по тюрьмамъ, этапамъ, концлагерямъ, ссылкамъ, въ поб<u>e</u>гахъ,
опасностяхъ, подъ постояннымъ гнетомъ, не зная дома и семьи, никогда не
будучи ув<u>e</u>реннымъ въ куск<u>e</u> хл<u>e</u>ба и свобод<u>e</u> на завтра?
Неужели не дико то, что только изъ любви и преданности скаутскому
братству, только за то, что я старался помочь молодежи въ ея горячемъ
стремлен<u>i</u>и служить Родин<u>e</u> по великимъ законамъ скаутизма, -- моя жизнь
можетъ быть такъ исковеркана?
И неужели не было иного пути, какъ только, рискуя жизнью, уйти изъ
родной страны, ставшей мн<u>e</u> не матерью, а мачехой?
Такъ, можетъ быть, смириться? Признать несуществующую вину, стать
соц<u>i</u>алистическимъ рабомъ, надъ которымъ можно д<u>e</u>лать любые опыты фанатикамъ?
Н<u>e</u>тъ! Ужъ лучше погибнуть въ л<u>e</u>сахъ, ч<u>e</u>мъ задыхаться и гнить душой въ
стран<u>e</u> рабства. И пока я еще не сломанъ, пока есть еще силы и воля, надо
б<u>e</u>жать въ другой м<u>i</u>ръ, гд<u>e</u> челов<u>e</u>къ можетъ жить свободно и спокойно, не
испытывая гнета и насил<u>i</u>я.
Вопросъ поставленъ правильно. Смерть или свобода? Третьяго пути не
дано... Ну, что-жъ!
Я сжалъ зубы, тряхнулъ головой и вошелъ во мракъ л<u>e</u>сной чащи. {501}
ПЕРВАЯ ОПАСНОСТЬ
С<u>e</u>верная л<u>e</u>тняя ночь коротка. Уже часа черезъ два стало св<u>e</u>тать, и я
шелъ все ув<u>e</u>ренн<u>e</u>е и быстр<u>e</u>е, торопясь какъ можно дальше уйти отъ проволоки
концентрац<u>i</u>оннаго лагеря.
На пути къ с<u>e</u>веру лежали болота, л<u>e</u>са и кустарники. Идти пока было
легко. Ноги, какъ говорятъ, сами собой двигались, какъ у вырвавшагося на
свободу дикаго зв<u>e</u>ря. И я все ускорялъ шагъ, забывъ объ отдых<u>e</u> и пищ<u>e</u>.
Но вотъ почва стала повышаться, и въ середин<u>e</u> дня я услышалъ невдалек<u>e</u>
удары топора. Вслушавшись, я зам<u>e</u>тилъ, что удары раздаются и сбоку.
Очевидно, я попалъ на участокъ л<u>e</u>созаготовокъ, гд<u>e</u> работаютъ заключенные,
подъ соотв<u>e</u>тствующей охраной. Отступать назадъ было опасно, сзади все-таки
могла быть погоня съ собаками изъ города. Нужно было прорываться впередъ.
Я поднялъ капюшонъ моего плаща, прикр<u>e</u>пилъ впереди для камуфляжа
большую еловую в<u>e</u>тку, которая закрывала лицо, и медленно двинулся впередъ,
сожал<u>e</u>я, что у меня теперь н<u>e</u>тъ морского бинокля и пров<u>e</u>ренной дальнобойной
малокалиберной винтовки, отобранной въ прошломъ году при арест<u>e</u>. Съ ними
было бы много спокойн<u>e</u>й.
Думалъ ли я, что навыки веселыхъ скаутскихъ л<u>e</u>сныхъ игръ окажутся для
меня спасительными въ этомъ опасномъ поход<u>e</u>?
И я медленно крался впередъ, пригибаясь къ земл<u>e</u>, скользя отъ дерева къ
дереву и притаиваясь у кустовъ.
Вотъ что-то мелькнуло впереди. Я замираю за кустомъ. Говоръ, шумъ
шаговъ... Темныя челов<u>e</u>ческ<u>i</u>я фигуры показались и скрылись за деревьями.
Опять ползкомъ впередъ... Неуклюж<u>i</u>й плащъ, тяжелая сумка, еловая в<u>e</u>тка --
м<u>e</u>шаютъ и давятъ. Горячее солнце печетъ и с<u>i</u>яетъ, потъ заливаетъ глаза, рой
комаровъ гудитъ у лица, руки исцарапаны при ползан<u>i</u>и, но напряжен<u>i</u>е таково,
что все это не зам<u>e</u>чается.
Все дальше и дальше, зигзагами обходя опасныя м<u>e</u>ста, гд<u>e</u> рубили л<u>e</u>съ,
выжидая и прячась, б<u>e</u>гомъ и ползкомъ, почти теряя надежду и опять ободряясь,
я счастливо прорвался черезъ опасную зону и опять вышелъ къ болоту.
Первое л<u>e</u>сное препятств<u>i</u>е было обойдено. Правда, мои сл<u>e</u>ды могла еще
почуять сторожевая собака и догнать меня, но, на мое счастье, къ вечеру небо
покрылось тучами и началъ накрапывать дождикъ -- другъ всякой пугливой и
пресл<u>e</u>дуемой л<u>e</u>сной твари. Дождь уничтожилъ запахъ моего сл<u>e</u>да, и теперь я
уже не боялся погони изъ города или л<u>e</u>созаготовительнаго пункта.
Этотъ дождикъ порвалъ посл<u>e</u>днюю нитку моей связи со старымъ м<u>i</u>ромъ.
Теперь я былъ заброшенъ совс<u>e</u>мъ одинъ въ дебри тайги и болотъ и
предоставленъ только своимъ силамъ и своему счастью...
"Теоретически" плохо было мн<u>e</u> спать въ эту ночь: дождевыя капли
монотонно барабанили по моему плащу, пробираясь сквозь в<u>e</u>тки ели, снизу
просачивалась влага почвы, въ бокъ {502} кололи всяк<u>i</u>е сучки и шишки --
костра я, конечно, не р<u>e</u>шался разводить. Но вопреки всему этому спалъ я
превосходно. <i>Первый сонъ на свобод<u>e</u></i> -- это ли не лучшее услов<u>i</u>е для кр<u>e</u>пкаго
сна?
Часа черезъ 3-4 стало разсв<u>e</u>тать и, несмотря на дождь, я бодро
выступилъ въ походъ. Тяжелый, набухш<u>i</u>й плащъ, оттягивающая плечи сумка,
мокрая одежда, насосавш<u>i</u>еся влаги сапоги -- все это отнюдь не д<u>e</u>лало уютной
моей прогулки, но, несмотря на все это, километры откладывались за спиной
вполн<u>e</u> усп<u>e</u>шно.
НА ВОЛОСОКЪ ОТЪ ОБИДНОЙ ГИБЕЛИ.
Днемъ впереди меня развернулось широкое -- въ полкилометра и длинное,
безъ конца, болото. Дождь прекратился, проглянуло солнышко, и высокая
зеленая трава болота заискрилась въ лучахъ солнца милл<u>i</u>онами разноцв<u>e</u>тныхъ
капель. Отъ солнечной теплоты дали стали закрываться б<u>e</u>лой дымкой испарен<u>i</u>й,
и я см<u>e</u>ло, не боясь быть увид<u>e</u>ннымъ, сталъ перес<u>e</u>кать это болото.
Ноги увязали чуть ли не по кол<u>e</u>но. При ихъ вытаскиван<u>i</u>и болото фыркало,
чавкало и свист<u>e</u>ло, словно см<u>e</u>ялось надъ моими усил<u>i</u>ями. Идти было очень
трудно. Потъ градомъ катился съ лица и заливалъ очки. Платье все давно было
мокро, и мускулы ногъ начинали тупо ныть отъ усталости.
Скоро появились кочки -- идти стало легче. Кочки пружинили подъ ногами,
но все-таки давали какую-то опору. Скоро глаза научились по цв<u>e</u>ту узнавать
наибол<u>e</u>е прочныя кочки и, только изр<u>e</u>дка спотыкаясь, я усп<u>e</u>шно шелъ впередъ.
Уже бол<u>e</u>е половины болота было пройдено, когда почва приняла другой
характеръ. Заблест<u>e</u>ли небольш<u>i</u>я водныя пространства, окруженныя желтыми
болотными цв<u>e</u>тами, и зеленый коверъ подъ моими ногами сталъ колебаться.
Болото превращалось въ трясину. Стараясь нащупать палкой наибол<u>e</u>е твердыя
м<u>e</u>ста съ бол<u>e</u>е темнымъ цв<u>e</u>томъ травы, я пытался продолжать продвигаться
впередъ, какъ вдругъ моя л<u>e</u>вая нога, прорвавъ верхнюю растительную пленку
болота, сразу ушла въ трясину выше кол<u>e</u>на. Я пошатнулся и -- о, ужасъ! -- и
другая нога стала уходить въ глубину болота... Подъ об<u>e</u>ими ногами перестала
ощущаться сколько-нибудь твердая почва. Он<u>e</u> были схвачены словно какимъ-то
невидимымъ мягкимъ капканомъ, и непонятная злов<u>e</u>щая сила потянула меня
вглубь медленно и неумолимо...
Я сразу понялъ трагичность своего положен<u>i</u>я. Конечно, звать на помощь
въ этомъ безлюдномъ болот<u>e</u> было безполезно. Да и помощь все равно не
усп<u>e</u>ла-бы: болото в<u>e</u>дь не ждетъ, а торжествующе засасываетъ свою жертву...
Боже мой! Но неужели гибнуть такъ безславно, такъ тоскливо? Неужели
с<u>i</u>яющее солнце и искрящ<u>i</u>еся зеленые луга будутъ равнодушно смотр<u>e</u>ть на то,
какъ коричневая жижа болота поднимется до груди, до лица, зальетъ глаза...
Б-рррръ... Почему-то не такъ страшно, какъ безм<u>e</u>рно обидно стало при мысли о
<i>такой</i> смерти... {503}
Эти мысли мелькнули въ голов<u>e</u> съ быстротой электрической искры. Не
усп<u>e</u>ла моя правая нога уйти въ болото до средины бедра, какъ я рванулся
впередъ, распласталъ руки и легъ вс<u>e</u>мъ туловищемъ на поверхность болота...
Струйки холодной зеленой воды потекли за ухо, за воротникъ, въ рукава.
Спинная сумка была приторочена со всей скаутской опытностью, и,
отстегнувъ только одинъ крючокъ, я черезъ голову сбросилъ впередъ эту лишнюю
тяжесть.
Распред<u>e</u>ливъ в<u>e</u>съ т<u>e</u>ла на большую поверхность, я этимъ облегчилъ
давлен<u>i</u>е своей тяжести на ноги и черезъ полъ минуты съ облегчен<u>i</u>емъ
почувствовалъ, что дальн<u>e</u>йшее засасыван<u>i</u>е прекратилось. Упоръ всего т<u>e</u>ла и
рукъ на травянистую поверхность болота преодол<u>e</u>лъ силу засасыван<u>i</u>я, но отъ
этой неустойчивой стабильности до спасен<u>i</u>я было еще далеко. Удержитъ ли
коверъ изъ корней растен<u>i</u>й давлен<u>i</u>е моего туловища, когда я буду вытаскивать
ноги, или оборвется вм<u>e</u>ст<u>e</u> съ посл<u>e</u>дними надеждами на спасен<u>i</u>е?..
Зная, что ч<u>e</u>мъ отчаянн<u>e</u>й будутъ рывки и движен<u>i</u>я -- т<u>e</u>мъ ближе будетъ
гибель, я медленно и постепенно, анализируя каждый трепетъ и колебан<u>i</u>е
спасительной корочки, отд<u>e</u>лявшей меня отъ жадной болотной массы, сталъ
выручать ноги изъ капкана. Сантиметръ за сантиметромъ, осторожно и плавно я
вытаскивалъ свои ноги изъ трясины, и минутъ черезъ десять, показавшихся мн<u>e</u>
ц<u>e</u>лымъ стол<u>e</u>т<u>i</u>емъ, я могъ, наконецъ, распластать ихъ, какъ и руки, въ
стороны. Изъ окна, прод<u>e</u>ланнаго моими ногами въ зеленомъ ковр<u>e</u> болота,
широкой струей съ противнымъ фырканьемъ и пузырьками выливалась на зеленую
траву коричневая жижа трясины, словно стараясь не выпустить меня изъ своей
власти.
Отплюнувшись отъ этой жижицы, залившей мн<u>e</u> лицо, я поползъ обратно, не
р<u>e</u>шаясь сразу встать на ноги. Бросивъ впередъ палку и зац<u>e</u>пивъ зубами сумку,
мн<u>e</u> удалось удачно проползти метровъ 20 къ первымъ кочкамъ и, нащупавъ тамъ
самую прочную, встать. Инстинктивное стремлен<u>i</u>е уйти подальше отъ этого
"гиблаго м<u>e</u>ста" не позволило мн<u>e</u> даже передохнуть, и по своимъ старымъ
сл<u>e</u>дамъ я быстро пошелъ обратно, съ замиран<u>i</u>емъ сердца ощущая подъ ногами
каждое колебан<u>i</u>е почвы... На второе спасен<u>i</u>е уже не хватило бы силъ...
Все ближе и ближе зеленая полоса л<u>e</u>са. Ноги заплетаются отъ усталости,
сердце бьется въ груди, какъ молотъ, потъ течетъ, см<u>e</u>шиваясь съ зелеными
струйками болотной воды, мозгъ еще не можетъ осознать всей глубины пережитой
опасности, и только инстинктъ жизни поетъ торжествующую п<u>e</u>сню быт<u>i</u>я...
Вотъ, наконецъ, и край л<u>e</u>са. Еще н<u>e</u>сколько десятковъ шаговъ, и я валюсь
въ полуобморок<u>e</u> къ стволу сосны, на желтый слой хвои, на <i>настоящую</i> твердую
землю...
ВЪ ТУПИК<u>E</u>
Къ концу дня утомительной разв<u>e</u>дки я пришелъ къ печальному выводу: путь
на с<u>e</u>веръ былъ прегражденъ длинными полосами {504} непроходимыхъ болотъ...
Только теперь я понялъ, почему охрана лагеря не боялась поб<u>e</u>говъ на с<u>e</u>веръ:
болота ловили б<u>e</u>глецовъ не хуже, ч<u>e</u>мъ солдаты...
Боясь заблудиться и потерять много времени на отыскиван<u>i</u>е обходныхъ
путей, на сл<u>e</u>дующ<u>i</u>й день я еще разъ пытался форсировать переходъ черезъ
трясину и едва унесъ ноги, оставивъ въ даръ болотнымъ чертямъ длинную жердь,
спасшую меня при очередномъ погружен<u>i</u>и.
Выбора не было. Мн<u>e</u> приходилось двигаться на западъ, рискуя выйти къ
городу Олонцу или къ сов<u>e</u>тскому берегу Ладожскаго озера. И бол<u>e</u>е двухъ
сутокъ я лавировалъ въ лабиринт<u>e</u> болотъ, пользуясь всякой возможностью
продвинуться на с<u>e</u>веръ, но уже не р<u>e</u>шаясь перес<u>e</u>кать широк<u>i</u>я предательски
пространства топей.
Во время этихъ моихъ странствован<u>i</u>й какъ-то днемъ в<u>e</u>теръ донесъ до меня
как<u>i</u>е-то тарахтящ<u>i</u>е звуки. Странное д<u>e</u>ло! Эти звуки напоминали грохотъ
колесъ по мостовой. Но откуда зд<u>e</u>сь взяться мостовой? Что это --
галлюцинац<u>i</u>я... Осторожно пройдя впередъ, я съ удивлен<u>i</u>емъ и радостью
увид<u>e</u>лъ, что поперекъ болотистаго района на с<u>e</u>веръ ведетъ деревянная дорога
изъ круглыхъ короткихъ бревенъ, уложенныхъ въ вид<u>e</u> своеобразной насыпи,
возвышавшейся на метръ надъ поверхностью болота. Такъ вотъ откуда звуки
колесъ по мостовой!
Въ моемъ положен<u>i</u>и всяк<u>i</u>е признаки челов<u>e</u>ческой жизни были не слишкомъ
пр<u>i</u>ятны, но эта дорога -- была спасительницей для б<u>e</u>глеца, застрявшаго среди
непроходимыхъ топей.
Остатокъ дня я провелъ въ глухомъ уголк<u>e</u> л<u>e</u>са, наслаждаясь отдыхомъ и
покоемъ, и поздно ночью вышелъ на дорогу.
НОЧЬЮ
Рискъ былъ великъ. Любая встр<u>e</u>ча на этой узкой дорог<u>e</u> среди болотъ
могла бы окончиться моей поимкой и гибелью. Трудно было представить, чтобы
такая дорога не охранялась. Разум<u>e</u>ется, встр<u>e</u>чи съ крестьянами я не боялся,
но кто изъ крестьянъ ночью ходитъ по такимъ дорогамъ?...
Но другого выхода не было, и съ напряженными нервами я вышелъ изъ
темнаго л<u>e</u>са на бревенчатую дорогу.
Туманная, лунная ночь, б<u>e</u>лыя полосы болотныхъ испарен<u>i</u>й, угрюмый,
молчаливый л<u>e</u>съ сзади, с<u>e</u>ро-зеленыя пространства холоднаго болота, мокрая
отъ росы и поблескивающая въ лунномъ св<u>e</u>т<u>e</u> дорога -- вся опасность этого
похода со странной яркостью напомнила мн<u>e</u> истор<u>i</u>ю "Собаки Баскервилей"
Конанъ-Дойля и полныя жуткаго смысла слова:
-- "Если вамъ дорога жизнь и разсудокъ, не ходите одинъ на пустошь,
когда наступаетъ мракъ и властвуютъ злыя силы"...
Идя съ напряженнымъ до посл<u>e</u>дней степени зр<u>e</u>н<u>i</u>емъ и слухомъ по этой
узкой дорог<u>e</u>, протянутой среди пустынныхъ топей и л<u>e</u>совъ, окруженный, словно
привид<u>e</u>н<u>i</u>ями, волнами тумана и почти беззвучныхъ шороховъ этого "великаго
молчан<u>i</u>я", я {505} невольно вздрагивалъ, и мн<u>e</u> все чудилось, что вотъ-вотъ
-- сзади раздастся вдругъ топотъ страшныхъ лапъ и огненная пасть дьявольской
собаки вынырнетъ изъ призрачнаго мрака... И страшно было оглянуться...
И вдругъ... Чу... Гд<u>e</u>-то сзади, еще далеко, далеко, раздался смутный
шумъ. Неужели это галлюцинац<u>i</u>я? Я наклонился къ дорог<u>e</u>, прильнулъ ухомъ къ
бревнамъ и ясно услышалъ шумъ <u>e</u>дущей тел<u>e</u>ги... Опасность!..
Ужъ, конечно, не мирные крестьяне ночью <u>e</u>здятъ по такимъ пустыннымъ и
гиблымъ м<u>e</u>стамъ!..
Нужно было добраться до л<u>e</u>са впереди -- въ полукилометр<u>e</u>, и я бросился
впередъ, стремясь спрятаться въ л<u>e</u>су до того, какъ меня зам<u>e</u>тятъ съ тел<u>e</u>ги.
Задыхаясь и скользя по мокрымъ бревнамъ, я доб<u>e</u>жалъ со своимъ тяжелымъ
грузомъ до опушки л<u>e</u>са, соскочилъ съ дороги и, раза два провалившись въ
как<u>i</u>я-то ямы, наполненныя водой, залегъ въ кусты.
Скоро тел<u>e</u>га, дребезжа, пронеслась мимо, и въ туман<u>e</u> надъ силуэтами
н<u>e</u>сколькихъ людей при св<u>e</u>т<u>e</u> луны блеснули штыки винтовокъ...
Остатокъ моего пути прошелъ благополучно, и только при проблескахъ утра
я съ сожал<u>e</u>н<u>i</u>емъ свернулъ въ л<u>e</u>съ, радуясь что пройденные 20 километровъ
помогли мн<u>e</u> преодол<u>e</u>ть самую тяжелую часть пути.
Забравшись въ глушь л<u>e</u>са, я разостлалъ плащъ и, не усп<u>e</u>въ отъ усталости
даже по<u>e</u>сть, мгновенно уснулъ.
Проснулся я отъ странныхъ звуковъ и, открывъ глаза, увид<u>e</u>лъ славную
рыжую б<u>e</u>лочку, прыгавшую въ 2-3 метрахъ надъ моей головой. Ея забавная
острая мордочка, ловк<u>i</u>я движен<u>i</u>я, блестящ<u>i</u>е глазки, пушистый хвостикъ,
комичная см<u>e</u>сь страшнаго любопытства и боязливости заставили меня неожиданно
для себя самого весело разсм<u>e</u>яться. Испуганная б<u>e</u>лочка съ тревожными
чоканьемъ мгновенно взвилась кверху и тамъ, въ безопасной, по ея мн<u>e</u>н<u>i</u>ю,
вышин<u>e</u>, перепрыгивала съ в<u>e</u>тки на в<u>e</u>тку, поблескивая на солнышк<u>e</u> своей рыжей
шерстью, ворча и наблюдая за незваннымъ гостемъ.
Почему-то эта встр<u>e</u>ча съ б<u>e</u>лочкой сильно ободрила меня и смягчила мою
напряженность. "Вотъ живетъ же такая животина -- и горюшка ей мало",
подумалъ я, опять засм<u>e</u>ялся и почувствовалъ себя не загнаннымъ и
затравленнымъ, а молодымъ, полнымъ жизни дикимъ зв<u>e</u>ремъ, наслаждающимся
чудеснымъ, опаснымъ спортомъ въ родномъ л<u>e</u>су, см<u>e</u>ясь надъ погоней
охотниковъ.
И съ новымъ приливомъ бодрости я опять пошелъ впередъ... Когда-нибудь,
сидя въ своемъ cottage'<u>e</u> при уютномъ св<u>e</u>т<u>e</u> и тепл<u>e</u> массивнаго камина, посл<u>e</u>
хорошаго ужина, я не безъ удовольств<u>i</u>я разскажу пар<u>e</u> дюжинъ своихъ внучатъ о
вс<u>e</u>хъ подробностяхъ, приключен<u>i</u>яхъ и ощущен<u>i</u>яхъ этихъ 12 дней, которые, какъ
въ сказк<u>e</u>, перенесли меня въ иной м<u>i</u>ръ -- м<u>i</u>ръ свободы и челов<u>e</u>чности...
{506}
А пока на этихъ страницахъ я опишу только н<u>e</u>которые кадры того
многодневнаго яркаго фильма, которые запечатл<u>e</u>лись въ моей памяти...
ВПЛАВЬ
Предразсв<u>e</u>тный часъ на берегу озера... Дрожа отъ холода посл<u>e</u> ночи,
проведенной на болот<u>e</u>, я собираю суки и хворостъ для плота. Обходить озеро
-- и долго, и рискованно. Оно -- длинное, и на обоихъ концахъ видны как<u>i</u>е-то
домики. Идти безъ карты въ обходъ -- это, можетъ быть, значитъ попасть въ
еще бол<u>e</u>е худшую перед<u>e</u>лку...
Три связки хворосту, перевязанныя шпагатомъ и поясами, уже на вод<u>e</u>.
Разд<u>e</u>вшись и завернувъ все свое имущество въ одинъ тюкъ, скользя по илистому
берегу, я спускаюсь въ воду озера и, укр<u>e</u>пивъ свой тюкъ на плотик<u>e</u>, толкаю
его впередъ сквозь ст<u>e</u>ну камыша.
Подъ ногами расползаются стебли и корневища болотныхъ растен<u>i</u>и, вокругъ
булькаютъ, всплывая, пузырьки болотнаго газа, коричневая жижа, поднятая
моими ногами со дна, расплывается въ чистой вод<u>e</u>, и желтыя лил<u>i</u>и укоризненно
качаютъ своими чашечками отъ поднятыхъ моими движен<u>i</u>ями волнъ.
Лин<u>i</u>я камыша кончается, и мой ковчегъ выплываетъ на просторъ озерныхъ
волнъ. Толкая впередъ свой плотикъ, я не сп<u>e</u>ша плыву за нимъ, м<u>e</u>няя руки и
оберегая отъ толчковъ. Для меня почти каждая неудача можетъ быть роковой:
вотъ, если расползется мой плотикъ и вещи утонутъ, куда пойду я безъ одежды
и пищи?
Метръ за метромъ, минута за минутой -- все ближе противоположный
берегъ. Не трудно одол<u>e</u>ть 300-400 метровъ налегк<u>e</u>, днемъ, при св<u>e</u>т<u>e</u> солнца,
въ компан<u>i</u>и беззаботныхъ товарищей-пловцовъ. Значительно мен<u>e</u>е уютно быть
одному въ середин<u>e</u> холоднаго карельскаго озера, въ сыромъ туман<u>e</u> утра, съ
качающимся впереди плотикомъ и... далеко неяснымъ будущимъ...
Вотъ, наконецъ, опять ст<u>e</u>на камыша. Ноги находятъ илистый грунтъ, и я,
окутанный, какъ озерный богъ, зелеными травами и стеблями, выхожу на берегъ.
Подъ немолчный пискъ тучи комаровъ, жалящихъ мое обнаженное т<u>e</u>ло, окочен<u>e</u>въ
отъ холода, я сп<u>e</u>шу од<u>e</u>ться и иду по холму, окружающему озеро, торопясь
разогр<u>e</u>ться быстрой ходьбой.
Чу... Странный ритмичный шумъ... Стукъ мотора... Все ближе...
Притаившись за елью, я наблюдаю, какъ мимо, по озеру, проходитъ
сторожевой катеръ съ пулеметомъ на носу. Часомъ раньше онъ засталъ бы меня
на середин<u>e</u> озера... И тутъ моя фантаз<u>i</u>я отказывается рисовать невеселыя
картины того, что было бы дальше... {507}
ЛАЙ СЗАДИ
"Отъ людей -- уйдутъ, отъ собакъ -- не уйдутъ", ув<u>e</u>ренно говорили про
б<u>e</u>глецовъ солдаты лагерной охраны. Д<u>e</u>йствительно, для б<u>e</u>глецовъ самой
страшной угрозой были громадныя ищейки, спец<u>i</u>ально дрессированныя для поимки
заключенныхъ, б<u>e</u>жавшихъ изъ лагеря. Патрули съ такой собакой ходили по
тропинкамъ, и собака, почуявшая сл<u>e</u>дъ въ л<u>e</u>су, спускалась съ ц<u>e</u>пи и догоняла
челов<u>e</u>ка. Если посл<u>e</u>дн<u>i</u>й не им<u>e</u>лъ причинъ скрываться, онъ останавливался и
ждалъ прихода патруля. Если онъ уб<u>e</u>галъ -- собака рвала его и не давала
уйти.
Встр<u>e</u>чи съ собаками я боялся бол<u>e</u>е всего, ибо у меня не было
огнестр<u>e</u>льнаго оруж<u>i</u>я, а идти задомъ, отмахиваясь палкой отъ нападен<u>i</u>я
громаднаго зв<u>e</u>ря -- не выходъ изъ положен<u>i</u>я.
Готовясь къ поб<u>e</u>гу, я досталъ изъ дезинфекц<u>i</u>онной камеры бутылку
спец<u>i</u>альной жидкости -- хлоръ-пикрина, испаряющей удушливый газъ, над<u>e</u>ясь,
что это средства можетъ обезопасить меня отъ погони патруля съ собакой.
И вотъ, какъ-то въ средин<u>e</u> своего труднаго пути мн<u>e</u> пришлось перес<u>e</u>чь
какую-то прос<u>e</u>ку въ л<u>e</u>су со слабо обозначенной тропинкой. Углубившись въ
л<u>e</u>съ дальше, я черезъ полчаса услышалъ сзади себя звуки собачьяго лая. Эти
звуки, какъ морозъ, проб<u>e</u>жали у меня по кож<u>e</u>... Погоня!...
Обогнать собаку -- безнадежно... Ну-ка, хлоръ-пикринъ, дружище,
выручай, не дай погибнуть... Я доб<u>e</u>жалъ до небольшой прогалины и, дойдя до
средины, гд<u>e</u> росло н<u>e</u>сколько кустиковъ, залилъ свои сл<u>e</u>ды доброй порц<u>i</u>ей
ядовитой жидкости. Потомъ я поб<u>e</u>жалъ дальше, сд<u>e</u>лалъ большой крюкъ и
подошелъ къ полянк<u>e</u> сбоку, метрахъ въ 300. Сзади меня была небольшая р<u>e</u>чка,
которая на всяк<u>i</u>й случай была мн<u>e</u> посл<u>e</u>дней надеждой -- текучая вода
заметаетъ всяк<u>i</u>й сл<u>e</u>дъ...
Притаившись за кустомъ, я минутъ черезъ 20 увидалъ, какъ изъ л<u>e</u>су по
направлен<u>i</u>ю моего сл<u>e</u>да выб<u>e</u>жала большая сторожевая собака и, опустивъ
голову, направилась по моему сл<u>e</u>ду прямо къ кустамъ. Сердце у меня замерло.
Неужели мой хлоръ-пикринъ не будетъ д<u>e</u>йствовать? Но в<u>e</u>дь тогда я безпомощенъ
передъ любой собакой, почуявшей мой сл<u>e</u>дъ. А въ приграничной полос<u>e</u> на
каждой прос<u>e</u>к<u>e</u> налажены постоянные обходы солдатъ съ собаками...
Собака б<u>e</u>житъ прямо къ кустамъ... Все ближе... Вотъ она ткнулась носомъ
во что-то и вдругъ, какъ бы отброшенная невидимой пружиной, отскакиваетъ
назадъ. По ея суетливымъ, порывистымъ движен<u>i</u>ямъ видно, что она ошеломлена
этимъ запахомъ. Изъ кустовъ неслышно выходитъ солдатъ и съ удивлен<u>i</u>емъ
смотритъ, какъ собака третъ морду о траву и мечется во вс<u>e</u> стороны. Попытки
заставить ее идти впередъ -- тщетны, и красноармеецъ, внимательно осмотр<u>e</u>въ
м<u>e</u>стность и поставивъ в<u>e</u>ху, торопливо уходитъ назадъ, сопровождаемый
собакой. Несмотря на явную опасность положен<u>i</u>я и возможность организованной
погони, я {508} въ восторг<u>e</u>. Мой хлоръ-пикринъ д<u>e</u>йствуетъ! "Собачья угроза"
перестаетъ т<u>e</u>нью вис<u>e</u>ть надъ моей головой!
ВСТР<u>E</u>ЧА
Я застрялъ. Впереди -- ц<u>e</u>пь озеръ, связанныхъ протоками и болотами...
Съ одной и съ другой стороны видны деревни. Обойти трудно и опасно: время
жатвы, и весь крестьянск<u>i</u>й народъ на поляхъ. А путь на с<u>e</u>веръ лежитъ черезъ
озера...
Ну, что-жъ! Значитъ, опять и опять вплавь! Я осторожно выхожу изъ л<u>e</u>са
на лугъ, покрытый кустами, чтобы высмотр<u>e</u>ть м<u>e</u>сто переправы на утро. Подхожу
къ берегу и -- о, ужасъ! -- вижу, какъ изъ прибрежныхъ кустовъ на меня
удивленно и испуганно смотритъ... челов<u>e</u>ческое лицо... "Попался", мелькаетъ
у меня въ голов<u>e</u>. "Конецъ"...
Въ этой приграничной м<u>e</u>стности каждый житель обязанъ немедленно донести
на ближайш<u>i</u>й постъ ГПУ о всякомъ незнакомомъ челов<u>e</u>к<u>e</u>. Сейчасъ же облава,
погоня и... аминь... Я мгновенно соображаю, что въ такомъ положен<u>i</u>и б<u>e</u>жать
-- худш<u>i</u>й выходъ. Поэтому я нахожу въ себ<u>e</u> силы прив<u>e</u>тливо улыбнуться и
сказать:
-- Здорово, товарищъ!
Испугъ на лиц<u>e</u> челов<u>e</u>ка см<u>e</u>няется недов<u>e</u>р<u>i</u>емъ и настороженностью, но я
ободряюсь все больше: челов<u>e</u>къ одинъ и въ крестьянскомъ костюм<u>e</u>... На
крайн<u>i</u>й случай придется ему полежать связаннымъ и съ заткнутымъ ртомъ пару
дней.
-- Не знаете-ли, далеко еще до деревни Видлино?
-- Не... Не знаю, -- отв<u>e</u>чаетъ крестьянинъ, сорокал<u>e</u>тн<u>i</u>й, обросш<u>i</u>й
бородой, босой челов<u>e</u>къ въ рваной одежд<u>e</u>, опоясанный веревкой.
-- А вы кто такой будете?
-- Я-то -- спокойно отв<u>e</u>чалъ я. -- А я землем<u>e</u>ръ съ Олонца. Въ вашей
деревн<u>e</u> землеустроительная комисс<u>i</u>и была уже?
-- Не. Не знаю, -- мрачно и по-прежнему недов<u>e</u>рчиво отв<u>e</u>чаетъ
крестьянинъ.
-- Ахъ, чортъ возьми -- сержусь я. -- Неужели еще не пришли? А я-то отъ
нихъ отбился, думалъ, что они зд<u>e</u>сь. Хот<u>e</u>лъ вотъ осмотр<u>e</u>ть погор<u>e</u>вш<u>i</u>й л<u>e</u>съ,
да заблудился...
Я знаю, какъ тяжело приходится теперь крестьянству при новыхъ
порядкахъ, когда ихъ почти силой заставили коллективизировать свое
хозяйство. Знаю, что вопросъ о своей земл<u>e</u>, о своемъ хозяйств<u>e</u> для каждаго
крестьянина -- самый жгуч<u>i</u>й и назр<u>e</u>вш<u>i</u>й. Поэтому я стараюсь отвлечь его
подозр<u>e</u>н<u>i</u>я въ томъ, что я б<u>e</u>глецъ, и спрашиваю:
-- Да разв<u>e</u> вамъ въ деревн<u>e</u> еще не объявили насчетъ перед<u>e</u>ла земли?
-- Какого перед<u>e</u>ла? -- оживляется крестьянинъ. -- Неужто опять въ
колхозы вс<u>e</u>хъ загонять будутъ?
-- Да н<u>e</u>тъ. Землю по старому, по справедливому, распред<u>e</u>лять будутъ...
Вотъ у меня тутъ и инструменты съ собой, -- указываю я на свою сумку...
{509}
Разговоръ принимаетъ нужное мн<u>e</u> направлен<u>i</u>е. Подогр<u>e</u>въ вопросы
крестьянина н<u>e</u>сколькими фантастическими, но розовыми сообщен<u>i</u>ями объ
улучшен<u>i</u>и деревенской жизни, я говорю съ досадой:
-- Вотъ, вотъ... Д<u>e</u>ло нужное и сп<u>e</u>шное... Тамъ меня ждутъ, а я вотъ
черезъ эту дурацкую р<u>e</u>ку перебраться не могу...
-- Такъ вамъ въ Ипполитово, значитъ? -- переспрашиваетъ мой
собес<u>e</u>дникъ. -- А у меня тутъ лодка. Я васъ перевезу.
Вотъ это называется удача!
Во время пере<u>e</u>зда крестьянинъ, захлебываясь отъ волнен<u>i</u>я и путаясь въ
словахъ, разсказываетъ о голодной жизни деревни, о несправедливости,
террор<u>e</u>... Я ут<u>e</u>шаю его своими фантаз<u>i</u>ями, и къ берегу мы подъ<u>e</u>зжаемъ почти
друзьями. Онъ беретъ съ меня об<u>e</u>щан<u>i</u>е остановиться у него въ хат<u>e</u> и на
прощанье кр<u>e</u>пко пожимаетъ мн<u>e</u> руку.
Скрывшись въ л<u>e</u>су, я облегченно вздыхаю. Могло бы быть много хуже...
СТОЙ!
Солнце бьетъ своими лучами прямо въ лицо. Я иду уже на западъ. По моимъ
приблизительнымъ расчетамъ граница должна быть не дальше 20-30 клм. Теперь
передо мной самая опасная зона -- пустынная, перер<u>e</u>занная страшными для меня
прос<u>e</u>ками, тропинками, дорогами и телефонными столбами... Ни одно
государство въ м<u>i</u>р<u>e</u> не охраняетъ такъ свои границы, какъ СССР...
Тяжело достаются посл<u>e</u>дн<u>i</u>е десятки километровъ! Ноги изранены и опухли.
Т<u>e</u>ло ноетъ отъ усталости. На плечахъ ремни сумки давно уже растерли кровавыя
полосы. Лицо опухло отъ укусовъ комаровъ. Черезъ всю щеку идетъ шрамъ отъ
остраго сука, распоровшаго мн<u>e</u> лицо при паден<u>i</u>и въ л<u>e</u>сныхъ заросляхъ...
250 километровъ! Какъ это легко написать и выговорить. Какой маленькой
выглядитъ эта дистанц<u>i</u>я на карт<u>e</u>! А какъ тяжела она въ жизни, въ карельской
тайг<u>e</u> и болотахъ, когда километръ л<u>e</u>сныхъ зарослей приходится часто
преодол<u>e</u>вать н<u>e</u>сколько часовъ, а топкое болото обходить н<u>e</u>сколько сутокъ...
Но несмотря на вс<u>e</u> тяжести пути, испытан<u>i</u>я и опасности, на душ<u>e</u> все
звучн<u>e</u>е п<u>e</u>ло ощущен<u>i</u>е силы, бодрости и жизнерадостности. Чортъ возьми,
неужели, мн<u>e</u> старому скауту, "с<u>e</u>рому волку", охотнику и спортсмену, не
выдержать этого похода?..
Вотъ перехожу широкую, длинную болотистую поляну. Еще св<u>e</u>тло. Лучи
солнца пронизываютъ гущу высокаго л<u>e</u>са, до котораго осталось уже немного.
Комары роемъ вьются около лица, порой заглушая вс<u>e</u> остальные звуки.
Увязающ<u>i</u>я ноги тяжело переступаютъ въ густой мокрой трав<u>e</u>. И вдругъ крикъ:
-- Эй, стой!
Этотъ крикъ не только не остановилъ меня, но какъ электрическимъ
разрядомъ рванулъ къ л<u>e</u>су... 30 метровъ... Усп<u>e</u>ю ли?
Еще крикъ, и гулк<u>i</u>й выстр<u>e</u>лъ прор<u>e</u>зываетъ тишину... По {510} старому
опыту стр<u>e</u>лка я мгновенно опред<u>e</u>ляю, что стр<u>e</u>ляетъ военная винтовка не
ближе, ч<u>e</u>мъ въ 200 метрахъ... Ладно... Богъ не выдастъ -- Чека не съ<u>e</u>стъ!..
Ходу!
Л<u>e</u>съ уже близко. Надъ головой знакомымъ звукомъ щелкнула по стволамъ
пуля. Гулъ выстр<u>e</u>ла еще катился по л<u>e</u>су, когда я нырнулъ въ сумракъ
деревьевъ. Б<u>e</u>гомъ я одол<u>e</u>лъ еще полкилометра, окропилъ свои сл<u>e</u>ды
хлоръ-пикриномъ и самымъ форсированнымъ маршемъ пошелъ дальше...
На сердц<u>e</u> было неспокойно. Разум<u>e</u>ется, за мной будетъ послана погоня.
Хуже всего то, что ночь застала меня въ дикомъ л<u>e</u>су, по которому въ темнот<u>e</u>
идти было невозможно. А до утра сторожевые посты времени терять не будутъ.
Очевидно, приказан<u>i</u>е объ облав<u>e</u> было передано по телефону во вс<u>e</u>
деревни, лежавш<u>i</u>я между м<u>e</u>стомъ нашей встр<u>e</u>чи и границей, ибо днемъ съ
вершины холма я зам<u>e</u>тилъ кучку разсыпавшихся въ ц<u>e</u>пь людей, медленно идущихъ
мн<u>e</u> навстр<u>e</u>чу. Спрятаться? Это сд<u>e</u>лать было бы нетрудно въ такихъ густыхъ
л<u>e</u>сахъ и обломкахъ скалъ... Но собаки?.. Он<u>e</u> в<u>e</u>дь почуютъ меня везд<u>e</u>...
Назадъ хода тоже не было. И съ той стороны могла бы быть погоня... Надо
было изворачиваться... Недалеко вл<u>e</u>во текла р<u>e</u>чка съ болотистыми берегами.
Судя по медленному передвижен<u>i</u>ю людей, у меня было еще полчаса времени. Если
бы мн<u>e</u> удалось переправиться черезъ р<u>e</u>чку, я поставилъ бы между собой и
пресл<u>e</u>дователями такой барьеръ, который имъ не скоро удалось бы
перешагнуть...
Я бросился къ р<u>e</u>к<u>e</u>. Къ моей радости, на берегу валялось дерево,
очевидно, вывернутое и принесенное сюда половодьемъ. Съ громаднымъ
напряжен<u>i</u>емъ я стащилъ его въ воду, на его в<u>e</u>тви уложилъ все то, что боялось
воды: продовольств<u>i</u>е, часы, компасъ и, не разд<u>e</u>ваясь, вошелъ въ воду.
Въ сапоги хлынула вода. Все глубже. До пояса, до плечъ, до шеи...
Б-р-р-ръ... Плыть пришлось немного -- метровъ 20, но плыть, таща за собой
дерево и не теряя ни минуты. Подплывъ къ берегу, я снялъ вещи, оттолкнулъ
дерево на средину р<u>e</u>ки и б<u>e</u>гомъ пустился въ л<u>e</u>съ... И было пора. Черезъ
минуту показались люди -- шеренга крестьянъ подъ командой солдата. На мое
счастье, собаки въ этой групп<u>e</u> не было, и съ замирающимъ сердцемъ я сл<u>e</u>дилъ,
какъ посл<u>e</u>дн<u>i</u>е люди облавы скрылись въ л<u>e</u>су...
Еще одна опасность осталась позади... А сколько ихъ впереди? ..
Къ вечеру налет<u>e</u>ли тучи и полилъ дождь. Опять струи воды залили мои
сл<u>e</u>ды, и я почувствовалъ себя во временной безопасности отъ погони.
СМЕРТЕЛЬНЫЙ ГАЗЪ
Посл<u>e</u>дн<u>i</u>е десятки километровъ... Все ближе...
Какъ разъ передъ границей полосами, вперем<u>e</u>шку съ {511} болотистыми
м<u>e</u>стами, пошли крупные хвойные л<u>e</u>са, загроможденные буреломомъ. Стволы,
сучья, пни, кустарникъ, молодая поросль -- все это д<u>e</u>лало путь очень
труднымъ. То ползкомъ подъ упавшими деревьями, то обходя, то перел<u>e</u>зая
черезъ баррикады наваленныхъ стволовъ, я медленно двигался впередъ, будучи
въ такомъ л<u>e</u>су въ безопасности, но рискуя сломать ногу въ любой моментъ.
Б<u>e</u>да пришла совс<u>e</u>мъ неожиданно. Перебираясь черезъ кучу поваленныхъ
бурей стволовъ, я почувствовалъ, что гнилое дерево поддается подъ ногой и,
качнувшись въ сторону, ударился бокомъ о стволъ сосенки. Внезапно изъ
кармана раздался хрустъ раздавленнаго стекла.
Молн<u>i</u>ей мелькнула мысль -- бутылка хлоръ-пикрина... Боже мой! Меня
начинаетъ обливать та жидкость, быть около которой можно только въ
противогаз<u>e</u>. Черезъ н<u>e</u>сколько секундъ ядовитый газъ охватитъ меня своимъ
злов<u>e</u>щимъ объят<u>i</u>емъ. Два-три вздоха, обморокъ, и черезъ минуту-дв<u>e</u> --
смерть... И это въ дикомъ л<u>e</u>су, когда я въ плащ<u>e</u>, связанномъ снаряжен<u>i</u>емъ...
Я отчаяннымъ вздохомъ захватилъ въ легк<u>i</u>я запасъ воздуха, мгновенно
отстегнулъ и отбросилъ назадъ спинную сумку, отрывая пуговицы, сорвалъ съ
себя злополучный плащъ и рванулся впередъ съ колотящимся сердцемъ и
разрывающимися легкими.
Какъ я не сломалъ себ<u>e</u> ногъ въ своихъ безумныхъ прыжкахъ черезъ
буреломъ -- не могу понять... Помню только, какъ въ полуообморок<u>e</u> я бросился
на землю метрахъ въ 30-ти, задыхаясь и хватая воздухъ открытымъ ртомъ...
Эта быстрота б<u>e</u>гства, да еще плотность брезента плаща, не позволившая
жидкости смочить платье, -- спасли меня.
Отдышавшись, я выбралъ длинную жердь и осторожно сталъ подкрадываться
къ своимъ вещамъ, заходя со стороны в<u>e</u>тра. Увид<u>e</u>въ плащъ, опять задержалъ
воздухъ въ легкихъ, подб<u>e</u>жалъ къ нему, зац<u>e</u>пилъ жердью, забросилъ на стволъ
поваленнаго дерева и уб<u>e</u>жалъ. Черезъ пять минутъ я такимъ же способомъ
перевернулъ его такъ, чтобы хлоръ-пикринъ вылился изъ кармана, потомъ
выудилъ сумку и провелъ ц<u>e</u>лую ночь безъ плаща, дрожа отъ сырого холода
болотнаго л<u>e</u>са.
Почти весь сл<u>e</u>дующ<u>i</u>й день я не рискнулъ од<u>e</u>ть плащъ и тащилъ его за
собой на веревк<u>e</u>. Только къ вечеру, пров<u>e</u>тривъ его на в<u>e</u>тру и на солнышк<u>e</u>, я
смогъ од<u>e</u>ть его.
И вотъ теперь этотъ плащъ, едва не сд<u>e</u>лавш<u>i</u>йся для меня саваномъ, -- со
мной. И когда пережитое кажется сномъ, я разворачиваю его съ изнанки,
осматриваю пятно отъ ядовитой жидкости и съ понятной гордостью вглядываюсь
въ слова казеннаго штампа: "Свирьлагъ ОГПУ".
ГРАНИЦА
Не могу сказать, когда я перешелъ границу. Прос<u>e</u>къ пришлось перес<u>e</u>кать
много. На каждой изъ нихъ таились опасности, и мн<u>e</u> не было времени
вглядываться, им<u>e</u>ются ли на нихъ пограничные столбы, разставленные на
километръ другъ отъ друга. {512}
Но все-таки стали зам<u>e</u>чаться признаки чего-то новаго. Вотъ черезъ
болото осушительныя канавы. Ихъ раньше не было. Но разв<u>e</u> эти канавы не могли
быть прокопаны на какомъ-нибудь "образцовомъ совхоз<u>e</u> ОГПУ"?
Вотъ на тропинк<u>e</u> обрывокъ газеты. Языкъ незнакомый. Финск<u>i</u>й? Но в<u>e</u>дь,
можетъ быть, это сов<u>e</u>тская газета, изданная въ Петрозаводск<u>e</u> на карельскомъ
язык<u>e</u>.
Вотъ вдали небольшое стадо овецъ. Можно ли сказать съ ув<u>e</u>ренностью, что
это -- <i>финское</i> хозяйство только потому, что въ Карел<u>i</u>и я нигд<u>e</u> не видалъ ни
одной овцы?
Или, вотъ -- старая коробка отъ папиросъ съ финской маркой. Но разв<u>e</u> не
могъ пройти зд<u>e</u>сь сов<u>e</u>тск<u>i</u>й пограничникъ, куря контрабандныя папиросы?
Словомъ, я не зналъ точно, гд<u>e</u> я нахожусь, и р<u>e</u>шилъ идти впередъ до
т<u>e</u>хъ поръ, пока есть силы и продовольств<u>i</u>е и пока я не получу безспорныхъ
св<u>e</u>д<u>e</u>н<u>i</u>й, что я уже въ Финлянд<u>i</u>и.
Помню, свою посл<u>e</u>днюю ночь въ л<u>e</u>су я провелъ совс<u>e</u>мъ безъ сна --
настолько были напряжены нервы. Близился моментъ, котораго я такъ страстно
ждалъ столько л<u>e</u>тъ...
СПАСЕНЪ
Къ вечеру сл<u>e</u>дующаго дня, перес<u>e</u>кая узелъ проселочныхъ дорогъ, я
наткнулся на финскаго пограничника. Моментъ, когда я ясно увид<u>e</u>лъ его
нерусскую военную форму -- былъ для меня однимъ изъ счастлив<u>e</u>йшихъ въ моей
жизни...
Я радостно бросился впередъ, совс<u>e</u>мъ забывъ, что представляю отнюдь не
внушающую дов<u>e</u>р<u>i</u>я картину: рослый парень съ измученнымъ, обросшимъ бородой
лицомъ, въ набухшемъ и измятомъ плащ<u>e</u>, обв<u>e</u>шанный сумками, съ толстенной
палкой въ рук<u>e</u>. Не мудрено, что пограничникъ не понялъ изъявлен<u>i</u>я моего
дружелюб<u>i</u>я, и ощетинился своей винтовкой. Маленьк<u>i</u>й и щуплый, онъ все
пытался сперва словами, а потомъ движен<u>i</u>ями винтовки заставить меня поднять
руки вверхъ. Славный парень!.. Онъ, в<u>e</u>роятно, и до сихъ поръ не понимаетъ,
почему я и не подумалъ выполнить его распоряжен<u>i</u>я и весело см<u>e</u>ялся, глядя на
его суетливо угрожающую винтовку. Наконецъ, онъ сталъ стр<u>e</u>лять вверхъ, и
черезъ полчаса я уже шелъ, окруженный солдатами и крестьянами, въ финскую
деревню.
СРЕДИ ЛЮДЕЙ
Я не в<u>e</u>рилъ въ то, что Финлянд<u>i</u>я можетъ меня выдать по требован<u>i</u>ю
сов<u>e</u>тской власти. Я в<u>e</u>дь не бандитъ, не уб<u>i</u>йца и не воръ. Я политическ<u>i</u>й
эмигрантъ, ищущ<u>i</u>й покровительства въ стран<u>e</u>, гд<u>e</u> есть свобода и право.
Но я ожидалъ недов<u>e</u>р<u>i</u>я, тюремъ, допросовъ, этаповъ -- всего того, къ
чему я такъ привыкъ въ СССР. И я в<u>e</u>рилъ -- что это неизб<u>e</u>жныя, но посл<u>e</u>дн<u>i</u>я
испытан<u>i</u>я въ моей жизни. {513}
Въ маленькой чистенькой деревушк<u>e</u> меня отвели въ баню, гд<u>e</u> я съ
громаднымъ облегчен<u>i</u>емъ разгрузился, вымылся и сталъ ждать очередныхъ
событ<u>i</u>й.
Много я ждалъ, но того, что со мной произошло -- я никакъ не могъ
ожидать.
Въ разд<u>e</u>валку бани вошелъ какой-то благодушный финнъ, потрепалъ меня по
плечу, весело улыбнулся и пригласилъ жестомъ за собой.
"Въ тюрьму переводятъ. Но почему безъ вещей?" -- мелькнуло у меня въ
голов<u>e</u>.
На веранд<u>e</u> уютнаго домика начальника охраны уже стоялъ накрытый столъ,
и мои голодные глаза сразу же зам<u>e</u>тили, какъ много вкуснаго на этомъ стол<u>e</u>.
А посл<u>e</u>дн<u>i</u>е дни я шелъ уже на половинномъ пайк<u>e</u> -- пайк<u>e</u> "б<u>e</u>глеца".
Я отвернулся и вздохнулъ...
Къ моему искреннему удивлен<u>i</u>ю, меня повели именно къ этому столу и
любезно пригласили с<u>e</u>сть. Хозяйка дома, говорившая по русски, принялась
угощать меня невиданно вкусными вещами. За столомъ сид<u>e</u>ло нисколько мужчинъ,
дамъ и д<u>e</u>тей. Вс<u>e</u> улыбались мн<u>e</u>, пожимали руку, говорили непонятныя уму, но
так<u>i</u>я понятныя сердцу ласковыя слова, и никто не намекнулъ ни интонац<u>i</u>ей, ни
движен<u>i</u>емъ, что я арестантъ, неизв<u>e</u>стный, подозрительный б<u>e</u>глецъ, можетъ
быть, преступникъ...
Все это хорошее челов<u>e</u>ческое отношен<u>i</u>е, все это вниман<u>i</u>е, тепло и ласка
потрясло меня. Какой контрастъ съ т<u>e</u>мъ, къ чему я привыкъ тамъ, въ СССР, гд<u>e</u>
homo homini lupus est.
А вотъ зд<u>e</u>сь я -- челов<u>e</u>къ вн<u>e</u> закона, нарушивш<u>i</u>й неприкосновенность
чужой границы, подозрительный незнакомецъ съ опухшимъ, исцарапаннымъ лицомъ,
въ рваномъ плать<u>e</u> -- я вотъ нахожусь не въ тюрьм<u>e</u>, подъ охраной штыковъ, а
въ дом<u>e</u> начальника охраны, среди его семьи... Я для нихъ прежде всего --
челов<u>e</u>къ...
Сотрясенный этими мыслями и растроганный атмосферой вниман<u>i</u>я и ласки, я
почувствовалъ вс<u>e</u>мъ сердцемъ, что я, д<u>e</u>йствительно, попалъ въ иной м<u>i</u>ръ, не
только географически и политически отличающ<u>i</u>йся отъ сов<u>e</u>тскаго, но и духовно
д<u>i</u>аметрально противоположный -- м<u>i</u>ръ челов<u>e</u>чности и покоя... Хорошо, что мои
очки не дали хозяевамъ зам<u>e</u>тить влажность моихъ глазъ. Какъ бы смогъ
объяснить имъ я это чувство растроганнаго сердца, отогр<u>e</u>вающагося отъ своего
ожесточен<u>i</u>я въ этой атмосфер<u>e</u> ласки?
За непр