ссказал о них Ии и
выразил удивление: почему они показываются на улице без всякой
маскировки? Ведь им надо остерегаться не меньше меня. Ии, улыбнувшись,
ответил:
- Они, наверно, тоже переменили фамилии и биографии и считают
себя в безопасности.
Мне почему-то показалось, что Ии уклонился от прямого ответа.
Сидя в деревенском бесте, я целыми днями спал от скуки. После
переезда в Токио я решил избавиться от этой привычки и начал принимать
хиропон - патентованное бодрящее средство, вошедшее в моду после
войны. Подкожное впрыскивание давало больший эффект, чем таблетки.
Сразу же прояснялась голова, исчезала усталость. Недаром это средство
употребляли панпаны, воры и многие из тех, кому приходилось работать в
ночное время. В газетах писали, что постоянное употребление этого
американского препарата приводит к расстройству нервной системы и даже
психическим заболеваниям. Но я не верил этому. Если бы хиропон
действительно делал, людей сумасшедшими, вряд ли разрешили бы так
широко пользоваться им. Он стоил дешевле американских сигарет,
продававшихся в "Тоеко" - магазине бывшего премьер-министра принца
Хигасикуни.
Я привык к хиропону. Он заглушал приступы тоски, охватывавшей
меня время от времени. И каждый раз шприц спасал меня, вливая
очередную порцию бодрости. Но этой порции хватало ненадолго.
Приходилось постепенно учащать уколы.
Я часто ходил по Западной Гиндзе и по другим улицам и переулкам
центральных деловых кварталов. Дома здесь битком набиты всякими
конторами. Я заметил, что некоторые из них почти всегда закрыты днем,
- очевидно, функционировали только по ночам. Рядом с крупными,
кричащими вывесками ресторанчиков и кафе крохотные конторские
вывески-дощечки у входа были совсем незаметны. И еще я отметил, что
многие конторы имели отношение к производству и продаже дрожжевых
удобрений и к разведению ароматных грибов сиитакэ. Очевидно, спрос на
эти удобрения и на ароматные грибы резко возрос после войны.
Ии видел, что я хандрю из-за безделья. Он предложил мне заняться
какой-нибудь работой в его конторе, - например, рассылкой рекламных
листовок и прейскурантов. Я отказался. Не для того я остался жить,
чтобы осквернять себя унизительными занятиями. Стерпеть нестерпимое и
вынести невыносимое - так повелел государь, но это не значит, что
можно терять честь и достоинство, примирившись с тем, что империя
лежит под ногами завоевателей. Мне было стыдно за офицеров, которые
забыли о своем звании и опустились до положения девок-панпанов.
На мою гневную тираду Ии ответил:
- Не осуждай офицеров, которым пришлось после войны заняться
разными делами ради заработка. Они вовсе не забывают о своем прошлом.
Всем бывшим чинам императорской армии и флота разрешено учреждать
землячества, общества одновыпускников военных школ и военной академии
и ассоциации фронтовых сослуживцев. Эти организации объединяют
офицеров на почве совместных воспоминаний, чувства боевой дружбы и
общих традиций...
Я перебил его:
- Эти общества, наверно, созданы для совместных выпивок и игры в
маджан. Это просто клубы панпанов мужского пола. - Я посмотрел на
этажерку, на которой стояли фотографии Дзинтана и других, и вздохнул.
- Мне стыдно перед ними. Я остался жить, чтобы служить государю, а не
для того, чтобы влачить бесцельное существование.
Я показал на газеты, лежавшие передо мной на полу. В них был
напечатан приказ Макартура о запрещении всеобщей стачки, которую
собирались начать работники связи и служащие государственных
учреждений.
- Наконец-то американцы и у нас принялись за дело. Потсдамская
эпоха, кажется, кончилась. Отныне забастовки будут считаться
противозаконным актом. Теперь начнут хватать красных. А я сижу и
ничего не делаю... или разгуливаю с этой проклятой маской на носу. Не
могу больше терпеть. Пойду лучше на площадь и на том самом месте, где
погибли мои друзья...
- Зарезаться всегда успеешь, - сказал Ии, строго посмотрев на
меня. - Сейчас уходить на тот свет - это дезертирство. Ты можешь еще
пригодиться, но только не по части борьбы с японскими красными. Это
сделают без тебя. Нечего нам лезть во внутренние дела. Помни, что у
тебя большой опыт по части специальной службы. Я тебя вызвал для того,
чтобы подыскать какую-нибудь работу. Но... плохо то, что тебе надо
скрываться. Прямо не знаю, что бы придумать...
Спустя неделю после этого разговора Ик сказал мне, что кое-кто из
его бывших сослуживцев по генштабу собирается поехать в Китай - в
Тайюань, где в штабе маршала Янь Си-шаня работает группа наших
офицеров во главе с генерал-майором Ямаока.
- Все они остались там после капитуляции. Янь Си-шань взял их с
разрешения американцев к себе в качестве военных советников. Подожди,
и для тебя со временем будет работа. Как жалко, что ты нелегальная
персона... - Он покачал головой и поцокал языком. - Американцы сейчас
многое прощают нам, но такие дела, как твои... Этого даже они не
простят.
Он опять покачал головой и поцокал языком.
8
Это случилось на базаре в Кисседзи, где собираются спекулянты со
всех концов столицы. Я часто прогуливался в этом районе, одном из
немногих районов Токио, совсем не пострадавших от войны. В тот день я
был на базаре с раннего утра и, решив позавтракать, остановился перед
тележкой продавца лапши. Вдруг раздались свистки и автомобильные
гудки. На базарную площадь кучками выбежали люди с красными флагами и
транспарантами. За ними гнались наши полицейские и джипы с
белошлемными эм пи. По-видимому, проводилась операция против
стачечников. Двое красных бежали в мою сторону. Один из них что-то
кричал своим в мегафон, другой размахивал транспарантом, на котором
было выведено: "Япония не будет колонией!"
Толпа расступалась перед стачечниками и тотчас же смыкалась,
закрывая дорогу полицейским. Когда двое красных поравнялись со мной, я
схватил кадку с лапшой, стоявшую на тележке, и швырнул под ноги
бегущим. Тот, у кого был мегафон, по-видимому вожак, успел отскочить в
сторону, а парень с транспарантом перепрыгнул через кадку. Она угодила
под ноги студенту в фуражке с квадратным верхом. Он взвизгнул, как
женщина, и бросился на меня, я отпихнул его, он покачнулся и тут же
схватил меня за рукав, но, получив удар коленом в живот, согнулся и
зашипел от боли.
- Изменник! - крикнул я студенту и ударил его в нос.
Он упал. Сзади меня кто-то заорал:
- Бей пса!
- Бей! - подхватил другой.
Толпа явно сочувствовала мне, а не студенту. Но в этот момент у
самого моего уха раздался свисток. Не успел я обернуться, как получил
удар дубинкой по голове, и в то же мгновение меня схватили за руки.
- Я не красный! - крикнул я, уцепившись за аксельбант
оказавшегося передо мной эм пи, но он схватил меня за галстук и
потащил к джипу.
Студент что-то шепнул на ухо другому эм пи. Меня втащили в машину
и, стукнув еще раз дубинкой по голове, заставили сесть на пол. Я дал
надеть на себя наручники. Машина тронулась. Спустя некоторое время я
увидел, что мы спускаемся вниз к Тамеикэ и направляемся в сторону
Хибия. Вскоре передо мной появилось семиэтажное здание Общества
взаимного страхования жизни - штаб американского главнокомандующего.
Меня провели в подвальное помещение и впихнули в комнатку, где
вдоль стен стояли мешки с палками для гольфа, а в углу были свалены в
кучу бейсбольные принадлежности: маски, нагрудники, кожаные рукавицы и
биты. Я потребовал, чтобы немедленно доложили начальству о том, что я
арестован по недоразумению, надо было схватить красного, а не меня.
Сержант ответил, что, когда понадобится, я буду вызван. Я попросил
снять с меня наручники. Он ответил, что, когда понадобится, их снимут.
Обыскав меня, он нашел мешочек с амулетом и медицинское свидетельство,
скрепленное печаткой начальника эвакопункта на Иводзима. Мне
оставалось теперь только одно - отстаивать до конца версию, связанную
с этим свидетельством. Если выяснят, кто я, мне конец.
Я просидел в подвале до вечера. Наконец за мной пришли конвоиры.
Мы поднялись на лифте на седьмой этаж. Меня ввели в комнату, где
сидела девица в военной форме. Она сказала по-японски с американским
акцентом:
- Проходите.
С меня сняли наручники. Я вошел в большой кабинет, освещаемый
только настольной лампой. В ответ на мой поклон сидевший за столом
американский офицер, подполковник, показал рукой, чтобы я сел на стул
посередине комнаты, и повернул лампу так, чтобы она светила мне прямо
в лицо. Разглядев меня как следует, американец издал тихий протяжный
свист и, повернув лампу к себе, возобновил прерванное занятие: он
чистил трубку длинной мохнатой палочкой, обмакивая ее в флакончик.
Теперь и я разглядел его как следует. Прищуренные глаза, морщинистый
лоб, маленькие пухлые губы, сложенные бантиком, - сомневаться не
приходилось. Внутри у меня все похолодело. Я быстро зашептал про себя
молитвословие: "Намуамидабуцу, намуамидабуцу, намуамидабуцу..."
Это была не галлюцинация: передо мной сидел он.
7
Харшбергер сказал по-японски:
- Я провел расследование по делу о зверском убийстве пленных
американских летчиков на полуострове Миура в конце мая тысяча
девятьсот сорок пятого года и точно установил фамилии всех японских
офицеров, имевших отношение к этому делу. Ваша настоящая фамилия мне
известна.
Затем он начал рассказывать о своем участии в подготовке
материалов для ряда судебных процессов, состоявшихся на островах Гуам
и Кваджелейн. Эти процессы показали, что японские офицеры
систематически умерщвляли пленных американцев и совершали даже
каннибальские действия согласно старинному японскому воинскому обычаю.
По приговору американского военного суда за каннибализм казнено
несколько десятков видных японских офицеров во главе с
генерал-лейтенантом Татибана и вице-адмиралом Мори. И что самое
интересное, из показаний обвиняемых выяснилось, что один подполковник,
ставший позднее офицером для особо важных поручений при главной
квартире, принимал в бытность на островах Макин и Эниветок деятельное
участие в этих древнеяпонских банкетах. Этот мерзавец подлежит
военному суду, как военный преступник категории "Си", разряда "Тигры".
Категория "Си" - это те, кто совершал чудовищные бесчеловечные деяния,
а в разряд "Тигры" включены все, кто совершал людоедские обряды. Этот
подполковник-тигр будет наверняка повешен. Амулет ему не поможет.
Харшбергер провел пальцем по горлу и подмигнул мне. Затем вызвал
секретаршу и, передав ей записку, приказал:
- Возьмите в картотеке военных преступников сведения на этого
господина.
- Укажите категорию и разряд, - сказала секретарша, - чтобы
быстрее найти.
Харшбергер написал что-то на записке. Взглянув на нее, секретарша
приоткрыла рот и уставилась на меня с жадным любопытством. Она вышла
из кабинета, не сводя с меня глаз.
Через некоторое время Харшбергер спросил сугубо официальным
тоном:
- А почему вы оказали сопротивление нашей военной полиции?
- Потому что меня арестовали по ошибке. Я хотел поймать
красного...
- Вы ударили одного человека...
- Этот студент красный; он бежал...
Харшбергер стукнул костяшками пальцев по столу:
- Вы ударили сотрудника нашей контрразведки в нос и еще в одно
место. И кажется, изувечили. Он преследовал известного красного
лидера. У нас имеются все основания обвинить вас в том, что вы по
заданию Японской коммунистической партии пытались убить сотрудника Си
Ай Си. Готов держать пари, что военный суд расправится с вами как
следует.
- Если меня потащат на суд, я могу рассказать о том, как
некоторые пленные американские офицеры выдавали важнейшие
стратегические тайны, чтобы спасти свою жизнь.
- А у вас есть доказательства? - с улыбкой спросил Харшбергер. -
Показания американского офицера не записывались ввиду чрезвычайной
секретности, и только ваш военный министр, генерал Анами, во время
допроса, который он производил самолично, сделал кое-какие пометки в
своем блокноте. После капитуляции нам были переданы все бумаги из
сейфов военного министра, в том числе и блокнот министра, но, так как
все записи в этом блокноте, сделанные иероглифической скорописью, не
поддавались прочтению, этот блокнот, на основании моего заключения,
был сожжен вместе с другими бумагами, не представлявшими интереса. Так
что вы ничем не сможете подкрепить свои слова. Суд не поверит
голословным заявлениям военного преступника.
- По пометкам, сделанным министром, мной была составлена
всеподданнейшая докладная записка. В ней точно указана фамилия
пленного американца, давшего сведения о предстоявших операциях
"Олимпик", "Коронет" и "Серебряное блюдо". Я назову на суде фамилии
нескольких старших офицеров из секретариата Высшего совета по ведению
войны, которые читали эту записку, - ответил я.
- Назовите этих офицеров.
Я сделал вид, что пытаюсь вспомнить, но затем отрицательно
покачал головой.
- Не хочешь сказать?
Он схватил большую настольную зажигалку и швырнул в меня.
Зажигалка попала мне прямо в ухо.
Я понял: мое сообщение о том, что имеются живые свидетели, было
неожиданным для него. Он считал себя в полной безопасности, но вдруг
оказалось, что я держу его тайну в своих руках. Мы были в одинаковом
положении: "держали друг друга за хвост".
Харшбергер с шумом отодвинул кресло и, подойдя ко мне, гаркнул:
- Встать, грязная тварь! Не забывайся! Я тебя выучу европейским
манерам!
Я встал. Он взял два карандаша со стола:
- Назови фамилии этих офицеров. Скажешь?
- Я не помню сейчас. Клянусь...
- Давай руку.
Он приказал мне растопырить пальцы и вставил между ними
карандаши.
- Сейчас начну сжимать и буду жать до тех пор, пока не выжму все!
Но я не советую упрямиться. Зачем зря мучить себя? Вы не хотите
назвать фамилии, чтобы сохранить козырь на всякий случай. Так?
Он посмотрел мне в глаза:
- Вы держите этот козырь, потому что боитесь меня?
- Да. Я боюсь вас, и вы боитесь меня. У нас одинаковое положение.
- Нет, у меня преимущество. На этот раз вы сидите у меня в
качестве пленного. Но... можно говорить по-деловому. Как вы считаете?
Я кивнул головой.
В дверь постучали. Харшбергер бросил карандаши на стол и вернулся
на свое место.
- Войдите! - крикнул он.
Вошла секретарша и положила на стол листок с прикрепленной к нему
карточкой. Затем подняла с пола зажигалку и, передав своему
начальнику, вышла. Пробежав карточку, он удивленно посмотрел на меня и
приказал повернуть голову. Я повернул. Он протяжно свистнул.
- Шрам на месте. Значит, это вы. - Он откинулся на спинку кресла
и тихо засмеялся. - Я так обрадовался нашей встрече, что совсем забыл
о том, что вас уже давно нет в живых. Ваш труп был найден на дворцовой
площади, сожжен и пепел передан вашей семье. Эти данные совершенно
точны. Картотека второго отдела основана на самых достоверных
сведениях.
- Разумеется, - вежливо подтвердил я.
- А ловко придумали, мерзавцы! - сказал он с восхищением. -
Только азиаты могут придумать такое... одни зарезались, а другие
присвоили их трупы... Понятно, почему почти все, кого мы включили в
разряд "Тигры", оказались мертвыми. Значит, они так же мертвы, как
вы... Тело в могиле, а дух шатается по городу.
- Это получилось только со мной, и то случайно, - сказал я,
опустив глаза. - Я приготовился умереть, но мне помешали... а потом
как-то не пришлось. Но мои друзья действительно покончили с собой, как
подобает доблестным людям. Их почетная кончина...
- Короче говоря, вы струсили. А кто эта ваши доблестные друзья?
Я назвал имена Дзинтана, Муссолини, Кацумата и Минэ. Когда я
сказал, что все они в свое время служили в штабе Квантунской армии,
Харшбергер записал их имена и спросил, окончил ли кто-нибудь из них
школу Накано, выпускавшую работников секретной службы. Я ответил, что
школу Накано кончили Муссолини и Кацумата. Харшбергер опять что-то
записал.
- У вас прекрасный послужной список, - сказал он и похлопал по
листку, прикрепленному к карточке. - Вы имеете богатый опыт секретной
службы на материке. Думаю, что вы окажетесь нам полезны. Начнем с
того, что вы дадите сведения по некоторым вопросам. Садитесь сюда,
господин дух. - Он показал на кресло у стола. - Хотите сигарету?
- Очень прошу дать мне хиропон, - сказал я, подойдя к столу. -
Может быть, найдется у кого-нибудь... Мне очень нехорошо...
- Вы тоже принимаете? - Он вытащил из верхнего кармана коробочку
и протянул мне. - Только у меня таблетки.
Я жадно проглотил две таблетки сразу. Он написал вопросы и
передал мне. Мне предлагалось сообщить, какую работу я вел в
шанхайском органе специальной службы, перечислить секретных агентов,
работавших по моим заданиям среди гоминдановцев и в тайном уголовном
обществе Хунбан, и изложить все, что мне известно о деятельности так
называемого "института Тоа-добунсеин" - нашего разведывательного
органа в Шанхае, который вел работу против красного подполья.
- Возьмите эту бумажку домой и приготовьте ответы. А я подготовлю
другие вопросы. Где вы живете?
Узнав мой адрес, Харшбергер позвонил куда-то и, вызвав майора
Шеррода, спросил, известна ли ему контора Ии. Получив ответ, он
положил трубку и сказал:
- Не говорите этому Ии о том, что вы были здесь, и о нашем
разговоре. Даете слово? Можно верить вам?
- Даю слово. Японскому офицеру можете верить.
Харшбергер закурил трубку. Докурив ее до конца, он оказал:
- Если считать, что сведения картотеки верны, то
подполковника-тигра нет в живых, и следовательно, его нельзя судить.
Так?
- Если суда не будет, то все, что знал покойный подполковник,
останется тайной навсегда. Мертвецы - лучшие хранители тайн.
- Договорились! - Он встал и, черкнув на обратной стороне
листочка номер своего телефона, передал мне. - Позвоните, когда будут
готовы ответы, и мы увидимся. Помните наш разговор при первой встрече?
Мы говорили тогда о будущем...
- Вы говорили о будущем американском варианте "плана Исихара"...
- Да. Будущее, о котором мы тогда говорили, стало настоящим. У
нас теперь общая цель - спасти Восточную Азию от красного потопа. Мы
союзники.
- Ваш союзник растоптан, и у него голые руки.
- Не преувеличивайте! Вы вовсе не растоптаны. А что касается
голых рук, то это дело поправимое. Вы провели, согласно нашим
указаниям, демобилизацию армии так организованно, что в любой момент
сможете совершить обратный процесс с такой же быстротой. - Он
подмигнул мне и протянул руку. Я пожал ее. Он вложил в конверт мешочек
с амулетом, медицинское свидетельство и листочек и протянул мне.
- Можете больше не скрываться. Свидетельство, выданное вам на
Иводзима, - подлинный документ. Берите. Ваше пребывание в бесте
кончилось. Поздравляю.
Я взял конверт:
- Хорошо, что наш разговор кончился благополучно и обошлось без
всяких неприятных процедур.
- Эту штуку с карандашами мы знаем. Она у нас называлась
"деревянной перчаткой", - сказал я.
- А вот это... - Он вынул из кармана спички и, закурив трубку,
поднес к своей руке горящую спичку. - Очень действенный способ.
Особенно если применять его с толком - не давать передышки и в то же
время не доводить до обморока. Никому не советую пробовать...
Он вздрогнул и, бросив догоревшую до конца спичку на пол, подул
на пальцы и потряс рукой.
- Ну, идите, - сказал он, морщась. - Ждите моего звонка.
Харшбергер вызвал лейтенанта и приказал выпустить меня из здания.
Когда мы прощались, он предупредил меня о том, что по картотеке
"криминал реджистри" - уголовной регистратуры 2-го отдела штаба - я
значусь покойником, поэтому должен раз навсегда забыть свое настоящее
имя и помнить только фамилию и чин, указанные в медицинском
свидетельстве. Затем он еще раз взял с меня слово, что я никому не
скажу о нашей встрече. Я поклялся честью японского офицера, что
сохраню все в тайне.
ГЛАВНАЯ КОНТОРА
1
Вернувшись домой, я рассказал Ии обо всем - о том, как я попал в
американский штаб, о встрече с Харшбергером и о разговоре с ним. Ии
слушал меня, сложив, как всегда, руки на животе и удовлетворенно кивая
головой.
- В общем, все получилось очень удачно. Ты должен быть благодарен
этому шпику из Си Ай Си. Считай себя амнистированным. Теперь можешь
открыто работать в моей конторе.
- Торговать дрожжевыми удобрениями? - Я брезгливо скривил рот.
Ии беззвучно рассмеялся:
- Нет, теперь тебе можно сказать о более интересных делах
конторы.
Он начал свой рассказ с так называемого Манильского совещания.
Сейчас же после того как по радио был передан высочайший указ о
капитуляции, генерал Макартур вызвал в Манилу заместителя начальника
японского генштаба генерал-лейтенанта Кавабэ Торасиро. Макартур лично
принял Кавабэ и имел с ним беседу в присутствии начальника штаба
Сатерленда. В процессе этой беседы Макартур дал секретные указания
представителю японского командования.
По возвращении в Токио Кавабэ сделал всеподданнейший доклад
государю, и имперское правительство немедленно приступило к
осуществлению указаний Макартура.
Главнокомандующему японских войск в Китае генералу Окамура было
приказано заключить секретное соглашение с начальником гоминдановского
генштаба Хо Ин-цинем, а, командующему армейской группой 1-го
направления генерал-лейтенанту Оумида - заключить соглашение с
маршалом Янь Си-шанем. Оба соглашения обеспечивали проведение
капитуляции японских войск в Китае таким образом, чтобы не допустить
перехода важнейших районов Китая в руки китайских коммунистов. В
случае необходимости японским войскам надлежало проводить военные
операции против красных совместно с гоминдановскими войсками. Вскоре
от Окамура было получено донесшие о том, что он встретился с Хо
Ин-цинем в Чжицзяне и подписал соглашение.
Затем началось расформирование японских вооруженных сил в
метрополии. По мере роспуска воинских частей и военных учреждений
создавались различные объединения демобилизованных: артели, конторы,
землячества, клубы. Это делалось для того, чтобы предотвратить
распыление кадровых офицеров. Все эти офицерские объединения - вне
зависимости от их характера и наименования - поступали под контроль
штаба американского главнокомандующего.
Затем американскому командованию были переданы мобилизационные
списки японской армии и секретные архивы генштаба - в первую очередь
материалы, связанные с планом Исихара и с одним из его вариантов,
носившим шифрованное название "Особые маневры Квантунской армии".
Словом, все указания американского главнокомандующего были
выполнены.
- В ведении какого отдела американского штаба находятся
объединения демобилизованных? - спросил я.
- Специального отдела, который занимается организацией японских
полицейских формирований. Но на деле функции отдела значительно шире.
Отдел носит название: контора "Зи Эф".
- Как расшифровывается?
- "Зи" - это сокращенное "зиро аур" - решительный час, а "Эф" -
это "форсес" - вооруженные силы.
- Вооруженные силы для решительного часа... Многозначительное
название!
Ии кивнул головой:
- Достаточно ясное. Оно означает, что американцы решили
унаследовать план Исихара. Осуществить то, что не удалось нам.
- И еще означает, что без нашей помощи им не обойтись?
- Никак не обойтись.
Мы переглянулись и засмеялись. Ии достал из шкафа бутылку "Белого
журавля" и чайные чашки. Мы стали пить сакэ, не подогревая его.
Я задавал один вопрос за другим. Ии терпеливо удовлетворял мое
жадное любопытство. Он объяснил мне структуру конторы "Зи Эф". Она
подчинена непосредственно начальнику штаба главнокомандующего и
состоит из нескольких отделений, в ведение которых входят японские
полицейские силы на суше и на море и объединения бывших строевых
офицеров. Кроме того, при конторе имеется несколько специальных групп.
Первая группа ведает объединениями генштабистов, в том числе и
конторой Ии. Вторая - бывшими офицерами жандармерии и чинами тайной
политической полиции, то есть специалистами по борьбе с левыми. Третья
группа руководит бывшими офицерами секретной службы - специалистами по
агентурно-разведывательной работе, а те офицеры секретной службы,
которые проводили тайные акции особого значения, подчинены четвертой
группе - группе "Джэй". Эта группа по своим функциям соответствует
8-му сектору нашего генштаба.
- Я слышал о твоем Харшбергере, - сказал Ии. - Говорят, он
выполняет особо секретные поручения начальника разведывательной службы
штаба генерал-майора Чарлза Уиллоби, и поэтому в штабе его зовут
"Хаш-хаш", что значит "Не подлежит оглашению". Хаш-хаш теперь работает
в конторе "Зи Эф" в группе "Джэй". Тебе повезло, что ты попал именно к
нему. Он, очевидно, сегодня старший дежурный по отделу.
Мы проговорили до утра. Посмотрев на часы, Ии включил радио. Шла
как раз передача "Розыск родных и знакомых". Я просыпался всегда очень
поздно и поэтому ни разу не слышал этой передачи. Но я знал, что в
послевоенной Японии ни одну передачу не слушают с таким взиманием, как
эту.
Торговец сандалиями такой-то, проживающий там-то, искал свою
жену, исчезнувшую во время одной из бомбежек Токио, и просил
отозваться всех, кто знал о ее судьбе. Родных одного унтер-офицера,
погибшего в Бирме, просили явиться за урной с пеплом по указанному
адресу. Супружеская чета, приютившая девочку после смерти матери,
разыскивала отца девочки, который должен был вернуться из Кореи.
Затем диктор прочитал:
- Бывшая сестра милосердия Сакано Кумако, репатриированная с
Борнео пятнадцатого ноября прошлого года и проживающая по прежнему
адресу, хочет видеть господина Хамада Иноскэ.
Я усмехнулся:
- Ищет возлюбленного.
- Нет, - сказал Ин, - это означает, что в конторе Сакума завтра в
пятнадцать часов состоится собрание офицеров, служивших в авиационном
отряде Хамаи. В экстренных случаях этой передачей пользуются для
извещений.
2
Чутье старого работника специальной службы все-таки не обманывало
меня. Недаром меня так тянуло в узкие переулки деловых кварталов, где
стоят в ряд дома, увешанные вывесками всякого рода предприятий.
Недаром эти вывески привлекали мое внимание. Но я не знал тогда, что
начертанные на них иероглифы, цифры и латинские буквы надо читать
по-особому.
Оказывается, "дрожжевые удобрения" означали то же, что и
"ароматные грибы сиитакэ". Все компании и конторы, на вывесках которых
фигурировали эти удобрения и эти грибы, были филиалами известной Лиги
Восточной Азии - организации сторонников, генерала Исихара.
Общества и клубы с цифровыми обозначениями - Общество 8, Общество
14, Общество 38 и многие другие - были объединениями офицеров,
служивших в одной и той же части или вместе учившихся.
"Артели совместного земледельческого труда" представляли собой
объединения офицеров авиационных отрядов. А артели велорикш в
крупнейших городах и рыболовные артели в деревнях на берегу Японского
моря были сформированы из офицеров наземных войск и флота. Некоторые
артели состояли исключительно из тех, кто был в танковых и
парашютно-десантных отрядах смертников.
К этим организациям примыкали члены крайне правых обществ,
которые после войны были распущены, но вскоре с разрешения
американского штаба возродились под другими названиями.
Штаб-офицеры объединились в небольшие замкнутые группы, похожие
на те боевые группы, которые была созданы накануне мятежа.
В доме напротив станции Йоцуя, на котором висела вывеска
"Гостиница Фукудая", помещался штаб группы морских офицеров, а в
гостинице "Вакамацусо" в районе Усигомэ помещался штаб группы военных
врачей-бактериологов. Клуб "Романс" на Западной Гиндзе - в здании,
примыкающем к телеграфному агентству Денцу, был штабом офицеров,
окончивших разведывательную школу Накано.
Кафе "Акахоси" в районе Сибуя служило явочным пунктом для
офицеров штаба армии в Корее, а контора Ии - для
офицеров-генштабистов, работавших по русской линии. Эти штабы и
явочные пункты офицерских групп были рассеяны по всему Токио под
вывесками кафе, ресторанов, гостиниц и прочих предприятий.
А над всеми обер-офицерскими и штаб-офицерскими объединениями и
группами стояли руководящие органы, замаскированные под торговые и
транспортные конторы. Их возглавляли виднейшие представители
генералитета императорской армии.
Все нити от этих компаний, контор, артелей, содружеств, клубов и
кафе сходились в одном месте - в главной конторе в квартале Хибия,
которая официально именовалась General Headquarters - главная
штаб-квартира, сокращенно GHQ. А японские красные расшифровывали это
сокращение по-своему: Go Home Quick - убирайтесь домой скорее.
3
После того как Ии посвятил меня в дела, Токио, который я видел до
сих пор только с фасада, вдруг повернулся, как на вертящейся сцене
театра Кабукидза, и предо мной отрылся другой Токио. Если первый Токио
был похож на хиросимскую женщину с лицом, изукрашенным пятнами ожогов
и разноцветными полосами, то второй Токио напоминал зашифрованный
документ, в котором говорятся о самых интересных, самых волнующих
вещах.
Прежде всего мне надо было восстановить связи. С этой целью я
посетил несколько контор. Никаких паролей не требовалось. Достаточно
было телефонного звонка рекомендующего - меня рекомендовал Ии - и его
визитной карточки с приложением личной печатки. Надобности в более
строгой конспирации не было, так как наши конторы функционировали с
разрешения свыше. Если и принимались некоторые меры предосторожности,
то только для того, чтобы предупредить просачивание сведений в прессу.
А кое-что уже просочилось. Китайское коммунистическое агентство
Синьхуа опубликовало сообщение о существовании при штабе Макартура
отдела "Зи Эф". Никаких подробностей не приводилось, и наши конторы
вовсе не упоминались, но было ясно, что китайцам удалось пронюхать
что-то. Отсюда вывод: надо быть начеку.
Существовала угроза и со стороны иностранных корреспондентов и со
стороны японских красных. Некий Хью Дин, английский корреспондент, уже
огласил сведения о тайной конференции верноподданнических обществ,
состоявшейся в парке Уэно. А корреспондент агентства Рейтер Дэнни
Уорнер объявил на весь мир о том, что в Японии существует широко
разветвленное военное подполье, во главе которого стоят бывшие
генералы и руководители финансово-промышленных монополий. Фамилий
Уорнер не приводил.
В результате расследования, произведенного конторой Аояма,
выяснилось, что Хью Дин купил сведения у одного из участников
конференции в Уэно, бывшего летчика из отряда смертников "Горная
вишня". Такой поступок заслуживал кары, и вскоре бывший летчик попал
под грузовик на шоссе около Омори. А Дэнни Уорнеру, как выяснилось,
проболтался в пьяном виде офицер Си Ай Си - американской
контрразведки. Штаб главнокомандующего немедленно принял меры. Офицера
перевели на остров Мидуэй, а полковник Кадис из 2-го отдела подсунул
Уорнеру версию о том, что штаб главнокомандующего только недавно узнал
о существовании в Японии нескольких негласных организаций, которые
ставят исключительно внутриполитические цели - хотят добиться смены
кабинета. Версия, исходящая от такого авторитетного источника, как
полковник Кадис, была признана Уорнером более достоверной.
Но с красными журналистами дело обстояло хуже. В левых газетах
уже появлялись сообщения о том, что антикоммунистическая организация
"Содружество хризантемного флага" получает деньги от крупного
промышленника Охира. В других сообщениях красные намекали, правда в
самой общей форме, на существование тайных военных организаций.
Красные, по-видимому, что-то учуяли и старались изо всех сил добыть
конкретные данные. Поэтому при всех больших конторах были созданы
специальные контрразведывательные группы, состоящие из бывших чинов
жандармерии и особого высшего отдела - тайной полиции. Им была
поручена охрана наших секретов от красных.
На эту тему я говорил с полковниками Судзуки Кейси и Хидака Сиро,
с которыми встретился в клубе "Будзен". Судзуки одно время преподавал
вместе со мной в школе Накано. Он читал курс по "ханкан" -
контриспользованию агентуры неприятельской разведки, а я - по технике
связи с агентурой особого назначения. А полковника Хидака я знал по
Китаю. Он заслужил известность своими специальными акциями в глубоком
тылу противника. Теперь он возглавляет так называемый "орган Хидака",
где группируются бывшие офицеры специальной службы. Штаб Хидака
помещается в отделе "Кубана" в квартале Цукидзи.
Оба согласились со мной: надо не только обороняться от красных -
пора переходить в наступление. По приказу американского
главнокомандующего наше правительство (уже отдало распоряжение полиции
приступить к массовым арестам стачечников, демонстрантов,
подстрекателей и их пособников. Арестные дома и тюрьмы вскоре
заполнились до отказа.
Получив сведения о том, что генеральный секретарь компартии
Токуда совершает объезд заводских районов на Кюсю, специальные группы
"Содружества хризантемного флага" выехали в Омута и Куруме и устроили
засаду, однако их опередил один из членов филиала Антикоммунистической
Лиги в Сага. Он метнул гранату, но она не долетела. Токуда подучил
только легкое ранение.
Спустя три дня после покушения на Токуда Макартур издал директиву
о категорическом запрещении рабочим и служащим государственных и
муниципальных учреждений проводить какие бы то ни было
"координированные приостановления работ". В соответствии с этой
директивой японское правительство объявило, что участие в стачках
будет считаться государственным преступлением и караться тюремным
заключением.
Ответ последовал немедленно. Начались забастовки протеста.
Сначала выступили машиностроительные рабочие в Токио, затем
железнодорожники на островах Сикоку, Хоккайдо и Кюсю, вслед за ними
телеграфисты и почтовики Осака, Нагано и других городов на Хондо. На
всех четырех главных островах Японии развевались красные флаги
стачечных комитетов. Так ответили красные на запрет из Хибия.
4
Я уже давно написал ответы на вопросы Хаш-хаша. Когда я, наконец,
позвонил ему, он назначил встречу на 22 часа у каменных львов перед
Домом собраний в Хибия. Он подъехал в машине, и мы направились на
явочную квартиру в одном из безлюдных переулков квартала Таканава.
Этот квартал барских особняков совсем не пострадал от бомбежек.
Машина въехала в ворота старинного типа с медными украшениями и
остановилась перед особняком в конце большого двора, усыпанного
гравием. Мы вошли во внутренний сад с прудом и перекинутым через него
каменным мостиком, с холмиками, крошечными водопадами и соснами с
длинными извивающимися ветвями, подпираемыми костылями. В углу сада
вместо хижины для чайных церемоний стоял домик типа бунгало.
Хаш-каш открыл дверь своим ключом и провел меня в комнату с
европейской мебелью, но с японскими картинами - непристойными
гравюрами эпохи Эдо.
К моему удивлению, Хаш-хаш перелистал тетрадку с моими ответами
без всякого интереса и небрежно засунул в карман
- Я написал об интересных вещах, - сказал я. - О том, как наша
разведка в Шанхае поддерживала во время войны деловой контакт с
резидентами гоминдановской разведки - Чжу Тай-яо и Цзян Хао. Мы
совместно проводили специальные акции против красных подпольщиков.
- Я передам ваш доклад тем, кто занимается этими делами. Меня
теперь интересует другое. Но об этом мы поговорим через некоторое
время. - Он посмотрел на меня с улыбкой. - Ну как, ознакомились с
вашим... подпольем?
Я засмеялся:
- Подполье, разрешенное и опекаемое сверху. Самое оригинальное
подполье в мире. К чему эта конспирация?
Хаш-хаш скорчил гримасу:
- Приходится... Не забывайте, что в Союзном совете для Японии
сидят советские представители... Перед каждым заседанием совета -
особенно когда известно, что будет очередная неприятность с их
стороны, - наш представитель уезжает на курорт в Хаконэ и набирается
сил. Трудновато ему приходится.
- Ваш представитель, конечно, твердит насчет укрепления основ
демократии в Японии и претворения в жизнь демократических идеалов...
- А они в ответ начинают обстреливать его пунктами Потсдамской
декларации. И нашему приходится только отмахиваться руками.
- Сейчас они, наверно, особенно сильно нажимают насчет репрессий
против стачечников?
Хаш-хаш кивнул головой:
- Да. Наша головная боль - это японские красные. Ну ничего, на
днях им преподнесут сюрприз - одним ударом расправятся с ними. Вот
увидите.
Я вопросительно посмотрел на него.
- Узнаете сами. Сегодня я пригласил вас просто так... захотелось
повидать. Скоро начнем работать. Только предупреждаю. Имейте в виду,
что вы умерли и вместо вас существует тот, кому было выдано
свидетельство на Иводзима. Когда будете представляться кому-нибудь,
называйте всегда новое имя. А во-вторых, хотя у нас и негласно
разрешенное подполье, но все равно надо соблюдать правила конспирации.
Мы поручаем некоторым японским офицерам доверительную работу, и в
первую очередь тем, кто в силу тех или иных причин... - он пристально
посмотрел на меня, - считает целесообразным ладить с нами и выполнять
наши секретные поручения. Но мы требуем от этих офицеров, чтобы они
никому из своих друзей, даже самым близким, не говорили ни слова о
своей работе. Другое дело, когда мы их сводим вместе в группы.
Понятно?
Я утвердительно наклонил голову. На этом кончилась наша первая
встреча на Таканаве.
Как только я стал рассказывать Ии о встрече с Хаш-хашем и о
предстоящей расправе над красными, он остановил меня.
- Знаю. Завтра на рассвете многие из наших поедут в пригород
Кинутамура смотреть на этот "матч". Возьми с собой оружие. По ходу
дела, может быть, придется принять участие. Там соберутся члены
"Содружества хризантемного флага" и других организаций. Как только
начнется свалка, они приступят к действиям. Этот инцидент в Кинутамура
может стать поворотным пунктом в истории послевоенной Японии.
Дело заключалось в следующем. Группа уволенных рабочих и служащих
кинокомпании "Тохо" засела на территории киностудии, требуя
восстановления их на работе. Уволенных поддержали остальные рабочие и
служащие студии. Конфликт уже продолжался четыре месяца. Обе стороны
отказывались идти на уступки.
По сведениям, имевшимся у американского командования, на
территории студии засело две тысячи стачечников и примкнувших к ним из
солидарности рабочих других предприятий. Они превратили киностудию в
своеобразную крепость - оборонительные сооружения были возведены по
проектам группы левых кинорежиссеров во главе с Камеи Фумио. Перед
всеми служебными корпусами были поставлены громадные бочки с
несмываемой краской, а над ними установлены мощные вентиляторы,
употребляемые при съемках. В случае вторжения полиции имелось в виду
пустить эти вентиляторы. Силой ветра краска будет разбрызгиваться во
все стороны, залепляя глаза нападающих. На их голову будут падать
подпиленные деревья, а с крыш и окон - мешки с толченым стеклом. На
каждом шагу были устроены электрические капканы. И еще было
заготовлено немало сверхковарных сюрпризов, до которых могли
додуматься только кинорежиссеры. И кроме того, американцы были
уверены, чт