ъ Гена,
на Пересыпи. Шофферъ {258} съ грузовикомъ у<u>e</u>халъ, и мн<u>e</u> пришлось работать
одному.
Было очень неудобно -- некому м<u>e</u>шокъ держать. Работаю. Прогуд<u>e</u>лъ
заводской гудокъ. Мимо склада -- онъ былъ н<u>e</u>сколько въ сторонк<u>e</u> -- бредутъ
кучки рабочихъ, голодныхъ, рваныхъ, истомленныхъ. Прошли, заглянули,
пошептались, потоптались, вошли въ складъ.
-- Что-жъ это они, сукины д<u>e</u>ти, на такую работу одного челов<u>e</u>ка
поставили?
Я отв<u>e</u>тилъ, что что же д<u>e</u>лать, в<u>e</u>роятно, людей больше н<u>e</u>тъ.
-- У нихъ-то грузчиковъ н<u>e</u>ту? У нихъ по коммиссар<u>i</u>атамъ одни грузчики и
сидятъ. Ну, давайте, мы вамъ подсобимъ.
Подсобили. Ихъ было челов<u>e</u>къ десять -- и бобы были ликвидированы въ
течен<u>i</u>е часа. Одинъ изъ рабочихъ похлопалъ ладонью посл<u>e</u>дн<u>i</u>й завязанный
м<u>e</u>шокъ.
-- Вотъ, значитъ, ежели коллективно поднажмать, такъ разъ -- и готово.
Ну, закуримъ что ли, что-бъ дома не журились.
Закурили, поговорили о томъ, о семъ. Стали прощаться. Я поблагодарилъ.
Одинъ изъ рабочихъ, сумрачно оглядывая мою вн<u>e</u>шность, какъ-то, какъ мн<u>e</u>
тогда показалось, подозрительно спросилъ:
-- А вы-то давно на этомъ д<u>e</u>л<u>e</u> работаете?
Я промычалъ что-то не особенно внятное. Первый рабоч<u>i</u>й вм<u>e</u>шался въ мои
междомет<u>i</u>я.
-- А ты, товарищокъ, дуру изъ себя не строй, видишь, челов<u>e</u>къ
образованный, разв<u>e</u> его д<u>e</u>ло съ м<u>e</u>шками таскаться.
Сумрачный рабоч<u>i</u>й плюнулъ и матерно выругался:
-- Вотъ поэтому-то, мать его... , такъ все и идетъ. Которому м<u>e</u>шки
грузить, такъ онъ законы пишетъ, а которому законы писать, такъ онъ съ
м<u>e</u>шками возится. Учился челов<u>e</u>къ, деньги на него страчены... По такому пут<u>e</u>
далеко-о мы пойдемъ.
Первый рабоч<u>i</u>й, прощаясь и подтягивая на дорогу свои подвязанные
веревочкой штаны, успокоительно сказалъ:
-- Ну, ни черта. Мы имъ кишки выпустимъ!
Я отъ неожиданности задалъ явственно глуповатый вопросъ: кому это, имъ?
-- Ну, ужъ кому, это и вы знаете и мы знаемъ.
Повернулся, подошелъ къ двери, снова повернулся ко мн<u>e</u> и показалъ на
свои рваные штаны.
-- А вы это видали?
Я не нашелъ, что отв<u>e</u>тить: я и не так<u>i</u>е штаны видалъ, да и мои
собственные были ничуть не лучше.
-- Такъ вотъ, значитъ, въ семнадцатомъ году, когда товарищи <i>про все это</i>
разорялись, вотъ, думаю, будетъ рабочая власть, такъ будетъ у меня и
костюмчикъ, и все такое. А вотъ съ того времени -- какъ были эти штаны, такъ
одни и остались. Одного прибавилось -- дыръ. И во всемъ такъ. Хозяева!
Управители! Н<u>e</u>тъ, ужъ мы имъ кишки выпустимъ...
Насчетъ "кишекъ" пока что -- не вышло. Сумрачный рабоч<u>i</u>й оказался
пророкомъ: пошли, д<u>e</u>йствительно, далеко -- гораздо {259} дальше, ч<u>e</u>мъ въ т<u>e</u>
годы могъ кто бы то ни было предполагать....
Кто-же былъ типиченъ для рабочаго класса? Т<u>e</u>, кто грабилъ буржуйск<u>i</u>я
квартиры, или т<u>e</u>, кто помогалъ мн<u>e</u> грузить м<u>e</u>шки? Донбассовск<u>i</u>е рабоч<u>i</u>е,
которые шли противъ добровольцевъ, подпираемые сзади
латышско-китайско-венгерскими пулеметами, или ижевск<u>i</u>е рабоч<u>i</u>е,
сформировавш<u>i</u>еся въ ударные колчаковск<u>i</u>е полки?
Прошло много, очень много л<u>e</u>тъ. Потомъ были: "углублен<u>i</u>я революц<u>i</u>и",
ликвидац<u>i</u>я кулака, какъ класса, на баз<u>e</u> сплошной "коллективизац<u>i</u>и деревни",
голодъ на заводахъ и въ деревняхъ, пять милл<u>i</u>оновъ людей въ
концентрац<u>i</u>онныхъ лагеряхъ, ни на одинъ день не прекращающаяся работа
подваловъ ВЧК-ОГПУ-Наркомвнуд<u>e</u>ла.
За эти путанные и трагически годы я работалъ грузчикомъ, рыбакомъ,
кооператоромъ, чернорабочимъ, работникомъ соц<u>i</u>альнаго страхован<u>i</u>я,
профработникомъ и, наконецъ, журналистомъ. Въ порядк<u>e</u> ознакомлен<u>i</u>я читателей
съ источниками моей информац<u>i</u>и о рабочемъ класс<u>e</u> Росс<u>i</u>и, а также и объ
источникахъ пропитан<u>i</u>я этого рабочаго класса -- мн<u>e</u> хот<u>e</u>лось бы сд<u>e</u>лать
маленькое отступлен<u>i</u>е на аксаковскую тему о рыбной ловл<u>e</u> удочкой.
Въ нын<u>e</u>шней сов<u>e</u>тской жизни это не только тих<u>i</u>й спортъ, на одномъ конц<u>e</u>
котораго пом<u>e</u>щается червякъ, а на другомъ дуракъ. Это способъ пропитан<u>i</u>я.
Это одинъ -- только одинъ -- изъ многихъ отв<u>e</u>товъ на вопросъ: какъ же это,
при томъ способ<u>e</u> хозяйствован<u>i</u>я, какой ведется въ Сов<u>e</u>тской Росс<u>i</u>и,
пролетарская и непролетарская Русь не окончательно вымираетъ отъ голода.
Спасаютъ, въ частности, просторы. Въ странахъ, гд<u>e</u> этихъ просторовъ н<u>e</u>тъ,
революц<u>i</u>я обойдется дороже.
Я знаю инженеровъ, бросавшихъ свою професс<u>i</u>ю для рыбной ловли, сбора
грибовъ и ягодъ. Рыбной ловлей, при всей моей безталанности въ этомъ
направлен<u>i</u>и, не разъ пропитывался и я. Такъ вотъ. Безчисленные таборы
рабочихъ: и использующихъ свой выходной день, и т<u>e</u>хъ, кто добываетъ
пропитан<u>i</u>е свое въ порядк<u>e</u> "прогуловъ", "лодырничанья" и "летучести",
бродятъ по изобильнымъ берегамъ росс<u>i</u>йскихъ озеръ, прудовъ, р<u>e</u>къ и р<u>e</u>чушекъ.
Около крупныхъ центровъ, въ частности, подъ Москвой эти берега ус<u>e</u>яны
"куренями" -- земляночки, прикрытыя сверху хворостомъ, еловыми лапами и
мхомъ. Тамъ ночуютъ пролетарск<u>i</u>е рыбаки или въ ожидан<u>i</u>и клева отсиживаются
отъ непогоды.
...Берегъ Учи. Подъ Москвой. Посл<u>e</u>дняя полоска заката уже догор<u>e</u>ла.
Посл<u>e</u>дняя удочка уже свернута. У ближайшаго куреня собирается компан<u>i</u>я
сос<u>e</u>дствующихъ удильщиковъ. Зажигается костеръ, ставится уха. Изъ одного
м<u>e</u>шка вынимается одна поллитровочка, изъ другого -- другая. Спать до
утренней зари не стоитъ. Потрескиваетъ костеръ, побулькиваютъ поллитровочки,
изголодавш<u>i</u>еся за нед<u>e</u>лю желудки наполняются пищей и тепломъ -- и вотъ, у
этихъ-то костровъ начинаются самые стоющ<u>i</u>е разговоры съ пролетар<u>i</u>атомъ.
Хорош<u>i</u>е разговоры. Никакой мистики. Никакихъ в<u>e</u>чныхъ вопросовъ. Никакихъ
потустороннихъ темъ. Простой, хорош<u>i</u>й, здравый смыслъ. Или, въ англ<u>i</u>йскомъ
перевод<u>e</u>, {260} "common sense", пров<u>e</u>ренный в<u>e</u>ками лучшаго въ м<u>i</u>р<u>e</u>
государственнаго и общественнаго устройства. Революц<u>i</u>я, интеллигенц<u>i</u>я,
парт<u>i</u>я, промфинпланъ, цехъ, инженеры, прорывы, бытъ, война и прочее встаютъ
въ такомъ вид<u>e</u>, о какомъ и не заикается сов<u>e</u>тская печать, и такихъ
формулировкахъ, как<u>i</u>я не приняты ни въ одной печати м<u>i</u>ра...
За этими куренями увязались было профсоюзные культотд<u>e</u>лы и понастроили
тамъ "красныхъ куреней" -- домиковъ съ культработой, портретами Маркса,
Ленина, Сталина и съ прочимъ "принудительнымъ ассортиментомъ". Изъ
окрестностей этихъ куреней не то что рабоч<u>i</u>е, а и окуни, кажется,
разб<u>e</u>жались. "Красные курени" поразвалились и были забыты. Разговоры у
костровъ съ ухой ведутся безъ наблюден<u>i</u>я и руководства со стороны
профсоюзовъ. Эти разговоры могли бы дать необычайный матер<u>i</u>алъ для этакихъ
предразсв<u>e</u>тныхъ "записокъ удильщика", такихъ же предразсв<u>e</u>тныхъ, какими
передъ освобожден<u>i</u>емъ крестьянъ были Тургеневск<u>i</u>я "Записки охотника".
___
Изъ безконечности вопросовъ, подымавшихся въ этихъ разговорахъ "по
душамъ", зд<u>e</u>сь я могу коснуться только одного, да и то мелькомъ, безъ
доказательствъ -- это вопроса отношен<u>i</u>я рабочаго къ интеллигенц<u>i</u>и.
Если "разрыва" не было и до революц<u>i</u>и, то до посл<u>e</u>днихъ л<u>e</u>тъ не было и
яснаго, исчерпывающаго пониман<u>i</u>я той взаимосвязанности, нарушен<u>i</u>е которой
оставляетъ кровоточащ<u>i</u>я раны на т<u>e</u>л<u>e</u> и пролетар<u>i</u>ата, и интеллигенц<u>i</u>и.
Сейчасъ, посл<u>e</u> страшныхъ л<u>e</u>тъ соц<u>i</u>алистическаго наступлен<u>i</u>я, вся трудящаяся
масса частью почувствовала, а частью и сознательно поняла, что когда-то и
какъ-то она интеллигенц<u>i</u>ю проворонила. Ту интеллигенц<u>i</u>ю, среди которой были
и идеалисты, была, конечно, и сволочь (гд<u>e</u> же можно обойтись безъ сволочи?),
но которая въ масс<u>e</u> функц<u>i</u>и руководства страной выполняла во много разъ
лучше, честн<u>e</u>е и челов<u>e</u>чн<u>e</u>е, ч<u>e</u>мъ ихъ сейчасъ выполняютъ парт<u>i</u>я и активъ. И
пролетар<u>i</u>атъ, и крестьянство -- я говорю о <i>среднемъ</i> рабочемъ и о <i>среднемъ</i>
крестьянин<u>e</u> -- какъ-то ощущаютъ свою вину передъ интеллигенц<u>i</u>ей, въ
особенности передъ интеллигенц<u>i</u>ей старой, которую они считаютъ бол<u>e</u>е
толковой, бол<u>e</u>е образованной и бол<u>e</u>е способной къ руководству, ч<u>e</u>мъ новую
интеллигенц<u>i</u>ю. И вотъ поэтому везд<u>e</u>, гд<u>e</u> мн<u>e</u> приходилось сталкиваться съ
рабочими и крестьянами не въ качеств<u>e</u> "начальства", а въ качеств<u>e</u> равнаго
или подчиненнаго, я ощущалъ съ каждымъ годомъ революц<u>i</u>и все р<u>e</u>зче и р<u>e</u>зче
н<u>e</u>к<u>i</u>й неписанный лозунгъ русской трудовой массы:
<i>Интеллигенц<u>i</u>ю надо беречь.</i>
Это не есть пресловутая росс<u>i</u>йская жалостливость -- какая ужъ
жалостливость въ лагер<u>e</u>, который живетъ трупами и на трупахъ. Это не есть
сердобольная сострадательность богоносца къ пропившемуся {261} барину. Ни я,
ни Юра не принадлежали и въ лагер<u>e</u> къ числу людей, способныхъ, особенно въ
лагерной обстановк<u>e</u>, вызывать чувство жалости и сострадан<u>i</u>я: мы были и
сильн<u>e</u>е, и сыт<u>e</u>е средняго уровня. Это была поддержка "трудящейся массы" того
самаго ц<u>e</u>ннаго, что у нея осталось: насл<u>e</u>дниковъ и будущихъ продолжателей
великихъ строекъ русской государственности и русской культуры.
___
И я, интеллигентъ, ощущаю ясно, ощущаю вс<u>e</u>мъ нутромъ своимъ: я долженъ
д<u>e</u>лать то, что нужно и что полезно русскому рабочему и русскому мужику.
Больше я не долженъ д<u>e</u>лать ничего. Остальное -- меня не касается, остальное
отъ лукаваго.
ТРУДОВЫЕ ДНИ
Итакъ, на третьемъ лагпункт<u>e</u> мы погрузились въ лагерные низы и
почувствовали, что мы зд<u>e</u>сь находимся совс<u>e</u>мъ среди своихъ. Мы перекладывали
доски и чистили сн<u>e</u>гъ на дворахъ управлен<u>i</u>я, грузили м<u>e</u>шки на мельниц<u>e</u>,
ломали ледъ на Он<u>e</u>жскомъ озер<u>e</u>, пилили и рубили дрова для чекисткихъ
квартиръ, расчищали подъ<u>e</u>здные пути и пристани, чистили мусорныя ямы въ
управленческомъ городк<u>e</u>. Изъ десятка зав<u>e</u>дующихъ, комендантовъ, смотрителей
и прочихъ не подвелъ ни одинъ: вс<u>e</u> ставили сто тридцать пять процентовъ
выработки -- максимумъ того, что можно было поставить по лагерной
конституц<u>i</u>и. Только одинъ разъ зав<u>e</u>дующ<u>i</u>й какой-то мельницей поставилъ намъ
сто двадцать пять процентовъ. Юра помялся, помялся и сказалъ:
-- Что же это вы, товарищъ, намъ такъ мало поставили? Вс<u>e</u> ставили по
сто тридцать пять, чего ужъ вамъ попадать въ отстающ<u>i</u>е?
Зав<u>e</u>дующ<u>i</u>й съ колеблющимся выражен<u>i</u>емъ въ обалд<u>e</u>ломъ и замороченномъ
лиц<u>e</u> посмотр<u>e</u>лъ на наши фигуры и сказалъ:
-- Пожалуй, не пов<u>e</u>рятъ, сволочи.
-- Пов<u>e</u>рятъ, -- уб<u>e</u>жденно сказалъ я. -- Уже одинъ случай былъ, нашъ
статистикъ за<u>e</u>лъ, сказалъ, что въ его колонн<u>e</u> сроду такой выработки не было.
-- Ну? -- съ интересомъ переспросилъ зав<u>e</u>дующ<u>i</u>й.
-- Я ему далъ мускулы пощупать.
-- Пощупалъ?
-- Пощупалъ.
Зав<u>e</u>дующ<u>i</u>й осмотр<u>e</u>лъ насъ оц<u>e</u>нивающимъ взоромъ.
-- Ну, ежели такъ, давайте вамъ переправлю. А то бываетъ такъ: и хочешь
челов<u>e</u>ку, ну, хоть сто процентовъ поставить, а въ немъ еле душа держится,
кто-жъ пов<u>e</u>ритъ. Такому, можетъ, больше, ч<u>e</u>мъ вамъ, поставить нужно бы. А
поставишь -- потомъ устроятъ пров<u>e</u>рку -- и поминай, какъ звали.
___
Жизнь шла такъ: насъ будили въ половин<u>e</u> шестого утра, мы завтракали
неизм<u>e</u>нной ячменной кашей, и бригады шли въ {262} Медв<u>e</u>жью Гору. Работали по
десять часовъ, но такъ какъ въ Сов<u>e</u>тской Росс<u>i</u>и оффиц<u>i</u>ально существуетъ
восьмичасовый рабоч<u>i</u>й день, то во вс<u>e</u>хъ р<u>e</u>шительно документахъ, справкахъ и
св<u>e</u>д<u>e</u>н<u>i</u>яхъ ставилось: отработано часовъ -- 8. Возвращались домой около семи,
какъ говорится, безъ рукъ и безъ ногъ. Зат<u>e</u>мъ нужно было стать въ очередь къ
статистику, обм<u>e</u>нять у него рабоч<u>i</u>я св<u>e</u>д<u>e</u>н<u>i</u>я на талоны на хл<u>e</u>бъ и на об<u>e</u>дъ,
потомъ стать въ очередь за хл<u>e</u>бомъ, потомъ стать въ очередь за об<u>e</u>домъ.
Пооб<u>e</u>давъ, мы заваливались спать, т<u>e</u>сно прижавшись другъ къ другу,
накрывшись вс<u>e</u>мъ, что у насъ было, и засыпали, какъ убитые, безъ всякихъ
сновъ.
Кстати, о снахъ. Чернавины разсказывали мн<u>e</u>, что уже зд<u>e</u>сь, заграницей,
ихъ долго терзали мучительные кошмары б<u>e</u>гства и пресл<u>e</u>дован<u>i</u>я. У насъ вс<u>e</u>хъ
трехъ тоже есть свои кошмары -- до сихъ поръ. Но они почему-то носятъ иной,
тоже какой-то стандартизированный, характеръ. Все снится, что я снова въ
Москв<u>e</u> и что снова нужно б<u>e</u>жать. Б<u>e</u>жать, конечно, нужно -- это акс<u>i</u>ома. Но
какъ это я сюда опять попалъ? В<u>e</u>дь вотъ былъ же уже заграницей,
неправдоподобная жизнь на свобод<u>e</u> в<u>e</u>дь уже была реальностью и, какъ часто
бываетъ въ снахъ, какъ-то понимаешь, что это -- только сонъ, что уже не
первую ночь нас<u>e</u>даетъ на душу этотъ угнетающ<u>i</u>й кошмаръ, кошмаръ возвращен<u>i</u>я
къ сов<u>e</u>тской жизни. И иногда просыпаюсь отъ того, что Юра и Борисъ стоятъ
надъ кроватью и будятъ меня.
Но въ Медгор<u>e</u> сновъ не было. Какой бы холодъ ни стоялъ въ барак<u>e</u>, какъ
бы ни выла полярная вьюга за его тонкими и дырявыми ст<u>e</u>нками, часы сна
проходили, какъ мгновен<u>i</u>е. За свои сто тридцать пять процентовъ выработки мы
все-таки старались изо вс<u>e</u>хъ своихъ силъ. По многимъ причинамъ. Главное,
можетъ, потому, чтобы не показать барскаго отношен<u>i</u>я къ физическому труду.
Было очень трудно первые дни. Но килограммъ съ лишнимъ хл<u>e</u>ба и кое-что изъ
посылокъ, которыя зд<u>e</u>сь, въ лагерной столиц<u>e</u>, совс<u>e</u>мъ не разворовывались, съ
каждымъ днемъ вливали новыя силы въ наши одрябл<u>e</u>вш<u>i</u>я было мышцы.
Пяти-шестичасовая работа съ полупудовымъ ломомъ была великол<u>e</u>пной
тренировкой. Въ обязательной еженед<u>e</u>льной бан<u>e</u> я съ чувствомъ великаго
удовлетворен<u>i</u>я ощупывалъ свои и Юрочкины мускулы и съ еще большимъ
удовлетворен<u>i</u>емъ отм<u>e</u>чалъ, что порохъ въ пороховницахъ -- еще есть. Мы оба
считали, что мы устроились почти идеально: лучшаго и не придумаешь. Вопросъ
шелъ только о томъ, какъ бы намъ на этой почти идеальной позиц<u>i</u>и удержаться
возможно дольше. Какъ я уже говорилъ, трет<u>i</u>й лагпунктъ былъ только
пересыльнымъ лагпунктомъ, и на задержку зд<u>e</u>сь расчитывать не приходилось.
Какъ всегда и везд<u>e</u> въ Сов<u>e</u>тской Росс<u>i</u>и, приходилось изворачиваться.
ИЗВЕРНУЛИСЬ
Наши работы им<u>e</u>ли еще и то преимущество, что у меня была возможность въ
любое время прервать ихъ и пойти околачиваться по своимъ личнымъ д<u>e</u>ламъ.
{263}
Я пошелъ въ УРО -- учетно распред<u>e</u>лительный отд<u>e</u>лъ лагеря. Тамъ у меня
были кое-как<u>i</u>е знакомые изъ той полусотни "спец<u>i</u>алистовъ
учетно-распред<u>e</u>лительной работы", которыхъ Якименко привезъ въ Подпорожье въ
дни бамовской эпопеи. Я толкнулся къ нимъ. Объ устройств<u>e</u> въ Медгор<u>e</u> нечего
было и думать: медгорск<u>i</u>я учрежден<u>i</u>я переживали пер<u>i</u>одъ жесточайшаго
сокращен<u>i</u>я. Я приб<u>e</u>гнулъ къ путанному и, въ сущности, нехитрому трюку: отъ
н<u>e</u>сколькихъ отд<u>e</u>ловъ УРО я получилъ рядъ взаимноисключающихъ другъ друга
требован<u>i</u>и на меня и на Юру въ разныя отд<u>e</u>лен<u>i</u>я, перепуталъ наши имена,
возрасты и спец<u>i</u>альности и потомъ лицем<u>e</u>рно помогалъ нарядчику въ УРЧ<u>e</u>
перваго отд<u>e</u>лен<u>i</u>я разобраться въ полученныхъ имъ на насъ требован<u>i</u>яхъ:
разобраться въ нихъ вообще было невозможно. Я выразилъ нарядчику свое
глубокое и искреннее собол<u>e</u>знован<u>i</u>е.
-- Вотъ, сукины д<u>e</u>ти, сидятъ тамъ, путаютъ, а потомъ на насъ в<u>e</u>дь все
свалятъ.
Нарядчикъ, конечно, понималъ: свалятъ именно на него, на кого же
больше? Онъ свир<u>e</u>по собралъ пачку нашихъ требован<u>i</u>й и засунулъ ихъ подъ
самый низъ огромной бумажной кучи, украшавшей его хромой, досчатый столъ.
-- Такъ ну ихъ вс<u>e</u>хъ къ чортовой матери. Никакихъ путевокъ по этимъ
хр<u>e</u>новинамъ я вамъ выписывать не буду. Идите сами въ УРО, пусть мн<u>e</u> пришлютъ
бумажку, какъ сл<u>e</u>дуетъ. Напутаютъ, сукины д<u>e</u>ти, а потомъ меня изъ-за васъ за
зебры и въ ШИЗО.
Нарядчикъ посмотр<u>e</u>лъ на меня раздраженно и свир<u>e</u>по. Я еще разъ выразилъ
свое собол<u>e</u>знован<u>i</u>е.
-- А я-то зд<u>e</u>сь при чемъ?
-- Ну, и я не при чемъ. А отв<u>e</u>чать никому не охота. Я вамъ говорю: пока
оффиц<u>i</u>альной бумажки отъ УРО не будетъ, такъ вотъ ваши требован<u>i</u>я хоть до
конца срока пролежать зд<u>e</u>сь.
Что мн<u>e</u> и требовалось. Нарядчикъ изъ УРЧа не могъ подозр<u>e</u>вать, что я --
интеллигентъ -- считаю свое положен<u>i</u>е на третьемъ лагпункт<u>e</u> почти идеальнымъ
и что никакой бумажки отъ УРО онъ не получитъ. Наши документы выпали изъ
нормальнаго оборота бумажнаго конвейера лагерной канцелярщины, а этотъ
конвейеръ, потерявъ бумажку, теряетъ и стоящаго за ней живого челов<u>e</u>ка.
Словомъ, на н<u>e</u>которое время мы прочно угн<u>e</u>здились на третьемъ лагпункт<u>e</u>. А
дальше будетъ видно.
Былъ еще одинъ забавный эпизодъ. Сто тридцать пять процентовъ выработки
давали намъ право на сверхударный паекъ и на сверхударный об<u>e</u>дъ. Паекъ --
тысячу сто граммъ хл<u>e</u>ба -- мы получали регулярно. А сверхударныхъ об<u>e</u>довъ --
и въ завод<u>e</u> не было. Право на сверхударный об<u>e</u>дъ, какъ и очень мног<u>i</u>я изъ
сов<u>e</u>тскихъ правъ вообще, оставалось какою-то весьма отдаленной, оторванной
отъ д<u>e</u>йствительности абстракц<u>i</u>ей, и я, какъ и друг<u>i</u>е, весьма, впрочемъ,
немногочисленные, обладатели столь счастливыхъ рабочихъ св<u>e</u>д<u>e</u>н<u>i</u>й, махнулъ на
эти сверхударные об<u>e</u>ды рукой. Однако, Юра считалъ, что махать рукой не
сл<u>e</u>дуетъ: съ лихого пса хоть шерсти клокъ. Посл<u>e</u> н<u>e</u>которой {264} дискусс<u>i</u>и я
былъ принужденъ преодол<u>e</u>ть свою л<u>e</u>нь и пойти къ зав<u>e</u>дующему снабжен<u>i</u>емъ
третьяго лагпункта.
Зав<u>e</u>дующ<u>i</u>й снабжен<u>i</u>емъ принялъ меня весьма неприв<u>e</u>тливо -- не то, чтобы
сразу послалъ меня къ чорту, но во всякомъ случа<u>e</u> выразилъ весьма близкую къ
этому мысль. Однако, зав<u>e</u>дующ<u>i</u>й снабжен<u>i</u>емъ н<u>e</u>сколько ошибся въ оц<u>e</u>нк<u>e</u> моего
сов<u>e</u>тскаго стажа. Я сказалъ, что об<u>e</u>ды -- об<u>e</u>дами, д<u>e</u>ло тутъ вовсе не въ
нихъ, а въ томъ, что онъ, зав<u>e</u>дующ<u>i</u>й, срываетъ политику сов<u>e</u>тской власти,
что онъ, зав<u>e</u>дующ<u>i</u>й, занимается уравниловкой, каковая уравниловка является
конкретнымъ проявлен<u>i</u>емъ троцкистскаго загиба.
Проблема сверхударнаго об<u>e</u>да предстала передъ зав<u>e</u>дующимъ совс<u>e</u>мъ въ
новомъ для него аспект<u>e</u>. Тонъ былъ сниженъ на ц<u>e</u>лую октаву. Чортова матерь
была отодвинута въ сторону.
-- Такъ что же я, товарищъ, сд<u>e</u>лаю, когда у насъ такихъ об<u>e</u>довъ вовсе
н<u>e</u>тъ.
-- Это, товарищъ зав<u>e</u>дующ<u>i</u>й, д<u>e</u>ло не мое. Н<u>e</u>тъ об<u>e</u>довъ, -- давайте
другое. Тутъ вопросъ не въ об<u>e</u>д<u>e</u>, а въ стимулирован<u>i</u>и. (Зав<u>e</u>дующ<u>i</u>й поднялъ
брови и сд<u>e</u>лалъ видъ, что насчетъ стимулирован<u>i</u>я онъ, конечно, понимаетъ).
Необходимо стимулировать лагерную массу. Чтобы никакой уравниловки. Тутъ же,
понимаете, политическая лин<u>i</u>я.
Политическая лин<u>i</u>я доканала зав<u>e</u>дующаго окончательно. Мы стали получать
сверхъ об<u>e</u>да то по сто граммъ творогу, то по копченой рыб<u>e</u>, то по куску
конской колбасы.
Зав<u>e</u>дующ<u>i</u>й снабжен<u>i</u>емъ сталъ относиться къ намъ съ н<u>e</u>сколько
безпокойнымъ вниман<u>i</u>емъ: какъ бы эти сукины д<u>e</u>ти еще какого-нибудь загиба не
откопали.
СУДОРОГИ ТЕКУЧЕСТИ
Однако, наше "низовое положен<u>i</u>е" изобиловало не одними розами, были и
н<u>e</u>которые шипы. Однимъ изъ наимен<u>e</u>е пр<u>i</u>ятныхъ -- были переброски изъ барака
въ баракъ: по приблизительному подсчету Юры, намъ въ лагер<u>e</u> пришлось
перем<u>e</u>нить 17 бараковъ.
Въ Сов<u>e</u>тской Росс<u>i</u>и "все течетъ". а больше всего течетъ всяческое
начальство. Есть даже такой оффиц<u>i</u>альный терминъ "текучесть руководящаго
состава". Такъ вотъ: всякое такое текучее и протекающее начальство считаетъ
необходимымъ ознаменовать первые шаги своего новаго административнаго
поприща хоть какими-нибудь, да нововведен<u>i</u>ями. Основная ц<u>e</u>ль показать, что
вотъ-де товарищъ X. иниц<u>i</u>ативы не лишенъ. Въ чемъ же товарищъ Х. на новомъ,
какъ и на старомъ, поприщ<u>e</u> не понимающ<u>i</u>й ни уха, ни рыла, можетъ проявить
свою просв<u>e</u>щенную иниц<u>i</u>ативу? А проявиться нужно. Событ<u>i</u>я развертываются по
лин<u>i</u>и наименьшаго сопротивлен<u>i</u>я: изобр<u>e</u>таются безконечныя и въ среднемъ
абсолютно безсмысленныя переброски съ м<u>e</u>ста на м<u>e</u>сто вещей и людей. На вол<u>e</u>
это непрерывныя реорганизац<u>i</u>и всевозможныхъ сов<u>e</u>тскихъ аппаратовъ, съ
перекрасками выв<u>e</u>сокъ, {265} передвижками отд<u>e</u>ловъ и подотд<u>e</u>ловъ,
перебросками людей, столовъ и пишущихъ машинокъ съ улицы на улицу или, по
крайней м<u>e</u>р<u>e</u>, изъ комнаты въ комнату.
Эта традиц<u>i</u>я такъ сильна, что она не можетъ удержаться даже и въ
государственныхъ границахъ СССР. Одинъ изъ моихъ знакомыхъ, полун<u>e</u>мецъ, нын<u>e</u>
обр<u>e</u>тающ<u>i</u>йся въ томъ же ББК, прослужилъ н<u>e</u>сколько меньше трехъ л<u>e</u>тъ въ
берлинскомъ торгпредств<u>e</u> СССР. Торгпредство занимаетъ колоссальный домъ въ
четыреста комнатъ. Н<u>e</u>мецкая кровь моего знакомаго сказалась въ н<u>e</u>которомъ
пристраст<u>i</u>и къ статистик<u>e</u>. Онъ подсчиталъ, что за два года и восемь м<u>e</u>сяцевъ
пребыван<u>i</u>я его въ торгпредств<u>e</u> его отд<u>e</u>лъ перекочевывалъ изъ комнаты въ
комнату и изъ этажа въ этажъ ровно двадцать три раза. Изумленные н<u>e</u>мецк<u>i</u>е
кл<u>i</u>енты торгпредства безпомощно тыкались изъ этажа въ этажъ въ поискахъ
отд<u>e</u>ла, который вчера былъ въ комнат<u>e</u>, скажемъ, сто семьдесятъ первой, а
сегодня пребываетъ Богъ его знаетъ гд<u>e</u>. Но новое становище перекочевавшаго
отд<u>e</u>ла не было изв<u>e</u>стно не только н<u>e</u>мцамъ, потрясеннымъ бурными темпами
соц<u>i</u>алистической текучести, но и самимъ торгпредскимъ работникамъ. Разводили
руками и сов<u>e</u>товали: а вы пойдите въ справочное бюро. Справочное бюро тоже
разводило руками и говорило: позвольте, вотъ же записано -- сто семьдесятъ
первая комната. Потрясенному иностранцу не оставалось ничего другого, какъ
въ свою очередь развести руками, отправиться домой и подождать, пока въ
торгпредскихъ джунгляхъ м<u>e</u>стоположен<u>i</u>е отд<u>e</u>ла не будетъ установлено твердо.
Но на вол<u>e</u> на это бол<u>e</u>е или мен<u>e</u>е плевать. Вы просто связываете въ кучу
ваши бумаги, перекочевываете въ другой этажъ и потомъ дв<u>e</u> нед<u>e</u>ли
отбрыкиваетесь отъ всякой работы: знаете ли, только что пере<u>e</u>хали, я еще съ
д<u>e</u>лами не разобрался. А въ лагер<u>e</u> это хуже. Во-первыхъ, въ другомъ барак<u>e</u>
для васъ и м<u>e</u>ста можетъ никакого н<u>e</u>ту, а во-вторыхъ, вы никогда не можете
быть ув<u>e</u>реннымъ -- переводятъ ли васъ въ другой баракъ, на другой лагпунктъ
или, по чьему-то, вамъ неизв<u>e</u>стному, доносу, васъ собираются сплавить
куда-нибудь верстъ на пятьсотъ с<u>e</u>верн<u>e</u>е, скажемъ, на Л<u>e</u>сную Р<u>e</u>чку -- это и
есть м<u>e</u>сто, которое верстъ на пятьсотъ с<u>e</u>верн<u>e</u>е и изъ котораго выбраться
живьемъ шансовъ н<u>e</u>тъ почти никакихъ.
Всяк<u>i</u>й вновь притекш<u>i</u>й начальникъ лагпункта или колонны обязательно
норовитъ выдумать какую-нибудь новую комбинац<u>i</u>ю или классификац<u>i</u>ю для новаго
"переразм<u>e</u>щен<u>i</u>я" своихъ подданныхъ. Днемъ -- для этихъ переразм<u>e</u>щен<u>i</u>и
времени н<u>e</u>тъ: люди или на работ<u>e</u>, или въ очередяхъ за об<u>e</u>домъ. И вотъ, въ
результат<u>e</u> этихъ тяжкихъ начальственныхъ размышлен<u>i</u>и, васъ среди ночи кто-то
тащитъ съ наръ за ноги.
-- Фамил<u>i</u>я?.. Собирайте вещи...
Вы, сонный и промерзш<u>i</u>й, собираете ваше борохло и топаете куда-то въ
ночь, задавая себ<u>e</u> безпокойный вопросъ: куда это васъ волокутъ? То-ли въ
другой баракъ, то-ли на Л<u>e</u>сную Р<u>e</u>чку? Потомъ оказалось, что, выйдя съ
пожитками изъ барака и потерявъ въ темнот<u>e</u> свое начальство, вы им<u>e</u>ете
возможность плюнуть на {266} вс<u>e</u> его классификац<u>i</u>и и реорганизац<u>i</u>и и просто
вернуться на старое м<u>e</u>сто. Но если это м<u>e</u>сто было у печки, оно въ течен<u>i</u>е
н<u>e</u>сколькихъ секундъ будетъ занято к<u>e</u>мъ-то другимъ. Ввиду этихъ
обстоятельствъ, былъ придуманъ другой методъ. Очередного начальника колонны,
стаскивавшаго меня за ноги, я съ максимальной свир<u>e</u>постью послалъ въ
нехорошее м<u>e</u>сто, лежащее дальше Л<u>e</u>сной Р<u>e</u>чки.
Посланный въ нехорошее м<u>e</u>сто, начальникъ колонны сперва удивился,
потомъ разсвир<u>e</u>п<u>e</u>лъ. Я послалъ его еще разъ и высунулся изъ наръ съ зав<u>e</u>домо
мордобойнымъ видомъ. О моихъ троцкистскихъ загибахъ съ зав<u>e</u>дующимъ
снабжен<u>i</u>емъ начальникъ колонны уже зналъ, но, в<u>e</u>роятно, въ его памяти моя
физ<u>i</u>оном<u>i</u>я съ моимъ именемъ связана не была...
Высунувшись, я сказалъ, что онъ, начальникъ колонны, подрываетъ
лагерную дисциплину и занимается административнымъ головокружен<u>i</u>емъ, что
ежели онъ меня еще разъ потащитъ за ноги, такъ я его такъ въ "Перековк<u>e</u>"
продерну, что онъ св<u>e</u>та Божьяго не увидитъ.
"Перековка", какъ я уже говорилъ, -- это листокъ лагерныхъ доносовъ. Въ
Медгор<u>e</u> было ея центральное издан<u>i</u>е. Начальникъ колонны заткнулся и ушелъ.
Но впосл<u>e</u>дств<u>i</u>и эта сценка мн<u>e</u> даромъ не прошла.
КАБИНКА МОНТЕРОВЪ
Одной изъ самыхъ тяжелыхъ работъ была пилка и рубка дровъ. Рубка еще
туда сюда, а съ пилкой было очень тяжело. У меня очень мало выносливости къ
однообразнымъ механическимъ движен<u>i</u>ямъ. Пила же была сов<u>e</u>тская, на сучкахъ
гнулась, оттопыривались въ стороны зубцы, разводить мы ихъ вообще не ум<u>e</u>ли;
пила тупилась посл<u>e</u> пяти-шести часовъ работы. Вотъ согнулись мы надъ козлами
и пилимъ. Подошелъ какой-то рабоч<u>i</u>й, маленькаго роста, вертлявый и
см<u>e</u>шливый.
-- Что, пилите, господа честные? Пилите! Этакой пилой хоть отца родного
перепиливать. А ну ка, дайте я на струментъ вашъ посмотрю.
Я съ трудомъ вытащилъ пилу изъ пропила. Рабоч<u>i</u>й крякнулъ:
-- Ее впустую таскать, такъ нужно по трактору съ каждой стороны
поставить. Эхъ, ужъ такъ и быть, дамъ-ка я вамъ пилочку одну -- у насъ въ
кабинк<u>e</u> стоитъ, еще старорежимная.
Рабоч<u>i</u>й какъ будто замялся, испытующе осмотр<u>e</u>лъ наши очки: "Ну, вы, я
вижу, не изъ такихъ, чтобы сперли; какъ попилите, такъ поставьте ее обратно
въ кабинку".
Рабоч<u>i</u>й исчезъ и черезъ минуту вернулся съ пилой. Постучалъ по
полотнищу, пила д<u>e</u>йствительно звен<u>e</u>ла. "Посмотрите -- усъ-то какой". На
зубцахъ пилы д<u>e</u>йствительно былъ "усъ" -- отточенный, какъ иголка, острый
конецъ зубца. Рабоч<u>i</u>й поднялъ пилу къ своему глазу и посмотр<u>e</u>лъ на лин<u>i</u>ю
зубцовъ: "а разведена-то -- какъ по ниточк<u>e</u>". Разводка д<u>e</u>йствительно была --
какъ по ниточк<u>e</u>. Такой пилой, въ самомъ д<u>e</u>л<u>e</u>, можно было и норму {267}
выработать. Рабоч<u>i</u>й вручилъ мн<u>e</u> эту пилу съ какой-то веселой
торжественностью и съ видомъ мастерового челов<u>e</u>ка, знающаго ц<u>e</u>ну хорошему
инструменту.
-- Вотъ это пила! Даромъ, что при цар<u>e</u> сд<u>e</u>лана. Хорош<u>i</u>я пилы при цар<u>e</u>
д<u>e</u>лали... Чтобы, такъ сказать, трудящ<u>i</u>йся классъ пополамъ перепиливать и
кровь изъ него сосать. Н-да... Такое-то д<u>e</u>льце, господа товарищи. А теперь
ни царя, ни пилы, ни дровъ... Семья у меня въ Питер<u>e</u>, такъ чортъ его знаетъ,
ч<u>e</u>мъ она тамъ топитъ... Ну, прощевайте, б<u>e</u>гу. Замерзнете -- валяйте къ намъ
въ кабинку гр<u>e</u>ться. Ребята тамъ подходящ<u>i</u>е -- еще при цар<u>e</u> сд<u>e</u>ланы. Ну,
б<u>e</u>гу...
Эта пила сама въ рукахъ ходила. Попилили, с<u>e</u>ли отдохнуть. Достали изъ
кармановъ по куску промерзшаго хл<u>e</u>ба и стали завтракать. Шла мимо какая-то
группа рабочихъ. Предложили попилить: вотъ мы вамъ покажемъ классъ.
Показали. Классъ д<u>e</u>йствительно былъ высок<u>i</u>й -- чурбашки отскакивали отъ
бревенъ, какъ искры.
-- Ко всякому д<u>e</u>лу нужно свою сноровку им<u>e</u>ть, -- съ какимъ-то
поучительнымъ сожал<u>e</u>н<u>i</u>емъ сказалъ высок<u>i</u>й мрачный рабоч<u>i</u>й. На его
изможденномъ лиц<u>e</u> была характерная татуировка углекопа -- голубыя пятна
царапинъ съ въ<u>e</u>вшейся на всю жизнь угольной пылью.
-- А у васъ-то откуда такая сноровка? -- спросилъ я. -- Вы, видимо,
горнякъ? Не изъ Донбасса?
-- И въ Донбасс<u>e</u> былъ. А вы по этимъ м<u>e</u>ткамъ смотрите? -- Я кивнулъ
головой. -- Да, ужъ кто въ шахтахъ былъ, на всю жизнь м<u>e</u>ченымъ остается. Да,
тамъ пришлось. А вы не инженеръ?
Такъ мы познакомились съ кондовымъ, насл<u>e</u>дственнымъ петербургскимъ
рабочимъ, товарищемъ Мухинымъ. Революц<u>i</u>я мотала его по вс<u>e</u>мъ концамъ земли
русской, но въ лагерь онъ по<u>e</u>халъ изъ своего родного Петербурга. Истор<u>i</u>я
была довольно стандартная. На завод<u>e</u> ставили новый американск<u>i</u>й сверлильный
автоматъ -- очень путанный, очень сложный. Въ ц<u>e</u>ляхъ эконом<u>i</u>и валюты и
утиран<u>i</u>я носа заграничной буржуаз<u>i</u>и какая-то комсомолькая бригада взялась
смонтировать этотъ станокъ самостоятельно, безъ помощи фирменныхъ монтеровъ.
Работали, д<u>e</u>йствительно зв<u>e</u>рски. Иностранной буржуаз<u>i</u>и носъ, д<u>e</u>йствительно,
утерли: станокъ былъ смонтированъ что-то въ два или три раза скор<u>e</u>е, ч<u>e</u>мъ
его полагается монтировать на американскихъ заводахъ. Какой-то злосчастный
инженеръ, которому въ порядк<u>e</u> дисциплины навязали руководство этимъ
монтажемъ, получилъ даже какую-то прем<u>i</u>ю; поздн<u>e</u>е я этого инженера встр<u>e</u>тилъ
зд<u>e</u>сь же, въ ББК...
Словомъ -- смонтировали. Во глав<u>e</u> бригады, обслуживающей этотъ
автоматъ, былъ поставленъ Мухинъ, "я ужъ, знаете, стр<u>e</u>ляный воробей, а тутъ
верт<u>e</u>лся, верт<u>e</u>лся и -- никакая сила... Сглупилъ. Думалъ, покручусь нед<u>e</u>лю,
другую -- да и назадъ, въ Донбассъ, сб<u>e</u>гу. Не усп<u>e</u>лъ, чортъ его дери"...
...Станокъ лопнулъ въ процесс<u>e</u> осваиван<u>i</u>я. Инженеръ, Мухинъ и еще двое
рабочихъ по<u>e</u>хали въ концлагерь по обвинен<u>i</u>ю во вредительств<u>e</u>. Мухину,
впрочемъ, "припаяли" очень немного {268} -- всего три года; инженеръ за
"сов<u>e</u>тск<u>i</u>е темпы" заплатилъ значительно дороже...
...-- Такъ вотъ, значитъ, и сижу... Да мн<u>e</u>-то что? Если про себя
говорить -- такъ мн<u>e</u> зд<u>e</u>сь лучше, ч<u>e</u>мъ на вол<u>e</u> было. На вол<u>e</u> у меня --
однихъ ребятишекъ четверо: жена, видите ли, ребятъ очень ужъ любить, --
Мухинъ уныло усм<u>e</u>хнулся. -- Ребятъ, что и говорить, и я люблю, да разв<u>e</u>
такое теперь время... Ну, значитъ -- на завод<u>e</u> дв<u>e</u> см<u>e</u>ны подрядъ работаешь.
Домой придешь -- еле живой. Ребята полуголодные, а самъ ужъ и вовсе
голодный... Зд<u>e</u>сь кормы -- не хуже, ч<u>e</u>мъ на вол<u>e</u>, были: гд<u>e</u> въ квартир<u>e</u> у
вольнонаемныхъ проводку поправишь, гд<u>e</u> -- что: перепадаетъ. Н-да, мн<u>e</u>-то еще
-- ничего. А вотъ -- какъ семья живетъ -- и думать страшно...
___
На другой день мы все пилили т<u>e</u> же дрова. Съ с<u>e</u>веро-востока, отъ Б<u>e</u>лаго
моря и тундръ, рвался къ Ладог<u>e</u> пронизывающ<u>i</u>й полярный в<u>e</u>теръ. Бушлатъ онъ
пробивалъ насквозь. Но даже и бушлатъ плюсъ кожанка очень мало защищали наши
кочен<u>e</u>ющ<u>i</u>я т<u>e</u>ла отъ его сумасшедшихъ порывовъ. Временами онъ вздымалъ тучи
колючей, сухой сн<u>e</u>жной пыли, засыпавшей лицо и проникавшей во вс<u>e</u> скважины
нашихъ костюмовъ, пряталъ подъ непроницаемымъ для глаза пологомъ сос<u>e</u>дн<u>i</u>я
здан<u>i</u>я, электростанц<u>i</u>ю и прил<u>e</u>пившуюся къ ней кабинку монтеровъ, тревожно
гуд<u>e</u>лъ въ в<u>e</u>твяхъ сосенъ. Я чувствовалъ, что работу нужно бросать и удирать.
Но куда удирать? Юра прыгалъ поочередно то на правой, то на л<u>e</u>вой ног<u>e</u>,
пряталъ свои руки за пазуху и лицо его совс<u>e</u>мъ ужъ посин<u>e</u>ло...
Изъ кабинки монтеровъ выскочила какая-то смутная, завьюженная фигура, и
чей-то относимый въ бурю голосъ прорев<u>e</u>лъ:
-- Эй, хозяинъ, мальца своего заморозишь. Айдате къ намъ въ кабинку.
Чайкомъ угостимъ...
Мы съ великой готовностью устремились въ кабинку. Монтеры -- народъ
дружный и хозяйственный. Кабинка представляла собою досчатую пристроечку,
внутри были нары, челов<u>e</u>къ этакъ на 10--15, стоялъ большой чисто
выструганный столъ, на ст<u>e</u>нкахъ вис<u>e</u>ли географическ<u>i</u>я карты -- старыя,
изодранныя и старательно подклеенныя школьныя полушар<u>i</u>я, вис<u>e</u>ло весьма
скромное количество вождей, такъ сказать, -- ни энтуз<u>i</u>азма, но и ни
контръ-революц<u>i</u>и, выр<u>e</u>занные изъ какихъ-то журналовъ портреты Тургенева,
Достоевскаго и Толстого -- тоже изорванные и тоже подклеенные. Была полочка
съ книгами -- десятка четыре книгъ. Была шахматная доска и самод<u>e</u>льные
шахматы. На спец<u>i</u>альныхъ полочкахъ съ какими-то дырками были поразв<u>e</u>шаны
всяк<u>i</u>е слесарные и монтерск<u>i</u>е инструменты. Основательная печурка -- не
жестяная, а каменная -- пылала прив<u>e</u>тливо и уютно. Надъ ней стоялъ громадный
жестяной чайникъ, и изъ чайника шелъ паръ.
Все это я, впрочемъ, увид<u>e</u>лъ только посл<u>e</u> того, какъ снялъ и протеръ
запот<u>e</u>вш<u>i</u>я очки. Увид<u>e</u>лъ и челов<u>e</u>ка, который натужнымъ {269} басомъ звалъ
насъ въ кабинку -- это оказался рабоч<u>i</u>й, давеча снабдивш<u>i</u>й насъ
старорежимной пилой. Рабоч<u>i</u>й тщательно приперъ за нами двери.
-- Никуда такое д<u>e</u>ло не годится. По такой погод<u>e</u> -- пусть сами пилятъ,
сволочи. Этакъ -- былъ носъ, хвать -- и н<u>e</u>ту... Что вамъ -- казенныя дрова
дороже своего носа? Къ чортовой матери. Посидите, обогр<u>e</u>йтесь, снимите
бушлаты, у насъ тутъ тепло.
Мы сняли бушлаты. На стол<u>e</u> появился чаекъ -- конечно, по сов<u>e</u>тски:
просто кипятокъ, безъ сахару и безо всякой заварки... Надъ нарами высунулась
чья-то взлохмаченная голова.
-- Что, Ванъ Палычъ, пильщиковъ нашихъ приволокъ?
-- Приволокъ.
-- Давно бы надо. Погодка стоитъ, можно сказать, партейная. Ну, и
сволочь же погода, прости Господи. Чаекъ, говоришь, есть. Сейчасъ сл<u>e</u>зу.
Съ наръ сл<u>e</u>зъ челов<u>e</u>къ л<u>e</u>тъ тридцати, невысокаго роста смуглый кр<u>e</u>пышъ
съ неунывающими, разбитными глазами -- ч<u>e</u>мъ-то онъ мн<u>e</u> напоминалъ
Гендельмана.
-- Ну, какъ вы у насъ въ гостяхъ -- позвольте ужъ представиться по всей
форм<u>e</u>: Петръ Мироновичъ Середа, потомственный почетный пролетар<u>i</u>й. Былъ
техникомъ, потомъ думалъ быть инженеромъ, а сижу вотъ зд<u>e</u>сь. Статья 58,
пунктъ 7,<a href=#fn_9_7><sup>7</sup></a> срокъ -- десять, пять отсид<u>e</u>лъ. А это, -- Середа кивнулъ на
нашего см<u>e</u>шливаго рабочаго съ пилой, -- это, какъ говорится, просто Ленчикъ.
Ванъ Палычъ Ленчикъ. Изъ неунывающаго трудящаго классу. Пунктъ пятьдесятъ
девять -- три.<a href=#fn_9_8><sup>8</sup></a> А сроку всего пять. Повезло нашему Ленчику. Людей р<u>e</u>залъ,
можно сказать, почемъ зря -- а л<u>e</u>тъ-то всего пять...
Ленчикъ запихнулъ въ печку пол<u>e</u>но -- в<u>e</u>роятно, нашей же пилки -- вытеръ
руку объ штаны.
-- Значитъ, давайте знакомиться по всей форм<u>e</u>. Только фамил<u>i</u>я моя не
Ленчикъ -- Миронычъ -- онъ мастеръ врать, -- а Ленчицк<u>i</u>й. Но для простоты
обращен<u>i</u>я -- я и за Ленчика хожу... Хл<u>e</u>ба хотите?
Хл<u>e</u>бъ у насъ былъ свой. Мы отказались и представились "по всей форм<u>e</u>".
-- Это мы знаемъ, -- сказалъ Середа, -- Мухинъ объ васъ уже все
доложилъ. Да вотъ онъ, кажется, и топаетъ.
За дверью раздался ожесточенный топотъ ногъ, обивающихъ сн<u>e</u>гъ, и въ
кабинку вошли двое: Мухинъ и какой-то молодой парнишка л<u>e</u>тъ двадцати двухъ
-- двадцати трехъ. Поздоровались. Парнишка пожалъ намъ руки и хмыкнулъ
что-то невразумительное.
<a name=fn_9_7></a><sup>7</sup> Вредительство.
<a name=fn_9_8></a><sup>8</sup> Бандитизмъ.
-- А ты, Пиголица, ежели съ людьми знакомишься, такъ скажи, какъ тебя и
по батюшк<u>e</u> и по матушк<u>e</u> величать... Когда это мы тебя, дите ты колхозное,
настоящему обращен<u>i</u>ю {270} выучимъ. Былъ бы я на м<u>e</u>ст<u>e</u> папашки твоего
званаго -- такъ поролъ бы я тебя на каждомъ общемъ собран<u>i</u>и.
Мухинъ устало сложилъ свои инструменты.
-- Брось ты, Ленчикъ, зубоскалить.
-- Да, Господи-же, зд<u>e</u>сь однимъ зубоскальствомъ и прожить можно. Ежели
бы мы съ Середой не зубоскалили бы и день и ночь -- такъ ты бы давно
пов<u>e</u>сился. Мы тебя, братокъ, однимъ зубоскальствомъ отъ петли спасаемъ...
Н<u>e</u>ту у людей благодарности. Ну, давайте что ли съ горя чай пить.
Ус<u>e</u>лись за столъ. Пиголица мрачно и молчаливо нац<u>e</u>дилъ себ<u>e</u> кружку
кипятку, потомъ, какъ бы спохватившись, передалъ эту кружку мн<u>e</u>. Ленчикъ
лукаво подмигнулъ мн<u>e</u>: обучается, дескать, парень "настоящему обращен<u>i</u>ю".
Середа пол<u>e</u>зъ на свои нары и извлекъ оттуда небольшую булку б<u>e</u>лаго хл<u>e</u>ба,
пор<u>e</u>залъ ее на части и молча разложилъ передъ каждымъ изъ присутствующихъ.
Б<u>e</u>лаго хл<u>e</u>ба мы не видали съ момента нашего водворен<u>i</u>я въ ГПУ. Юра
посмотр<u>e</u>лъ на него не безъ вожд<u>e</u>лен<u>i</u>я въ сердц<u>e</u> своемъ и сказалъ:
-- У насъ, товарищи, свой хл<u>e</u>бъ есть, спасибо, не стоитъ...
Середа посмотр<u>e</u>лъ на него съ д<u>e</u>ланной внушительностью.
-- А вы, молодой челов<u>e</u>къ, не кочевряжтесь, берите прим<u>e</u>ръ со старшихъ
-- т<u>e</u> отказываться не будутъ. Это хл<u>e</u>бъ трудовой. Чинилъ проводку и отъ
пролетарской барыни на чаекъ, такъ сказать, получилъ.
Монтеры и вообще всяк<u>i</u>й мастеровой народъ ухитрялись даже зд<u>e</u>сь, въ
лагер<u>e</u>, заниматься кое-како