пуститься на то, что оно считало неоправданным риском. Гитлер был убежден, что французская политическая система прогнила до основания и заразила французскую армию. Он знал силу коммунистов во Франции, знал, что ее можно будет использовать, чтобы ослабить или парализовать действия, как только Риббентроп и Молотов достигнут соглашения и Москва осудит французское и английское правительства за то, что они вступили в капиталистическую и империалистическую войну 1. Гитлер был убежден, что Англия -- пацифистская и выродившаяся страна. Он считал, что хотя воинственное меньшинство в Англии и заставило Чемберлена и Даладье объявить войну, оба будут вести ее в возможно меньших масштабах и, как только Польша будет раздавлена, оба признают этот свершившийся факт точно так же, как они это сделали годом ранее в отношении Чехословакии. В целом ряде случаев до этого инстинкт Гитлера оказывался правильным, а доводы и опасения его генералов -- неправильными. Он, однако, не понимал, какие глубокие сдвиги совершаются в Англии и во всей Британской империи, когда раздается боевой призыв. Не понимал он и того, что те самые люди, которые ревностнее всех ратуют за мир, в мгновение ока превращаются в неутомимых тружеников во имя победы. Он неспособен был оценить умственную и духовную силу нашего островного народа, который при всем своем нерасположении к войне и военным приготовлениям привык на протяжении веков считать, что победа принадлежит ему по праву первородства. Но так или иначе, в начале войны английская армия не могла играть сколько-нибудь существенной роли. В отношении французского народа Гитлер был убежден, что душа его не лежит к войне. И это действительно было так. Гитлер настоял на своем, и приказы его были выполнены. 1 Английская компартия 3 сентября приняла манифест, требовавший от трудящихся всемерной поддержки войны с фашистским агрессором и одновременно борьбы за свержение правительства "умиротворителей" и замены его другим. Наши офицеры считали, что после разгрома польской армии Германии придется держать в Польше приблизительно 15 дивизий, значительную часть которых составят малобоеспособные соединения. Если у нее были какие-либо сомнения относительно русского пакта, она, возможно, довела бы численность своих войск на Востоке до 30 дивизий. Таким образом, исходя из наименее благоприятных расчетов, Германия смогла бы снять с Восточного фронта более 40 дивизий, доведя численность своих войск на Западе до 100 дивизий. К тому времени французы сумели бы отмобилизовать 72 дивизии во Франции в дополнение к гарнизонам крепостей силой до 12--14 дивизий. Кроме того, имелось бы 4 дивизии английских экспедиционных войск. Для охраны итальянской границы потребовалось бы 12 французских дивизий. Следовательно, против Германии удалось бы выставить в общей сложности 76 дивизий. Таким образом, противник имел бы превосходство над союзниками в пропорции 4:3 и, кроме того, вероятно, смог бы сформировать дополнительные дивизии резерва, доведя в скором времени общую численность своих войск до 130 дивизий. Французы, со своей стороны, располагали еще 14 дивизиями в Северной Африке, часть которых можно было перебросить на континент, а также дополнительными силами, которые постепенно могла бы перебросить Великобритания. Что касается авиации, то наш штабной комитет считал, что после разгрома Польши Германия сможет сосредоточить на Западе более двух тысяч бомбардировщиков против объединенной франко-английской авиации в количестве 950 самолетов 1. Отсюда было ясно, что, как только Гитлер разделается с Польшей, он и на земле и в воздухе окажется гораздо сильнее англичан и французов, вместе взятых. Следовательно, не могло быть и речи о французском наступлении против Германии. Каковы же были шансы на немецкое наступление против Франции? 1 В действительности немецкая бомбардировочная авиация в тот момент насчитывала 1546 самолетов. -- Прим. автора. Возможны, конечно, были три варианта. Во-первых, вторжение через Швейцарию. В этом случае возможен был обход южного фланга линии Мажино, однако с этим вариантом был сопряжен ряд трудностей географического и стратегического порядка. Во-вторых, вторжение во Францию через франко-германскую границу. Этот вариант казался маловероятным, так как считалось, что немецкая армия была тогда еще недостаточно оснащена или вооружена для мощного наступления на линию Мажино. В-третьих, вторжение во Францию через Голландию и Бельгию. Это означало бы движение в обход линии Мажино и не было сопряжено с такими крупными потерями, которые пришлось бы нести в случае лобовой атаки против долговременных укреплений. Интересы союзников требовали, чтобы противник был, по возможности, остановлен в Бельгии. "Насколько нам известно, -- писал штабной комитет, -- французский план состоит в том, что, если бельгийцы удержатся на линии Мааса, французская и английская армии займут линию Живе, Намюр с английскими экспедиционными войсками, действующими на левом фланге. Мы считаем нецелесообразным принимать этот план без согласования с бельгийцами планов занятия этой линии заблаговременно до немецкого наступления... Если отношение бельгийцев не изменится и не удастся разработать план заблаговременного выхода на линию Живе, Намюр (называемую также линией Маас, Антверпен), мы решительно настаиваем на том, чтобы немецкое наступление было встречено на подготовленных позициях на французской границе". Необходимо напомнить последующую историю этого важнейшего вопроса. 20 сентября он был поставлен перед военным кабинетом и после краткого обсуждения передан в верховный военный совет. Через некоторое время верховный военный совет запросил мнение генерала Гамелена. В своем ответе генерал Гамелен ограничился заявлением о том, что вопрос о плане "Д" (т. е. плане выхода на линию Маас, Антверпен) уже достаточно освещен в докладе, представленном французской делегацией. Резолютивный раздел этого Документа гласил: "В случае своевременного приглашения англо-Французские войска вступят на территорию Бельгии, но не для встречного боя. К числу общепризнанных линий обороны относится линия Шельды и линия Маас, Намюр, Антверпен". Так как в октябре не удалось достигнуть практической договоренности с бельгийцами, считалось, что наше продвижение должно ограничиться линией Шельды. Тем временем генерал Гамелен в ходе секретных переговоров с бельгийцами потребовал, чтобы, во-первых, бельгийская армия сохранила свой полный боевой состав и, во-вторых, чтобы бельгийцы подготовили оборонительный рубеж на более выдвинутой линии Намюр, Лувен. К началу ноября удалось договориться с бельгийцами по этим вопросам, а с 5 по 14 ноября происходил ряд совещаний в Венсене и Лафере. 15 ноября генерал Гамелен издал предписание номер 8, подтверждавшее соглашение от 14 ноября, по которому, "если обстоятельства позволят", бельгийцам будет оказана поддержка посредством выдвижения на линию Маас, Антверпен. 17 ноября в Париже открылось заседание союзного верховного совета. Было принято следующее решение: "Учитывая важность удержания германских войск как можно дальше на Востоке, необходимо принять все меры для удержания линии Маас, Антверпен в случае германского вторжения в Бельгию". На этом заседании Чемберлен и Даладье подчеркивали, что придают этому решению большое значение, и оно предопределило все дальнейшие действия. По существу это было решение в пользу плана "Д", и оно заменило собой ранее достигнутое соглашение о скромном выдвижении на линию Шельды. Вскоре после этого в развитие плана "Д" возник вопрос об использовании французской 7-й армии. Впервые идея выхода этой армии на приморский фланг союзных войск возникла в начале ноября 1939 года. Генерал Жиро, который скучал со своей резервной армией в районе Реймса, был назначен командующим 7-й армией. Цель такого расширения плана "Д" заключалась в том, чтобы продвинуться в Голландию через Антверпен для оказания помощи голландцам, а также в том, чтобы оккупировать часть территории голландских островов Валхерен и Бевеланд. Все это было бы отлично, если бы немцев к тому времени уже остановили на линии канала Альберта. Этого требовал генерал Гамелен. Генерал Жорж, со своей стороны, считал, что нам такая операция не под силу, и предлагал, чтобы предназначенные для этой цели войска были поставлены в резерв на центральном участке этого фронта. Мы ничего не знали об этих разногласиях. В итоге в этом положении мы и провели всю зиму в ожидании весны. В течение полугода, отделявшего нас в тот момент от начала немецкого нападения, ни французский, ни английский штабы, ни их правительства не принимали каких-либо новых принципиальных стратегических решений. Глава шестая БОРЬБА ОБОСТРЯЕТСЯ Используя свои успехи, Гитлер предложил союзникам свой план мира. Одним из печальных последствий нашей политики умиротворения и нашей позиции в целом в связи с его приходом к власти было то, что Гитлер уверовал, что ни мы, ни Франция не способны вести войну. Объявление войны Англией и Францией 3 сентября явилось для него неприятной неожиданностью, однако Гитлер твердо верил, что зрелище быстрого и полного разгрома Польши заставит разлагающиеся демократии понять, что дни, когда они еще могли влиять на судьбы Восточной и Центральной Европы, прошли безвозвратно. На том этапе Гитлер не испытывал желания продолжать войну с Францией и Англией. Он был уверен, что правительство его величества охотно примет решение, достигнутое Гитлером в Польше, и что своим предложением мира он поможет Чемберлену и его старым коллегам, спасшим свою честь объявлением войны, выбраться из свалки, в которой их заставили принять участие воинственные элементы в парламенте. Гитлеру и в голову не пришло, что Чемберлен вместе со всей остальной Британской империей и Содружеством наций отныне решился добиться его гибели или погибнуть в борьбе. Следующим шагом России после раздела Польши с Германией было заключение трех "пактов о взаимной помощи" с Эстонией, Латвией и Литвой. Эти Прибалтийские государства были самыми ярыми антибольшевистскими странами в Европе. Все они освободились от Советского правительства в период гражданской войны 1918--1920 годов и грубыми методами, свойственными революциям в этих районах, создали общества и правительства, главным принципом которых была враждебность к коммунизму и России 1. 20 лет отсюда, в частности из Риги, по радио и всевозможным другим каналам на весь мир шел поток острой антибольшевистской пропаганды. Тем не менее, эти государства, за исключением Латвии, не связывались с гитлеровской Германией. Немцы охотно пожертвовали ими при заключении сделки с русскими. 1 Договоры о взаимной помощи СССР и Эстонии (28.9. 1939 г.), Латвии (5. 10. 1939 г.) и Литвы (10. 10. 1939 г.) были заключены в обстановке, когда Европа была охвачена войной и Прибалтийским странам, сохранявшим нейтралитет, необходимо было остаться вне военной грозы. Советско-германский пакт о ненападении (секретный протокол к нему) исключал Прибалтийские страны из сферы интересов Германии. Это позволило им заключить соглашение с СССР, которое было воспринято тогда общественностью этих стран как наименьшее из зол. В противном случае им пришлось бы связать свою судьбу с фашистской Германией, что грозило им германизацией и участием в войне. Договоры с СССР позволили Эстонии, Латвии и Литве поддерживать и развивать экономические связи с Советским Союзом, снизить безработицу, поддержать стабильность народного хозяйства в условиях, когда традиционные контакты с Западом были разорваны войной. Советские гарнизоны и базы после ввода ограниченных контингентов Красной Армии в эти страны на внутренние дела не влияли (кроме самого факта их присутствия), политика Советского правительства строилась на невмешательстве во внутренние дела (См.: Полпреды сообщают... М., 1990). В 1940 г., в связи с ростом угрозы войны против СССР после поражения Франции, интересы безопасности СССР требовали срочных мер по укреплению западных рубежей, в том числе в республиках Прибалтики. Но методы, которыми достигались эти цели (ультимативные ноты, требование изменения состава правительств, ввод новых советских соединений, прибытие сталинских эмиссаров и т. д.), носили противоправный характер. Стратегические приоритеты отодвинули на второй план нормы международного права. У себя на родине мы укрепляли армию и авиацию и предпринимали все необходимое для усиления военно-морского флота. Я по-прежнему представлял премьер-министру свои предложения и доказывал другим своим коллегам необходимость их осуществления. Военно-морской министр -- премьер-министру 1 октября 1939 года "Накануне воскресного отдыха я решил написать Вам о целом ряде важных вопросов. Несмотря на то что у нас под ружьем около миллиона человек, наш вклад в настоящее время незначителен и останется таким в течение многих предстоящих месяцев. Мы должны сказать французам, что наши нынешние усилия столь же велики, как и в 1918 году, хотя они носят иной характер. Мы должны сказать им, что создаем армию в 55 дивизий, которые будут действовать везде, где необходимо, как только они будут обучены и оснащены, и что при этом надо учитывать тот большой вклад, который вносит наша авиация. В настоящее время наша регулярная армия готовит четыре или пять дивизий, которые, вероятно, будут самыми лучшими на фронте. Но не думайте, что дивизии нашей территориальной армии после полугодовой подготовки смогут без излишних потерь и неудач выступать против солдат германской регулярной армии, лучше оснащенных и уже находящихся в строю не менее двух лет. Они не смогут тягаться и с французскими солдатами, многие из которых служат в армии уже три года. Единственная возможность быстро увеличить наши войска во Франции -- это доставить из Индии профессиональных солдат и использовать их в качестве ядра для формирования воинских частей из территориальных войск и призывников. Этих солдат следует отправить в лагеря на юг Франции, где зима более благоприятна для прохождения подготовки, чем у нас, и где имеется много военных сооружений. Они должны будут стать ядром и костяком восьми или десяти хороших боевых дивизий. К концу весны эти войска по своему составу не уступят тем, против которых или на стороне которых им придется сражаться. Сам факт сосредоточения этих войск во Франции и подготовки их там в зимние месяцы приободрил бы французов и вызвал удовлетворение у них". Катастрофы, происшедшие в Польше и Прибалтийских государствах, все больше побуждали меня к тому, чтобы не допустить вступления Италии в войну и всеми возможными средствами создать базу для общих с ней интересов. Тем временем война продолжалась, и я был занят многими административными делами. В разгар всех этих дел произошло событие, нанесшее нашему морскому министерству удар в самое чувствительное место. В 1 час 30 минут утра 14 октября 1939 года немецкая подводная лодка, преодолев сильные морские течения, проникла через наши оборонительные линии и потопила стоявший на якоре линкор "Ройал Оук". При первом залпе только одна из торпед попала в носовую часть и вызвала приглушенный взрыв. Адмиралу и капитану, находившимся на борту корабля, возможность взрыва торпеды в защищенной стоянке Скапа-Флоу показалась настолько невероятной, что они решили, что взрыв произошел внутри самого корабля. Прошло двадцать минут, пока немецкая подводная лодка -- а это была именно немецкая подводная лодка -- перезарядила свои торпедные аппараты и произвела второй залп. Три или четыре торпеды ударили одна за другой в корпус линкора и вырвали дно корабля. Не прошло и двух минут, как корабль перевернулся и затонул. Большая часть экипажа в этот момент находилась на боевой вахте, но из-за быстроты погружения корабля почти никому, кто находился внизу, спастись не удалось. Погибло 786 офицеров и матросов, в том числе контрадмирал Блэгров. Подводная лодка U-47 тихо проскользнула обратно через узкий проход. Этот эпизод, который можно с полным основанием рассматривать как воинский подвиг командира немецкой подводной лодки, потряс общественное мнение. Это событие вполне могло оказаться в политическом отношении роковым для любого министра, отвечающего за довоенные меры предосторожности. Как новичок, я был избавлен от подобных упреков в эти первые месяцы пребывания на своем посту. Я обещал провести строжайшее расследование. Премьер-министр сообщил в связи с этим палате общин также о налете немецкой авиации на Ферт-оф-Форт 16 октября. Это была первая попытка немцев нанести нашему флоту удар с воздуха. Немцы, летая парами или тройками (в общей сложности двенадцать, а может быть, и больше самолетов), бомбили наши крейсера, базировавшиеся на Ферт. Незначительные повреждения получили крейсера "Саутгемптон" и "Эдинбург" и эсминец "Мохок". 25 офицеров и матросов были убиты или ранены. Четыре вражеских бомбардировщика были сбиты, из них три -- нашими истребителями и один -- зенитной артиллерией. Вполне вероятно, что на базу возвратилось менее половины самолетов, участвовавших в налете. Эти потери явились весьма действенным фактором устрашения. На следующее утро 17 октября был произведен налет на Скапа-Флоу и близкими разрывами поврежден старый корабль "Айрон Дьюк", с которого к тому времени были сняты вооружение и броня и который использовался в качестве плавучей базы. Корабль сел на мель и продолжал служить по назначению всю войну. Во время налета был сбит вражеский самолет. К счастью, флот в это время не находился там. Эти события показали, насколько важно было обеспечить защиту Скапа-Флоу от любого нападения, прежде чем пользоваться этой базой. Но прошло почти полгода, пока Нам удалось воспользоваться огромными преимуществами этой стоянки. Нападение на Скапа-Флоу и потеря "Ройал Оук" немедленно побудили адмиралтейство к действиям. 31 октября я вместе с начальником военно-морского штаба отправился в Скапа-Флоу для проведения второго совещания по этим вопросам на флагманском корабле адмирала Форбса. Меры по усилению обороны Скапа-Флоу, о которых мы теперь договорились, предусматривали укрепление боковых заграждений, увеличение количества брандеров в открытых восточных проходах, а также установку управляемых минных полей и других заграждений. Наряду со всеми этими внушительными преградами намечалось увеличить число дозорных судов и установить орудия, которые прикрывали бы все подступы. На случай нападения с воздуха было решено установить 88 тяжелых и 40 легких зенитных орудий, а также много прожекторов и аэростатов воздушного заграждения. Была организована оборона при помощи истребителей, имевших базы на Оркнейских островах и в Уике -- на материке. Считали, что все эти мероприятия будут завершены или, по крайней мере, осуществлены настолько, что к марту 1940 года вполне можно будет вернуть сюда флот. Тем временем Скапа-Флоу можно будет использовать как базу для заправки эсминцев. Наша протяженная, но тонкая линия блокады, тянувшаяся от Оркнейских островов на север, преимущественно состоявшая из вооруженных торговых судов, в промежутках между которыми действовали поддерживающие их военные корабли, могла, конечно, в любую минуту подвергнуться внезапному нападению немецких линейных кораблей, в особенности двух самых быстроходных и мощных линейных крейсеров -- "Шарнхорст" и "Гнейзенау". Помешать такому налету мы не смогли и только надеялись, что нам удастся втянуть нападающих в решающую схватку. К вечеру 23 ноября на вооруженном торговом судне "Равалпинди", находившемся в патрульном плавании между Исландией и Фарерскими островами, увидели вражеский военный корабль, который быстро шел на сближение. Командир "Равалпинди" принял этого незнакомца за карманный линкор "Дойчланд" и послал соответствующее донесение. Капитан Кеннеди не мог питать никаких иллюзий насчет исхода подобной дуэли. Его корабль представлял собой лишь вооруженный пассажирский лайнер, бортовая артиллерия которого состояла из четырех старых шестидюймовых орудий, в то время как предполагаемый противник был вооружен шестью одиннадцатидюймовыми орудиями, не считая вспомогательного вооружения. Тем не менее он принял вызов, решив биться до конца. Противник открыл огонь с дистанции 10 тысяч ярдов; "Равалпинди" отвечал. Подобная неравная дуэль не могла тянуться долго, однако сражение шло до тех пор, пока "Равалпинди", все орудия которого были выведены из строя, не превратился в пылающий костер. Корабль затонул с наступлением темноты, и вместе с ним погибли капитан и 270 человек его отважной команды. Спаслось только 38 человек, из которых 27 попали в плен к немцам, а остальных 11 подобрало другое английское судно после того, как они 36 часов продержались в ледяной воде. В действительности оказалось, что это был не "Дойчланд", а линейный крейсер "Шарнхорст". Этот корабль за два дня перед этим вместе с "Гнейзенау" вышел из немецких вод для нападения на наши караваны в Атлантике. Однако, встретив и потопив "Равалпинди" и опасаясь последствий разоблачения своего местонахождения, оба корабля прекратили дальнейшее выполнение порученного им задания и тотчас вернулись в Германию. Таким образом, героический подвиг "Равалпинди" не был бесцельным. Крейсер "Ньюкасл", находившийся в патрульном дозоре неподалеку, увидел вспышки выстрелов и тотчас по получении первого сигнала с "Равалпинди" прибыл к месту боя вместе с крейсером "Дели", правда в тот момент, когда охваченное огнем судно едва держалось на воде. Крейсер "Ньюкасл" пустился преследовать противника и в 6 часов 15 минут вечера сквозь сумрак наступавшей ночи и ливень увидел два корабля. В одном их них признали линейный крейсер, но из-за темноты контакт был утрачен и противнику удалось скрыться. Ныне мы знаем, что "Шарнхорст" и "Гнейзенау" прошли через линию наших крейсеров близ норвежского побережья утром 26 ноября. Погода была скверная, и противники не заметили друг друга. С помощью современных радиолокационных средств установить присутствие противника удалось бы наверняка, но в ту пору этих средств еще не было. Общественное мнение было настроено неблагоприятно к военно-морскому министерству. Мы не могли доказать внешнему миру, как безмерно обширны моря и как напряженны усилия флота на морях. Прошло два с лишним месяца войны, было несколько крупных потерь, а нам еще нечего было проставить в противоположной графе. Не могли мы также ответить и на вопрос: "Чем же занимается, в конце концов, военно-морской флот?" Глава седьмая МАГНИТНАЯ МИНА (Ноябрь -- декабрь 1939 г.) В начале ноября я съездил во Францию, чтобы обсудить с французскими военно-морскими властями наши совместные операции. Мы с адмиралом Паундом отправились во французский военно-морской Штаб, находившийся в сорока милях от Парижа, в парке у древнего замка герцога Ноэльского. Ниже следует мое заявление на этом совещании о положении Нашего флота в тот момент: Заявление военно-морского министра Англии французскому военно-морскому министерству. "1. Только на море война началась со всей интенсивностью. Действия немецких подводных лодок против торгового судоходства, чуть не приведшие в 1917 году к катастрофе, пресекаются теперь англо-французским флотом по борьбе с подводными лодками. Надо ожидать большого увеличения германского подводного флота (возможно, что немцы одолжат лодки у России). Но это не должно вызывать никакой тревоги, если только все намеченные нами контрмеры будут осуществлены быстро и в самых крупных масштабах. Представители военно-морского министерства подробно расскажут о наших обширных программах. Однако полное их развертывание начнется лишь в конце 1940 года. А пока крайне необходимо, чтобы все имеющиеся суда по борьбе с подводными лодками были закончены строительством и вступили в строй. 2. Нет никакого сомнения, что наш прибор "Асдик" -- гораздо более эффективное средство, чем все, что было известно в прошлой войне. Он позволяет двум торпедным катерам выполнить такую работу, на которую в 1917--1918 годах потребовалось бы десять лет. Но все это верно, когда речь идет об охоте за подводными лодками. Что же касается конвоирования, то для этого важное значение имеет количество. Считать себя в безопасности можно лишь тогда, когда эскортные корабли снабжены прибором "Асдик". Это относится как к военным кораблям, так и к торговым караванам. Победа над немецкими подводными лодками будет достигнута, когда будет ясно, что любая атака на французские или английские суда будет встречена контратакой с помощью прибора "Асдик". Английское военно-морское министерство готово оборудовать все французские корабли по борьбе с подводными лодками приборами "Асдик". Стоимость этого невелика, и расчеты могут быть произведены позже. Но каждое французское судно, отправленное в Англию для установки прибора "Асдик", будет немедленно использовано в операциях; мы также договоримся о передаче опыта и о подготовке, которую можно будет пройти в каждом данном случае. Наиболее удобно это будет сделать в Портленде -- на родине "Асдика", где имеется все необходимое для этого. Мы предполагаем провести подготовку к оборудованию 50 французских кораблей, если желательно. 3. Мы искренне надеемся, что французское морское министерство умножит количество кораблей, оборудованных прибором "Асдик", и с максимальной быстротой закончит все, что может вступить в строй в 1940 году. 5. В английском военно-морском министерстве мы провели резкую грань между большими кораблями, которые могут быть закончены в 1940 году, и теми, которые могут быть закончены позже. В частности, мы напрягаем все силы, чтобы закончить в 1940 году, если будет возможно, осенью, линкоры "Кинг Джордж V" и "Принс оф Уэлс". Это необходимо сделать, ибо появление в океане немецкого "Бисмарка" до того, как вступят в строй эти два корабля, было бы величайшим бедствием, так как его нельзя было бы ни перехватить, ни уничтожить и, следовательно, он будет свободно действовать на океанах, нарушая все наши коммуникации. Но и у Франции имеется линкор "Ришелье", который может быть закончен осенью 1940 года, а то и раньше. Поэтому мы надеемся, что будут приняты все меры, чтобы закончить "Ришелье" в самые сжатые сроки. Что касается английских и французских линкоров, заложенных позже, то о них мы сможем поговорить в апреле или мае будущего года, когда станут более ясными ход и характер войны. Английское военно-морское министерство выражает благодарность французским коллегам и товарищам за их замечательную помощь в общем деле, которую они оказывали с самого начала этой войны. Эта помощь превосходит все обещания или соглашения, заключенные перед войной. Эскортируя на родину конвои судов из Сьерра-Леоне, французские крейсера и эсминцы оказали незаменимую помощь, без которой союзный торговый флот понес бы огромные потери. Крейсера и эсминцы, которые вместе с "Дюнкерком" прикрывали конвои на западных подступах, были в то время единственным средством защиты он немецких рейдеров. Французские подводные лодки, оперирующие у Тринидада, имели исключительно большое значение. Кроме того, два эсминца, которые постоянно сопровождают конвои между Гибралтаром и Брестом, служат важным подспорьем для наших ресурсов, которые, хотя и велики и непрерывно возрастают, все же напряжены до предела. Рассматривая войну в более широком плане, следует сказать, что неспособность противника построить боевой порядок позволила нам широко расставить на океанах наш военно-морской флот и создать семь или восемь английских отрядов морских охотников плюс два французских, каждый из которых в состоянии перехватить и уничтожить такой корабль, как "Дойчланд". Наш флот теперь плавает в Северной Атлантике, в Южной Атлантике и в Индийском океане. В результате вражеские рейдеры не осмеливаются нанести нашим конвоям такие потери, как мы опасались в наших довоенных расчетах. Тот факт, что один, а может быть, и два корабля типа "Дойчланд", находясь в течение нескольких недель на наших главных атлантических торговых путях, ничего не достигли, дает нам основание меньше бояться этой формы атаки, которую мы раньше считали чрезвычайно опасной. Скоро мы будем доставлять во Францию первые контингенты канадских и австралийских войск, и для этого целесообразно широко расставить все наши группы кораблей-охотников. Многим самым крупным конвоям, которые направятся через Атлантический океан, необходимо будет придать для эскорта линейные корабли. Мы намереваемся поддерживать непрерывную блокаду на севере от Гренландии До Шотландии, несмотря на все трудности зимы. Для обеспечения этой блокады придется дополнительно использовать 25 вооруженных торговых судов и в поддержку им 4 крейсера по 10 тысяч тонн водоизмещением, вооруженных восьмидюймовыми пушками. Помимо этого, мы всегда держим наготове главные боевые силы английского военно-морского флота -- новейшие линкоры, а также "Худ" или какой-нибудь другой большой корабль, чтобы в случае прорыва "Шарнхорста" и "Гнейзенау" можно было дать им бой. Учитывая положение на Балтийском море, мы не считаем, что эти два корабля будут использованы. Тем не менее мы постоянно держим наготове такие силы, которые могли бы осилить их". Французское военно-морское министерство в своем ответе указало, что оно фактически уже заканчивает строительство нескольких кораблей и с удовольствием принимает наше предложение насчет "Асдика". Не только "Ришелье" будет закончен летом 1940 года, к осени будет готов и "Жан Бар". В сентябре и октябре около десяти торговых судов затонуло у входов в наши порты, несмотря на то, что эти входы были как следует протралены. У военно-морского министерства немедленно возникло подозрение, что применены магнитные мины. Это не было новинкой для нас. Мы даже начали применять их в небольшом количестве в конце прошлой войны. В 1936 году комитет военно-морского министерства изучал контрмеры против механизмов магнитного действия, но занимался главным образом борьбой с магнитными торпедами и плавучими минами и не учитывал полностью огромных разрушений, которые могли быть причинены крупными донными минами, разбрасываемыми в значительных количествах с судов или самолетов. Не имея образца такой мины, нельзя было найти средство ее обезвреживания. В сентябре и октябре потери судов, главным образом союзных и нейтральных, подорвавшихся на минах, составили 56 тысяч тонн, и в ноябре это побудило Гитлера туманно намекнуть на свое новое "секретное оружие", против которого не было защиты. Однажды вечером, когда я находился в Чартуэлле, ко мне явился сильно озабоченный адмирал Паунд. На подходах к Темзе затонуло 6 судов. Каждый день сотни судов входили и выходили из английских портов, и от их движения зависела наша жизнь. Эксперты Гитлера, должно быть, сказали ему, что этот вид нападения приведет к нашей гибели. К счастью, он начал эти операции в небольших масштабах, с ограниченными запасами и ограниченными возможностями производства таких мин. Кроме того, судьба благоприятствовала нам. 22 ноября между 9 и 10 часами вечера заметили, что какой-то немецкий самолет сбросил в море близ Шуберинесса крупный предмет на парашюте. В этом районе у берега большие илистые участки, которые обнажаются при отливе, и мы тотчас поняли, что, какой бы это ни был предмет, мы сможем осмотреть и, возможно, даже извлечь его, когда вода спадет. Такой случай нельзя было упускать. В тот же вечер в военно-морское министерство вызвали двух высококвалифицированных офицеров Уври и Льюиса из военно-морской лаборатории на корабле "Верной", которой была поручена разработка подводного оружия. Адмирал Паунд и я побеседовали с ними и выслушали их планы. В половине второго утра они уже направились на автомашине в Саут-Энд на выполнение опасного задания по вылавливанию этого предмета. Еще до рассвета 23 ноября, в кромешной тьме, они с помощью сигнального фонаря нашли мину в 500 ярдах от высшей линии прилива, но так как в это время прилив уже начался, им удалось лишь осмотреть ее и провести подготовку к тому, чтобы заняться ею во время следующего отлива. Эта важнейшая операция была предпринята в начале дня, и к этому моменту было установлено, что недалеко от первой мины в иле лежит вторая. Уври вместе со старшиной Болдуином занялись первой миной, в то время как их коллеги Льюис и матрос Вирнкомб ожидали на безопасном расстоянии на случай неполадок. После каждой заранее намеченной операции Уври сигнализировал Льюису, чтобы тот мог воспользоваться его опытом при обезвреживании второй мины. В конце концов потребовались объединенные усилия всех четырех человек для работы над первой миной. Их искусство и преданность делу были вознаграждены сторицей. В тот же вечер Уври явился со своими людьми в военно-морское министерство и рапортовал, что мина извлечена в целости и находится на пути в Портсмут для детального осмотра. Я принял их восторженно. Собрав восемьдесят или сто офицеров и чиновников в нашем самом большом зале, я заставил Уври рассказать всю историю этой взволнованной аудитории, которая хорошо понимала, что здесь поставлено на карту. С этого момента положение полностью изменилось. Мы тотчас получили возможность применить результаты предыдущих исследований для разработки практических мероприятий по борьбе со специфическими особенностями этой мины. Все силы военно-морской науки были пущены в ход, и вскоре наши опыты стали давать практические результаты. Координацию всех технических мероприятий возложили на контр-адмирала Уэйк-Уокера. Мы работали сразу по всем направлениям. Сначала были разработаны активные способы борьбы: новые методы траления и детонации запальных приспособлений. Затем -- пассивные оборонительные меры для всех судов, движущихся по непротраленным или плохо протраленным каналам. Для этой второй цели была разработана чрезвычайно действенная система размагничивания судов путем опоясывания их электрическим кабелем. Эту систему немедленно применили на судах всех типов. Торговые суда оборудовали этим приспособлением во всех наших главных портах без значительной задержки. Что касается военно-морского флота, здесь процесс облегчался наличием высококвалифицированного технического персонала. Серьезные потери продолжались. 21 ноября новый крейсер "Белфаст" подорвался на мине в Ферт-оф-Форт, а 4 декабря линкор "Нельсон" наткнулся на мину у входа в Лох-Ю. Однако обоим кораблям удалось дойти до порта с доком. В этот же период у восточного побережья затонули два эсминца, а два других и минный заградитель "Адвенчер" получили повреждения. Следует отметить, что благодаря принятым нами мерам вражеская разведка узнала о повреждении "Нельсона" лишь после того, как корабль отремонтировали и он снова вступил в строй. Однако в Англии эти факты с самого начала были известны многим тысячам людей. Вскоре на основе приобретенного нами опыта мы нашли новый и более простой метод размагничивания кораблей. Моральный эффект этого успеха был огромный, но для того, чтобы свести на нет усилия противника, нам приходилось полагаться на беззаветную мужественную и настойчивую работу тральщиков и на терпеливый труд специалистов, сконструировавших необходимое оборудование. Начиная с этого времени, несмотря на многие тревожные периоды, мы научились бороться с минами, и постепенно угроза начала уменьшаться. Первые магнитные мины произвели на меня глубокое впечатление, и помимо всех оборонительных мероприятий, которыми нам приходилось заниматься, я стал искать способы возмездия. Накануне войны я был на Рейне, и мысленно мой взор был обращен на эту главную и жизненно важную немецкую артерию. Еще в сентябре я поднял вопрос в военно-морском министерстве о запуске речных мин в Рейн. Учитывая, что эта река использовалась судами многих нейтральных стран, мы, конечно, не могли приступить к осуществлению этого плана, пока немцы не взяли на себя инициативу этой не разбирающейся в средствах формы войны. Когда это произошло, я решил, что правильным ответом на потопление без всякого разбора судов у входа в английские порты будет аналогичное и, если возможно, более действенное минное наступление на Рейне. Поэтому 17 ноября я написал несколько служебных записок, и в одной из них, которая приводится ниже, излагается наиболее четко этот план: Начальнику главного управления военного кораблестроения и ремонта и другим "1. В качестве меры возмездия нам, возможно, придется сбрасывать в Рейн большое количество плавучих мин. Это можно легко сделать в любой точке между Страсбургом и Лаутером, где левый берег принадлежит Франции. Генерал Гамелен весьма заинтересовался этим планом и просил меня разработать его для него. Следует ясно понимать преследуемую нами цель. По Рейну проходит огромное количество весьма крупных барж, и он представляет собой главную артерию немецкой торговли и жизни. Эти баржи предназначены только для речного транспорта, и у них нет ни двойных килей, ни больших отсеков, разделенных переборками. Эти детали можно легко проверить. Кроме того, за последнее время через Рейн переброшено по крайней мере 12 понтонных мостов, необходимых для немецких армий, сосредоточенных в районе Саарбрюккен, Люксембург. Поэтому нужна небольшая мина, скажем, не больше футбольного мяча. Максимальная скорость течения реки равняется 7 милям в час, а в среднем 3 или 4 милям; это легко проверить. Поэтому мина должна быть снабжена часовым механизмом, благодаря которому она будет становиться опасной, только проплыв определенное расстояние, с тем чтобы она успела выйти за пределы французской территории, а также чтобы она наводила ужас ниже по Рейну до его слияния с Мозелем и дальше. Благодаря этому механизму мина должна тонуть или, еще лучше, взрываться до того, как она достигнет голландской территории". Этот план понравился военному кабинету. Члены кабинета считали вполне правильным и справедливым, что в условиях, когда немцы пользуются магнитной миной для уничтожения всех судов, будь то союзных или нейтральных, входящих в английские порты, нам следует нанести ответный удар и парализовать все их огромное судоходство по Рейну. Были получены необходимые разрешения и фонды, и подготовка к осуществлению этого проекта развернулась полным ходом. Все это происходило в ноябре, а подготовка могла быть закончена только к марту. Глава восьмая БОЙ У РЕКИ ЛА-ПЛАТА Хотя больше всего мы страдали и подвергались риску из-за угрозы подводного нападения, нападение надводных рейдеров на наши океанские торговые суда в течение сколько-нибудь длительного времени оказалось бы еще более угрожающим. Три немецких карманных линкора, строительство которых разрешалось Версальским договором, были спроектированы с таким расчетом, что им придется главным образом уничтожать торговые суда. Шесть одиннадцатидюймовых орудий, скорость 26 узлов и броня -- все это было мастерски втиснуто в дозволенные пределы водоизмещения 10 тысяч тонн. С этими кораблями не мог тягаться ни один английский крейсер. Немецкие крейсера, вооруженные восьмидюймовыми орудиями, были более современного типа, чем наши, и использование их в качестве рейдеров для ударов по торговым путям также представило бы грозную опасность. Кроме того, противник мог бы использовать в этих цел