преля 1918 г. был отдан следующий приказ: "Приказываю начальникам станичных дружин ежедневно к 12 часам дня доносить в штаб ар-

78) 1918 г., апреля 2-го дня. Мы нижеподписавшиеся граждане казахи Аксайской станицы. Черкасского округа В. Д., собравшись по колокольному звону, выслушав речь делегата из Новочеркасска хорунжего Димитриева о том, что город Новочеркасск занят Донской казачьей властью и устанавливается прежнее правление, постановили: приветствовать свою Донскую казачью власть и подтвердить настоящим приговором, что мы все присоединяемся к мнению города Новочеркасска, для чего сделать мобилизацию четырех переписей казахов нашей и других станиц и в случае надобности дать надлежащую помощь закрепления казачьей власти. В дополнение к приговору сообщаем, что Аксайская станица уже выступила на фронт и сражается в передовой цепи.

166

мии (атаманский дворец79): 1) Численный состав дружин (пеших и конных отдельно) 2) Число вооруженных (система винтовки и количество к ним патронов) 3) Фамилии начальников дружин. В случае прибытия пополнений из станиц доносить об этом немедленно. 4) Ввиду того, что офицеры без дела разгуливают по городу, приказываю под страхом предания военному суду немедленно забрать у инспектора артиллерии оружие и присоединиться к станичным дружинам, согласно сделанного при регистрации распределения. 5) Строго воспрещаю брать из лечебных заведений каких бы то ни было больных и раненых, без согласия старших врачей впредь до их выздоровления, в необходимых случаях нужно приставлять караул и считать то или другое лицо арестованным. Виновные в неисполнении приказа будут предаваться военному суду. 6) Какие бы то ни было реквизиции могут производиться лишь с разрешения и письменного приказания командующего армией или начальника штаба армии. Подтверждается, что обыски и аресты могут производиться лишь по письменному приказанию начальника милиции или коменданта города. Командующий казачьей армией Фетисов".

Одновременно для пополнения дружин, командующий казачьим корпусом В. Ст. Фетисов объявил мобилизацию всех казаков в возрасте от 17 до 50 лет включительно, как Новочеркасской, так казаков и других станиц, проживавших в городе и его окрестностях.

Не лишено интереса то, что название высшего соединения казачьих дружин, захвативших Новочеркасск, установлено еще не было. В одном случае В. Ст. Фетисов именовал себя "начальником отряда", в другом -- "командующим отделом", в третьих -- "командиром казачьего корпуса" и наконец-- "командующим армией".

В эти дни в Новочеркасск прибыл председатель районного штаба 80). Он сообщил, что 1-го апреля в ст. Манычской состоялся съезд 11 станиц Черкасского округа, начавших борьбу с большевиками и что казаки Кагальницкой, Хомутовской, Мечетинской и Егорлыцкой станиц, после боя с красными, отбросили большевиков к Ростову. Дошли сведения и из 1-го Донского округа о том, что в округе настроение бодрое, что все станицы и хутора мобилизуют казаков и посылают в Новочеркасск дружины. Шли утешительные слухи и с крайнего севера -- Хоперского округа, о восстании казаков против советов.

Если эти вести в известной степени были правдоподобны, то наряду с ними в городе циркулировали, находя место даже в печати, самые фантастические и нелепые слухи. Приведу только некоторые из них, подтверждающие, как местная пресса обманывала доверчивого обывателя. Газета "Вольный Дон" 81) в рубрике "на фронте" печатала буквально следующее: "Корнилов и Великий князь Николай Николаевич двигаются на Ростов с юга" и там же: "Отряды генерала Корнилова берут Батайск. Гайдамаки подходят к окрестностям Таганрога и заняли Гуково" (в 17 верстах от ст. Зверево). Не отставая от "Вольного Дона" газета "Свободный Дон" сообщала: "С часу на час ожидается вступле-

79) В это время штаб перебрался в атаманский дворец.

80) Такой штаб образовался в ст. Манычской.

81) "Вольный Дон", No 1 от 4 апреля 1918 года.

167

ние в Новочеркасск отрядов ген. Попова и Семилетова, находящихся где-то неподалеку" 82).

На самом деле, все это далеко не отвечало действительности. Фактически Новочеркасск со всех сторон был окружен большевиками и никто не спешил ему на помощь. Однако психология тогда была такова, что невозможное признавалось возможным, а вымысел часто сходил за истину. Такими сведениями местная печать, очевидно стремилась поддержать в населении бодрость духа, а в сущности оказывала медвежью услугу: находились лица, а среди них и офицеры, рассуждавшие так: идут отряды Великого князя, ген. Корнилова, Попова, подождем их прихода, а тогда, в зависимости от обстановки и определимся.

К вечеру 3-го апреля, несмотря на царившую еще в Новочеркасске сумятицу, неналаженность вопросов снабжения оружием и патронами и продовольствия станичных дружин и, наконец, неорганизованность и неустойчивость их в боевом отношении, все же обстановка, как будто, складывалась в нашу пользу.

Я воспользовался благоприятным моментом и решил впервые за три дня отлучиться из штаба. Мне хотелось повидать тех, у кого я скрывался в последнее время, а также отыскать мое военное обмундирование, спрятанное где-то моими друзьями.

Мое отсутствие продолжалось не более часа. Но когда я вернулся в штаб, я было глубоко потрясен резкой в нем переменой. Все панически суетились. Офицеры и писаря штаба торопливо разбирали бумаги, жгли многие документы и спешно собирали имущество. Готовились к укладке телеграфные и телефонные аппараты, -- в общем, все указывало на то, что происходит лихорадочное приготовление к поспешному бегству. Причиной такой неожиданной перемены послужило, как я узнал, сообщение одного из чинов железнодорожной администрации ст. Аксайская, что большевики большими силами при поддержке броневых поездов, повели наступление со стороны г. Нахичеваня, опрокинули и совершенно рассеяли наш южный отряд. Ввиду этого, с часа на час можно было ожидать занятия красными названной станции, почему телеграфисты, предупредив штаб о случившемся, прервали связь, испортили аппараты, а сами разбежались. Вот эта весть и произвела такое ошеломляющее впечатление на чинов штаба.

Если все это отвечало истине, то Новочеркасск со стороны Ростова был совсем открыт и, значит, каждую минуту броневые поезда большевиков могли очутиться под стенами города. Как я ни старался проверить это сообщение и выяснить истинное положение у ст. Аксайской, мне это не удалось. Тогда я принял меры, чтобы сколько-нибудь успокоить чинов штаба. Вначале мои настояния возымели некоторое действие, но наступившая темнота вновь усилила нервность настроения. Очень жуткое и тягостное впечатление произвел на всех истерический припадок начальника штаба подполк. Рытикова. Схватившись за голову, он начал бегать и кричать: "Все пропало, все потеряно, что теперь будет со мной, с моей семьей" и т. д. Не выдержало сердце и у Фетисова. Измученный бессонными ночами и нервной работой, он впал в

82) "Свободный Дон", No 2 от 3 апреля 1918 года.

168

полную апатию и спокойно говорил, что теперь ему все равно, что он никуда не побежит, останется здесь и что сейчас у него единственное желание -- отдохнуть и хотя бы часок заснуть.

Скажу откровенно и меня охватило страшное отчаяние. Хотелось бросить все и скрыться от этой кошмарной действительности. Нервы уже не выдерживали. Хотелось забыться, ничего не знать, никого не видеть. Не слышать все одни и те же ужасные вопросы: "что нам делать, как быть, удержим ли город, не появятся ли сейчас большевики, успеем ли уйти" и т. д. и т. д. Я всячески старался переломить себя и хоть немного собраться с мыслями.

"Психологический кризис" у Фетисова и Рытикова продолжался и мне одному пришлось выкручиваться из создавшегося хаоса, будучи при этом среди людей уже охваченных паникой. Положение ежеминутно ухудшалось. По городу ползли зловещие слухи, разжигавшие расстроенное воображение и еще более усиливавшие общее смятение. Волнуясь говорили, что в городе будто бы уже появились матросы; что наши караулы бросили свои посты и бежали; что арестованные большевики в тюрьмах выломали двери и вооружившись, направляются для захвата штаба. Тревога из штаба быстро распространялась по городу. Вскоре на площади около атаманского дворца, скопилась большая толпа. Она явно сочувствовала большевикам. Слышались недвусмысленные выкрики по адресу штаба. А в это время, в штабе никакой охраны не было. К счастью, вскоре во дворец прибыло несколько десятков офицеров и явился начальник милиции ген. Смирнов. По моему указанию, он стал наводить внутренний порядок. Наспех кое-как сорганизовали прибывших офицеров. Они быстро очистили площадь и установили охрану штаба. С целью не допустить к городу с Ростовского направления бронепоезд красных, я отобрал 8--10 партизан с двумя надежными офицерами и направил их к хутору Мишкину с задачей разобрать и взорвать возможно на большем расстоянии полотно железной дороги. Этой команде были приданы телеграфисты с необходимым имуществом, дабы прибыв на место, они могли включиться в линию и ориентировать штаб в обстановке и о ходе работы.

Оценивая положение, я неуклонно приходил к выводу, что оставление нами города вопрос лишь ближайших часов. Но при сложившейся обстановке вывести офицеров и дружинников из города, мне казалось делом чрезвычайно трудным. Не скрывая своего решения, я, прежде всего, принял меры дабы оповестить об этом всех офицеров, бывших в Новочеркасске, а не бросить их, как это было сделано 12-го февраля 1918 года, когда из города уходил отряд Походного Атамана. С этой целью, несколько расторопных офицеров было послано в разные районы Новочеркасска. Они должны были отыскать квартальных старост и через них передать приказание всем офицерам безотлагательно прибыть к атаманскому дворцу. Одновременно несколько других офицеров было послано на автомобилях 83) в места расквартирования казачьих дружин. Им было приказано во чтобы то ни стало розыскатъ дружинников, составить из них команды, зайти, если нуж-

83) Телефонная связь штаба в это время была почти вся прервана, вероятно местными большевиками.

169

но, в арсенал за оружием и патронами, а затем привести команды к штабу. Меня сильно озабочивали наши караулы у тюрьм и гауптвахты, где сидело по несколько сот арестованных большевиков. Поэтому, дабы проверить все городские караулы и выяснить фактическое положение там, я послал двух штаб-офицеров. Наконец, своего единственного энергичного помощника подъесаула К., я отправил с группой казаков на вокзал. Он должен был там восстановить порядок и по телефону держать меня в курсе происходящего на станции. Прилегающий к станции район кишел рабочими, настроенными большевистски. Поэтому, на вокзале все время происходила невообразимая сутолока и хаос. Оттуда беспрерывно по телефону какие-то неизвестные лица, явно с провокационной целью сообщали, то о занятии станции красными, то о прибытии карательных отрядов, то о появлении броневых поездов большевиков, чем еще больше усиливали беспорядок и панику.

Только после полуночи настроение в штабе заметно улучшилось. Некоторое успокоение внесло появление на площади перед зданием дворца, верхом на лошади, известного своей удалью сотника Гавриленкова. Несмотря на ампутированные конечности ног, он отлично держался в седле и в боях обычно появлялся в самых опасных местах.

Снабдив партизан патронами и дав для пеших людей грузовик, я отправил эту команду на Ростовское направление с задачей, заняв хут. Мишкин, выдвинуться дальше к югу до соприкосновения с противником и всемерно задерживать продвижение его по железной дороге, взрывая и порча таковую. Сотнику Гавриленкову подчинил ранее высланную туда команду подрывников, вменив ему в обязанность останавливать и включать в свой отряд всех казаков, которых он встретит по дороге.

Вспоминая то сумбурное время, могу сказать, что мною тогда, как мне казалось, было сделано все возможное, чтобы выиграть время до рассвета и спасти положение.

Уже рано утром 4-го апреля сотник Гавриленков донес, что он достиг хутора Мишкина и что его разведчики продвигаются к ст. Аксайской. Вместе с тем, он сообщал, что большевики, под прикрытием артиллерийского огня бронированного поезда, восстанавливают железную дорогу и что одновременно его команда основательно ее разрушает в районе хутора Мишкина.

На северном направлении положение было крепче. Наступательные попытки противника сдерживались огнем наших дружинников.

Примерно часам к 9 утра к атаманскому дворцу собралось несколько сот офицеров и партизан, решивших разделить судьбу с нами. К сожалению преобладали пожилые, иногда глубокие старцы, отставные генералы, старые полковники, т. е. элемент мало пригодный, как рядовые бойцы. Молодых было меньше. Собиралась и учащаяся молодежь, -- студенты, юнкера, кадеты и гимназисты старших классов.

Когда обстановка прошедшей жуткой и кошмарной ночи, а также и состояния штаба стали известны "Совету Обороны", он в спешном порядке решил произвести, еще ранее намеченную реорганизацию высшего командного состава.

Командующим армией был назначен ген. К. Поляков, а начальни-

170

ком штаба генерального штаба полковник С. Денисов 84). Около 10 час. утра названные лица пришли принимать "армию и штаб". Никакой армии, конечно, не было. За таковую считали, державшийся еще где-то в районе Персиановки северный казачий отряд, неизвестной численности, бродившие по городу небольшие кучки казаков, бежавших из южного отряда, к тому же крайне деморализованных неудачей, да толпившихся около штаба несколько сот неорганизованных и невооруженных офицеров и мирных обывателей, решивших встать в ряды бойцов. Вот это все и составляло "армию". Не было, в сущности, и штаба, в том смысле, как это принято понимать. А беспорядок и сумятица, царившие в помещении, ясно говорили, что "штаб" пережил крайне тревожную ночь. К этому прибавлялась еще и критичность нашего положения, ибо каждую минуту к городу могли подойти броневые поезда красных. Донесения сотника Гавриленкова становились все более и более неутешительными. Он сообщал, что большевики крупными силами энергично продолжают наступление, что железная дорога ими быстро восстанавливается и что он скоро будет вынужден оставить хут. Мишкин и отойти к городу.

Вот при каких необычайно тяжелых условиях новым лицам пришлось принимать бразды правления и становиться во главе казачьего движения.

После моего доклада обстановки и всех обстоятельств, только, что проведенной ночи, новый командующий армией Ген. К Поляков принял решение -- оставить город, уйти в район станицы Заплавской, переорганизовать дружины в станичные полки, придать им стойкость и затем уже пытаться освободить столицу Дона -- Новочеркасск.

В новом штабе на меня были возложены функции, как бы 1-го генерал-квартирмейстера, т. е. ведение оперативной частью, разведкой, службой связи, организационными и другими вопросами, с непосредственным подчинением мне офицеров генерального штаба 85).

О принятом решении оставить город мы широко оповестили население города, особенно офицерство, предложив всем желающим покинуть город вместе с нами.

После полудня, в северный отряд нами было послано приказание незаметно начать постепенный отход к ст. Заплавской. К этому времени жидкие цепи сотника Гавриленкова, оказывая посильное сопротивление противнику, уже откатились к городу. С целью возможно дольше задержать большевиков на окраине города, наспех были составлены две сотни из толпившихся около атаманского дворца добровольцев и посланы на усиление команды Гавриленкова. Красные наседали и наше положение с каждым часом становилось безнадежнее. Гул артиллерийских выстрелов, пулеметная и ружейная стрельба на окраинах и даже в самом городе, наглядно показывали приближение конца нашего пребывания в Новочеркасске. Нам было особенно важно, как можно дольше удержать в своих руках железнодорожную станцию и восточную окраину Новочеркасска. В противном случае

84) Впоследствии известный командующий Донскими армиями. В то время ни ген. К. Полякова, ни полк. С. Денисова я не знал.

85) Кроме меня и подп. Рытикова в штабе находились еще подполковники Шляхтин и Дронов.

171

большевики отрезали нам единственный путь отступления. Необходимость отхода, казалось, окончательно созрела.

Трезво оценивая обстановку и опасаясь, что потеря нами Новочеркасска может убить в казаках веру в конечный успех борьбы с большевиками, командующий армией счел целесообразным, вместе с членами "Совета Обороны" немедленно отправиться в ст. Кривянскую, где скопилось уже много бежавших дружинников. Там он намеревался собрать станичный сход, переговорить с казаками, объяснить им обстановку, успокоить их, поднять среди станичников упавший дух и убедить их не отчаиваться и не класть оружие до конечной победы. Мне командующий приказал сопровождать его, а вывод "частей" из города возложил на начальника штаба полк. С. Денисова. Сев в автомобиль, приготовленный заботами урядника У. и взяв с собой часть телеграфного и телефонного имущества, мы отправились в ст. Кривянскую. Однако, отъезд командующего армией, некоторыми чинами штаба, настроенными панически, был истолкован по-своему. Несколько офицеров, как мне потом рассказал полк. Денисов, пользуясь царившей суетой и наличием свободных автомобилей, бросилось к ним, чтобы овладеть ими. Но этому их намерению во время воспротивился полк. Денисов. Он буквально вытащил их из автомобилей и приказал все время оставаться при нем, помогая ему" в руководстве отступлением неорганизованных и к тому же панически настроенных людей.

Справедливость требует особенно отметить, что полк. Денисов проявил тогда не только редкое спокойствие и распорядительность, но и выказал большое мужество и личную храбрость. Часто только своим примером, он увлекал малодушных и спасал положение. До последнего момента Денисов оставался в городе, дав этим возможность всем желающим покинуть город, не забыв своевременно снять и все наши караулы. Свой "арриергард" он составил, главным образом из милиционеров и офицерской дружины полк Киреева. Ими он занял вокзал и в короткий срок навел здесь порядок. Железнодорожники явно сочувствовали большевикам, но несмотря на это Денисов под страхом расстрела, заставил их пустить навстречу бронепоезду красных паровоз. Последний где то в нескольких верстах от города свалился и загромоздил путь. Вследствие этого большевистский бронепоезд уже не мог безнаказанно с близких дистанций обстреливать орудийным огнем вокзал и город. На вокзале Денисов задерживался довольно долго, все время личным примером воодушевляя казаков. Все кто хотел покинуть Новочеркасск, могли выйти из города и беспрепятственно переправиться через р. Тузлов. Только после этого полк. Денисов во главе "арриергар-да", нагруженного патронами, снарядами, замками от орудий и другим военным имуществом, оставил станцию и начал в брод переходить р. Тузлов. Местные большевики, преимущественно железнодорожники, видимо, этого ждали. Тотчас же с крыш и окон по отступающим был открыт жестокий ружейный огонь. Проходить приходилось по совершенно открытой равнине, но, к счастью, стреляли беспорядочно и наши потери оказались ничтожными.

Начинало смеркаться, когда хвост отступающих перешел р. Тузлов. На западной окраине ст. Кривянской спешно выставили жидкое сторожевое охранение под командой В. Ст. Фетисова.

172

Новочеркасск снова перешел во власть красных.

Со всех сторон на восток группами и в одиночку тянулись люди. Большинство громко обменивались впечатлениями дня. Многие, как часто бывает, открыто во всем винили начальство. Лучше всех, были настроены казаки -- старики и станичники Кривянцы. Они решительно говорили, что несмотря на неудачу, они будут продолжать борьбу до тех пор, пока не прогонят последнего большевика с Дона.

Часам к 5 вечера станичная площадь Кривянки, двор станичного правления и прилегающие улицы, были заполнены чрезвычайно пестрой толпой, как по составу, так и одеянию. Скорее казалось, что происходит большая и шумливая ярмарка. В огромной и шумной толпе в хаотическом беспорядке мелькали офицерские, чиновничьи и солдатские шинели, штатские пальто, дамские шубы, шляпы, белые косынки, картузы, папахи и традиционные платки казачек. Среди множества телег, груженных домашним скарбом, лошадей, скота, овец и многочисленных собак, неистово лаявших, бегала плачущая детвора, ища родителей. Кое-где виднелись женщины с грудными детьми. Все находились под впечатлением пережитого, все были в нервно-приподнятом настроении. Военное командование и члены "Совета Обороны" должны были проявить нечеловеческие усилия, дабы хоть немного успокоить это бушующее море и не дать еще больше разгореться страстям. Принятые в этом отношении меры, уже начали давать положительные результаты, как вдруг неожиданно со стороны Новочеркасска, раздались орудийные выстрелы и несколько шрапнелей на большой высоте, разорвалось над станицей. Словно по команде, охваченные паникой, все стихийно ринулись на восток к Заплавам, дальше от города, дальше от противника. Через несколько минут площадь была пуста. На ней задержались лишь чины штаба в ограниченном количестве, члены "Совета Обороны", небольшое число офицеров, да несколько десятков казаков, не считая выставленного сторожевого охранения. Станица совершенно опустела. Такой неожиданный оборот дела грозил нам лишением нас нашей "армии". Дружинники могли, минуя Заплавы, разойтись по своим станицам. Собрать их потом и поднять против большевиков, едва ли бы удалось, тем более, что они уже достаточно были деморализованы неудачей. Поэтому, первой нашей заботой было каким-нибудь способом не допустить дружинников распылиться по домам. Употребить для этого силу мы не могли, ибо никакой надежной вооруженной воинской частью мы фактически не располагали. Нам оставалось одно -- единственное средство -- попытаться убедить казаков словом. Иного выхода не было и мы решили испробовать это последнее средство. Посадив в автомобили по несколько вооруженных казаков под командой офицеров или влиятельных стариков из "Совета Обороны", мы выслали их на главные перекрестки дорог, дабы они попытались убедить казаков не расходиться по домам, а идти. всем на Заплавы, которые мы решили сделать пунктом сосредоточения всех дружинников. Вместе с тем, с надежным гонцом послали станичному атаману Заплавской станицы приказание выставить вокруг станицы вооруженные заставы и никого не выпускать из Заплав и Бессергеневки 86). Дав затем нужные

86) Эти станицы расположены почти рядом.

173

указания начальнику сторожевого охранения у ст. Кривянской В. Ст. Фетисову и предоставив свои автомобили раненным и больным, мы, т. е. командующий армией, начальник штаба и я, в сопровождении небольшой группы офицеров и казаков, отправились пешком на Заплавы, -- цель нашего похода, надежда на отдых и база для дальнейшей борьбы. Настроение было грустное. Шли молча, понуря головы, стараясь заглянуть вперед и разгадать неизвестное будущее. В станице Кривянской начались пожары. Жуткое зарево их огней далеко отражалось на горизонте, еще более удручая настроение. Оглядываясь временами назад, я в неясном вечернем тумане различал мерцание тусклых огней родного мне Новочеркасска.

Только около полуночи мы достигли ст. Заплавской. Нас встретил станичный атаман из бывших урядников. Он весьма разумно рассказал нам о положении в станице. Выставленные им по нашему приказанию заставы никого не пропустили далее, почему станицы Заплавская и Бессергеневская оказались забиты дружинниками и беженцами до отказа. Эти сведения нас немного утешили. Где-то в глубине души начинала теплиться надежда, что наше дело еще не совсем проиграно.

В конец измученный нервной беспрерывной работой последних дней, бессонными ночами, недоеданием и утомительной ходьбой, я едва держался на ногах, не будучи уже в состоянии преодолевать свою усталость. Сказав об этом полк. Денисову, я пошел в соседнее здание школы, где и свалился на первой парте. В тот момент я ни на какую работу способен не был. Меня охватила странная апатия. Я испытывал лишь непреодолимую и безотчетную потребность, во что бы то ни стало, отдохнуть и забыться хотя бы на короткое время. Но ночью, несмотря на крепкий сон, я был разбужен дикими криками пьяных голосов. Оказалось, что это была сотня пьяных Кривянцев, решившая учинить над офицерами штаба самосуд, считая их виновниками в оставлении большевикам Новочеркасска, а главное их станицы. Охраны у нас не было. Все казаки спали мертвым сном. Только мужество и редкое самообладание полк. Денисова спасло положение. Он смело вышел к казакам и стал толково объяснять им положение. Он простыми словами сумел доказать им не только преступность их решения, но и заставить их смириться и подчиниться. Казаки притихли. Наиболее буйных оставили в Заплавах, а остальные покорно отправились на позицию в район ст. Кривянской в распоряжение В. Ст. Фетисова. Если бы только не выдержка полк. Денисова и не его знание души казака, этот инцидент кончился бы более чем трагически и для офицеров штаба и для начатого дела, каковое развалилось бы в самом зародыше.

День 5-го апреля надо считать днем зарождения Донской армии. С отходом дружинников в Заплавы, здесь началась кипучая деятельность. Трудно в немногих словах описать, сущность той картины, которая развернулась в Заплавах. Это был продуманный, но бурный по своему темпу, процесс организации, развертывания, плана борьбы и самой борьбы. Целую ночь с 4-го на 5-ое апреля тянулись казаки по дороге от Новочеркасска и Кривянской станицы к Заплавской. А ранним утром 5-го апреля, маленький человек, с большой душой и еще с большей энергией полк. Денисов, уже бегал, суетился, кричал своим характерным голосом, деятельно распоряжался на улицах станицы, ко-

174

торая тогда напоминала собой пестрый цыганский табор. Весь день без отдыха и перерыва Ген. К. Поляков и он сортировали казаков по станицам. Отделяли конных от пеших. Подсчитывали вооружение. Вместо дружин составляли сотни, полки. Из толпы выуживали офицеров и назначали их на командные должности. Я умышленно употребил слово "выуживали", ибо оно лучше всего определяет мою мысль. Как ни странно, но именно офицерский состав больше всего был тогда потрясен событиями и мало кто из офицеров верил в успех дела. Большинство офицеров всячески стремилось незаметно остаться в роли рядовых. Они видимо рассчитывали, что при неудаче и захвате их большевиками, последние не применят к ним особо строгого наказания, иначе говоря не расстреляют. Отыскать офицеров среди толпы было очень трудно, тем более, что внешние признаки офицерского звания отсутствовали. И смешно и в то же время грустно вспоминать, как в тот день полк. Денисов, знавший многих офицеров в лицо, извлекал их из толпы. -- "Иван Петрович" -- кричал он -- "и вы здесь, очень приятно, а я вас искал, нам очень нужен командир для такого-то полка. Да, кажется рядом с вами -- есаул X. Пожалуйте господа сюда. Вот вам казаки такой-то станицы. Вы назначаетесь командиром полка, а есаул командиром 1-й сотни. Составляйте из казаков сотни, подыскивайте себе офицеров и т. д." И Иван Петрович и есаул, оба крайне смущенные, протискивались вперед и волей, неволей, принимались за порученное дело. Но иногда встречались и весьма сомнительные лица офицерского звания, возможно что большевистские агенты. Они. наоборот, всячески стремились попасть на командные должности. Несколько человек было обнаружено тех, кто раньше работал у большевиков87). Поэтому, пришлось создать специальную комиссию под председательством генерала Смирнова, дабы разобраться в офицерском вопросе и, вместе с тем, очистить район от большевистских шпионов. Уже к вечеру 5-го апреля дружины были реорганизованы в полки, которым присвоили наименования по станицам. Общая численность Донской армии 5-го апреля была около 4 тысяч, а к 10-му она достигла 6╜ тысяч человек88). Из невооруженных сформировали при полках особые команды, надеясь в ближайшие дни вооружить их оружием за счет большевиков. Пока же эти команды использовали на тыловых работах. Артиллерия состояла из 6 орудий, но пригодных для стрельбы было только 4. Запряжек имелось лишь на 2 орудия. Снарядов было около 120. Пулеметов оказалось 30. Распределение их по полкам вызвало протесты, ибо пулеметы были трофейные и дружинники, имевшие их, не хотели делиться с другими. Когда казаков распределили по полкам, каждому полку отвели точный район квартирования, приказав местонахождение штабов полков и сотен обозначить флагами и значками и регулярными

87) Среди них оказались и офицеры генерального штаба подп. Рытиков и Дронов. В Заплавах к работе они допущены не были.

88) Пехоту составляли следующие полки: Кривянский 1000 человек, Новочеркасский 700, Заплавский 900, Бесергеневский 800, Богаевский 900, Мелиховский 500 и Раздорский 200. Кроме того, пластунский батальон из казаков, служивших в нем в Германскую войну -- 160 ч. и одна сводная сотня из казаков Аксайской, Ольгинской и Грушевской станиц. В состав конницы вошли: 7 Донской казачий полк -- 700 ч.. Сводный полк -- 400 ч. и команда конных ординарцев штаба -- 45 чел.

175

донесениями поддерживать непрерывно связь с штабом армии. От командного состава категорически потребовали неотлучно быть с казаками, знать каждого бойца, приложить все усилия, чтобы спаять казаков, объединить их, служить им во всем примером, завоевать их доверие, и вместе с тем, стать действительными их начальниками, вернув былое значение офицера.

Как видно, задача, возложенная на командный состав, была чрезвычайно сложная и трудная. Однако, к чести скромного донского офицера, могу засвидетельствовать, что он с нею справился прекрасно. Большая заслуга в этом и ген. Полякова и полк. Денисова. Они не пропускали дня, чтобы не побывать на позиции и не ободрить казаков. Они проверяли расположение частей, заботились об их питании, часто разговаривали со станичниками, а когда нужно было подтягивали их, чем естественно поддерживали престиж командного состава. У казаков постепенно проходил революционный налет и они привыкали видеть в офицере, прежде всего, своего старшего наставника и начальника.

Работа в Заплавах, надо сказать, протекала в необычайно своеобразных условиях.

К вопросу о введении настоящей дисциплины, учитывая психологию дружинников, приходилось подходить осторожно и деликатно. Легко было какой-либо несвоевременной мерой получить обратные результаты. Нельзя было не считаться, что казаки только что начали выздоравливать от большевистского угара. Их можно было уподобить выздоравливающему тифозному больному, которому, если дать сразу сытую мясную пищу, значило бы его убить.

Очень много вызывал хлопот вопрос продовольствия казаков, отрезанных от своих станиц. Они очутились на положении пасынков, ибо станицы с которыми связь существовала, заботу о продовольствии своих полков целиком взяли на себя, но чужих кормить не желали. Однако, в конечном результате, все же удалось убедить станицы все продовольствие и фураж доставлять в Заплавы, где оно интендантом армии полк. Бобриковым будет уже распределяться по частям. Для раненых и больных учредили подобие госпиталя. Нашлось 2--3 врача и несколько сестер милосердия. За неимением медикаментов и перевязочного материала пользовались подручными средствами.

Наши новые полки по очереди несли сторожевую службу на позиции. Район между Новочеркасском и Заплавами -- открытая равнина, пересекаемая изредка неглубокими лощинами. Нашу главную позицию мы выбрали примерно в 2 верстах к западу от станицы и в ночь на 6 апреля приступили к рытью окопов и ее оборудованию. Штаб армии расположился в станичном правлении и был: связан телефоном с позицией. Довольно далеко вперед, на левом фланге у ст. Кривянской обстоятельства вынуждали иметь авангардную позицию 89).

89) С военной точки зрения эта позиция была совершенно ненужной, но Кривянцы, настроенные весьма воинственно и составлявшие отличный полк под командой полк. И. Зубова, настойчиво просили не оставлять их станицу и держать около нее наши части. Пришлось, в ущерб делу, согласиться с этим, причем только Кривянцы, и несли, на ней службу, не пропуская в то же время свою очередь и на главной позиции.

176

Большевики допустили огромную ошибку, что 4 апреля нас не преследовали. Они упустили наиболее благоприятный момент разогнать "казачью армию", бывшую тогда в образе полувооруженной и панически настроенной толпы. Оставались они пассивны и 5-го апреля, тем самым позволив нам переорганизовать дружины и несколько упорядочить самые важные и неотложные вопросы.

С нами в Заплавы несомненно проникли и большевистские агенты. Когда они донесли в Ростов, что здесь закладывается прочный фундамент будущей армии и что вскоре может создаться серьезная угроза существованию советской власти не только в Новочеркасске, но и в целой области, большевики крайне обеспокоились и решили уничтожить эту опасность.

С 6-го апреля они начали активные действия против Заплав. Главный удар большевики направляли на ст. Кривянскую, предварительно обстреляв ее сильным артиллерийским огнем. Наши части это наступление успешно отбили. Столь же были неудачны атаки красных и 8-го апреля. Зарвавшись в наше расположение красногвардейский Титовский полк потерпел поражение, потеряв при этом около сотни человек убитыми и ранеными и в том числе своего влиятельного красного командира. Последнего хоронили в Новочеркасске. Церемония торжественных похорон заняла у большевиков два дня. В течение этих дней они нас не беспокоили, а мы пользуясь передышкой, лихорадочно налаживали дело организации и сколачивания частей. Первые успехи сильно ободрили казаков. Большевики же, ввиду неудачной борьбы с казаками оружием, решили испробовать на них свой излюбленный прием, т. е. агитацию. И вот, как-то перед нашей позицией показались автомобили противника с белыми флагами. Их появление вызвало в окопах разные комментарии и горячие споры по вопросу -- стрелять или нет. На другой день, такие автомобили приблизившись к окопам, бросили несколько пачек прокламаций и затем удалились. В оставленных прокламациях большевики предлагали казакам мир на условиях выдачи ими своего командного состава. В них же они поясняли казакам, что им нет никакого смысла воевать против таких же трудовых казаков и крестьян и что их в междуусобную борьбу обманным путем втянули офицеры и помещики. Такая пропаганда была тогда крайне опасна и могла иметь для нас весьма тяжелые последствия. Это зло было самое опасное и с ним приходилось бороться весьма осмотрительно. Я помню, как на мое категорическое приказание начальнику боевой линии открыть по большевистским автомобилям огонь и не допустить их к окопам, он мне ответил, что казаки отказываются стрелять в противника, едущего к ним с белыми флагами. Только на одном участке и то хитростью удалось захватить одного главаря делегации красных. Он был доставлен в штаб и оказался казаком Лагутиным. Я лично его опрашивал и скажу, что держал себя он крайне вызывающе. После короткого опроса, он был предан "Суду защиты Дона" 90). Его су-

90) Этот суд был учрежден нами и состоял из пяти лиц: двух от "Совета Обороны", двух от полков и председателя по назначению командующего армией, каковым был назначен полк. К. Греков, добрый по натуре, но сильной воли человек. Суд руководился только законами совести и его решения обжалованию не подлежали. Высший над ним контроль был командующий армией.

177

дили и приговорили к смертной казни. В тот же день он был повешен на видном месте в станице. -- "На изменника казачеству и служителя сатаны, -- говорили казаки, -- жаль тратить патрон".

Столь строгая и быстрая кара сразу отрезвила казаков, а вместе с тем у них сильно возросла ненависть к большевикам. Красные сами увеличивали ее тем, что делая налеты на ст. Кривянскую, они грабили казачье добро и многое увозили с собой в город. Больше всех были озлоблены на большевиков, конечно, Кривянцы. Они негодовали на красных и своей злобой заражали и остальных казаков. Особенно беспощадно и жестоко расправлялись Кривянцы с мародерами. Их обычно приводили в Заплавы, где на площади всенародно судили. Суд и расправа были коротки. Нередко в них принимали участие и казачки. Были случаи, что мародеров засекали на смерть. Остановить и запретить подобные расправы было тогда совершенно невозможно. Да к тому же и большевики не щадили наших пленных, особенно офицеров. Последних они часто немилосердно мучили. Выкалывали им глаза (бои под Александровск-Грушевский) или вырезывали лампасы и погоны, т. е. с живого сдирали с ног и плеч полосу кожи, шириной примерно в полтора вершка.

Борьба становилась ожесточенной и беспощадной. Однако, настроение казаков Заплавской группы, нельзя сказать, чтобы было особенно устойчивым. То они горели желанием победить врага или умереть, то вдруг в минуты утомления, такая решимость сменялась малодушием. Тогда они глухо ворчали и говорили о ненужности и бесцельности борьбы с большевиками, которых им все равно не победить, ибо за ними стоит вся Россия. Случались и худшие моменты, когда они не прочь были "замириться" с красными и выдать им своих старших начальников. Такие колебания станичников от нас не укрывались. Приходилось поэтому направлять ум и энергию не только на ведение боевых операций, но и зорко следить за настроением дружинников. Надо было все время поддерживать в них бодрость духа и решительно устранять причины и явления, могущие на них действовать отрицательно. Нам было ясно, что первая неудача, могла бы погубить все дело и оказаться гибельной своими последствиями для командного состава. Поэтому требовалось сколачивать войска и закалять их дух только на победах.

Большую помощь в деле сколачивания Заплавских войск, оказывал командованию "Совет Обороны", переименованный 8-го апреля во "Временное Донское Правительство".

В тот момент, когда большинство умов было захвачено повстанческой энергией и сердца бились счастьем и верой в свободу, это был исподволь создавшийся орган, временную власть которого никто не оспаривал и в котором власть военная черпала силу и авторитет в своих действиях.

Командный состав, зародившейся армии тесно жил с "Советом Обороны", который разделял с ним все тяготы боевой жизни91). Без преувеличения мо