самого входа. За всеми остальными
сидели люди, и уходить не собирались. Я сел за свободный столик, снял
пальто, шарф, положил все это на соседний стул и взглянул на часы. Было
без семи восемь. Я сел спиной к входу, чтобы не смотреть на улицу и на
дверь. Я знаю себя, если будет видно улицу - буду смотреть туда, и
ожидание станет еще тяжелее.
Она должна была подойти справа. Там, в торце дома, который стоял
перпендикулярно проспекту, был вход в ее офис - синяя светящаяся
надпись, название фирмы, еще светящиеся самолетик и кораблик. Очень
мило! Я так хотел зайти туда и увидеть Ее на рабочем месте, но не посмел
этого сделать.
Я сел, чтобы не смотреть на дверь, откуда она появится. С самого
детства, когда я сильно чего-то ждал и смотрел туда, откуда должно
было... то, чего я ждал, прийти или приехать, - я никогда не
дожидался... или пропускал момент появления. Например, мы с мамой
встречали отца на вокзале, и я ждал, вглядывался туда, откуда
выворачивали на прямую рельсы того пути, по которому должен был приехать
отец. Мне так хотелось увидеть появление поезда. Но поезд задерживался.
Три минуты, пять, шесть... И я отвлекся на какие-то секунды...
Что-нибудь спросил у мамы или она у меня... А когда вернулся взглядом к
рельсам, по ним уже двигался локомотив... Чудесное появление было
пропущено... И так всегда и со всем. Потом я решил, что это я сам
задерживаю ожидаемое своим взглядом. Так что я сел спиной к входу.
За последний месяц количество звонящих мне людей, и соответственно
звонков мне, сильно уменьшилось. Просто я перестал изображать радость по
поводу каждого звонка. От приглашений на разные мероприятия сразу
отказывался и старался не вести никаких переговоров. Постепенно звонки
стали все реже и реже. Я был рад этому точно так же, как, года четыре
назад, радовался беспрерывным звонкам заказчиков, коллег, друзей и
приятельниц... Я ощущал свой успех, я чувствовал, что нужен многим
людям, что они хотят меня не только в качестве исполнителя неких работ,
но и как собеседника, приятеля... В Москве тогда, вдруг, резко
увеличился мой круг общения, появились новые маршруты, адреса, лица...
Месяц назад я понял, что все это суррогат и ерунда. Я построил один
хороший дом, и все. Этот дом оставался моей визитной карточкой, но для
Москвы этого было пока достаточно...
Тишины стало больше. Даже стихла волна звонков типа: "Ну куда ты
спрятался?", или "Ты что-то задумал, наверное? Не звонишь, не пишешь!",
или "Милый, ты не заболел? Тут все тебя потеряли!" На все такие звонки я
бурчал что-то невеселое. Я ждал звонка только от Нее. Она не позвонила
мне ни разу. Нет-нет! Не было такого, чтобы Она должна была позвонить и
не позвонила. Я сам звонил всегда.
А просто так, среди дня, среди ночи, или утром, просто, чтобы услышать
мой голос, просто, чтобы поболтать, она не звонила. Она не такая!! Я был
в восторге от этого... Но если бы Она позвонила хоть раз - я стал бы
просто счастлив! Я ждал звонка... Ее звонка... всегда...
Тем, что происходило в последнее время на работе, я был доволен. Год
назад мой офис и я вели одновременно шесть строек, ремонтов и
реконструкций. Меня, Гриши (моего помощника), а также нашего секретаря и
бухгалтера, нас не хватало, чтобы уследить за всем и справиться со всеми
документами, согласованиями и прочей фигней. Объекты были неинтересные,
я нервничал, надрывался и понимал, что не справляюсь... Удар по
самолюбию был страшный...
Сейчас же на нас висело всего два объекта. Я решил - пока их не
закончим, новых не брать. И вообще, нужно было завязывать возиться с
магазинами и аптеками. В Москве можно этим заниматься до бесконечности.
К тому же пошли предложения из родной и не родной глубинки. Я же стал,
е-мое, московским архитектором!
При всей нелюбви к Москве, которая равномерно нанесена на все просторы
Родины... московскость - это лучший товарный знак.
Я отлично помню афишу на стене городской филармонии моего Родного
города. Афиша сообщала о концерте нашего местного симфонического
оркестра. Вся информация об оркестре, великие имена композиторов, чьи
произведения должен был исполнять наш оркестр - все было напечатано
синим, среднего и мелкого размера шрифтом. Синим было выбито и слово
"дирижер". Только "Давид Цидилян. Москва" горело красными большими буквами.
Я не откликнулся ни на одно предложение из-за пределов столицы. Я, пока
еще, не научился пользоваться этим магическим словом "Москва", которое
почему-то обязательно ассоциируется с красным цветом... Хотя, нет! Чего
там! Я привык. Я не хотел уезжать из Москвы. Здесь у меня было все. А
теперь еще и Она. А от дел я почти устранился... и был доволен.
Она, кстати, тоже приехала в Москву лет десять назад. Приехала откуда-то
издалека. Она рассказывала мне. Из гораздо более дальнего далека, чем я.
Я понимал, что Она слишком хороша для меня...
Я сидел и ждал. Все мое туловище замерло и прекратило подавать мне
сигналы о своих границах и глубинах. Работали только голова и сердце.
Ровно в восемь часов я начал стремительно скользить в сторону отчаяния.
В восемь ноль семь я позвонил Ей...........................
Странное дело, я почему-то и так знал, что Она не придет. Знал сразу,
еще до того, как мы договорились о встрече...
Я не обиделся. Я не мог обидеться на Нее. Я даже не мог придумать или
представить себе ситуацию, в которой я мог бы на Нее обидеться. И я не
огорчился. Нет! Я, как будто, выпал из самолета на предельной высоте и
скорости. То есть, я задохнулся и замерз одновременно...
Она ответила не сразу. Мне пришлось ждать девять или десять гудков...
Фактически, Она опаздывала только на семь минут, но почему-то я
почувствовал, что Она не придет совсем...
Ее голос был очень далеким. Она искренне сказала, что только, когда я
позвонил... только тогда посмотрела на часы и ужаснулась. Она просила
простить ее. У нее возникли какие-то неприятности, и ей пришлось уехать
из офиса. Предупредить меня она не могла... Она также сказала, что не
могла позвонить, хотя помнила о том, что надо это сделать.
Я спросил, не случилось ли чего с ее дочкой... Она сказала, что нет... И
что она не может больше говорить, предложила созвониться завтра, еще раз
попросила прощения и отключилась. "Так", - подумал я.
- Так, - сказал я вслух и повторил это какое-то неопределенное
количество раз.
"Мне нужна помощь! - подумал я. - Помогите мне!" Потом я остро ощутил,
что за весь день я выпил четыре кофе и бутылку кефира и не разу не...
сходил в туалет. Мой организм подал мне отчаянный сигнал...
Я встал и пошел в туалет. Там я пописал, немного поплакал, умылся,
постоял, держась руками за раковину умывальника и глядя в свои глаза в
зеркале. В этот момент я послал мощнейшее сообщение о страдании и
отчаянии. Если бы спутники в космосе улавливали эти сигналы, то
несколько штук из них сошли бы со своих орбит. Потом я вышел из туалета.
- Вы свой телефончик так не оставляйте, пожалуйста, - услышал я голос,
оглянулся на него и выяснил, что говорил бармен. Темноволосый, явно
южный мужчина, в белой рубашке, черном жилете и хороших очках. - Возле
двери оставлять не надо. Я, конечно, смотрю, но... С вами все в порядке?
Через пару минут я сидел на высоком табурете у стойки, пил колу со льдом
и лимоном и набирал номер телефона Макса.
- Вы прямо позеленели... Я подумал, сейчас упадет человек, - говорил
черноволосый бармен. У него была маленькая табличка на груди. На
табличке было одно слово - Эрик. Эрику было лет пятьдесят, не меньше.
Я понял, что мне срочно необходим Макс. Пусть приедет и заберет меня
отсюда. Заберет куда-нибудь, нальет мне водки, заставит меня съесть
чего-нибудь. Пусть ругает меня за то, что я расклеился, или просто
болтает со мной на любую свою тему. Я не могу быть сейчас один.
"Но это еще не предел! Дна я еще не достиг!... Нет! Это еще не дно. До
дна еще падать и падать", - думал я.
Там было так хорошо! В пустыне, в траншее у пулемета, в холодном темном
море... очень хорошо! В вагоне военного эшелона... было спокойно.
Холодно и спокойно. Там было спасение, потому что там не было надежды.
Совсем! Даже тени надежды не было!
Еще было бы здорово находиться где-нибудь на полярной станции. Чтобы был
маленький такой вагончик среди бесконечных льдов и снегов. Холодный
океан отделял бы эти снега и льды от материков, где было тепло, где шла
жизнь. Хорошо было бы жить на этой станции много-много месяцев, а то и
лет. Чтобы там со мной был молчаливый и суровый напарник, с которым мы
обменивались двумя-тремя словами за день. Например, такими: я - "Будешь
чай?", он - "Буду", через три часа: он - "Сходишь за дровами?", я -
"Схожу", и ближе к ночи: я - "Кто будет сегодня проверять приборы?", он
- "Я". И все. И достаточно. Чтобы в нашем вагончике было тесно, но
уютно, тепло, но не жарко. Окошко было бы всегда замерзшим, и оно то
ярко светилось бы полярным солнцем, то темнело бы полярной ночью. Мне
нужно было бы изо дня в день выходить на связь, что-нибудь куда-то
докладывать... (А что еще делают полярники?) Еще нужно было бы аккуратно
вести специальный журнал. Три раза в день покидать наш вагончик в любую
погоду, чтобы проверить показания каких-то приборов. (Ну, в смысле, если
бы я был полярником, я бы умел это делать и знал, зачем это нужно.)
Конечно, если бы у меня был напарник, мы бы все делали по очереди: по
очереди снимали показания приборов, заполняли журнал, делали уборку,
готовили еду, выходили на связь с "большой землей". Еда была бы очень
однообразная и простая. Но с этим как раз у меня проблем бы не было. Но
необходимо, чтобы было много книг. Таких толстых и бесконечных старых
романов. Все перечитать или прочитать впервые! Нужен был бы весь Жюль
Берн, Вальтер Скотт, Стивенсон, Марк Твен, никакого Достоевского и
Толстого!.. Диккенс? Можно! "Капитанскую дочку" и "Повести Белкина" тоже
хорошо, но, к сожалению, Пушкин мало такого написал. В общем, ничего
современного и поменьше отечественного... "Откупорить шампанского
бутылку и перечесть женитьбу Фигаро" - это прекрасно... наверное. Но я
не могу этого сделать. Не могу! По простой причине, что я не читал
"Женитьбу Фигаро". Значит, как я могу ее перечесть? Да и откуда
шампанское на полярной станции?.. Еще, каждые три месяца прилетал бы
самолет, но не садился, а пролетал бы над нами, приветственно качал
крыльями, сбрасывал ящики с оборудованием, едой, подарками, книгами. Но
никаких писем. Никаких!
Еще, хорошо сидеть в тюрьме. Но не в нашей, не сейчас и не за
преступление. А так... непонятно за что и во французской тюрьме...
Давно. Чтобы была даже не тюрьма, а крепость. Каменные стены, деревянная
дверь с металлическими заклепками, свежее сено на полу, высокое окно с
решеткой и синим небом. Книга у меня должна была бы быть только одна -
тяжелая старинная Библия, и больше никаких книг. Надо же, в конце
концов, прочитать Библию! У меня всегда были бы чистые, свежие рубашки
со свободными рукавами и узкими манжетами. Рубашки не такие, как сейчас,
не тонкие, а из такого толстого полотна. Я был бы всегда хорошо выбрит.
(Кстати, интересно, как они там брились, тогда... давно.) Хорошо, если
бы ко мне приходил цирюльник и брил меня каждое утро... И чтобы иногда
приходил священник и беседовал со мной. Мы вели бы с ним бесконечные,
спокойные философские дискуссии... Можно было бы играть в шахматы с
надсмотрщиком. Мне приносили бы хороший хлеб, яблоки и кувшин вина. Но
только, чтобы не было никакой возможности передать кому-то какую-нибудь
записку или получить от кого-нибудь письмо. Еще, чтобы было точно
известно, что нет никакой возможности сбежать отсюда, что из этой
крепости никто не сбегал и даже не пытался. Чтобы на душе было спокойно,
чтобы не было неотомщенной обиды или долга чести. Чтобы точно знать, что
я посажен в эту крепость навсегда! И нет совершенно никакого смысла
ждать смены власти и помилования. Нет! Вот так до конца!
Очень хорошо было бы быть монахом, но не православным, с длинной и
непослушной бородой. Я не хочу жить в холодной келье, не хочу есть
постные щи и кислую капусту, сидя за общим столом с такими же, как я сам
(если бы я был монахом), бородатыми, бледными, сутулыми и некрасивыми
людьми. Не хочу делать грубую и убогую работу, преимущественно зимой на
морозе. Не-е-ет! Хочется быть монахом где-то далеко-далеко, где красивые
пейзажи, тишина, в маленьком озере плавают карпы. В общем, где красиво,
есть и горы и равнины, не жарко и не холодно. Где можно, наконец-то,
побрить голову раз и навсегда. Там не было бы вообще ни одной книги. Там
все и так все знают! Там бы я изнурял свое тело сложнейшими
упражнениями, учился спокойствию и силе, встречал восход и провожал
солнце на закате, сидя в одной позе. Там, наконец-то, появился бы
авторитетный для меня человек - мой учитель. Обязательно маленький,
сухонький и знающий всего меня насквозь и на три шага вперед. Он научил
бы меня слышать дождь и отличать песню сверчка от трели цикады, научил
бы видеть облака и понимать их, научил бы идти сквозь туман... и всегда
выходить к храму. Там бы я написал свое первое стихотворение... палочкой
на песке. Стихотворение о дожде, облаках, сверчке, цикаде... о тумане и
песке. И не слова о себе... Ни единого слова про себя!
Еще, я бы согласился отправиться в бесконечную космическую экспедицию.
Такую экспедицию, которая не вернется, а если и вернется, то тогда,
когда на Земле уже не останется никого из тех, кто бы мог меня ждать. В
космосе и на Земле время идет не одинаково. Я улетал бы и знал, что
больше я Ее никогда не увижу и не услышу. Меня бы усыпили, чтобы я
проснулся через сотни лет, за миллионы парсек от Земли. Я бы проснулся в
мире, где Ее нет! А если бы улетала Она... я бы не смог остаться.
Нет-нет! Здесь мне ВСи напоминало бы о Ней, и я не смог бы не ждать
Ее... Здесь оставаться нельзя...
Макс ответил. Слава Богу!
- Макс, приезжай сюда немедленно!
- Саня, давай лучше ты сюда, тут как раз...
- Макс, блядь! Умоляю! Приезжай, пожалуйста, сюда! Забери меня отсюда.
- Что случилось? - Макс спросил уже серьезным голосом.
- Ма-акс! Приезжай, пожалуйста.
- Саня... а где ты?
- На проспекте Мира. Если ехать от центра... - я понял, что не смогу
толком объяснить Максу, как надо ехать, - Макс, сейчас я передам трубку,
и тебе все объяснят. Прошу тебя, поторопись!
Я передал трубку Эрику с просьбой растолковать моему другу, как сюда
приехать. Эрик взял у меня трубку и долго, терпеливо, подробно, и даже
жестикулируя, объяснял Максу, как добраться.
- Он скоро приедет, - сказал Эрик, возвращая мне телефон. - С вами все
нормально? Может быть чаю? Или... покрепче?
- Нет-нет. Все очень хорошо! А мой друг не сказал, откуда он едет?
- Он спрашивал, как ему ехать с Нового Арбата.
- А-а-а! Далеко... - я понял, что минимум сорок минут мне нужно будет
сидеть и ждать. Это ужасно! Но ехать одному куда-то? Нет-нет! Подожду.
Очень хотелось выпить чего-нибудь, причем выпить залпом...
*13*
- Вам точно ничего не надо? - недоверчиво прищурившись, спросил бармен.
- Может быть, колы еще?
- Да, давайте.
- И льда побольше?
- И льда побольше.
- И лимон. А трубочку совсем не надо?
- Именно! - я на полсекунды успел удивиться, откуда может знать бармен
Эрик, как я люблю пить колу. - Но передо мной стоял стакан с остатками
колы, льдом и кружком лимона. Значит, я заказывал уже так. Только не
помнил об этом.
Эрик работал очень ловко. Столиков было немного, но молодая крупная
официантка постоянно подходила к нему с заказами. Он делал все быстро,
при этом его руки двигались плавно и как бы отдельно от его спокойного
лица. Он явно любил поговорить. И говорил он с восточной нежностью и
вкрадчивостью.
- Кстати, извините меня, вы случайно не писатель? - улыбаясь, спросил он.
- Нет, совершенно не писатель, - ответил я.
- И?.........
- И не поэт, не художник и даже не журналист.
- Извините, пожалуйста... - он изобразил смущение, но все-таки
продолжил. Ему очень хотелось мне что-то рассказать.
Вот то, что мне рассказал бармен Эрик.
- Я так просто подумал, что вы, может быть, писатель... Я тоже как-то
одно время переживал. Сильно переживал. Лет пять назад. Я тогда еще в
гостинице "Украина" работал... О-о-о! Нет! Не пять лет, а восемь! Вот
так! Видите? Такая жизнь, себя забываю... Так вот, работал тогда в
гостинице "Украина", наверху, в баре. И какая-то осень такая была
неприятная, и какая-то любовь-нелюбовь, и то и се. В общем, тоже я
загрустил, запереживал. Настроение такое было, чуть не плакал ходил. И
так мне захотелось купить себе шейный платок. Зашел я в магазин,
туда-сюда, съездил на рынок. Не могу найти себе такой, который нравится.
Женские платки как-то не хочется покупать. Всякие ненатуральные,
синтетические - тоже, ну... не солидно. А я никогда не носил таких
платков, даже не знал, где они продаются. Потом мне сказали. Я поехал в
такой магазин. Там очень красивые платки.
Разные! Я думаю: "О! Куплю сразу три". Спрашиваю девушку: "Милая, а
сколько вот этот платочек стоит?" Она как сказала! Я за голову взялся,
вот так (Эрик показал, как он взялся за голову) и говорю: "Это вот такой
вот маленький платочек столько стоит?! Ой-ой-ой!" Перед молоденькой
девочкой стало неудобно, что я не могу себе такой платочек маленький
купить. А сколько же тогда там костюм стоит, в этом магазине? Покраснел
весь. Посчитал деньги. Только-только хватило на платочек, самый-самый
простой. Обратно ехал на метро.
Стал носить платок вот так с рубашкой. Очень красиво, всем нравится. Ну
и сам вижу - хорошо! И как-то я обратил внимание, что один посетитель
тоже носит платок на шее. Такой высокий иностранец. Постарше меня. Он
здесь был представитель какой-то большой фирмы... из Голландии. Приятный
такой, вежливый. Возьмет за вечер два-три пива, сидит, читает. Потом
стал со мной разговаривать. Он по-русски хорошо говорил. Молодец!
Засиживался дольше всех. И вот однажды сидел он не за столиком, а за
стойкой. Грустный такой, писал чего-то, со мной разговаривал. А потом,
уходя, вот так, как бы случайно, раз и бросил мне записку за стойку.
Беру я записку, а там он мне пишет, почерк красивый. Конечно, с ошибками
написал. А я-то по-ихнему вообще говорить не могу, так что он молодец -
написал по-русски! Написал, что приглашает меня, когда у меня будет
свободное время, поужинать с ним вместе. Вот так!
С тех пор я никогда больше шейный платок не ношу.
Вот что мне рассказал бармен Эрик.
- Простите, но я вас ужинать не приглашу. Ко мне сейчас мой друг
приедет, - сказал я.
Эрик смеялся минуты две. Ему очень понравилась моя шутка. А я не
пошутил, я в этот момент неспособен был шутить. Меня мучил, терзал,
разрывал на куски вопрос, что с Ней случилось, что с Ней происходит, а
главное, почему Она не обратилась ко мне. К кому Ей еще обращаться, как
не ко мне? Она разве не чувствует, что я Ее люблю? Конечно, Она
чувствует! Почему Она не доставит мне такого счастья - помочь Ей?
Господи! Если бы Она позволила Ей помочь! Почему Она мне не доверяет?!
Мой телефон зазвонил. Я вздрогнул, во мне все перевернулось, что-то
оборвалось и упало в самые пятки. Где-то на юге Африки сошел с рельсов
товарный поезд......
Звонила не Она. Я услышал незнакомый мне голос. Женский молодой голос.
- Добрый вечер! Простите, это Александр?.. Извините, не знаю вашего
отчества.
- Не беспокойтесь, это совершенно не обязательно. Да, это я.
- Еще раз здравствуйте! Это Марина, то есть, меня зовут Марина. Я жена
Гриши...
- Простите, какого Гриши?
- Гриши! Ну как же?! Гриши, вашего сотрудника...
- Ах Гриши! Ну конечно! Да-да, понятно. Что-то случилось?
- Нет-нет. Ничего не случилось, вы не волнуйтесь... Я очень прошу вас
простить меня, что я звоню вам, - голос был совсем молодой.
"Сколько же ей лет?" - подумал я. Грише двадцать пять. Я даже и не знал,
что он женат. Он вообще ничего о себе не говорил. Я взял его на работу
два года назад, но ничего про его жизнь не знал.
- Гриша не знает, что я вам звоню. Он будет очень недоволен, если узнает
об этом.
- Если я правильно вас понимаю, вы не хотите, чтобы я сказал Грише о
вашем мне звонке? Так?
- Да-а... Но... - она и так говорила очень взволнованно, а тут совсем
смутилась, - Ой, а вы можете говорить сейчас? У вас есть две минуты? Я
вас не отвлекаю?
- Две минуты у меня есть, - я сказал это слишком сурово. Она же говорила
вежливо, взволнованно и вполне достойно. К тому же было ясно, что что-то
стряслось, и что-то серьезное. Иначе она не позвонила бы. - Не
волнуйтесь, говорите. Вы не слишком меня отвлекли.
- Спасибо! Я взяла ваш телефон из Гришиной записной книжки... Не знаю,
как начать... Гриша вас очень уважает. Всегда говорит о вас с
восхищением... Какой вы специалист и какой человек. Вы для него
настоящий авторитет. Он вас просто любит... Очень переживает за все, что
происходит... Он, вообще, мало рассказывает про дела, про работу, но про
вас всегда говорит с удовольствием. Он гордится...
- Спасибо! Вы меня смущаете! Что же все-таки... - начал я, но она
перебила меня.
- Да-да, извините. Конечно! Так вот, в последнее время, а особенно
последние несколько дней, он просто совсем стал сам не свой. Не ест
ничего, почти не спит. Вчера плакал в ванной. Ничего мне не говорит. А
сегодня, час назад, пришел домой, я накрыла на стол, он сел, посидел
молча, ни к чему не притронулся. Потом сказал, что он страшно вас
подвел, что он ни на что не годится, что непонятно, как и зачем вы его
терпите... Потом он сказал, что вы сегодня разобрались с ситуацией,
которую он не мог решить и не мог с ней справиться... Что он пытался
справиться целую неделю, но ничего не смог, а только все испортил. А вы
пришли, все поняли и все исправили за пять минут. Он сказал еще, что он
вам не нужен, что только вам мешает, а вы его терпите из жалости. Потом
он оделся и ушел из дома. Знаете, Александр, он снова плакал. Вы
поверьте, он очень вас ценит и очень старается. Если у него не
получается, то это не нарочно и не от лени или невнимания. Поверьте мне,
он очень хороший, я так переживаю. Вот куда он сейчас пошел? Я услышал,
что молодая женщина заплакала.
- Марина! Мариночка! Не волнуйтесь. Я Гришу очень ценю. Он отличный
специалист, ответственный работник и прекрасный товарищ. Я без него
совершенно не справился бы. Я его очень уважаю. Вы можете им гордиться.
Скажите, он ушел из дома... Телефон он с собой взял?
- Я не знаю, - сказала она, всхлипывая, - сейчас посмотрю. - Я услышал
шаги и какие-то звуки. Она искала телефон. - Не видно. Я ему позвоню и
узнаю.
- Не вздумайте ему сейчас звонить! Я ему сам позвоню. А потом позвоню
вам. В любом случае позвоню. Подождите немножко и не волнуйтесь.
Спасибо, что позвонили. - Я отключился.
"Господи! - подумал я. - Детский сад какой-то!" Мне сразу вспомнились
совершенно отчаянное выражение глаз Гриши, его ссутулившаяся, почти
сгорбленная фигура, его попытки чего-то сказать... Оказывается, там вон
что! Оказывается, ему там так плохо! И из-за чего? Из-за кого?! Из-за
моей любви, из-за меня? Бедный Гриша!
Он же не знает еще, что то, что мы с ним делаем - это фигня. Что таких,
как мы... полным-полно. Мы, конечно, не самые плохие, но есть и лучше,
намного лучше. Только в этом огромном городе, сколько тысяч бригад,
больших и малых, строят, ремонтируют, переделывают. А сколько таких как
я, архитекторов, ядрена мать! Таких же точно, как я: суетливых,
эгоистичных, амбициозных, компромиссных, недобрых... Кто я такой!?
А он-то бедный думает, что делает важное дело, боится меня подвести, не
оправдать моего доверия, ответственности. Для него нет ничего важнее
этого. Бедняга! Бедняга!
Я быстро нашел и набрал его номер... "Только бы он ответил!" Я не мог
еще и этот груз таскать сегодня. Надо было поскорее с этим разобраться.
Я помню, как в школе, сидя в столовой, я подумал... Мне было лет 13-14.
Я подумал, глядя на поварих, которые работали на кухне... Я стал
прикидывать, сколько в нашем городе школ? Наверное, не меньше
восьмидесяти. В каждой школе есть столовая, и там работает минимум
четыре повара. А сколько у нас разных предприятий, каких-нибудь фабрик,
заводов, сколько больших контор, больниц, автобаз и прочее, и прочее. И
везде есть столовые, буфеты, какие-то маленькие кафе. И везде там
работают люди, которые всю жизнь готовят невкусную еду.
Они плохие повара! А когда-то же они были детьми, такими, как я (мне
было тогда 13-14 лет, я уже говорил). И они не думали, что станут
поварами. У них есть имена, фамилии... они отдельные люди. Неповторимые!
А работают плохими поварами. И, значит, кто они? Они - ПЛОХИЕ ПОВАРА! И
все! И больше ничего. А как же жизнь?
Я помню, я гордился своей фамилией. Она казалась мне гордой, редкой и
благозвучной. Я полагал, что у меня должна быть особенная судьба! Когда
я играл в футбол во дворе, мне всегда казалось, что обязательно должен
мимо пройти какой-нибудь футбольный тренер. Он остановится, посмотрит на
меня и на то, как я играю, и подумает: "Вот отличный парень, настоящий
талант..." А потом он спросит кого-нибудь из мальчишек: "А кто этот
парень? Тот, который... вон тот, в синей майке?" Я понимал, что моя
фамилия должна прозвучать. Я не могу так же, как те люди, которые стали
поварами, раствориться... Нет!
И мне казалось, что я не растворился. Я работаю в Москве. В Москве!!!
Что может быть дальше? Это предел! Я здесь работаю! Я молодец! Я пишу
свою фамилию на моих проектах... И что?! Я построил один хороший дом, на
одной из маленьких улиц одного из подмосковных поселков. Все!!! А в
основном я, как жук-короед, точу и точу какие-то ответвления
бесконечного московского лабиринта. Таких, как я, в Москве больше, чем
поваров в моем Родном городе! Только бы Гриша ответил.........
Гриша ответил.
- Алло. Я вас слушаю, - спокойным солидным голосом сказал Гриша.
- Гриша! Хорошо, что я до вас дозвонился. Это я, Александр. Ваш шеф. -Я
старался говорить весело и непринужденно. - Ну-у-у? Как ваши дела, как
настроение?!
- Все нормально. Я уехал с объекта в семь. С мусором ребята почти
закончили. Настроение у всех хорошее. С завтрашнего дня будем менять...
- Да Бог с ним, с объектом! Григорий, я заметил, что вы очень устали...
- Нет-нет! Я совершенно не устал! Вы простите меня, я совершенно... -
сразу перебил меня он.
Я, конечно, зря сказал про усталость, не надо было ему об этом говорить.
- Нет, Гриша, это вы меня простите. Я не то хотел сказать! У меня
остался неприятный осадок после сегодняшней нашей встречи...
- Я так виноват. Я, просто, не знал, как вам сообщить...
- Гриша-а-а! Не перебивайте меня, пожалуйста. Если кто-то и виноват, так
только не вы. Это я запустил дела в последнее время. Это я обленился
совершенно! Знайте, если бы не вы, Гриша, то все бы уже рухнуло. Я очень
рад, что вы со мной работаете. Я всецело вам доверяю, и, простите меня,
очень злоупотребляю вашей ответственностью и порядочностью. Я вам хотел
это сказать еще раньше, но при рабочих нельзя, а в другое время как-то
не получалось. Нам надо пообщаться вне работы! Как вы думаете? Вы
женаты, Гриша?
- Да-а... У меня жена Маша... Ой! Марина.
- Во-о-от! Отлично! Давайте как-нибудь куда-нибудь сходим. В кино. Я
тоже приглашу мою знакомую... одну. Сходим в кино, потом поужинаем. Как
вы, Гриша, смотрите на такое предложение?
- Я не знаю, я спрошу у Марины.
- Бросьте, Гриша! Не стесняйтесь. Завтра же и договоримся. Познакомьте
меня с вашей женой. O.K.?!
- Ладно, - сказал Гриша растерянно, но по-хорошему растерянно. Как надо
растерянно. - Спасибо!
- Потом спасибо скажешь! Давай! Завтра созвонимся и договоримся!
Держись! Передай привет супруге! И не бери в голову. Все хорошо, а ты
молодец! Пока! - Я чуть не сказал: "Иди домой!"
- До свиданья. Спасибо большое! Я Марине передам, - он совсем замялся. -
До свиданья!
Как приятно видеть и слышать счастливых людей. Как легко их иногда
осчастливить, хотя бы ненадолго. "Сейчас еще одну осчастливлю", -
подумал я и позвонил Гришиной жене.........
Она обрадовалась и благодарила меня без умолку, пока я не прервал разговор.
Меня же мог спасти только один звонок и только один голос в мире. Но Она
не позвонит, я знал это.
*14*
Пока Эрик рассказывал мне свою историю про шейный платок, пока я
разговаривал с Гришиной женой и самим Гришей, кафе совершенно
заполнилось. Во Москва! Даже самое неинтересное кафе, с самым скучным
интерьером и стандартным набором напитков и какой-то еды, все равно
забито... вечером в пятницу. Становилось накурено и шумно. Эрик мне
что-то периодически говорил, я не слушал и только кивал в ответ и
улыбался, когда видел, что он закончил очередную шутку или окончательно
выразил какую-то мысль. Макс должен был подъехать вот-вот.
Я услышал, что дверь за спиной в очередной раз распахнулась. Я оглянулся
- зашла веселая молодая пара. На улице, видимо, пошел снег. На шапках и
плечах у женщины и мужчины были небольшие сугробы. Они весело и шумно
отряхнулись, потопали ногами, оббивая снег с обуви, потом осмотрелись,
увидели, что мест свободных нет, и так же весело вышли на улицу. Я все
это видел боковым зрением. Мое внимание привлек довольно крупный
мужчина, который сидел за тем столиком, за которым раньше сидел я.
Высокий, широкоплечий, волосы с заметной сединой, зачесаны наверх и
назад. Темно-серый свитер с глухим горлом. Хорошее, выразительное лицо.
Ухоженное. Мне его лицо показалось знакомым и весьма, но я не мог
вспомнить откуда. Он сидел, перед ним стояла чашка кофе, минеральная
вода и пепельница. Он смотрел на стол и о чем-то напряженно думал. Я
поостерегся привлекать его внимание и не стал его рассматривать.
Помню, когда я только приехал в Москву, в одном ресторане я увидел
знакомого мне человека... Я уже был подвыпивший, обрадовался, подошел к
нему, хлопнул его по плечу, поздоровался... Он выразил полное свое
недоумение... Я ему - мол, ну как же?... Оказалось, что он ведет новости
на втором канале телевидения. А я просто еще не привык к тому, что можно
встретить вот так, в жизни, людей из телевизора. В Родном городе, если
знакомое лицо - значит знакомый... А тут-то Москва!!! Нужно быть
поделикатнее.
Лицо этого мужчины было знакомым. Такое породистое лицо. Вполне могло
случиться, что он актер или писатель...
Я отвернулся... В смысле, повернулся обратно к стойке, слегка
озадаченный. Нужно было поскорее выпить чего-нибудь. "Макс! Макс! Ну где
же ты?!", - как заклинание, беззвучно сказал я.
Из-за того, что я резко повернул голову в сторону двери, а потом
повернул ее обратно, я почувствовал, что стены и стойка качнулись и ушли
куда-то вбок. Необходимо было хоть что-нибудь съесть.
Я смотрел на свои руки, они лежали на стойке. Небольшие такие руки,
ногти аккуратно подстрижены... Руки как руки. Мои руки. Я для них
покупал полтора месяца назад перчатки, теперь надо покупать новые. Из-за
любви, из-за усталости и рассеянности, из-за того, что чесалась и
раздражала шея, из-за радости обретения синего платка я забыл в такси
перчатки. Я предал свои руки. Они бессильно лежали передо мной. Да, силы
в них было немного. "Не жалею я свой организм", - подумал я. Вот придет
Макс, начнем мы с ним выпивать, руки будут наливать и подносить рюмку
или бокал ко рту. И я сам, и мои руки... мы знаем, что потом будет
только хуже. Что лучше всего было бы поехать домой, принять душ, лечь
спать и выспаться. А утром позавтракать и... сделать что-нибудь полезное
для себя... Но нет. Руки мне не воспротивятся... Они нальют...
Мне такое счастье доставляло мое тело, когда я был маленьким. Оно было
таким, как будто его и вовсе не было. Я тогда не думал, что можно есть,
а чего нельзя, в смысле, как то, что я съел, отразится на моей фигуре
или на здоровье. Мое тело могло бегать, прыгать без усталости, купаться
в речке до посинения и не замерзать, засыпать в любом положении. А когда
я спал, мое тело можно было носить, класть куда угодно, одевать и
раздевать - я не просыпался. Оно постоянно радовало меня тем, что
запросто обучалось ездить на велосипеде, кататься на коньках. .. И еще
оно росло!!! Оно вырастало из обуви, из штанов и курток. Я гордился им.
Я любил его. А теперь я его только мучаю.
Мои руки... и весь мой организм мог спросить меня сейчас: "Ну чего ты
нас мучаешь? Мы-то чем виноваты? Нам нужно от тебя немного. Нам нужно
нормальное питание, регулярный сон, хотя бы иногда свежий воздух.
Неплохо бы какое-нибудь подобие спорта, ну или, хотя бы, прогулки.
Пешком надо иногда ходить! Ходить, не спеша куда-то, а ходить, чтобы...
ходить. Ведь мы, твои органы, все делаем, стараемся, вырабатываем
волосы, ногти, пот, слюну и другие жизненные соки. Нам трудно! Мы устали
от тебя. Мы не понимаем, не можем выяснить, какой орган отвечает за то,
что с тобой происходит. Сердце? Нет! Оно само уже не радо! Оно, конечно,
у нас, тьфу-тьфу-тьфу, крепкое... Ну все же объясни нам... Что
случилось? Что случилось-то?"
Действительно, а что случилось? Она не смогла прийти?! Значит,
действительно не смогла! Она потом все объяснит. Она же не издевается
надо мной. Нет! Она всегда очень внимательна. Она что, не чувствует, как
я Ее люблю? Конечно чувствует. Такая женщина! Конечно Она чувствует! Да
Она просто знает это!
"А вдруг Она меня тоже любит!!!" - эта простая мысль так поразила меня.
Я просто окаменел от такой мысли. До этой секунды я думал, что мне не
важно, любит она меня или нет, что моя любовь от этого не зависит. И
тут, вдруг, я понял, что может быть и Ей не просто сейчас. Может быть,
Она тоже живет последние недели в каком-то своем невыносимом состоянии,
а я тут... Эгоист! Эгоист!!! Дурак, блядь! "Ну конечно, Она меня любит!
Ей, может быть, хуже, чем мне. И Ей точно сложнее сейчас! А я тут..."
От этой мысли вдруг захотелось подскочить и мчаться куда-то... А куда???
К Ней, конечно!!! Но куда? От этой мысли все внутри задрожало... Но
стало легче. Стало намного легче!!!!!!!!! Какая же я сволочь! Я
догадался, что ей трудно и, может быть, хуже, чем мне... И мне стало от
этого радостно...
Чья-то рука легла мне на плечо. Кто-то сзади положил руку на мое плечо!
Кто-то прервал мой диалог с собственным организмом и череду моих
революционных мыслей и открытий. Я оглянулся. Макс приехал!
*15*
Я был так рад! Я чуть было не сказал Максу, что борода ему очень к лицу.
Я был готов обнять и расцеловать его! Но он не понял бы меня. Он же не
знал, какая невероятная мысль пришла мне в голову, какая догадка
снизошла на меня за миг до его появления.
- Ты чего тут так веселишься? - спросил Макс, отряхивая свою шапку от
снега. - Я думал, тебя тут пытают. А ты тут уже развлекаешься? Не мог
меня подождать?
- Макс, да ты что?! Какое веселье?
- Саня! Ты уже напился тут без меня?! Как не стыдно! Я бы так...
- Макс, перестань, - прервал я его. - Эрик, извините, скажите ему, - я
указал на Макса пальцем, - что я не пил ничего...
- Кроме колы со льдом и лимоном, - быстро сказал Эрик. - Это я вам
объяснял, как надо ехать? Хорошо, что вы приехали. Ваш друг тут чуть в
обморок не упал. Очень грустный сидит. Я его маленько развлекаю, истории
рассказываю. Теперь вы им занимайтесь. Мне его развеселить не удалось. И
он пить отказывается, - Эрик подмигнул Максу и заулыбался.
- Последнее мы сейчас исправим, - моментально отреагировал Макс и
подтолкнул меня под локоть. - Что будешь пить?
Перед тем как выпить, я взглянул на часы. Было десять минут десятого! Мы
наконец-то выпиваем с Максом! Я думал об этом уже много часов подряд, и
вот... мы выпили! Выпили коньяку! Залпом! По пятьдесят!
Коньяк пролился внутрь меня, скользнул по языку и горлу... Как я хотел
этого! Я ждал облегчения. Я опрокинул коньяк и выпил его с таким
чувством, что где-то далеко-далеко флагман Британского Королевского
флота отсалютовал, входя на базу во главе усталой после долгого похода
эскадры.
Я почувствовал, что мой организм тоже рад. Коньяк, конечно, не здоровый
сон, не регулярное питание и свежий воздух. Но тоже... вариант.
*16*
Мы выпили по пятьдесят коньяку и сразу засобирались уходить. Я больше не
хотел здесь оставаться ни минуты. Макс был со мной согласен. Он ворчал,
был недоволен тем, что я заставил его ехать ко мне, непонятно зачем
терять драгоценное московское вечернее время, только чтобы выпить
дешевого коньяка в бессмысленном кафе. Мы препирались с Максом, когда
сбоку от нас к стойке подошел тот высокий мужчина, который сидел за
столиком у входа.
- Эрик, возьмите, пожалуйста, здесь достаточно. Спасибо! - сказал он и
положил на стойку деньги.
- На здоровье! Всего хорошего! - улыбаясь, сказал бармен.
Мужчина кивнул, стал разворачиваться и встретил на себе мой взгляд. Было
видно, что он меня тоже узнал, удивился и растерянно кивнул мне,
здороваясь. Я тоже кивнул. Он поспешно отошел...
От Макса не укрылись наши приветствия, он тут же прижался ко мне и,
косясь на высокого седого мужчину, спросил меня:
- Это что, артист какой-то известный? - зашептал он. Мне хотелось
оглянуться и еще раз посмотреть на этого человека, но Макс и так глазел
на него. Было неудобно.
- Саня, познакомь меня с известными артистами! Ты же обещал. Вот кто
этот мужик? - В этот момент я услышал, как дверь за спиной хлопнула. -
Артист?
- Не знаю я. Не могу вспомнить, где мы встречались. Может быть, и
артист. Погоди... - я чуть повысил голос. - Эрик, мне показалось, что вы
знаете того человека, который только что вышел.
- Вот этого? - Эрик ткнул пальцем в деньги, которые оставил на стойке
ушедший мужчина. Я кивнул. - Не-е-ет! Я его не знаю. Он часто заходит -
может, работает рядом. А меня здесь все знают, - он ткнул пальцем в
табличку с надписью "Эрик" на груди.
- Понятно... - сказал и кивнул головой я.
Мы расплатились. В этот раз Макс позволил заплатить мне. Он хотел ехать
в какое-нибудь многолюдное место. Ему хотелось, как он говорил,
"движения". Я называл разные названия разных мест, а он спрашивал:
"Сань, а это модное место?" или "Саня, а там есть запах порока?". Так и
не решив, куда ехать, мы вышли на улицу. Снег шел большими хлопьями.
Падал отвесно и густо. Мы вышли, и меня накрыло первой теплой волной.
Коньяк! Коньяк подействовал. Пустой желудок и усталость ускорили и
усилили эту волну. Снег! Свежесть и чистота...
Москва сразу стала светлее. Окна, фонари, огни вывесок и рекламы
отразились в низком небе и в каждой снежинке. В каждой летящей и уже
упавшей снежинке... "Она любит меня, - догадался я. - Я хороший человек.
Меня можно любить. Господи... Я хороший".
Я хороший... Я смогу... Мне надо поехать домой, к родителям... Приехать
к ним не московским гостем, не на пару вечеров, а приехать на весь
август, пожить с ними на даче. Посидеть с отцом в бане. Беседовать,
беседовать... Ходить с сыном на речку... Навестить бабушку, постараться
не раздражаться на нее, попить с ней чаю, все выслушать, посмотреть
фотографии... Надо сходить к деду на кладбище... Не для того даже, чтобы
постоять на могиле, а для того, чтобы попробовать отчетливо подумать о
нем. Я не любил, когда он меня маленького ловил и тискал... Надо
встретиться со всеми друзьями, сказать, что мне плохо без них...
Думая так, я достал телефон и набрал номер...
- Але, Паскаль? Привет, это Саша, - сказал я в трубку.
- Саша! Как хорошо, что ты позвонил. Я очень не люблю, как мы с тобой
расстались. Я не правильно говорю по-русски, ты знаешь, я не успел тебе
ничего объяснить. Но я понимаю, что ты не правильно смог понять ...
- Паскаль! Все в порядке. Я не обижаюсь. Наплюй! Я сам хотел тебе
сказать спасибо. Ты мне очень помог. Я совершенно не справлялся в
последнее время с делами, а от предложения Алеши просто не мог
отказаться. Так что все очень хорошо! Забудь!
- Саша, это правда? Но я думаю, что ты обиделся, и правильно...
- Паскаль! Извини, давай завтра встретимся и, если хочешь, поговорим об
этом. Но я думаю, что говорить больше не о чем. Все хорошо! Будем лучше
говорить о чем-нибудь другом.
- Прекрасно! Завтра, конечно...
- Все! Я тут спешу, пока, всего хорошего!
- Пока! - Паскаль нерешительно отключился. Макс ловил машину. Вот такси
остановилось...
- Саня, куда ехать? Водитель спрашивает, куда поедем? - крикнул он мне.
- Макс, я сейчас, погоди минуту, не отпускай его, - крикнул я в ответ. Я
стоял неподвижно, держал телефон в руке и набирал Ее номер. Она ответила...
- Прости, я понимаю, что не должен был тебе звонить, - удивительно
спокойным голосом сказал я. - Но я не смог не позвонить. Мне показалось,
что мне нужно позвонить прямо сейчас, немедленно... - Она молчала. - Я
очень сильно тебя люблю!!! Я не могу без тебя!.. Вот.
- Я знаю, - сказала Она.
Она сказала это... И повисла тишина. Где-то в Альпах сошло несколько
снежных лавин.
- Я не знаю, что еще говорить, - ровно, как будто одним словом, сказал я.
Она сказала, что она тоже не знает, что говорить. Сказала, что ждала...
И еще Она сказала, что теперь легче будет дождаться завтра, и попросила
меня позвонить ей утром.
- Обязательно! Я целую тебя! - сказал я.
Она сказала, что она тоже... меня целуе