ое зеркало я увидел, как из-за курятника, над которым еще стоял
столб пыли после того, как его насквозь прошиб наш "ситроен", выскочил
какой-то черный джип с хромированными защитными дугами и устремился вслед за
нами, плюясь вспышками автоматных очередей и одиночными пистолетными
выстрелами. Верхний люк джипа открылся, в нем появилась голова, а затем
некое сооружение с двуногой cошкой, такое до боли знакомое сооружение,
которое не могло быть не чем иным, кроме как легким пулеметом. Но я не успел
угадать конструкцию -- боковое зеркало разлетелось от прямого попадания
пули.
-- Ничего себе! -- заметил Трубач и включил форсаж.
Ходовые характеристики нашего "ситроена" были такие, что хоть выпускай
его на международное ралли Париж -- Дакар. Но и горючку он жрал так, что
каждые три-четыре сотни километров нам приходилось причаливать к комплексам
"Интертанков", симпатичным таким сооружениям, где, кроме заправки, всегда
есть кафе, мехмастерские, души и даже небольшие отели. И заливать в
ненасытную утробу приходилось не соляру, а высокооктановый девяносто восьмой
и желательно "бляйфрай", а литр его стоил почти полтора бакса.
Из-за этого при покупке прижимистый Боцман целый скандал устроил, но
времени искать дизельный грузовик у нас не было. Так что на всякий случай,
про запас, мы купили и загрузили в кузов двухсотлитровую шелловскую бочку
бензина, и сейчас воспоминание о ней заставило меня подскочить так, словно
бы в задницу ужалила оса.
Я высунулся в окно: расстояние между нами и джипом сокращалось.
-- Не давай ему нас обойти! -- крикнул я Трубачу и рванулся в спальный
отсек кабины. Док дрых себе в подвесном гамаке, а Боцман, разбуженный
тряской, сидел на матрасике и спросонья никак не мог понять, что происходит.
Отсек соединялся с фургоном небольшой дюралевой дверью, я пинком раскрыл ее
и вывалился в кузов, лихорадочно размышляя, чем бы прикрыть эту проклятую
бочку. Попадет в нее шальная пуля -- все, сгорим, как рождественская шутиха.
Но в фургоне, как на грех, не было даже какого-нибудь деревянного щита, не
говоря уж о куске железа. Вообще ничего не было, кроме двух ковров, в одном
из которых вытащили с виллы Назарова. И бочка была стоймя привязана
проволокой в углу возле кабины -- точно чтобы от нас всех не осталось и
мокрого места!
-- Откручивай! -- приказал я Боцману, вывалившемуся в кузов следом за
мной, а сам кинулся в конец фургона, с трудом удерживая равновесие на крутых
виражах. Ясно было, что джип пытается нас обогнать, а Трубач бросает
"ситроен" из стороны в сторону, загораживая ему дорогу.
Я расшнуровал плотно стянутые половинки тента и выглянул наружу. Джип
висел у нас на хвосте, метрах в двадцати, его мотало по всей ширине дороги,
водитель выискивал малейшую возможность протиснуться между кюветом и
"ситроеном" и вырваться вперед. Малый, торчавший в верхнем люке, припал к
пулемету и короткими очередями лупил по нашим колесам.
-- Готово! -- крикнул мне Боцман и покатил бочку к заднему борту,
наваливаясь на нее всем телом, чтобы инерцией не вышибло ее из рук. У
меня-то мысль была самая банальная: положить бочку набок. Но план Боцмана, в
который я мгновенно врубился, был куда лучше. Даже странно, как это у
человека спросонья могут рождаться такие планы.
Мы притиснули бочку к середине заднего борта, отщелкнули замки и
припали к щели, выжидая удобный момент. Он наступил довольно быстро.
"Ситроен" занял правую полосу на шоссе, джип повторил его маневр. Это
означало, что впереди появилась какая-то встречная машина. Джип начал
подтягиваться, я видел, как водитель джипа даже чуть подался вперед, чтобы
не пропустить момент, когда левая полоса освободится и можно будет швырнуть
свою машину в просвет. Встречная была уже на самом подходе.
Я крикнул:
-- Давай!
Мы навалились на бочку, борт откинулся, бочка грохнулась на асфальт и в
нее, как по писаному, врезалась хищная морда джипа. Остальное покрылось
мраком неизвестности. Я лишь успел краем глаза заметить, как справа
мелькнула и снарядом ушла вперед какая-то встречная легковушка, а на том
месте, где состоялась встреча джипа с двухсотлитровой бочкой прекрасного
шелловского бензина "бляйфрай", возник багрово-дымный шар и из него в
стороны и вверх полетели куски металла. И, может быть, не только металла.
Мы с Боцманом сидели на полу фургона и провожали взглядом быстро
удалявшуюся картину.
-- По-моему, это был "паджеро", -- проговорил он.
-- Нет, "рэнглер", -- без особой уверенности возразил я.
-- "Паджеро", точно тебе говорю! -- почему-то загорячился Боцман. --
"Мицубиси-паджеро", движок два с половиной литра, пятидверный, семь мест. И
не спорь, вечно ты споришь!
Я возмутился:
-- Я спорю?! А кто рубаху на груди рвал, доказывая, что этот "ситроен"
нам даром не нужен? Я? "Солярка дешевле"! Хороши мы были бы сейчас с твоей
соляркой! Не так, скажешь?
Боцман посопел и согласился:
-- Ну, так. Только это был все равно "паджеро"!
Мы подняли борт, защелкнули крепеж, зашнуровали заднюю часть тента,
пулевые дырки в котором делали темный фургон слегка похожим на планетарий, и
через спальный отсек пролезли в кабину. Док уже выбрался из гамака и сидел у
окна с неизменной своей "Мальборо". Он потеснился, давая нам место на
сиденье, и спросил:
-- Ну, так что же это было?
-- "Мицубиси-паджеро", -- ответил Боцман.
-- Мотор два с половиной литра, пять дверей, семь мест, -- подтвердил
я.
-- А если менее конкретно? -- спросил Док.
Дорога по-прежнему была почти пуста, редко-редко проходили встречные
машины, из автомобильного приемника лилась какая-то
полувосточная-полуевропейская мелодия.
-- Что это за музыка? -- спросил я Трубача.
-- Сиртаки.
-- Сиртаки? -- удивился я. -- Это и есть сиртаки? Надо же. А могли бы
так и не услышать. Симпатичная музыка... Ну, что ты на меня уставился? --
проговорил я, обращаясь к Доку. -- А то сам не знаешь, что это было. Засада
это была. А если спросишь чья -- сам и будешь отвечать на свой вопрос!
Нас со свистом обогнала темно-вишневая "альфа-ромео" с греческими
номерами.
-- Второй раз она нас уже обгоняет, -- отметил Трубач.
Я даже внимания не обратил на его слова. Обычное дело. Заехали
пообедать, тут мы их и обошли. Любая остановка в дороге -- как минимум
трехкратная потеря времени. Особенно на наших, российских, дорогах.
Обгоняешь, обгоняешь бесконечно ползущие "зилки" и "МАЗы", остановился
заправиться или перекусить -- и все они снова впереди, снова их обгоняй,
вылетая на встречную полосу.
-- Засада, -- помолчав, повторил Док. -- Не буду спрашивать, чья. Меня
другое интересует. Семиместный "паджеро". Сколько мест в нем было занято?
-- Не обратил внимания, -- ответил я.
-- Нам, знаешь ли, как-то не до этого было, -- подтвердил Боцман.
-- Мне тоже, -- сказал Трубач.
Еще километров десять мы проехали молча.
Засада, мать ее. В Болгарии. Не могло это быть Управление. Никак не
могло. В пору, когда КГБ было всесильно, куда ни шло. Да и то не так бы
сделали. Задействовали бы дорожную полицию, они бы нас культурно тормознули,
мы бы культурно остановились -- и бери нас голыми руками без всякой пальбы.
А сейчас -- нет, не те времена. Независимая демократическая Болгария. Да они
от одного упоминания КГБ вздрагивают. Рискнули втихаря, без санкции властей?
Больно уж сомнительно. Достать грузовик и джип -- не проблема, допустим. А
людей сколько задействовали? Один -- водитель грузовика, второй -- водитель
джипа, третий -- с пулеметом в верхнем люке, да еще двое, а то и трое, что
палили из окон из автоматов и пистолета. Кстати -- по колесам палили. И
пулеметчик тоже. Значит, задача была не перестрелять нас, а остановить. Для
начала. Потом, может, и перестреляли бы, но сначала им нужно было нас
остановить. Зачем? О чем-то спросить?
Явно не Управление. Уж им-то нас не о чем спрашивать. Управлению мы
нужны только в виде неодушевленных предметов. И желательно -- непригодных к
опознанию. И я на их месте решил бы эту проблему элементарно. Достаточно
всего двух человек и одного джипа. И одного ручного гранатомета типа "Муха".
Джип обгоняет "ситроен", задняя дверь открывается, и мина всаживается с
десяти -- пятнадцати метров прямо в нашу кабину. И с концами. "Товарищ
генерал-лейтенант, ваше приказание выполнено".
Вот так бы я сделал. А в Управлении сидят люди не глупее меня. И не
исключено, что намного умнее. А уж то, что опытнее, -- об этом и говорить
нечего.
Значит, не Управление.
Кто?
-- Разворачивайся! -- приказал я Трубачу.
-- Зачем?
-- Попробуем выяснить, сколько в этом проклятом джипе было занятых
мест, а сколько свободных.
-- Да мы уже полсотни кэмэ отмотали! -- возмутился Трубач.
-- А мы разве куда-нибудь спешим? В Нови Дворе нам нужно быть через
четверо суток. Раньше нас там не ждут.
-- На этой тачке нельзя возвращаться, -- поддержал Трубача Док. --
Кто-нибудь мог увидеть и запомнить. Три оливы. Слишком приметная.
Это было серьезное соображение. Не стоило рисковать. Поэтому мы
свернули с шоссе Е-87 на "второкласен път", как он был отмечен на нашей
болгарской карте, и километров через пять нашли отмеченный на той же карте
мотель, стоявший на окраине небольшого поселка Череша на берегу моря. Хозяин
довольно сносно говорил по-русски, игнорируя, правда, как все болгары,
мягкие знаки в конце слов. Сотня баксов тоже способствовала нашему
взаимопониманию. Мы загнали "ситроен" на яму под навес, служивший ремонтным
боксом, сняли на ночь две крошечных комнаты в сложенном из песчаника доме,
который хозяин именовал виллой. Не из тщеславия, однако, просто здесь все
дома назывались виллами. После чего за дополнительную тридцатку он охотно
согласился проехать с нами по трассе Е-87.
Объяснение мы нашли самое простое: выехали из Турции вместе с
приятелями -- мы на грузовике, а они на джипе. Они почему-то отстали, и мы
хотим посмотреть, не сломалась ли их машина где-нибудь по дороге. Тем более
что джип они купили с рук, очень не новый, что угодно с ним могло случиться.
Объяснение его вполне удовлетворило, он выкатил из гаража ярко-желтый, как
цыпленок, "фольксваген-жук" и гостеприимно раскрыл дверцу. О том, чтобы
разместиться в этой жестянке вчетвером, нечего было и думать, особенно
учитывая габариты Трубача. Поэтому Трубача с Боцманом мы оставили в мотеле,
а я с Доком влез в "жука".
"Фольксвагену" было лет тридцать, но ехал он на удивление бодро.
Правда, хозяин, сорокалетний Петро Петров, оказался не просто
словоохотливым, но и задвинутым на политике. Уже через полчаса он так нас
достал своими сожалениями о развале Советского Союза, что я не выдержал и
пообещал:
-- Вернемся домой и сразу же восстановим. И пришлем вам на постой пару
танковых дивизий и с десяток баллистических ракет с ядерными боеголовками.
-- Танки -- нет! Ракеты -- нет! -- запротестовал он. -- Зачем танки? Не
нужно танков!
-- А как вы хотели? -- спросил я. -- Чтобы СССР был, а танков и ракет у
вас не было? Так не бывает.
-- Почему не бывает? -- удивился он.
-- А вы сами подумайте, -- предложил я.
Он всерьез отнесся к моему предложению и оставшуюся часть дороги
сосредоточенно молчал.
Солнце уже заметно склонилось к закату, когда мы увидели впереди
несколько полицейских машин с включенными мигалками. Участок шоссе с черным,
будто залитым нефтью, асфальтом был обнесен широкой желтой лентой, в центре
гаревого пятна валялись бесформенные куски железа, в них копались двое
каких-то гражданских -- следователи или эксперты. Петров притормозил, но
один из полицейских тотчас приказал ему жезлом: проезжайте, не загораживайте
дорогу. Мы отъехали метров на тридцать, вышли из "жука" и приблизились к
оцеплению. Наш хозяин о чем-то поговорил с полицейским и вернулся к нам с
встревоженным видом:
-- На какой машине ехали ваши приятел?
-- На джипе "рэнглер", цвета металлик, -- ответил я.
-- Нет, это был не "рэнглер". И не металлик, а синий или черный. А
сколько было приятел?
-- Трое.
Тут он уже вздохнул с явным облегчением:
-- Не они. Слава Иисусу. Там было пят человек. Их отвезли в Медувково,
в покойницкую.
-- Нужно съездить, -- решительно сказал Док. -- А вдруг все же они? Еще
двоих могли подсадить по дороге.
Петров начал было уверять нас, что там нечего смотреть, что эти люди
были убиты миной или бомбой и все сгорели, но дополнительная двадцатка
сделала его сговорчивее. Еще десять баксов, врученные служителю больницы,
открыли для нас двери морга. Петров был прав: смотреть там было не на что.
Пять обгорелых трупов. И все. На что я уж вроде насмотрелся такого в Чечне,
но тут же отступил к двери. У Дока нервы были покрепче. Он натянул на руки
прозекторские перчатки и большим пинцетом начал раздвигать остатки
обгоревшей одежды. Понятия не имею, что он хотел увидеть. Однако увидел.
Кивком подозвал меня к себе и указал пинцетом на шею одного из трупов.
Из-под гари блеснул какой-то желтый металл. Док подцепил его пинцетом и чуть
вытянул. Это была толстая золотая цепь, излюбленное украшение крутых
российских бандюг.
Это было уже кое-что. Немного, но и немало.
Мы вышли из морга. П<F31334M>е<F255D>тров ждал нас возле
крыльца больницы, разговаривая с каким-то плотным, довольно молодым
человеком в белом докторском халате. Он курил сигарету сильными затяжками, и
вид у него был откровенно хмурый.
-- Началник, -- представил нам его Петров. -- Труден ден был у него,
очен труден ден. Началник обучивался в Москве, наш самый важный хирург!
-- Что вы кончали? -- поинтересовался Док.
-- Первый медицинский, отделение хирургии, -- ответил врач.
-- А я Военно-медицинскую академию, тоже хирургию.
-- Коллега! -- обрадовался врач. -- Как очень кстати! Просто большая
повезуха!
Он объяснил: два часа назад привезли молодого человека с тремя
огнестрельными ранениями, с трассы, примерно оттуда же, откуда и тех
пятерых. Русский, был без сознания, большая потеря крови. С двумя пулями --
в предплечье и в грудине -- ему все ясно, а вот третья застряла в районе
селезенки, у него сомнения по тактике операции, не согласится ли коллега
провести небольшой консилиум?
Док, понятное дело, охотно согласился. Русский, огнестрельные ранения,
с того же места. И примерно в то же время. Я и сам принял бы участие в
консилиуме, но с моей стороны это было бы просто нахальством. Неуважением к
медицине. А я ее уважал. Особенно хирургию.
Больница была маленькая, уютная и почти пустая. Всего четверо или
пятеро ходячих больных сидели в креслах в холле и смотрели телевизор. Минут
через тридцать Док и местный хирург вышли из палаты с кипой рентгеновских
снимков в руках, заканчивая обсуждать тактику предстоящей операции. Прямо
военная терминология. Потом Док снял с себя белый халат, накинул мне на
плечи и кивнул на дверь палаты:
-- Зайди поговори.
-- О чем? -- удивился я.
-- Поймешь. Я сказал коллеге, что ты хочешь расспросить
соотечественника, откуда он. Может, нужно что родным передать. Коллега дал
любезное разрешение поговорить с ним.
-- Только недолговременно, -- предупредил врач. -- Болной в сознании,
но очен слабоватый.
-- Три минуты, -- пообещал я и вошел в палату.
На высокой белой кровати лежал под капельницей рыжий водила -- тот
самый, что встречал нас в аэропорту в Никосии.
Твою мать. Только этого поворота сюжета нам и недоставало в нашей и без
того донельзя запутанной пьесе!
Я придвинул к кровати стул, сел, как Некрасов у постели больного
Белинского, и спросил:
-- Узнаешь?
Рыжий кивнул.
-- Это ты грузовиком перекрыл нам дорогу?
Он снова кивнул.
-- Кто в тебя стрелял?
-- Не знаю. Из машины. С ходу.
-- Из джипа?
-- Нет. Из спортивной, красной.
-- Из темно-вишневой "альфа-ромео"?
-- Да. Она выскочила, когда джип взорвался.
-- Кто был в джипе?
-- Люди Хруста. Он был в деле с Паном.
-- Хруста арестовал Интерпол.
-- Дело осталось.
-- Какое дело?
Он не ответил. Лишь на его бледном лице с проступившими сквозь
бледность веснушками появилась как бы обиженная усмешка.
-- Какое дело? -- повторил я.
-- Ладно дуру гнать... А то не знаешь.
Я не стал настаивать на ответе. Было неясно, на сколько ему хватит сил
говорить, а у меня были вопросы поважней, чем дела этих бандюг.
-- Почему ты не сидел в Нови Дворе, как было приказано?
-- Мы сидели. Они нас нашли. По мерсовскому микроавтобусу. По билетам.
Еще в Варшаве засекли. И вели до Нови Двора.
-- Они не могли успеть перехватить вас в Варшаве.
-- Мы... это... в Афинах погуляли немного.
-- Сколько?
-- Ну... два дня.
-- Понятно. Акрополь посмотрели. Погуляли-то хоть хорошо?
Он промолчал, но его ответ меня интересовал, как вчерашняя погода на
Кубе.
-- Зачем они вас искали?
-- Выйти на вас... Они сначала думали -- мы. Потом поверили.
-- Они вас пытали? -- догадался я.
Он молча кивнул. Честное слово, мне его даже стало жалко. И куда их
черт несет, этих придурков? Сидел бы себе в своих Люберцах или Химках,
крутил бы баранку какого-нибудь "зилка" или такси, подался бы, наконец, в
"челноки"! Так нет же, в крутые потянуло. Вот и стал крутым.
-- Отец у тебя есть?
-- Ну!
-- А мать?
-- Есть.
-- Братья? Сестры?
-- Сеструха... младшая. А что?
-- Ничего. Хороший у нее брат. Защита и опора. Ладно, продолжим. Что
было дальше?
-- Они отвезли меня... в Ларнаку. Чтобы я показал вас.
-- И ты показал?
-- Да... вы как раз уезжали на "ситроене".
-- Откуда они нас пасли?
-- От турецкой границы. Хозяин "Эр-вояжа" рассказал, что вы в Стамбул
за товаром, а потом домой через Болгарию и Румынию.
-- Где они взяли оружие?
-- Не знаю. Когда джип пришел в Малко Тырново, там уже все было.
Сначала мы шли за вами. Потом обогнали... А потом...
-- Что было потом, я и сам знаю...
В палату заглянул Док:
-- Сережа, закругляйся.
-- Все, еще только пара вопросов... Где остальные двое твоих корешей?
-- спросил я, когда дверь за Доком закрылась.
-- Там, в Нови Дворе.
-- В мотеле?
-- Нет. Их держат в старой сыроварне, с километр от мотеля.
-- Под охраной?
-- Да.
-- Сколько человек в охране?
-- Трое или четверо, точно не знаю.
-- Чего они там ждут?
-- Ну, чего... вас, конечно.
-- Зачем?
-- Кончай, а? -- попросил рыжий. -- Чего ты из меня жилы тянешь?
"Зачем!" Вы же всю дурь забрали! "Зачем!.." Я тебе все сказал. Как есть. Что
мне теперь делать?
-- Это ты у меня спрашиваешь? -- удивился я.
Он снова помолчал, потом как-то безнадежно вздохнул и ответил:
-- Мне больше не у кого спросить.
Н-да. Такие признания обязывают. Я даже разозлился. Да что я ему,
Макаренко? Папа с мамой? Справочная "09"? Но...
-- Ладно, -- сказал я. -- Первое: выздоравливать. Второе: когда будут
допрашивать болгарские полицейские, отвечать четко. Был на Кипре, деньги
пропил, возвращаешься домой автостопом. Проголосовал перед джипом, оттуда
выстрелили. Никакого "ситроена" не видел, взрыва не видел. Ничего не видел
-- потерял сознание. Очнулся уже в больнице. Понял?
Он кивнул.
-- Паспорт есть? -- продолжал я.
-- Да. Отдали -- чтобы билеты мог брать.
-- Тем лучше. Из больницы смоешься, не дожидаясь выписки. Как только
оклемаешься. Доберешься до Варны, там сядешь на теплоход до Одессы.
-- А Интерпол?
-- Забудь. Никто про тебя в Интерпол не сообщал.
-- Но... Бабок у меня нет, все забрали.
-- Как тебя зовут? -- спросил я.
-- Вася.
-- Сука ты, Вася! Понял? На паперти стоять -- вот к чему у тебя есть
талант. Запоминай. В пятидесяти километрах отсюда -- поворот к морю. Поселок
Череша. Хозяин мотеля Петро Петров. У него будет конверт для тебя. Васе от
Сережи. В нем будет триста баксов. И ни в чем себе не отказывай, понял?
-- Спасибо, -- сказал он.
-- Хотел бы я знать, когда ты последний раз произносил это слово!
Он подумал и признался:
-- Не помню.
-- Верю. Похоже, ты умеешь быть честным. Это позволяет с оптимизмом
смотреть в твое будущее. Как говорят дипломаты -- с осторожным оптимизмом.
Вошел местный хирург и решительно заявил:
-- Доволно, доволно! Болной должен отдыхиват, завтра у него труден
операция.
-- Доктор, я умру? -- спросил рыжий.
-- А как же? -- ответил я вместо хирурга. -- Ты что, рассчитываешь жить
вечно? Обязательно умрешь. Весь вопрос: когда, где и при каких
обстоятельствах. Будь здоров, Вася!
-- У вашего приятел странная привычка шутить, -- заметил местный
хирург, провожая нас с Доком к машине, возле которой уже истомился Петро
Петров.
-- У него много странных привычек, -- отозвался Док.
-- Каких? -- заинтересовался хирург.
-- Ну, например, у него есть привычка оказываться в самом неподходящем
месте в самое неподходящее время и при самых неподходящих обстоятельствах.
-- Это не привычка, -- подумав, возразил хирург. -- Это характер. А
характер -- это судба.
В этом он, пожалуй, был прав.
Я втиснулся на заднее сиденье "жука" рядом с Доком, рассчитывая
обсудить с ним по дороге полученную от рыжего информацию. Но разговаривать в
машине не рискнул -- Петров даже музыку не включил. Он сидел за рулем с
сосредоточенным и, как мне показалось, хмурым видом. Может, был недоволен
непредвиденной задержкой в больнице?
Но один вопрос я задать Доку все же рискнул:
-- Что может означать фраза: "Вы же всю дурь забрали"?
-- В каком контексте?
-- Ну, в каком? В нашем. Начиная с виллы "Креон" и кончая золотой цепью
в морге.
-- От кого ты ее услышал?
-- От рыжего.
Док подумал и уверенно сказал:
-- Героин.
В точку. Вот теперь все стало понятно. "Дурь". Килограммов пять
героина. Те самые, что неподалеку от виллы "Креон" бестрепетной рукой
датского принца Гамлета, не обремененного вопросом "быть или не быть",
вытряхнул в ручей Артист. Вот, значит, в каком деле были Хруст и Пан. И хотя
первый сидит в комфортабельном СИЗО Интерпола, а второй, хотелось мне
верить, в котле с кипящей серой, дело осталось. И верные соратники Хруста
исполнены решимости довести его до конца.
С их точки зрения, происшествие на вилле "Креон" было ясней ясного:
какие-то отморозки (мы то есть), получив от кого-то наводку, что товар у
Пана, решились на откровенный беспредел. Пана и его братву замочили, товар
забрали, а этих троих отправили в Польшу, чтобы перевести стрелки.
Деталь: среагировали люди Хруста очень быстро, практически мгновенно --
как только узнали о происшествии по телевизору или из газет. В газетах было
лишь упоминание о том, что на бетонном полу гаража обнаружены следы героина.
Ясно, они знали, что это значит. А знать могли лишь в том случае, если сами
передали Пану товар. Не для розничной продажи, понятно. Значит -- для
передачи покупателю или следующему посреднику. Отсюда: засада, попытка
перехватить нас по дороге. Они не сомневались, что товар заварен в
какой-нибудь кузовной короб "ситроена". Отсюда: темно-вишневая
"альфа-ромео", таинственные пассажиры которой контролировали ситуацию.
Отсюда же -- засада в Нови Дворе. На случай, если перехватить нас по пути не
удастся.
-- Сколько стоит килограмм героина? -- спросил я у Дока.
Он усмехнулся:
-- Его не продают килограммами. Грамм... зависит от качества. В
среднем, думаю, порядка пятисот баксов. Могу и ошибиться в ту или другую
сторону. Как понимаешь, я его никогда не покупал. Продавать тоже не
приходилось.
-- Пятьсот баксов за один грамм? -- переспросил я.
-- Поэтому его и не продают на килограммы...
Грамм -- пятьсот баксов. Килограмм -- пятьсот тысяч. Пять кг -- два с
половиной "лимона" зеленых. Да никогда в жизни люди Хруста не поверят, что
такие бабки можно высыпать в воду. Они скорей в мировую революцию поверят.
Или в то, что Земля плоская. Тут хоть логика есть: если бы Земля была
круглая, то тачка без ручника не могла бы стоять на месте, а куда-нибудь
обязательно покатилась бы. Так ведь не катится же, стоит, блин!
И теперь, когда я все это понял, меня начали заботить проблемы чисто
практические. Рискнут они еще раз попытаться перехватить нас по дороге?
Хватит ли у них сил и сумеют ли они перебросить свои резервы в нужное время
и в нужное место?
Там, где неизвестность, предполагай худшее. Допустим, резервы есть и
средства доставки тоже не проблема. А вот проблема для них -- нужное место.
Они ее решат, если мы будем продолжать двигаться вдоль побережья по трассе
Е-87, которая на территории Румынии переходила в Е-60, а дальше
разветвлялась на целый куст магистралей. А кто, собственно, заставляет нас
по ней переться? Мы и выбрали-то этот маршрут без всякой задней мысли:
движение наверняка не такое интенсивное, как по центральным шоссе, море
рядом, в любой момент можно остановиться и искупаться. Отдохнуть, в общем.
И чуть было не отдохнули.
Значит, нужно срочно сваливать с Е-87 и идти в Польшу через Шумен, Русе
и Бухарест. Вот тут уж точно споем: "Проезжая теперь Бухарест, снова слышу я
речь неродную..."
Второй вопрос. Что делать с нашим приметным красавцем? Свою отвлекающую
роль он выполнил. И отвлек, и даже привлек. Но так или иначе Назаров получил
возможность незаметно убраться с виллы. А это было главное. Если все прошло
без накладок, он с двумя телохранителями, бывшими "альфовцами" из команды
Губермана, давно уже переплыл из Фамагусты в Бейрут, оттуда через Эр-Риед и
Дели долетел или еще долетает до Токио, оттуда переедет в Осаку -- или где
там японцы сбывают нашим соотечественникам свои старые автомобили по цене
железного лома. Там купит себе симпатичную "хондочку" баксов за двести --
триста и вместе с ней, счастливый от удачной покупки, переплывет на пароме
во Владик. А потом сядет в обычный плацкартный вагон поезда Владивосток --
Москва и через семь суток вывалится вместе с разношерстной толпой на
Казанском вокзале.
Схема была громоздкая, но практически гарантировала от того, что
Назарова задержат на каком-нибудь из западных погранпунктов или в
Шереметьево-2. Даже если в Управлении предусмотрели этот вариант, то уж
блокировать Дальний Восток, да еще паром или железнодорожный вокзал им и в
голову не пришло. А теперь, после взрыва виллы, и вовсе бдительность
потеряют. Но осторожность никогда не бывает чрезмерной. Фактор времени
Назарова и вовсе не поджимал. Из купленного по дороге номера английского
экономического журнала "Индепендет" Док вычитал, что на фондовых биржах
России отмечается необычно оживленная торговля акциями нефтяных компаний,
что -- по мнению экспертов -- связано с принятым правительством РФ решением
о распродаже контрольных пакетов акций, находившихся в собственности
государства.
И здесь Назаров не просчитался. Крупного калибра мужик. Таких я никогда
еще не встречал. Рядом с ним я чувствовал себя щенком. Кем, вероятно, и был.
Ладно, с ним пока более-менее ясно. Сейчас нам нужно было подумать о
себе.
Избавиться от "ситроена" или продолжать путь на нем? Идеальный вариант,
если бы дорожная полиция Болгарии или Румынии обнаружила на дне
какого-нибудь горного ущелья останки нашего красавца, а в нем -- шесть
трупов с нашими документами. Горных ущелий по пути хватало, а вот где взять
шесть трупов? Играть самих себя в этой интермедии нам как-то не улыбалось.
Просто бросить "ситроен", а самим инфильтроваться в Россию через Варну, Чоп
или Брест -- тоже не проходило. Даже если Управление не разослало
ориентировки на нас на все погранпереходы, чего исключать было никак нельзя,
наше исчезновение поставит всех на уши, будут блокированы наши дома и все
возможные связи. Даже если нас не переловят поодиночке и не сведут к нулю по
милицейской графе "ДТП" или "бытовое ограбление и убийство", мы будем лишены
всякой возможности действовать. А бездействие никак не входило в наш план,
разработанный совместно с Назаровым.
Значит, хотим мы того или нет, но сначала нам придется объявиться в
Нови Дворе, а уж потом, на месте, решать, что делать. Уравнение со многими
неизвестными. А тут еще эти ублюдки Хруста. Они не оставят нас в покое. Два
с половиной миллиона баксов -- слишком сильный стимул. Значит, и с ними
придется разбираться. Опять же: хотим того или нет. В этом смысле появление
в Нови Дворе нашего экзотически разукрашенного "ситроена" было нам, пожалуй,
на руку. Он станет для них, Хрустовых братков, приманкой. А это может
облегчить нашу задачу.
Теперь меня тревожило только одно. Болгарские следователи. Они
наверняка обнаружили среди обгорелых обломков джипа автоматы и пулемет. И
поняли, что здесь не просто странное дорожно-транспортное происшествие, а
кое-что посерьезнее. Они и отнесутся к расследованию серьезно. А если наш
"ситроен" попадет в зону их внимания и к тому же расколется рыжий Вася...
Ни к чему нам входить в контакт с болгарской полицией. Ни с какой
стороны ни к чему. Значит, нужно немедленно, сегодня же ночью, сниматься с
места и гнать без остановки до румынской границы.
Что мы и сделали.
Петра Петрова наше решение необычайно расстроило. Не утешило его и то,
что все баксы за ночлег останутся у него. Очень уж хотелось ему посидеть с
русскими "братушками" за рюмкой доброй сливянки и поговорить о политике. Но
он в этом смысле был человек западный и понимал: дела есть дела. Он взял у
меня конверт с тремя стольниками для рыжего Васи, пообещал немедленно, как
только тот появится, передать, но напоследок, уже перед самым нашим
отъездом, все же не удержался и спросил:
-- Значит, если танков нет, ракет нет, то и Советский Союз нет?
-- Нет, -- подтвердил я.
Он немного подумал и сказал:
-- Тогда и не надо его восстанавливат.
-- Тогда и не буду, -- пообещал я.
<b>III</b>
Через трое с половиной суток, просвистев с юга на север почти всю
Восточную Европу и потеряв напоследок часа четыре в старых кварталах и
новостройках Белостока, потому что по дурости проскочили поворот на
объездную дорогу, мы выбрались наконец на трассу Е-12, ведущую к Гродно, а
еще через час свернули с нее на "дрогу другорцедне", второстепенную дорогу,
углублявшуюся в пущи и болота Мазурского поозерья.
До Нови Двора оставалось около сорока километров. Но не успели мы
проехать по этой "дроге" и четверти часа, как увидели возле автобусной
остановки, торчавшей на обочине посреди бескрайних картофельных полей, серый
"жигуленок" первой модели, выпуска какого-то девятьсот лохматого года, с
польским транзитным номером на заднем бампере.
Возле "жигуленка" торчал, полуприсев на багажник, какой-то человек в
светлом плаще и курил сигарету. При виде нашего "ситроена" он выбросил
окурок и коротко поднял руку -- так, словно у него не было ни малейших
сомнений в том, что эта многотонная серебристая махина остановится как
вкопанная от его небрежного жеста.
Док, сидевший за рулем, лупить по тормозам не стал, но приказ
остановиться выполнил. Да и как было не выполнить, если его отдает твой
начальник. А полковник Голубков, тормознувший нас, был -- пока или еще, или
все еще -- нашим начальником.
Мы выпрыгнули из кабины и окружили его.
-- Привет, дядя Костя! -- весело сказал Трубач. -- На какой помойке вы
нашли этот шедевр советской автомобильной промышленности?
-- Не нашел, а купил, -- строго поправил Голубков. -- На авторынке в
Нови Дворе. Там довольно приличный выбор.
-- Зачем?! -- изумился Боцман.
-- Отгоню в Гродно и продам. А потом вернусь в Нови Двор и куплю
другой.
-- Такой же? -- предположил Боцман.
-- Какой попадется. И тоже продам в Гродно.
-- А потом? -- заинтригованно спросил Трубач.
-- Потом?.. Потом куплю самолет и улечу от всех этих дел -- сказать
куда?
-- Не стоит, -- ответил Док.
Но Голубков все же сказал.
-- Что случилось, Константин Дмитриевич? -- спросил я.
-- Случилось? Ничего не случилось. Вполне житейское дело. Просто я
получил приказ перейти границу вместе с вами.
-- Вон оно что! -- пробормотал я. -- А вас-то за что?
Он с усмешкой взглянул на меня и ответил вопросом на вопрос:
-- А вас?
Потом помолчал и перешел на деловой тон:
-- Докладываю ситуацию. Я почему жду вас сегодня здесь с самого ранья?
Потому что ваших двоих, Мухина и Артиста... вы их отправили изучить
обстановку на зеленой?
-- Да, -- кивнул я.
-- Я так и понял.
-- Что такое "зеленая"? -- спросил Док.
-- Место перехода границы. "Зеленая тропа", -- объяснил Трубач. -- Так
что с ними?
-- Вчера вечером их взяли.
-- Кто? -- вырвалось у меня. -- Управление? "Контора"? Местная полиция?
-- Нет. Четыре каких-то бугая. Насколько я разбираюсь в людях, три
"быка", а четвертый -- "козырный фраер". Это вроде доверенного лица при воре
в законе или авторитете, -- объяснил Голубков, не дожидаясь, пока Док
проявит по-человечески понятную, но совершенно несвоевременную
любознательность. -- Как офицер по особым поручениям при генерале.
-- Здешние? -- спросил я.
-- Нет. Русские. Но не местные. И не московские. По-моему, этот след
тянется с Кипра.
-- Почему вы так решили?
-- Загар.
-- Константин Дмитриевич, так мы проторчим здесь до вечера. Давайте по
правилам, -- предложил я. -- Сначала -- то, что вы видели своими глазами, а
потом уж догадки и предположения.
-- Согласен, -- кивнул Голубков. -- Но прежде нужно убрать ваш
"ситроен" с глаз долой. Если, конечно, у вас нет намерения засвечиваться
раньше времени.
Такого намерения у нас не было. Поэтому мы проследовали за серым
"жигуленком" Голубкова километров пять по направлению к Нови Двору, свернули
на проселок и пристроили нашего красавца на машинном дворе местной
сельхозартели, а сами разместились в задней комнате деревенской харчевни,
где по вечерам, вероятно, собирались здешние завсегдатаи перекинуться в
картишки. Пока хозяин распоряжался на кухне насчет обеда для заезжих панов,
Голубков ввел нас в курс дела.
Артиста и Муху он увидел совершенно случайно два дня назад на
авторынке, где околачивался от нечего делать, разглядывая свезенные сюда со
всей Европы тачки -- от новых, наверняка ворованных "мерсов" до
"фольксвагенов-жуков" и американских "виллисов" времен второй мировой войны.
Артист и Муха, похоже, таким же образом убивали время. Вступать с ними в
контакт он не стал, но на всякий случай проследил их до отеля, в котором они
остановились. Это был не придорожный мотель на въезде, а другой, со стороны
границы, довольно симпатичный деревянный теремок в три этажа, полупустой
из-за совершенно бешеных цен. Сам Голубков за простенький номер в гостинице
возле почты платил сорок баксов в сутки, а тут самый дешевый стоил целую
охапку злотых, эквивалентную почти ста долларам.
Часов в семь вечера Артист и Муха вывели из двора отеля два велосипеда
и уехали на них в сторону границы. Вернулись около восьми утра. Из чего
Голубков сделал естественный и совершенно правильный вывод о том, чем они
занимались ночью в районе границы и что за приборы были в их небольших
студенческих рюкзачках.
На другой день -- это было вчера, после обеда -- Голубков вновь увидел
их на авторынке: то ли всерьез, то ли от нечего делать они приценивались к
микроавтобусу типа "вишенка". Но тут он заметил кое-что поважнее: их пасли.
Трое. Два "быка" и третий -- молодой, явно "шестерка", весь в фингалах и с
заплывшим от синяка глазом. Голубков и раньше обратил внимание на эту
троицу, шатавшуюся по рынку и разглядывавшую не выставленные на продажу
машины, а покупателей и продавцов. Они явно кого-то искали. И по их реакции
при виде Артиста и Мухи Голубков понял: нашли. После этого один из "быков"
увел куда-то "шестерку", а второй "бык" остался на рынке, держась в стороне,
но не упуская Артиста и Муху из виду. Минут через сорок тот "бык" снова
появился возле первого. Он вел под руку другого парня, тоже молодого и тоже
с прилично обработанной кулаками физиономией. "Быки" издали показали этому
третьему Муху и Артиста. Тот кивнул, будто подтверждая: они.
-- Я рассказываю с деталями, потому что не знаю сути, -- объяснил
Голубков. -- Тебе эти подробности что-нибудь говорят?
Я подтвердил:
-- Да. Продолжайте.
После этого второй "бык" куда-то увел молодого, а через час вернулся
еще с двумя "быками". Они дождались, когда Артист и Муха, так и не сторговав
"вишенку", вышли с территории рынка. Один из "быков", главный из них --
"козырный фраер", подошел к ребятам и показал им на белый фиатовский
фургончик с металлическим кузовом. Жест истолковывался однозначно: вы
интересовались "вишенкой", может, эта тачка вам подойдет?
Артист и Муха обошли микроавтобус, придирчиво его осматривая. "Козырный
фраер" открыл дверь, приглашая испробовать тачку на ходу. Артист и Муха
влезли внутрь, "фраер" за ними. Дверь закрылась, и фургон уехал.
-- Вот и все, -- закончил Голубков.
-- Но почему вы решили, что их взяли? -- спросил Док.
-- Метров через двадцать этот "фиат" начал вдруг выписывать по дороге
довольно затейливые кренделя, пару раз даже чуть не врезался в бетонный
забор. Так он двигался метров сто. Потом поехал нормально. Это одно. Второе:
Муха и Артист в отель не вернулись.
-- Вам не удалось проследить, куда их увезли? -- спросил я -- так, на
всякий случай, ни на что не надеясь.
-- Как? Такси там нет, а этого автомобиля у меня еще не было. К
сожалению, -- добавил Голубков. -- Тебе что-нибудь ясно?
Я кивнул:
-- Практически все.
-- А теперь объясни и мне.
И я объяснил.
Почти все.
А сам подумал: какое все-таки счастье, что мы отказались от мысли
бросить наш "ситроен" где-нибудь на полпути.
Теперь только на него была вся надежда.
И на святого Георгия-победоносца, покровителя воинов.
И на молитвы отца Андрея.
"Отец мой небесный, всемилостивый и всемогущий, Ты судишь народы, суди
и меня, Господи, по правде моей и по непорочности моей во мне. Да
прекратится злоба нечестивых, а праведника укрепи, ибо Ты испытуешь сердца и
утробы, праведный Боже. Щит мой в Тебе, спасающем правых сердцем. Господи
Боже наш! Как величественно имя Твое по всей земле!.."
<b>Глава седьмая</b>
<b>ОБЪЕКТ УГРОЗЫ</b>
<b>I</b>
Когда-то, при царе Горохе -- в брежневские и горбачевские времена, --
Нови Двор был типичным захолустным польским местечком с населением тысяч в
пять -- семь жителей, работавших на картофельных и ржаных полях и на мелких
производствах вроде лесопилок и молокозавода. Некоторое оживление в
местечковые будни вносил присоседившийся сбоку военный городок, где -- по
Варшавскому договору -- базировалась советская танковая дивизия. Здешние
панночки постреливали глазами на молодых офицеров, мечтая выйти замуж хоть и
за русского и уехать с ним нехай хоть у тую Сибирь, лишь бы подальше от
опостылевшего ридного Нови Двора.
Народ пожилой с большим интересом поглядывал на прапоров и старшин,
отпущенных в краткосрочное увольнение или самоходом сваливших из
расположения воинской части в надежде раздобыть местной сливовицы или
можжевеловой самогонки. Что им неизменно и удавалось, потому что самогонку в
Нови Дворе не варил только самый лядащий, а рынок сбыта был постоянным и на
редкость устойчивым, не подверженным никаким валютным кризисам. В уплату шли
и рубли, и злотые, а когда их запасы в военном городке истощались, деньги с
успехом заменяли бензин, солярка, комбинезоны, шапки, сапоги, домкраты и
прочий полезный в хозяйстве инструмент, не говоря уж про олифу и краску.
Добрая половина домов и заборов в Нови Д