ на нарахъ въ этакой
богатырской поз<u>e</u>, а рядомъ со мною лежало здоровенное пол<u>e</u>но. Урки
облизывались и скрывались во тьм<u>e</u> барака. Оттуда, изъ этой тьмы, время отъ
времени доносились крики и ругань, чьи-то вопли о спасен<u>i</u>и и все, что въ
такихъ случаяхъ полагается. Одна изъ этакихъ стаекъ, осмотр<u>e</u>вши рюкзаки,
меня и пол<u>e</u>но, отошла въ сторонку, куда не достигалъ св<u>e</u>тъ отъ коптилки и
смачно пооб<u>e</u>щала:
-- Подожди ты -- въ мать, Бога, печенку и прочее -- поймаемъ мы тебя и
безъ пол<u>e</u>на.
Вернулся отъ украинскихъ профессоровъ Борисъ. Появилась новая
перспектива: они уже работали въ УРЧ (учетно-распред<u>e</u>лительная часть) въ
Подпорожьи, въ отд<u>e</u>лен<u>i</u>и. Тамъ была острая нужда въ работникахъ, работа тамъ
была отвратительная, но тамъ не было лагеря, какъ такового -- не было
бараковъ, проволоки, урокъ и прочаго. Можно было жить не то въ палатк<u>e</u>, не
то крестьянской изб<u>e</u>... Было электричество... И вообще съ точки зр<u>e</u>н<u>i</u>я Погры
-- Подпорожье казалось этакой м<u>i</u>ровой столицей. Перспектива была
соблазнительная...
Еще черезъ часъ пришелъ Юра. Видъ у него былъ {80} растерянный и
сконфуженный. На мой вопросъ: въ чемъ д<u>e</u>ло? -- Юра отв<u>e</u>тилъ какъ-то туманно
-- потомъ-де разскажу. Но въ стремительности лагерныхъ событ<u>i</u>й и перспективъ
-- ничего нельзя было откладывать. Мы забрались въ глубину наръ, и тамъ Юра
шепотомъ и по англ<u>i</u>йски разсказалъ сл<u>e</u>дующее:
Его уже забронировали было за административнымъ отд<u>e</u>ломъ, въ качеств<u>e</u>
машиниста, но какой-то помощникъ начальника третьей части заявилъ, что
машинистъ нуженъ имъ. А такъ какъ никто въ лагер<u>e</u> не можетъ конкурировать съ
третьей частью, точно такъ-же, какъ на вол<u>e</u> никто не можетъ конкурировать съ
ГПУ, то административный отд<u>e</u>лъ отступилъ безъ боя. Отъ третьей части Юра
остался въ восторг<u>e</u> -- во-первыхъ, на ст<u>e</u>н<u>e</u> вис<u>e</u>ла карта, и даже не одна, а
н<u>e</u>сколько, во-вторыхъ, было ясно, что въ нужный моментъ отсюда можно будетъ
спереть кое-какое оруж<u>i</u>е. Но дальше произошла такая вещь.
Посл<u>e</u> надлежащаго испытан<u>i</u>я на пишущей машинк<u>e</u> Юру привели къ какому-то
дяд<u>e</u> и сказали:
-- Вотъ этотъ паренекъ будетъ у тебя на машинк<u>e</u> работать.
Дядя посмотр<u>e</u>лъ на Юру весьма пристально и заявилъ -- Что-то мн<u>e</u> ваша
личность знакомая. И гд<u>e</u> это я васъ видалъ?
Юра всмотр<u>e</u>лся въ дядю и узналъ въ немъ того чекиста, который въ
роковомъ вагон<u>e</u> ╣ 13 игралъ роль контролера. Чекистъ, казалось, былъ
доволенъ этой встр<u>e</u>чей.
-- Вотъ это здорово. И какъ же это васъ сюда послали? Вотъ тоже
чудаки-ребята -- три года собирались и на баб<u>e</u> сорвались. -- И онъ сталъ
разсказывать прочимъ чинамъ третьей части, сид<u>e</u>вшимъ въ комнат<u>e</u>,
приблизительно всю истор<u>i</u>ю нашего б<u>e</u>гства и нашего ареста.
-- А остальные ваши-то гд<u>e</u>? Здоровые бугаи подобрались. Дядюшка евонный
нашему одному (онъ назвалъ какую-то фамил<u>i</u>ю) такъ руку ломанулъ, что тотъ до
сихъ поръ въ лубкахъ ходитъ... Ну-ну, не думалъ, что встр<u>e</u>тимся.
Чекистъ оказался изъ болтливыхъ. Въ такой степени, что даже проболтался
про роль Бабенки во всей этой операц<u>i</u>и. Но это было очень плохо. Это
означало, что черезъ н<u>e</u>сколько дней вся администрац<u>i</u>я лагеря будетъ знать,
за что именно мы попались и, конечно, приметъ кое-как<u>i</u>я м<u>e</u>ры, чтобы мы этой
попытки не повторяли.
А м<u>e</u>ры могли быть самыя разнообразныя. Во всякомъ случа<u>e</u> вс<u>e</u> наши
розовые планы на поб<u>e</u>гъ повисли надъ пропастью. Нужно было уходить съ Погры,
хотя бы и въ Подпорожье, хотя бы только для того, чтобы не болтаться на
глазахъ этого чекиста и не давать ему повода для его болтовни. Конечно, и
Подпорожье не гарантировало отъ того, что этотъ чекистъ не доведетъ до
св<u>e</u>д<u>e</u>н<u>i</u>я администрац<u>i</u>и нашу истор<u>i</u>ю, но онъ могъ этого и не сд<u>e</u>лать.
Повидимому, онъ этого такъ и не сд<u>e</u>лалъ.
Борисъ сейчасъ же пошелъ къ украинскимъ профессорамъ -- {81}
форсировать подпорожск<u>i</u>я перспективы. Когда онъ вернулся, въ наши планы
ворвалась новая неожиданность.
Л<u>e</u>сорубы уже вернулись изъ л<u>e</u>су, и баракъ былъ наполненъ мокрой и
галд<u>e</u>вшей толпой. Сквозь толпу къ намъ протиснулись два какихъ-то
растрепанныхъ и слегка обалд<u>e</u>лыхъ отъ работы и хаоса интеллигента.
-- Кто тутъ Солоневичъ Борисъ?
-- Я, -- сказалъ братъ.
-- Что такое oleum ricini?
Борисъ даже слегка отодвинулся отъ столь неожиданнаго вопроса.
-- Касторка. А вамъ это для чего?
-- А что такое acidum arsenicorum? Въ какомъ раствор<u>e</u> употребляется
acidum carbolicum?
Я ничего не понималъ. И Борисъ тоже. Получивъ удовлетворительные отв<u>e</u>ты
на эти таинственные вопросы, интеллигенты переглянулись.
-- Годенъ? -- спросилъ одинъ изъ нихъ у другого.
-- Годенъ, -- подтвердилъ тотъ.
-- Вы назначены врачемъ амбулатор<u>i</u>и, -- сказалъ Борису интеллигентъ. --
Забирайте ваши вещи и идемте со мною -- тамъ уже стоитъ очередь на пр<u>i</u>емъ.
Будете жить въ кабинк<u>e</u> около амбулатор<u>i</u>и.
Итакъ, таинственные вопросы оказались экзаменомъ на зван<u>i</u>е врача. Нужно
сказать откровенно, что передъ неожиданностью этого экзаменац<u>i</u>оннаго
натиска, мы оказались н<u>e</u>сколько растерянными. Но дискуссировать не
приходилась. Борисъ забралъ вс<u>e</u> наши рюкзаки и въ сопровожден<u>i</u>и Юры и обоихъ
интеллигентовъ ушелъ "въ кабинку". А кабинка -- это отд<u>e</u>льная комнатушка при
амбулаторномъ барак<u>e</u>, которая им<u>e</u>ла то несомн<u>e</u>нное преимущество, что въ ней
можно было оставить вещи въ н<u>e</u>которой безопасности отъ уголовныхъ налетовъ.
Ночь прошла скверно. На двор<u>e</u> стояла оттепель, и сквозь щели потолка
насъ поливалъ тающ<u>i</u>й сн<u>e</u>гъ. За ночь мы промокли до костей. Промокли и наши
од<u>e</u>яла... Утромъ мы, мокрые и невыспавш<u>i</u>еся, пошли къ Борису, прихвативъ
туда вс<u>e</u> свои вещи, слегка обогр<u>e</u>лись въ пресловутой "кабинк<u>e</u>" и пошли
нажимать на вс<u>e</u> пружины для Подпорожья. Въ л<u>e</u>съ мы, конечно, не пошли. Къ
полудню я и Юра уже им<u>e</u>ли -- правда, пока только принцип<u>i</u>альное -- назначены
въ Подпорожье, въ УРЧ.
УРКИ ВЪ ЛАГЕР<u>E</u>
Пока мы вс<u>e</u> судорожно мотались по нашимъ д<u>e</u>ламъ -- лагпунктъ продолжалъ
жить своей суматошной каторжной жизнью. Прибылъ еще одинъ эшелонъ -- еще
тысячи дв<u>e</u> заключенныхъ, для которыхъ одежды уже не было, да и пом<u>e</u>щен<u>i</u>я
тоже. Людей перебрасывали изъ барака въ баракъ, пытаясь "уплотнить" эти
гробообразные ящики и безъ того набитые до отказу. Плотничьи бригады насп<u>e</u>хъ
строили новые бараки. По раскисшимъ отъ {82} оттепели "улицамъ" подвозились
сырыя промокш<u>i</u>я бревна. Дохлыя лагерныя клячи застревали на ухабахъ. Сверху
моросила какая-то дрянь -- пом<u>e</u>сь сн<u>e</u>га и дождя. Увязая по кол<u>e</u>ни въ
разбухшемъ сн<u>e</u>гу, проходили колонны "новичковъ" -- та же с<u>e</u>рая
рабоче-крестьянская скотинка, какая была и въ нашемъ эшелон<u>e</u>. Имъ будетъ на
много хуже, ибо они останутся въ томъ, въ чемъ пр<u>i</u><u>e</u>хали сюда. Казенное
обмундирован<u>i</u>е уже исчерпано, а ждутъ еще три-четыре эшелона...
Среди этихъ людей, растерянныхъ, дезор<u>i</u>ентированныхъ, оглушенныхъ
перспективами долгихъ л<u>e</u>тъ каторжной жизни, урки то вились незам<u>e</u>тными
зм<u>e</u>йками, то собирались въ волчьи стаи. Шныряли по баракамъ, норовя стянуть
все, что плохо лежитъ, организовывали и, такъ сказать, массовыя вооруженныя
нападен<u>i</u>я.
Вечеромъ напали на трехъ дежурныхъ, получившихъ хл<u>e</u>бъ для ц<u>e</u>лой
бригады. Одного убили, другого ранили, хл<u>e</u>бъ исчезъ. Конечно, дополнительной
порц<u>i</u>и бригада не получила и осталась на сутки голодной. Въ нашъ баракъ --
къ счастью, когда въ немъ не было ни насъ, ни нашихъ вещей -- ворвалась
вооруженная финками банда челов<u>e</u>къ въ пятнадцать. Д<u>e</u>ло было утромъ, народу
въ барак<u>e</u> было мало. Баракъ былъ обобранъ почти до нитки.
Администрац<u>i</u>я сохраняла какой-то странный нейтралитетъ. И за урокъ
взялись сами лагерники.
Выйдя утромъ изъ барака, я былъ пораженъ очень неуютнымъ зр<u>e</u>лищемъ.
Привязанный къ сосн<u>e</u>, стоялъ или, точн<u>e</u>е, вис<u>e</u>лъ какой-то челов<u>e</u>къ. Его
волосы были покрыты запекшейся кровью. Одинъ глазъ вис<u>e</u>лъ на какой-то
кровавой ниточк<u>e</u>. Единственнымъ признакомъ жизни, а можетъ быть, только
признакомъ агон<u>i</u>и, было судорожное подергиван<u>i</u>е л<u>e</u>вой ступни. Въ сторон<u>e</u>,
шагахъ въ двадцати, на куч<u>e</u> сн<u>e</u>га лежалъ другой челов<u>e</u>къ. Съ этимъ было все
кончено. Сквозь кровавое м<u>e</u>сиво сн<u>e</u>га, крови, волосъ и обломковъ черепа были
видны размозженные мозги.
Кучка крестьянъ и рабочихъ не безъ н<u>e</u>котораго удовлетворен<u>i</u>я созерцала
это зр<u>e</u>лище.
-- Ну вотъ, теперь по крайности съ воровствомъ будетъ спокойн<u>e</u>е, --
сказалъ кто-то изъ нихъ.
Это былъ мужицк<u>i</u>й самосудъ, жесток<u>i</u>й и б<u>e</u>шенный, появивш<u>i</u>йся въ отв<u>e</u>тъ
на терроръ урокъ и на нейтралитетъ администрац<u>i</u>и. Впрочемъ, и по отношен<u>i</u>ю
къ самосуду администрац<u>i</u>я соблюдала тотъ же нейтралитетъ. Мн<u>e</u> казалось, что
вотъ въ этомъ нейтралитет<u>e</u> было что-то суев<u>e</u>рное. Какъ будто въ этихъ
изуродованныхъ т<u>e</u>лахъ лагерныхъ воровъ всякая публика изъ третьей части
вид<u>e</u>ла что-то и изъ своей собственной судьбы. Эти вспышки -- я не хочу
сказать народнаго гн<u>e</u>ва -- для гн<u>e</u>ва он<u>e</u> достаточно безсмысленны, -- а
скор<u>e</u>е народной ярости, жестокой и неорганизованной, проб<u>e</u>гаютъ этакими
симпатическими огоньками по всей стран<u>e</u>. Сколько всякаго колхознаго актива,
сельской милиц<u>i</u>и, деревенскихъ чекистовъ платятъ изломанными костями и
проломленными черепами за великое соц<u>i</u>алистическое ограблен<u>i</u>е мужика. В<u>e</u>дь
тамъ -- "во глубин<u>e</u> Росс<u>i</u>и" -- тишины н<u>e</u>тъ никакой. Тамъ идетъ почти ни на
минуту непрекращающаяся зв<u>e</u>риная р<u>e</u>зня {83} за хл<u>e</u>бъ и за жизнь. И жизнь --
въ крови, и хл<u>e</u>бъ -- въ крови... И мн<u>e</u> кажется, что когда публика изъ
третьей части глядитъ на вотъ этакаго изорваннаго въ клочки урку -- передъ
нею встаютъ перспективы, о которыхъ ей лучше и не думать...
Въ эти дни лагерной контръ-атаки на урокъ я какъ-то встр<u>e</u>тилъ моего
бывшаго спутника по теплушк<u>e</u> -- Михайлова. Видъ у него былъ отнюдь не
поб<u>e</u>доносный. Физ<u>i</u>оном<u>i</u>я его носила сл<u>e</u>ды недавняго и весьма вдумчиваго
изб<u>i</u>ен<u>i</u>я. Онъ подошелъ ко мн<u>e</u>, пытаясь прив<u>e</u>тливо улыбнуться своими
разбитыми губами и распухшей до синевы физ<u>i</u>оном<u>i</u>ей.
-- А я къ вамъ по старой памяти, товарищъ Солоневичъ, махорочкой
угостите.
-- Вамъ не жалко, за науку.
-- За какую науку?
-- А вотъ все, что вы мн<u>e</u> въ вагон<u>e</u> разсказывали.
-- Пригодилось?
-- Пригодилось.
-- Да мы тутъ всякую запятую знаемъ.
-- Однако, запятыхъ-то оказалось для васъ больше, ч<u>e</u>мъ вы думали.
-- Ну, это д<u>e</u>ло плевое. Ну, что? Ну, вотъ меня избили. Нашихъ челов<u>e</u>къ
пять на тотъ св<u>e</u>тъ отправили. Ну, а дальше что? Побуйствуютъ, -- но наша все
равно возьметъ: организац<u>i</u>я.
И старый паханъ ухмыльнулся съ прежней самоув<u>e</u>ренностью.
-- А т<u>e</u>, кто билъ -- т<u>e</u> ужъ живыми отсюда не уйдутъ... Н<u>e</u>тъ-съ. Это ужъ
извините. Потому все это -- стадо барановъ, а мы -- организац<u>i</u>я.
Я посмотр<u>e</u>лъ на урку не безъ н<u>e</u>котораго уважен<u>i</u>я. Въ немъ было н<u>e</u>что
сталинское.
ПОДПОРОЖЬЕ
Тих<u>i</u>й морозный вечеръ. Все небо -- въ зв<u>e</u>здахъ. Мы съ Юрой идемъ въ
Подпорожье по тропинк<u>e</u>, проложенной по льду Свири. Вдали, верстахъ въ трехъ,
сверкаютъ электрическ<u>i</u>е огоньки Подпорожья. Берега р<u>e</u>ки покрыты густымъ
хвойнымъ л<u>e</u>сомъ, завалены мягкими сн<u>e</u>говыми сугробами. Кое-гд<u>e</u> сдержанно
рокочутъ незамерзш<u>i</u>я быстрины. Входимъ въ Подпорожье.
Видно, что это было когда-то богатое село. Просторный двухъэтажныя
избы, рубленныя изъ аршинныхъ бревенъ, р<u>e</u>зные коньки, обл<u>e</u>злая окраска
ставень. Кр<u>e</u>пко жилъ свирьск<u>i</u>й мужикъ. Теперь его ребятишки б<u>e</u>гаютъ по
лагерю, выпрашивая у каторжниковъ хл<u>e</u>бные объ<u>e</u>дки, селедочныя головки,
несъ<u>e</u>добныя и несъ<u>e</u>денныя лагерныя щи.
У насъ обоихъ -- вызовъ въ УРЧ. Пока еще не назначен<u>i</u>е, а только
вызовъ. УРЧ -- учетно распред<u>e</u>лительная часть лагеря, онъ учитываетъ вс<u>e</u>хъ
заключенныхъ, распред<u>e</u>ляетъ ихъ на работы, перебрасываетъ изъ пункта на
пунктъ, изъ отд<u>e</u>лен<u>i</u>я въ отд<u>e</u>лен<u>i</u>е, сл<u>e</u>дитъ за сроками заключен<u>i</u>я, за
льготами и прибавками сроковъ, принимаетъ жалобы и прочее въ этомъ род<u>e</u>.
{84}
Вн<u>e</u>шне -- это такое же отвратное заведен<u>i</u>е, какъ и вс<u>e</u> сов<u>e</u>тск<u>i</u>я
заведен<u>i</u>я, не столичныя, конечно, а такъ, чиномъ пониже -- как<u>i</u>я-нибудь
сызранск<u>i</u>я или царевококшайск<u>i</u>я. Полдюжины комнатушекъ набиты такъ же, какъ
была набита наша теплушка. Столы изъ некрашенныхъ, иногда даже и не
обструганныхъ досокъ. Так<u>i</u>я же табуретки и, взам<u>e</u>нъ недостающихъ табуретокъ,
-- березовыя пол<u>e</u>нья. Промежутки забиты ящиками съ д<u>e</u>лами, связками
карточекъ, кучами всякой бумаги.
Конвоиръ сдаетъ насъ какому-то д<u>e</u>лопроизводителю или, какъ зд<u>e</u>сь
говорятъ, "д<u>e</u>лопупу". "Д<u>e</u>лопупъ" подмахиваетъ сопроводиловку.
-- Садитесь, подождите.
С<u>e</u>сть не на чемъ. Снимаемъ рюкзаки и усаживаемся на нихъ. Въ комнатахъ
лондонскимъ туманомъ плаваетъ густой, махорочный дымъ. Доносится кр<u>e</u>пкая
начальственная ругань, угроза арестами и прочее. Не то, что въ ГПУ, и на
Погр<u>e</u> начальство не посм<u>e</u>ло бы такъ ругаться. По комнатушкамъ мечутся люди:
кто ищетъ пол<u>e</u>но, на которое можно было-бы прис<u>e</u>сть, кто умоляетъ "д<u>e</u>лопупа"
дать ручку: срочная работа, не выполнишь -- посадятъ. Но ручекъ н<u>e</u>тъ и у
д<u>e</u>лопупа. Д<u>e</u>лопупъ же увлеченъ такимъ занят<u>i</u>емъ: выковыриваетъ сердцевину
химическаго карандаша и д<u>e</u>лаетъ изъ нея чернила, ибо никакихъ другихъ въ УРЧ
не им<u>e</u>ется. Землисто-зеленыя, изможденныя лица людей, сутками сидящихъ въ
этомъ махорочномъ дыму, т<u>e</u>снот<u>e</u>, ругани, безтолковщин<u>e</u>. Жуть.
Я начинаю чувствовать, что на л<u>e</u>соразработкахъ было бы куда легче и
уютн<u>e</u>е. Впрочемъ, впосл<u>e</u>дств<u>i</u>и такъ и оказалось. Но л<u>e</u>соразработки -- это
"конвейеръ". Только попади, и тебя потащитъ чортъ его знаетъ куда. Зд<u>e</u>сь
все-таки какъ-то можно будетъ изворачиваться.
Откуда-то изъ дыма канцелярскихъ глубинъ показывается н<u>e</u>к<u>i</u>й старичекъ.
Впосл<u>e</u>дств<u>i</u>и онъ оказался однимъ изъ урчевскихъ воротилъ, товарищемъ
Нас<u>e</u>дкинымъ. На его сизомъ носу -- перевязанныя канцелярской дратвой
жел<u>e</u>зныя очки. Лицо въ геммороидальныхъ морщинахъ. Въ слезящихся глазкахъ --
добродушное лукавство старой, видавшей всяк<u>i</u>е виды канцелярской крысы.
-- Здравствуйте. Это вы -- юристъ съ Погры? А это -- вашъ сынъ? У насъ,
знаете, дв<u>e</u> пишущихъ машинки; только писать не ум<u>e</u>етъ никто. Работы вообще
масса. А работники. Ну, сами увидите. То-есть, такой неграмотный народъ,
просто дальше некуда. Ну, идемъ, идемъ. Только вещи-то съ собой возьмите.
Сопрутъ, обязательно сопрутъ. Тутъ такой народъ, только отвернись -- сперли.
А юридическая часть у насъ запущена -- страхъ. Вамъ надъ ней кр<u>e</u>пко придется
посид<u>e</u>ть.
Сл<u>e</u>дуя за разговорчивымъ старичкомъ, мы входимъ въ урчевск<u>i</u>я дебри. Изъ
махорочнаго тумана на насъ смотрятъ жутк<u>i</u>я кувшинныя рыла, как<u>i</u>я-то
низколобыя, истасканныя, обалд<u>e</u>лыя и озв<u>e</u>р<u>e</u>лыя. Вся эта губерн<u>i</u>я неистово
пишетъ, штемпелюетъ, подшиваетъ, регистрируетъ и ругается.
Старичекъ начинаетъ рыться по полкамъ, ящикамъ и просто наваленнымъ на
полу кучамъ какихъ-то "д<u>e</u>лъ", призываетъ себ<u>e</u> {85} въ помощь еще двухъ
канцелярскихъ крысъ, и, наконецъ, изъ какого-то полуразбитаго ящика
извлекаются наши "личныя д<u>e</u>ла" -- дв<u>e</u> папки съ нашими документами, анкетами,
приговоромъ и прочее. Старичекъ передвигаетъ очки съ носа на переносицу.
-- Солоневичъ, Иванъ... такъ... образован<u>i</u>е... такъ, приговоръ, гмъ,
статьи...
На слов<u>e</u> "статьи" старичекъ запинается, спускаетъ очки съ переносицы на
носъ и смотритъ на меня взглядомъ, въ которомъ я читаю:
-- Какъ же это васъ, милостивый государь, такъ угораздило? И что мн<u>e</u> съ
вами д<u>e</u>лать?
Я тоже только взглядомъ отв<u>e</u>чаю:
-- Д<u>e</u>ло ваше, хозяйское.
Я понимаю: положен<u>i</u>е и у старичка, и у УРЧа -- пиковое. Съ
контръ-революц<u>i</u>ей брать нельзя, а безъ контръ-революц<u>i</u>и -- откуда же
грамотныхъ-то взять? Старичекъ повертится -- повертится, и что-то устроитъ.
Очки опять л<u>e</u>зутъ на переносицу, и старичекъ начинаетъ читать Юрино
д<u>e</u>ло, но на этотъ разъ уже не вслухъ. Прочтя, онъ складываетъ папки и
говоритъ:
-- Ну, такъ значитъ, въ порядк<u>e</u>. Сейчасъ я вамъ покажу ваши м<u>e</u>ста и
вашу работу.
И, наклоняясь ко мн<u>e</u>, -- шепотомъ:
-- Только о статейкахъ вашихъ вы не разглагольствуйте. Потомъ
какъ-нибудь урегулируемъ.
НА СТРАЖ<u>E</u> ЗАКОННОСТИ
Итакъ, я сталъ старшимъ юрисконсультомъ и экономистомъ УРЧа. Въ мое
в<u>e</u>д<u>e</u>н<u>i</u>е попало пудовъ тридцать разбросанныхъ я растрепанныхъ д<u>e</u>лъ и два
младшихъ юрисконсульта, одинъ изъ коихъ, до моего появлен<u>i</u>я на горизонт<u>e</u>,
именовался старшимъ. Онъ былъ безграмотенъ и по старой, и по новой
орфограф<u>i</u>и, а на мой вопросъ объ образован<u>i</u>и отв<u>e</u>тилъ мрачно, но мало
вразумительно:
-- Выдвиженецъ.
Онъ -- бывш<u>i</u>й комсомолецъ. Сидитъ за участ<u>i</u>е въ коллективномъ
изнасилован<u>i</u>и. О томъ, что въ Сов<u>e</u>тской Росс<u>i</u>и существуетъ такая вещь, какъ
уголовный кодексъ, онъ отъ меня услышалъ въ первый разъ въ своей жизни. Въ
ящикахъ этого "выдвиженца" скопилось около 4.000 (четырехъ тысячъ!) жалобъ
заключенныхъ. И за каждой жалобой -- чья-то живая судьба...
Мое "вступлен<u>i</u>е въ исполнен<u>i</u>е обязанностей" совершилось такимъ
образомъ:
Нас<u>e</u>дкинъ ткнулъ пальцемъ въ эти самые тридцать пудовъ бумаги, отчасти
разложенной на полкахъ, отчасти сваленной въ ящики, отчасти валяющейся на
полу, и сказалъ:
-- Ну вотъ, это, значитъ ваши д<u>e</u>ла. Ну, тутъ ужъ вы сами разберетесь --
что куда.
И исчезъ.
Я сразу заподозрилъ, что и самъ-то онъ никакого понят<u>i</u>я не {86} им<u>e</u>етъ
"что -- куда", и что съ подобными вопросами мн<u>e</u> лучше всего ни къ кому не
обращаться. Мои "младш<u>i</u>е юрисконсульты" какъ-то незам<u>e</u>тно растаяли и
исчезли, такъ что только спустя дней пять я пытался было вернуть одного изъ
нихъ цъ лоно "экономически-юридическаго отд<u>e</u>ла", но отъ этого м<u>e</u>ропр<u>i</u>ят<u>i</u>я
вынужденъ былъ отказаться: мой "помъ" оказался откровенно полуграмотнымъ и
нескрываемо безтолковымъ парнемъ. Къ тому же его притягивалъ "блатъ" --
работа въ такихъ закоулкахъ УРЧ, гд<u>e</u> онъ могъ явственно распорядиться
судьбой -- ну, хотя бы кухоннаго персонала -- и поэтому получать двойную
порц<u>i</u>ю каши.
Я очутился наедин<u>e</u> съ тридцатью пудами своихъ "д<u>e</u>лъ" и лицомъ къ лицу
съ тридцатью кувшинными рылами изъ такъ называемаго сов<u>e</u>тскаго актива.
А сов<u>e</u>тск<u>i</u>й активъ -- это вещь посерьезн<u>e</u>е ГПУ.
--------
ОПОРА ВЛАСТИ
"ПРИВОДНОЙ РЕМЕНЬ КЪ МАССАМЪ"
Картина нын<u>e</u>шней росс<u>i</u>йской д<u>e</u>йствительности опред<u>e</u>ляется не только
директивами верховъ, но и качествомъ повседневной практики т<u>e</u>хъ милл<u>i</u>онныхъ
"кадровъ сов<u>e</u>тскаго актива", которые для этихъ верховъ и директивъ служатъ
"приводнымъ ремнемъ къ массамъ". Это -- кр<u>e</u>пк<u>i</u>й ремень. Въ административной
практик<u>e</u> посл<u>e</u>днихъ л<u>e</u>тъ дв<u>e</u>надцати этотъ активъ былъ подобранъ путемъ
своеобразнаго естественнаго отбора, спаялся въ чрезвычайно однотипную
прослойку, въ высокой степени вытренировалъ въ себ<u>e</u> т<u>e</u> -- в<u>e</u>роятно,
врожденныя -- качества, которыя опред<u>e</u>лили его катастрофическую роль въ
сов<u>e</u>тскомъ хозяйств<u>e</u> и въ сов<u>e</u>тской жизни.
Сов<u>e</u>тск<u>i</u>й активъ -- это и есть тотъ загадочный для вн<u>e</u>шняго наблюдателя
слой, который поддерживаетъ власть кр<u>e</u>пче и надежн<u>e</u>е, ч<u>e</u>мъ ее поддерживаетъ
ГПУ, единственный слой русскаго населен<u>i</u>я, который безразд<u>e</u>льно и до
посл<u>e</u>дней капли крови преданъ существующему строю. Онъ охватываетъ низы
парт<u>i</u>и, н<u>e</u>которую часть комсомола и очень значительное число людей,
жаждущихъ парт<u>i</u>йнаго билета и чекистскаго поста.
Если взять для прим<u>e</u>ра -- очень, конечно, неточнаго -- аутентичныя
времена Угрюмъ-Бурчеевщины, скажемъ, времена Аракчеева, то и въ т<u>e</u> времена
страной, т.е. въ основномъ -- крестьянствомъ, правило не третье отд<u>e</u>лен<u>i</u>е и
не жандармы и даже не пресловутые 10.000 столоначальниковъ. Функц<u>i</u>и
непосредственнаго обуздан<u>i</u>я мужика и непосредственнаго выколачиван<u>i</u>я изъ
него "прибавочной стоимости" выполняли всяк<u>i</u>е "незам<u>e</u>тные герои" врод<u>e</u>
бурмистровъ, приказчиковъ и прочихъ, д<u>e</u>йствовавшихъ кнутомъ на исторической
"конюшн<u>e</u>" и "кулачищемъ" -- во всякихъ иныхъ м<u>e</u>стахъ. Административная
д<u>e</u>ятельность Угрюмъ-Бурчеева прибавила къ этимъ кадрамъ еще по шп<u>i</u>ону въ
каждомъ дом<u>e</u>. {87}
Конечно, бурмистру кр<u>e</u>постныхъ временъ до активиста эпохи "загниван<u>i</u>я
капитализма" и "пролетарской революц<u>i</u>и" -- какъ отъ земли до неба. У
бурмистра былъ кнутъ, у активиста -- пулеметы, а, въ случа<u>e</u> необходимости,
-- и бомбовозы. Бурмистръ изымалъ отъ мужицкаго труда сравнительно ерунду,
активистъ -- отбираетъ посл<u>e</u>днее. "Финансовый планъ" бурмистра обнималъ въ
среднемъ нехитрыя затраты на пом<u>e</u>щич<u>i</u>й пропой души, финансовый планъ
активиста устремленъ на построен<u>i</u>е м<u>i</u>рового соц<u>i</u>алистическаго города
Непреклонска и, въ этихъ ц<u>e</u>ляхъ, на вывозъ заграницу всего, что только можно
вывезти. А такъ какъ, по тому же Щедрину, городъ Глуповъ (будущ<u>i</u>й
Непреклонскъ) "изобилуетъ вс<u>e</u>мъ и ничего, кром<u>e</u> розогъ и административныхъ
м<u>e</u>ропр<u>i</u>ят<u>i</u>й, не потребляетъ", отчего "торговый балансъ всегда склоняется въ
его пользу", то и взиман<u>i</u>е на экспортъ идетъ въ разм<u>e</u>рахъ, для голодной
страны поистин<u>e</u> опустошительныхъ.
Сов<u>e</u>тск<u>i</u>й активъ былъ вызванъ къ жизни въ трехъ ц<u>e</u>ляхъ:
"соглядатайство, ущемлен<u>i</u>е и ограблен<u>i</u>е". Съ точки зр<u>e</u>н<u>i</u>я Угрюмъ-Бурчеева,
зас<u>e</u>дающаго въ Кремл<u>e</u>, сов<u>e</u>тск<u>i</u>й обыватель неблагонадеженъ всегда -- начиная
со вчерашняго предс<u>e</u>дателя м<u>i</u>рового коммунистическаго интернац<u>i</u>онала и
кончая посл<u>e</u>днимъ мужикомъ -- колхознымъ или не колхознымъ -- безразлично.
Сл<u>e</u>довательно, соглядатайство должно проникнуть въ мельчайш<u>i</u>я поры народнаго
организма. Оно и проникаетъ. Соглядатайство безъ посл<u>e</u>дующаго ущемлен<u>i</u>я --
безсмысленно и безц<u>e</u>льно, поэтому всл<u>e</u>дъ за системой шп<u>i</u>онажа строится
система "безпощаднаго подавлен<u>i</u>я"... Ежедневную мало зам<u>e</u>тную извн<u>e</u> рутину
грабежа, шп<u>i</u>онажа и репресс<u>i</u>й выполняютъ кадры актива. ГПУ только
возглавляетъ эту систему, но въ народную толщу оно не подпускается: не
хватило бы никакихъ "штатовъ". Тамъ д<u>e</u>йствуетъ исключительно активъ, и онъ
д<u>e</u>йствуетъ практически безконтрольно и безаппеляц<u>i</u>онно.
Для того, чтобы заниматься этими д<u>e</u>лами изъ года въ годъ, нужна
соотв<u>e</u>тствующая структура психики. Нужны, по терминолог<u>i</u>и опять же Щедрина,
"твердой души прохвосты".
РОЖДЕН<u>I</u>Е АКТИВА
Родоначальницей этихъ твердыхъ душъ, -- конечно, не хронологически, а
такъ сказать, только психологически -- является та пресловутая и уже ставшая
нарицательной п<u>i</u>онерка, которая поб<u>e</u>жала въ ГПУ доносить на свою мать.
Практически не важно, изъ какихъ соображен<u>i</u>й она это сд<u>e</u>лала: то-ли изъ
идейныхъ, то-ли мать просто въ очень ужъ недобрый часъ ей косу надрала. Если
посл<u>e</u> этого доноса семья оной многооб<u>e</u>щающей д<u>e</u>вочки даже и уц<u>e</u>л<u>e</u>ла, то
ясно, что все же въ домъ этой п<u>i</u>онерки ходу больше не было. Не было ей ходу
и ни въ какую иную семью. Даже коммунистическая семья, въ принцип<u>e</u>
поддерживая всякое соглядатайство, все же предпочтетъ у себя дома
чекистскаго шп<u>i</u>она не им<u>e</u>ть. Первый шагъ сов<u>e</u>тской активности
ознаменовывается {88} предательствомъ и <i>изоляц<u>i</u>ей отъ среды</i>. Точно такой же
процессъ происходитъ и съ активомъ вообще.
Нужно им<u>e</u>ть въ виду, что въ сред<u>e</u> "сов<u>e</u>тской трудящейся массы" жить
д<u>e</u>йствительно очень неуютно. Де-юре эта масса правитъ "первой въ м<u>i</u>р<u>e</u>
республикой трудящихся", де-факто она является лишь объектомъ самыхъ
нев<u>e</u>роятныхъ административныхъ м<u>e</u>ропр<u>i</u>ят<u>i</u>й, отъ которыхъ она въ течен<u>i</u>е 17
л<u>e</u>тъ не можетъ ни очухаться, ни по<u>e</u>сть досыта. Поэтому тенденц<u>i</u>я вырваться
изъ массы, попасть въ как<u>i</u>е-нибудь, хотя бы относительные, верхи выражена въ
СССР съ исключительной р<u>e</u>зкостью. Этой тенденц<u>i</u>ей отчасти объясняется и такъ
называемая "тяга по учеб<u>e</u>".
Вырваться изъ массы можно, говоря схематически, тремя путями: можно
пойти по пути "повышен<u>i</u>я квалификац<u>i</u>и", стать на завод<u>e</u> мастеромъ, въ
колхоз<u>e</u>, скажемъ, трактористомъ. Это -- не очень многооб<u>e</u>щающ<u>i</u>й путь, но все
же и мастеръ, и трактористъ питаются чуть-чуть сытн<u>e</u>е массы и чувствуютъ
себя чуть-чуть въ большей безопасности. Второй путь -- путь въ учебу, въ
интеллигенц<u>i</u>ю -- обставленъ всяческими рогатками и, въ числ<u>e</u> прочихъ
перспективъ, требуетъ четырехъ-пяти л<u>e</u>тъ жуткой голодовки въ студенческихъ
общежит<u>i</u>яхъ, съ очень небольшими шансами вырваться оттуда безъ туберкулеза.
И, наконецъ, трет<u>i</u>й путь -- это путь общественно-административной
активности. Туда тянется часть молодняка, жаждущая власти и сытости
немедленно, на бочку.
Карьерная схема зд<u>e</u>сь очень несложна. Сов<u>e</u>тская власть
преизбыточествуетъ безконечнымъ числомъ всяческихъ общественныхъ
организац<u>i</u>и, изъ которыхъ вс<u>e</u> безъ исключен<u>i</u>я должны "сод<u>e</u>йствовать". Какъ и
ч<u>e</u>мъ можетъ общественно сод<u>e</u>йствовать нашъ кандидатъ въ активисты?
Въ сельсов<u>e</u>т<u>e</u> или въ профсоюз<u>e</u>, на колхозномъ или заводскомъ собран<u>i</u>и
онъ по всякому поводу, а также и безо всякаго повода, начнетъ выскакивать
этакимъ Петрушкой и распинаться въ преданности и непреклонности. Ораторскихъ
талантовъ для этого не нужно. Собственныхъ мыслей -- т<u>e</u>мъ бол<u>e</u>е, ибо мысль,
да еще и собственная, всегда носить отпечатокъ чего-то недозволеннаго и даже
неблагонадежнаго. Такой же отт<u>e</u>нокъ носитъ даже и казенная мысль, но
выраженная своими словами. Поэтому-то сов<u>e</u>тская практика выработала рядъ
строго стандартизированныхъ фразъ, которыя давно уже потеряли р<u>e</u>шительно
всяк<u>i</u>й смыслъ: безпощадно борясь съ классовымъ врагомъ (а кто есть нынче
классовый врагъ?), ц<u>e</u>ликомъ и полностью поддерживая генеральную лин<u>i</u>ю нашей
родной пролетарской парт<u>i</u>и (а что есть генеральная лин<u>i</u>я?), стоя на страж<u>e</u>
р<u>e</u>шающаго или завершающаго года пятил<u>e</u>тки (а почему р<u>e</u>шающ<u>i</u>й и почему
завершающ<u>i</u>й?), ну и такъ дал<u>e</u>е. Порядокъ фразъ не обязателенъ, главное
предложен<u>i</u>е можетъ отсутствовать вовсе. Смыслъ отсутствуетъ почти всегда. Но
все это вм<u>e</u>ст<u>e</u> взятое создаетъ такое впечатл<u>e</u>н<u>i</u>е:
-- Смотри-ка, а Петька-то нашъ въ активисты л<u>e</u>зетъ...
Но это только приготовительный классъ активности. Для дальн<u>e</u>йшаго
продвижен<u>i</u>я активность должна быть {89} конкретизирована, и вотъ на этой-то
ступени получается первый отс<u>e</u>въ званыхъ и избранныхъ. Мало сказать, что
мы-де, стоя пнями на страж<u>e</u>, и т.д., а нужно сказать, что' и кто м<u>e</u>шаетъ
намъ этими пнями стоять. Сказать что' м<u>e</u>шаетъ -- д<u>e</u>ло довольно сложное. Что
м<u>e</u>шаетъ безотлагательному и незамедлительному торжеству соц<u>i</u>ализма? Что
м<u>e</u>шаетъ "непрерывному и бурному росту благосостоян<u>i</u>я широкихъ трудящихся
массъ" и снабжен<u>i</u>ю этихъ массъ картошкой -- не гнилой и въ достаточныхъ
количествахъ? Что м<u>e</u>шаетъ "выполнен<u>i</u>ю или перевыполнен<u>i</u>ю промфинплана"
нашего завода? Во-первыхъ, -- кто его разберетъ, а во-вторыхъ, при всякихъ
попыткахъ разобраться всегда есть рискъ впасть не то въ "уклонъ", не то въ
"загибъ", не то даже въ "антисов<u>e</u>тскую агитац<u>i</u>ю". Мен<u>e</u>е обременительно для
мозговъ, бол<u>e</u>е рентабильно для карьеры и совс<u>e</u>мъ безопасно для собственнаго
благополуч<u>i</u>я -- выл<u>e</u>зти на трибуну и ляпнуть:
-- А по моему пролетарскому, рабочему мн<u>e</u>н<u>i</u>ю, планъ нашего цеха
срываетъ инженеръ Ивановъ. Потому какъ онъ, товарищи, не нашего
пролетарскаго классу: евонный батька -- попъ, а онъ самъ -- кусокъ
буржуазнаго интеллигента.
Для инженера Иванова это не будетъ им<u>e</u>ть р<u>e</u>шительно никакихъ
посл<u>e</u>дств<u>i</u>й: его ГПУ знаетъ и безъ рекомендац<u>i</u>и нашего активиста. Но
н<u>e</u>который "политически капиталецъ" нашъ активистъ уже пр<u>i</u>обр<u>e</u>лъ: бол<u>e</u>етъ,
дескать, нуждами нашего пролетарскаго цеха и передъ доносомъ не остановился.
Въ деревн<u>e</u> активистъ ляпнетъ о томъ, что "подкулачникъ" Ивановъ ведетъ
антиколхозную агитац<u>i</u>ю. При такомъ оборот<u>e</u> подкулачникъ Ивановъ им<u>e</u>етъ очень
много шансовъ по<u>e</u>хать въ концентрац<u>i</u>онный лагерь. На завод<u>e</u> активистъ
инженера, пожалуй, укусить всерьезъ не сможетъ -- потому и доносъ его ни въ
ту, ни въ другую сторону особыхъ посл<u>e</u>дств<u>i</u>й им<u>e</u>ть не будетъ -- но своего
сос<u>e</u>да по цеху онъ можетъ цапнуть весьма чувствительно. Активистъ скажетъ,
что Петровъ сознательно и злонам<u>e</u>ренно выпускаетъ бракованную продукц<u>i</u>ю, что
Сидоровъ -- лжеударникъ и потому не им<u>e</u>етъ права на ударный об<u>e</u>дъ въ
заводской столовк<u>e</u>, а Ивановъ седьмой сознательно не ходитъ на пролетарск<u>i</u>я
демонстрац<u>i</u>и.
Такой мелкой сошкой, какъ заводской рабоч<u>i</u>й, ГПУ не интересуется.
Поэтому, что бы тутъ ни ляпнулъ активистъ, -- это, какъ говорятъ въ СССР,
будетъ "взято на карандашъ". Петрова переведутъ на низк<u>i</u>й окладъ, а не то и
уволятъ съ завода. У Сидорова отнимутъ об<u>e</u>денную карточку. Ивановъ седьмой
рискуетъ весьма непр<u>i</u>ятными разговорами, ибо -- какъ это своевременно было
предусмотр<u>e</u>но Угрюмъ-Бурчеевымъ -- "праздники отличаются отъ будней
усиленнымъ упражнен<u>i</u>емъ въ маршировк<u>e</u>" и участ<u>i</u>е въ оныхъ маршировкахъ для
обывателя обязательно.
Вотъ такой "конкретный доносъ" является настоящимъ доказательствомъ
политической благонадежности и открываетъ активисту дальн<u>e</u>йш<u>i</u>е пути. На
этомъ этап<u>e</u> спотыкаются почти вс<u>e</u>, у кого для доноса душа недостаточно
тверда.
Дальше активистъ получаетъ конкретныя, хотя пока еще и {90} безплатныя
задан<u>i</u>я, выполняетъ разв<u>e</u>дывательныя поручен<u>i</u>я комячейки, участвуетъ въ
какой-нибудь легкой кавалер<u>i</u>и, которая съ мандатами и полномоч<u>i</u>ями этакимъ
табункомъ налетаетъ на какое-нибудь заведен<u>i</u>е и тамъ, гд<u>e</u> раньше былъ просто
честный сов<u>e</u>тск<u>i</u>й кабакъ, устраиваетъ форменное св<u>e</u>топреставлен<u>i</u>е,
изображаетъ "рабочую массу" на какой-нибудь "чистк<u>e</u>" (рабочая масса на
чистки не ходитъ) и тамъ вгрызается въ заран<u>e</u>е указанныя комячейкой икры,
выуживаетъ "прогульщиковъ", "лодырей", вредителей-рабочихъ, выколачиваетъ
мопровск<u>i</u>я или осоав<u>i</u>ахимовск<u>i</u>я недоимки... Въ деревн<u>e</u>, помимо всего этого,
активистъ будетъ ходит